Письма. Кирины рассказы

               
   
    Мне три года. Идет война. Мы эвакуированы в Ижевск. Мама работает, а бабушка ведет хозяйство и занимается мной. Каждый день живем в ожидании писем. Они бывают хорошими и печальными. Я с нетерпением жду писем от папы. Он всегда вкладывает листок для меня. В нем  небольшой стишок, написанный печатными буквами. Вроде такого:
                Зайчик грыз свою морковку.
                Чувствовал себя неловко,
                Что с тобой не поделился.
                Грыз он, грыз и… подавился.
   

    Самое страшное, когда приходят письма из Ленинграда. В них всегда сообщают о смерти кого-либо из родных. Вот и сегодня в письме сообщили, что умер бабушкин младший сын. В комнате наступила гнетущая тишина. Бабушка, как обычно в таких случаях, ложится в кровать, поворачивается лицом к стенке, и три дня она есть, и ее нет... Мы с мамой говорим шепотом, чтобы не потревожить её. Мама переживает по-своему: тихо, без слез.
   

    Утром мама перед уходом на работу ставит на стол небольшой медный самовар с теплой водой, мою чашку и выкладывает дорожку из маленьких кусочков сахара. Я должна, когда захочу пить, налить в чашку воду и съесть один кусочек сахара, и так каждый раз, когда захочется пить.
   

    Мне страшно: бабушка лежит молча и ни на что не реагирует. Порой мне кажется, что она и не дышит. Тогда я тихонечко подхожу к кровати и прислушиваюсь.
   

    На столе стоит репродуктор. Он всегда включен, чтобы не пропустить сводку ИНФОРМБЮРО. Вот и сейчас еле улавливаю голос диктора, забираюсь на стол и слушаю. Что-то говорят о передвижении войск. Не понимаю. Вдруг слышу, что в деревне Петрищево немцы казнили партизанку Таню.
   

    Я быстро слезаю со стола и прячусь под кровать. Кровать металлическая на высоких ножках, так что здесь мне удобно играть, а сейчас даже не так страшно.
   

    Темнеет. Мамы еще нет. Я засыпаю.
   

    Наконец мама приходит. Перед её глазами печальная картина: бабушка по-прежнему лежит, и только редкие движения ее руки говорят о признаках жизни, дочка заснула под кроватью, самовар пуст, сахар съеден, а у стола лужа. Видно Кира опять забыла закрыть кран.
   

    Она устало садится на стул, бессильно опускает руки на колени и на глаза невольно наворачиваются слезы.
   
Примечание: Зоя Космодемьянская не хотела немцам выдавать свое имя и назвала себя Таней.