Глава 3 Негодяйчик

Негодяйчик

Посвящается моим любимым буквам алфавита. Настолько я их люблю, что складываю в единое имя, ни к чему ни кого не обязывающее и ни кому конкретно не принадлежащее. В моём имени нет твоего имени, и за это я люблю тебя ещё больше. Дорогой ЭЫЪ    


     Фу, скушно. Почвякать губами, что ли? Чвяк-чвяк, чвяк-чвяк. Магистр Сварных Наук чвякает губами, смотрите на меня, ублюдки, смотрите и приветствуйте. Я так подумал. Утро, маршрутка, толкучка, стою; потолок давит в мою умную голову. Один прыщ со студентом на носу покосился на меня, но тотчас с уважением отвернулся. Вот же рванина. Ох, ну почему я – здесь и сейчас?.. Ведь дома меня ждёт жена, два телевизора, четыре окна, восемь банок пива, шестнадцатый уровень в Super Mario, три целых две десятых минуты траха, и шестьдесят четыре года вот такой вот охуительной жизни. Так зачем же мне ехать в эту слякоть, в эту работу, в этот ноль, - когда можно не ехать, а исхитриться припевать как вот те мудацкие цифры в двоичном коде? И - никуда никогда, добавлю. Ответ: потому что я порядочный человек и хочу приносить пользу обществу, в котором живу. В моём городе ночуют и процветают сто двадцать восемь дворников, двести пятьдесят шесть наркокурьеров, пятьсот двенадцать проституток, тысяча двадцать четыре политика и, конечно же, два террабайта вакантных рабочих мест, где никто и никогда не будет работать и не станет процветать. По прогнозам четырёх тысяч девяноста шести синоптиков, число вакантных мест вскорости увеличится аж до восьми тысяч ста девяноста двух. Может быть, именно это и заставило меня сегодня выйти из дома с воображаемой алой перевязью на груди, синемешочным взглядом, с претензией на спешащий саженный шаг. Всё-таки хочется работать, хочется процветать.
Я стою в маршрутке и держу в свободной руке разведённую булавку, непременный атрибут моих шестнадцати тысяч трёхсот восьмидесяти четырёх путешествий ровно в этой же жёлтой маршрутке и ровно под этим местом потолка, куда моя умная голова так и не научилась упираться с комфортом. Но комфорт – состояние относительное. Как ни живи – а всё время где-то будет чесаться.
     Я дожидаюсь остановки и выбираю жертву. Не то, не это, ни о чём. Не в кого засмотреться. А ну-к. А вот это что такое…
     Пухлая пигалица с овечьим разрезом глаз и в отвратительном рыжем (рыжем!) пальтеце. Ах, ты ж. У неё щеки как две маленькие человеческие печени. А вот нос неплохой, с хорошей покатостью и слабо выраженными крыльями. Усов тоже нет, что меня одновременно и удивляет, и радует. Нижняя губа выпячена, а скулы несколько напряжены от черепа, поэтому её мордицу не покидает обиженно-удивленное выражение. Так и подмывает уступить место. Но у меня самого нет места, и я вдруг отмечаю, как же это я не заметил сразу эти удивительные очертания её черепа в целом - аккурат лампочка. С цоколем Е27. Волосы коричневые и жидкие, но разве это порок? Шея есть - тоже плюс. Сквозь щели между людьми я пытаюсь подробнее рассмотреть анатомические особенности её туловища, но это мероприятие оказывается малоэффективным - нас разделяет не менее пятисот двенадцати килограмм чужого мяса. Но вижу, что в профиле её есть что-то уловимо птичье, а это украшает любую женщину.
     Неутешительный итог: люблю.
     Булавка в моей руке стала скользкой и зудкой от желания, и я решил подвинуться к пигалице поближе. Чем аргументировал в себе?, не любовью же. Есть вещи, которые не терпят объяснений, есть объяснения, которые нельзя преподать. Возможно, желание почувствовать боль другого человека. Когда человеку больно, он как бы переходит из плоскости двоичного кода в воздух чего-то первобытного, как бы настоящего. Он кричит, он безумен, он забыл обо всех своих пустяках. Он почти как Бог, он весь сконцентрирован в одной точке. А вот колоть собственное мясо - преступление, - я думаю, не нужно объяснять почему, а если и нужно, то кто же мне помешает не делать этого?
     Как ужик, как ящер - протискиваюсь через груды сырого и надушенного. Фу. Ну какое же противное разнообразие запахов: старушечий затылок – ***к; подмышка вон того шимпанзе - хуяк; адский перегар из пасти существа неопределённого пола, цвета кожи и возраста - хуяк! И тут же - весьма неплохие духи нездешнего происхождения с вишнёвой веткой в носу. Я почти в нокауте. Передышка. Возня, протискивание. Булавка, кажется, вот-вот сама полетит. Ещё капельку. И вот я рядом, дорогуша, и вот я здесь. Ещё минутка терпения. И вот остановка. Маршрутка взвизгнула, народ в состоянии сродни легкой паники начал выбрыкиваться и втискиваться. Грани между экспонатами почти истощились - сплошная биомасса; кругом испарения и кругом недовольство соседом. Идеальный момент. Булавка проворно впивается в ягодичку моей прелести, неумолимо отыскав нежную плоть под джинсами, в сей же момент вылетает обратно и уютно прячется в моей руке. Укол получился довольно плотный и наверняка отлично бодрящий - откуда мне знать?
     Девка немедленно взвизгнула, резко дёрнувшись тазом вперёд,  с последующим мотылянием своей лампочки с жиденькими прекрасными волосами и удивлённо-испуганными зеночками. Но я уже успел ретироваться - просто позволил толпе пронести меня немного дальше.
     Какова же мразь! Это же надо вот так. Изощрённейший и маловреднейший маниак. Это я. Это сопливейший я.
     А как вели себя её ближайшие соседи, по совместительству подозреваемые, - рассказывать не стану, ограничусь лишь старинной русской притчей:

БЛЕЯЛИ ОВЦЫ БЛЕЯЛИ, ПОБРАТИМА СВОВО СЪЕЛИ ЗАМЕСТ КЛЕВЕРА ШТО НАКАНУНЕ ПОСЕЯЛИ. СЪЕЛИ, СЕЛИ, СНОВА БЛЕЯЛИ БЛЕЯЛИ ДА И ВЫБЛЕВАЛИ ПОБРАТИМА СВОВО И ДАВАЙ ПОБРАТИМА БРАНИТЬ ЗА ТО ШТО НЕВКУСЕН он И ЗА ТО ШТО ПЛЕВЕЛ.

 В общем, ничего интересного - мал был кипиш и был он вял. Возня затихла, маршрутка поехала. Девчушка моя с разъятой раной на жопе поёрзалась, потревожилась да и как-то успокоилась. Ну а мне же хотелось драматически рассмеяться, на всю маршрутку. Чтоб мой подбородок крякнул в полуверх, а кадычок величаво поддакивал всему этому мясу. Также мне хотелось ещё кого-нибудь заколоть перед собственным выходом на пешеходную пенсию. Экий я сегодня прыткий.
     Пусть время - фарс вселенной, но всяк преступник вынужден спешить. Моя остановка совсем близко. Значит, в следующий раз. Я обернулся напоследок и облизал глазами до сих пор охуевшую красотку. Она заметила мой взгляд и подалась спиной назад, как будто догадавшись обо всём. Я широко улыбнулся и цокнул языком как лошадка. С тем и вышел, взмывая над лужей, стремясь в тротуар. Ужимкой летящей задачу ускорив, подпрыгнув к тому же, злорадно побрёл дальше, на работу, - в эти тридцать две тысячи семьсот шестьдесят восемь пикселей пространства. А моя любовь поехала дальше, сука.
     Я потрогал острие булавки, до сих пор влажное и до сих пор неустанное. Неожиданное чувство уюта. Ещё только утро, а я так здорово взбодрился. Что меня ждёт в будущем? Автобус внутри самолёта, который внутри поезда, который. Поле, подсолнухи, и чувство тревоги. Ленивое но властное солнце, и всё больше и больше землероек.

190 г. (ЛТ)