Глава 96. Скорее бессмертен

    Стены плавились, но Грача не касалось пламя, и жар ему был не почём. Божественное сияние защищало его. Две мысли не давали покоя: «Смертен ли он? А если да? – То, что будет с миром после него?» - этого он уже никогда не узнает. 
   Огонь тем временем угасал, кислород заканчивался, и когда в воздухе его совсем не осталось, пламя само собою погасло. Густой едкий дым окутал холл банка. Ни что живое не могло выжить в этой камере полной углекислого газа, но Грачу опять-таки дышалось легко и свободно: «Скорее бессмертен…».
   Тем временем позолоченные дверцы лифта раскрылись, и сгустившийся смог стало быстро вытягивать из задымленного холла в открывшуюся шахту. А слой  расплавленного металла, скрывающий под собой катастрофические последствия воздействия лазера, вместо того, чтобы принять твёрдую форму, под воздействием температур испарялся крупными видимыми каплями. Пары золота поднимались с обугленных поверхностей, и вьюном собирались в  один мощный поток. Сверкающий вихрь закружил по просторному холлу, облизывая почерневшие стены, пока не угодил в ту же прореху, куда ранее устремился дым, и откуда теперь доносились мученические плачи и стоны. 
    А из помутневших, сбросивших своё убранство стен, цепляясь друг за друга костяшками пальцев, полезли полусгнившие мертвецы. Разложившиеся трупы пытались выбраться из заточения, но все они застыли в покое, когда людской тлен, тлен монстров, и пепел, оставшийся от сгоревшей человеческой кожи, смешались в воздухе и образовали нечто бесформенное, и голос грубый и знакомый говорил с ним, отдаваясь оглушительным эхом:   
- Вот мы и встретились глупый дикарь! Ты сполна исполнил свою миссию, и тебе пора возвращаться в Преисподние!
    «Не иначе, как Вельзевул снова предстал перед ним? – первое, что пришло в голову Грача. - Но не может же остаться в неизвестности его встреча с Архангелом Михаилом? И опять же, - это сияние, что не дало ему превратиться в золу. Он давно открестился от тёмных сил и вот уже почти два тысячелетия  бьётся, чтобы предначертанная история христианства вернулась в положенное ей русло. Но зачем его пытаются убедить, что он остаётся всё тем же глупым дикарём? Нет, второй раз он не пойдёт на поводу у дьявола, потому как, - всё враньё, а сказано ему: только больше запутать птицу, сбить с панталыку. И он будет отстаивать своё до конца».         
- Всё враньё! – ответило его не первичное сознание.       
- Ты стал такой умный дикарь! И наверняка слышал обо мне! Отныне можешь звать меня Денница! Теперь ты знаешь кто твой первоучитель! 
- Всё враньё!
- Я изгнан с Небес на Землю задолго до того как Сыну Божьему было суждено страдать за грехи человеческие! Но я только гость в мире смертных, и совсем скоро вернусь к братьям своим, - Светлым Ангелам. Не обессудь мой дикарь, но Святой Дух будет достойной платой за моё возвращение. Да простится мне, что поступился волей Божией, покарал неверных, не дав шанса на спасение, не дав возможности: припав на колени, докричаться молитвою до Господа, ища в Нём если не прощения, - то искупления.         
- Всё враньё!
- Не бойся голой правды дикарь! Бойся познать себя, как ты есть!      
- Всё враньё! – ещё продолжало отстаивать своё сознание Грача, но оно уже провалилось в пропасть чёрной бездны, а когда выбралось в свет, то на удивление своё он обнаружил себя на крыле огромного ворона... 
    Он узнаёт Ганса Рабе, а тот поворачивает к нему своё человеческое лицо, и он видит ухмылку садиста и убийцы. В красной полумгле они летят всё выше, поднимаясь к сияющей вершине: «Вершине чего?», откуда во всю, пышет жаром. Временами он снимается с крыла и уходит в свой собственный полёт, но каждый раз возвращается, и это всего лишь игра, - безобидные шалости. Но ближе к вершине ему становится, по-настоящему, невыносимо терпеть обжигающий встречный ветер, и он вновь оставляет своего Ганса, в надежде укрыться в прохладе бездонного мрака. Но его попутчик не дремлет, бросается в погоню и находит его. И вот они уже снова с ветерком мчатся ввысь. Теперь он разместился на шее у Ганса, свесив лапы, оседлав того словно запряжённую лошадь, но без удил.  А извозчику хоть бы хны: ни жарко от того, и ни холодно. Жарко только одному ему, перья его накалились докрасна, и он ощущает собственный запах гари. А Ганс только потешается над ним, и снова  - та же, на умиление, дружеская ухмылка…      
- Всякий раз он встречает тебя как родного! Родного! Родного… -  оглушительное эхо возвращает Грача в холл адского банка. Но последнее воспоминание не стирается, остаётся с ним, и он понимает, что когда-то они с Гансом были дружны.
- И всякий раз глупый дикарь ты начинаешь свой путь заново! Заново! Заново! Не бойся познать голой правды! Бойся познать себя самого, - мой тайный осведомитель и скрытный исполнитель!      
- Враньё… - всё, на что в ответ сподобилось не первичное сознание…