Глава XX V Банк Развитие

- Ипполит, я уже всё сказал, - вальяжно развалившись в кресле своего банковского кабинета, положив ноги на стол, играл дорогой перьевой ручкой Аркадий. Всеми силами стараясь изображать безразличие. Но, руки выдавали, неоднократно снимая, затем надевая массивный, позолоченный колпачок, на так же ярко сверкающее перо, с неумолимо росшей каплей чернил на краешке, предназначенных для написания слов, каждый раз ошибочно готовящихся сорваться с него.
- Понимаешь Аркаша, дело в том, что я не собираюсь тебя спрашивать и, тем более слушать, - вещал Ипполит, поглощённый мягкостью, огромного, кожаного дивана, вертя в руках какую-то папку. Казалось; ему приносило некое удовольствие перебирать её мягкий, переплёт пальцами, слегка проминая, словно бы он хотел найти на ней воздушные пузырьки, из которых состоят целлофановые упаковки. Это так же могло успокаивать нервы.
- У тебя будет много проблем, - лениво опустил к тому времени уже затёкшие от необычности положения ноги Аркадий.
- Дело сделано. Надо было соглашаться ранее, пока условия были выгоднее. Мы говорили с тобой неоднократно.
- Ну и сука же ты! ...  Мы же дружили с тобой, - резко сменив настроение, дал волю гневу Аркадий. Он всегда был хладнокровен и упрям, тем самым побеждая противников. Но, сегодня, что-то произошло с волей. Это не было сиюминутной слабостью, скорее и самой силы в нём никогда не было. То, что принимал за неё, скорее являлось хорошо скрываемой попыткой самоутвердиться. И теперь это настолько отчётливо стало ясно, ввергнув в панику, в один миг разрушив все представления о созданном для самого же себя, так благосклонно окружающем прежде мире.
- Дружили!? Это всё детские бредни! В бизнесе нет дружбы, - не обращал внимания на взрыв эмоций Ипполит.
- Нет, но есть партнёрские отношения.
- Безусловно. Их-то я тебе и предлагал ранее. Но, ты слишком горд. Теперь условия изменились и не в лучшую сторону.
Ипполиту вспомнились глаза портного. Нет, он видел их не у Аркадия. Ему далеко до него. Слишком упёрт и бескомпромиссен. Нет иронии, или лёгкой насмешки над окружающим миром. Но, кто же тогда может обладать таким взглядом? Кто? Перебирал он в памяти лица.
Листочек бумаги, изрисованный пухлыми рожицами вертел перед собой на столе рукой, положив ручку рядом с ним Аркадий. Он нарисовал их сегодня утром, зная, что Ипполит обязательно заедет, боясь этого разговора. Ему казалось, что не всё ещё упущено. Аркадий не столько опосался потерять деньги, сколько положение тревожило его. Ведь, теперь его банк прекращал своё существование, сливаясь с другим. Он давно знал - это неизбежно, но ничего не мог сделать. А, может я не прав и не так живу? Уж слишком сильно люблю деньги, а надо их ненавидеть для того, чтобы они полюбили меня. Только таким образом зарождается самая надёжная и стабильная, односторонняя любовь. Именно тот, кто ненавидим и готов отдать всё, что у него есть, чтобы удержать своего оппонента, думал он, не отвечая Ипполиту. Да и мог ли он сказать что-то больше, чем всё то, что уже сказано?
Девяностые, наплодившие огромное количество коммерческих банков, занимающих первые этажи жилых домов, особняков, а иногда и просто стеклянных, оставшихся после СССР павильонов, заканчивались. Теперь наступало другое время. Захваченные, сделанные буквально из воздуха капиталы нуждались в отмывании, легализации, они жаждали благочестивых, отдающих породистой буржуазной родословной, историй. Побеждал сильнейший не физически, а тот, кто мог выстоять будучи подкреплён интеллектуально. Но, основой в этой, становящейся теперь неравной борьбе, продолжал оставаться криминал. Он хоть и брезговал своими, порою и кровавыми приёмами, иногда, всё же был вынужден применять их по старой, въевшейся в него до мозга костей, не изживаемой памяти.
- Ты опередил меня, - выдавил из себя Аркадий, нарушив долгую паузу.
- Не я один. Ты знаешь, кто за мной стоит.
- Если бы не эта команда, то ты бы не сидел сейчас в моём кабинете…  а был бы в другом месте, где, ой, как не хочется оказаться прежде времени.
- Аркаша, ты не любишь деньги. Они нужны тебе для жизни. А мне для дела. Я давно уже не живу и превратился в машину. Хорошо выполненную, с помощью высоких технологий. А ей требуется только качественный, очень дорогостоящий уход.

Бульдозерист на мгновение остановил свой старенький, с укутанными рваными бушлатами двигателем, бульдозер, перед крайним бараком. Неужели снесёт его, не мог поверить увиденному, возвращающийся с работы в толпе таких же, как и он зэков, Ипполит. Как всё суетно в этом мире. Обида. Кто его обидел? Да и зачем? Неужели нет ничего выше этого? Нет, я никогда не буду размениваться по мелочам. Главное – иметь цель. А придурок с бульдозером всегда найдётся. Просто ещё не моё время.  Правда всегда одна и её ничто не сможет победить, если верить.
Под ногами скрипел свежевыпавший снег. К вечеру похолодало.
Тоненькая, закопчённая труба, выпустила пронзительную, в своей стремительности достичь свинцового неба, струйку чёрного солярного дыма. Бульдозер качнулся и прыгнув с места, бросился, словно на ненавистную ему жертву, стену приземистого, лет пятьдесят назад, сваленного из корявых, тонких брёвен, барака.
Вот идиот, подумал Ипполит.
От удара содрогнулся весь, метров тридцати в длину, барак. Снег на крыше съехал лавиной вдоль двух продольных и так сильно заваленных сугробами стен, с маленькими окошками.
Жалобный, душераздирающий треск, подобный тому, что раздаётся при выкорчёвывании старого, сросшегося будто бы навеки с землёй пня.
Бульдозер буксовал, зарываясь в снег. Мотор кашлял теперь не таким стремительным, похожим на грозовые облака дымом. Обиженный бульдозерист врубил заднюю и с лёгкой пробуксовкой гусениц, раскачиваясь на сугробах, бульдозер отошёл на исходную, открыв взору зэков изуродованную, но не побеждённую стену. Лишь только пара отломанных брёвен лежала в ковше, приспособленного под бульдозер трактора.
- Сволочь!
- Петух Гамбургский!
- Паскуда! – слышались крики со всех сторон.
С новой силой теперь он набирал скорость в стремительном, сосредоточенном прыжке на несокрушённую с первого раза стену.
На этот раз никакого треска не было слышно. Только глухой удар и гул разваливающихся, словно фигурка в городках, сухих, местами пустотелых, изъеденных жучком брёвен.
Будто бы подчиняясь цепной реакции, барак складывался на глазах его жителей. Крики затихли. Он, как будто извинялся перед ними за слабость своих конструкций, не выдержавших натиска поехавшего рассудком человека.
«Не сберёг я вас до весны. Не держите на меня зла. Не я тому виной» - пытался сказать он им пышущим жаром жизни, разорванным брюхом, завалившейся набок, кирпичной печи. Тепло паром выбивалось на поверхность и из-под нар, спрятавшись там от холода остывшего за день барака. Дежурный, в страхе быть раздавленным гусеницами трактора, очумевшими, стремительными прыжками, преодолевал расстояние от печки до завалившейся набок наружной стены. В руках у него было два палена, с которыми почему-то не хотел расставаться.
Огонь из развалившейся печи грозился распространиться на такие беззащитные теперь, раскатанные по снегу брёвна. Зэки рванулись спасать, каждый свои немногочисленные вещи, что хранились в грубо сколоченных тумбочках.
Ипполит зачем-то бросился на бульдозер, который был слева от него, вскарабкавшись на правую подножку. Он хотел остановить бульдозериста, словно красноармеец танк. Но, у него в руках не было связки из трёх гранат, именно в таком количестве способных пробить «броню» железного монстра. Он был вооружён только своей силой. Откуда у него взялась смелость в данную секунду - не задумывался. Его глаза встретились с остекленевшим взглядом «танкиста». Он был мёртв. Нет, не сам, а лицо окаменело в застывшем, полном ненависти, ярости и отчаянного страха перед жизнью взгляде.
Теперь трактор упрямо полз по сугробам ко второму бараку.
Что же делать? Как его остановить? Судорожно перебирал у себя в голове различные способы Ипполит. Но перекошенные, ржавые дверцы кабины, были захлопнуты и закрыты изнутри.
Под натиском пал второй барак. И тут Ипполит заметил, что левую дверцу бульдозерист придерживает своей рукой. Стремительно перевалившись через двигатель, оттолкнувшись ногой от кашлявшей туберкулёзом трубы, он уже стоял на левой подножке пытаясь вырвать из мозолистых, рабочих рук дверь. Она, было приоткрывшись на десять сантиметров, резким рывком захлопнулась обратно.
Ясно. У него не работает замок. Надо дёрнуть сильнее, понял Ипполит, впереди третий барак.
Бульдозерист доходяга, не справится. Я сильнее. Дёрнул он что есть сил. Дверь, открывшись, чуть было не выкинула из кабины, вцепившегося в неё мужичонку, лет пятидесяти. От встряски с его головы свалилась развязавшаяся связывающими уши шнурками, плешивая, видавшая виды ушанка. Но он, тут же переняв инициативу, вырвав дверь резким движением из рук Ипполита, захлопнул её, правой рукой схватившись за рычаг, чтобы подкорректировать траекторию движения бульдозера.
Последовав примеру Ипполита, бульдозер облепляли теперь другие зеки, пытаясь бить стекла. Но, Ипполит уже готовился ко второй попытке. Теперь он был не один.
Вдвоём с не менее сильным чем он заключённым, удалось буквально отломать дверь и выкинуть в снег бульдозериста, который подобно червю зарывался в сугроб, пытаясь спрятаться в нём от только что содеянного.
Сильным ударом о стену третьего барака, скинуло с бульдозера всех, кто успел на него взобраться. Старенький движок заглох, не выдержав таких нагрузок, но стены барака пали, заваливаясь на бок, притягивая за собой и крышу.

- Да ты и был таким всегда, - вернули к реальности Ипполита, слова Аркадия.
- Ну, был не был, вопрос риторический. Я привёз тебе для ознакомления пакет документов, которые ты должен подписать. Его могла передать по электронной почте мой секретарь, но я решил заехать к тебе сам, - привстав бросил на стол, перед Аркадием, кожаную папку Ипполит. Та, угрожающе завертевшись, остановилась таким образом, что надпись на ней не была вверх ногами, и Аркадий легко прочитал два слова: «Банк Развитие», украшающие её своими, теснёнными золотом буквами. Ипполит поймал сейчас себя на мысли, что думает о деньгах, как о суммах. Они мертвы для него, он живёт среди трупов, неприятных ему, но вынужден их любить.
- Я не подпишу, - схватив ручку, скорее машинально снял колпачок Аркадий.
- У тебя есть время до завтра. Этого вполне достаточно для того, чтобы изучить документы. Зная их содержание будет спокойнее, - наклонился и, кряхтя снял правую, лакированную туфлю Ипполит. Затем, заглянув в неё, перевернул и постучал ей о стоящий перед ним журнальный столик.
Огромная капля, накопившаяся на необычной форме пере, казалось сделанным для чего угодно, но, только не для использования по назначению, сверкнув на пробившихся сквозь жалюзи лучах солнца, сорвалась и, застыв на миг, будто в невесомости, полетела вниз.
Аркадий заметив это, успел сдвинуть листочек, чтобы та не испачкала его дорогой, деревянный стол.
Расплывчатое в своей нечеловечески безразличной гримасе лицо, поймало каплю, похожим на бульбу носом. Коснувшись листа, она разлетелась брызгами, но только в одном направлении.
Теперь рожица выглядела удивлённо. Глаза, ранее не выражающие никакого смысла, казались смотрящими на кончик носа, который, несмотря на тёмно-синий цвет чернил, выглядел разбитым в кровь, стремящуюся своими каплями попасть на подбородок, затем рубашку и галстук.
Закрыв ручку колпачком, Аркадий машинально ослабив свой и без того не сильно затянутый галстук, разглядывая интуитивно получившийся шарж, произнёс:
- Следующий удар будет за мной.
- Не будет, - встал с дивана и демонстративно распределив свой вес на правую ногу, проверил всё ли ему удалось вытряхнуть из туфли, Ипполит.
- Времена меняются. Взлёты и падения часты в нашем деле, - сложил пополам бумажку с шаржем Аркадий.
- Наступает такой момент, когда высота настолько велика, что падения уже не пугают, так как они не оставляют надежды выжить, - направился к двери Ипполит, поскрипывая дорогой, сделанной на заказ обувью.
- Я ненавижу тебя!
- Побереги эмоции. Ведь ничего плохого не произошло. Тебя не убили, не отобрали бизнес, не обанкротили. Всего лишь прибрали к рукам, попросив слегка поделиться. С кем не бывает, - безразлично, холодно улыбнувшись, закрыл за собой дверь Ипполит. Сегодня его очередь была оказаться на высоте.