Повесть Офицер для особых поручений 2020

            
Предисловие
Повесть "Офицер для особых поручений"   —  вторая часть трилогии  "Без поражений нет побед".  Впервые  была  размещена  на  портале  проза ру.  в  2010-м  году: Свидетельство о публикации №210021500670, №210021800478, №210022100279, №210022401358. Ныне размещается  полная  версия  повести  в  редакции 2020 года.

    I. Новогодняя встреча

    Ночью  в   Мукачево  шёл   снег,  мелкий   и,  казалось, безостановочный.  Утром   он   стих   и  превратился   в  кашицу   под   ногами   огорчённых   горожан.   Даже   в  конце  декабря  они  не  могли  насладиться   всеми   прелестями зимы.  Похолодания  в  этом,  окружённом полукольцом  гор закарпатском   городе  случались  довольно редко.  Круглый  год  незамерзающая,  быстрая  речка  Латорица  шумно  напоминала  жителям  о  своём  присутствии.  Новый  день  был  ясным  и  безветренным, воздух  как  никогда  чистым  и  свежим.
    В   этот   день   Рябинин   проснулся   рано,  привёл себя  в  порядок,  наскоро  позавтракал  и  отправился   на улицу.   Уже  неделю как офицер-отпускник  с  далёкого  Урала   пребывал    на    туристической    базе    Прикарпатского  военного  округа.   Но   не   интерес   к   многовековой  истории  разноплеменного  города   и   лыжным    прогулкам  в  горах  заставил  Вячеслава  посетить  Мукачево,  а   долгожданная   встреча  с  немецким  другом   Ральфом  Линденбергом.  Почти   десять   лет   назад   судьба   свела   капитана  ГСВГ  Рябинина  и  обер-лейтенанта  ННА  Линденберга  в  небольшом   уютном   заштатном   восточногерманском    городке   Фюрстенберге.  Затем    были   годы    разлуки,    переписка    и   желание   увидеться.   Офицеры  за  истекший  срок  выросли  в  должностях, воинских   званиях,  сменили  профиль  деятельности. Подполковник   юстиции   Рябинин   из  военной   прокуратуры    перевёлся   в   юридическую  службу  управления  делами  Министерства  обороны.  Оберст-лейтенант  Линденберг  службе  в  танковых  войсках предпочёл  военно-дипломатическую работу.  После   завершения    командировки    в   одну   из   африканских  стран   он   был   назначен   сотрудником   аппарата   военного  атташе  в  Чехословакии.
    На  главном  портале  здания  городского  Совета   народных    депутатов   куранты   отбили   без  четверти  десять.   Средневековые,    узкие   улочки   старого   Мукачево  в  этот  час  были  немноголюдны.  Аборигены   спозаранку приступили   к   работе,  а   туристы,   наплыв   которых   зимой   почти   не  ощущался,  отдыхали.  До встречи со старым  приятелем  оставалось  пятнадцать  минут.  Прогуливаясь  по  улицам,  Рябинин  чувствовал  себя  по-мальчишески  легко  и  свободно.  Давно  уже   жизнь   не   казалась   ему   такой   беззаботной   и   праздничной.
    Ровно  в  десять  к  зданию  бывшей   ратуши,   ныне  горсовета,  подъехала  белая  Шкода.   Безупречно  одетый   гражданин   в   зеркальных   очках,   выйдя   из   автомашины,  неторопливым     шагом   пересёк   площадь   и  остановился  у   газетного  киоска.   Рябинин   сразу   узнал   Линденберга   по манере  сутулиться, скрывая  высокий  рост,  и  непременно    жестикулировать   при   беседе.   Вот   и   сейчас,    покупая  утреннюю   газету   у    киоскёра,   он   сопровождал    выразительными   жестами  и  без   того  понятные   фразы.
    — Не  думай,   что   за    непроницаемыми    очками    можно  спрятаться,  —  громко  произнёс  Рябинин, неожиданно  появившись  перед   Линденбергом   и   стиснув  его  в  объятиях.
    — Сколько  лет, сколько зим, —  приветливо отозвался  Ральф,  сняв  очки  и  устремив  на   Вячеслава   свои  большие  голубые  глаза. Они блистали, выражая  неподдельную  радость.
    — А   ты    почти   не   изменился,   а   ведь   прошло  столько  лет.  Правда,  стал  более степенным,  взгляд  —   пристальным,    и   одет   не   без   дипломатического   лоска, — возбуждённо   продолжал   офицер-отпускник.
    — Ну,   допустим,   с   дипломатическим    лоском    ты   ошибаешься,    а   вот   с  остальным   можно  согласиться, —  рассмеялся  иностранный  гость.
Продолжая    беседу,   старые   друзья    направились    в   бистро,  расположенное  неподалёку  от  русского  драматического  театра.  По дороге они   наперебой  рассказывали   друг  другу  о  переменах  в  личной  и служебной   жизни,   домочадцах,   с   которыми   были  знакомы   заочно.   Изредка   Ральф   фиксировал   про  себя  перемены,   происшедшие   в    Рябинине.   Спустя   годы    он   выглядел   подтянутым,   собранным,  сдержанным.   Штабная  лакировка  сделала  своё  дело,  от  былой  бесшабашности    военного   сыщика    не   осталось  и  следа.  В  свою очередь  и  Вячеслав  отмечал,  что  Линденберг   в   достаточной   степени   усовершенствовал   русский   язык.   Учёба   в   двух   советских   военных  академиях   не  прошла   для   него  бесследно.
    — По чашечке кофе, и  приступим  к  осмотру  достопримечательностей,   —  предложил  офицер-отпускник.
    — Кстати,   приобретём   и   рождественские сувениры, — соглашаясь, добавил  его  сговорчивый   гость.
В   утренние  часы   бистро   пустовало.  В   нём   было   тепло   и   уютно,  а  чёрный  кофе,  принесённый   миловидной   официанткой-гуцулочкой,  ещё  больше  взбодрил старых приятелей. Нарядно украшенная рождественская  ёлка,  установленная  в  центре  затемнённого  помещения, загадочно мерцала электрическими   гирляндами.
    Бегло   пролистав   купленную   газету,   Линденберг   с  досадой   произнёс:
    — Да,  времена  наступают  не  самые  лучшие. Стремление   людей   к  постоянным  переменам   когда-нибудь  заведёт   их   в  опасный  тупик.
    — Ты  о  чём? — недоумённо   спросил   Рябинин,  не склонный  хоть  чем-то  омрачать  радостные  минуты  встречи.
    — О событиях  в  Чехословакии.  Вот  почитай,  президентом   ЧССР   избран   Вацлав  Гавел —  дитя  пражской  весны,  трижды  за  последние  двадцать  лет   побывавший  за  решёткой.  Писатель и драматург, получивший  мировую  известность  за  сочинительство разного  рода  диссидентской   литературы.  А  между  тем  КПЧ    лихорадит,    руководители    меняются    как    перчатки: Густав Гусак,  Милош  Якеш, Карел Урбанек, Ладислав Адамец. Не  сегодня  так  завтра  в   армии,  корпусе  национальной  безопасности  и  других  военных  структурах   деятельность   КПЧ   будет   запрещена.
    Линденберг,  отложив  в  сторону недочитанную газету,  с  ранее  не  свойственным   ему  цитатничеством  раздражённо  продолжал:
    — В  Румынии  казнён  Николае Чаушеску. РКП, насчитывающая   три  с  половиной   миллионов   членов,  прекратила  существование.  Страной  управляет   Фронт  национального  спасения,  возглавляемый  бывшим   директором   какого-то  технического  издательства   Ионом  Илиеску.    В  Венгрии  ушёл   из   жизни   Янош  Кадар,   и   за   полгода  его  место  поочерёдно  занимали  три  политика:  Карой Грос,   Реже  Ньерш,  Дьюла Тюрмер. ВСРП  сократилась  в  десять  раз,  а  созданная  на  её  основе  социалистическая   партия   меняет   стратегический   курс.  В  ГДР   на  внеочередном   пленуме  ЦК СЕПГ  из  партии  изгнан  Эрих  Хонеккер.  В  моей  партии,   ранее  объединявшей  свыше   двух   миллионов  человек,  теперь   не  осталось   и   четверти.  Новые   её   руководители   Эгон  Кренц  и  его  преемник   Грегор  Гизи — непредсказуемые политики.  В  Польше  ситуация  более  ясна.  Президент — Войцех  Ярузельский,  а  ПОРП   возглавляет   Мечислав Раковский  —  твёрдые  и   последовательные   коммунисты.
    Рябинин  молча  допивал  остывающий кофе,  мысленно  перелистывая  известные  ему  страницы  из  биографии   оберст-лейтенанта.   Линденберг   относился   к  тем   немногочисленным   немцам,   которых  вполне устраивал  социализм  советского  образца,   установленный  в  Восточной  Европе.  По  его мнению,  присутствие  там  советских  войск  надёжно  гарантировало  живучесть  так  называемых  народно-демократических   политических режимов.   Дед    Линденберга   был   членом  "Союза Спартака",   свидетелем   революции   и   трагического   конца   Баварской   советской   республики.  Став   членом  КПГ-ОКПГ,  в    начале   тридцатых   вместе   с   Эрихом  Хонеккером,  тогда   ещё  двадцатилетним  комсомольцем,  учился  в  Москве.  В  составе   интернациональных   рабочих  бригад  строил   Магнитку.   Позже   по   заданию  ИККИ   Коминтерна  издавал  в  Швеции  и  тайно  переправлял  в  фашистскую Германию   нелегальную   литературу.   В   рядах   батальона   имени   Тельмана  сражался   в   Испании,  где  и  погиб,  завещая  своим  детям  вести  непримиримую  борьбу   с  фашизмом.   Не   жалеть   сил   для  построения  в  Германии  государства   пролетарского   социализма.  После  окончания   второй  мировой  войны  родители  Линденберга,  находящиеся   в  эмиграции,  вернулись  в   Восточную  Германию.  Стали  активными  членами   СЕПГ.   Духовное  завещание  деда  было свято  и  для  Ральфа.
Газетное  сообщение  о  политических   переменах   в  Чехословакии   не  оставило   равнодушным  и   Рябинина.  Продолжая  размышлять, он  извлекал  из  глубин  памяти  итоги   второй   мировой  войны   и   делал  это  с   ранее    не присущей  ему  дотошностью  историка:

"Полмиллиона   советских   солдат    пролили    кровь  за   освобождение   Чехословакии,    и    сто    сорок    тысяч   из   них    были     убиты.  В   боях  с   фашистами   сложили   головы   и   двадцать   пять   тысяч   членов  КПЧ,   возглавлявшей  движение   сопротивления.   Той   самой   партии,  которая   ныне   не   способна   противостоять   тлетворному   влиянию  Запада.  В  шестьдесят  восьмом   контрреволюционный   переворот   в   ЧССР   государствам — участникам   Варшавского  Договора   удалось  предотвратить.   Спустя    два   с  лишним  десятка   лет   руководители  ОВД  публично   раскаялись   в   допущенной   ошибке…"

    Между  тем  оберст-лейтенант  ННА,  вопреки  сдержанности  и  осторожности   дипломата,   продолжал   комментировать  последние  политические  события   в  странах  советского   блока   в    Восточной    Европе:
    — Не    лучше  обстоят   дела   и   в   Болгарии.   Из  БКП   исключён   Тодор   Живков,   партию  возглавляет  новый  руководитель  Пётр  Младенов…
    —  Дружище,   мы   так   не   договаривались,  — скрывая  свои   чувства,  перебил   старого   приятеля   Рябинин:
    — Праздник,   достопримечательности,   сувениры —  вот   круг  наших   интересов  на  сегодня.   И   никакой  дипломатии,   поговорим  о  серьёзных   вещах   позже.
    — Да,   ты   прав.  Но   времени   у  нас,  увы,   не  так  уж   много.   Мне   ещё   предстоит   засвидетельствовать  свой   визит  в  Мукачево   в   соответствующих   инстанциях.  Но смею тебя уверить,  что  минут  через    двадцать   я   буду    в   твоём  распоряжении,— согласился  Линденберг.
    После   ухода   приятеля    Рябинин    вновь    вернулся  к   прерванным   мыслям    о   переменах   в   странах   народной  демократии.
Ещё    не   так   давно   в  Восточной  Европе   царили  мир  и  согласие.  В  шестидесятые  годы   марксистско-ленинские   партии   Болгарии,   Венгрии,  ГДР,   Румынии,  Чехословакии,   а    в   начале   семидесятых   и   Польши,  взяли  курс  на  развёрнутое  строительство  развитого  социализма.  В декабре 1989  года   всё   выглядело   иначе.
    Подполковник   Рябинин   не   был   политиком,   но  он  служил  в  чрезмерно  политизированной   армии,  искренне  верил  в  правоту  укоренившейся  в  СССР идеологии.  К  смене  руководства   коммунистических   и   рабочих   партий   в  социалистических  странах   относился   с   недоверием,  был  согласен  с  пословицей:  "старый  конь борозды  не  испортит".  Советский   подполковник   не   знал,  взглядов  молодых   напористых   политиков,    внешне    лояльных   Москве.   Не   понимал:  почему  с    приходом    их   к  власти  рушится  целостность  братских  партий,  меняется  идеология.  Сомневался, что "молодняк" останется  верным  идеалам состарившихся    предшественников,    обладающих  революционной  энергией,  закалённых   в   борьбе  с   фашизмом.   
    Победа    во   второй   мировой   войне   помогла  СССР  установить   в  Восточной  Европе  родственные  политические  режимы.  На   первом  этапе  возникли  широкие   общественные  коалиции  —  национальные фронты,  руководимые  коммунистическими  и  рабочими  партиями. Затем появились народно-демократические  республики.  Позже   произошёл    их   переход  к  строительству    развитого   социализма   по  образу  и  подобию  советского.     Не   по  своей    воле   наши    солдаты    пришли    в   Восточную   Европу    и    вовсе   не   для   того,  чтобы   реализовать  на  практике  идеи  о  всемирной    пролетарской    революции.   Прийти   туда   их   заставил   проклятый   фашизм  —  поработитель  народов. Было  бы  непростительной   ошибкой  СССР  упустить   шанс,  предоставленный  историей,  оплаченный  кровью  миллионов   советских   солдат.
Продолжая   строить   умозаключения,    Рябинин  вновь   начал   прокручивать  в  тренированной   памяти,   особенно  запомнившиеся   итоги  второй  мировой  войны:

"…В  Великую  Отечественную  войну  нам   пришлось  воевать   не  только  с   немецко-фашистскими  войсками.  Из  числа  её  сателлитов   самый   большой  военный  контингент  (после финнов)  на  советско-германский   фронт  выставили   румыны   и   венгры.   На  южном   крыле   фронта  в  первый   день   войны  действовало   девять   бригад    и   тринадцать  дивизий    румын   и   четыре   бригады   венгров.  В  1942-м    они    увеличили    своё  присутствие:   румыны   до  двадцати  шести,   а  венгры   до  пятнадцати  дивизий.   Немало  солдат,  офицеров  3-й,   4-й  румынских   и   2-й   венгерской    армий   полегло  на  советской  земле.  До  августа  44-го   Румыния   была    союзницей   Германии   и   вышла   из   войны  лишь  под   влиянием   успехов  Советской  Армии.   Осенью  44-го   на   Западной  Украине,   а   затем      на   территории   Венгрии  советским   войскам   противостояли  1-я,  2-я  и   3-я     венгерские  армии.   До   февраля   45-го   горе-вояки   диктаторов   Хорти   и  Салаши  совместно   с  гитлеровцами  ожесточённо  обороняли  Будапешт...
С  поляками,  чехами,   словаками   было  иначе.  Порабощённые   гитлеровцами,   они   активно  боролись  с  немецкими  фашистами.
Поляки,   ранее  не  питавшие   дружелюбия  к  СССР,   с  начала   войны   оказались   нашими   союзниками.  Они   воевали   как  в  генерал-губернаторстве,  так  и  на  территории  СССР.   В   1943  году    боевое   крещение  приняла  польская  пехотная  дивизия.   В  составе  1-го  Белорусского   фронта   были   сформированы   две   польские   армии.  Только   одна   из   них — 1-я  —  насчитывала  около  100   тысяч  воинов.  В   Польше   к   осени    1942   года   армия   Людова    насчитывала  двадцать  семь,   а   в  1943  году  уже  более  шестидесяти  партизанских  отрядов.   В   1944   году    польские,  чехословацкие   и    советские    партизаны    действовали   уже   сообща   на  территории  Восточной   Европы.   Были,  конечно,  и   другие  поляки:   ”жолнежи”   армии   генерала  Андерса,  отдельных   воинских  частей  Армии  Крайовой.  Они   исполняли  волю   эмигрантского  правительства,   опасавшегося   "большевизации"   своей  страны...   
Чехословакия  в  начале  40-х  была  раздроблена  и  растащена  по кускам  европейскими  хищниками.  Чехи  в  протекторате  Богемия-Моравия преумножали  бронетанковую  мощь  вермахта. Словаки,  став  вассалами Рейха, поддерживали  захватническую политику Гитлера. Словацкие   фашисты  тисовского   марионеточного   режима   в   составе   двух   дивизий   и  нескольких  отдельных  полков  сражались  на  советско-германском  фронте. Но  вскоре  антифашистское  сопротивление   бесправных  чехов  и  словаков  показало  свою  силу.   К  концу  войны  в  Словакии    действовало  свыше  ста   партизанских   отрядов.   На   стороне  СССР  с   1943  года   воевал  отдельный  чехословацкий  батальон,  затем   разросшийся  в  бригаду  и  корпус  численностью  50 тысяч  человек.  Коммунистическая  партия  ЧСР с  первых  дней   оккупации  призвала  трудящихся  бороться  с  врагами....   
Болгары    придерживалась   нейтралитета,   но  до   июня    1941  года   дружили   с   Германией,  присоединившись   к   тройственном  союзу.    Это   было  связано  с  территориальными   интересами,  а  не  враждой  с  СССР.   Ни   один   болгарский  солдат   на   восточный   фронт  направлен   не   был.   Правда   гитлеровцев  болгары  допускали   в   морские  порты,  для   ремонта  и  заправки  военных  кораблей.  В  стране  в  этот  период  против   фашистов   сражались   одиннадцать   бригад   и   тридцать  семь   партизанских   отрядов  (18  тысяч   бойцов — членов  Рабочей  партии).  Однако   повстанческие    силы   были   несопоставимы   по  численности  с  болгарской  армии.  В  1944 году  Болгария   объявила  войну  Германии.  В 45-м   воины  1-й  болгарской  армии  сражались  вместе с  советскими  солдатами   в  Венгрии…" 

    Эрудированный,   но  ещё  не  постигший  всех  тонкостей   политики   офицер   терялся  в  догадках.   Он  не  мог  понять:  почему  нерушимый  союз  с  мощной   военно-политической   и  экономической   структурами   ныне   трещит   по   швам.   А  причина  была   простая:   создали   мы   этот   братский   социалистический   лагерь   из   бывших   заклятых   врагов  и  случайных  попутчиков  в  годы  испытаний. 

    II. Разговор начистоту

    Из   состояния   философской   задумчивости  Рябинина  вывело обращение  миловидной официантки.
— Это, наверное,  вас  там…  на  улице   приятель дожидается, —  напевно  произнесла  она,   кивнув   головой  на  окно  закусочной.
    — А  мы  закрываемся, будем  готовить  зал  к свадебному  банкету.
    — Кому  свадьба,  а  кому  и  размолвка  под Рождество.  Все  "союзы"   в   нашем    безумном   мире,   так  недолговечны, —  пробурчал   занятый   своими   мыслями подполковник,   озадачив   девушку  весьма  странным ответом.
    За  окном  бистро  отчаянно   жестикулировал  Линденберг,  потерявший  всякую  надежду  обратить  на  себя   внимание   Рябинина.
    — Бистро  закрыли,   внутрь  не  пускают. Гримасничаю    тут,   а   ты   на  официантку    глаз   положил  и  любезничаешь. Или, может быть, как  прежде  в  сочинительство   ударился,  —  с  наигранной   обидой  в  голосе  произнёс  Ральф,  зная  о  давнем  пристрастии Вячеслава   к  поэзии  и  стихосложению.
    — А    ты   как    думал?    И  на  гуцулочку  глаз  положил,  и  стихи   в   её    честь    написал, —  распрощавшись  с  тяжёлыми   умозаключениями,  подал    голос  отпускник:

Лесной неповторимый  край  как  мог   мне  не  понравиться,
Целуй  и  крепче  обнимай  гуцульская  красавица.
Не прячь  печальные  глаза  за  длинными  ресницами,
Пусть  засияет  в  них  слеза  янтарными зарницами.
Влюбился,  как  мальчишка  я,  а  жил  так  незадачливо.
Как  мне  уехать  от   тебя  из  городка  Мукачево.

    В  течение  последующих  двух  часов  приятели посетили   овеянный    легендами   и    славой    замок    "Паланок",  православный  женский  монастырь  на  Монашеской   горе,  вдоволь  набродились  по  узким, старинным   улочкам.  Приобрели,  между  всего  прочего,  оригинальные   рождественские   сувениры    для   домашних.
    — Лично  я   достопримечательностями  сыт  по  горло, —    наконец  признался  Ральф.  Измотавшись  за  день,  он  с  радостью  принял  предложение  Рябинина отдохнуть  и  перекусить  в  столовой  туристической  базы ПрикВО.  — Бистро,  пожалуй,  выглядело  поприличнее, — прямолинейно  заявил  Линденберг. 
    — Ну  да  ладно, посмотрим,  чем  тут  потчуют советских   офицеров  и   их   зарубежных   гостей, —  добавил   немецкий   дипломат,  критически  осмотрев   невзрачное помещение   военной   столовой.  После  мутного   рассольника  и  дурно  пахнущей   козлятины  с  тушёной  капустой   Линденберг   совсем   скис.   Рябинин,  чтобы  выйти   из  неловкого  положения,  пригласил  Ральфа  в  свой   гостиничный  номер. Такой  же  невзрачный,  как   и зал  столовой,  но с  небольшим  запасом  спиртного  и  хорошей  закуски.
    — Ну   это  ещё   куда   ни   шло,  — с   воодушевлением  произнёс  немец.  Потягивая   молдавский коньяк,  он  приступил   к  серьёзному  разговору:
    — В   августе  Хонеккеру  исполнилось  семьдесят семь.  Наш  лидер имеет традицию беседовать в неформальной  обстановке  с  родственниками  своих  бывших  революционных  сподвижников.  Я  был  одним из  тех,  кто  удостоился  этой  чести. Первая  леди  ГДР — Маргот   не  ударила   лицом  в  грязь,  званый   ужин  удался  на  славу.  Эрих   в   кулуарной   беседе   не  скрывал  своей  неприязни   к   проводимому   на   твоей   родине   курсу  реформ.  Предвидел   возможность  своей   компрометации  и  сползания   ГДР  с  социалистических  рельсов.  После  дня  рождения  Хонеккер  слёг в больницу в связи  с  желчекаменной   болезнью.   В   октябре   же   ему   пришлось  расстаться  с  постами   руководителя  партии  и  государства.  Нашего  лидера  обвинили  в  совершении  должностных  злоупотреблений:  приобретении  личных  автомобилей  за  казённый  счет,  санкционировании  уничтожения  перебежчиков  на  Запад  и  так  далее...
    Ральф   на   минуту  смолк,  а  затем,  заметно  волнуясь,  продолжил:
    —  Чушь  всё   это.   Границу   с  Западным   Берлином  охраняли   гэдээровские  и  советские   пограничники   сообща.  Причём  многие  из  них  погибли,  исполняя  служебный  долг,   от  рук   злоумышленников.  Пагубное   же  пристрастие  к  коллекционированию  шикарных  автомобилей  обнаруживали  родственники  не  только  Эриха  Хонеккера,  но  и  ушедшего  в  небытие  Брежнева.  Самим   старикам   этот   металлолом,   да   и   все  остальные  блага,   были   ни  к   чему.   Не   следует   забывать   и   вашей   русской   пословицы:  "По  Сеньке  шапка,  по   Гришке кафтан".  Перегибы   наших  партийных  лидеров,  если  таковые  и  были,  всё  равно  лишь  капля  в  море  в сравнении  с  преступлениями  политиков   мира   бизнеса.  Тут   дело,  мой   друг,   вовсе  не  в   перегибах,   а    в   ползучей,   скрытой    капиталистической  реставрации. Советскому   социализму  с  изначальной  диктатурой    пролетариата   наши  противники  на   Западе,  не   гнушаясь  в  выборе  методов   и  средств,  навязывают  "демократический социализм" западного  образца  с  диктатурой   капитала.
    Рябинин   накануне  девяностых  не  мог  себе   и  представить,  что  в  эпоху  социализма   сложился   особый   тип  коммунистических   вождей,  оторванных   от  масс   и   чуждых   им.   Он  допускал,  что  Линденберг сообщает   ему   достоверную   информацию   о   Хонеккере.  И   в   то  же   время   знал,  что  не   кто   иной,   как  "праведный"  Эрих  в  1971  году,  заручившись  поддержкой  Брежнева,  организовал   бескровный   дворцовый  переворот  и  отправил  предыдущего партийного и государственного вождя   ГДР   Вальтера   Ульбрихта   на   "заслуженную пенсию".   О   казнённом   Николае   Чаушеску  слагались  целые   легенды.   Как   Николае,   так   и  его  "премудрая"  жена  Елена,  занимавшая  ряд  ответственных  постов  в  государстве,  имели  диктаторские  замашки.  Счастливая семейная   чета,   а   также   два   сына   и   дочь,   пристроенные на   тёплые  места,  вели  роскошную  жизнь.  И   это  в  то     время,   когда    гибла   национальная    экономика,  шла  острая   внутриполитическая   борьба.
    Противоречивые   мысли,   как    ветер,  гуляли  в  голове  Рябинина.  Но  делиться  ими  советский подполковник   не   спешил.  Прежде   пытался   сам  разобраться   в   происходящем.  Поэтому  Линденбергу  он  сказал  совсем   не  то,  что  думал: 
    — Зачем   сгущать   краски.   Может   быть,   не   так  уж   всё  и  плохо.   Организация   государств — участников Варшавского  Договора  боеспособна,   жив  и  СЭВ,  а внутрипартийная   жизнь    братских   партий   не  стоит   на   месте.  Увы,   ушла   в   былые   времена    международная  дисциплина   революционного  пролетариата.
    — Сгущать  краски?   Оцени   международную обстановку   и  тогда   поймёшь,  насколько   всё   серьёзно, —  возразил  Линденберг,  продолжив  свой  рассказ:
    — Отстранение  от  власти  Эриха  Хонеккера   произошло   под    влиянием   реформистских   настроений   в  СССР.   Он  ушёл   из  политики,  не   выдержав   длительной  борьбы  с  председателем  Совета  Министров  Вилли  Штофом  и  поддерживавшей  его  группы  влиятельных  членов  политбюро.  У  власти  оказался  их  ставленник  Эгон   Кренц.   Ему   и   другим   заговорщикам,  руками  которых   убрали   Хонеккера,  теперь   воздалось  сторицей.  СЕПГ  как   таковая   не  существует,   а   в  новой  партии  ПДС — партии демократического социализма — оппозиционерам    места   не   нашлось.  Там    правят    бал  бывший   партийный  лидер  дрезденского  округа   Ханс Модров    и   нынешний   председатель   СЕПГ — ПДС    Грегор Гизи.  А   для   них   есть   вещи   поважней,   чем  пролетарский социализм.  В  начале   декабря    Народная  палата  ГДР  приняла   решение   об   исключении   из   Конституции    статьи  о   руководящей  роли  СЕПГ.  Открыта   граница   с  ФРГ,   разрушена  Берлинская   стена,   начат   процесс  освобождения   Восточной  Европы  от   "административно-командной  системы".  Поверь,   недалёк   тот   день,    когда   политики   заговорят  о   создании  конфедерации   двух   немецких   государств.  Не  исключаю,  что  произойдёт   ещё  более  непредвиденное  событие:   поглощение   ГДР   сильным   буржуазным  соседом.   И   что тогда  делать  нам  — коммунистам?
Эрих   Хонеккер,  обращаясь   к   западным   политикам, как-то  сказал:  "Берегитесь!  Однажды  социализм  постучится   в   вашу   дверь   и   тогда   вопрос  о  воссоединении   немецких  государств  будет  поставлен  совершенно   иначе.  Как  мы его  решим   —  не  вызывает  сомнений".  Именно  так — на социалистических  принципах —  и   должен   решаться   этот  вопрос.
    Рябинин, слушая  Линденберга,  продолжал   мысленно делать выводы из политических событий  недавнего прошлого:

"…В начале  октября  1989  года  Берлин  осчастливили  своим посещением  Михаил  Горбачёв  и  заведующий  международным  отделом  ЦК КПСС  Валентин  Фалин.  Лобзались  по  установленной   партийной  традиции   с  Хонеккером  на  праздновании  сороковой годовщины образования   ГДР.  Через  полторы   недели  Эриха   отстранили  от   власти.  В  ноябре   того   же  года  в  Бухаресте  находился  член  Политбюро  ЦК КПСС   Воротников.   Принимал   участие   в   работе   XIV   съезда   РКП,   пел  дифирамбы   Чаушеску.   Через   месяц    румынский    лидер    был    казнён.  В   том   же   месяце   с  поста   генерального   секретаря   ЦК БКП   якобы   по  своей   воле  ушёл   Тодор   Живков.   Ныне   он   исключён  из  БКП,  обвиняется  в  разбазаривании   государственных   средств   и   в  сотрудничестве   с  тайной  полицией  в  годы   второй   мировой   войны.  А  ведь    недавно,  в   конце   сентября,   на совещании  в  Варне  член  Политбюро,  секретарь   ЦК КПСС   Александр   Яковлев   клятвенно  заверял   болгарского  лидера  в  нерушимости  его  власти…"   

    — Неужели   это  простые   совпадения? — в очередной    раз   строил   догадки    советский    подполковник.
    — Что   происходит  на  твоей   родине,  Вячеслав? Сумеет ли  ведущая  страна  социализма  отстоять  его завоевания,    защитить   единомышленников   за   рубежом? —  недвусмысленно  спросил   Линденберг.
    — Я  думаю, что мы  ещё  достаточно  сильны. Перестройка   набирает   темп.  В  этом году  состоялись выборы  народных избранников, прошли два съезда народных   депутатов  СССР,    две  сессии   Верховного  Совета,  идёт   подготовка  к  XXVIII  съезду  КПСС,  —  намереваясь  отшутиться,   как    школяр,   начал   перечислять Рябинин.  Но,   увидев   озабоченное   лицо   немца,  продолжил   уже  серьёзно:
    — Никто   из  партийных  лидеров  и   речи   не   ведёт  о   крушении   идей   социализма.   Больше   говорят   о   новом  мышлении,  общечеловеческих   ценностях,  социализме  с человеческим    лицом,   обновлённой   федерации.    Не думаю,  что  это  "словесная  мишура",   но  принимать   всё  сказанное  за  чистую  монету  нельзя.   Только  слепой   не видит  политических,  экономических,   межнациональных  трудностей   в  стране...
    При   всём   при   этом  —  кто   может  заставить  СССР  отречься    от   ГДР?   Вспомни,  ещё  при   жизни  Сталин   не  раз   предлагал   союзникам    по  антигитлеровской   коалиции  создать  независимое, демократическое  немецкое   государство.  При   этом   допускал,   что   оно,    как   и   Австрия,  останется   буржуазным,  но   главное —  нейтральным.   Такой   же   позиции   после   смерти   вождя    придерживался   и    Берия,   за   что  поплатился   жизнью.  Англичанам   же  и  американцам   был   нужен  оборонительный   щит   перед   лицом    коммунистической  угрозы.   Этим   щитом   и   стала    ФРГ.   Вступление   её    в  НАТО   в    корне    изменило   подходы    для    воссоединения  Германии.  Впоследствии   внешняя   политика   СССР  полностью   ориентировалась   на   признание   ГДР  и  закрепление   статуса   Берлина.   
    —  Трудно   сказать,   убедил    ли   ты   меня   на   все  сто, — недоверчиво  произнёс  оберст-лейтенант… 
    — Но    помни,   что  я   один   из   тех   людей,   которые   не   отказываются   от   своих   взглядов.  Не фанатизм,  а  глубокая  вера  в торжество пролетарского социализма   заставляет  меня   отвергать  поворот  истории  вспять.  Эрих   Хонеккер  несмотря   ни   на   что   был   и  останется     для   меня   политическим    лидером,   за   которым   я  пойду   до  конца, —  закончил  разговор  Линденберг.
    "А    есть   ли   у   меня   среди   советской    партийной  элиты    лидер,   достойный    почитания,   за   которым  можно  пойти  до  конца?    Не  исключено,   что  и  в  мой  дом,  как  в  дом  Ральфа,   постучится  беда," —  подумал  Рябинин.
    К  сожалению,  настали   времена,   когда   политики   СССР   оказались непредсказуемыми, оторванными от народа.  Командующие  войсками    военных    округов,     под    началом    которых   служил   Рябинин,  не  были исключением.  Они   занимались   политикой   лишь   постольку-поскольку.   Их  то  и  дело  перемещали   с  места  на  место,  не  давая   возможности  освоиться    в   своих  должностях,   завоевать   у  подчинённых  хотя   бы  сотую  долю    уважения   и   авторитета   полководцев   героических  лет.     Через   полчаса   офицеры   дружественных  армий  расстались.  Теперь   их   связывали   не  только  общие   взгляды   на  жизнь,   касающиеся  понятий  добра,  зла   и справедливости,   но   и   единая   политическая   ориентация.  Судьба  готовила  приятелям  еще  немало испытаний, которые  предстояло  стойко   выдержать.      

    III.  Кто вы, Альберт Макашов?

    Средний  Урал  встретил  Рябинина  морозом  и ветрами.  Привычный к суровым  зимам Свердловск, в отличие  от   курорта   Мукачево,  ни  на   день  не   расставался с  белоснежным  покровом.  Городом  на  хребте  называли издавна  столицу Урала и называли  не случайно. Расположена  она  на  восточном  склоне  Уральских  гор, в верховьях Исети, в межгорном коридоре, насквозь продуваемом  переменными  ветрами.  Холодный  январь девяностого года, изрядно надоевший  свердловчанам, закончился.  В  феврале  погода  улучшилась, и до места службы   Рябинин  предпочитал  добираться  пешком.  В   этот  погожий  день  он  спешил  по  заснеженным  улицам  к знакомому  зданию штаба Уральского военного округа (УрВО) — архитектурному  памятнику,  созданному  в  конце 30-х  годов по проекту  известного  зодчего  Дукельского.
    Ещё  каких-то  полгода  назад  Рябинин  служил  в управлении  военного округа. Занимал  престижную должность  начальника  юридической  группы,  входил   в  штат   секретариата   командующего  войсками.  Время   внесло свои   коррективы.  Уральский  военный  округ  упразднили,  а  штаб  и  управление  вновь созданного Приволжско-Уральского военного круга (ПурВО)   разместили  в  Самаре.  В  Свердловске  же  теперь  обосновался  штаб  сорок  второй  общевойсковой  армии. При  нём-то  и  числился  по  иронии судьбы пониженный  в должности Вячеслав Рябинин. Бывший  командующий  войсками  УрВО  генерал-полковник Макашов ныне  возглавлял  вновь созданный  ПУрВО. Будучи   народным  депутатом  СССР, он  сохранил  за  бывшим  начальником  юридической группы статус  депутатского помощника  и  по-прежнему  загружал   поручениями.
    За  свою  бытность  главного  юриста  управления  УрВО  Рябинин пережил  трёх  командующих  войсками. Первым   был  генерал-полковник  танковых   войск  Николай  Грачёв.  Однако  под   его  началом  Вячеслав  прослужил  всего  пару  месяцев.  Вскоре "грач" улетел  в  столицу, став первым   заместителем   начальника   Гражданской   обороны. Вторым   был   генерал-полковник  Николай  Мадудов,  с  ним  судьба  связала   Вячеслава  на  целых  полтора года. Этот грузный, малоподвижный, флегматичный  пятидесятитрёхлетний  генерал  прибыл  на  Урал  из  Белорусского  военного округа,  где  два  года  числился   первым   заместителем   командующего. На  новом   месте  службы   подмётки  не   рвал,   командовал  войсками деловито,  без  спешки.  Среди  подчинённых  и  местной элиты  друзей  не заводил.  Жил уединённо со второй  по  счёту   законной   женой   и   сыном-школьником.  Излишествам  не  предавался, но имел  пристрастие  к  еде.  Это  в  совокупности  с   тяготами  службы  и  семейными   дрязгами   привело   к   возникновению    гипертонической  болезни.  В начале  1989 года "гурмана"  по состоянию  здоровья   определили    на   более   лёгкую   работу.   В   Москве  он  занял   место  первого  заместителя,  а   вскоре  и  начальника  Главного  управления   военно-учебных   заведений.  Генерал-полковник Альберт Макашов был третьим  по счёту  начальником   Рябинина.  Тринадцатого  января   восемьдесят  девятого  года,  именно  в  этот  злосчастный, по  мнению  суеверных   людей,   день  Макашов  переступил   порог   управления   УрВО.  На  Урал  он  прибыл  с   Кавказа,  где  занимал  должность  первого  заместителя  командующего ЗакВО.  До  этого же  командовал  20-й общевойсковой армией  в  ГСВГ.
Плотного телосложения, темноволосый, с полуазиатскими  глазами и боевито торчащими  усами  Макашов   был   противоположностью   Мадудову.  Альберту Михайловичу  шёл  пятьдесят  первый  год,  он  обладал  отменным здоровьем, был необычайно подвижен и предприимчив. Наскоро приняв должность, новый командующий с головой  ушёл  в  политическую   деятельность,  в  которой  без  достаточного  опыта   легко  свернуть  себе  шею.
    Время  было  неурочным,   работа  в  штабе    начиналась  ровно  в  девять.  Рябинин  появлялся   на  службе   на   полчаса   раньше.  Секретарь   военного  совета  подполковник   Копылов  приезжал  на  работу  чуть  свет.  Руководил   уборкой  апартаментов,  направлял за  начальником  служебный   лимузин,  просматривал   почту,  готовил  на  доклад  поступившие  документы. Служба  в секретариате  командующего требовала  скрупулёзности  и  расторопности.
    — Нашего  полку прибыло, — приветливо воскликнул  Копылов,  увидев  Рябинина. 
    — Адъютант, секретчица на подходе, так что  к приходу    шефа  весь  секретариат  будет  в  сборе, — уточнил он  не  без  удовольствия. 
    Рябинин   уважал   своего  коллегу  за  умение   сходиться   с   людьми,   покладистость,  прилежание   в  работе.  Рябинин   и   Копылов  были   одногодки. Чуть  меньше   сорока  лет,   с  одинаковой   выслугой   и   солидным  запасом   военных   знаний. Копылов  совсем  недавно  вернулся   в  родные  пенаты.  Переводу  на  родину   бывший  замполит   полка  был  обязан  командующему  армией  генерал-майору  Ивану  Бижану.  В  восьмидесятые  годы  Бижан  командовал  дивизией,  расположенной  в  двухстах  километрах  от   Алма-Аты.  Именно  там,  в  захолустном   Сарыозеке,   он   и  приметил  расторопного  политрука. Спустя  десять  лет  помог  ему   выбраться  из "дыры".  На  должность  же   командующего  42-й  общевойсковой  армии  Бижан  прибыл с острова  Свободы,   где  последние  два года  был  военным  советником.
    Перелистывая свежий номер "Красной звезды", секретарь  военного совета  мимоходом обратился  к Рябинину:
    — Ты   ещё  не  читал  отклики  в  печати   делегатов первого  Всеармейского офицерского собрания? Я  вот  по серости  своей  никак  не  могу  понять,  как  инородные ветви демократии и гласности можно привить к многолетнему   древу   единоначалия.
    Рябинин  только  неопределенно  хмыкнул. Тон  вопроса   секретаря   военного   совета  не  предполагал  ответа.  Пролистывая   глазами   полосу   газеты,   Вячеслав  заинтересовался    совсем   иной   информацией:    в   Москву  с  официальным  и  дружественным  визитом прибывал  председатель  СЕПГ — ПДС  Грегор  Гизи.
    "Что-то  зачастили  в  Москву  новые   руководители   ГДР.   Вот  пожаловал   Гизи,   а   несколькими   днями   раньше  пороги   Кремля   оббивал   председатель  Совмина  ГДР  Ханс Модров," — пытался  осмыслить происходящее  Рябинин. Он  предполагал,  что  начался   упомянутый   Ральфом   Линденбергом   процесс   освобождения   Восточной  Европы  от  ненавистной  ей   административно-командной  системы.  Видимо,   восточные   немцы   приехали  в  Москву  за  поддержкой. Если она отступится,  то им  придётся  иметь дело с  Бонном  и договариваться  о  конфедерации  двух   немецких  государств.  Конфедерации,  в  которой  ГДР  по-прежнему  останется   союзницей  СССР в обновлённом  лагере социализма. А  если  идея  конфедерации  не  найдёт  отклика,  произойдёт  аншлюс  ГДР  и  её  присоединение   к  НАТО.   Этого   воспитанный  в   духе   патриотизма  офицер   не   мог   себе   и   представить.
    В отличие от многих  сослуживцев  Рябинин  не страдал  политическим  дальтонизмом. С  бесстрастностью статиста  он   начал  подсчитывать  размер  ущерба,  который будет  причинён  организации   Варшавского Договора  в случае  исчезновения  ННА.  Ведь  Рябинин  был  не  только юристом,  а   в  первую  очередь   военнослужащим,  и  поэтому  мыслил  заученными   категориями:
    "…Численность  Вооружённых  Сил   ННА  ГДР  —  173  тысячи  человек.  В   Сухопутных  войсках   3140  танков.   В   ВВС   и  ПВО  335  боевых   самолётов.  Семь   истребительных  авиационных  полков  базируются   на   самолётах  МиГ-21,  Су-7Б,  и  один  полк —  на  МиГ-29.  Восемь   полков  и  бригад  зенитно-ракетных  войск,  оснащённых   комплексами   С-75,  С-125   и  С-200,  две   бригады   радиотехнических  войск,   части   тыла  и   связи.   В  ВМФ  девятнадцать   военных   кораблей  среднего  и  мелкого  класса…"

    — Что  ты  бормочешь,  Вячеслав?  Кроссворд  что ли разгадываешь? — нарушил  ход  мыслей  военного  юриста  секретарь  военного совета  армии.
    — Я   тебя   спрашиваю,   как   демократия   и   гласность  приживутся  в   условиях   единоначалия, не снизится   ли   боевая   готовность  войск?  Ты  ведь  как  никак   депутатский  помощник,  всё  должен   знать, — не  отставал  бывший  замполит  полка.
    — Может  быть,  и  должен  знать, да вот не знаю. Это сейчас  никто не  знает,  даже  наши  начальники  с большими   звёздами  на  погонах, — мрачно подумал Рябинин.  Но ответить   что-то   вразумительное   Копылову он  не успел:  в  кабинете появилась секретчица.
    Пятидесятилетняя Людмила Петровна — единственная  женщина  в секретариате командующего армией — пользовалась  у  сослуживцев  общим    уважением. Общительная,   мягкая   по  характеру,  она  вносила  домашнюю  непринуждённость  в  суровый  быт военных. Секретное  делопроизводство Людмила Петровна  знала  в  совершенстве.  Полдесятка  лет  с  мужем — военным  советником  провела  в  загранкомандировке  на  Ближнем Востоке.   В   "святая  святых"  командующего   войсками  округа, а  затем  и  командующего  армией  была  допущена,   конечно  же,  не случайно.  Генералы   ценили  в   подчинённых   коммуникабельность,   компетентность,  умение   держать  язык  за   зубами.  Вот почему  Макашов, став  народным избранником — депутатом СССР по Ирбитскому  избирательному  округу,  без  раздумий   зачислил   опытную,  неболтливую  секретчицу  в  штат  своих помощников. Без  подключения  к объёмной  депутатской   работе  машинистки  Рябинину  наверняка  пришлось  бы  туго.
    — Вот  и  Людмила  Петровна  пожаловала.  Это  весьма   кстати.  Пора  уже  приступать  к  работе,  секретку вскрывать,  с  документами  разбираться, —  с  напускной строгостью  произнёс  секретарь  военного  совета.
    — Дайте   человеку   хоть  согреться,  прийти   в  себя, —  вмешался   Рябинин,  оглядывая    разрумяненную  морозом, с  непросохшими  снежинками  на   лице,  делопроизводителя.   
    — Спешить   не   рекомендую,   времени   на  всё хватит, — рассмеялся  учёный секретарь  командующего армии.
    — С  вами  и  пошутить нельзя, — добавил он.
    Успокоившись  и  отдышавшись, Людмила  Петровна приступила к работе. Маленькая,  рано  располневшая,  незаменимая   в  мужских  делах  женщина.
    Через   пять  минут   поступил   звонок  от  адъютанта.  Он  предупредил  о  прибытии  в  штаб  командующего армией.  Вскоре  появился  и  сам  новый хозяин  дома  Дукельского   в   Свердловске   Иван  Бижан.  Маленький,   метр   с  кепкой   генерал-майор,  несмотря  на  небольшой  рост,  был   без   комплексов.  Держался  прямо,  с  чуть  заметным  прогибом  туловища назад. Но это не  было признаком   заносчивости.  Командующий  общевойсковой  армии  отличался  ровным  характером  и  оправдывал старую  поговорку:  мал  золотник,  да  дорог.  В  новом  качестве  генерал-майор  ещё  полностью  не  освоился.  Часто  свою некомпетентность скрывал  под  маской молчания. Придерживался    принципа:   не  спешить  в  принятии решений,  выяснять обстановку  и  мнение  всех заинтересованных   сторон.  Приказы   и   распоряжения свыше   выполнял  безотлагательно  и  беспрекословно, не ставя   под   сомнение   мудрость   вышестоящих    начальников. Законность  и  целесообразность  поступивших   приказов  командующий  армии  в  голову  не  брал.   Подполковник Рябинин — старший   юрисконсульт —  находился   в   более  затруднительном   положении.  Подчиняясь  напрямую  командующему  армией  и  оперативно — начальнику  юридической   службы   управления   делами   Министерства обороны,  он  головой  отвечал  за  законность  издаваемых командующим  приказов  и  распоряжений.
    — Вот  вы-то мне и нужны, — обратился  генерал  Бижан   к   Рябинину,   почтительно  кивнув   головой  Людмиле Петровне  и   поздоровавшись за  руку с  вытянувшимися  по  струнке  офицерами.
    — В  понедельник  командующий   войсками   округа намерен   провести   у   нас   депутатский  приём.   Через  полчаса будьте у меня, обсудим  детали. Окончив немногословный  монолог,  озабоченный,  но,  как  всегда, внешне  спокойный,  Бижан  проследовал  в  свой  кабинет. 
    —   Вот  вам,   Вячеслав   Викторович,   и   работёнку подбросили,   чтобы  служба   мёдом   не   казалась.  Готовьтесь к  великим  делам, — иронически произнёс  Копылов. Людмила  Петровна  лишь сочувственно покачала  головой.
    В  кабинете  командующего  общевойсковой армией, в  том  самом,  где  сорок лет назад  хозяйничал прославленный  полководец  маршал  Жуков,  царил  полумрак. С  той  давней  поры обстановка  в кабинете существенно  изменилась. О  прежнем   хозяине  напоминал   лишь  огромный  письменный  стол  с  крышкой,  обитой сукном   зелёного  цвета.  Генерал-майор  Бижан   только  что закончил приём телефонных докладов и просматривал  принесённые  Копыловым  документы.
    — Заходи, решим вопрос безотлагательно. Командующий  войсками  округа  прилетит  из  Самары  в ближайший понедельник. Времени  для  посещения Ирбитского   избирательного  округа  на   этот   раз  у  него нет.     Ваша    задача  —  через   средства   массовой   информации оповестить  избирателей   о  том,  что приём  будет проводиться   в   Свердловске.  Подготовьте   всё   как  следует.  Продумайте   решение   сложных    юридических  вопросов. Я   думаю,  учить  вас  этому  не  надо, — закончил  инструктаж   командующий  армией.  Затем облегчённо вздохнул, переложив    груз  забот  на  чужие  плечи.
    Известие о скором прибытии в Свердловск командующего  войсками   ПУрВО  заставило  Рябинина   на время  отложить служебные дела и заняться  делами общественными — выполнением   депутатских   поручений  народного  избранника.  Сначала  он  подготовил  информацию  о  приёме  избирателей  для  СМИ,  затем  привёл   в   порядок  депутатскую  почту,  напечатал   справку-доклад  о  выполнении   ранее  сделанных  наказов. Теперь оставалось  только  ждать прибытия  высокого  гостя.
    За  время  службы  под   началом   генерала   Макашова  подполковник  Рябинин сделал для себя определённые выводы о политической ориентации  начальника.  Вскормлённый  Советской  властью,  он  не  на  словах,  а  на деле   был  ей  предан.  Этим  качеством  отличались далеко не  все  представители  политической,  государственной  и военной  элиты СССР.  Рябинин   вспомнил  состоявшийся  в  апреле  1989  года  Пленум  ЦК КПСС. Тогда  сто  десять  видных  коммунистов,  в  том числе представителей генералитета,  покинули   руководящие   органы   партии.  Ушли   из    политики   якобы   добровольно,   но    так    ли    это     было  в    действительности,   а    главное   —      почему?   Командующий    войсками    ПУрВО    по   разумению   военного   юриста    знал   истинную   причину  происходящего.    Именно    этим     Рябинин  объяснял  желание  генерала  попасть  на   политический  Олимп. Утвердиться  и  защитить в  случае  необходимости  пошатнувшиеся  в  последнее  десятилетие   двадцатого  века  идеалы  пролетарского  социализма. Но  многим  подчинённым    командующего   ПУрВО  это   было  неведомо.  Политическую  активность  генерала  Макашова  "кабинетные"  офицеры   управления   объясняли самолюбием,   позёрством,   карьеризмом  — всем  чем угодно, но только не патриотизмом. Увы, на фоне малопонятной   перестройки  офицерский   корпус   всё  больше  поражала  аполитичность.
    В    мирное   время   командующие   войсками   военных  округов   карьеру   начинали   в  военных  училищах. Некоторые  из  них,  как  Альберт  Макашов,  с  малолетства  познали   "прелести"  кадетки — суворовского училища. Будучи   произведены   в  офицеры,  три-четыре  года  служили  в  войсках,  как  правило,  на  командных  должностях  до батальонного  звена.  Затем  продолжали  учёбу  в  военных академиях.  При  этом  командование  направляло  на   учёбу  как  положительно,   так   и  отрицательно  зарекомендовавших себя офицеров,  последних —  с  целью  поскорее  от  них  избавиться.   Перед    выпускниками    академий   открывалась  перспектива   занять   командные   должности  уже  в  полковом и   дивизионном  звеньях.  Отдельным   же  счастливчикам  —  в  силу   природных  талантов  либо  родственных   и   иных   взаимовыгодных    связей — закончить   Военную  академию  Генерального  штаба.   Все   эти   ступени  к  власти  прошли в   своё  время   генералы   Макашов   и  Мадудов,  достигнув, по  их   признанию,   высоких   должностей   и  чинов  благодаря   старанию   и   настойчивости.   Но   при   этом  каждый    не  обошёлся  без "толкача"  из  числа  близких  друзей:   Макашов — главкома  Сухопутных    войск   генерала   армии   Варенникова, а  Мадудов  — начальника Тыла   Вооружённых   Сил  СССР   генерала   армии   Архипова.
    Выходец   из   народа,   внук   малограмотного   казачьего   унтер- офицера  царской   армии  Альберт   Макашов  всегда  помнил,  кому  и  чем  он  обязан  в  достижении    жизненных    высот.  Он  гордился,   что  живёт  в   великой   стране,    стремящейся   к   социальному   равенству,    гуманизму,   справедливости   и   миру.   Знал,  что  были   у  этой   страны   победы   и   поражения,   славные  дела   и  неисправимые  ошибки,   мудрые   и  ослеплённые   властью   правители.   Но  главное — в  СССР  отсутствовала   частная   собственность,  изначально  превращающая  простого  человека  в  раба   владельца    капитала,   и   это  наполняло  душу  генерала  оптимизмом.


    IV. Явление народу генерала-депутата


    Очередной   депутатский   приём   был   настоящим  столпотворением.  Узнав о прибытии в Свердловск народного  избранника,  в  штаб  армии   ринулись  посетители.  Избиратели  из  Ирбитского  избирательного округа  составляли  меньшинство.  Большая  часть  посетителей   оказалась  жителями  столицы  Урала.  Самые разношёрстные    люди,   за   редким    исключением,  жаждущие    удовлетворить   свои   меркантильные   интересы.  Получить  выгоду  с  помощью,  а  главное — за  счёт  представителя  могущественного  оборонного  министерства. "Предбанник"  приёмной  народного депутата, находящейся   на   первом   этаже   здания,   был   переполнен. Попытки    Рябинина   рассортировать   просителей    и   избавиться   от   заведомо   обречённых   на   отказ  оказались  безрезультатными.   Возбуждённые  люди   желали   лично  пообщаться   с   кумиром,   по  мнению   многих — кумиром  на час.  И  всё  же  каждый  из  них, даже  сознающий несостоятельность  своей  просьбы,  надеялся  на  чудо.
    И  вот  появился он — "кумир". Неторопливыми, твёрдыми шагами  проследовал в приёмную, окинув присутствующих  зоркими,  всевидящими  глазами.  Невысокого  роста,   коренастый   человек,  с  небольшими  тёмными   усами.  На   лице  генерала   блуждала   лёгкая  улыбка  уверенного  в  себе  человека.  С  посетителями  Макашов   держался   просто  и  непринуждённо.  Лишь   офицер  из  обслуги  —  Рябинин  мог  заметить  в  поведении   Альберта   Михайловича   небольшую   браваду.
    Имея   определённые   суждения   о   политической   начинке  шефа,  подполковник  Рябинин  в  то  же  время  затруднялся    делать  о  нём   выводы   как  о  военачальнике.  За   короткий  срок  пребывания   Макашова  в  должности  командующего  УрВО,  а  затем   и   ПУрВО  ощутимых  перемен   в   жизни   войск,   штабной   работе   не   наступило.  Правда,  в  военной  печати  появились  приписываемые  Альберту   Михайловичу   притчи   для   служивых.
    — Чем  не  фельдмаршал   Суворов, —  шутили   офицеры,  серьёзно  не  воспринимая   чудачества   нового  начальника.  В солдатской  же  среде  этот  опус   генерал-полковника  никому   в   душу  не  запал.
    От    штабных   работников  новый  командующий   требовал  ясности  и  краткости  при  составлении  служебных документов,  но  накладываемые  им   впоследствии    резолюции    страдали   декларативностью.  Пройдя   серьёзную   военно-теоретическую    подготовку,   на   которую   ушло  почти   десятилетие,   Макашов    в   случае   крупномасштабной    войны,  проявив   способности,   мог  стать  полководцем. Ныне же, в мирных,  тепличных   условиях   внутреннего   военного   округа,  он   был   всего   лишь  служакой,   почитаемым   узким    кругом  лиц.   
    Приём   продолжался   третий   час,  и  "предбанник"  наполовину   опустел.   Желающие   погреть   руки   за   счёт военного  добра   ни  с  чем  отправились  восвояси.  Разъехались  по   домам   и   удовлетворённые   милостями   депутата   избиратели.  Артёмовцам,  ирбитчанам,  посланцам  из  Гари  и  Тавды  —  всем   Макашов   обещал  оказать  содействие  в  удовлетворении  их  нужд.  Зная   характер   командующего   войсками  округа,  Рябинин  не  сомневался,  что  наказы  избирателей  будут  выполнены  точно   и   в  срок.   И  он  — помощник   народного   депутата  СССР —  не  пожалеет   для   этого  ни   сил,  ни   времени.   Строительство  жилого  дома   для   ветеранов   войны   и труда,  поликлиники,  возведение  моста  в сельском   захолустье,   вынесение   вредоносного   локатора   ПВО  за  пределы   городской   зоны   и  многое  другое  надлежало  взять  под  строгий  контроль  депутатским   помощником.   Организационные,   финансовые  вопросы, а также  материально-техническое  снабжение  командующий  военным  округом  брал   на  себя.
    Оставшиеся  посетители были для депутата  самими   тяжёлыми.  Маму  Тхакур  дас  —  вице-президент  волго-уральского   региона   международного   общества   Кришны  — просил   допустить   своих   последователей  в воинские части, обещая  бесплатные  вегетарианские  обеды  и  празднества. Посланец   Свердловско-Курганского  архиепископа    Мелхиседека  требовал  возвращения  православной  церкви  некогда   реквизированных   зданий   354-го   окружного   военного   госпиталя.  Журналист  местного  СМИ   в   поисках   сенсации    интересовался   служебным    жильём   Альберта Михайловича,   якобы    неправомерно   находящегося   в  одном   здании  с  музеем   маршала   Жукова  в  Свердловске.  Эти  посетители   мало  интересовали   народного   избранника,   и   разобраться  с  ними  он  поручил  Рябинину,  зная    результативную изворотливость  военного  юриста  в  решении  щекотливых  проблем.
    — Хороши  "ребята", —  не  находя   других  слов  произнёс  с  досадою  генерал  после  ухода   досужих  "птенцов"  горбачёвской  перестройки.
Последним  посетителем  был  престарелый полковник  в  отставке,  руководитель  одной  из ветеранских  организаций  Свердловска.  Он  просил  содействия   в  издании    книги   об   уральском   периоде   в  истории   Военной    академии   имени   Михаила  Фрунзе  и  в  биографии  Маршала  Советского  Союза  Бориса Шапошникова.   По   словам    ветерана,    эта    академия  была   создана   на   базе  царской   академии   Генерального  штаба.   В   марте  1918   года   эвакуировалась    в    Екатеринбург.   Размещалась  рядом   с  хорошо известным   домом    Ипатьева.   Затем  слушатели, преподаватели, а  также   архив   и   библиотека   были   отправлены   в    Казань,   и   там   захвачены    колчаковцами.   Лишь    в   1920-м   году    бесценное    национальное  достояние   (180   пудов  книг  и  45  ящиков  архивных документов)   удалось  обнаружить   во  Владивостоке   и   доставить    в    Москву.    Часть   же  реликвий    затерялась   в   Екатеринбурге,  и  был  необходим   их  поиск.  В   1910   году   царскую   академию   Генштаба  закончил    будущий   Маршал   Советского  Союза  Шапошников — исконный  уралец  (уроженец Златоуста),   неоправданно    забытый    в    последнее    время.   Упоминание   Военной  академии   имени    Михаила   Фрунзе   взбодрило  уставшего   депутата.   Престарелый    ветеран   не  мог  себе  и    представить,   что   затронул   любимый    "конёк"   генерала.
    — Между  прочим,   эту   академию   закончил   и  я.  И  не  только  её,  но  и  Академию  Генерального  штаба Вооружённых  Сил  СССР  имени  Маршала Советского Союза  Климента  Ворошилова,  созданную   значительно позже.   И  обе   академии   закончил   с  золотой медалью, — не  без  гордости  признался  растроганный  генерал.
    Выдержав небольшую  паузу  в  ожидании   произведённого  эффекта,  Альберт  Михайлович  начал пространно   рассказывать   ветерану  о  выпускниках  славного  высшего  военного  учебного  заведения.  Затем  настала   очередь   и   "патриарха"   штабной   работы   маршала   Бориса  Шапошникова,   имевшего  до  революции   1917  года  чин   полковника  Генштаба  царской  армии. 
    Задушевная  беседа  советских  офицеров  разных поколений    вызвала  у  Вячеслава   Рябинина   совсем   иные  ассоциации.  Недавно  им  были  прочитаны  военные  мемуары  Маршала  Советского  Союза  Александра   Василевского,   из   которых    военный    юрист  узнал  о судьбе  бывших  царских  офицеров   в   30-е  годы:

"...На   рубеже  30-х   годов  антисоветчики-эмигранты   ещё  не   сложили   оружия   и   являли   собой   немалую силу.  Их  насчитывалось  тогда   свыше   полутора  миллионов.  Во Франции - 400,  в  Сирии - 130,  в  Китае - 100  и  в  Польше - 90 тысяч.   Несколько десятков  тысяч – в Румынии, Германии,  Болгарии,  Югославии,  в  каждой  из этих стран.  Объединёнными   вооружёнными  силами  изгнанников  руководил  “Русский  общевоинский союз”  во  главе  с  генералом  Миллером.  Ему  подчинялись  1-й  армейский  корпус во Франции,  Донской   казачий  корпус  в  Болгарии,  кавалерийская  и  Кубанская  казачья   дивизии   в  Югославии,  две  дальневосточные  бригады  в  Маньчжурии.  Функционировали   белогвардейские   Высшие  военные  курсы,  Военно-технические курсы,  Военно-училищные курсы,  Константиновское,  Сергиевское,  Атаманское  и  Кубанское военные  училища   во  Франции,   Карниловское   военное   училище   в   Люксембурге,  Высшие  военно-морские  курсы и  Школа подхорунжих  в  Югославии,  Николаевско-Александровское   военно-инженерное училище  и  Офицерская   артиллерийская  школа  в  Болгарии..."

    Подполковник  юстиции  вновь  с  дотошностью историка  стал  прокручивать  в  тренированной   памяти  события   давно   минувших   лет.  На   поверку  оказалось,  что  основная   масса   офицерского  состава   царской   армии  не   приняла   Советскую  власть  и  эмигрировала   за    границу.  Любознательный  офицер  пытался  разобраться,  почему  это произошло:

"...В   Красной  армии   к   концу   восемнадцатого   года  в  качестве   военных  специалистов   числилось   всего   22  тысячи   офицеров  и генералов.  Правда,  скороспелых  унтер-офицеров,   получивших   воинские  звания  в  годы   первой   мировой войны,  было  значительно  больше — почти   130  тысяч.   Но   вряд    ли  их   можно  было  причислить   к   военной элите  государства.  Почему   абсолютное   большинство   бывших   царских   офицеров   в   те  годы  не  приняли  Советскую  власть,   активно   боролись  с  ней?  Находились, конечно,  генералы  Брусиловы,  полковники  Шапошниковы,    присягнувшие   народу   и   не   покинувшие   Родины,    но   получалось,   что   они   находились   в   меньшинстве.   Что   же   заставило    “белую кость“   остаться    верной   монархизму,  дискредитировавшему себя,  а   также  слабому,  неспособному  вывести страну из тупика  буржуазному демократизму?  Вековые  традиции,   кастовые  привилегии,   несоизмеримая  разница  в  образовательном  и  имущественном  положении?   Неужели  элитарность — желание  властвовать  над   безграмотным,   малоимущим народом?  Но только не  военная  присяга,  от  которой  их  освободили  отрёкшиеся  от  власти   царствующие  особы  и  буржуазные  временщики   после  семи  с  половиной   месяцев  бездарного  правления..."

    Затем    склонный   к  анализу  человек,  вернувшись  в   годы  нынешние,   сравнил   престиж   советских   офицеров,   их    товарищей   по  оружию  в  соцстранах,   с  престижем  офицеров   армий   потенциального  противника:

"...Наш    престиж   базируется   не   на   материальном,  а  на  духовном   начале.   Несомненно,   мы   занимаем   видное   место    в  обществе,   но   одной   идеей   сыт   не   будешь.   Да   и   что  оставить   после  себя   детям?   Не   секрет,   офицеры   армий   потенциального    противника   в     материальном    положении   стоят   на   ступень  выше.  Наша  элитарность   заключается  в  одном  —  почётном  праве  и   обязанности   защищать   Социалистическое    Отечество.    Мы,  офицеры-коммунисты,   в   отличие  от  привилегированных  буржуазных офицеров, — плоть  от  плоти  народа,  не   противостоим  ему.   Не  позволяем  излишеств  в  удовлетворении  материальных  запросов.   С  детства   воспитаны   в   интернационалистическом    духе.   Однако   верим   ли   мы,   нынешние  защитники,  в   идеи   пролетарского   социализма,   не    утратили    ли    классовое    чутьё,   станем   ли,   по   примеру   белых  офицеров,  защищать   низложенный   политический  строй,  которому  присягали?.."

    Переживания Рябинина были прерваны вопросительным взглядом Макашова после ухода  престарелого  летописца.  Дав понять, что посетителей больше  не  будет,  подполковник  сопроводил   начальника    в  бывшие   Жуковские  апартаменты.  Альберт  Михайлович  Макашов   был  упёртым  товарищем.   Классового  чутья   не   утратил. От  политических   убеждений   не  отказался.  Пока   в   советском  государстве  не  перевелись  такие  народные  избранники, победить  пролетарскую  власть  не  представлялось  возможным.  И  пусть генерал был  всего  лишь  потенциальным  полководцем  и  начинающим    политиком,   главное,  что  он   всегда   поступал   честно,  являясь  человеком   высокой   порядочности.   Об   этом  военный  юрист, знавший  доподлинно  подноготную  уральского  генералитета,  мог  судить  вполне  компетентно.      

    V.  От Праги до Берлина

    Из   четырёх   времён   года   оберст-лейтенант   Ральф  Линденберг   больше   всего   любил   весну.  И   где   бы   он   ни   находился  —  в  Восточной    Европе,  Азии   или   Африке —   повсюду   весна   грела   душу.   Он  чувствовал  прилив  новых  сил,  бодрости,  строил  планы  на   будущее.   Впервые  за  многие  годы   весна   90-го,  в   красивейшем городе   Европы  с  тысячелетней историей —  Праге,   офицера   не  радовала.   Бродя   в   свободные  часы   по  столичным    улицам,   заглядывая   в   лица  прохожих,   Ральф   пытался  понять,  что же  думают  люди,  пережившие  "бархатную революцию". КПЧ  потерпела  поражение,  рухнула   привычная  система  с монополией   коммунистической  партии  на  власть. Возникло  множество  самых  разношёрстных   партий,  претендующих   на   управление   страной.   Казалось  бы,  хуже  не  бывает.  Но   на   лицах    прохожих   Ральф   не   замечал   и  тени    следа   от    понесённой   утраты.    Жизнь    шла   своим   чередом,   несмотря   на   изменение   политического  климата.  Если   в  прессе   всё   ещё   употреблялись   нейтральные   термины  —  приватизация  экономики,  рыночное  хозяйство,  то  в  разговорах    люди   называли   вещи   своими   именами:    в  Чехословакии  возрождался  капитализм. И  с  этим  большинство  населения  было  согласно.  Вопрос  состоял  лишь  в  том,  как   безболезненно   распрощаться   с  социализмом.   Жить  же  под  игом  СССР,  постоянно испытывая чувство ущемлённого национального  достоинства,   чехи    и   словаки    больше   не  желали.  Правда,  иногда   находились  сомневающиеся   люди,     которые  предупреждали  об  опасности   чрезмерного   сосредоточения   в   руках   новых   хозяев   личных   богатств.
    "Не случится  ли  так, —  говорили они, — что  эгоистичный  расчёт,   индивидуализм   олигархов   сведут  на   нет  завоевания трудящихся?"  Но  глас  скептиков безвозвратно  затухал   в   гомоне  опьянённых  свободой  сограждан.
    Ральф   Линденберг  считал,  что   именно  так   всё  и  будет   в   условиях   слепого  свободного   рынка   и   всевластия    частной    собственности.  Стихийному   экономическому   рынку   неизбежно   будут  сопутствовать  сокращение  производства,   массовая   безработица,  инфляция,  небывалый   рост  цен,  падение  жизненного   уровня   населения.  Валютная   задолженность  Западу,   энергетический   кризис   усугубят   и   без  того  тяжёлое  положение.  Для   возникновения   среднего  сословия   и   его   обеспеченной   жизни   потребуется   ещё  немало   времени... а  там    не   за   горами   приватизация   средних   и  крупных  госпредприятий, ожесточённый  передел  собственности,  возврат  богатств,  изъятых  народной  властью,   бывшим    владельцам.   Таков   путь    ренессанса  в  капитализм!   С  тревогой,  мысленно  обращаясь   к  предавшим   идеи   социализма  чехам  и  словакам, Линденберг   анализировал   сложившуюся  ситуацию:  "Что,  собственно,   вам   не  хватало?   Ведь   и   при  социализме   вы   жили   в   условиях   многопартийности,    при    вполне    разумном   допущении    в   экономику   частного   сектора.   Ныне   же   за   проклятый   хищнический    рынок    и    разношёрстный    плюрализм    предстоит   заплатить  большую   цену..."    Но,   увы,   никто  из   прохожих   не  слышал   безотчётный   порыв    бунтующей    души   неистового  борца  с  несправедливостью.
    В   гэдээровском   посольстве,   где  размещался   аппарат  военного атташе, последнее время  царила атмосфера   растерянности   и   зловещей   неопределённости.  Посол,  уполномоченный   "Штази",   главный   военный  атташе   второй  месяц находились в ГДР. Решалась дальнейшая   судьба    страны.  Сотрудники,   не    имея    чётких  инструкций,    делали   вид,  что  занимаются   повседневной  работой,   но,  по  сути,  никто   ничего  не   делал.  Все   ждали    непредсказуемых    перемен    как   в   государстве,  так  и    в   собственных    судьбах.   Для  оберст-лейтенанта   Ральфа  Линденберга,    кадрового  военного  разведчика,  офицера  разведывательного   управления   Министерства   обороны  ГДР,    эти   перемены  могли   обернуться   настоящей   бедой.
    Первые  неприятности  начались  со  странного телефонного  звонка.  С   Ральфом   пожелал   возобновить  знакомство  и  встретиться  журналист известного   респектабельного   западного   издания.   Три года   назад  в  одной  из   африканских  стран  Линденберг весьма  успешно  выполнил  военно-дипломатическую миссию.  В  то  время   Запад  осуществлял   поставки  оружия в страны третьего мира и соперничал с восточноевропейскими социалистическими странами. Оберст-лейтенант  Линденберг  сумел тогда обойти своих конкурентов  и   добиться   подписания   крупного   торгового соглашения  с   ГДР.  Операция  носила  официальный  характер  и  стала  достоянием  прессы.  Волей-неволей  Ральфу  пришлось окунуться  в  мутные воды  газетно-журнальной  жизни  и   контактировать  с  акулами  пера.
    Джек — именно  так  именовал  себя  журналист западного   коммерческого  журнала.  Этот   неопределённого возраста  и  национальности   человек  был  контактен  и  боек.  Он   проявлял   немалый   интерес  к   поставкам   оружия.  При  этом  в  беседах  обнаруживал  глубокие  профессиональные военные знания относительно назначения, технических  характеристик  закупаемых африканскими  лидерами   образцов  сухопутного  вооружения.
    "Кто   же   на   самом  деле  этот  журналист? Британский, американский или западногерманский разведчик.   Чью  службу  он   представляет:  МИ-6,   ЦРУ  или  БНД?"  —  ломал   тогда   голову   гэдээровский   военный разведчик.  Для   Линденберга   давно  не  было  секретом, что  профессия  репортёра,  как, впрочем,  и  дипломата,  всегда   была  наиболее  распространённой  формой "глубокого"   прикрытия  разведывательной  деятельности.  "Посмотрим,  что  же  будет дальше,"  —  думал   оберст-лейтенант,  не  предпринимая   ответных   активных действий.  Но  в  последующее  время  иностранный журналист  больше не проявил  какого-либо  интереса  к личности  Линденберга,  а  вскоре  исчез  и  вовсе. И  вот  спустя   несколько  лет  нежданно-негаданно объявился.
    Встреча   была   назначена  у  Карлова  университета. Линденберг  шёл  по  набережной  Влтавы,  вглядываясь  сквозь  утренний   туман   в   маячившую   вдали   громадину Вышеграда.  Вот   и  знаменитый   Карлов   мост   с  замершими   на   нём   статуями   святых.  Загадочные изваяния,  как  показалось  Ральфу, смотрели  на  него призывно, с  нескрываемым  сочувствием,  словно  желая   предупредить  о  надвигающейся  опасности.
Как  и  три  года  назад,  западный  журналист  был  жизнерадостным,  словоохотливым  и  вежливым.  После небольшой    прелюдии  о  последних  событиях  в  мире  Джек   с   ходу   взял    быка  за  рога.  Он    недвусмысленно  дал   понять,   что    СССР    вот-вот    утратит    доминирующее положение    и  станет   второстепенной   державой.   ГДР   же   навсегда   исчезнет  с  политической   карты  мира.  ОВД    и   Комэкон (1)  прекратят   существование.   Намекая   на  принадлежность   к   одной   из   влиятельных   западных   спецслужб,   сулил    большие     деньги.   Предлагал     на     время    исчезнуть,  а    затем   с    его   помощью   объявиться  в  нужном   месте   и   под   новым    именем.     Вербовочный   подход     был     грубым,  без  тщательной   подготовки  условий  для   проведения   беседы.   От    мнимого   журналиста    для    этого   требовалась  смелость.  Ещё  недавно   подобная  выходка   могла  вызвать   дипломатический   скандал  и  политические  осложнения,  но  теперь  всё  изменилось…
    — Неужели,  Ральф,  вы  хотите  попасть  в  разряд  неудачников?   Людям    вашей  профессии   пора   подумать  и  о   хлебе   насущном.   Коммунистам    вы    больше  не нужны. Я  же  предлагаю  при  нынешнем   неудобстве единственно  правильный    путь.   Вы   нас   интересуете    как   специалист   по  Советскому  Союзу,    военный    потенциал    которого  ещё   достаточно  высок, —  убеждал  Джек.
    — Вы   мне   предлагаете   стать  предателем,   но   они   и   у  врагов   не   в   почёте.  В   моём   возрасте   новых  друзей  не заводят  и  тем  более  не  предают  старых, — хладнокровно  отвечал   Линденберг.
    —  Я    вам   предлагаю  стать  не  предателем,  а одним  из  немцев,  сделавших  свой  выбор  в  пользу демократии,   и   понять  наконец,    кто   ваши    настоящие  друзья, — продолжал   настаивать   Джек:  —  Сейчас   мы    выиграли    в    Чехословакии,    а    в  1968   году    проиграли    и    проглотили    горькую    пилюлю.  Анализируя   причины  поражения,   преемник   Рейнгарда  Гелена,   генерал-лейтенант   в  отставке  Герхард   Вессель…
    Оберст-лейтенант  Ральф  Линденберг  не  забыл  прошлое.  Двадцать   два   года   назад    НАТО   не   удалось осуществить   операцию   под    кодовым   названием   "Зефир" по   выводу   Чехословакии  из  ОВД.  Так  и  остался   на  бумаге   "план Армеля" (2)  по  отрыву   стран    Восточной  Европы  от социалистического содружества. Знал  гэдээровский    разведчик    и   мнение   бывшего   президента БНД  —  федеральной  разведывательной  службы  ФРГ  (Бундеснахрихтендинст)   по  данному   вопросу.   Именно  Герхард  Вессель,  соратник   Гелена  по  двенадцатому  отделу   гитлеровского  генштаба,   руководил  БНД   с   1968  по  1978  год    и  совместно  с  МАД   и   РУМО  США применял  в  ЧССР   на  практике   методы  и  приёмы  психологической   войны.  Теперь  Линденбергу   стало  понятно,    какую    разведывательную    службу    представляет   Джек.   Прервав    провокационную  беседу    на    полуслове,   Ральф   развернулся   и,  перейдя   дорогу,  растворился   в  разноликой   толпе   беспечных   пражан.
    В   конце   недели   из   Штраусберга   прилетал   главный  военный атташе ГДР.  Линденберг  сам  напросился   встретить   генерал-лейтенанта   Биркена   на  аэродроме Центральной  группы  советских  войск  в  Миловице. Оберст-лейтенанту  не  терпелось  услышать непосредственно   из   уст   своего начальника  свежие  новости  с  Родины.  В   назначенное   время   Линденберг был  в  небольшом  чешском  городке,  почти  деревне,  с узкими  улочками,  необычной   архитектуры   костёлом   и  старинным  кладбищем. 
    Малогабаритный  самолёт  чешского  производства L-410,  совершив   посадку,  вырулил   на  стоянку  и  замер. Из   салона   на   лётное   поле   вышли   два  советских  генерала  и  главный  военный  атташе в ЧССР  Биркен. Одного  из  советских   генералов  Линденберг   знал   раньше. Это  был  генерал-полковник  Владимир  Мерецков (3),  представлявший   в   штабе  министерства   обороны  ГДР  Объединённые  вооружённые  силы. Он  был  умным  генералом,    разбиравшимся  в  военных  и  политических  вопросах.  У  бывшего   руководства  ННА:  генерала  армии  Хайнца Кесслера (4)  и  его  заместителя  Фрица  Стрельца (5)  — пользовался    авторитетом  и  доверием.
Генерала  Мерецкова   на   лётном   поле   поджидали  представители  ЦГВ, но он  не  спешил  распрощаться  с  немецким   военным  дипломатом. Несколько минут  советский  и  гэдээровский  генералы о чём-то  негромко разговаривали.  По  напряжённости  их   лиц  Линденберг понял,  что  это  завершение  серьёзного  разговора, длившегося   на   протяжении   полёта.  Наконец   разговор был   завершён,   и   Биркен   направился  к  посольской машине,   у  которой  его  поджидал  оберст-лейтенант.
    Ральф   с  искренним   уважением   относился   к  своему  непосредственному  начальнику.  Этот  крепкий, рослый  пятидесятидвухлетний  генерал-лейтенант  с   насмешливо-грустными    глазами   импонировал   ему   как человек.  Вызывал  восхищение  своей  всесторонней образованностью,  умением   найти   верное  решение, казалось  бы,  в  любой  тупиковой  ситуации.  Но,  видимо, на  этот  раз  ситуация  была  такова,  что  выйти  из  неё достойно   не   представлялось    возможным   даже   опытному  дипломату.
    — Наши   дела,    милый   Ральф,   не   просто   плохи,  а   совсем   безнадёжны,  —  вместо  приветствия   произнёс Биркен,   понимая,  что  Линденберг   жаждет  услышать   от  него  последние  новости   из  Германии.  В  общении  с   подчинёнными    генерал    редко   упоминал   воинские звания.  Так   уж   принято  в   разведке,   где   разница   в  чинах   имеет  гораздо  меньшее  значение,  чем  в  армии. Разместившись   в   автомашине,   Биркен   ждал,   когда  Ральф  вырулит  за  пределы  аэродрома,  а   затем  продолжил:   
    — Похоже, что наши титанические усилия  за равноправное  участие в объединительном  процессе  и создании    конфедерации   из   двух  немецких    государств   терпят  фиаско.  Я  не  уверен,  что  ГДР сумеет сохранить  государственность.  Ведь   Москва,  по  сути  дела,  бросила  на  произвол  судьбы  своих  союзников.
    — Неужели  всё так безнадёжно? — удивился  Линденберг.
    — Именно  так, —  подтвердил  Биркен. — И   это  не  только  моё  мнение. Со мною солидарны  министр иностранных  дел  Мекель,  адмирал  Хофман (6),  генерал-лейтенант   Грэц (7),   генерал-полковник  Рейнгольд  и    другие.   После   выборов   в   Народную  палату   18   марта   и  с  приходом   к  власти   христианских   демократов   наши   шансы    на   успех   равны  нулю.  Судьба    ГДР   теперь  всецело   зависит   от   воли    лидеров    мировых    держав.  По  мнению  Горбачёва,   она   должна   решаться   коллегиально  всеми  державами-победительницами  при  участии   представителей   ФРГ  и   ГДР.    Так   называемый  процесс  мирного  урегулирования   по  формуле  "2+4". 
    Биркен   нервно  прокашлялся.   Борьба  в  верхах  выбила   его  из  колеи.  Продолжая  рассказ,  генерал  мастерски  оперировал   конфиденциальной  статистикой:
    — Бегство   наших   соотечественников   на   Запад   и  политические  коллизии — это  всего  лишь  следствие, основная   причина   происходящего — экономический  кризис.  Задолженность  Польши   западным   державам   —  41,   Венгрии — 21,  Болгарии — 10,8,  Румынии — 10,2   млрд.   долларов.    ГДР   официально   задолжала   Западу   20,6   млрд.  долларов,   а   в   действительности   гораздо  больше.  Внешний  долг  СССР  за  последние пять  лет  увеличился   с   28   до   55  млрд.  долларов.   При  этом  золотой  запас  страны  уменьшился  с  2.500  до  240 тонн.   Русские   не   в   состоянии    помогать   союзникам.    Им  оказалась  не  под  силу  навязанная  Западом   гонка  вооружения,  а  горбачёвские  новшества  привели  к  экономическому     хаосу.   У  нас  дела   обстоят   не   лучше.   В    феврале   Ханс   Модров  клянчил   у  канцлера   ФРГ   Коля   кредит   в   15  млрд.   марок   и   получил  отказ.  Западным    немцам   для  окончательной   победы   над   нами    необходим   экономический,  социальный  и   валютный  союз.  Знаю,  что  скоро    Модрова  на  посту   председателя   Совмина    ГДР    сменит    председатель   ХДС  Лотар   де  Мэзьер  и  союз  будет   создан.   И  тогда   произойдёт   полное   подчинение  экономики,  да  и  политики  ГДР  Западу.   Уничтожение  первого  социалистического  государства  на  немецкой  земле,  по   моему  глубокому убеждению,  вовсе   не   спонтанное,   а   организованное мероприятие,   успешно   проведённое    ФРГ   при    поддержке  союзников   по  НАТО.  Главный    военный    атташе   всё   ещё   ломал    копья   вокруг   экономического   кризиса    в   лагере  социализма,   но   оберст-лейтенанту   и   без   того  уже   было   понятно,   что   будущее   его   родины    безнадёжно.   Вдали    замаячили   пригороды    Праги.    Поездка   завершалась,   как    и   подходил    к   концу  разговор  двух    заложников    необратимого    исторического    процесса.

Примечания: 
1. Комэкон —  название  СЭВ  в  разговорной  речи политиков западноевропейских  стран.
2. Армель Пьер Шарль — бельгийский государственный   и  политический  деятель, дипломат,  стратег  НАТО.
3. В. Мерецков — сын  маршала  СССР Мерецкова К.А.
4. Х.Кесслер — министр обороны  ГДР с 1985 по 1989 год.
5. Ф.Стрелец — заместитель МО ГДР с 1979 по 1989 год.
6. Т. Хофман — министр обороны ГДР,  преемник  генерала  армии   Х. Кесслера. 
7. М. Грэц — начальник  Генерального штаба ННА.

    VI.  Исчезновение ГДР.  Как это было

    Время   неумолимо  летело  вперёд,  и  дальнейшие события  полностью  подтверждали  неблагоприятный  прогноз  Биркена  на  будущее.
"Штази"   по  решению  правительства  ГДР   распустили  ещё  в  конце  1989  года. Эрих  Мильке,  глава   МГБ   ГДР,    а   также   начальники    ведущих отделов   и   управлений  генералы  Харри  Шютте,   Вернер Гроссман  оказались  не у дел. Бывший  начальник  внешней  разведки  генерал-полковник  Маркус Вольф  искал  поддержку   у   своих   коллег   в   Москве — городе   детства   и   юности.  Официально  он   ещё   в  1986   году   уволился  со   службы    по   состоянию    здоровья,   но      Линденберг  не   сомневался,   что   это   был    всего   лишь  предлог.   Наверняка   назревающие   в   Восточной   Германии   перемены   "хитрый   лис"   предвидел   заранее.   После  краха   МГБ   военная   разведка   ГДР  освободилась  от   опеки   "Штази",   установленной   за   ней  сразу   же   после   разоблачения   высокопоставленного  офицера  военной  разведки   Зигфрида    Домбровски,   завербованного    БНД.  Но   и    самой    военной  разведке  при  сложившейся  ситуации    жить   оставалось   совсем   недолго.   Контакты    с   советской   военной   разведкой — ГРУ   и   её   берлинской   резидентурой   были  заморожены.   Деловые   связи  с   РСЧ —  разведывательной    службой    бывшей    ЧССР — прервались  ещё  раньше.
    Пятого мая в  Бонне начались  переговоры  об объединении   Германии   по   выработанной     формуле   "2+4".   Восемнадцатого  мая   там  же  между  ФРГ  и  ГДР  был  подписан   договор  о  создании  экономического,  социального  и   валютного  союза. Двадцать   пятого   мая   военная   разведка   ННА  ГДР, а  тридцать  первого  мая — "Штази"  прекратили  активную деятельность.
Новый  министр  обороны   ГДР   Райнер   Эппельман,   в  прошлом   священник  и  диссидент,  готовился к  ликвидации   ННА.   Другой   гэдээровский   диссидент  Иоахим    Гаук —   глава   специальной   комиссии —  приступал  к  расследованию  деятельности  ГДР  против  ФРГ  и  её  союзников.   
    Тридцать   первого  августа   между   ФРГ  и   ГДР    был   подписан    договор   о   строительстве   германского   единства    (договор об объединении).    Этому   предшествовали  переговоры   советского  лидера   Михаила Горбачёва   и   канцлера    ФРГ    Гельмута    Коля,    проходившие  в   Архызе  и   Железноводске   с  15   по  16   июля.  По   итогам   этой   встречи  ГДР  полностью  поглощалась  ФРГ,  а  её  вооружённые силы   безо  всяких  оговорок  включались   в  состав  НАТО.

                * * *

    В  эти  тревожные месяцы  ожидания  оберст-лейтенант   Линденберг  много  размышлял.  Он   давно  научился    безошибочно   отличать  правду   от   подделки   и  не   представлял   себе  свою  дальнейшую  жизнь  при капитализме.   Ральф   слишком   хорошо  знал  уродливые черты  эксплуататорского  строя,  в  котором  за   деньги  продаётся    и   покупается   буквально   всё.   Строя,   в   котором  властолюбие,    жажда    обогащения    каждодневно   попирают   законы  и  мораль.   На   память   ему   приходил  недавний   скандал   в   ФРГ,   главной   фигурой  которого был   некоронованный    оружейный    король    Флик.   Именно  он — Фридрих  Карл  Флик,  потомок  известного гитлеровского    промышленника, —   был    одним    их    "столпов"  западногерманской   системы  свободного рыночного   хозяйства.   И   в   этой    хищнической    экономической   системе   предстояло   жить   ему  — стороннику   пролетарского  социализма.   Государственного строя,   пусть  аскетического,   но   находящегося    по   нравственным   принципам     гораздо    ближе   к    библейским  заповедям.   Линденберг   был   уверен,  что  такие,   как   Флик  —  промышленные  и  финансовые    магнаты,  и  есть  истинные   хозяева   мира  капитала.    На    их   деньги    строится   буржуазная   демократия,   процветает   правящая   верхушка,   финансируются    спецслужбы.  "Лучший друг"   советского   лидера   канцлер   Гельмут   Коль,  возглавлявший  ХДС,   и  тот  не  брезговал  принимать от Флика   "тайные  пожертвования"    для    победы   на   выборах  блока   ХДС/ХСС — СвДП.    В   результате    христианские демократы  вновь  пришли  к  власти  и  прочно  её удерживали.
    "При   псевдодемократическом  правлении   политический    лидер   всего   лишь    пешка   в   руках  олигархов:   Квандтов,  Белковых, Кликов  и  других  некоронованных    королей   ФРГ.  В   условиях     пролетарской   демократии    роль   вождя    должна   быть   иной..."  —  думал  Линденберг.  И   здесь   немецкий   коммунист  с  досадой   признавал    пагубное   влияние   власти    на    любого  человека,   независимо   от   социальной   среды   его   обитания:
    — Коммунистический   вождь   и  тот   всего   лишь человек   со  слабостями   и   пороками...  чрезмерное   сосредоточение   власти   в  одних   руках,   бессменное   длительное   правление    деградируют  самовластную  личность.   Самое   же   страшное,   что   недостатки   и  просчёты   правителя   приписываются    политической   системе,    в    которой   он    главенствует.   Ограничение   сроков   пребывания   политика  у  власти,  запрещение совмещения   должностей,    коллегиальное   верховенство  —  вот    что   нужно    подлинной   народной    власти.  И    никакого   почитания, обожествления    политического   лидера,  независимо  от  имеющихся  заслуг.    Что  собственно  приобрёл   Хонеккер   для   себя   за   годы    правления?   Награды,   титулы,  ничтожные   по    буржуазным     меркам     блага,     престижные  места   для   родственников.  Приобрёл  и  утратил   после  компрометации   и   разжалования…   
    На   Западе  ничего  подобного  бы   не   произошло,  не    изменило   бы   ни   для   зарвавшегося    политика,  ни   для   его  породившей  монополистической элиты.  Некоронованные   короли   и   их   приспешник    по-прежнему  бы   оставались  при   капиталах   и   купались  в роскоши... А  что  теперь ожидает  в  будущем   77-летнего Эриха? 
Бедственное  положение  друга  и  соратника  героического   деда   не    давало   коммунисту   Линденбергу    покоя,  и  он  решил  действовать. 

                * * *

    Линденберг    знал,  что  в   центральной   берлинской  клинике   "Шарите"   Хонеккеру  сделали  операцию  на  правой    почке    и   поставили    диагноз  —   рак    в  начальной  стадии.  Это  было  в  начале  года,  затем  лишённые   жилья     супруги    Хонеккеры     нашли   приют   у    малоизвестного    пастора    Хольмера,   проживающего    в     окрестностях   Берлина.   В начале  апреля   командование  Западной   группы   войск,  смилостившись,    предоставило  изгоям    убежище  в  советском   военном   госпитале,    расположенном   неподалеку    от   Потсдама.   Другими   сведениями   о   судьбе  экс-лидера   ГДР  оберст-лейтенант, находясь  в  Чехословакии,  не  располагал.
    Двенадцатого  сентября   в   Москве  окончились  переговоры   по   формуле  "2+4",    был   подписан    "Договор  об   окончательном    урегулировании    в   отношении   Германии".   С   этого  дня    утратили    силу    все  обязательства  и  ограничения, наложенные  на  немцев державами-победительницами  в  сорок  пятом  году.
    Третьего  октября   состоялось   объединение   ФРГ   и  ГДР,  а   на   следующий   день   было   образовано   общее    для   Германии   правительство.
    В    этот    наполненный   бурными    событиями    месяц    Ральф    Линденберг   находился   в  Берлине. С  военной  службой    было    добровольно  покончено,  и  будущее  военному   разведчику  казалось  непреодолимой  стеной  тумана.  Но  при  любых  обстоятельствах   менять   своих   политических    убеждений,    приспосабливаться   он   намерен  не  был.  Однако  далеко  не   все  сослуживцы оберст-лейтенанта  придерживались  подобного  мнения, некоторые,   не   в   пример   Линденбергу,   пошли   на  сделку с совестью,  пополнив  ряды  секретных  служб  ФРГ.
    Перед  отъездом  из  Чехословакии   Линденберг  сделал  всё  от него   зависящее,  чтобы  обезопасить доверенных  лиц,  с  которыми  он  поддерживал   связь   в странах  —  членах  экономического  союза   Бенилюкса.  Что касается  личной  безопасности,  то  её  обеспечить Линденберг  не  мог.  Он,  как  и  все  бойцы  невидимого фронта   бывшей   ГДР,  был  лишён  иммунитета  от уголовного   преследования.  В  своё  время   руководство ФРГ  было  готово  принять  это  условие  при   обсуждении вопросов   об   объединении   Германии,   но   советская сторона   ответной    инициативы   не   проявила.   Теперь   же  Ральф   не  исключал  возможности  преследования  бывших   офицеров   спецслужб   ГДР,    вплоть   до   судебной  расправы.  Этого,   по   всей   видимости,   следовало   ожидать  в  ближайшее  время  и  генералитету  ННА ГДР.  Судьбой  остальных  военнослужащих  всецело распоряжался  министр  обороны  ФРГ   Штольтенберг   и   командующий  территориальным   командованием  "Восток"  генерал-лейтенант   Шенбом.  Из  173-х  тысяч   военнослужащих  ННА   в   бундесвер  планировалось  принять  всего одну  треть. При  этом  гэдээровские офицеры  понижались  в должностях,  званиях,  а   уволенные  со  службы   получали ничтожные пенсии,  несопоставимые  по  размеру  с пенсиями  офицеров  ФРГ.
    Отчаяние,  безысходность   испытывал   Линденберг  в  октябре  девяностого  года.  Привычный  мир  летел  в  тартарары.   Ральф   постоянно   задавал    себе  один  и  тот же   вопрос:  "Как  жить   дальше?"   Ему — правдолюбивому человеку коллективисткой ориентации, твёрдому  и  последовательному  в  своих  убеждениях — было   чуждо буржуазное  общество  эгоистов.   Для   принятия    решения  о  дальнейшем  выборе  жизненного  пути  требовался хороший  советчик.
    В    ноябре  Линденбергу   удалось  встретиться  с Эрихом   Хонеккером  в  Беелитце.  Руководству   советского военного    госпиталя     Ральф    представился     родственником  Эдит   Файст,   жены   брата   Маргот   Хонеккер — Манфреда.   После   перенесённого   женой    Хонеккера    в   апреле   инфаркта   миокарда    её   часто   навещали    и    визит  подозрений   не    вызвал.  Супруги   Хонеккеры   занимали  три  небольшие  комнаты  в  коттедже  на  территории   госпиталя,   и   разыскать  их   особого   труда   не   составляло.  Маргот   была   на   лечебных   процедурах.  Благодаря   этому  Ральф  поговорил  с  бывшим   руководителем  ГДР  с   глазу  на   глаз.
    — Ты   не   представляешь,   Ральф,   как   я   тебе   рад.  Поверь,  не  часто  балуют  меня  посещениями   бывшие друзья,  —  возбуждённо  произнёс  Хонеккер.  Немного  похудевший   и  осунувшийся,  а  в  остальном  для Линденберга  — прежний   человек.  Цепкий    взгляд   из-под    толстых   очков,    плотно    сжатые    при    молчании    тонкие   губы,  коротко   стриженные   белесые    волосы.  Честный   по  характеру,   открытый,   прямолинейный    человек.  Одет  Эрих   был,   как   и  раньше,   скромно:  в  серый  костюм, белую   рубашку,    галстук   в   полоску.   Да    и   обстановка    в  помещении   была   полувоенной,  такой,   к  которой    Эрих  привык  со  времён  боевой  юности.
    — Вот   так   и   живу, —  усмехнулся   Хонеккер,  верно  оценив   реакцию   гостя     на   окружающую   обстановку:  —  А   мне    приписывают     владение    шикарным    особняком   в   Вандлице,  охотничьими   угодьями   в  Шорфхайде,  другими   богатствами.  Пусть    я   был    плох,   но    в    условиях     общенародной     собственности     всё,   чем    я    раньше    владел   и   пользовался,   в   целости   и  сохранности    возвращено   государству.    Как   я,    так   и   мои    родственники    живём     в   разумном    достатке.   Вот  в   чём    преимущество социалистического   государства — единственного  собственника    общенационального  достояния.    Ныне    мы,    восточные   немцы,   лишены    всех   преимуществ,    попав    в   полную  зависимость  от  Запада.   И   в   этом    немалая  "заслуга"    моих   бывших  соратников,   членов   Политбюро ЦК СЕПГ  Кренца,  Шабовски,   Лоренца,   Штофа,    Мильке.   Но,   копая    яму    мне,   они   не   предполагали,    что   угодят   в   неё   сами.  В  объединённой    Германии   им   также   не   нашлось   места.
    — Какова  же  главная  причина  поражения  социализма   в   ГДР? — не   удержался  и   задал   нелёгкий  вопрос  Линденберг. 
    — Экономическое   отставание   от    Запада.   А    через  бытие   деградировало   и   без  того  одурманенное  буржуазной   пропагандой   сознание сограждан, — убеждённо   заявил   Эрих   и   продолжил:
    — С  ослаблением  Советского  Союза  в  ходе горбачёвских  реформ  начало  лихорадить  и  остальные страны   социалистического   содружества.  Я   отказался    от  перемен   в   духе    советской   "перестройки".  Отказался  и навлёк   на   себя  немилость  Горбачёва,  к  которому   симпатии  не  испытываю.  Как  следствие  —   бегство   восточногерманского  населения  на  Запад.  Я  пытался придать  этому  процессу  управляемый   характер,   но  безуспешно.   Суди    сам,    только   за   первое   полугодие  1989  года  в  ФРГ  легально  переселилось  40  тысяч восточных   немцев,   и   ещё   70   тысяч   ходатайствовали   о  выезде.  А  сколько   ушло  нелегально...
    Эрих  Хонеккер  замолчал,  затем,  пристально  взглянув    Линденбергу   в   лицо   и  переменив  тему разговора,    спросил:  —   Сам-то   ты   как  собираешься  жить  дальше?   Чтить   духовное   завещание  деда   или   предать  его  забвению?
    — Менять   жизнь   поздно,   выбор  сделан.  Думаю найти    политическое    убежище   в   СССР.   Надеюсь,   что  там    всё    же    есть  светлые,    гениальные   головы,   которые   не    допустят   краха  социализма,  —   твёрдо  заявил  Ральф.
    — Ну  что  ж,  тогда  до  встречи   в   Москве, —  повеселевшим    голосом,   загадочно   улыбаясь,    произнёс   некогда  могущественный  руководитель  первого социалистического    государства   на   немецкой   земле.

    VII.  Союз "нерушимый"

    Грозная    волна   политических   бурь,   захлестнувшая в  1989-м  страны  народной  демократии,  неотвратимо приближалась  к  Советскому  Союзу.   Многонациональное государство,  созданное  и  отлаженное  неимоверными усилиями   предыдущих   поколений,   в  любой  момент могло  развалиться   как   карточный  домик.  Предчувствуя опасность,  но   потеряв    здравый   рассудок,  общество   впало  в  состояние  прострации.  Навязанный  народу   президент  и  его камарилья  процветали  в обстановке  показного благополучия.
Бездарные   политики   для    решения    своих     проблем   всё   чаще  стали   привлекать  армию,  ставшую   в  их   руках  мелкой   разменной   монетой.  Ещё  не  стерлись  из   памяти  трагические  события   в   Тбилиси,   а   в   январе  девяностого  солдаты   наводили  порядок   в   Баку   и   Нагорном    Карабахе.  В   марте   танки   громыхали  по  улицам  Вильнюса.  В  мае   все   три   прибалтийские  республики   заявили   о   выходе  из   состава  СССР.   В  июне-июле   суверенитет  провозгласили   Россия,   Украина  и  Узбекистан.  Страну  Советов  поразил   политический, социальный   и   экономический    кризис, затрагивающий   не  только основы  её   государственности,  но советское   и  социалистическое  начало.
    Летние  месяцы  1990-го  выдались  в  Свердловске  необычайно  тёплыми.  Раскалённое  добела  солнце  нещадно грело землю. Блеклое безоблачное небо  не предвещало  и  капли  дождя.  Люди  изнывали  от   жары,  не находя   спасения   даже  ночью. И   так   продолжалось   изо дня    в   день,  делая  невыносимыми  и  без  того  серые   будни.   Не    менее   горячими   были   и   последние   новости,  поступающие   из   столицы.  Ещё   не   успели   улечься  страсти  после  третьего  Съезда   народных   депутатов,   а   в  Москве  начинал  работу  XXVIII  съезд  КПСС.
    Генерал-полковник   Альберт  Макашов  находился  на   партийном   съезде.  Командующий    армией    Бижан, получивший    в   мае   очередное   воинское   звание,   проводил  отпуск   в    Украине.   Для    Рябинина    всё  складывалось   как  нельзя   лучше.  Он   рассчитывал   пару  деньков   отдохнуть  на  природе,   а   затем   ещё   с   неделю  предаваться   рассеянному    образу    жизни.   Но    не   тут-то  было.    Из   Москвы   от   генерала- депутата  стали   поступать   документы   для   незамедлительного   доведения   до непосвящённых  избирателей.  В   этот   июльский   день  Рябинин    изучил   те   из   них,   которые  не  входили   в   повестку    дня   съезда,   но  распространялись  среди  делегатов   секретариатом.  В обращении  группы   рабочих   и   крестьян  говорилось:

"…Представительство    рабочих    и    крестьян    в    Советах   всех  уровней,   а   также   на   нынешнем   партийном   съезде   низкое. Нестабильность   в   экономике   и   политике   порождают  в  рабочем движении   действия,   несовместимые  с   идеями   КПСС,   что   вызывает обоснованную  тревогу…"

    Рябинин  никак   не    мог   понять,  в   каком   государстве он  живёт,  читая  оказавшиеся   в  тени   чрезвычайно   важные   документы.   Официально   СССР  был  социалистическим,   общенародным   государством,     прототипом     коммунистического   бесклассового     общества,  но  имел  ли  он  отношение   к  пролетарскому   социализму,  о   котором   упоминал   Ральф   Линденберг,  подполковник юстиции не знал. Противоречивая  информация  свидетельствовала  о   безвыходном   положении  в  стране...
    В  Советском  Союзе   политическая   роль  пролетариата — некогда  гегемона — оказывалась незначительной.   Представительство  рабочих  в  партии  и во  вновь  избранном   Центральном    комитете  не  превышало  и   25-30   процентов.  При  этом  многие заводские   партийцы    имели   лишь   косвенное    отношение  к  производству   либо  пребывали  в  преклонном,  неактивном   возрасте.  Советы,   лишённые   пролетарского контроля,   утратили   боевой   дух   и   превратились   в   звено  чиновничьего  бюрократического  аппарата.  Получалась  досадная  неувязка  с  постулатами    научного  коммунизма.  Пролетариат,  по  сути,  был  отстранён   от   руководства   строительством    общества    светлого    будущего.  В  стране  всем  заправляла  коррумпированная   партийно-советская    элита,    давно  оторванная    корнями   от   рабочей  среды;   политиканы,    потерявшие   связь  со  своим    классом,  были  по-настоящему  опасны.
В обращении  виднейших  учёных-экономистов, отстаивающих  позиции  доминирующей   в  Советском Союзе идеологии, отмечалось:

"…Мы    вовсе   не   против   укрепления   товаро-денежных  отношений, расширения хозяйственной самостоятельности  социалистических   предприятий.   Но    идеологи    перехода    к    рыночной   экономике   желают  нечто   большего.  Они  ратуют  за  ликвидацию  общенародной   собственности,   приватизацию   средств   производства,  за  отказ  от   планового   управления   нашей   экономикой.   В  их  планы   входит   переход  к  свободным   рыночным  ценам,   реставрация   рынка  капитала   и   рабочей  силы.   Ни   один   настоящий  коммунист   с   этим  согласиться  не  может.  Переход  экономики  на  рыночные  рельсы, открывающий   простор   для   возрождения   капиталистической   системы  хозяйства,  —  опасная   иллюзия,   ведущая   страну   к   неминуемой  гибели".

    Подполковник   юстиции   всё  ещё   сомневался,  что  в  СССР   началась   капиталистическая   реставрация,   о   которой   предупреждал   немецкий   друг.   В  худшее   не хотелось   верить, но  упрямые  факты  свидетельствовали  именно  об  этом. 
    Обнадёживало, что  делегатами  партийного  съезда стали   Макашов  и  Тарасов  — генералы,  в  наименьшей степени   подвергнутые   номенклатурной   закваске.   Борис  Тарасов  в   бытность   Мадудова   и   Макашова  на  Урале был   начальником   политуправления,   членом   Военного  совета  УрВО.  После   расформирования   округа    возглавил  политуправление  Войск  связи.  Сын   участника   Великой Отечественной   он  и  сам  знал  о  войне  не понаслышке.  В составе   11-й   общевойсковой   армии  в   шестьдесят    восьмом  году  находился  в  Чехословакии,  выполнял интернациональный  долг  в  Афганистане.
    Ярко-рыжеволосый  комиссар,  с  неугомонными  глазами   и нервными   руками   был   единомышленником   Макашова. На   партийном  съезде  им  предстояло сообща   постоять   за  правое   дело,   но  сделать  это  было  совсем  непросто.  В  конце    двадцатого   столетия   многие  процессы  мирового развития  стали  труднообъяснимы  с  позиций   коммунистической идеологии,  ставшей  отчасти  патриархальной.

                * * *

    В  то   время    как    Рябинин,   мысленно   окунувшись в   атмосферу  проходящего  партийного съезда,  пытался  разобраться   в   катаклизмах   большой   политики,   секретарь военного совета  вкушал  скромные   радости   жизни.   В  отсутствие   шефа   он   лишь   изредка   появлялся   на   службе  и   сегодня    пребывал   там   лишь   из   чувства   солидарности.
    — Ты   не  устал. Так   можно  и   переусердствовать? —  глядя  на  корпевшего  над  бумагами  подполковника  Рябинина,  участливо  спросил  Копылов.
    — Зачем   спешить.   Съезд   только   начинает    работу.  Будет   ещё   время  покопаться  в  бумагах.  Ты  вот  мне   что лучше  скажи: — Не  уволят  ли  командующего  войсками  округом  из  армии?   Упрямо  лезет   на    рожон.   В   одном  из   своих   выступлений   договорился   до   того,   что   якобы  наша   армия    сдаёт   Восточную   Европу   без   боя   по   вине  нерадивых    дипломатов.  Министр   обороны   маршал   Язов  вовремя  открестился  от   этого высказывания,    дав    всем  понять,   что   мнение    Макашова   не   совпадает  с   позицией  Министерства  обороны...
    — Что  ж,  разумное  упрямство —   неплохое  качество, —  ни   минуты  не  раздумывая,  чётко ответил  военный  юрист. 
    — Так  считает  не  один  генерал Макашов, — добавил   он,   имея   в   виду   в  первую  очередь  самого  себя.  Утрата   советским    государством   первенства в мире, былого военного могущества  представлялась  подполковнику  юстиции  катастрофой.
    — Конечно, Альберту  Михайловичу  видней  с высокой трибуны, — продолжал  разглагольствовать Копылов,  —  но  кроме   неприятностей   по службе   он ничего  не  получит.  Присутствующая   при    разговоре  секретчица    лишь   сочувственно  покачала  головой.

                * * *

    Опасения   подполковника    Копылова   о   возможном преследовании  Макашова  за  критику,  высказанную  на  партийном  съезде,  к  счастью,  не   оправдались. "Демократия"    и   "гласность",  не   воспринимаемые Альбертом   Михайловичем   со   всей   серьёзностью,  на этот    раз    оказали   ему    неоценимую  услугу.  Но  в  будущем   такой   случай   мог   больше  не  представиться.
    Остаток   лета   подполковник   Рябинин  задыхался от  депутатских  дел.  Вместе  с  генералом   Макашовым  и  его  порученцем  из   самарской  обслуги  ему  довелось  посетить  десятки  населённых   пунктов   Ирбитского   избирательного   округа.    Вертолёт    генерала    можно    было   встретить   на   полевых    аэродромах   Артёмовского,  Гари,   Тавды,  Туринска, на  импровизированных   посадочных    площадках    в   сельской    глубинке.   В   клубах,   актовых   залах,   а   порой   на    полянах   под   открытым   небом   часами  длились   беседы  депутата-заступника  с   разуверившимся   в   справедливости   советским   народом.  Партсъездовские    решения    о   социалистическом   выборе  и   обновлении    федерации   не  всех   избирателей   волновали  одинаково.   Для   большинства  из  них первостепенными  были  проблемы  с  продовольствием,  жильём,  трудоустройством.  Подполковник   Рябинин   догадывался,   что,  несмотря   на    внешний    энтузиазм,   на  душе   депутата скребли  кошки. Лишь  рабочим   да   немногочисленным    ветеранам    Великой   Отечественной  войны   Макашов  был   близок   и  понятен.   На   них-то   и    рассчитывал    твёрдо  опереться    в   своей   борьбе  начинающий    политик,   но    до   полного    взаимопонимания   было    далеко.   Утратив    доверие  к  политбюро   и   цэка,  пролетарии   организованно  покидали КПСС. Только  в  текущем,  девяностом  году   с  партией   расстались  более  полутора  миллионов   человек,   и  преимущественно   рабочих.  Летом   прошлого  года  забастовку  горняков   в  Междуреченске   Кемеровской  области  поддержали   на  шахтах    Кузбасса,   Донбасса,   Караганды   и  Воркуты.  Через   год   в   массовых  акциях  протеста  принимали  участие рабочие   Ростова,   Ленинграда,   Норильска   и   Калининграда.  Пролетарии   вполне   созрели    до  понимания  необходимости  отмены   всех  и  всяческих  привилегий  в  стране.  Именно  это   обстоятельство  заставило    паразитирующую   верхушку   КПСС    в   середине восьмидесятых  начать  пресловутую  перестройку,   меняющую  экономические  и  политические  основы  советского  государства. Сталинская  модель  социализма  потерпела  крах,  ленинский опыт ушёл в прошлое.  Для  создания  новой эффективной  модели социализма требовалось  время  и  непросто  светлая,  а  гениальная  голова.  Но  ни  тем,  ни  другим  страна  не  располагала.
    В перерывах между депутатскими бдениями   Рябинин  урывками  занимался  служебными   делами. Вооружённые  силы  стояли  на  пороге  больших  перемен.     Снижались   расходы  на  оборону  страны,  набирала   темп конверсия.  Значительно   уменьшились   поставки   в   войска  вооружения  и  боеприпасов, готовилось небывалое  сокращение   численности   личного  состава.   На   территории ПУрВО  шло  интенсивное  создание  баз  хранения    боевой   техники,    подлежащей    уничтожению   по    международным   договорам.  Упразднялись   военные  учебные   центры,   размещались   войска,   выведенные  из-за   границы.  Всё  это требовало  юридического обеспечения,  но  генералу   Макашову    юрист   был   нужен  совсем   для   других   целей  —  выполнения  особых, связанных  с  политикой,  депутатских  поручений.
    В    этот    сентябрьский    день   Вячеслав   Рябинин   не   проявлял  повышенной  активности.  Завтра  ему надлежало   быть   в   Ирбите   на   встрече   генерала   Макашова  с  рабочими   мотоциклетного   завода.   Предвидя  большие  хлопоты,   Вячеслав    набирался    сил,   причём    не   столько   физических,   сколько   душевных.  С   каждым    разом  общение   депутата   с   избирателями    приобретало всё более  напряжённый  характер. В  депутатской   приёмной  вместе  с  Рябининым  сегодня   работал  и  Копылов. Его кабинет  занял  генерал  Бижан,  а  в  бывшем   Жуковском  хозяйничал   Макашов,   прилетевший  рано  утром  из Самары.  Командарм,  вновь  вынужденный  ютиться  в скромном  кабинете   обслуги,  наверняка  проклинал никчёмные   игры   вышестоящего   начальника    в    большую политику.   Но  если   и   проклинал,  то  мысленно, не  проявляя   эмоций.
    — Ты,  Вячеслав,   как   слуга   двух  господ.  Не завидую я  тебе. Трудно  угодить   Макашову   и   Бижану  одновременно.  Не  дай   Бог  оказаться   между    жерновами   генеральской   мельницы,  сотрут  в  порошок, —  затеял несвоевременный   разговор  секретарь  военного  совета.
    — Бывали  ситуации  и  похуже,  но  пока  Бог  миловал, —  без  особого   желания   обсуждать    щекотливую тему  нехотя  ответил  Рябинин.
Телефонный   звонок   командарма    положил    конец  излиянию   участливого  сослуживца.  Уходя   из   кабинета   и   вспомнив  о  чём-то,  Копылов   мимоходом   сообщил: 
    —  Письмо  тебе  прислали  из  дружественной  Чехословакии.  Командир  танковой  дивизии,  которая  перебазируется  на Урал,  доставил.  Вручаю  в  целости   и сохранности.
    Письмо  было от  Линденберга. С  волнением  и  радостью   вскрыв   конверт,  Рябинин   с   головой    ушёл    в чтение.   Немецкий  друг,  как  и  прежде,  ни  на  йоту  не изменил  себе.  Большая  часть  послания  представляла собой анализ последних  политических  событий в Восточной  Европе:

"…В поверженном  лагере  социализма  творится   что-то невообразимое.  Вдумайся  сам:  Президент  Чехословакии — писатель Вацлав  Гавел.  Президент  Румынии  — книгоиздатель  Ион  Илиеску. Глава  коалиционного  правительства  ГДР — музыкант  Лотар  де  Мэзьер. Председатель  высшего  партсовета  Болгарской   социалистической   партии — философ  Александр  Лилов.  Премьер-министр   Венгрии —  архивариус  Иожеф  Анталл.  Всеми  фибрами  души  они  жаждут  капитализма.  Сторонник   же   социалистического   выбора  президент   Польши  Войцех  Ярузельский   едва   ли    удержит   власть  до   конца  года.  ПОРП  прекратила  существование,   и   с   победой  "Солидарности"  место   генерала   займёт  Лех  Валенса  —  полуинтеллигент   из  аристократического  рода.  Как  же  далеки   эти   писатели,   книгоиздатели,  музыканты,  философы, архивариусы,  потомки аристократов от пролетарского  социализма  и социалистической  демократии..."

    В  очередной   раз   Рябинин   начал   ломать    голову,   пытаясь разобраться,   что  же  такое   социалистическая    демократия,  о  которой   упоминает  Линденберг.   "Демократия   это —  политический   строй,   в котором   верховная   власть  принадлежит  народу," — заученно  повторял  он   словарное   значение   кажущегося понятным слова.  Затем по  старой  привычке  с математической     точностью     попытался     рассортировать  население   СССР  по  социальному  признаку   и  получил довольно  странный  результат: 

"...Численность    населения    СССР  —   288,8   миллиона   человек.  Из   них  76   миллионов   дети   и   60   миллионов   пенсионеры.   И   тем,   и другим   власть  не   нужна.   Дети   не   испытывают   тяги  к  власти   в  виду  недостаточного  знания  жизни,  а  старики — из-за  пресыщенности  ею.  Женщины  не  политики  по  своей  природе.  149  миллионам   женщин   вполне   хватает   дел   в  72   миллионах  семей.   Реально   не   участвуют  в осуществлении   политической   власти   15   миллионов   лиц  с  расстройствами   психики   и   5  миллионов    хронических   алкоголиков.    К   этой   же  группе  следует  приплюсовать   и  777   тысяч   осужденных,  200  тысяч  тунеядцев,  70 тысяч  наркоманов  и  30 тысяч  проституток...
Люди    в   погонах,   которых   в   стране  с  учётом  численности армии   (3 миллиона 993 тысяч),  МВД  и  КГБ   более   пяти  миллионов,  сами   по  себе  ограниченно  верховодят населением,  слепо  исполняя  решения   верховной   власти.   К  этой  группе  можно  отнести  и  лиц,  так  или  иначе  занимающихся  правовыми  вопросами: 80 тысяч  юрисконсультов,   35   тысяч    работников   прокуратуры,   26  тысяч  адвокатов  и  13  тысяч  судей.   Не  нужна   власть   и   гениям  от  науки,  культуры  и  искусства,  с  головой  окунувшимся   в  мир  творческих  изысканий.   Кто   же   тогда   стоит   у   руля   власти,   если    мужская   часть  рабоче-крестьянской    массы    от   неё   отлучена?   Если   выборы   всего  лишь   беспроигрышная    лотерея   для   её   учредителей,  а  сезонное  участие   людей  труда  в  работе  органов  власти — фарс?.."

    Преимущества   демократии   советского  образца —  в  отличие  от  демократии  буржуазной  —  для   Рябинина  были  бесспорны.   Но  политический   строй    в  СССР    нуждался  в   совершенствовании.   Прекратив   философские   изыскания, подполковник  стал  дочитывать  письмо немецкого  друга:

"… Моё   положение   незавидное.  Страна  и  армия,  которой  отданы  лучшие  годы,   гибнет.  Но  нельзя  жить  без  надежды.  Все  точки  над  "i"    не   расставлены.  Думаю   найти  пристанище  на  твоей родине,   где   социализм   по-прежнему  жив.  Для   меня   навсегда  останется  священной   военная   присяга   воинов   ННА: "Клянусь  быть  готовым  как  солдат   Национальной   народной  армии  на  стороне  Советской  Армии   и  армий   союзных  с  нами  социалистических  стран  защищать   социализм   от   всех   врагов   и   не   щадить   жизни   для  достижения  победы".  Знаю  и    верю,  что   в   СССР   у   меня   есть  друзья   и   единомышленники.   Ты  один   из   них.   В   Чехословакию   больше  не   пиши,   дни  моего  пребывания   там   сочтены.  До  встречи  на  советской  земле.  Твой  Ральф  Линденберг".

    VIII.  В  упряжке с генералом-заступником

    Ранним   утром  следующего  дня  вертолёт командующего    войсками   округа   поднялся    с   аэродрома    "Кольцово"    и   взял    курс   на    северо-восток.    Как   юркая,    шаловливая    стрекоза     МИ-8,     пронёсся    над    окраиной   города   и   застрекотал   над    разноцветными   просторами   уральского  края.  Вечнозелёные  хвойные   леса    чередовались   с  пожелтевшей   нивой,    голубой    гладью   рек    и   озёр.  С   высоты    птичьего   полёта    земля    казалась      Рябинину    прекрасной    и    совершенной,    как    и   её   разумные  обитатели.    Впереди    по   курсу    был   Ирбит   —   небольшой    город,    затерявшийся    в    лесах   на   слиянии   рек   Ирбит   и   Ница.   В   старину   он   славился  промысловой   охотой   и   торговлей.   В    советское    время  в   нём    процветала   промышленность.   Полдесятка     заводов,  в  том   числе   и   ордена   "Знак   Почёта"   мотоциклетный,    выпускали   продукцию,   известную   далеко  за   пределами  области.
    Актовый  зал  мотоциклетного  завода был  переполнен   до  отказа.  Публика,  за  исключением   заводского    начальства    в   президиуме,    сплошь  состояла из   рабочих.   Время   изменило   облик   и  сознание  этих   людей.    Если   на   заре  века  пролетарии   не   имели    ничего,    кроме  собственных   цепей,    то   спустя   семь   десятилетий    они   обладали   солидным    багажом   общих   и  специальных  знаний.   Пусть   эфемерно,  но  всё  же осуществляли   высшую   государственную   власть,   владели,   пользовались  и   распоряжались   общенародной  собственностью.   События   последних   лет  заставили  передовых    рабочих     просветлёнными     глазами     взглянуть  на   окружающую  их   действительность.   Многим   стали   вполне   очевидны   эксплуатация  трудовых  людей  государством  и   несправедливый     передел  создаваемых  материальных   благ   в  пользу  привилегированных, коррумпированных   чиновников.   Рабочая   интеллигенция,   именно  так  в  девяностые   годы  следовало  бы   называть  современный   пролетариат,  больше  не  хотела  мириться   с  подобным  положением  дел.
    —  Нашим    чиновникам,   как   партийным,    так   и   советским,   наплевать   на   трудовой   народ   с   высокой колокольни,   —  возмущённо  говорил  очередной  выступающий.  —   Рабочие   Швеции,  и  те   живут   намного   лучше  нас  при   конституционной   монархии  с   парламентской   формой    правления.    Мы   не  против  социализма,   если  он   будет  основан  на   принципах   народовластия.   Дайте  рабочим   людям   часть   государственной   собственности,  и  увидите,  что  при  коллективной  собственности  на  орудия  и  средства  производства  дело  пойдёт  на  лад. 
    — Не    надо   так   кипятиться,  — желая   поубавить  пыл  "горячей  головы",  спокойным   голосом  отвечал генерал-заступник. — Я  вовсе  не  против  ваших   предложений.   Для   того  и  стал   народным   депутатом,  чтобы   изменить  жизнь  к  лучшему.  Но  пример   Швеции,  как   и   других   развитых стран,    здесь   не   уместен.  Эти  государства  стали  богатыми   за   счёт  экспансии   капитала    в   отсталые   страны.   Кроме  того,  как  известно,   Швеция   малочисленна,   этнический  состав  населения   однороден,    не   участвовала   в   войнах   с   начала   прошлого  века.   Нам   приходится  жить  в  иных  условиях...   Что   касается   установления     народовластия,   внедрения   в   жизнь   новых   форм   социалистической   собственности,    думаю,    что  пришла   пора   заниматься   этим   всерьёз.
    Макашов   продолжал  отвечать  на   вопросы   избирателей,   а   Рябинин,    сидя   в   душном   актовом    зале,   пытался   угадать    потаённые    мысли   начальника.   Вячеслав  понимал,   что  Альберт   Михайлович    не    в    восторге    от    горбачёвских   новаций   в   политике.   Но   быть   несогласным     вовсе   не  означало  иметь   свой   собственный  замысел,   детальный   план  вывода  страны  из  кризиса. Военный  юрист   приходил  к   умозаключению,  что командующий  ПУрВО,   видимо,   допускает   возможность   реставрации    капитализма    в   СССР.   Но   знает   ли  он   как   создать   улучшенную,  эффективную   модель   социализма?   Политическую  модель   с   реальным,  а  не   мнимым   народовластием,   с  развитой   экономикой,   напрочь   исключающей     эксплуатацию     трудящихся.  Рябинину  оставалось   только   догадываться.    В   противном   случае    воспринимать    генерала    как  политика   национального  масштаба   было  никак   нельзя.   
    Бросая   взгляд  в  зал,   Вячеслав  отмечал  безразличие   на   лицах   отдельных    избирателей.   Депутат  в   погонах    для   них  был  всего  лишь   "свадебным  генералом".   Правда,  встречались   и  совсем    другие  лица  —  без   печати   интеллекта.   Лица   не  рабочих,  а   тунеядцев,   отвыкших    по-настоящему   работать,   спивающихся   и   обкалывающихся   наркотой   стахановскими   темпами.    Но   Октябрьскую  революцию  делали   трезвые  люди.     С  1914   по  1925   год    в   стране   действовал   сухой   закон.   Позже   всё   вернулось   на    круги   своя,   и  проводимые  в  СССР  антиалкогольные    кампании    оказались    неэффективными.   Даже   горбачёвские,   пагубные  для   бюджета  страны  инициативы   с   вырубкой   садов   и   виноградников —  с   досадой   отмечал    военный   юрист   и   вновь  извлекал  из   тайников  памяти   годами   накопленную  информацию:
 
"…Способна  ли  рабочая  интеллигенция — наследник    пролетариата —  создать   совершенное   общество?   Несомненно,    потенциал   пролетариата    по   захвату   политической   власти    в   своё    время    был   им   успешно  реализован.  Но  на  этом  историческая  роль  гегемона  революции    и   закончилась.   Из   трёх   Интернационалов  —   международных   сообществ   рабочих  —  уцелел   только   II-й   Интернационал.  Однако  и  он  давно  предал  забвению  Марксово   наследие   и   вполне  вписывается   в  буржуазное общество.  Остальные  Интернационалы   вымерли,   и    не    столько   по   вине   буржуазии,   сколько   из-за  разногласий  внутри  рабочего движения.  Некогда   популярная   солидарность  рабочих  в  сложных  исторических  условиях  порой оборачивалась   национализмом.    Именно   им    был   заражён   пролетариат  Германии  накануне  двух  мировых  войн..."

    Между   тем   в   актовом   зале   произошло   заметное   оживление,   заставившее   Вячеслава   Рябинина   на   время   распрощаться   со  своими   мыслями.   Раздались   злобные  голоса   неизвестно  откуда   взявшихся  новоявленных   "демократов",  отрицающих  завоевания  Октября   и   победы  социализма.  В   ответ   на   их   выпады   страстный  книголюб   процитировал   малоизвестное  высказывание   английского  романиста  Герберта Уэллса:

"...Коммунисты   и   никто  другой   оказались  способны   после  окончания   первой  мировой  войны  взять  власть  в  развалившейся  империи   и   предложить  народу  прочную,  заслуживающую  доверия  основу".

    По   мнению  стойкого  Макашова,  именно так  считал  великий  писатель,   о  чём   свидетельствовала   его   книга    "Россия во  мгле".  А  Уэллса  вряд  ли  кто  мог   заподозрить в  симпатиях   к   коммунизму.   Дальнейшее   же  развитие Страны   Советов  было   предопределено   выбором    наших  отцов   и   дедов.   Но  Вячеслава   Рябинина    этот   ответ   ни   в   чём    не   убедил.  Упрощённое  толкование   истории  стало  для   него   неприемлемым.  Весь  обратный   полёт  под  монотонное   гудение   двигателя   вертолёта   он   напряжённо   размышлял:

"...Возникло   ли   наше   советское   социалистическое    государство   исторически   закономерно?   Ведь   матриархат   длился   на  земле  сотни,  патриархат — десятки  тысячелетий.   Рабовладение,  феодализм  заняли  в мировой   истории   соответственно   по   две  и   одной  тысяче  лет.   Не   был   ли    век   капитализма   в   России    прерван    преждевременно?   Может   быть,  поэтому,   несмотря   на   сверхвысокие   темпы   развития   СССР,    нам   так  и   не   удалось   догнать  и  перегнать  развитые   капиталистические  страны.   Рухнула   искусственно  созданная   мировая  система  социализма..."

    Глядя  на  дремлющего  в  салоне  вертолёта  генерала-заступника, помощник  народного  депутата   завидовал   Альберту  Николаевичу  и   героическим   предшествующим   поколениям,  находящимся   под   гипнозом   идеологии    воинствующего  пролетариата.   Такие   нелепые    вопросы   у   них   никогда  не  возникали.  Засучив  рукава,   эти   люди   возрождали  страну,  тяжело  пострадавшую  в  результате  двух  мировых  войн.

                * * *

    1990  год   запомнился  Рябинину  как  время   масштабных    изменений   в   мире,  острейшего  накала  политической   борьбы,   экономических  и  социальных   перемен.  Будоражащей  новостью  стало    для   него   исчезновение   ГДР.   Сбылись  мрачные   прогнозы    Ральфа  Линденберга   на   будущее   Германии.  Жизнь   Вячеслава  стала  теперь  до  краёв  наполнена  сознанием   вины  Советского  Союза   перед  бывшей  страной-соратником  и  личной  вины    перед   товарищами   по  оружию.
    Из   событий    конца    девяностого    года    Рябинину особенно  врезалась  в  память  смерть прославленного лётчика,  дважды  Героя  Советского  Союза  Григория  Речкалова.  Уроженец   Зайково  Ирбитского  района Свердловской   области,  он   ушёл   из   жизни    в   столичном  госпитале   имени   Бурденко.  Умер,  и  не  нашлось  никого из  родственников,  друзей,  представителей  ветеранских организаций,   желающих   организовать  похороны.   Четверо  суток   бездыханное   тело    воздушного    аса   ожидало   своей   участи    в    госпитальной   "анатомичке".     Не   кто  иной,  как  генерал   Макашов,    находившийся    на   IV  Съезде   народных   депутатов,   взял   скорбную  миссию  на  себя.  Организовал  проводы  уральца  в  Москве.  С  почётным   караулом, оркестром,   панихидой.  Принял   участие  в   доставке   урны с   прахом   на   Урал.   Присутствовал  при  захоронении  в  селе  Бобровка  Сысертского  района.  Поучаствовать  в  траурном   мероприятии  довелось  и  Рябинину.  Не   раз   встречался   он   с   родной   сестрой  Речкалова   —  Насобиной,   проживающей    в   Свердловске,  и   каждый   раз   узнавал  от   неё   много  нового  из  жизни  лётчика-героя:
"В   начале   октября   сорок   четвёртого   года   брат   Гриша  вместе  с  лётчиками  Покрышкиным,  Фёдоровым  и  Трудом   прилетали  с  фронта   в   Свердловск.  Незадолго  перед   этим   в  Москве  им   были  вручены   Звёзды  Героев, —   рассказывала   Валентина   Андреевна.   —  Знали   бы   вы,  товарищ  подполковник,  как   встречали   лётчиков  уральцы.   Рабочие   Уралмаша   буквально   носили   на    руках,     каждый     хотел    прикоснуться   к    Золотым  Звёздам   Героев   на   гимнастёрках.    Сейчас    наш    народ   стал    равнодушным,   забыл,   кому   хорошей   жизнью  обязан.   Разве   можно  с  такими   людьми    построить   коммунизм?" — говорила   она  с  нескрываемым  сожалением.
    Рябинин,  привыкший  скрывать  свои  мысли,  упорно  молчал.  Он  всё больше  убеждался,  что  любая   идеология   в   обществе   ограничена    в   пространстве   и   во   времени,    и   коммунистическая   не   исключение.    Неисправимый   мечтатель   вновь   погружался   в  состояние  контролируемой  медитации:

"...Коммунизм  —  это   выбор  не  нынешних,  а   грядущих    поколений.   Поколений   с    высочайшим   уровнем  общественного сознания.   Пытаться  ныне  в  условиях  капиталистического  окружения   построить   бесклассовое  общество  социальной   справедливости   невозможно.  “Загнивающий”  строй  проявил  завидную  адаптацию  к  меняющемуся   общественному    климату   и   покидать  политическую   арену   добровольно  не  собирается…
Если  бы  даже и сбылись  хрущёвские  обещания  и  в  восьмидесятые  годы  в  СССР   было  создано  общество изобилия  и достатка,  то  кем  бы  нас, советских людей,  тогда  считал  голодный   третий   мир?  Ведь  подтянуть  отсталые  страны  до  своего  высокого   уровня   требовались  десятки, а  то  и  сотни  лет.   Коммунизм  советского образца  стал  бы  не альтруистическим, интернациональным, а  эгоистичным  и  национальным…
Да  и  мог  ли  быть  такой   коммунизм    бесконфликтным  обществом?  Пусть  при   нём  исчезло   бы   противоречие  между  богатыми  и  бедными,   но   противоречие   между  умными  и  глупыми  всё  равно  бы  осталось.  Несмотря   на   высокий   уровень  общественного сознания, уравнять  интеллектуальные возможности  и  характеры  людей  нельзя..."

    Политизированный  советский  офицер  приходил к убеждению, что  пролетарский   социализм   в  Советском  Союзе  был  загублен  на  корню,  а  построенный   социализм  государственный   инороден   идеям    классического   марксизма.   Заглядывая   в   будущее  и  не  удовлетворяясь  настоящим,   Рябинин  критически  оценивал  сложившуюся  ситуацию.

    IX. Предают только свои

    Новый  девяносто  первый  год  жители  недавно объединённой  Германии  встречали  в  обстановке  острых внутриполитических  перемен.  В  ходе  проведённых  выборов   канцлером  ФРГ  стал  лидер немецких христианских  демократов  Гельмут  Коль.  Бывший   глава коалиционного   правительства  ГДР  Лотар  дэ  Мэзьер был выведен  из  состава  правительства  Германии  и оказался  не  у  дел.  В стране  не  прекращалась  охота  на ведьм. Буржуазные юристы из  созданной в Берлине спецпрокуратуры   лезли  из  кожи   вон,   доказывая   миру  криминальный   характер некогда суверенной ГДР. Чиновники добивались суда над партийными, государственными деятелями, офицерами армии,  погранвойск,  спецслужб,  работниками  правосудия  и правоохранительных системы.  Гэдээровцев  обвиняли  в  измене   родине,   злоупотреблениях   по  службе,   нарушениях  прав  человека  и  во  всех  остальных смертных  грехах. Уголовные  дела  были  возбуждены  на   семь   тысяч   сотрудников   разведки   ГДР,    в   том   числе   и   на   Линденберга.  Но  установить  местонахождение оберст-лейтенанта   ретивым   спецпрокурорам   не  удалось.   Ральф  и   его  семья   в  декабре   минувшего   года  бесследно  исчезли. С   лёгкой   руки   бывшего  главного  военного   атташе  ГДР  в  Чехословакии   Биркена,  Линденберг  сумел   переправить    жену   и   детей   к    дальним   родственникам  в   Швецию. Сам   же  он,   вернувшись   на   родину,    находился   на   полулегальном  положении.
    "Советы"  уходили  из   Восточной  и  Центральной Европы, бросая  на  произвол  судьбы   союзников  по упразднённому    Варшавскому   Договору.   На    начало   года  СССР    вывел   с  территории  Чехословакии  и    Венгрии около  60   процентов  личного  состава  и  80  процентов боевой техники.  Был  начат  вывод  советских войск  с  территории  Польши  и  Германии.  В  результате   армия   ГДР  оказалась  невольно  интегрированной  в  бундесвер,  преумножив   силы   ранее   враждебного  НАТО.  Личный  состав   ННА,  обращённый   в   новую   веру,   без  усердия,  но  всё  же  молился  чужому  богу.
    "Предают  только  свои", —  напомнил   при   очередной  встрече  с  Линденбергом   французскую пословицу  ныне  отставной  генерал  Биркен.  После закрытия  гэдээровского  посольства  в  Чехословакии  он  вместе  с  женой  занимал  скромную  квартиру   в  одном   из  микрорайонов  Берлина,   ожидая   со   дня   на   день    судебной   расправы   со   стороны  новых  властей.  Но   сегодня    бывшие  сослуживцы   вели  беседу   не   столько  о  собственных   злоключениях,   сколько  о  перипетиях   в  жизни  экс-лидера   ГДР   Эриха   Хонеккера.
    — Эрих  по-прежнему  в  Беелитце,  но  страсти   вокруг  него  с  каждым   днём  всё  больше  накаляются. Новое  германское  правительство  требует  выдачи   Хонеккера   в  руки   правосудия.  А  что  делаем  мы  для  того,  чтобы   спасти  старшего  товарища? — возбуждённо говорил   Линденберг,   дав  волю  чувствам.
    — Не  казни  себя.  От  нас  мало  что зависит. Решающее   слово  остаётся  за  Москвой, — сдерживал эмоции  Ральфа  бывший  начальник.
    — Я  уверен  что,  в  СССР  налицо  эволюция   в  идеологических  вопросах.  Горбачёву   для  строительства  европейского  дома  необходим   Гельмут,  а  не  Эрих.  Но  Хонеккер   слишком    колоритная   фигура.   Пожертвовав   ею,  "Горби"  предстанет  перед  всем  миром,  как  человек без  нравственных  принципов.  Поэтому   считаю,  что  политическое  убежище  в  СССР  экс-лидер  ГДР  всё  же  получит, — закончил   свою  мысль  Биркен.   
    — Чтобы  получить  политическое убежище  в Советском   Союзе,   Хонеккеру  туда  надо ещё  как-то  попасть, —  возразил  собеседник. 
Товарищи   по   несчастию   замолчали.   Каждый   думал  о   своём.   Наступили    трудные  времена,   когда  чужая  тайна  не  позволяла  до конца  довериться  даже  единомышленнику.   Биркен   не   без  основания  полагал,  что инициативу  перемещения  Хонеккера  в  Москву  проявляет  не  Президент  СССР,  а   желающая   сохранить   честь   и   достоинство   военная   элита.  КГБ   лишь  наблюдает  со  стороны,   информируя   высшее   политическое   руководство  страны  обо  всех  действиях    военных.   Генерал   армии    Владимир   Михайлов   был,   по  мнению    Биркена,    тем  самым  человеком,   который   отвечал   за   проведение  этой   операции. 
    Начальником    второго   Главного    управления   Генерального   штаба   Михайлова    назначили    на    втором    году    перестройки.     Раньше     вопросами   разведки  он   не   занимался.   С    приходом    Михайлова    в   разведывательное  управление   там   наступили  далеко  не  лучшие  времена.
"Сумеет  ли  генерал  Михайлов   без  сучка   и  задоринки    организовать   и  провести    похищение    супругов    Хонеккеров?  Петру  Ивановичу  Ивашутину,  бывшему  руководителю  ГРУ,  разведчику  от   Бога,  без сомнения,     это   бы   удалось..." — размышлял   Биркен. Ивашутина    он    знал    давно,   познакомившись   в    Германии   в   конце  сороковых.   В   шестидесятые   годы   Пётр    Иванович    возглавил    советскую    военную     разведку  и   почти   четверть   века   был   её   руководителем.  В   эти   годы   Биркен  не    раз   имел   дело   с   Ивашутиным,  и  всегда   итог  общей   работы   превосходил  ожидания…
    — Михайлову   надо   помочь.  Без   нашей    помощи перемещение   экс-лидера   ГДР   в   Москву   может   быть  связано  с  большими  осложнениями,    и    здесь   Ральф   Линденберг  — самая   подходящая   фигура," — пришёл   к   выводу  старый   разведчик.
    —  Как  бы  ты  отнёсся   к   моему   предложению  избавить  старика  Эриха от неприятного общения  со  следователями  берлинской    спецпрокуратуры?  — запустил  пробный   шар   Биркен.
Линденберг,   изучив   характер  шефа,  давно  ждал,   когда   генерал  перейдёт  от  слов  к  делу.
    — Хонеккер   не  только  соратник  деда,  но  и  мой  единомышленник.    Считаю   за   честь  выручить  его  из  беды, —  решительно  заявил  тонкий психолог.
    — Я  знал,  что  на   тебя  в  этом  деле  можно   положиться.   Ну   что  ж,   тогда   обсудим   некоторые   детали, —  облегчённо  вздохнул  Биркен.

                * * *

    В   то   время   как  в объединённой Германии сторонники   пролетарского   социализма   подвергались  политическим    преследованиям,   в   СССР   они,   за    редким  исключением,  бездействовали.   Руководство  некогда  всесильной   КПСС,  отказавшись  от  монополии   коммунистов   на   власть,   проигрывало   одно   сражение   за   другим.  Десятки  новых  партий,  возникшие,  как   грибы  после  проливного   дождя    плюрализма,    претендовали  на   власть.  И   почти  все  они —  независимо  от  названий  (социалистическая, демократическая, либеральная, конституционная, христианская,   монархическая  и  так  далее)  —  преследовали   схожие   политические   цели.   Главным  для  оппозиции  было  умалить  роль  рабочего  класса  в  обществе,   возродить  частную   собственность   и   стихийный    рынок.  Лидер   коммунистов   Михаил   Горбачёв,  став  президентом с чрезвычайными   полномочиями,   добивался,  по  сути   дела,  того  же.  Ничтоже   сумняшеся   он   лишь  делал  вид,  что  занят  проблемами  сохранения  КПСС  и  обновления   союзного  государства. 
    Для   Вячеслава   Рябинина    начавшийся   год   был  не   менее  сложным,   чем  предыдущий.  Командующий ПУрВО   безвыездно    находился   в   Москве.   Обострившаяся обстановка  в  стране  не  позволяла  Макашову  даже   на  день  отлучиться    из   столицы.   Политический   плюрализм, процветающий   в  обществе,  всё  ещё  существенно не  затронул   наиболее  консервативную  его  часть — Вооружённые  Силы СССР.  Восемьдесят  процентов  офицерского  состава  по-прежнему  оставались   членами  КПСС,  не  веря  в  реальное  осуществление  призывов "демократов"  о  департизации  и  деполитизации  армии.  Военные,  привыкшие  к  дисциплине  и  порядку,   ждали  приказа    о   действиях   в   критической  ситуации,  но  он  так   и   не  поступил.   Партийно-политическая   работа  мало-помалу   свёртывалась.   Главпур,   а   также  нижестоящие   политуправления   и   парткомы   оказались  не  способны  защищать  идеологические   устои.   Новый    хозяин     Главпура     генерал-полковник   Николай  Шляга,   в  отличие  от   своего  предшественника  генерала  армии  Алексея  Лизичева,  не  обладал  присущей  политическому руководителю   принципиальностью   и   смелостью.   Что  мог  сделать  в  этих    условиях   командующий   ПУрВО,   увы,    не   полководец,   а   начинающий   политик?
    В  начале  февраля  от  непоседливого  депутата  из  Москвы    Рябинину   поступило   депутатское   указание   на   этот   раз  самостоятельно  провести  агитационные   мероприятия    в  Ирбитском    избирательном   округе.   В   качестве   подспорья  ему  предлагалось  использовать   курсантов  и  офицеров-политработников  Свердловского  высшего военно-политического танково-артиллерийского  училища   (СВВПТАУ).   Кроме  того,  задействовать  штабной  духовой  оркестр  ПУрВО.  Особое  поручение  командующего  было не  из  лёгких,  учитывая  его  идеологическую  направленность.
Подполковник  юстиции стоял  перед  трудным  выбором.  Оценивая   исторический  опыт  отцов   и    дедов  позитивно, он  мог  ратовать  лишь  за  сохранение  и приумножение их завоеваний. Жёсткие лимиты  политического  мышления,  заложенные  в офицера   воспитанием,  не  позволяли  поступать  иначе. Однако  события   в  мире   заставили   Рябинина    переосмысливать практику  социалистического  строительства.  К   эволюционным   выводам   он   ещё   не   пришёл,   а   ведь именно  они    были   необходимы   для   честной    проповеди. 
    "Каждый    в   жизни    должен    делать   то,   что   ему  положено.  А  кто  такой   я?   Всего  лишь  человек   из   генеральской  обслуги  и  не  более, — недоумевал    подполковник   юстиции,   считая   решение   командующего  опрометчивым:  —  Не   засмеют   ли  меня,    мелкую   сошку,   за   устаревшее  мышление   в  пору   вольнодумства   и   крамолы?"   Хороший   помощник    инициативного   начальника    Рябинин    за    время    общения   с   генералом  Макашовым,  став   аналитиком,  потерял   самостоятельность. Несмотря   на   внутренние   колебания,   Рябинину   всё   же   пришлось  возглавить   агитбригаду.   Через   неделю  два   комфортабельных   вагона  из  состава  фирменного   поезда   "Свердловск-Москва"  начали  курсировать  по городам   Ирбитского   избирательного   округа.   Днём    вагоны    пустовали  в  железнодорожном  тупике,  а  ночью  проходящим   поездом   перегонялись   на  очередную станцию.    Сорок    военных   музыкантов,   десять   курсантов и  пять,  не  считая  Рябинина, офицеров  были призваны делать всё  от  них   зависящее  для  укрепления   в  народе  непоколебимой  веры  в  депутата  Макашова.
    Музыканты   усердно   трубили   бравурные,  всем  изрядно  надоевшие  марши.   Курсанты   изощрялись   в  декламации    высокопарных,    давно    набивших    оскомину     патриотических   стихов.   И   только   подполковник    Рябинин с  подручными  офицерами,  сознавая    безрезультатность  проводимой  совместной  акции,  не  проявляли   показной  активности.  По   их   мнению,   во   время   кризиса   в   защите   нуждался   авторитет   не  отдельной   личности,  пусть  даже  самой  незаурядной,  а  всего  государства. Объявленный    властями    на   март   девяносто  первого   года   референдум  о  сохранении   СССР   даже   при   благоприятном  исходе   ничего  не  мог   изменить. Прибалтийские   республики,  Украина,   Узбекистан,    Грузия,  а   самое   главное —  Россия,   провозгласили  себя   независимыми    суверенными     государствами.   Тем   самым   упразднив  "нерушимый"    Союз.   Сепаратисты,  захватив  в  союзных   республиках   власть,  добивались  верховенства  республиканского    законодательства    перед    федеральным.  В   этих  условиях  не  депутатские  подачки  требовались  избирателям,  нужна была  правда,  хранимая  за  семью   печатями.  Великая,  могучая   империя, созданная  вовсе не  коммунистами,  а  их   предшественниками   Рюриковичами  и   Романовыми,  разваливалась  не  по  воле  народов, а  по  прихоти  авантюристов,   не  желающих  терять  властные  привилегии.
    Собираясь  по  вечерам  в   тесном   купе  вагона, Рябинин   и   его  спутники    офицеры-политработники   вели горячие  споры  о  судьбе  Родины.  Если  крах  Советского Союза  ими  признавался  однозначно отрицательно,  то предполагаемая   капитализация  страны   вызывала дискуссии.
    — Советская   экономика   всегда   была   затратной,  неспособной  к  саморазвитию.  По  сути  дела,  не  один народно-хозяйственный  план  в стране  полностью  выполнен   не  был.  И   всему   виной    административно-командная    система    управления   в   СССР,    повсеместное    чрезмерное   вмешательство   нерадивых   партийцев    в   дела    хозяйственников, —   с   уверенностью  в  голосе  говорил  молодой  майор —  преподаватель  политической   экономии.  От  возбуждения  его  маленькие,   аккуратные   усы  всё  время  подёргивались,  а  лучистые  глаза лихорадочно  блестели.
    — И   что  же  теперь?  Снова   возвращаться   к   нэпу,  или  может  быть  вообще  надо  отказаться   от   планового  ведения  социалистического  хозяйства, общенародной  собственности   и   строить  капитализм?  —  не   уступал  строптивому   майору  рано  поседевший подполковник, преподававший  в  СВВПТАУ   научный  коммунизм. — Создавая   социалистическую   экономику,   мы  не  располагали  ни  опытом,  ни  кадрами,  ни  внешними источниками.  Последующая   её   модернизация   проходила медленно,  часто  необдуманно,  но  в  условиях   полной самостоятельности  России.  Отставание   от   Запада — это  древняя   традиция   российского   государства.  Ещё  Пётр I, поставив  цель наверстать отставание от  Европы, искусственно   внедрял   европейскую   экономику.  Затем была "бироновщина" с засильем  немцев,  кабала  англо-французского  капитала, — продолжал  он.
    Рябинин  не  пытался  урезонить  сомневающихся  коллег,  он  и  сам  ещё  многого  не   понимал.  Для   военного  юриста   до  сих   пор  оставался  нерешённым  вопрос о принципиальном  отличии  пролетарского  социализма   от социализма  государственного,  суверенитета   народа  от   демократии.  Затронутые  в  споре  вопросы,  ставшие   для   Вячеслава   "головной  болью",   заставили   его   в  очередной   раз  пошевелить  мозгами:   
               
"...Пролетарский   социализм  —   это   государство   с  монополией  рабочих   на   власть.  В   нынешних   условиях   без   диктаторских   функций,   но   при   доминанте   рабочей интеллигенции  в   партии  и  Советах. Учитывая  интересы  крестьян  и  творческой   интеллигенции,   вполне  допустим  политический  плюрализм,  но в  рамках главенствующей  идеологии...
Государственный  социализм  —  нечто  другое.  В  общенародном   государстве   роль   рабочих   в   партии   и   Советах, увы,  незначительна. Монополия   на   власть   принадлежит  партийным   лидерам,   склонным    к  авторитаризму.  В  партии  преобладают  интеллигенты  из  числа  управленцев.  Именно  они  отчаянно   цепляются   за   власть,   отстаивая  свои   привилегии.   Если  гении   от   науки,  искусства,  рабочая  интеллигенция,  использующая    их   опыт,   творчески   активны   и   во   всём    самодостаточны,  то   советско-партийные   коррумпированные   чиновники    консервативны   и   безгранично   алчны.   Они    пойдут   на   всё,   чтобы    по-прежнему   сохранять   свой    престиж   в   государстве.  Именно  им,   духовно   убогим   управленцам,   на   руку   бесконтрольный  политический  плюрализм,  подрывающий   основы   советского  социалистического  строя..." 

    Между   тем  офицеры  продолжали  дискуссию. Усатый майор,  всё  больше  распыляясь,  доказывал   рано поседевшему  подполковнику, что он  вовсе  не  против социализма,  но  последний  нуждается  в  модернизации.
    — Наша   партия   должна   стать   идеологом,   а   не  вездесущим   хозяйственником.  Систему  выборов   надо  усовершенствовать,   власть   реально  разделить  на  три ветви, повсеместно внедрив ротацию кадров. А собственность   пусть  остаётся  общенародной,  но  более разнообразной   по  формам.   И    рынок   тоже    пусть   остаётся,   но  регулируемый, —  выпустив  пар,  миролюбиво  закончил  он. 
    — В  целом   я   с   тобой    согласен,   за   исключением  принципа   разделения   властей.  Эта    выдумка   Монтескье  двухвековой   давности   на   практике   себя   не  оправдала.  Как  представители   ветвей   власти,  так  оппозиция   на  Западе  — шуты  гороховые  на  службе  у  владельцев  капитала,  —  после   весомой   оговорки   пришёл   к  консенсусу   преподаватель   научного   коммунизма.
    Не  участвуя  в  разговоре,  Рябинин  соглашался  с  офицерами.   Социализм  в  СССР  нуждался  в  улучшении,  а  возврат  к  капитализму  был   нелепостью:

" ...Социализм   должен  стать  не  просто  с  человеческим   лицом,  а  с   обликом   труженика,   рабочего  человека.  Пройдёт  время,  и   пролетарский  социализм  станет  гуманным,   демократическим,  но  не сразу.  Ведь  капитализму   потребовались   века,   чтобы   избавиться   от позорного   ярма,   унаследованного   в   кровавую   эпоху   первоначального  накопления  капитала".

                * * *

    Вагоны   шумно  прицепили   к   железнодорожному  составу.  Тепловоз  зычно  прокричал  простуженным   голосом,  и  агитбригада  продолжила  своё  турне  по маршруту  —  Артёмовск,   Ирбит,   Туринск,   Тавда,  Таборы.
В двадцатых числах февраля  Рябинин был в Свердловске и  готовил  отчёт  депутату  Макашову  о проделанной  работе.  Похвастаться  было  особо   нечем,  но  внешне   депутатская   миссия  произвела  эффект  и дала  пищу  представителям  прессы.
    В  канун  73-й  годовщины  Советской  Армии  и Военно-Морского  Флота  подполковники  Рябинин  и Копылов   присутствовали  на   торжественном  заседании, посвящённом  славной  дате.  Заседание  происходило  в  нарядно   украшенном    зале   Свердловского   академического  государственного театра  оперы  и  балета.  С  отчётным   докладом   выступал    Иван   Бижан,   и   присутствие   офицеров   обслуги   генерала   на   этом  заседании   было  обязательным.    Командующий   армией   провозглашал    здравицу  всепобеждающей  партии   коммунистов,  несокрушимому    Союзу,    славным    Вооружённым   Силам.  Вся   элита   города   и   области   с  просветлёнными   лицами    всезнаек  терпеливо   выслушала   привычные    тирады   представителя    военного    министерства     на    Урале.    Но  на    этот   раз   здравица   военачальника   очень  напоминала  Вячеславу   Рябинину   печальную  лебединую  песню.  До  начала   весны   судьбоносного   девяносто   первого   года   оставалась   всего  одна   неделя.

    X.  Померкшие  звёзды  Кремля

    Первая   весна   в  объединённой  Германии   для    Ральфа   Линденберга   была   полна   тревожного   ожидания.  Экс-лидер    ГДР   Хонеккер   и   его   жена   всё   ещё   находились   в   изоляции   в  советском   военном   госпитале в   Беелитце.   Вопрос  об  их    "экстрадиции"  в  СССР   решался   на   уровне   глав   двух   великих   государств.   Для   Горбачёва   и   Коля   он   принципиального   значения   не  имел,  но  оставался    важным   для   отдельных    лиц    из  числа  ближайшего  окружения   президента   и   канцлера.  Большинство  членов  нового  германского  правительства  требовали   выдачи   Эриха   Хонеккера   в   руки   правосудия.  Члены   же  созданного  в  СССР  Совета  Безопасности: вице-президент  Геннадий   Янаев,  министр обороны  Дмитрий   Язов  и   другие — по  идейным  соображениям  этому   противились.   Мировая  общественность  с  интересом   следила   за   тем,   чья   же  чаша   весов   перевесит.
    От  генерала Биркена  Линденберг знал, что организацией перелёта  Эриха  Хонеккера  в  Москву   занимается   командование   16-й  воздушной  армии  Западной  группы  войск.  От  Ральфа  требовалось   обеспечить   безопасность  операции  на   случай   возможной   провокации.  А  таковая   не    исключалась.  Вся   военная    авиация    бывшей    ГДР  ныне  находилась  в  руках   бундэсвэровцев.  К  счастью,  в  их   рядах    временно  оказалась   незначительная   часть  лётного  состава  и  технарей    ВВС   ННА.   Их    увольнение    с   военной  службы  новыми  хозяевами  откладывалось   до   момента освоения  доставшейся  в  наследство  сверхсовременной  материальной    части   советского   производства.   На   стойких  бывших   гэдээровцев   и   полагался   в   своей   работе    Линденберг.   Бытовые,  а   не   политические  мотивы,  безысходность  заставили   этих  офицеров  пойти  на  службу  к  недавним   военным  противникам.  В  душе  воины  ННА  по-прежнему   оставались   коммунистами   и  интернационалистами.  Демонтаж  базиса   социалистической системы  в  Восточной    Германии   ими   принимался   в  штыки.  Для   сторонников   коллективных   форм    хозяйства  была   неприемлема   приватизация  государственных  предприятий,  рождение  в  обществе  хищнического  слоя   собственников   разного  калибра.  Не  менее  трагично  офицерский  состав  воспринимал  и  разрушение  военных  структур  ННА. 
    С  Эрихом  Хонеккером   по   конспиративным  соображениям   Ральф  Линденберг  больше   не   встречался,  наблюдая   за   жизнью   супругов-изгоев   со   стороны.  Весной    здоровье   Эриха   и   Маргот    немного    улучшилось.   Укрепилось  их   финансовое  положение.  Ныне   бывший  экс-лидер  ГДР  получал  не  только  обычную  пенсию  по  старости,   но и  добавку  к  ней — как  участник   антифашистского  подполья   во  времена   нацизма.  Обездоленным   старикам   на   жизнь   вполне    хватало,  что  нельзя   было  сказать  о   самом   Линденберге.  Некоторое  время  он  скрывался   у   школьного   товарища,    деля   с    ним  скромные  средства   к  существованию.  С  закрытием  единственной  в   ГДР   военной   академии   в  Дрездене  друг   детства,   как   и   Ральф,  на  собственном  опыте  познал   несправедливость  боннского  законодательства  о  запрете   на   профессию.  Трудности   не   смущали   бывшего  военного  разведчика,  если  можно считаться  бывшим  в  этой  профессии.
    13  марта  супруги   Хонеккеры  вертолётом  были тайно  перемещены  из  Беелитца  в   Шперенберг.   Оттуда  на    "тушке"   их    предполагали   доставить    на   подмосковный   аэродром     "Чкаловский".   Предыдущий   день    для    Ральфа   Линденберга   был   самым    трудным.   Как    призрак    появлялся  он  то  в  Цоссене,  то  в   Штраусберге —  местах   нахождения   командования    военной   авиации   бундесверовского  направления   "Восток". Встречался с  военнослужащими,  обеспечивающими управление и безопасность воздушным движением.  Сравнивал  полученные  сведения  с  информацией, поступившей  из  16-й  воздушной   армии   от   генералов   Тарасенко  и   Селивёрстова  и  посла   в   ФРГ   Терехова.  К   концу    дня    Ральф   был   убеждён,   что  операция  пройдёт   успешно.  К  полудню  13 марта   Линденберг   уже   знал,  что  Эрих  и  Маргот  Хонеккеры   вылетели   из  Германии  в  Советский  Союз.  Все  опасения  конспиратора  оказались  напрасными,  и  теперь  ему   следовало   позаботиться  о  собственной  судьбе.   Вечером  того  же  дня  бесшумной,  вкрадчивой  поступью оберст-лейтенант  входил  в берлинскую  квартиру  отставного  генерала  Биркена.      
    — Ты не изменил своего желания покинуть историческую родину? — спросил  генерал  Биркен  у  Линденберга   между  двумя   кружками   чёрного  пива.
    — Я   твёрд   как  никогда.  Судьба   Эриха  Хонеккера — моя  судьба, — решительно  заявил  Ральф.
    — Ну  что ж,  рекомендации  от  меня   надёжным  московским   товарищам   ты   получишь. Но  имей  в  виду,  что  обстановка   в   СССР  напряжённая.  Не  исключено,  что  и   там   события  будут  развиваться   по    схожему  с  гэдээровским   сценарию, — закончил  генерал.
    Три  часа  спустя  в  международном  экспрессе  "Вюнсдорф-Москва"   бывший  гражданин  ГДР  покидал  родину,   имея  на   руках   советский паспорт   на   имя   Романа  Ивановича  Лиднёва  —   "вольняги",  контракт  которого  в  Западной   группе  войск  закончился.

                * * *

    В  середине   марта   с   отчётом  о  проделанной   работе   в   Ирбитском   избирательном   округе   Рябинин   прибыл   в   Москву.   Столица    встретила   его    пасмурным    небом   и   оттепелью.  Вереницы   озабоченных     людей,   бесконечные  потоки  автотранспорта,  напоминая  муравейник,   раздражали   Вячеслава.  К   среде  обитания    с  множеством    быстро    движущихся    людей   и    механизмов      рассудительно-серьёзный  офицер  относился   с  опаской. 
    Ни   самарского  порученца,   ни    командующего  ПУрВО   на    месте   не   оказалось.    Полдня   потратил    Рябинин    на   их   поиски,   курсируя    между   гостиницами "ЦДСА"   и  "Россия".  И   лишь  под   вечер   счастье    улыбнулось  подполковнику.   Принимая   у   Рябинина  депутатский   отчёт,   порученец    из   Самары   в   общих  чертах   обрисовал   ему   нелёгкую   жизнь  в  столице,  хлопоты   генерала   Макашова   на   депутатском   поприще.
    — Альберта   Михайловича    невозможно   застать   в  гостинице.   Вот   и  сейчас  он  на  деловой  встрече  с  генералом   армии   Варенниковым.  В  моих  услугах  отказался,   разрешив  немного  передохнуть, —  деловито рассказывал   порученец.   
    — Да,  да,  нелегко вам  приходится, — сочувствовал  курьер  из  Свердловска,  думая одобрительно: "Это  очень  хорошо,  что  генералы   Валентин  Варенников   и  Альберт  Макашов  действуют  сообща.  Выходцам   из   народа,   несущим   муки   ответственности   за  судьбу  государства,  может быть, и удастся   защитить   её  социалистическое   начало". 
    К   главнокомандующему   Сухопутными   войсками  подполковник   Рябинин  питал  искреннее   уважение.  Заслуженный   фронтовик,  прошедший   Сталинград   и  Курск,  сражавшийся  на  Украине  и  в  Польше,  бравший  Берлин  и  участвовавший  в  Параде  Победы,  был   для   военного   юриста   образцом   мужества   и   порядочности.  Обладателем    качеств,   которых   так   не   хватало   многим  новоиспечённым   генералам   перестроечной   поры.

                * * *

    Распрощавшись  с  коллегой из Самары  и  забронировав   на  сутки  номер  в  гостинице   ЦДСА,   Вячеслав    наконец-то    получил    возможность    хоть    краем   глаза   взглянуть  на  столицу.  При   ярком  свете   фонарей  “муравейник”    уже   не   казался    ему    таким    мрачным,    как   днём.   Загадочно  горели   московские   окна,   манили  пульсирующими    иллюминациями    витрины    магазинов   и   парадные  ресторанов.  Иллюзорный   мир  волновал  душу  офицера,  давно  истосковавшуюся  по  ярким  впечатлениям.
Вдруг   Рябинину  очень  захотелось   посетить    тот   самый    ресторан,   в   котором   произошла   его   встреча   с   немецким   другом    Ральфом   десять  лет   тому   назад.  Он   и   не   пытался    отогнать   от   себя   шальную  мысль,   ноги   сами   несли   к   памятному   месту.  Через  полчаса   уверенной   поступью    Вячеслав    входил    в   здание   ресторана   "Новый Арбат",  увенчанное  красочной   иллюминацией   в   виде   глобуса.  В   будний   день   наплыва   посетителей   и   шумных   мероприятий  в питейном  заведении  не  было.  Сидя  в  полупустом  зале,  Рябинин  наслаждался   пахучим    кофе. Занятый   своими  мыслями он  и  не  заметил,  как  за  его  столик  подсел  человек  в  штатском.
    — Ёлки-моталки,  да  это  Рябинин? — громко произнёс  нарушитель  спокойствия,  оказавшийся,  к  удивлению  советского  подполковника,  не  кем  иным,  как  оберст-лейтенантом  Линденбергом.
    — Ральф!   Вот   так   встреча!   Долго  будешь  жить.  Я  сейчас   вспоминал  о  тебе, —  обрадовался  Вячеслав.
    — … Тебя   просил    я   быть   на   свиданье,   мечтал   о   встрече,   как   всегда…— задорно  пропел  он  отрывок   из  старого, но  всё  ещё  популярного  шлягера  Александра  Цфасмана.
    — Я   знал,   что   наша    встреча   состоится,   но  не  думал,  что  так   скоро.  Всего   как    день   в   Москве —  и   вот, — ответил  сияющий    бывший  офицер  ННА.
    Через  четверть  часа, опорожнив  графинчик  с грешной  водой, старые  друзья   делились  друг  с  другом  последними   новостями.   Бытовые,  второстепенные события  вскоре  уступили  место событиям  главным,   политическим.   Ральф    поведал   Вячеславу    обстоятельства   похищения   супругов  Хонеккеров,  опустив  при  этом   не  подлежащие  огласке  детали. 
    — Эрих    и   Маргот   Хонеккеры   в   Москве.  Для  них   всё   худшее   уже позади. Было  бы  предательством оставлять  ветеранов  коммунистического  движения  в  Германии   на    растерзание   боннским  правителям.   Горжусь,  что  участвовать  в  этой  операции  довелось  и мне, — восторженно  делился  впечатлениями  оберст-лейтенант   Линденберг. 
    — А   что  же   дальше? —  спросил   Рябинин,   искренне   обеспокоенный   судьбой  не  только  экс-лидера  ГДР  и  его  супруги,  но и  немецкого друга.
    — Сейчас  старики  подлечатся  в  Центральном военном  госпитале имени  Мадрыки,  затем  получат  политическое   убежище  в  Советском  Союзе,   а   там    станут    заниматься  деятельностью, соответствующей  их политическим    убеждениям… Что   касается   меня,  то  многое  ещё  не  ясно,  — уклончиво  ответил   Ральф.  С минуту,  помолчав,  он  заговорил  о  самом   насущном,   что   в  последнее   время   заполняло  его   душу. — За  идеи  пролетарского  социализма  я  буду сражаться   до   конца.  Не   думай,  что  их   так   легко  стереть  в  сознании   народа, —  твёрдо  заявил  он. 
    — Процесс  глобализации   всё   больше  обостряет  противоречия  во  всём  мире.  Разрыв  в  доходах   между  богатейшими   и   беднейшими   странами  колоссален —  один  к  шестидесяти   или   даже   больше.   Неуправляемая   рыночная   экономика,  страдающая  фетишем  наживы, убивает  этические,  нравственные  начала  в  людях.  "Звёздный  час"  пролетарского  социализма,   поверь,   ещё    наступит.  И  тут  дело  вовсе  не  в  Марксовом   "Капитале".   Идеи  о   социальной   справедливости    возникали   на  земле  всегда.  Не  настоящее,  так  будущее  поколение,  непременно,  вернётся  к  ним,  осознав  полную  несостоятельность   капитализма.
    — Подходи   к   решению   главных   жизненных  вопросов   и   проблем   по-философски,  —  наконец    подал  голос   Вячеслав.   Неистовая    убеждённость  немецкого  друга,  ещё   не  созревшая  до  аксиомы  в  Рябинине,  была  достойна  уважения.      
    — На  мой  взгляд,  прискорбно,  что  в  новых рыночных   условиях   так   называемые   общечеловеческие ценности,  в  том  числе  любовь  и  дружба,  могут  стать товаром.  Но уверен,  что  наш  офицерский  союз  этот  пагубный   процесс  не  разрушит, —   заверил   Рябинин,  и,  не   дожидаясь  ответа,  продолжил:
    — Жаль,  что  никакой  пророк  не  принимается  в своём  отечестве.  Ни   твой   Хонеккер,   ни   мой  Макашов, оказавшиеся   генералами  без   войска.  И  всё  же   наша  жизнь   слишком   коротка,   чтобы   тратить  её   на    гонку    за   богатством,    сопровождающуюся    деградацией   нравов. Мы  с  тобой   рождены  и  воспитаны  при  социализме.  Даже в случае его поражения  навсегда  останемся  маргиналами.   Вопрос   совсем   в  другом:    не  ошибаемся  ли   мы,  делая  ставку  на  самосознание пролетариата?  — закончил   свою   речь   Вячеслав.    Ральф,  не  находя  слов,  только  развёл   руками. У  него  такой  вопрос   не  возникал  даже  в  самый   чёрный  день.
    Внимание Линденберга  в  этот  момент  было приковано   к    посетителю  ресторана,   занявшему  место  у  стойки  бара.   Без  сомнения,   это  был   журналист,  а  точнее — сотрудник западной разведки, пытавшийся   завербовать  оберст-лейтенанта   в   Праге.  Мнимый  репортер   потягивал  коньяк,  нещадно  дымя  сигаретой.
    "Теперь   Джек  в  Москве,  —  злобно   подумал   Линденберг,  —  а   ещё   совсем   недавно   разваливал   лагерь   социализма   в   Восточной   Европе".   Нет,  эта  встреча   оберст-лейтенанту  была  ни  к  чему,   и  он предложил    Рябинину   прогуляться   по  ночной  столице.
Далеко  за  полночь,  добравшись  до  Красной  площади,   друзья    любовались    кремлёвскими    звездами. Ни  последнее  мартовское  похолодание,  ни  обжигающий  ветер   не   были   помехой   для   двух  одержимых   людей.  Чистые  помыслы  связывали   воедино  эрудированных  отшельников,   альтруистов,  ведущих   постоянный   спор   вокруг   вечных   категорий.
    — Вот   что   значит   давно   не   бывать   в   Москве!  Такое   складывается    впечатление,   что  кремлёвские   звёзды  будто  бы  померкли, —  говорил  бывший  офицер  ННА  ГДР.
    —  Так   оно   и   есть, —  отвечал    подполковник   Советской    Армии,  —   подразумевая   под    этим   ослабление   военной   мощи   СССР,   крах  общенациональной   идеи.  Впереди   друзей   поджидал   тревожный   август   девяносто  первого,  но   сейчас  они   были   безмятежны  и  счастливы.