ночь... луна... ветер...

ночь…луна…ветер…
солнышко за гору,
и я на боковую –
руки-ноги не дрожат и не шевелятся,
одна усалость во мне,
а чуть за полночь – всё, кончился сон,
словно кто в плечо тихонько толкнул:
хватит спать, соня, ночь проспишь;
подевался, ушёл куда-то сон,
что же делать?
можно думать,
сначала думаю, что буду завтра(сегодня) делать,
потом ещё несколько пластов земных мыслей,
а потом куда-нибудь забредёшь,
где всё непонятно, странно, таинственно и очень одиноко,
и так одиноко, что пора и возвращаться…
можно писать, наброски делать, читать…
читать Шопенгауэра,
читать именно в Точильном,
в саду, в маленькой избушке, ночью;
я его читаю с какой-то странной смешливостью,
много-много улыбаюсь;
нет, не подумайте чего-нибудь такого:
к господину философу
я отношусь с огромным пиететом и почтением:
он очень современен  в своих взглядах на природу человека,
а его этические и эстетические воззрения так глубоки,
какие редко из философов встретишь;
несомненно, господину Шопенгауэру
самое большое уважение;
очень умный, очень проницательный, очень своеобразный,
ни на кого не похожий;
только здесь, в Точильном,
в ночном саду вся философия Шопенгауэра становится
не более, чем игрой ума, игрою в бисер, изящным измышлением;
сад для меня –
Высшая Реальность,
Высшая Истина,
Высшая Тайна,
Вся Полнота Бытия…

а прошлой ночью и в плечо никто не толкал –
сам проснулся, уже и за полночь,
а почудилось, что в самую  глухую полночь:
ветер, что дул весь день,
к вечеру ещё силы прибавил,
а ночью во всю разошёлся;
и уже не порывистый, а ровный и мощный
загудел-зашумел в верхах елей и лиственниц;
вкруг избушки разместил  я лесных жителей,
вели они себя до поры до времени смирно,
а тут, на поди, застучали, зашебуршились, загромогласничали –
какой уж тут сон;
да рядом ещё трёхствольная берёза скрипит,
да как скрипит – с хрустящим скрежетом, с деревянным присвистом,
в окно кто-то там запоглядывал:
уууу-ууу-уу…
нет, не страшно, давно уж я тут, привык,
но ведь и сна нет:
шумит, воет, стучит, скрипит, пошепётывает,
да ещё пёс где-то и какой-то, очень музыкальный,
не то, что подвывает, но  чуть ли не в унисон ветру
такие рулады выводит – только и слушать;
нет, сна нет и не будет;
беру я фонарь,
дверь в избушку настежь,
сенки настежь – и  в сад…
над речкой, над тополями – луна,
большая, мутно-жёлтая,
дорога – блещет,
дорожки-тропинки – белые,
фонарь выключил – и так всё видно;
ветер там, в верхах, - стихия,
а в саду – словно чудо –
тёплый, мягкий да ласковый,
бархатистый,
уж так вокруг кружится,
уж так деликатно касается…
а уж обнимашки-целовашки такие,
как будто тысячу лет не виделись;
ах, мил-друг, любезный, необманчивый,
до чего мы же с тобой родные-родненькие,
до чего же друг другу приятственные…
дует ветер, шумит,
в небе, дымчатом, редкие звёздочки,
и там их ветер обдувает-ласкает,
луна по-над тополями,
дерева и кустарники – всякие чудеса и чудности…
ночь…такая ночь…
яблоки с яблонь сыплются,
в травах волны ходят,
тропинки – белыми реками,
забор – серебряным светом,
мерцающие тени в кустах
и весь я – умиротворение и тишина…
и весь я – ветер…

ночь…луна…ветер…