В ритме жизни

Склон был довольно крутым, но она, привычно фиксируя ступни обутые в мягкие, видавшие виды мокасины, спускалась знакомой извилистой тропой, легко лавируя между валунов и изредка придерживаясь рукой за шершавые стволы растущих по краям тропы причудливо изогнутых деревьев. Касалась тёплой коры кончиками пальцев без особой нужды так, скорее для удовольствия. Рифлёная подошва не давала ей соскользнуть, и эти мимолётные касания были более приветствием, чем необходимой ей поддержкой. Она знала эту тропу с детства, знала, что за следующим изгибом тропы кроны диких маслин и акаций внезапно разойдутся и ей откроется безбрежная синева моря. Потом ещё немного, ещё три десятка шагов и она выведет её на берег.

С наслаждением скинув обувь, Лена ступила на раскалённую гальку пляжа и, стащив через голову лёгкий сарафан, не мешкая, вошла в воду. Вода сегодня была прохладнее, чем вчера. Наверное, потому, что ветер ночью изменился и холодное течение, принесённое им, разбавило прогретую воду залива. На мгновенье замерев, Лена оттолкнулась и бросила себя в упругую прохладную волну. Тело обожгло, дыхание на мгновенье перехватило, но, сделав несколько энергичных гребков, она быстро привыкла и, перестав чувствовать холод, уже спокойно и размеренно поплыла. Наплававшись, она легла на расстеленное на тёплой гальке старенькое полотенце и замерла. Это было её любимое время. Лена лежала и чувствовала как солнечные лучи, касаясь её мокрого живота и груди, начинают свою работу, понемногу осушая солёные капли и проникая глубоко в неё, растекаются блаженным теплом, наполняя её им до полной истомы и оставляя на коже белый налёт соли. Когда вода полностью высыхала, она переворачивалась на живот и, прогрев спину, снова швыряла себя в воду. В детстве она представляла себя в этот момент разогретым утюгом и воображала шипение и пар, возникающие от касания прохладной морской воды её раскалённой солнцем кожи.

Сегодня можно было полежать подольше. Жильцы съехали и Лена, перестирав и развесив бельё ещё утром, могла заслуженно насладиться блаженным ничегонеделаньем. Следующая партия постояльцев ожидалась завтра к вечеру.

Пару, которую она ждала, Лена знала давно. Они приезжали к ней каждое лето уже много лет подряд. Это были бездетные муж и жена, приблизительно её возраста. Впервые они приехали к ней примерно через год после того, как она сама вернулась сюда, сбежав из города. Как и все её постояльцы, они были чьими-то родственниками или друзьями, и в своё время узнали о ней от кого-то из её многочисленных городских знакомых, однажды побывавших здесь и проникшихся её любовью к этому месту.

Когда-то, как казалось ей самой уже очень-очень давно, в какой-то прошлой жизни, она жила в городе, была рабочей пчелой в большом, никогда не смолкающем улье. Работала после окончания университета экономистом в коммерческой структуре, была замужем за своим коллегой и жила обычной жизнью рядового городского жителя. Строила карьеру, приобретала имущество, планировала отпуска и детей. Жила в ритме большого города, стараясь в него попасть. И этот ритм подстёгивал и обязывал Лену к постоянному напряжению сил. Так, на максимуме, внатяжку Лена и прожила лет десять. Вышла в начальники отдела, вела уже более сложные проекты, много работала. Муж, тем временем, осел дома, как и многие, не выдержавшие конкуренции и съеденные своими более жизнеспособными коллегами, парни из её окружения. Теперь он изредка брал заказы на дом, но основное время проводил за компьютером, играя в покер. Он называл это работой. Лена считала это игрой, но спорить и ругаться ей не хотелось, да и бессмысленно это было, считала она. Приходя домой после напряжённого восьмичасового рабочего дня и часа езды в переполненной людьми маршрутке, она изо дня в день готовила купленные по дороге в магазине продукты на давно требовавшей ремонта кухне и даже радовалась тому, что детей у них с мужем так и не получилось. Их бы она уже не вывезла.

А потом оказалась здесь. Приехала, закончив, наконец, оформлять полученные в наследство от бабушки кусок местной каменистой земли и старенький дом, в котором провела своё детство, и решившись, устав сопротивляться уговорам мужа, их продать. Сам муж остался дома. Тут тогда не было интернета, и для него эта поездка была не совместима с его карточной работой. Потому они и не наведывались сюда уже много лет. Так долго, что она и забыла уже как оно …тут.

И когда, став ступнями на эту просоленную, выжженную солнцем, заветренную горячую землю Лена пошла старой тропой к морю, когда легла, уткнувшись лицом в старое, жёсткое от соли бабушкино полотенце на знакомую с детства гальку, когда накупавшись и наплававшись до звона в ушах поднималась босиком по осыпающемуся склону, Лена вдруг почувствовала как огромное, невыносимое напряжение, в котором она жила эти последние десять лет, постепенно отпускает её, стекает, впитываясь в эту сухую горячую землю, покидает её, она словно увидела себя со стороны, болтающуюся все эти годы, как упавшая в кувшин лягушка из детской сказки, в пустоте, без опоры, отчаянно пытающуюся найти хоть какую-то поддержку, но лишь производящую миллионы беспорядочных хаотичных движений на пределе своих душевных сил… и, наконец-то ощутившую эту опору. Эта земля была её опорой, её куском масла, которое она, оказывается, взбивала все эти годы из городского жидкого молока, лишь для того, чтобы к ней, наконец, пришло это понимание.

И Лена приняла решение. Она уволилась с работы, наняла рабочих, завезла материалы. Муж, покрутив пальцем у виска, остался в их городской квартире, куда, кстати, очень скоро привёл какую-то новую рабочую пчелу. А Лена подала на развод, размен квартиры и взялась за обустройство дома.

Это было уже давно, и Лена смутно помнила и то время, и своего мужа и вообще всю эту свою городскую, как называла она её, прошлую жизнь.

Но связи с ней не теряла. Ежегодно с мая по октябрь у неё гостили её городские знакомые, знакомые знакомых, их дети, племянники и племянницы, и уже даже, с недавнего времени, их ранние, и как казалось ей стремительно-повзрослевшие внуки.

Условия у неё были простые, но она брала не дорого, а дом свой содержала в той неизменной чистоте, которой так часто не достаёт деревенским домам. Дом Лены стоял чуть в стороне от деревни, как бы на отшибе, но к нему вела утоптанная проселочная дорога, по которой легко можно было добраться на машине прямо к её двору. Продав городскую квартиру она на свою часть денег провела в дом воду, обустроила канализацию, обновила крышу и сделала простой добротный ремонт, который и поддерживала все эти годы. У неё был свой колодец, в котором была неизменно холодная, горьковато- солёная, но вполне пригодная для питья и готовки артезианская вода.

Что касается отдыхающих, то тут у Лены вскоре всё уже было налажено. Можно сказать, что у неё появились постоянные клиенты, между которыми уже даже сложился какой-то свой график. Например, пара, которую она ждала завтра – Игорь и Татьяна всегда приезжали в июле. На две недели. Это был союз, эволюцию которого Лена наблюдала уже лет девять. Оба красивые, статные, Игорь с Татьяной были словно созданы друг для друга. О таких говорят "красивая пара", представляя пару-тройку таких же прекрасных отпрысков, рождённых ими и "дом - полную чашу", как естественное продолжение этой гармоничной парной красоты. Но, к сожалению, то, что Лена наблюдала последние пару лет, мало походило на эту картину.

Нет, ни Игорь, ни Татьяна, по её мнению, не утратили своей внешней привлекательности, хотя были почти её ровесниками. Они всего лишь стали по-разному воспринимать, ощущать и видеть себя и жизнь. К Игорю возраст приходил как-то, как казалось Лене, органично. Проявившаяся седина, тронувшая его чёрные волосы, словно припорошив, коснулась бровей, но, не дойдя до угольных его ресниц, лишь оттенила синеву глаз, которые особенно ярко выделялись на его, покрытом загаром, лице. Теперь от этих глаз лишь разбегались лучики морщинок, когда он заразительно смеялся над чьей-то шуткой или просто улыбался. Он нравился ей.

С Татьяной было сложнее. Как многие красавицы она не могла смириться с утратой своей красоты. Татьяна болезненно и с отчаяньем замечала первые, появляющиеся у неё признаки возраста. Первые мелкие морщинки, первые седые волосы и потихоньку плывущий овал лица. Старость стала её личным врагом, и она вступила с ней в бой. Татьяна бросила на эту борьбу все свои силы, все материальные и душевные резервы, которыми располагала. А когда, очень скоро стала ощущать их нехватку, в этой неравной и изначально проигрышной битве, не остановилась, и довольно агрессивно стала пытаться извлечь их из мужа.

Когда Игорь с Татьяной приехали к Лене в прошлом году, Лена её не узнала. У Татьяны, сделавшей ринопластику, изменился даже голос. Как оказалось, начала она с безобидных, но эффективно устраняющих морщины, уколов, но остановиться уже не смогла. Губы, нос, лоб и подбородок, всё это у Татьяны было наполнено какими-то филерами и витаминными коктейлями, подрезано, подтянуто, разглажено, а среди всего этого застывшего, местами слегка одутловатого гладкого великолепия, тускнели бесцветные оловянные глаза. Улыбаться Татьяне было сложно. Да и выглядело это, как казалось Лене, довольно грустно. Хотя самой Татьяне, судя по всему, нравилось.

Такая изнуряющая, по мнению Лены, борьба за обращение вспять необратимого процесса, была настолько энерго- и денежно-затратной, что очень скоро не оставила в жизни женщины места для чего либо иного. Она много говорила об этом, делясь опытом, но Лене от этого было скучно.

Сама Лена просто и обычно старела, замечая свои новые морщинки, как неизбежные изменения, как осень, приходящую на смену лету, независимо от её воли. Тело ее благодаря физическому труду, и, возможно, генетике, сохраняло почти девичью стройность и со спины ее часто принимали за молодую девушку. Но лицо Лены безошибочно выдавало возраст. Впрочем, она не особо об этом задумывалась, воспринимая себя как-то полностью, целиком. Её, скорее, расстраивало изредка возникавшее в ней ощущение бессилия или слабости, как во время болезни, которое было ей, с её обычной жизненной наполненностью и силой, не свойственно. Но, она с этим умело справлялась, больше спала, снижала нагрузку, и снова легко бежала по своим делам, наполняясь привычной радостной силой, и не задерживаясь у зеркала.

Так и жила, соразмерив свою жизнь с ритмом и циклами окружающей её природы, радуясь вёснам и жарким летним дням, наполненным хлопотами и весёлым шумом, производимым многочисленными постояльцами, постепенно стихающим к осени, чтобы весной начаться снова.

*******

Утром следующего дня Лена отправилась на автостанцию. Оттуда автобусом по тряской пыльной дороге, то нырявшей вниз, то карабкающейся вверх по поросшему кустарником склону, минут через сорок она добралась до местного рынка. В предлагаемый ею постояльцам сервис был включен ужин по приезду. Дальше отдыхающие обычно кормились сами. Хотя бывало по-разному. Иногда просили готовить, но сама она ела предельно простую еду, так что "выготовлять" у плиты не особо хотела, потому и соглашалась на эту услугу неохотно. Летом Лена могла запросто ограничиться лепешкой, твердым овечьим сыром и парой помидор, которые выращивала у себя же на участке за домом. А, когда начинались арбузы, могла и просто арбузом с черным хлебом весь день питаться. Но для постояльцев обязательно нужны были и рыба, и икра из синих, и традиционный плов. Для Игоря с Татьяной она, как раз, запланировала приготовить этот самый, любимый ими плов. Потому сегодня ей нужно было закупить баранину и кое-что из овощей и зелени, не росших на её, не особо плодородной каменистой почве, для салата.

Закупившись Лена, по той же заковыристой ухабистой дороге добралась до дома. Жару она переносила легко, ей было не привыкать, потому наскоро приняв летний душ она, повязав передник, взялась за приготовление пищи. Наконец когда всё у Лены уже было готово, а рассыпчатый плов томился в печи, она услышала шелест гравия под колесами подъехавшего авто. Ну, наконец-то, включая свет на веранде, поняла она, доехали, слава Богу, и пошла встречать гостей.

Из машины вышел Игорь и, радостно направившись к ней, обнял, по обычаю, троекратно расцеловав в обе щеки.

- А Таня где? - не поняла Лена.

- Ой, Лена, пошли в дом, давай сумки занесу, ужинать сядем, расскажу.

- Ну конечно, извини, это я от неожиданности, заходи, дорогой, располагайся, жду на кухне. Где всё ты знаешь, комната ваша та же, полотенца на кровати, душ, если хочешь, летний, тёплый ещё.

- Спасибо, не хлопочи Леночка, всё помню, всё найду, сказал Игорь, поднимаясь в комнату с рюкзаком.

За ужином Игорь рассказал, что они с Татьяной развелись. Он не жаловался, но сказал, что бывшая супруга сейчас живет с фитнесс тренером, младше ее лет на десять. Квартиру он ей оставил, а сам, придя со следующего рейса, планирует купить себе что-нибудь. Пока не решил что. Ну, а до осени, если она не возражает, поживет тут, поснимает у неё. Если что он, как раз, сарай отремонтировать может, и там прекрасно обустроит себе жильё, без претензий.

Лена не возражала. Ей крепкие мужские руки были кстати. Да и нравился он ей.

Когда лето подошло к концу, Игорь засобирался в рейс. Лена смущенно глядя на него, молчала, разговор как-то всё не мог свернуть на волнующую её тему. И тут Игорь, глядя в её глаза, наконец, спросил.

- Лен, слышишь, а можно я к тебе из рейса? Не стесню?

И, смущенно улыбнувшись, рассыпал лучики вокруг глаз.

- Конечно, - в ответ улыбнулась ему Лена. Я буду рада тебе. И рассыпалась лучиками морщинок ему в ответ.

*****************

Лена и Игорь живут вместе уже десятый год. Когда спадает жара и разъезжаются отдыхающие они, наслаждаясь наступающей прохладой осени, пьют вечерами чай, вдыхая полынный аромат остывающей природы, смотрят на россыпи звёзд и готовятся к зиме. Чтобы встретить её вместе, согревая друг друга теплом своих сердец.

Наталия Побоженская