Несостоявшийся военврач

               
     Николай Благонравов уже вторую неделю находился вместе со своими товарищами-суворовцами в летних лагерях. В предыдущие два года им в это время приходилось совершать в полной амуниции и с оружием марш-броски, перекатывать на руках, меняя огневые позиции, 45-миллиметровую противотанковую пушку, закапываться в землю. Теперь всё это позади: две недели назад Николай сдал последний экзамен на аттестат зрелости и с того момента он сам и все его однокашники пребывали в состоянии настоящей эйфории в ожидании светлого будущего. Ждали приказа о распределении по взрослым военно-учебным заведениям.

     Для Николая будущее рисовалось в розовых красках. Вот он примеряет форму слушателя Военно-медицинской академии, вот он в её аудиториях, где военные и невоенные учёные и крупные специалисты от медицины читают ему лекции. Вот его, уже признанного врача, благодарят родственники спасённых им от неминуемой смерти раненных солдат и офицеров, доставленных с поля боя.
 
     Николай и впрямь почти бредил мечтой стать военным врачом. Даже тренировался с этой целью на лягушках. Этих бесхвостых земноводных водилось в окрестностях, где располагался лагерь, великое множество. Позднее их стали поставлять отсюда даже во Францию для тамошней изысканной и утонченной кухни. Правда, что тренировал – Николай и сам не совсем понимал. Слышал, что в медицинских вузах будущих врачей начинают готовить с того, что заставляют резать этих тварей живьём, а потом разделывать. Что значит разделывать лягушку – не представлял. Просто вспарывал им перочинным ножом животы. Термин препарирование для того, что он делал с ними, тоже не подходил. Раскладывал внутренности бедных животин на доске, а затем выбрасывал в кусты. В прошлый лагерный сбор лишил жизни таким образом порядка тридцати, а нынешним летом – двадцати особей. Причём ничего полезного для себя из этих живодёрских процедур не вынес. Всё выглядело как-то понарошку.
 
     К великому сожалению Николая «Перпендикуляр», преподаватель геометрии, и впрямь отвечавший этому прозвищу у учеников своей осанкой, напоминавшей прямую, опущенную под прямым углом к плоскости, выставил Николаю в аттестат зрелости итоговую четвёрку, в результате чего тот лишился медали и явно не мог претендовать на право продолжить своё обучение в одном из высших военно-учебных заведений. Конечно, если не считать общевойсковые, а по сути своей – те же пехотные училища, которые давали по выпуску наряду с военным также гражданское высшее педагогическое образование, и в которые зачисляли без экзаменов даже троечников. Но многим выпускникам при упоминании подобного варианта сразу же приходила на ум старая пословица ещё императорской, а потом уже и Советской армии о таких военно-учебных заведениях: «Дальше Кушки не пошлют, больше взвода не дадут».
 
     В итоге так оно и вышло, чуда не произошло. На Николая словно вылили ушат ледяной воды, когда он узнал, что в поступлении в медицинскую академию ему отказано. С юношеским максимализмом решил распрощаться с военной карьерой. Забрал свои документы и, воспользовавшись тем, что до призыва в армию был ещё целый год, подал их в гражданский медицинский институт, причём с военной кафедрой, что было важно для того, чтобы избежать неминуемой для него в ином случае солдатчины. Всё складывалось, по его мнению, не так уж и плохо.
 
     Готовясь к экзаменам, загорелся мыслью проверить себя уже загодя на предмет своей психологической устойчивости. По рассказам бывалых студентов, знал, что самый ответственный момент для новичков – это посещение морга во время первой практики. Кто-то называл его селекционным методом отбора будущих врачевателей. Николай слышал, что среди поступивших и впрямь позднее оказывалось немало тех, кто, даже отучившись год, после визита туда о медицинской карьере уже больше не помышлял. Нашёлся знакомый знакомого, который за небольшие деньги устроил Николаю посещение прозекторской, причём в тот час, когда он для чистоты эксперимента мог остаться там в полном одиночестве.
 
     В помещении стояла показавшаяся ему жуткой тишина. На десятке гранитных столов лежали трупы: одни совсем открытые, какие-то - прикрытые простынями. Николай ощутил незнакомый для него сладковатый, приторный запах разложения, настоянный на хлорке и формалине. Он тут же вызвал позывы на рвоту, с которыми ему всё же удалось справиться. Подошёл к одному из столов, на котором лежал труп пожилого мужчины, и, внутренне сжавшись, приподнял ему руку – тут же явственно услышал, что мертвец вздохнул. Потеряв сознание, Николай рухнул на пол. Он не знал, что в лёгких покойника нередко остаётся какая-то толика воздуха. Выходя наружу даже при самом незначительном давлении на тело, он проходит через голосовые связки, вызывая звуки, интерпретировать которые можно по-разному. Их-то и услышал Николай.
 
     Уже на другой день он со свойственной ему решительностью резко свернул казалось бы с уже избранного жизненного пути. Одно дело лягушки, другое – человек, трезво рассудил Николай и забрал документы из приёмной комиссии.  Затем написал слёзное письмо начальнику суворовского военного заведения с просьбой помочь с поступлением в то самое общевойсковое училище, где нужно рыть ростовые окопы, совершать в полной амуниции марш-броски, а по выпуску ехать служить, возможно, в ту самую пресловутую Кушку.

     В училище взяли, учился там ни шатко, ни валко, явно не готовясь ни в маршалы, ни в генералы – внутренне как-то совсем сник после неудачи с медицинской карьерой. Закончив училище, превратился в военного обывателя, тихого, без всяких амбиций офицера, полностью приспособившегося к окружающему гарнизонному мирку и уже не обладавшего даже той толикой пассионарности, которую замечали в нём прежде его товарищи. Он не нашёл себя в жизни, оставив в прошлом свои амбиции молодых лет.
 
     Сохранился лишь интерес ко всему, что было связано с медициной, превративший его в гарнизоне, отстоящего от цивилизованного мира не на один десяток километров, в знахаря в погонах. Разумеется, в части был медицинский пункт и свой полковой врач в офицерском звании, но местные кадровые военные и члены их семей ему почему-то не особо доверяли. Наверное, помня армейскую мудрость о том, что в армии надо бояться, помимо военных водителей и военной комендатуры ещё и военных врачей. Николай мог порекомендовать лекарство или снадобье для излечения какой-нибудь хвори, не раз принимал роды, как-то реанимировал солдата, объевшегося горячим хлебом, привезённым для солдатской столовой. Конечно, всё это за рамками его служебных обязанностей. Да местные начальники, надо сказать, и не препятствовали его медицинской благотворительности.
 
     Но одно дело залечивать чьи-то царапины и совсем другое, когда под вопросом оказывается своя собственная жизнь. С этим Николай не справился: себе помочь не смог и никто не помог ему. Он скончался неожиданно и скоропоcтижно от разрыва брюшной аорты. В ветхозаветной Книге притч кто-то верно заметил примерно следующее: человек предполагает, а Бог располагает!

     4 января 2020 года