Почему молчат камни. Глава5. Счастливый день

Прошло три дня, как Лена приехала в Лермонтов. Мирнкин занимался своей агитбригадой, Морис Ватагин — эстрадой и капеллой, Лена была предоставлена сама  себе, так как занятия по расписанию со студийцами и вокалистами еще не начались. Была игра в балетной студии, она быстро подобрала музыку к разминке, и ей нравилось, что Галина Филипповна оперировала только французскими терминами: батман, тондю, плие и и прочими. Девочки были разные, и Лена отметила про себя, что в художественной гимнастике все интереснее: ритм тренировки, сжато-напряженный, и составление упражнений, где чисто спортивные задачи решались художественно. И гимнастки умели гораздо больше, чем балерины, были натренированнее, пластичнее и неожиданнее, - на балерин и смотреть не надо было, угадывая их каждое движение, играй себе — и смотри куда хочешь, и думай о чем хочешь.
На четвертый день, после обеда Минкин, как всегда, с хитрой улыбкой, опросил Лену поиграть ему пионерские песни из нового сборника. Лена охотно согласилась, и они прошли к роялю на эстраде в фойе. Песни были разные, слова тоже, но две они все же выбрали — и слова, и музыка — были что надо. Минкин ушел к себе в кабинет, а Лена спускалась по лестнице и неожиданно увидела Виктора, поднимавшегося навстречу легкими быстрыми шагами.
- Здравствуйте, Лена. - сказал он, и глаза у него были веселые, серые. - Я вас ждал.
Он сказал это так по дружески просто, как будто они с Леной знали друг друга давно.
- Иду к Минкину играть в шахматы. Он у себя?
- Да, пошел в кабинет. Счастливо выиграть
- Ну это будет довольно трудно! - Виктор засмеялся.
- Все равно, желаю только выигрыша. До свидания. Лена спускалась по лестнице и нашептывала тихонько:
И бубном я вперед качусь,
Звеня то весело, то грустно…

На следующий день приехал из отпуска Король. И они вчетвером пошли обедать в кафе: Король, Минкин, Виктор и Лена. Потом они ходили обедать вместе каждый день, и это были веселые обеды. Минкин шутил к месту и не к месту, слегка подтрунивая над всеми. У них даже появились излюбленные фразы:
- О, сегодня хек! (Лена)
- Ну и хек с ним! (Минкин)
- Пол жизни за эскалоп! (Виктор)
- Это пусть едят сами, а это можно попробовать! (Король)
Кафе было в том же доме, что и гостиница, а гостиница была рядом со Дворцом, а Дворец — рядом с горисполкомом — все было на одном пятачке, на одной площади: и почта — она же главпочтамт, и аптека, и гастроном, и промтоварный магазин.
- Куплю путеводитель и начну путешествовать из города в город, даже в Кисловодске еще не была, хожу по двадцать пять метров в день — гостиница, Дворец, кафе, гостиница, - сказала однажды Лена Виктору, когда они вместе вышли из Дворца.
- Зачем путеводитель, когда есть я? Я лучше, чем путеводитель.
- Вы очень заняты. У вас бумаги, дела…
-  Через два часа я свободен! - воскликнул Виктор. - Можем поехать в Кисловодск, если вы свободны
Через два часа они встретились на остановке автобуса, едущего в Пятигорск, и вышли на знакомых Лене Скачках. Ожидая электричку, зашли на ипподром. Ярко светило солнце. Ни коней, ни жокеев, ни зрителей — не было никого кругом, только чернела взрыхленная земля на скаковых дорожках, зеленело огромное поле. Вдали белели конюшни, приземистые, неуклюжие, длинные.
- За ипподромом живу я. - сказал Виктор. Лена не могла представить себе его дом, он не вмещался в рамки какого-то дома: был широк и высок. И он был хорошим гидом, рассказывал обо всем весело, просто, интересно.
- Раньше здесь, на скалах Бештау водились орлы, а уж рябчиков, глухарей и зайцев было великое множество Сейчас что? - выходишь с ружьем, и вместо перепелов, стреляешь по пустым бутылкам, подкидываешь повыше и стреляешь, есть целые пустыри с бутылочными осколками, - не висеть же зря ружью…
- Весь мир я представляю себе цветущим майским лугом, на котором пасутся красивые кони и красивые женщины...
- Иван Бунин, - сказала Лена.
- Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…
- Не больше, а легче, - попались, Виктор Иванович, - улыбнулась Лена.
- Я рад, что попался… А вы любите лошадей?
Они оба смотрели на зеленое поле ипподрома.
- Я их не боюсь и уважаю. Боюсь врагов и плохих людей, но они мне попадаются так редко, что можно подумать, что мир состоит только из людей хороших…. Я родилась в монастыре, в бывшем, конечно, в бывшей келье настоятеля. Монастырь стоял на берегу Волги, а под горой был русский драматический театр, под окна которого мы бегали смотреть, как гримируются артистки. Зимой катались с горы на санках. Однажды дедушка вез меня в детский сад и пустил санки с горы. И вдруг, из-за поворота, неожиданно быстро, появилась легкая повозка на полозьях, - мои санки неслись прямо под копыта черного красивого коня, и я была уже под ним, когда конь взвился на дыбы и встал передо мной на задние ноги, я видела подковы на передних и успела испугаться. Конь стоял надо мной, пока дедушка не подбежал и не выхватил меня вместе с санками. Как вкопанный стоял конь, кося на меня умными глазами С тех пор люблю лошадей и уважаю.
- А я родился в Чите, потом переехали в Ставрополь — отца направили на партийную работу. Мне было семь лет, когда я впервые по-настоящему испугался: сидим мы с  мамой за столом, большим и круглым, и влрг — трах — выстрел — погасла лампа, трах — второй. В комоде лежал отцовский револьвер, - я к нему, схватил, а что делать — не знаю, мама меня под стол тянет, прикрывает собой… Слышите, наша электричка?
Они пошли на электричку.
- А где теперь ваша мама? - робко спросила Лена.
- Она живет в Пятигорске, и я иногда захожу к ней. - Виктор нахмурился. - Они развелись с отцом лет десять назад, теперь у него другая семья, и у меня есть сводная сестра. С отцом мы остались друзьями. Из-за него я рано в партию вступил, учусь в Высшей партийной школе при ЦК КПСС — пошел по стопам…
Оба смотрели в окно.
- Вот в этом месте Печорин оплакивал своего загнанного коня… А это старая дорога, по которой мчались сумрачные кареты, и своей тряской навлекали на Русь такие беды… Вот и гора — кольцо, в неё видно заходящее солнце. Скоро Кисловодск…
Вокзал был прямо в центре города. Большие пальмы в кадках, старинное здание филармонии и ступени, ведущие на площадь — все дышало спокойствием и величием.
- Сначала пообедаем, вы не против?
И они пошли в привокзальное кафе «Космос», круглое на круглой площади, и сели на полукруглой веранде.
Начинало темнеть, когда они вышли из кафе и и пошли вверх от площади по мощеной мостовой. Метров через триста, остановились у вывески «Ресторан Заря», переглянулись — и зашли.
Кофе подали в фарфоровых чашечках, вилки были фирменные, в ресторане было почти пусто.
- А как вы оказались в Лермонтове? - спросила Лена.
- Я работал в шахте, потом в цеху — руду перерабатывали. Снимаешь каску — а на лбу слой пыли. И начальником цеха была нынешняя жена отца. - Виктор усмехнулся. - А потом отец устроил меня в горисполком. И что, думаете мне обрадовались? Мэрша, увидев меня впервые, сразу заявила: Думаю, вы долго здесь не задержитесь.
- Почему?
- Она хотела, чтоб на моем месте был один её родственник.
- Я её вычеркну из списка на выборах, - сказала Лена.
- Я тоже. И уйду опять в море… я сначала поступил в горный институт. Когда практику проходили, в шахте был обвал, меня откопали — и в больницу, хотели ногу ампутировать, хорошо — попался один врач — спас ногу. Потом женился, должен был жениться, и ушел в море, на флот.
Выйдя из ресторана, пошли в парк. Игорь сказал: Быть в Кисловодске и не пойти в парк — преступление. Воздух был мягкий  чистый. Террасы поднимались в гору. Сверкали литые «пушкинские» фонари. Скамейки были разноцветные, длинные, с выгнутыми спинками. Они посидели на одной из них и отправились вниз, на вокзал — надо было успеть на электричку.
Это была последняя электричка и вагон был совершенно пуст. Они стояли около открытого окна и ветер трепал волосы, охлаждая лицо. На Скачках Виктор посадил Лену в автобус и смотрел вслед, махая рукой.