1. Шторм Кошабог 3. Апокалипсис

Глобальное потепление климата незаметно прошло точку невозврата. Всемирный Центр Экстремального Мониторинга (ВЦЭМ) фиксировал миллиметры, сантиметры в год повышения уровня мирового океана, аномалии температур превосходящих нормы в градусах. Ну, а когда хлынули десятки сантиметров и градусов, то паниковать было поздно. Предки жили обыденно - по принципу: после нас хоть потоп. Но не только потоп накрыл человечество. И не так быстро, чтобы бояться. Циклонные вышки работали в полную силу, смешивая теплый и холодный потоки воздуха, мало заботясь, что для некоторых городов и весей это грозило ураганами.
Волны захлестывали пятиэтажные дома с зеркальными витринами, сверкающим хрусталем окон, за которыми шло бурное веселье молодых аристократов – выпускников университета. Камердинер поднялся на третий этаж особняка, подвал и первый этаж подтопило, смотрел с лестничной площадки и ждал, когда волна выбьет стекло и затопит сумасшедших хозяев банкета. Но шторм закончился к утру, элитная набережная и дома смыли вековую грязь,  стали чистейшими, ни машин, ни велосипедов, ни прохожих. Во всем городке остались глубокие лужи, газоны разбухли и пахли тиной, покрылись крошевом. Стихия забрасывала мусор через гряду особнячков, как за каменный забор, заливая проулки. Чайки атаковали крыши домов, там разлагалась выброшенная волной рыба. Море отступило.
Старик, выслушав нарекания от управителя, осмотрел сырой подвал, зашел в свою квартирку, переоделся в подмоченные теплые вещи, собрал походный рюкзак, и покинул службу. Он знал, что море вернется. Дан был из тех, кого называли «чувы», то есть чудом выжившие. Размер ущерба и количество жертв давно никто не считал, чтобы не нагнетать панику среди везучего нагорного населения. Каньоны забивались человеческим мусором, смытыми щепками домов и искореженных машин и прочей инфраструктурой не первый раз. Трещины заполнялись морской водой, разъедавшей металлические конструкции новостроек. Океан обязательно возвращался после каждого вздрагивания земли. Те, что успели спуститься в долину и обжиться, грузились в трактора, автомобили и спешили на возвышенность. Иногда успевали и пополняли ряды чувы.
Дан был крошкой двухлетним, когда их рыболовецкий поселок на Дальнем востоке смыла в океан гигантская волна цунами. С высоты сопки было видно, что их домик уцелел и отец со старшим братом спустились забрать хоть какие-то вещи, они уже были на полпути к подъему, когда мама закричала страшным голосом, что вторая волна еще выше. Но никто из смельчаков в долине ее не услышал, как и накрывшую всех волну. Мама погибла в третьей волне, пытаясь найти своих.
Через дня три военные собрали чудом выживших, перевезли в особую зону молчания, где он вырос, выучился, работал оперативным спасателем. Потом грянула перестройка, и он нашел себе тихую гавань за бугром через опрометчивый брак невозвращенца. Период размеренной жизни можно было считать счастьем. Он не был силен в чужом наречии, да и супруга не вникала в его исследования и фантастические прогнозы катастроф. Он писал в стол на родном языке, не сомневаясь, что сие угодно на небесах, хоть никто из ныне живущих этого и не прочел.
Здесь, в Амстердаме, он проработал штатным спасателем, получал ветеранскую пенсию, но после смерти жены, продал домишко, пристроился сначала швейцаром в особнячок, чтобы не снимать жилье и довольствоваться малым. Хозяева его почти любили, он был высоким худощавым, всегда подтянутым и выбритым воякой с правильными европейскими чертами лица и умным взглядом, представительный швейцар на зависть соседям. Но каждый двухнедельный отпуск два раза в год он отправлялся на Волчью гору в Чехии и обустраивал купленную «халупу», деревенский дом с конюшней на холме. Местные, больше такие же дачники только из Праги, приезжали в родительские дома косить газоны, не заводя никакой живности. Урбанизация коснулась не только России, которую он помнил, но отнюдь не страдал ностальгией. Обидно, что сыновья разлетелись по свету и не желали принимать участие в спасении цивилизации.
Он состоял в различных клубах «зеленых» и экологов, каждое движение было немного право, но общей картины происходящего представить не могло. А он мог. Живая планета просыпалась, почесываясь, умывалась бурно, смывая человеческую грязь, и не собиралась умирать, потягивалась и встряхивалась, как кошка или собака, после купания. Паразиты на теле земли гибли, лучше бы Господь создал камни вместо таких детей.
Дэн выкатил горный велосипед, машина, оставленная во внутреннем дворе, прочихалась и завелась, он уехал. На узких улочках из окон дымили козьими ножками веселые старухи, бывшие проститутки, он приветливо помахал им на прощание. Бодрый голос в радиоприемнике вещал о ночном шторме, умывшем город, не задаваясь вопросом, а куда уходят тонны воды, залившие материк. 
Брошенные шахты, кротовые ходы рукотворные и пустоты заполняются. Догадаться нетрудно. Грунт размякший обеспечивает провалы на оживленных трассах, но мир катится, и катится он в тар-тарары. Впереди он ожидал разломы и выбросы лавы из щелей планеты. Страшное смешение вулканических газов с водой покроет небо оболочкой плотной взвеси, и солнце не пробьется к людям. Начнется обледенение и очень быстро сгубит все живое. А ядовитость атмосферы не оставит шансов на выживание, но тем не менее, он просчитывал и высчитывал уровень загазованности и радиации, возможности сохранения жизни в искусственных условиях, передачи своих убеждений и опыта чувам, если таковые окажутся. Должны оказаться, Господь не до конца гневается, читал он в Библии и поверил. Еще он был уверен, что на свете есть единомышленники, но, вероятно, связи привычной с ними уже не будет.
Дан привык исходить из того, что есть. Запасы в халупе немалые, но ближайших пятидесяти лет мало, чтобы воздух, даже горный очистился. Он медленно поднимался по узкому серпантину меж вековых сосен на каменистую Волчью гору, планируя вскопать трактором все газоны, засеять хлеб, посадить картошку и привычные овощи. Пока гром не грянул, он решил перекреститься. Хотелось, чтоб и соседи на обширных холмах всерьез восприняли его затею. Нельзя же все время просиживать в хосподе за пивком и случайными вечеринками под гитару заезжих охотников – молодых гуляк с гитарами. За хосподой был небольшой отельчик с сауной и огромное горное озеро чистейшей воды.
От озера уходила тропка на охотничью засидку, но еще выше Дан тайком обустраивал пункт наблюдения, осваивал лабораторные методы анализа воздуха, воды, радиации, фиксировал направление ветра. Ветряк самодельный обеспечивал его энергией, там даже можно было пожить вдали от цивилизации. Мир, как на ладони, а смотровая площадка практически недоступна для туристов и вездесущих подростков, во все времена ищущих укромные уголки свободы для своих чувственных открытий. 
Казалось, что писатель Дан человеконенавистник, популярно, буквально на пальцах, трактовавший ученые статьи экологов о грядущих катаклизмах, на просторах интернета. Но он только ухмылялся на вспышки эмоций в комментариях. Публиковался он под именем покойной супруги. Злобные тролли хаяли феминистку, а он смотрел в бесконечное небо и видел всегда одно и то же, как букашки копошатся на грязно-желтом песке, лапки дрыгаются, но их неслышно, а тридцатиметровая стена Тихого океана завораживает его взгляд, окатывая пеной кроны сосен и влажной радугой мальчонку на сопке. Он всегда видел себя, словно со стороны и не помнил ни воплей окружающих, ни что происходило вокруг и потом. Грандиозность катастрофы не повергла несмышленыша  в ужас, что и спасло его психику, подарив хладнокровие стороннего наблюдателя.
Самым сложным было – протащить на пункт наблюдения и запасную базу на высотке кислородные баллоны. Озеро дразнило голыми телами ночных купальщиков, кусты вздыхали сладостными вскриками влюбленных, колыхались в биении жизни молодых сердец. Пугать их не хотелось. Больше всего они боялись, что предки узнают. А родители тоже зачинали их здесь, в пьяном лесу за хосподой. Ничего нового в этом нет, но дети не знали о том. Он сидел на крыше халупы на своем пологом холме с биноклем и наблюдал, когда же последняя парочка покинет лежбище в низинке, затем накидывал ремни на плечи и шел полусогнутый, как черепаха, вытянув шею под тяжестью баллона. На верхней базе он уже обустроил кислородную камеру внутри горы, водное хранилище и необходимые запасы лет на десять проживания группы из пяти-семи человек. Это будут молодые, детородные пары. Так ему виделось будущее, и он старался, давно не замечая собственных лет.
В один из заходов на высотку, он понял, что кто-то обжился в его внешней сторожке-пещерке, но гость не нашел входа в основные помещения, оставив грязные следы кроссовок на лесенке на смотровую площадку. Новый Робинзон увидел его загодя и спрятался поблизости. Человек был с собакой, возможно и любопытный трезвый охотник, пьяный уже бы сорвался со ступенчатой скалы. Дан сгрудил ношу в пещерке, нарочито развел огонь под мангалом, вышел, потянулся и позвал по-чешски.
- Подь, подь сем.
Сосны вокруг замерли, но сорока предательски трещала, что рядом есть человек. На запах мяса, запеченного на решетке, из кустов показался нос беспородной собаки, он приманил ее, погладил. Она на лету заглотила сырой кусочек. Вскоре, отогнув кусты, показался юноша, за ним пряталась растрепанная девушка.
- Просимьте, подь сэм.
Прижимаясь друг к другу, они подошли, женское лицо было зареванным с подтеками косметики трехдневной давности. Оказалось, что они не смогли спуститься, камни на обрывающихся тропках срывались вниз, а как они поднимались наугад, посмотреть полнолуние, уже не нашли. Все на это и было рассчитано. Если их авто осталось у хосподы, наверняка их искала полиция, за стоянку надобно платить. Конечно, они могли утонуть в ночном озере, там их уже бы искали. Они оказались студентами, путешествовавшими автостопом в Болгарию. По пути они подрабатывали на хуторах и фермах, собирали деньги на обучение. А «знамый», который подвез их, укатил, на отель денег не набралось, и вот ничейная собака привела их сюда, а они собирались раскинуть палатку в лесу для ночевки. Так и застряли тут. История обычная, правдоподобная, да и молодым было не до шуток. Они совершенно не умели добывать себе пищу и воду. Дан палатку разрешил раскинуть у входа в пещеру, где и самому пришлось пожить, не раскрывая секретов. Он пообещал им подсобную работу, обещав оплатить им каникулы, но без поездки на море. Они удивленно согласились, не веря везению. Понятно, они тут уже сто раз прощались с белым светом, представляя, как будут умирать здесь голодной смертью. Но жизнь веселая штука, всегда распоряжается иначе, чем мы хотим, планируем, мечтаем, из этого принято делать трагедию, а это просто жизнь. 
Немцы в близком общении были трогательно-сентиментальными, он поселил их в комнате на первом этаже, дабы не привлекать внимание соседей палаткой канареечного цвета. Получив деньги за первую неделю сельхозработ, они убежали в хосподу, чтобы попить, попеть, потанцевать. Долгий вечер они звонко целовались и спорили. Баварское наречие он плохо понимал, учил, как все иммигранты, классический берлинский, читал, писал и говорил на нем без ошибок. Суть веселой перебранки молодых сводилась к тому, кто и сколько потратил за ужин, за пиво, но она осталась должна ему за какие-то женские мелочи, что он купил ей в подарок. Обычное развлечение равноправных, где каждый платит за себя.
Дан после трудового дня за ужином ненавязчиво заводил свою песню о выживании, хвалил их будущую профессию ветеринаров, убеждал, что ему необходимо развести здесь фермочку, чтобы иметь экологически чистое мясо и собственные продукты. Глазки у ребят загорались алчным огоньком прагматиков, ибо он платил чуть больше, чем принято платить помощникам. Хельга обучалась рецептам консервирования, кухонным премудростям. Дан старался внушать им спокойствие и уверенность в будущем, предлагая им долгосрочную работу на будущей ферме. Можно сказать, что они подружились, но нужны были новые пары, желательно супружеские. Привлекать многодетные семьи иноверцев он не собирался, хотя там была проверенная плодовитость и вековые устои на продолжение рода.
В Рождественские каникулы парочка навестила его, наравне с родителями. Привезла разные сорта семян, крольчиху с кроликом. Ящики-клетки они сооружали еще летом. Дан был доволен, приглашал их приехать с парочкой влюбленных друзей, пообещав, что работы хватит всем.
- Вы живете в ожидании конца света? - Смеялись они над боссом.
- Я всегда живу, готовым ко всему, и вас научу, привозите друзей на летний сезон, увидите, что есть смысл реально смотреть на мир. А он катится в пропасть.
- Но мы-то выживем, не скучайте, - мило откликнулась Хельга, помахав на прощание.
Ребята взяли немного денег на оплату второго семестра и педантично выполнят все его поручения. Аккуратность немцев Дан уважал. А вот скучать он совсем не умел, он вновь и вновь анализировал сообщения, рассматривал геофизические карты, пытаясь понять, где пойдет разлом планеты и как быстро. Приблудившаяся собака с лаем проводила молодежь до выезда на трассу, но вернулась. Кролики, выпущенные из клетки, скакали на первом этаже по кухне-столовой с большой печью и его зимней лежанкой, оставляя горошины. Он замел полы, вытряхнул в снег у порога, взял охапку сена для кроликов. Пусть порезвятся на воле, привыкнут к человеку. Пес Гаврик тоже напросился в тепло. Стало уютно, Дан улыбнулся, пора кого-то любить просто так.
Вскоре позвонил сосед с ближнего хутора, занимавшийся лошадьми и прогулками в старинном экипаже. Он вернулся из Праги, праздники кончились. Без повода обычно они не общались. И точно, сосед предложил забрать новорожденных котят, он постарел, и рука не поднималась утопить их. Дан пригласил его на пивичко и шпикачки, попросив не поморозить малышей. Ян поблагодарил, но сказал, что позже привезет их, когда глазки откроются и сами начнут пить молочко, справился о том, не прихватить ли ему меду и ляжку поросенка, что будет вскоре резать, все недорого, по дружбе. Дан согласился и включил ноутбук.
На Ютубе он заметил видеосюжет. Элитную набережную захлестывала волна за волной, сверкали светящиеся окна особнячков, на асфальте после отката не осталось ни единой машины или соринки. В проулки меж домов реками затекала вода. Он узнал дом, где служил когда-то дворецким. Уровень воды был выше нормы на метр после шторма, почти вровень с набережной. «Как быстро!» - вздохнул он, три года назад почти на пять метров вниз уходил каменный берег с гребенками волнорезов.
Казалось бы, человек, оказавшийся правым в своих взглядах, должен быть удовлетворен. Но чему радоваться, если цивилизация гибнет, какая разница в том, кто был виноват.
7, 9 августа 2020 Москва