Две дороги Павла Тимофеича

...и сказал ему, зачем так далеко ходил. И отходил его хворостиною. И строго наказал не ходить так далеко.
- Дом, ты пойми, это место. Вокруг нужно, а не порознь. Кру'гом то дело выйдет.
После чего засыпал купец сном богатырским, думая, что все же выйдет толк с наследника и прибыток будет. Но Бог другое ему готовил.
 Лет через десять задул тот ветер да так внезапно, что в миг перемерил все.
Новую меру назвали своей крестной долей. Да и отпустили с миром Павла. Наступило это время так. Пришел он к родителю и смотрит в пол, доо-лго так протяжно. Понял Тимофей Семенович, что настал какой то важный момент в этой хворающей и через шаг хромающей метафизике. Слово то диковинное протоиерей Эммануил Кашкин ему подсказал, мол, пожалей метафизику свою, поделись нажитым (намекая в первую очередь на отпрыска). Так и повелось, чуть подвыпьет да за метафизику берется купец - всей родне косточки перемоет (жениной, а потом и за свою). В общем, видит тут дело то метафизическое, не простое. Отпрыск весь какой есть всей оглоблей скорябился и к земле приник всем помыслом, всей надеждой на тятино понимание (отражение метафизическое то есть, прим.нов.). Павел был высок, костляв и задумчив. И всю эту костлявую задумчивость носил с собой с некоторых пор как избыток души. Как маячившее с некоторых пор решение. Которое показалось ему (явилось) с того самого побега по святым местам из дому родного, когда до горизонта оставалось несколько таких же костлявых шагово-мысленных переходов как и он сам. Тогда и приблизилось решение то - оставить все и уйти взяв Крест. Но чтобы Его взять, нужно было найти. А чтобы найти- искать. а чтобы искать - уйти. Круг замыкался на родителе. И выходило, ежели не поймет как тогда (ягодицы Павловы всегда вздрагивали и рубцами ежились), то сам он выходит первый противник Спасения. А значит нужно вымучить, выметафизичить оную дорогу до того, чтобы и выбора не осталось.
 Стал так и вести все к тому Павел.Но и Тимофей семенович не сидел сложа руки. А стал искать замену своего присмотра родительского в нежном так сказать изводе человеческом. К кому не приходил с подходами купеческими - сторонились даже знакомые - а девки, их заслышав, даже топиться собирались некоторые. Подобрал тесьмой льняной живот свой белокаменный да помычал себе в бороду купец - задумался. Что с оглоблей делать то - не хотят девки! А кто дело продолжит? Помычит взглядом басовито, да вонзит прямо в небо сквозь мохнатые крылья словно буревестников запускает: за что, мол, Создатель, ветвь мою срубаешь зеленую? Аль плода не дождешься? Дак долг пусть сыновий исполнит вначале увалень, а уж после к вратам бежит монастырским...и выслушивало небо пристально, но готовило итог золоту...
 Прошли так пару лет в обоюдном смятении. А затем и еще восемь уже более умеренных. 25-ый годок пошел Павлу. И решил родитель момент этот в свою сторону склонить. Одарить наследством ему предлежащим, да и умом завладеть его повзрослевшим...прошло три дня со дня оного.
 Зашла Марфа Петровна в дом да и ахнула - си-дит, в кулаки гляди-ит Тимофей Семенович Не видела она его никогда таким. Его! Которого ни разбойники, ни завистники вывести из себя не могли. который и силой обладал неимоверной и умом недюжинным.
 Знаешь, говорит, что он сделал-то? И - опять в кулаки...Затем поднял взгляд синего моря безумным ветром всклокоченный, да закричит севшим голосом: ОТДАЛ!!!- ин а немой взгляд Марфы лишь махнул рукой, закрыл ладонью бушующее море взгляда, давая понять,что говорить не может более - шторм-и, чтобы ушла.
 А Павла в тоже время самое, вела радость неимоверная. Шел да немного прихрамывал, точно подпрыгивал...