Счастье

Есть такие сферы нашей жизни, которые постоянно привлекают общественное внимание, но более понятными от этого не становятся. Это, безусловно, относится к нашим представлениям о счастье.

Одни считают, что для счастья необходимо, чтобы тебя понимали. Как писал Лев Толстой: «Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь». Другие, как Гюстав Флобер, исходят из того, что счастливыми могут быть только дураки, обладающие эгоизмом и хорошим здоровьем. У Цицерона было иное мнение: для счастья, писал он, следует обладать классическими добродетелями: мужеством, умеренностью, разумом. А Сенека и вовсе утверждал, что «счастлив не тот, кто имеет всё лучшее, а тот, кто извлекает всё лучшее из того, что имеет». Вот и разберись.

Часто, если не сказать постоянно, страницы печатных изданий заполняют результаты социологических опросов на тему: «Счастливы ли вы?» Счастливы — отвечает большинство опрошенных во всех странах мира. И при этом никого не смущает несоответствие между условиями, которые респонденты считают необходимыми для счастливой жизни, и теми, в которых они реально живут. К примеру, большинство людей во всем мире уверены, что для счастья надо много денег. И что? Самыми счастливыми на планете по опросам социологов оказались жители островов Фиджи, где себя чувствуют счастливыми 89% жителей. И не беда, что они счастливы на 1 доллар в день.

Не в деньгах счастье? «Зачем деньги, если они не могут купить счастье?» — иронично вопрошал Рэй Брэдбери. Тогда в чем?

На самом деле, проблема наших представлений о счастливой жизни и ощущение счастья — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Человеку дано фантазировать на тему условий, которые существуют в придуманном им заповеднике полного счастья. Согласно этим фантазиям, толстосумы на берегу ласкового моря, окруженные красавицами и многочисленной прислугой, бдительно следящей за чистотой золотых унитазов, представляют собой образец людей счастливых. Но поинтересуйтесь у любого такого «счастливца», и вы узнаете, что уровень его личного счастья ничуть не выше того, в котором купается вечно полупьяный сантехник дядя Вася из соседнего подъезда. Еще Шопенгауэр заметил: «Мы редко думаем о том, что имеем, но всегда беспокоимся о том, чего у нас нет». Именно эта мыслеформа и разделяет дядю Васю и олигарха.

Счастье, оно ведь разное. Суперсчастье — это момент нахождения нашего ЭГО в экстремально положительной области эмоционального поля. Но существует еще и область экстремальных отрицательных переживаний, и перемещение эмоционального центра человека туда гарантирует ему ощущение огромного несчастья. И вот то, что подавляющее большинство обывателей Земного шара почитают за образец сверхсчастья («много денег, женщин и машин»), для какого-нибудь Билла Гейтса – самая, что ни на есть, обыденность. А Олег Дерипаска, потерявший в свое время 25 миллиардов из 30-ти, познал симптомы гигантского несчастья, поскольку его центр эмоциональных ощущений переместился (как теперь выяснилось — временно) в отрицательную область.

Житель глухой итальянской деревушки, выигравший в лотерею 150 млн. евро, в тот момент был, скорее всего, несказанно счастлив. Но что произошло с ним через некоторое время? Эйфория нечаянно обретенного сверхсчастья улетучилась. Это закон жизни – человек не может долго находиться в состоянии эмоциональной экстремальности. Наползающее покрывало обыденности спасает и очень счастливого, и очень несчастного от разрушения психики. «Счастье — это не цель, а образ жизни», — считал Иоганн Вольфганг Гёте. И с ним трудно не согласиться.

А еще есть долговременное счастье. Оно складывается из наших каждодневных эмоциональных ощущений. Возвращаясь к Гюставу Флоберу, замечу, что под видом глупости, столь, по мнению классика, необходимой людям для счастья, на самом деле выступает ограниченность познания реальной действительности. Тот, кто не знает иного, в обыденной жизни счастлив сущим. Хорошее здоровье — тоже фактор счастья, поскольку определяет, что эго здорового человека смещается к положительному полюсу эмоционального поля.

Наше ощущение места, занимаемого нашим ЭГО, определяется индивидуальной оценкой места прохождения водораздела между положительными и отрицательными эмоциями. Понятно, что всё относительно, и поэтому для демаркации границы нам необходимы ориентиры. Ими становятся люди, оцениваемые общественным мнением как счастливые или несчастные. Непричастность к несчастным создает иллюзию определенного душевного комфорта. Недаром Ф.М. Достоевский устами своего героя говорил: «Страданием своим русский человек как бы наслаждается». Наблюдая за чужим страданием, мы, пусть и подсознательно, радуемся собственному благополучию.

Почему хорошо продаются плохие новости? Потому что они создают пусть и эфемерную, но основу для позитивной оценки эмоционального состояния их потребителей. Для ощущения своего обыденного счастья надо осознавать, что мы, в отличие от несчастных, о которых пишут и говорят, находимся в положительной эмоциональной области: у нас все хорошо, «все путем». Как в том анекдоте: «Кто такой для меня Рабинович? Никто. Но когда у него сгорела дача, мне было немного приятно».

Почему власть приукрашивает ситуацию в стране, т.е. создает стимулы для позитивной оценки основы нашего с вами материального благополучия, а оппозиция преднамеренно ситуацию чернит? Задачи у них разные. Власть нуждается в гражданине, ощущающем себя сколько-нибудь счастливым, а оппозиции он, такой, не нужен.

И все же, что имеют в виду те самые фиджийцы, которые в откровенной нищете утверждают, что они счастливы? Ощущение такого счастья основано на том, что положительные эмоции у них стабильно преобладают над отрицательными. Возможно, они интуитивно постигли мудрость, которую когда-то сформулировал великий китайский философ Конфуций: «Счастье — это когда тебя понимают», но большое счастье — это когда ты понимаешь сам себя и доволен тем, что имеешь».

Чего я и вам всем желаю.