Хроника одной смерти - 11

Оговорка  коменданта Бередникова

С трудом верится, что в тех материалах «Дела», которые мы рассматривали в предыдущих главах, не затесалась какая-нибудь оговорка, которая могла бы несколько нарушить такую несуразную картину произошедшего. И, действительно, после внимательного прочтения этих документов такую оговорку можно заметить. Причем неожиданным является то обстоятельство, что допустил её такой опытный службист, как комендант крепости Бередников.
Для того чтобы понять, в чем заключается его оговорка или, если хотите, проговорка, т.к. ею он нарушил «сценарий» трагедии, следует восстановить последовательность контактов коменданта с известной парочкой охранников. Вернее с главным из них – капитаном Власьевым. Так вот, как следует из рапорта Власьева и «репорта» Бередникова, первый до второго часа ночи находился в служебной квартире коменданта. Из донесений того и другого следует, что они занимались там тем, что капитан отдал, а комендант принял первый рапорт, написанный Власьевым. Комендант пишет об этом весьма ясно: «Сего  числа, по-полуночи  во втором часу, находящийся в Шлиссельбургской крепости у безъимянного колодника, капитан Власьев, для отправления вашему высокопревосходительству всепокорнейшаго  репорта, в квартире у меня был ...».
То же указывает и Власьев в рапорте, подписанным им совместно с поручиком Чекиным.
Как мы помним, этот первый рапорт Власьева, составленный в весьма косноязычных выражениях, заключал в себе изложение его разговора с Мировичем, состоявшимся накануне трагедии «… июля 4-го дня, после полудня в пятом часу». Т.е. с момента разговора, вызвавшего подозрение капитана о намерениях Мировича  касательно «секретного узника», прошло не менее 8-ми часов! И это время потребовалось Власьеву, чтобы составить  короткий рапорт? И этот несуразный рапорт ему вдруг потребовалось среди ночи отдать Бередникову, чтобы тот немедленно распорядился об его отправке начальству в С.-Петербург? И для этого в крепость на лодке – опять среди ночи, - привозят канцеляриста? И для этого два раза среди ночи беспокоят Мировича, которому пришлось отдавать распоряжения караулу пропустить лодку сначала из крепости, а потом обратно?
Довольно много вопросов вызывает эта суета вокруг эпизода с коротеньким рапортом. Причем именно попытка канцеляриста среди ночи покинуть крепость привела Мировича к спонтанному решению, что пора бы, наконец, освободить Иоанна Антоновича …
Если рассматривать последовательность событий, начиная со встречи Власьева с Мировичем, - как пишет в своем рапорте капитан, во время «прогулки в крепости», - до того момента, как подпоручик дал приказ караулу заряжать ружья, то получается, что своими действиями капитан и комендант сделали все, чтобы привлечь внимание Мировича к отправке ночного рапорта. Вместо того, чтобы скрыть свои подозрения, касательно намерений Мировича, они как будто специально придали суете с ночным рапортом показную таинственность.
Ну а в чем же состояла оговорка коменданта Бередникова?
Судите сами: свой «репорт» начальнику «тайной комиссии» Н.И. Панину он начинает фразой, содержащей следующий оборот: «… капитан Власьев, для отправления вашему высокопревосходительству всепокорнейшаго  репорта, в квартире у меня был …».      
А в заключительной фразе этого донесения указал: «… тако-же и отправленные, как выше значит, по-полуночи во втором часу репорты при сем вашему высокопревосходительству всепокорнейше приношу».
Так сколько было рапортов, написанных капитаном Власьевым самостоятельно, или вместе с комендантом и канцеляристом до второго часа ночи 5 июля, – один или же …? И если не один, то, сколько же еще было «репортов» и о чем? И почему их нужно было так срочно, не дожидаясь даже рассвета, отправлять начальству? И зачем коменданту для этого потребовался канцелярист?
На самом деле эта оговорка коменданта вполне естественна. Когда во вверенной ему крепости происходит такая кутерьма - вернее, по выражению Екатерины II, «шлиссельбургская нелепа», - то невольно потеряешься в показаниях и оговоришься. Но если отнестись к этой оговорке серьезно, то ведь она многое объясняет в исследуемой нами хронологии смерти и даже придает ей некую логику.  Да, вот только где же эти рапорты, которые были готовы для отправки его светлости Н.И. Панину «по-полуночи во втором часу», кроме несуразного первого, содержащего подозрения Власьева относительно намерений Мировича. Может быть дальнейшие события, случившиеся после второго часа ночи, естественным образом отменили необходимость отсылать их начальству?
Впрочем, в прошлой главе мы хотели также понять, почему «шлиссельбургская нелепа» состоялась именно 5 июля? Случайно ли выступление Мировича произошло в этот день, и не была ли эта дата предопределена?
Историографы  считают, что Мирович загодя планировал свое выступление и сначала, будучи, некоторым образом, мистиком, хотел приурочить освобождение Иоанна VI к  Рождеству Иоанна Предтечи – 24 июня. Но к этому дню Мирович, якобы, не смог осуществить свой проект по каким-то причинам.
Другое толкование заключается в том, что Мирович для осуществления задуманного специально вызвался в караул не в свою очередь, т.к. хотел воспользоваться отсутствием в столице Екатерины II. Императрица в июне 1764 года выехала в сопровождении большой свиты в Лифляндию и в начале июля находилась в Риге. Оставим эти версии историкам, а обратимся к другой, на наш взгляд, более правдоподобной и естественной для тех обстоятельств, в которых находился "секретный узник" и его охранники.
И лежит она совершенно в другой плоскости. Как мы помним, Мирович служил в Смоленском пехотном полку, который дислоцировался в то время в городке  Шлиссельбурге. Командовал в то время полком полковник Александр Васильевич Римский-Корсаков. Полк был, хотя и не гвардейским, но вполне себе уважаемым, т.к. сформирован был в далеком 1700 году накануне Северной войны, в которой геройски участвовал. Отличился он в Полтавской битве, да и в последующих войнах, а потому был на хорошем счету. Смоленским он стал именоваться в 1727 году. Но вот что интересно: за два года до «шлиссельбургской нелепы» доблестный Смоленский пехотный полк, насчитывавший уже шесть десятилетий своей героической истории, вдруг … опять стал Смоленским! И случилось это как раз 5 июля …