Король Дыра

Король Дыра

Действующие лица:

Карл Иванович Менинг, главврач;

Никита Викторович, режиссер;

Валентина Николаевна, заведующая отделением;

Евгений Иванович, санитар;

Стефания, больная;

Марс, больной;

Нелли, больная;

Пуришкевич, больной;

Клавдия, больная;

Старший медбрат.

Никита Викторович входит в кабинет Карла Ивановича. Карл Иванович говорит по телефону.

Карл Иванович:

- Мама и папа умерли! Нет больше мамы и папы. Теперь главврач — и мама, и папа. Так и передай. Все, пока, у меня человек. Здравствуйте. Никита э-э-э, Викторович? Проходите, садитесь. Чай, кофе, коньяк?

Никита Викторович:

- Нет, спасибо. Хотя, чаю… Можно чаю, да.

Карл Иванович:

- Чаю нет.

Никита Викторович:

- Гм… Ну, хорошо. В общем, я, это, режиссер. Театральный. Закончил ГИТИС в 2017-м. Работал сначала помрежем, потом дали спектакль… Потом…

Карл Иванович:

- Спасибо. Видите ли, мне в общем-то все равно. Мне о вас писали из комитета. Государственная программа, и все такое. Вы же спектакль поставить приехали?

Никита Викторович:

- Да, я… Спектакль.

Карл Иванович:

- Вы понимаете, куда вы приехали?

Никита Викторович:

- Ну, в общем… Я читал, это пансионат для людей… с ментальными расстройствами. Да, кажется так. Я читал, что у вас новые методы, что вы очень прогрессивный, Карл… Иванович, я очень рад с вами познакомиться… коллега, я могу вас так?.. И я специально, слышите, специально попросился именно к вам. У вас есть своя студия, у вас терапия, творчество, вы не просто этих людей содержите, вы… Я…

Карл Иванович:

- Вы приехали в психушку. Это психушка. Психбольница. Психиатрическая лечебница. Для душевнобольных. Да, у нас есть своя студия. И игровая есть, и библиотека. Но это психушка. Закрытое учреждение. Вы, пожалуйста, поймите это. Усвойте.

Никита Викторович:

- Я понимаю, но вы же… В общем, я хотел бы… Я хотел бы поближе познакомиться с… Ну, как-то войти в курс дела, погрузиться, так сказать, в атмосферу.

Карл Иванович:

- Что вы имеете в виду?

Никита Викторович:

- Я это… Погрузиться. В атмосферу. Ну, то есть, в буквальном смысле.

Карл Иванович:

- Гм. Погрузиться. Как вы себе это представляете?

Никита Викторович:

- Я не знаю, как тут у вас… Пройтись по палатам, понаблюдать за тем, как живут люди. Познакомиться поближе. У меня пьеса… Шекспир. Может, кто-то заинтересуется. Типажи, характеры. Я хотел бы присмотреться, поговорить, а вдруг где-то талант?.. Тут, понимаете, индивидуальный подход нужен.  Вы знаете, что многие..

Карл Иванович:

- Это невозможно.

Никита Викторович:

- То есть, как невозможно? А как же мы тогда?..

Карл Иванович:

- Это режимное учреждение. Ходить по отделению и заходить в палаты запрещено. Вообще, входить в отделение запрещено без разрешения главврача.

Никита Викторович:

- Но, ведь главврач… это вы? Как же мы поставим спектакль, если я даже с актерами не могу поговорить?

Карл Иванович:

- Главврач, действительно я. Я вам дам разрешение. В сопровождении двух санитаров вы пройдете по коридорам. Не заходя в палаты. Только что вам это даст?

Никита Викторович:

- Я… Но, как же быть? Как я смогу отобрать исполнителей? Нам нужно встречаться, читать, разбирать...

Карл Иванович:

- Никак. Я вам дам список. Ну, скажем, человек десять. Там будет краткая характеристика на каждого, фото. Вы посмотрите, почитаете...

Никита Викторович:

- Послушайте, но… Я все понимаю, но… Это же цензура. Тоталитаризм какой-то.. Где же тут творчество? Нет, так нельзя. Как же живые люди? Как я с ними буду работать? Как я смогу донести зерно роли?

Карл Иванович:

- Вы посмотрите список, а потом мы с вами еще побеседуем.

Карл Иванович нажимает кнопку селектора.

- Валентина Николаевна? Зайдите пожалуйста.

Пауза. Входит женщина в белом халате.

Валентина Николаевна:

- Здравствуйте.

Никита Викторович:

- Здравствуйте.

Карл Иванович:

- Валентина Николаевна, это Никита э-э-э… Викторович. Он режиссер из театра. Он приехал по программе, ставить спектакль. Управление по культуре, я вам говорил, помните? Вы список подготовили?

Валентина Николаевна:

- Здрасьте, Никита Викторович. Милости просим к нам в гости. Да, Карл Иваныч, все приготовила. У меня в кабинете лежит.

Карл Иванович:

- Вот и хорошо. Вы список передайте. Если вопросы будут — сразу ко мне.

Валентина Николаевна:

- Поняла. Пойдемте?

Никита Викторович и Валентина Николаевна уходят.

Действие 2

Никита Викторович и Валентина Николаевна в кабинете.

Валентина Николаевна:

- Значит, вы режиссер? Ой, я раньше театр любила. Хотела на актрису поступать. Мама не разрешила, сказала, иди в мед. У меня сестра больная, я и подумала, ну какая актриса? Потом и мама, деменция, уже своих не узнает. А так я хоть знаю, какой препарат ей дать. У нас-то медицина, сами знаете, а тут все сама. Вы садитесь, садитесь. Вы чай будете? Сейчас поставлю.

Никита Викторович:

- Да, пожалуйста.

Валентина Николаевна:

- Ой, а чаю и нет. Ну, ничего, я воды налью. А вы режиссер? В театре работаете? А ведь я люблю поэзию. Знаете что? А давайте я вам стихи прочту?

Никита Викторович:

- Э.. Вообще-то я…

Валентина Николаевна:

- Да вы не бойтесь, здесь никто не услышит. Нет, лучше я вам песню спою. Как будто у нас экзамены. Я, когда в театральный хотела поступать, я узнала, что там стихи читают, и песню поют. Стихи я забыла, а песню помню. Это моя любимая песня. Вы слушаете?
(поет)

То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!
Где найдёшь ещё такой!

От морей до гор высоких,
Посреди родных широт -
Всё бегут, бегут дороги,
И зовут они вперёд.
Всё бегут, бегут дороги,
И зовут они вперёд.
И зовут они вперёд.

Солнцем залиты долины,
И куда ни бросишь взгляд -
Край родной, навек любимый,
Весь цветёт, как вешний сад.
Край родной, навек любимый,
Весь цветёт, как вешний сад.
Весь цветёт, как вешний сад.

Валентина Николаевна закончила петь, рукой стерла помаду с губ. Решительно подошла к Никите Викторовичу и села ему на колени.

Никита Викторович:

- Простите, но я…

Валентина Николаевна:

- Прощаю. На первый раз. Милый мальчик, ты так весел. Так светла твоя улыбка… Какой же ты… синеглазенький. Ты не бойся. Дурачок.

Никита Викторович:

- Валентина Николаевна, я все понимаю, но…

Валентина Николаевна:

- Ничего ты не понимаешь. Ты зачем сюда приехал? Ты же вот, приехал, и сразу ко мне попал. Это же неспроста. Неспроста, а? Ты в судьбу веришь?

Стук в дверь. Валентина Николаевна мгновенно встала, оправилась.

- Да?

Вошел старший медбрат.

Валентина Николаевна:

- Что такое?

Санитар:

- Пуришкевич опять поступил. Карл Иванович сказал, как поступит, вам сказать.

Валентина Николаевна:

- Что у него?

Санитар:

- Как обычно. Запой, делириумный бред. Бред величия. Острый алкогольный галлюциноз. Ну, и прочее. Обосрался, блевал кровью. По пути плевал на полицейского, что его привез. Сейчас в первой лежит голый, орет, мы не знаем, он не подпускает...

Валентина Николаевна:

- Понятно. В крытую его. Хлорпромазин сто миллиграмм кольните, пусть уснет. Прокапайте глюкозу, магний, витамины. Пирацетам, три раза в сутки по тридцать.. Короче, поставьте на ноги его, вон режиссеру он понадобится.

Медбрат:

- Понял. Но, там, понимаете...

Валентина Николаевна:

- Карту его мне на стол. Полицейского этого гоните в шею. Ну, в смысле, извинитесь, скажите, так и так, больной, не в себе.

Медбрат:

- Валентина Николаевна, это же Пуришкевич, он не подпускает. А сегодня смена Сергеева. Они втроем не могут с ним.

Валентина Николаевна:

- Значит, вызовите Алексея Алексеевича.

Медбрат:

- Понял.

Уходит.

Валентина Николаевна:

- Так, на чем мы остановились? М-м-м. Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки…

Никита Викторович:

- Простите, может, вы объясните, что происходит? Кто этот Пуришкевич? Почему он мне понадобится?

Валентина Николаевна:

- Ой, тебе правда это надо? Ну, больной один. Иди сюда.

Никита Викторович:

- Нет, мне интересно. Расскажите.

Валентина Николаевна:

- Васин его фамилия, из интеллигентов. Не помню, как зовут. А Пуришкевич — это он так представляется всем. Какой-то хер до революции, Распутина убил, что ли. Ну, вот он на этой теме и дернулся. Как поступит к нам — прям праздник. Он бредит, но прикольно. Может часами рассказывать всякую херь. Ничего не понятно, но интересно. Про царя, Россию. Ругает всех, но, кстати, что интересно, матом не ругается. Хоть кино с него снимай. Девки его на телефон снимают, потом в интернет выкладывают.

Никита Викторович:

- А как он мне может быть полезным?

Валентина Николаевна:

- Ой, да он же талант, играть в спектакле будет. Самого главного героя. Кто там у тебя самый главный герой? Гамлет? Ха-ха-ха. Так-то он интересный. Сейчас его прокапают, он поспит, придет в себя, как телок будет послушный. А так он буйный, с ним трое не могут справиться. Поехали ко мне?

Никита Викторович:

- Вы знаете, я сейчас не готов, все так внезапно… Извините. Может, я список посмотрю?

Валентина Николаевна:

- Ну ладно. Список, так список. Вот, возьмите. А вот тут выписки из амбулаторных карт. Художественно составленные. Это я составляла. Специально для вас.

Никита Викторович:

- Спасибо.

Валентина Николаевна:

- Прочитайте, посмотрите, а потом мы вам устроим встречу. Пообщаетесь с каждым индивидуально.

Никита Викторович:

- Индивидуально? А мне бы хотелось групповую встречу. Познакомиться, пообщаться, атмосферу создать.

Валентина Николаевна:

- Совершенно исключено. Режи-им.

Никита Викторович:

- Но как же… Гм… А впрочем… Хорошо, я пойду. Почитаю. Спасибо.

Уходит.

Валентина Николаевна:

- Ну, иди, иди. Станиславский.

Действие 3.

Никита Викторович сидит у себя и читает выписку из амбулаторной карты больного.

Больная С, 39 лет. рост 170, вес 61. Шатенка. Родители психопатологиями не отягощены. Отец — холодная, шизоидная личность, интересуется только проблемами техники и вооружения на заводе, где работает. Мать — волевая, хитрая, целеустремленная. Устроила дочь в швейный техникум вопреки желанию той поступать на филологический. Из-за чего дочь неоднократно предпринимала попытки самоповреждения. Резала руки. Больная С поступила с жалобами на головные боли, голоса в голове, которые по ее утверждению, мешали ей общаться с сыном, читать, и смотреть телевизор. Поставлена параноидальная шизофрения с прогредиентным течением. Получает лекарственную терапию. Больная начитана, эрудирована, в периоды ремиссии контактна, управляема. Охотно участвует в групповой творческой терапии: рисует, лепит. Рисунки яркие, красочные, часто изображает детей и животных.

Действие 3

Никита Викторович, Стефания и санитар

Никита Викторович:

- Здравствуйте. Как вас зовут?

Стефания:

- Дыра.

Никита Викторович:

- Простите, как вы сказали? Дыра?

Стефания:

- Совершенно верно. Дыра.
Никита Викторович:

- Но почему Дыра?

Стефания:

- Вам это будет трудно понять. Каждая женщина при рождении получает…

Санитар:

- Слышь!..

Стефания:

- Простите пожалуйста, Евгений Иванович. Стефания. Меня зовут Стефания.

Никита Викторович:

- Какое редкое имя. Красивое. Кто вас так назвал?

Стефания:

- Мать. Она хотела мальчика, назвать Степаном. Потом родилась я. Я была настолько уродливой, и так гадко кричала, что она хотела выбросить меня в окно. Потом ничего, смирилась. Назвала Степанидой. Бред какой. Отец вмешался, сказал, что это крестьянское имя. Это единственный раз, когда он участвовал в моей жизни. Мать открыла какую-то книгу, наугад выбрала имя. Ей не понравилось, оставили Стефания.

Никита Викторович:

- Вы знаете, что мы хотим поставить спектакль?

Стефания:

- Да, мне говорили. А какую пьесу мы будем ставить? Шекспира?

Никита Викторович:

- Вы угадали, именно Шекспира. Вы читали Шекспира?

Стефания:

- Да, конечно. Но, мне не нравится Шекспир. Он мрачный, холодный. Как наш чулан. Знаете, мы раньше жили в центре Москвы. Сталинский ампир, высокие потолки. И там был чулан, в который запирали детей, когда они нашалят. И меня туда запирали, всего два раза. Я была послушной девочкой. Там почему-то были голые стены, красный кирпич, и было пусто. И пахло так… Там пахло… нет, не сыростью, а… камнем, кирпичом, кирпичами, кирпичной смертью, каменной смертью... Шекспир, шекспир, сталинский ампир, шекспир, шекспир, каменный вампир. Считалочка.

Никита Викторович:

- Значит, вам не нравится Шекспир? А кто вам нравится?

Стефания:

- Ибсен. Но, мне не дают его читать. Потому, что я расстраиваюсь, и плачу. Мне не дают...

Санитар:

- Слышь!..

Стефания:

- Простите пожалуйста, Евгений Иванович. Значит, Шекспир. Король Лир, да? А перевод чей? Только не Пастернака, умоляю. Пастернак, пастор, пастозный, пастеризованный, посторонний, постой, паровоз… А кого я буду изображать? Вы ведь не думаете, что здесь кто-то в состоянии кого-то сыграть?

Никита Викторович:

- Мне кажется, что вам подошла бы роль Корделии. Это дочь Лира, она единственная, кто его любит по-настоящему...

Стефания:

- Корделия? Она мертва. Пуста, и лицемерна. А, впрочем, там все мертвы. Все. Ее сестры хотя и холодные, как змеи, но все же не такие. Я не такая. Я живая. Я чувствую, я могу любить. Я теплая, горячая. Я коньячная. У меня есть сын. Он не от любимого, его никто не любит кроме меня. Я его люблю. Нельзя без любви. Вы кого-нибудь любите? Вы никого не любите. А этот ваш Лир — он не просто обезумел, он всегда таким был, он плоть от плоти, он гнил насквозь, как такого можно любить. Он хуже, чем мой отец. Почему Корделия? Я не хочу, не могу, не могу, я не буду...

Санитар:

- Слышь!..

Стефания:

- Простите пожалуйста,Евгений Иванович. Хорошо. Пусть будет Корделия. Вы ведь позволите мне ее… написать. У нее там почти нет слов. Она умирает по-настоящему, не то, что все эти твари, подыхают, визжа, и неся околесицу. Протыкают друг друга и говорят о благородстве. У нее почти нет слов, что я буду играть? А знаете что? Я могу танцевать. Я могу ее танцевать. Пусть Корделия танцует? Танцует, ликует, бликует...

(танцует)

- Одежды! Пусть у нее будут пышные одежды! Пусть она танцует, в этих одеждах, все время танцует, неистово, страстно! Пусть машет юбками, как цыганка. Чтобы замести следы, чтобы отвести глаза, чтобы закрыть эту дыру, зияющую дыру… У всех женщин дыра. Вы знаете, что у всех женщин от рождения дыра? У них в груди дыра, зияющая дыра, и они эту дыру все время затыкают. Суют туда тряпки, мужиков, все, что щупальцами своими могут достать, все суют туда. А оно падает, цепляется за края, и падает внутрь. А дыра ширится — у нее свойство такое: чем больше туда бросаешь, тем больше она ширится. И вы со своим спектаклем, со своим Шекспиром туда же. Все в дыру, все в нее!
Танцуй, Корделия, танцуй, подруга! Ненавистная Корделия! Ненавистная, неудобная, седая. Да, пусть она будет седая. Я ведь седая. А кто будет Гонерилья? Пусть Гонерилья будет Валентина Николаевна — она подходит на эту роль, но вы ведь ее не возьмете? Не возьмете ее? Возьмете ее? Возьмете ее? Возьмите ее! Возьмите ее!..

Санитар уводит танцующую Стефанию.

Действие 4

Никита Викторович сидит у себя и читает выписку из амбулаторной карты больного.

Больной, М, 61 год, вес 70, лысый. Родители психопатологиями не отягощены. Отец и мать — рабочие на заводе, пенсионеры. Воспитывался в полной семье, довольстве. Родители старались прививать ребенку честность, любовь к труду, планировали создать рабочую династию. С ранних лет М патологически лгал, с 12 лет начал воровать, обманом вымогать у сверстников деньги, ценные вещи. Школу окончил с хорошим аттестатом, однако с плохими характеристиками. Поступил в Институт дорожного строительства, не окончил его из-за скандала с мошенничеством, однако осужден не был за недостатком улик. Женат, двое детей, дочери. В 40 лет обратился к участковому психиатру с жалобами на то, что его якобы преследуют обманутые им люди. Энергетически его высасывают, требуют вернуть украденное. Поставлено параноидное расстройство личности, кверулянтное расстройство личности. Больной скудоумен, ограничен, однако в житейском и бытовом плане развит, и даже изощрен. В периоды ремиссии условно контактен, управляем. Однако, наблюдаются: эмоциональная лабильность, неустойчивость, плаксивость, жеманность. В групповой арт-терапии участвует неохотно, только рисует. В рисунках изображает преимущественно женщин.

Действие 4

Марс, Никита Викторович, и санитар

Никита Викторович:

- Здравствуйте. Меня зовут Никита Викторович, я режиссер. А вас как зовут?

Марс:

- Окурок.

Никита Викторович:

- Простите, но тут написано…

Марс:

- А, ну раз написано. Что написано пером, как говорится. И что там у вас написано, позвольте узнать?

Никита Викторович:

- Здесь написано, что вас зовут Марс. Это правда?

Марс:

- Ну, раз написано, значит, правда. Особенно, если написано, да еще и главврачом подписано. Хе-хе, без бумажки ты хто? Букашка. Окурок ты.

Никита Викторович:

- Вы знаете, зачем я приехал?

Марс:

- Постановку играть? Конечно, знаю. Сообщили добрые люди.

Никита Викторович:

- А вы любите театр?

Марс:

- Театр? Конечно, люблю. Да, очень люблю театр. Постановки, костюмы, актеров люблю. Актрис. Хе-хе. В общем, очень люблю театр, да. Если бы не мои доченьки, да женушка, еще больше бы любил. Они же меня обокрали.

Никита Викторович:

- А какой ваш любимый спектакль?

Марс:

- Любимый спектакль? Много любимых спектаклей, очень много. Все любимые. Я ж нелюбимые и не смотрю. А какой смысл смотреть на нелюбимые спектакли? Нужно только любимые смотреть. У вас закурить не будет?

Санитар:

- Слышь!..

Марс:

- Извините пожалуйста, Евгений Иванович.

Никита Викторович:

- Я не курю. А какой у вас любимый драматург?

Марс:

- Ой, вы знаете, сейчас такое время, столько всего нового. Следить за всем и не успеваешь. То одно, то другое. Вот у меня сосед на даче — вот тот драматург. Литр коньяка уговаривает в одно лицо, и такие истории рассказывает. Почище любого писателя. Вот это жизнь, она от самых корней идет, ее надо слушать. От нее жить надо, от простых людей. Простые люди вам все дадут. Вот, вы, допустим, сколько получаете, там, у себя?

Никита Викторович:

- Ну, не очень много. А какое это отношение…

Марс:

- Вот именно — какое? А самое прямое: денежки-то вот они, без них никуда! Если вам денежки не платить, вы будете этой вашей постановкой заниматься? А этот, Достоевский, если ему не платить, то что? А ничего. Не будет ничего. Надо за все платить денежки. Вот вы приехали, постановку делать, а вы не подумали, что эти, товарищи, они тоже люди, им что-то платить надо? Они что, должны за так работать? Нет, за так, вы же не за так? Вам кто платит? Государство? А это государство знаете как меня нагрело? Не знаете. А я вам расскажу…

Санитар:

- Слышь!..

Марс:

- Извините пожалуйста, Евгений Иванович. Я не хотел. Вообще, нас тут и кормят хорошо, и относятся. Так что мы это, как пионэры, всегда готовы.

Никита Викторович:

- Вот и хорошо. Давайте я вам расскажу про наш спектакль. Вы Шекспира читали? Король Лир?

Марс:

- Шекспир? Ну, конечно, Шекспир, Уильям наш Шекспир. Король Лир? Конечно, читал, только позабыл немного. Вы не напомните? А то, знаете, тут таблетки дают, память не та уже от этих таблеток. Хорошие таблетки так-то, но вот одна беда: память от них того… пропадает. А может, оно и к лучшему, а? Что память пропадает? На кой ляд она нужна, эта память? Начнешь вспоминать, да и вспомнишь что-нибудь эдакое. Ну, например, что ты когда-то здоровый был, молодой. Что у тебя силы были, надежды. Что-то изменить хотел, пожить, знаете, для себя пожить, не для других. Не на кого-то поработать, а на себя. Я, знаете, всю жизнь хотел на себя работать. Вот хоть что, лишь бы на себя, хоть окурки собирать. Чтобы оно, знаете, копеечка. Вот кому что, а мне копеечка. А мне всю жизнь: общество, оно тебе то, оно тебе се, оно тебе дало, а ты ему отдай. А я не хочу! Я хочу на себя, чтобы копеечка. И вот как вспомнишь, что ты хотел, такое зло берет. Они же все отобрали, все. Только таблетки теперь… Да окурки.

Никита Викторович:

- В общем, Король Лир — это король. Да, король, ну, это и так понятно. В общем, у него были дочери, три дочери. И он, ну вроде как прикинулся сумасшедшим, чтобы, ну, вроде как проверить, кто из дочерей его любит, ему верен. И вот, эти дочери стали говорить, что его любят, а он им стал раздавать наследство. И младшая сказала, что любите его, ну, просто любит, и он разгневался на нее, прогнал, лишил наследства. Потом, начинаются его скитания, он безумен, он в гневе, у него есть верный слуга, Кент, который…

Марс:

- Извините, а можно вас спросить? Так, этот Лир, он и правда с ума сошел?

Никита Викторович:

- Понимаете, это не так важно на самом деле или не на самом. Тут важно то, что это явилось переломным моментом…

Марс:

- Вот те нате? Не важно? Как это не важно? У нас, если ты с ума сошел, за это могут группу дать. А группа это что? Это значит — пен-си-я. Можно не работать. Хе-хе. Или работать, только втихаря, на себя, копеечка, плюс пенсия капает. Так что это важно. А еще: у него что, говорите, наследство было? И как он наследство делил, если сумасшедший? Да его тут же признали бы недееспособным. У меня жена уже который год добивается, чтобы меня недееспособным признали. Тогда уж она бы поглумилась надо мной. И дачу, и квартиру ей. Хрена лысого, а не дачу! Ни копейки у меня не получат, пусть сдохнут с голоду. А я знаете что? Она на меня в комиссию, а я на нее тут же — в суд! Она в комиссию, а я в суд. Меня в суде как родного… А так — живу, и здравствую, и, заметьте, ни у кого в должниках не хожу. Слава Карлу Иванычу, он не позволяет, на комиссии за меня словечко говорит.

Никита Викторович:

- Послушайте, да ведь это и не важно. Ну, пусть будет так, что он просто прикинулся.сумасшедшим. Давайте попробуем понять, что за человек этот Лир, какая у него мотивация? Мне кажется, у вас получилось бы его сыграть. По фактуре, по характеру.

Марс:

- Да дурак ваш этот Лир! Ду-ра-чок! Здесь, в психушке, и то есть люди поумнее. Да если бы у меня было это королевство… да разве ж я бы им просто так отдал? Да они бы у меня на коленях ползали каждый день. Да они бы мне руки целовали. Ноги мыли и воду пили. Я бы их в бараний рог… Родственнички, говоришь?. Самые гнусные твари эти родственнички. У меня знаешь какие родственнички? Нет, не знаешь. Они ведь все втихую. Молчат, ни слова не говорят, все втихаря, а сами. Они же меня… Да если бы я был… Да если бы у меня было… Я бы их всех собрал, чтобы бумагу подписали, чтобы железно, чтобы бумагу, чтобы при нотариусе и враче, подписали чтобы бумагу, что ни в жизнь, чтобы бумагу подписали, что никакого имущества от меня, что ни в жизнь, чтобы бумагу подписали, что они от меня ничего и никогда, чтобы подписали, что не получат ни копейки, чтобы бумагу, подписали бумагу подписали чтобы…

Санитар уводит плачущего Марса.

Действие 5

Никита Викторович сидит у себя и читает выписку из амбулаторной карты больного.

Больная Н, 41 год, вес 60, брюнетка. Родители психопатологиями не отягощены. Отец — художник, перебивался случайными заработками, в жизни дочери почти не участвовал. Мать — швея-надомница, обшивала состоятельных дам. По словам Н, в 12 лет впервые она увидела заказчицу платья — настоящую женщину, что произвело на нее неизгладимое впечатление. Возникло желание стать такой же. В 15 лет ушла из дома, стала жить на содержании мужчины старше ее. Больше домой не вернулась. Школу закончила с трудом, больше нигде не училась, и официально не работала. Жила за счет содержащих ее мужчин, легко вступала в интимные связи с другими мужчинами. Обратилась к участковому психиатру с жалобами на тревогу, упадок сил, депрессию. Поставлено большое депрессивное расстройство. Основной диагноз — истерическое расстройство личности. Несмотря на отсутствие образования, и невысокий интеллект,  социально адаптирована. Больная Н. отличается провокационным поведением с явно сексуальным подтекстом,. Обладает незаурядной внешностью, привлекает внимание мужчин, способна манипулировать. Контактна, управляема, эмоционально лабильна, обычно находится в возбужденном состоянии. Охотно участвует в арт-терапии, хорошо и с удовольствием танцует, поет, рисует неохотно.

Входят Никита Викторович, Нелли, Санитар.

Никита Викторович:

- Здравствуйте. Меня Зовут Никита Викторович, я режиссер. Как вас зовут?

Нелли:

- Нелли.

Никита Викторович:

- Нелли, очень приятно. Вы знаете, зачем мы здесь?

Нелли:

- Для того, чтобы познакомиться поближе?

Никита Викторович:

- Э-э… Ну, в каком-то смысле да. В общем… Я приехал ставить спектакль. И вас порекомендовали как способную актрису.

Нелли:

- Да, актриса я еще та.

Никита Викторович:

- Вы не могли бы рассказать немного о себе? Чем вы увлекаетесь, что любите.

Нелли:

- Может, мы с вами сразу к делу перейдем?

Никита Викторович:

- К делу? Э-э-э. Ну, я вас впервые вижу, мне хотелось бы понять… Узнать вас получше.

Нелли:

- И что вы хотите узнать? Все тайны разом? А вы хорош. Продолжайте.

Никита Викторович:

- Нет, вы… Ну, знаете, перед тем, как ставить спектакль, нужно много чего сначала… Понять… Совместимость, что ли. Ну, или как сказать...

Нелли:

- Совместимость? Совместимость нас с вами? Меня. С вами.

Никита Викторович:

- Нет, вы меня не так поняли. Для начала я хотел бы понять, вы вообще хотите…

Нелли:

- А вы разве не видите? Я хочу.

Никита Викторович:

- Нелли. Участвовать в спектакле, работать над материалом. Разбирать пьесу. Это работа же.

Нелли:

- Никита Викторович. Неужели вы сами не видите? Или… Вам все надо говорить?

Никита Викторович:

- Хорошо. Мы будем ставить Шекспира. Вы читали Шекспира?

Нелли:

- Нет, я не читала. Я не люблю читать.

Никита Викторович:

- А что вы любите?

Нелли:

- А вы разве еще не поняли, что я люблю? Ай-яй-яй, Никита Викторович, а еще режиссер.

Никита Викторович:

- Да причем тут… Что я должен понять? Я вас впервые вижу.

Нелли:

- И я вас впервые. Так и что с того? Вон, Евгений Иванович сразу понял, что я люблю. Как только меня впервые увидел. Правда, Евгений Иванович?

Никита Викторович:

- Я не знаю, что там понял Евгений Иванович…

Нелли:

- А Евгений Иванович все сразу понял. Все. И сразу. А ведь он не такой умный как вы, Никита Викторович. Правда, у Евгения Ивановича есть другие достоинства. Помимо ума. Ум только вредит. В некоторых делах. Правда же, Евгений Иванович?

Никита Викторович:

- Нелли, перестаньте. То есть… давайте вернемся к нашему спектаклю. Вы хотите участвовать? Если да, тогда я вам в двух словах расскажу. Понятно, что читать вы не будете, я вам так расскажу.

Нелли:

- Расскажите. Я слушаю. Я вас очень. Внимательно. Слушаю.

Никита Викторович:

- В общем, это пьеса, называется Король Лир. Там главный герой. Послушайте, что вы на меня так смотрите?

Нелли:

- Я? Смотрю на вас. На кого же мне смотреть?

Никита Викторович:

- Ну вы смотрите так, будто… Как я могу вам объяснять, когда вы так на меня смотрите.

Нелли:

- Ну надо же. Какой вы чувствительный. Чувственный. Что же с вами дальше будет?

Никита Викторович:

- Что значит — что со мной дальше будет?

Нелли:

- Ну как же. Дальше будет вот что. Вы станете известным режиссером. Я вижу, станете. Будете вот так же говорить, говорить. А вас будут слушать. Актеры, и другие люди. Много людей. И актрисы. Молодые, красивые актрисы. И они все будут вас слушать. И смотреть на вас. Все они будут смотреть на вас. Так. Все, одновременно. И что вы тогда будете делать? Когда все эти молодые и красивые актрисы будут вот так же на вас смотреть, как я сейчас. Что вы тогда будете делать? Никита Викторович.

Никита Викторович:

- Я ничего не буду делать! Я буду работать! Я буду делать то, за чем пришел. Я буду разбирать пьесу, ставить задачу, я буду... Я не буду… Я не буду вот эти вот ваши… Взгляды, вот эти разговоры. Зачем это все? С чего вы вообще решили? Какие актрисы, какие взгляды? Мы пришли заниматься, так давайте заниматься, и я всем это скажу, и сразу. И никаких вот этих ваших взглядов не будет. А если будет, то я...

Нелли:

- Какой вы… Убедительный. Вы очень убедительный. Вот и давайте это сделаем, здесь, сейчас, со мной.

Никита Викторович:

- Что мы с вами сделаем?

Нелли:

- Нет, не то, что вы подумали. Вы меня… убедите. Не смотреть на вас. Так. Скажите мне, чтобы я не смотрела на вас. И, знаете что? Скажите это так, чтобы я послушалась вас.

Пауза


Никита Викторович:

- Знаете что? Я не за этим сюда пришел, чтобы тут ваши эти… Да, я подозревал, я читал о том, что здесь люди, разные люди, каждый со своими… И про вас я читал, но знаете, я думал, что вы, что здесь. Что мы как-то найдем общий язык, в том плане, что, я понимаю, у каждого своя жизнь, но есть что-то общее, искусство, творчество. Я думал, вы поймете, и мы вместо вот этих вот… взглядов будем чем-то настоящим заниматься. Вы знаете, чего мне стоило сюда попасть? Я бы мог спокойно сидеть там, у себя. Но нет же. Я сюда пришел, я настоял. А вы мне тут что устраиваете? Что это за подначки? Провокации? Вы думаете, я не вижу? Зачем вы вот это все? Что вы опять на меня смотрите? Вы кто? Вы что смотрите? Вы что-то еще можете? Кроме как смотреть? Вы чего добиваетесь? Вы кто? Кто вы?

Нелли (поет):

Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла;
Некому березы заломати,
Некому кудрявой заломати.
Я, молоденька, — востренька,
Я пойду, погуляю,
Белую березу заломаю;
Вырежу три пруточка,
Сделаю три гудочка,
Четвертую балалайку.
Вы, гудки, не гудите,
Старого мужа не будите!
Старый спит с похмелья,
С великаго перепою.
Выйду на новыя сени,
Стану я старого будити:
Встань, мой стар, пробудися!
Вот тебе помои, умойся!
Вот тебе онуча, утрися!
Вот тебе лопата, помолися!
Вот тебе камень, подавися!

Санитар уводит поющую Нелли.

Действие 6

Никита Викторович и Карл Иванович в кабинете.

Карл Иванович:

- Я вас слушаю, Никита Викторович. Только, если можно, покороче. У меня симпозиум.

Никита Викторович:

- Карл Иванович, ваш список… Я пообщался с людьми.

Карл Иванович:

- Так, и что же?

Никита Викторович:

- И ничего. Мы даже не приблизились к какому-то результату. Мы даже познакомиться толком не смогли. Ну, то есть, познакомились, я узнал их имена. Даже не имена, а вообще непонятно что. Дыра, окурок какой-то. Это что вообще?

Карл Иванович:

- Это прозвища. Тут, понимаете, имена… Как бы вам объяснить. Так, ну-ка посмотрите на меня. Сюда, на свет. Так, хорошо. Вы спали как сегодня? Вы что-то перевозбудились, Никита Викторович. Давайте, я вам таблеточку дам, вы спокойный сразу станете, так волноваться не будете. Давайте, а?

Никита Викторович:

- Не надо мне таблеточку. Объясните уж, как есть. Или вы меня за дурачка тут держите?

Карл Иванович:

- Здесь имена ничего не значат. Имена — там. А здесь прозвища. Они возникают, сами собой, или, не знаю, из толщи народной. И всегда очень точно отражают характер. И очень легко пристают, и запоминаются легко. Больные не называют друг друга по именам, да и санитары тоже. Всем так удобнее.

Никита Викторович:

- Карл Иванович, я все понимаю, но как же работать? Я им про одно, они мне про свое.

Карл Иванович:

- А это, знаете ли, контингент. Люди такие. Непросто с ними, согласен. Но, нужно набраться терпения, и...

Никита Викторович:

- Карл Иванович, но можно как-то поспособствовать, помочь? Создать условия для творчества?

Карл Иванович:

- Вы что от меня хотели?

Никита Викторович:

- Я хотел бы, чтобы вы как-то помогли мне найти подход. Это же ваша территория. Вы здесь все знаете. Я лишь хочу…

Карл Иванович:

- Понимаю. Простите, более не могу беседовать, должен уехать. Условия? Я вам создал условия: отдельное помещение, встречи с больными. Никто вам препятствий не чинит. Работайте. Минуточку.

Карл Иванович нажимает кнопку селектора.

- Валентина Николаевна? Зайдите ко мне.

Входит Валентина Николаевна.

- Да, Карл Иванович. Здравствуйте, Никита Викторович.

Карл Иванович:

- Тут у Никиты Викторовича остались вопросы, предложения. Вы побеседуйте с ним, все ему объясните. А если вопросы останутся — сразу ко мне.

Валентина Николаевна:

- Да, конечно. Пройдемте.

Уходят.

Действие 7

Никита Викторович и Валентина Николаевна в кабинете.

Валентина Николаевна:

- Так, и что у нас за вопросы остались?

Никита Викторович:

- Вопросов много.

Валентина Николаевна:

- Слушаю внематочно.

Никита Викторович:

- Ну, во-первых, почему у больных не имена, а клички? То есть, прозвища, неважно. Почему Дыра? Почему Окурок?

Валентина Николаевна:

- Потому, что окурки собирает. Курить любит. А сигареты не передают.

Никита Викторович:

- Вот так вот просто? Человек собирает окурки, и поэтому его называют окурок? И врачи его так называют, и санитары? И вы?

Валентина Николаевна:

- Ну да, вот так просто. Да и запомнить легко. Еще какие вопросы?

Валентина Николаевна достает из шкафа коньяк, наливает.

Никита Викторович:

- Да много у меня вопросов. Почему они ничего не понимают? Точнее, даже не хотят.  Я им про Шекспира, они мне про свое. Так мы никогда до пьесы не доберемся. Я не буду пить.

Валентина Николаевна:

- А я тогда не буду отвечать на твои вопросы. Да, это шантаж. Пользуюсь служебным положением.

Берут рюмки, выпивают.

Валентина Николаевна:

- Так, молодец. У нас поговорка есть: между первой и второй наливай еще одну.

Наливает, выпивают.

Валентина Николаевна:

- Ну вот, теперь и поговорить можно. А я по тебе соскучилась. Думала о тебе. Ты ж такой… дурачок ты еще. А ты думал обо мне?

Никита Викторович:

- Я не дурачок, и не надо со мной, как с маленьким. Нет, я не думал… То есть, я думал, но исключительно по работе.

Валентина Николаевна:

- Неправильный ответ. Пей.

Наливает, выпивают.

Валентина Николаевна:

- Так, на чем мы остановились? Что ты там говорил? А, вспомнила. Значит, обо мне ты думал. А как думал? Как о ней? Так же как о ней думал, или по-другому?

Никита Викторович:

- О ком — о ней?

Валентина Николаевна:

- Ты знаешь. О Нельке. Понравилась она тебе? Ну, в глаза смотри мне. Понравилась? Говори, понравилась она тебе? Вижу по глазам, что понравилась.

Никита Викторович:

- Да что вы от меня?.. Ну, понравилась, допустим. Но я не смешиваю работу, и личные…

Валентина Николаевна:

- Понравилась Нелька. Хочешь ее. Неправильный ответ. Пей.

Никита Викторович:

- Да я не хочу!

Валентина Николаевна:

- Пей.

Наливает, пьют. Валентина Николаевна подходит и садится Никите Викторовичу на колени. Стирает помаду.

- Милый мальчик, ты так пахнешь...

Стук в дверь. Валентина Николаевна мгновенно встает, оправляется.

- Да?

Входит старший медбрат.

- Валентина Николаевна, Пуришкевич в порядке, как вы просили. Готов к труду и обороне. Просится на поговорить.

Валентина Николаевна:

- Потом. Еще что?

Медбрат:

- Бочеватов, деревенский который, от аминазина дрищет. Бред купировали. Вонь в палате страшная.

Валентина Ивановна:

- Добавьте пирогенал внутримышечно. Пятьдесят. Памперс оденьте.

Медбрат:

- Понято.

Уходит.

Валентина Николаевна поворачивается к Никите Викторовичу, идет к нему, потом резко отворачивается.

- Значит, понравилась Нелька. Хочешь ее. Ну, я так и знала. Она сука, нерпа. Она такая, ее все хотят. Она же тебя как щенка. Да она и не таких еще. А знаешь, что самое интересное? Она тоже тебя хочет. Да, серьезно, по-настоящему хочет. Искренне. А знаешь почему? А потому, что она всех мужиков хочет. Всех и по-настоящему. А они видят и ее хотят. Вот такая вот… взаимопомощь. Она их, они ее. А знаешь что? Ты же драмы любишь? А давай я вам драму устрою? А давай я буду типа ревнивая соперница? Отравлю ее! Давай?

Никита Викторович:

- Валентина Николаевна! Вы что такое говорите? Какое “отравлю"? Вы же врач.

Валентина Николаевна:

- Ах ты ж мой хороший. Я прежде всего женщина. А потом врач. А отравить — легко. Я же врач. У меня возможности есть, никто и не узнает. Назначу ей какой-нибудь аминазин, три раза в день. Она не только с тобой в гляделки играть, она сучка, себя забудет как звать. Будет у меня чуркой сидеть, сопли пускать. А? Как тебе? Р-р-р.

Никита Викторович:

- Валентина Николаевна, вы серьезно? Тогда я вынужден буду сообщить...

Валентина Николаевна:

- Сообщить? Неправильный ответ. Пей.

Наливает, пьют.

Валентина Ивановна:

- Сообщить, значит, вынужден. Ну, давай. Сообщи же мне. Почему я не должна этого сделать? Почему я не должна Нельку-суку уработать? Сообщи же мне, сейчас. Да хорошо сообщи, убедительно сообщи. Да подумай хорошенько, прежде чем сказать.

Пауза

Никита Викторович:

- Валентина… Я прошу вас. Не нужно никого травить. Я вас очень прошу. Не нужно аминазин, просто не делайте этого. Мы… она ни в чем не виновата. Не надо.

Валентина Николаевна:

- Правильный ответ. Пей.

Наливает, пьют. Валентина Николаевна берет Никиту Викторовича за руку, и долго смотрит на него. Потом делает с ним несколько танцевальных па по кабинету. Потом садится на стул, сажает его себе на колени. Он пьян. Гладит его по голове.

- Не надо? Хорошо, не буду. Ничего не буду. Ты ж мой хороший. Приехал тут на мою голову, болезный. Я не буду. Ты только успокойся. Все хорошо будет.

Никита Викторович склоняет голову, и постепенно засыпает. Валентина Николаевна поет:

- Спи, моя радость, усни.
В доме погасли огни;
Пчелки затихли в саду,
Рыбки уснули в пруду,
Месяц на небе блестит,
Месяц в окошко глядит…
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни.
Усни, усни.

Действие 8

Никита Викторович сидит у себя и читает выписку из амбулаторной карты больного.

Больной Н, 61 год, 79 кг, брюнет, лысый. Родители психопатологиями не отягощены. Рос в полной семье, отец — партийный работник, мать преподаватель. Семья благополучная, достаток высокий. С раннего детства Н пристрастился к чтению. В подростковом возрасте назрел конфликт с отцом, который перешел в классовый, Н не мог простить отцу его высокого положения в партии. Школу окончил с плохим аттестатом, из-за конфликтного характера. Увлекся историей, поступил в Историко-Архивный Институт, окончил, там же окончил аспирантуру, и защитил докторскую диссертацию. Преподавал, организовал кружок монархистов, был исключен по обвинению в антиправительственной деятельности. Уголовного преследования смог избежать. Больше официально не работал, занимался куплей-продажей книг, предметов. Поступил по скорой с острым алкогольным психозом. Наблюдается у психиатра-нарколога. Поставлено эмоционально-неустойчивое расстройство личности, импульсивный тип, алкоголизм. В периоды запоев буен, неуправляем, опасен для окружающих. В периоды ремиссии покладист, управляем, контактен. Характер вспыльчивый, резкий, интеллект выше среднего. Прекрасный оратор, может воздействовать на людей. Участвует в арт-терапии, много и охотно рисует, пишет стихи, песни, сценки.

В кабинете сидит Никита Викторович. Санитар приводит Пуришкевича.

Пуришкевич:

- Благодарю вас, Евгений Иванович. Далее я сам. С кем имею честь?

Никита Викторович:

- Никита Викторович, режиссер.

Пуришкевич:

- Пуришкевич Владимир Митрофанович. Коллежский советник. Какое дело привело вас ко мне?

Никита Викторович:

- Я приехал сюда, чтобы ставить спектакль. И вас порекомендовали как очень способного человека, артиста. Но вначале, я хотел бы кое-что узнать. У вас в карте написано другое имя. Почему вы представляетесь именем этого… господина?

Пуришкевич:

- Артиста, значит. Хм, ну хорошо. Этот, как вы выразились, господин сделал очень важную работу. На каковую работу ни я ни вы не отважились бы. Так вышло, что история смыла и следы этой работы, и всех ее участников, и ее последствия. Но он раздавил эту мерзкую тварь, этого похотливого пожирателя ржавых селедок.

Делает неприличный жест.

Никита Викторович:

- Но, почему именно Пуришкевич? Разве не было других достойных людей?

Пуришкевич:

- Достойных людей. Что вы знаете о достойных людях? Вы за свою жизнь видели хоть одного человека, кого можно было бы назвать достойным? А? Видели вы? Вы, конечно же, начнете прицепляться к слову: что такое достойный, кто такое достойный? Может быть, вспомните своего папеньку, как он читал вам на ночь сказку. А ведь все просто: это человек, который делает что-то полезное. Это раз. И с которого хочется брать пример. Это два. Казалось бы — все просто, ан нет. Все изолгано, вывернуто наизнанку. Достойными объявлены патентованные подлецы, лжецы, убийцы.

Никита Викторович:

- Но ведь, вы… то есть, этот Пуришкевич и есть убийца.

Пуришкевич:

- Не перебивайте меня, юноша. Вы не смеете меня перебивать! Вы пришли сюда со своим юношеским разумением, и мерите этим разумением вещи, каковые гораздо крупнее и вас, и вашего разумения. Вы полагаете, видимо, что в клинике для душевнобольных в каждой палате по Наполеону. А на прогулках эти Наполеоны обсуждают с Мюратами военные планы. Вот и теперь вы думаете — передо мной сумасшедший, прикидывающийся Пуришкевичем, потому, что Наполеоны нынче не в моде. Ведь вы так полагаете? Отвечайте!

Никита Викторович:

- Нет, я так не думаю. Я всего лишь спросил у вас, почему вы…

Пуришкевич:

- Ах, вы спросили. Что ж, я отвечу. Видите ли, юноша... Как бы вам объяснить, чтобы это поместилось в вашу примитивную систему взглядов. Гм… Это задачка потруднее, чем… Понимаете, вы, наверное мало задумывались о том, что такое русский человек. Не вы или я персонально. А вообще, в целом, образ его. Портрет. Так вот, портрет этот писался крупными мазками... Нет, не так… Ну хорошо, давайте будем проще. Понимаете, русский человек заимствовал, подражал. Немцам, свеям, шведам то есть. И другим. Вот прямо буквально, приглашали немца к себе, и ходили, срисовывали. Подражательность — вот основа его характера. Отсюда ваш Станиславский, русская школа, психологический театр, и все такое прочее. Русские — великие пересмешники. Только они все доводят до абсурда. Если немец построит домик, то он сделает резные наличники. А русский сдуру сделает все резное: и крышу, и двери, и даже конуру собачью. Так вот, к чему я это. Подражать, так подражать. Доводить до абсурда, так доводить. Я вот прямо и взял человека, на которого похож, да и стал называться его фамилией. Мы же похожи — и внешне, и по характеру. И взгляды у нас похожи. Единственное, что я пью… Но, кто теперь не пьет. Да, конечно, мне бы больше хотелось назваться Государем Императором, или там… Но, мы же понимаем. Кстати, есть и современный аналог Владимира Митрофановича. Настоящий. В думе сидит. “Россия будет свободной! Однозначно!” Как вам такое объяснение, юноша? Укладывается оно в вашу голову?

Никита Викторович:

- Но, почему вам не нравится ваше собственное имя? Кстати, как вас зовут по-настоящему?

Пуришкевич:

- Ах, юноша… Еще бы вы сообщили мне, что значит это ваше “по-настоящему”? Что оно значит, я вас спрашиваю? Как мама с папой назвали? Я презираю. Отрекаюсь. Мой “papa” был рабочим, секретарем парторганизации на заводе. Потом дослужился до председателя горисполкома. Потом до облисполкома. Потом… А… Вам это ничего не говорит, вы даже не знаете, что это такое, но тогда это была сила! Партия — наш рулевой! Это была мощь! Человек одним взглядом судьбы вершил. И звали его Николай. Николай Васин. И отца его звали Николай Васин. И меня тоже Николай Васин. Это что, я вас спрашиваю за конвейер? Николаев Васиных. Я возненавидел! По-настоящему. Вот что по-настоящему. Ненависть — это по-настоящему. А не это ваше “по паспорту”. Бьют-то не по паспорту, а по морде. Вот я и бью по морде этим сволочам. Уже сорок пять лет. Правда, сам с разбитой мордой хожу. Уф, дайте воды. Но это ничего. У меня крепкая морда. А позвольте осведомиться, давно ли вы давали кому-то по морде? Ну, натурально.

Никита Викторович:

- Я никогда не дрался. А почему вы спрашиваете?

Пуришкевич:

- Я спрашиваю это потому, что вы порываетесь кем-то руководить, вести за собой. А по морде дать не можете. Вы посетитель, что? Ты здесь сударь к чему? Спектакль ставить? Шекспира? А вы не считали, сколько трупов в каждой трагедии Шекспира? И как вы это себе представляете? Эй ты, иди убей его! Проткни его шпагой, отрави, задуши. Говорит тот, кто никогда в жизни не дрался. И кому говорит? Такому же малодушному шибздику?

Никита Викторович:

- Послушайте, но ведь совсем не обязательно убивать кого-то шпагой, чтобы ставить Шекспира. Станиславский никого не убивал.

Пуришкевич:

- Ну, вы не Станиславский. И как всегда восприняли все сквозь свои юношеские грезы. Видите ли, вы работаете с человеческим материалом. А надо этот материал знать, любить его. А знаете, какая черта еще есть у этого материала? Помните выражение “русского мало убить, его надо еще и повалить”. Оно кому только не приписывалось, королю Фридриху, и другим, но суть не в этом. Русские великие воины, невероятной стойкости люди, это признали все великие державы. Но, есть у этого и обратная сторона, которая не на войне, а в быту. Они слов не понимают. Ты им говоришь, а они не понимают. А понимают только битье. Вот, представьте. Ты ему говоришь, доводы приводишь. А он кочевряжится перед тобою. И будет кочевряжится сто лет. А потом раз — по харе. И он сразу: а-а, понял, что ж ты сразу не сказал. И даже не обидится на тебя, а пойдет, и подумает: ну вот так бы сразу.

Никита Викторович:

- То есть, по-вашему, чтобы человек что-то понял, его нужно бить?

Пуришкевич:

- А вот это мы сейчас и проверим. Вы Шекспира хотели ставить? Вот и сыграем сценку из Шекспира. По-русски. Шпаг здесь не дадут, так что… Подойдите ко мне и изо всех сил дайте мне по морде. Кулаком.

Никита Викторович:

- По морде? Зачем? Я не понимаю, к чему вы это…

Пуришкевич:

- Не понимаете? А вот сейчас поймете. А ну, дайте мне по морде. Прямо сейчас. Дайте. Мне по морде.

Никита Викторович:

- Евгений Иванович...

Пуришкевич:

- Не надо смотреть на Евгения Ивановича. Евгений Иванович не будет вмешиваться. Правда ведь, Евгений Иванович? Вы ведь не будете вмешиваться, и дадите нам кончить дело как полагается? Как джентльмен с джентльменом. Вот и славно. А вы — сейчас же подойдите ко мне и дайте мне по морде!

Никита Викторович:

- Я не могу, я не буду!

Пуришкевич:

- Ах, вы не будете? Тогда, это придется сделать мне. Нет, даже не так. Шекспир так Шекспир. В традициях старой доброй Англии. Я просто убью вас. На колени.

Никита Викторович:

- Пожалуйста, не надо. Что вы делаете? Пожалуйста, не надо.

Пуришкевич:

- На колени.

Никита Викторович опускается на колени. Пуришкевич подходит к нему. Никита Викторович склоняет голову. Он плачет. Пуришкевич долго смотрит на плачущего Никиту Викторовича, потом на Евгения Ивановича. Наконец, дает Никите Викторовичу щелбана. Вытирает руку о штаны.

Пуришкевич:

- Евгений Иванович, аудиенция окончена. Проводите.

Действие 9

Никита Викторович и Валентина Николаевна в кабинете Валентины Николаевны. Они молча пьют коньяк. Никита Викторович курит. Валентина Николаевна берет его за руку, выводит из-за стола и проводит на середину кабинета. Берет ножницы, и вырезает на рубашке дыру посередине груди. Любуется на вырезанный клочок ткани. Целует его. Прячет в вырез на груди. Любуется на дыру в рубашке. Никита Викторович курит. Валентина Николаевна отрезает куски от рубашки, от рукавов, потом от корпуса, пока наконец не срезает ее всю. Ножницами берет сигарету из его рта, и затягивается, глядя в глаза. Свет медленно гаснет.

Действие 10

Никита Викторович сидит у себя и читает выписку из амбулаторной карты больного.

Больная К, 45 лет, 59 кг, брюнетка. Родители психопатологиями не отягощены. Из села, росла в неблагополучной семье (отец — алкоголик, умер). Мать — доярка, рано ослепла. С раннего детства К вынуждена заниматься физическим трудом. Школу окончить не смогла, работала в колхозе, на ферме. Рано вышла замуж, родила в 17 лет. Ребенок погиб, с мужем развелась из-за пьянства, он вскоре умер. Переехала в город, перебивалась случайными заработками, пока не умерла дальняя родственница, которая оставила К в наследство квартиру. К поселилась в ней. Попыталась устроить личную жизнь, сходилась с несколькими мужчинами, ни с кем долгосрочных отношений построить не смогла. Обратилась к участковому психиатру с жалобами на бывших сожителей, якобы те пытаются отнять у нее квартиру. Также жаловалась на то, что ее не понимают, постоянно оскорбляют и обманывают. Прошла курс лечения. Поставлено параноидное расстройство, обидчиво-параноидная личность. В периоды ремиссии условно управляема, малоконтактна. Интеллект низкий, явная социальная дезадаптация. В арт-терапии участвует неохотно, рисует, лепит мало, изображает в основном домашних животных (коров, и т. п.)

Действие 11

Никита Викторович сидит в кабинете, Санитар втаскивает Клавдию.

Клавдия:

- Да не хочу я, нахер мне это надо. Чо ты тащишь меня?

Санитар:

- Слышь!..

Клавдия:

- Извините, пожалуйста, Евгений Иванович. Все, я успокоилась. Успокоилась, говорю, отпустите меня. Это ты что ли этот… режиссер? Этот что ли режиссер?

Никита Викторович:

- Да, я. Здравствуйте.

Клавдия:

- Здрасьте посрамши.

Никита Викторович:

- Меня зовут Никита Викторович. А вас как зовут?

Клавдия:

- Да мне похер как тебя зовут. Хоть Владимир Владимирович. Те че надо?

Никита Викторович:

- Я приехал ставить спектакль.

Клавдия:

- Ну и нахер он кому нужен твой спектакль?

Никита Викторович:

- Ну, мне нужен. Больным нужен. Искусству.

Клавдия:

- Ты че, дурак совсем? Тут психушка. Какие спектакли? Вы че там, совсем охерели в своей Москве?

Никита Викторович:

- Это не я. Это федеральная программа министерства культуры.

Клавдия:

- Да вы че там, ваще охерели что ли? Ты видел в каком говне мы живем? Ты видел, чем нас кормят? Ты в столовую зайди сначала, режиссер. Ой да ладно вам, Евгений Иваныч, зыркать на меня. Я лучше на крытую поеду, чем в этой херне участвовать. Ну а ты чо уставился? Чо ты сюда приперся?

Никита Викторович:

- Пожалуйста, помогите мне. Я здесь уже неделю. Я ничего не понимаю. Почему меня никто не понимает? Почему никто не хочет слышать?

Клавдия:

- О, бляха-муха. Ты это, слышь, не расплачься тут, режиссер. Ну, я хер его знает, почему тебя не слушают. Тебе лет сколько?

Никита Викторович:

- Двадцать шесть.

Клавдия:

- Тюю. Двадцать шесть. У меня в двадцать два и то уже пять абортов было, и пацану пять лет. Два мужика, один от пьянки помер. А сколько их так было — не сосчитать. Давала всем, мне чо, жалко. У тебя мать с отцом живые?

Никита Викторович:

- Живые.

Клавдия:

- Это хорошо. А у меня только мать живая. Да и то не видит ни хера. А отец помер. Убили. Из-за пьянки все. Мой первый пошел пьяный в клуб, да там подрался. Ну, наваляли ему по первое число. Зубы вышибли. А он маленький, жилистый, не стерпел, пришел домой, да выдергу схватил…

Никита Викторович:

- Что схватил?

Клавдия:

- Выдергу. Ты чо, выдергу не знаешь? Ну гвозди дергать, железяка такая. Ну вот, схватил он ее, и туда. Отец за ним, помочь, значит. Только пришли, а отца этой же выдергой по башке и хряпнули. Тот с ног долой. Насмерть. Мать ослепла потом, не видит. По веревке ходит, все делает, даже корову доит. Тебя как, говоришь, звать-то?

Никита Викторович:

- Никита.

Клавдия:

- Никитка, значит. Я своего первого так назвать хотела. В магазине увидела палочки кукурузные Никитка, цветастая пачка. И так понравилось имя. Да и моему подходит. Нитка-Никитка. Он сам был как нитка: тонкий, синий. А мой говорит: давай Алешкой. Ну, назвали Алешкой. А он помер. Никитка.

Никита Викторович:

- А вас как зовут?

Клавдия:

- Чума.

Никита Викторович:

- Очень приятно.

Клавдия:

- Карл Иваныч сказал кликухами не называться при вас. Ну а куда их денешь? Я вот Чума, уже лет десять прозываюсь. Ну а что, если так. Вокруг меня все мрут как мухи. Мужик первый помер, отец, Алешка помер. Потом в город переехала, так тут двое мужиков, что со мной были. Один под трамвай по пьянке угодил, другой сердце. В палате тоже. Да и не вожуся я особо ни с кем. Так-то меня Клава зовут. Клавдия.

Никита Викторович:

- Красивое имя.

Клавдия:

- Чо, правда? Сроду бы не подумала. Клава и Клава. Ну, спасибо. А ты чо, говоришь, приехал-то?

Никита Викторович:

- Спектакль ставить.

Клавдия:

- А какой спектакль?

Никита Викторович:

- Шекспира.

Клавдия:

- Я не знаю такого. Имя слышала. Я ж не читала ничего. Только газеты старые, журналы. У нас на чердаке лежали. Приусадебное Хозяйство, Сельская Новь. Про село, про деревню, как огород сажать. Помню, еще удивлялась — там такие картинки красивые были. Яблоки — румяные да крупные, все дерево обсыпано. Клубника гроздьями, малина, сливы, крыжовник. Все красивое, да крупное,да спелое. Я смотрю, а сама думаю — где они их берут такие? У нас сроду такого не было. И на базаре как посмотришь — кислятина одна. Так и что спектакль твой?

Никита Викторович:

- Ничего.

Клавдия:

- Не получается?

Никита Викторович:

- Не получается.

Клава:

- Хм… Ты это, я мож дура неученая, не понимаю. Мож этот твой Шекспир сложный сильно? Так ты бы взял чо попроще. Ну, Незнайку там, я не знаю.

Никита Викторович:

- Да, пожалуй. Незнайку. Вот тебе и весь сказ.

Никита Викторович сидит и смотрит в одну точку. Санитар уводит Клавдию. Потом подходит к нему, тормошит его, тот не шевелится. Санитар аккуратно берет его под руку и выводит.

Действие 12

Никита Викторович, Нелли, Марс, Стефания, Пуришкевич, Клавдия — все в больничной одежде сидят полукругом. Валентина Николаевна в белом халате перед ними. Карл Иванович и Евгений Иванович в сторонке.

Валентина Николаевна:

- Друзья, сегодня мы с вами будем делать постановку. Сейчас я раздам всем листочки и будем читать. Потом разбирать по ролям.

Раздает всем листочки.

- Так, первый читает Никита.

Никита Викторович:

- Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Стал дед репку тянуть. Тянет-потянет, вытянуть не может.

Валентина Николаевна:

- А теперь — хором.

Все хором:

- Тянет-потянет, вытянуть не может.

Занавес