Невидимые нити

Сколько лет прошло, а ей не забыть пожилого господина в берлинском парке. Она тогда потеряла свою фрау Тильду и горько плакала, сидя на скамье с чугунными лапами. Не замечая вокруг ничего.

– Я постараюсь помочь тебе, юная фройляйн, – расспросив девочку о горе, тихо проговорил господин.

– Приходи завтра на это же место. Легонько погладил по голове, скамья скрипнула, шарканье о песок стихло в отдаленье.

Прошло две недели. Новый приятель приходил вовремя и приносил письма от Тильды в конвертах, оклеенных марками из далёких стран. В письмах подружка Алисы рассказывала о своих фантастических приключениях.

А однажды, Франц Кафка (так на самом деле звали господина) принёс девочке куклу. Это была не Тильда. Совсем не похожа. Но друг уверил, что путешествия изменили её до неузнаваемости.

Они же в тот день простились. Как оказалось – навсегда.

Алиса вскоре забыла о Франце, потому что новая Тильда увлекла маленькую девочку в такие странствия и приключения, что впору было бы голову не потерять.

Но пришло время и позвало саму Алису в путешествие. С тех пор где только она не побывала.

Сначала исследовала глубины морей и их обитателей, пещер, земных недр, микромира и истории человечества. Затем покинула земную орбиту и ходила в гости к планетам, пока те не познакомили её с галактикой.

У девочки захватывало дух – и только.

Самые интересные путешествия оказались на Земле. В страну любви. В лабиринты сознания...

А вот ещё – захватывающая тема! Что делают люди на берегу реки «Жизнь»? Как разрушают или чем укрепляют его? Этой – Алиса посвятила большую часть своего взрослого времени.

До сих пор она взбудоражена впечатлениями от одного такого путешествия. И воспоминание в мгновение ока переносит странницу в самое сердце Италии.

...Двое, не спеша побрели в направлении площади.

– Я, конечно, люблю мой город. Друг решил вслух развить какую-то свою мысль.

Это место, пригодное для проживания в человеческом масштабе. Он толерантен к национальности и цвету кожи. Тиферно миролюбивый, потому что много повидал на своём веку.

– А ещё, cara, я люблю людей ..., люблю традиции…, люблю типичную умбрийскую кухню (итальянец засмеялся, прижал щепоть пальцев к губам и звонко поцеловал их). Чувствами он владел лучше, чем речью. Горжусь нашим культурным наследием и известными современниками…

Марко сконфузился от откровенности, но договорил. Cкажу так: «Всё прекрасно для меня потому, что я родился».

Алиса в знак поддержки слегка прижала к себе его локоть.

– А я не узнала бы твоей Италии, если бы мы не познакомились. Веди!

Вдохновлённый одобрением, её спутник продолжил.

– Ты так увлечённо рассказывала про Микеланджело, что мне очень захотелось показать нашего Рафаэля. Мне больше нравится живопись и, по-моему, Рафаэля никто не превзошёл. Ни Леонардо, ни, тем более, Мике.

Итальянец шутливо прикрыл ладонью рот.

– Мы сейчас идём во дворец Вителли, где находится известная всему миру картинная галерея. Слова немедленно подтвердились выразительным жестом.

Алиса слушала и одновременно пыталась уловить связь между его отношением к городу и своими первыми впечатлениями. Связь не нащупывалась.

Следы человеческого присутствия в этом городе казались ничтожно малыми по сравнению с исторической глубиной места. Конечно, тут и там что-то реставрируют. Стены. Мостовые. Но время здесь намного дороже денег.

Поэтому мэрия и Дуомо стоят с непокрытой головой – недостроенными. Поэтому бесценную, знававшую подошвы сандалий первосвященников, тиранов и художников, расшатанную брусчатку ремонтируют, засыпая опилками.

Глаз выхватывает множество закрытых наглухо, представляющих историческую и культурную ценность домов. И нет никакой надежды в этом мире преодолеть мох забвения, покрывший крыльца, и проникнуть внутрь.

Мягкие естественные фильтры приглушённого умбрского света будто бы оберегают от разрушения бесценные сокровища, сконцентрированные на маленьком пятачке центра средневекового городка. Низкие облака меняют освещение в попытке оживить его строгий облик.

Одним словом, это театрализованное представление самой природы, возвращающей в своё лоно древний город. И вряд ли она (природа), затягивая муравой и плюшевым мхом лестницы и площадки перед входами, оставляя в недоумении пилигримов, безвозмездно вернёт людям их творение.

Здесь можно ахать, восхищаться и вдохновляться. Но где здесь можно жить простой жизнью и не посчитать это святотатством? Алиса ещё не уловила.

Так быстро, без предисловий, окунулась в атмосферу средневековья, что, получив что-то наподобие кессонной болезни, казалось, прощупает свой пульс только на трассе-артерии, сразу за крепостной стеной...

Кстати припомнился рассказ больного раком гида в Брюгге. О решении мэрии позволять учёным, культуроведам, реставраторам проживать в городе-музее, дабы человеческим теплом и заботой отогреть его и оживить.

И, правда, кружевные занавески на окнах и лебеди в пруду придают Брюгге пасторальный, лубочный вид. Он-то и остаётся, хранится на бесчисленных, любительский снимках непонятных фрагментов замкнувшихся в себе древних городов. Ничего, кроме следов тщеславия путешествующего, на них не разглядеть…

Пребывая в состоянии лёгкой меланхолии, Алиса поделилась своими мыслями с Марко. Тот, внимательно выслушав, взял её за руку и провёл в парк внутри периметра дворца.

Строгий геометрический рисунок по канонам паркового дизайна живо перенёс их в дворцовый праздник Версаля. Они прошли часть зелёного лабиринта и присели на чугунную скамью напротив главного фасада.

Кистью руки нарисовав в воздухе над головой круг, друг начал свой рассказ.

«Алисе, я не эксперт. Но думаю, тебе вовсе не интересна традиционная экскурсионная жвачка. Я тебе историю расскажу.

Вот этот дворец, протяжённостью около восьмидесяти метров, заказал архитектору и художнику Сангалло-младшему кондотьер Никколо Вителли – тиран и синьор Читта ди Кастелло. Их род правил, защищал и благоустраивал коммуну три поколения.

Вителли водили дружбу с Медичи. Богатство позволило им покупать самых талантливых скульпторов, архитекторов и художников для украшения своих дворцов и жизни.

Медичи в отличие от Вителли был меценатом и благодетелем выдающихся гениев Возрождения. Опекал и поддерживал их, предлагая заказы состоятельных папских вассалов…

Украсить вот этот фасад Лоренцо предложил молодому и красноречивому Кристофано Герарди.

Марко продолжил рассказ.

Джорджо Вазари сделал для работы рисунки. Герарди работал в стиле сграффито так искусно и так хорошо, что мы с тобой и тысячи людей не перестаём восхищаться этим шедевром шесть веков спустя.

Если сейчас задержать на минуту свой взгляд и своё дыхание, то можно увидеть молодого весёлого парня в гетрах и башмаках на лесах. То, как ловко он накладывает слои штукатурки, со вкусом подбирая оттенки. Как увлечённо твёрдой рукой процарапывает тонкий, вычурный, картушный, зооморфный орнамент великого Вазари.

И превращает полотно стены в таинственные подмостки для зловещей фигуры Соры Лоры – горячей любовницы Алессандро Вителли…

Алиса вся обратилась в слух – так занимательно повествовал Марко.

– Посмотри. Вон из того окошка над аркой эта бестия выбрасывала свой платок какому-нибудь недотёпе-дружиннику – очередной юной жертве любовных утех.

Пока патрон воевал «за» и «против» – на родине или за рубежом, молодая куртизанка так поднаторела в искусстве обмана, соблазнения и убийства. Да-да! Её многочисленные любовники находили свою смерть на дне ямы, утыканной острыми лезвиями... Так погрязла в грехе, что после смерти не нашла успокоения и до сих пор бродит призраком во дворце.

Друг утверждающее хмыкнул.

– Есть многочисленные свидетельства её присутствия в этих залах. Несколько лет назад Даниэль Гулла, наш специалист в области акустики и спектрографии. Эксперт в области парапсихологии и паранормальных явлений, с командой провёл здесь фотометрические и акустические исследования и выдал на-гора три снимка тени женской фигуры в старинном платье...

– Алисе, можно легко отмахнуться от этого факта, как от ловкой фальсификации и рекламного трюка. А можно послушать биение сердца великой эпохи Италии и увидеть, что утраченные связи не толще папиросной бумаги. Надо лишь настроить свою душу на восприятие жизни как на непрерывный процесс.

Закрыв глаза и замерев, она увидела двух мужчин. Одного, развалившегося в кресле, обтянутом толстой кожей и обитом мелкими медными гвоздиками – тирана Вителли.

Вельможа отодвинул на край дубового стола свои военные заботы о длине пики, более эффективном построении пехоты и использовании гужевого транспорта для перевозки орудий. Для того, чтобы выслушать склонившего в почтении седую голову, обласканного Медичи художника, который украсит и прославит на века его родовое гнездо.

Как живых представила тщеславного и завистливого Заказчика и гениального Исполнителя…

– Нет на земле силы, во веки веков, чтобы изменить эту повторяющуюся картину земной суеты, – пришла на ум непрошенная ироничная мысль…

– А теперь, дорогая, время для души. Марко встал и протянул ей руку.

Пока поднимались на второй этаж по лестнице под сводами, украшенными фресками все того же Герарди, друг рассказал, что в начале прошлого века реставратор Элиа Вольпи реконструировал дворец и преподнёс свою работу в подарок городу, который разместил в здании Пинакотеку. Что в ней двадцать один зал с выставленными картинами XIV–XIX веков. Среди них рассыпаны настоящие жемчужины: работы Луки Синьорелли, Лоренцо Гиберти, Доменико Гирландайо (при упоминании этого имени женское сердце ёкнуло). Восхитительные терракоты школы отца и сына делла Роббиа…

Что сокровищем коллекции считается небольшой холст раннего Рафаэля «Троица».

От того ли, что Марко помог ей почувствовать живую атмосферу ренессанса, или искусная подсветка создавала иллюзию жизни на древнем холсте, но повреждения на нём не только не помешали ей испытать остроту момента, а наоборот, усилили восприятие.

Так как не затронули, каким-то чудом, пальцы Бога Отца, поддерживающего снизу поперечину креста с распятым Иисусом.

Полнокровное молодое тело невозможно держать с такой лёгкостью, не будь всё пространство изображения пронизано святым духом веры…

Вся драма и надежда рода человеческого отражена в этой мнимой лёгкости, с которой каждый земной отец поддерживает своего отпрыска, неизменно обречённого на смерть. Изображение выглядело недвусмысленным посланием живущим.

Во все времена сила духа и вера не только спасает нас от разрушения, но, что более важно, открывает путь для постижения непознанного – всех тех невероятных возможностей, что заложены в нас. Прямо указывает нам на долг и предназначение создавать новую, достойную человека-творца форму жизни.

– Вот оно! Это не просто гениальное произведение, это глубокие корни древа жизни, пронизавшие пространство и время. Нет крепче и достовернее связи. Самые чуткие из людей передают из поколения к поколению и охраняют это послание…

Со слезами на глазах она повернулась к Марко. Но его рядом не было.

Растроганная, спустилась в холл, вышла в журчание и щебет парка и увидела своего друга на той же скамье. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу. Заходящее солнце золотило фигуру. Рядом стояла круглая коричневая коробка.

Услышав шорох шагов, Марко с улыбкой поднялся навстречу.

– Алисе, не говори ничего. Всё в твоих глазах. Наверняка ты увидела своего Рафаэля. И эти цветы тебе от него. Из коробки выглядывали мелкие розы в окружении разнотравья.

«Дорогой, Франц! Позволь мне разделить с тобой блаженство от вида и аромата этих восхитительных цветов... Выразить чувство глубочайшей признательности вам обоим. Дарителю и тебе.

Вы и другие мои многочисленные мудрые наставники (теперь-то уж точно все перезнакомились!) отправили меня в путешествие, изменившее моё представление об истинном устройстве нашего мира. Открыли предназначение человека и условие задачи. Благодарю!»