Преодоление. Глава 10. Преодоление. Повесть

         
           Глава 10. ПРЕОДОЛЕНИЕ

       Такого чувства спокойной потерянности в пространстве и времени Настя еще никогда не ощущала. Этот прекрасный корабль у причала, роскошная морская форма команды, бездумное пребывание в толпе никуда не спешащих людей, под тенистыми деревьями перемещающихся по набережной и площади, — все это расслабляло, успокаивало, отдаляло все мысли о доме, о неприятностях и суете, обещало новые непредсказуемые открытия и радости.

        Они ушли от многолюдности на бетонных плитах городского пляжа туда, где ничто не мешало слышать шум набегающих волн, постоянно играющих и ласкающих прибрежную гальку. Павел развернул свой планшет на скамейке в тени, а Настя в своем довольно открытом новом купальнике нырнула в прохладу долгожданной соленой воды.

       Краснота обожженной на пляже в Сочи кожи побледнела, а рядом настойчиво сверкали бронзовым устойчивым загаром те, кто предпочел сразу море и солнце интересным, но утомительным экскурсиям. Температура воды и воздуха отличались незначительно, и Настя почти не выходила из воды.

       Где-то через два часа Настя не выдержала одиночества и, накинув легкий халатик, отправилась в сквер:

       — Паша, ты вообще-то собираешься купаться? Такое пекло! Сделай небольшой перерыв! И на борту после обеда сможешь порисовать! Все, пошли! Мне без тебя скучно! Или ты стесняешься меня? Я отвернусь! А, может быть, ты не умеешь плавать? Господи! Я об этом даже не подумала, прости, пожалуйста!

       Павел рассмеялся:

        — Я на речке вырос в степной глуши. Дед учил меня с детства плавать: заходил в воду по пояс, держа меня на руках, опускал на глубину, как мне тогда казалось, и я плавал вокруг него, ничего не боясь.

      Но однажды в третьем классе пацаны уговорили меня на моей инвалидной коляске поехать с ними на наш дикий пляж. Рядом с бродом, где спокойно переезжали даже легковые машины, среди кустов был большой затон с приличной глубиной. И мои друзья на скорости, преодолев песчаный занос на дороге, столкнули мою коляску с берега. Воды мне было где-то по грудь, но попытка выбраться окончилась печально — колеса не вращались, уходя постепенно в зыбкий песок. Вода поднялась мне по горло, а я, парализованный страхом, вцепился в поручни и молча тонул.

        А мальчишки, испугавшись, стояли на берегу и тоже молча смотрели. И только, глотнув воды, я поплыл, но к противоположному берегу от этих безжалостных глаз. Никогда не забуду это страшное ощущение беспомощности от отсутствия опоры, от своих слабых рук и неподвижных ног. И слезы радости, что не спасовал, выплыл.

      — А потом? — Настя так явно представила этого плачущего, одинокого мальчика на другом, далеком от всех берегу, что, расстроившись, уронила тяжелый планшет на гальку и стала торопливо собирать рассыпавшиеся листы.

       — Мне повезло, и мои мучения тут же закончились. На велосипедах приехала купаться на реку незнакомая пара, и парень, сразу сообразив, что к чему, быстро разделся и приплыл ко мне.

      «Держись за шею!» — приказал он мне, и мы благополучно преодолели глубину. А девушка заставила мальчишек выкатить из воды мою инвалидную коляску. Они доставили меня домой, а я понял, что в мире каждый должен быть сильным, чтобы не просить других постоянно о помощи. И умным, потому что верно замечено — «ведь сила уму уступает».

       С первого класса ко мне домой приходили учителя, учили индивидуально. Но уже с пятого класса я стал заниматься в нормальной школе, постепенно тренируясь, чтобы обходиться с костылями самому. Проблемы всегда можно решить, если, как следует напрячься. Я к этому уже привык. Пошли купаться! Действительно, немного перегрелся.

       Стесняясь при Насте раздеваться, Павел прямо на костылях зашел в воду, оставил их на глубине с метр и поплыл от берега, в футболке, шортах, выгребая сильными, загорелыми руками. И только раскачивающиеся на волнах, притянутые железками ко дну, костыли настойчиво напоминали, что они никуда не торопятся и обязательно дождутся своего хозяина.

      Настя поплыла вслед. Возвращение было тоже затруднительным. Павел морщился от боли, признавшись, что вчера во время длительных прогулок до крови растер кожу костылями под мышками, а соленая вода добавила радости. Он лежал, растянувшись рядом на полотенце, в сырой одежде, такой здоровый и привлекательный, и только проклятые костыли рядом напоминали, что «не все ладно в датском королевстве».

     Сразу после обеда, выслушав доклад дочери о проблемах Павла, Нина Семеновна вывернула на стол пакет с запасом лекарств на целое воинское подразделение и отправилась лечить сопротивляющегося от опеки больного.

     — А ты в каюте посиди! Нечего мужчину смущать своими «ахами». Я вижу, как ему непросто все время ощущать свои проблемы и видеть сочувствующие взгляды сердобольных людей. К этому невозможно привыкнуть, а он живет с этим чувством уже много лет.

      «Мы здесь, на корабле, как в оздоровительном детском лагере! После сытного обеда прячемся в прохладу кают, набираем на удобных кроватях лишние граммы, прилипая к томикам детективов, воодушевленные перспективой с новыми силами наброситься на красоты следующего города. Как там Павел? Зря маму послушала и не пошла просто ему посочувствовать. А все-таки на теплоходе укачивает незаметно, потому что засыпаешь сразу, без сновидений…».

        Когда поднялась на верхнюю палубу, Павел сидел на своем стуле и на придвинутом столе был разложен его знакомый планшет. Он торопливо кивнул на соседний стул:

      — Настя, прости, дорогая, но боюсь, что до отплытия не успею закрепить на бумаге общий контур побережья.

      — Ты не отдыхал после перевязок?

      — Некогда сейчас спать. У твоей мамы удивительно нежные руки и какой-то волшебный крем на травах и меду из Красной Поляны. И бинтов она на меня не пожалела. Хочу сравнить ее прикосновения и твои. Давай ты меня сегодня вечером придешь лечить?

      — Посмотрим! — Настя не удержалась, взлохматила несравненный чуб, провела ласково по спине между лопаток, представив вдруг ясно, как помогает Павлу сдернуть его белую футболку через голову, а дальше пусть случится то, что давно бы произошло, если бы они были в другой ситуации.

      «Хватит мучить Павла обещаниями будущей нежности и ласки. А то он, как гимназисты в бывшее время, разгоряченные пылкими признаниями к влюбленным чистым девочкам, устремлялись в городские притоны к проституткам, тоже не устоит перед любовью доступных женщин здесь, на корабле. Решено! А завтра утром в Севастополе буду уже другой и внешне, и внутренне, и начну писать новую повесть о любви, чтобы не мешать Павлу».

      После ужина Настя придержала Сергея за локоть в коридоре:

       — Сегодня вечером я предлагаю тебе поменяться со мной местами в каютах. В десять часов вечера ты исчезаешь на танцы в дискоклуб, бар, куда хочешь, а потом, если нигде по дороге не потеряешься, ввалишься в каюту к моей маме и попросишься скромно на мягкий диван, при этом, объяснив, что Настя задержится у Павла на всю ночь. Ты не маленький, тебе все ясно, но огонь вызовешь на себя. Надеюсь, что моя мамочка адекватно встретит эту новость.

       И опять было прощание с прекрасным городом, к которому успели уже привыкнуть за два ярких дня, и который постепенно таял на горизонте, оставляя легкую грусть, что невозможно остаться жить там, где солнце и море подарили обоим устойчивое состояние исполнившейся мечты.

      Павел рисовал до темноты на своем уже обжитом месте на восьмой палубе этого девяти палубного красавца-лайнера, не обращая внимания на восхищенные возгласы слонявшихся туристов за своей спиной. И, когда темень залила все окружающее пространство, прячась от вспыхнувших светильников за борт корабля, Настя смело обняла Павла за шею со спины, не давая ему возможности повернуть голову, и прошептала без предисловий:

      — Пойдем к тебе!

       В пустом лифте без посторонних она держала планшет с рисунками, как шит гладиатора перед собой, но Павел только перед выходом поцеловал ее в щеку:

      — А Сережка знает?

      — Ничего, у мамы поспит!

      — Настя! — и в этом возгласе было столько ребячьей радости, взрослого удивления, легкого беспокойства и нескрываемого восхищения, что она у закрытой двери в пустом коридоре опять тесно прижалась всем телом к горячей плоти взволнованного Павла, требуя последнего решительного поцелуя.

      Их слияние произошло так стремительно и неудержимо после восторженных поцелуев и объятий в полной темноте каюты, с задернутыми шторками окнами, после каких-то ласковых слов и нежности, которая от всех этих откровенных и неожиданных прикосновений вознесла ее вдруг в какую-то непознанную страну чувственности и истомы. Испарился, пропал страх чего-то невозможного, не осуществимого. Пьянящее чувство торжества исполненного поглощения друг друга, невозможная высота неземного блаженства — и рядом сильное, горячее тело человека, которому она теперь принадлежала полностью и навсегда.

       «Неужели возможно повторение?» — эта мысль мелькнула где-то в уголочке возбужденного сознания, пытаясь зацепиться за какие-то другие важные мысли, когда Настя укачалась в легкой дреме.

      И снова потом было повторение, но теперь она, словно отдавала Павлу долги, расплачиваясь за то необъяснимое блаженство, что он ей подарил. Она ласкала его тело, не стесняясь своего наготы, потому что теперь и Павел принадлежал ей, став второй половинкой неосязаемой души.

       Утром Настя проснулась от поцелуев, которыми Павел одаривал ее плечи, грудь, живот, стоя на коленях у кровати:

       — Настя, я их чувствую! Представляешь, они ожили, мои колени! Какое-то чудо после сегодняшней волшебной ночи! Как ты себя чувствуешь?

       Настя покраснела:

       — Закрой, пожалуйста, глаза! Мне срочно нужно в душ! И не подглядывай! — она соскользнула с кровати, завернувшись в испачканную простыню. — «Уборщицы сразу догадаются, что у мальчиков сегодня ночью были какие-то малолетки! Ничего, дело молодое!»

      Засмеялась, включив душ: «Смотри, какая стала сразу грамотная! Поумнела за одну ночь!»

        Павел лежал, укрывшись пледом, старательно закрыв глаза. Настя быстро оделась, присела на кровати:

       — Тебе помочь в душе искупаться?

Павел открыл глаза, схватил Настю за руку:

       — Понимаешь, этот всплеск эмоций сегодня ночью, действительно, мог включить каким-то невероятным образом мои зажатые нервные окончания в коленях. Я почувствовал впервые тяжесть своего тела! Нужно попробовать еще раз встать на колени перед тобой, моя красавица, но я откровенно боюсь: вдруг это самообман, самовнушение, и все останется, как было прежде! Прости меня, мне нужно так много сказать тебе, а я, как последний идиот, распинаюсь о своих коленях!

       — Паша, попробуй эти три шага проползти до душа на коленях, собрав всю свою волю в кулак: «Это возможно! Я это сделаю!». А потом я тебе подам костыли. Смелее! А вдруг, правда, чудо произошло?

        Настя застыла у окна, а когда повернулась, то увидела голого Павла, вытянувшегося на ярком линолеуме пола, уткнувшегося лицом в согнутые локти:

      — Зови Сергея, Настя! Чудес не бывает!

       — Обойдемся без Сергея! У тебя теперь есть я! Привыкай к моему присутствию! Подтянись на руках до кровати, чтобы сесть, а потом возьмешь костыли. Нужно запастись терпением.

      Он стоял на костылях в узком пространстве душевой, смотрел, как быстро запотевшее зеркало спрятало его несчастное лицо, и ругал себя самыми последними словами:

       «Эгоист несчастный! Прекрасная девочка одарила тебя своей любовью, ты стал теперь настоящим мужиком, а льешь слезы, как последняя баба! Иди и зацелуй ее до беспамятства от счастья быть рядом и ласкать до самой смерти это прекрасное тело, касаться ее чудных волос и нежной кожи, тонуть в ее губах!»

       Все преходящее в этом мире. Забываются великие люди и исторические события, большие неприятности и мелкие обиды, неимоверные нагрузки и скучные месяцы. И только, пока жив человек, вечно цветет, даже в уставшем от постоянных забот прочном сердце, память о тех волшебных, благословенных минутах исполненного счастья в объятиях любимой или любимого. Только этой мерой отпущенного тебе свыше дара каждый может измерить истинную ценность своего существования. И приходит ясное понимание того, на что и ради чего променяли первые люди на Земле — Адам и Ева — вечную жизнь.

       (продолжение следует)

     Предыдущая глава 9.  http://proza.ru/2024/03/04/1499

     Следующая глава 11.  http://proza.ru/2024/03/04/1584