Три случая из жизни Екатерины Ивановны

 Сколько у нас людей, биография которых вроде совершенно обыденна и как бы неприметна, но вся жизнь была подвигом! По воспоминаниям Сережи Климова об истории Екатерины Ивановны Евсеевой, его родственницы. У нее осталось не пятеро детей на руках, как у некоторых. Она вырастила двух сыновей – муж Иван сгинул в горниле войны. Ее судьба была не сильно слаще. Младший сын Миша был старше Сережи на четыре года, поэтому детство ничем не отличалось и запомнилось лучше, чем старший брат Александр. В 1952 году Саша служил в Германии. Тетя Катя приносила Сереже читать его армейские письма, так как Миша учился уже в Успенске в шестом классе, а Сережа грыз науки в начальной школе Загорье.

  После раскулачивания в 30-х годах живым остался двоюродный брат, тети Кати и отца Сережи, Климов Николай Григорьевич. Как и многие бойцы испытал все ужасы 2-ой мировой войны. Николай еще до войны построил дом в деревне Загорье. Дом был построен совсем близко от родового, с  тыльной стороны соседского дома. После войны Николай в деревню не вернулся: обосновался в городе Белозерске и там построил себе дом, в котором жил до тех пор, пока не наступила пора отдать Богу душу. Вырастил четверых детей. А дом в деревне Загорье подарил Екатерине Ивановне. Семья Кати Евсеевой в этом доме прожила до 30-го мая 1956 года – в этот день вся деревня Загорье после пожара - сгорела.

  А предыстория этой новеллы такова. Вечная неприязнь между свекровью и невесткой – испокон веков велась на Руси. Именно это происходило между семьями по родству Евсеевых: ключевую роль, конечно, играли невестки. Между ними шла непримеримая борьба. Причиной нетерпимости отношений все-таки была послевоенная тягостная жизнь. Вопреки взрослым, дети вели себя достойно: никакой злобы не проявлялось ни к взрослым, ни к сверстникам. Они своим поведением как бы сглаживали углы шереховатости.

  Потеряв мужа, Екатерина Ивановна не ощущала тепла в старинном доме Евсеевых, наоборот чувствовала холодок. Дом, подаренный Николаем Григорьевичем, был спасением дальнейшего бытия. К ней снова вернулись грезы родового поместья. Трезво оценив достойную родословную и высокие  моральные качества своих
родителей, она в душе не могла простить властям – сфабрикованную высылку родичей.

  С чувством собственного достоинства  и гордостью за примерный крестьянский род, она пронесла через всю жизнь. От любых нападок она могла постоять за себя, обладая крепким словцом – удар его приводил неприятеля в смятение. К Сереже Климову и его сестрам относилась бережно. Так сестры Сережи жили далеко от родного очага, а старший сын тети Кати, Александр жил в Питере, то Сережа с Мишей, младшим сыном тети Кати, находились в равных условиях. Это обстоятельство сближало их. Они ходили ловить мелкую рыбешку на реку Каменка для своих любимых котов. В зимние вечера на печке с керосиновой лампой читали детские книги. В осенние вечера собирались все отроки деревни – варили в чугунках картошку на берегу реки Каменка. Естественно и Сережа с Мишей варились в гуще лихой ватаги. Такие вечера забыть невозможно.

  Как-то в очередной раз пришел Сережа к Мише, а было это шестое июля, накануне праздника Иванов день. Мать обратилась к сыну: «Миша, сделай доброе дело, нужно отрубить курочке голову, - Завтра гости придут – суп сварим!» Как правило, в это день,  навещали Екатерину Ивановну родственники:  Никишин Трофим Павлович, его жена Анна Петровна. Анна Петровна приходилась сестрой матери Екатерины, стало быть, и родня недалекая. Жили Никишины в деревне Лаптево, в расстоянии двух верст от деревни Загорье.

  Рубить голову, значит быть палачом – горькая участь. Тем более это должен исполнять ребенок да еще иметь дело с полуптицей, которая и без головы улететь может, хотя и недалеко, но кровью полить площадку изрядно может. Какой выход из положения? Нужно держать одной рукой куру крепко за ноги до тех пор, пока дрыгаться не перестанет – секир голова, а умирать не хотелось птице. Поэтому Бог спаситель – отпускать грехи.

  С заданием  Миша справился успешно, даже перышки из тушки повыдергал. Но тут вышла осечка. Тушку куры сварили, а суп кушать невозможно. Дело в том, вместе с тушкой попал комочек древесной серы, которая и пропитала мясо. А случилось это потому, что Миша отрубал голову курице на сернистом полене. Каждая курочка на учете – на вес золота, а тут парнишка такой сюрприз устроил.

Тетя Катя  побурела и говорит сыну:
  -  Миша, а ну, снимай порточки!
  -  Мама, зачем их снимать надо?
  -  Пороть ремнем буду по мягкому месту, полоротый недобиток! Учить разуму буду.
  -  Мама, не пори. Я съем эту курицу, чтобы не выбрасывать. – И сразу у тети Кати гнев сменился на милость.
  -  Съешь, говоришь? Голь на выдумки хитра – изворотливости тебе не занимать. А гостей чем будем угощать? Не соображаешь? Придется забить твоего любимого петуха. Хватит ему по чужим девицам бегать.
  -  Мама, а кто курочек наших топтать будет?
  -  Нехай, одно лето и чужие обслужат – не все коту масленица. Посадим наседку на яйца: к осени цыплята будут. Курочек прибавится, и петушок наверняка вылупится.

  Как точно подметил Иосиф Бродский:
«Пусть и вправду. Постум, курица не птица,
Но с куриными мозгами хватишь горя!»
Если выпало в имении родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.

***
  В деревне без печки в доме – жизнь бессмысленна. Отапливали печи дровами. Заготовка дров это не женское дело. Однако на вдовью судьбу свалилось и сие ремесло. Дрова заготавливали глубокой осенью. За полтора - два километра от деревни рос строевой лес. В этом лесу всегда можно найти посохшие ели, так называемый сушняк. По распоряжению лесничего сушняк шел для заготовки дров. Заготовленные дрова старались вывезти по первому снегу, ибо лесных дорог в деревнях не существует. Тут и была главная проблема. Хотя в этой местности фронта не было, но хозяйство влачило жалкое существование. Выделялся для вывозки дров на всю деревню один мерин Серко – хилый, нижесредней упитанности. Помните, как у Некрасова: «Ну, мертвая! – крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал». Для жителей деревни Серушко олицетворял жар-птицу, ибо без тепла колхозники замерзли бы, как суслики. По первому снегу вывозка дров – это мечта, а очередь улыбалась иногда в конце февраля.

  Отроки в деревне были незаменимыми помощниками вдов. Они умели не только топором отрубать головы полуптицам, но и управлять лошадкой с норовом. Именно с этой целью и пригласила Сережу тетя Катя помочь вывезти дрова. Сереже было лет 9-10, мужичок с ноготок, но рулить мерином Серко на дровнях годился. Ведь здесь важен и вес груженого воза. Погода стояла морозная. Дул резкий северный ветер, бессознательно заметал следы от полозьев розвальней. Серко сбивался с дороги и был явно не в духе. Как внимательно Сережа не старался рулить, но при незначительном крене воз упал на бок. Вернуть прежнюю позицию не представлялось возможным – силенок маловато. Пришлось  с нуля укладывать воз. А если таких падений будет несколько. Вот, из подобных тягот и складывалась жизнь крестьянина.

От дикого холода Сережа стал чувствовать озноб. На это тетя Катя среагировала так:
  -  Ты, Сережа, матерись и согреешься!
  -  А можно, тетя Катя, я лучше ругаться буду?
  -  А кого ты ругать собираешься?
-  Плохого человека.
  -  Валяй.
  -  Ах, ты, мудозвон  пасхальный! Курощуп прикладной! Козел безрогий! Тюлень неуклюжий! Одним словом, тугодум как сибирский валенок. А вообще ты – овес через конский желудок. Сообразил, кто ты?
  -  Ах, какой молодец, какие мудреные слова знаешь.
  -  А еще и частушки, тетя Катя, знаю.
  -  А ну давай, спой.

Меня зазноба оскорбила,
Назвала меня свиньей.
Девицы  думали свинина,
Стали в очередь за мной.

*** 
У середнего окошка
Опять колхозники сидят.
Зубы длинные, кривые –
Кобылятину едят.

  -  Ну, Сережа, ты вообще настоящий мужик! Согрелся?
  -  Да, тетя Катя, даже жарко стало.
  -  Я же тебе говорила: пой или матерись!
  На самом деле жары Сережа не чувствовал. Во-первых, он не мог ослушаться, а во-вторых, так увлекся творчеством, что и забыл про дикий холод.

***
  Есть народная пословица про сапожника: «Людям шьет, а сам без сапог ходит». В колхозе Загорье преуспели это изречение. Крестьяне занимались выращиванием зерновых культур. Конечный продукт, зерно,  сдавали государству, а колхозник не имел куска хлеба. По причине нищеты колхозники не могли и сапог приобрести. То есть  умещали два горя в одном флаконе.

  Почин новаторства происходил в 1952 году, Сереже исполнилось одиннадцать лет. Наш вождь и учитель, товарищ Сталин, еще был жив. В отличие от колхозника он имел добротные сапоги без скрипу. Хозяин любил вкусно покушать: осетровую икру, грузинский шашлык, пил чай с лимоном, разбавляя армянским коньяком. Холопы, довольствовались кипяченой водой из чугунка – у них даже чайников не было. Вместо чая заваривали зверобой и то по праздникам.

  Люди в деревне не то  чтобы не доедали – откровенно говоря, голодали порой. За хлебом приходилось ходить в райцентр Красавино - если напрямик, как в деревне говорят, километров за тридцать будет. Босиком. А ведь такой маршрут проделать непросто: нагружались так, что лошади встречные спотыкались. И все это как бы между делом – работу на износ никто не отменял – за трудодни.

  До построения коммунизма оставалось двадцать восемь лет. Безденежный эксперимент уже проводился, хотя в магазинах товар отпускался за наличные рубли. Возникла у Сережи тогда мысль приобрести товар, а затем продать – капитал на лицо, «по Марксу». Не успел он приблизиться к лесу, смотрит и видит: на опушке краснеет земляника. Ну и он с азартом собрал около трех литров. Сам ни одной ягодки в рот не отправил – цель превышала соблазн. Дома подсчитал, если ягоды продать по 80 копеек за стакан, то можно купить мешок хлеба, с испеченными ржаными кирпичиками. Стал думать, где же есть такая возможно продать, где он смог бы осуществить свой план. Да это ж райцентр – село Красавино! Во-первых, там была надежда продать свой товар: госслужащие  ведь не за палочки работали. Во-вторых, существовала живая очередь за хлебом в магазине – буханка  в руки. Десять очередей отстоишь – десять буханок приобретешь. Что значит, русская смекалка!

  Еще до восхода солнца Сережа с тетей Катей пустились в путь. Нет, шли они  не напрямик: десять верст на Восток – до Успенска, затем двадцать верст на Север – до Красавина. Мы шли под символ музы, которую написал поэт Плещеев:

«В удушливый зной по дороге
Оборванный мальчик идет;
Изрезаны камнями ноги,
Струится с лица его пот.
В походке, в движеньях, во взоре
Нет резвости  детской следа;
Сквозит в них тяжелое горе,
Как в рубище ветхом нужда».

  В первый день Сережа успел продать ягоды: впервые в жизни он ощутил себя деловым человеком. Доходец скромненький, но кирпичики он уже мог приобрести. У Екатерины Ивановны день оказался также радостным. Ведь они ночевали у приятельницы Боярышниковой Зинаиды Александровны: учителка целый год работала в начальной школе Загорье, а квартировала у тети Кати. Зинаида пребывала в преклонном возрасте. Ее одиночество сглаживал кот рыжего окраса по кличке Харитон. Ее уютный домик напоминал уникальный музей: картины, статуэтки и море разнообразных цветов. Зинаида Александровна преподнесла нам два сюрприза – впечатление осталось на всю жизнь. Она нас накормила досыта натуральным медом со своей пасеки. Именно тот вкус меда они ощущают до сих пор. И были они вне себя от удивления, когда легли спать в неотапливаемой комнате, где вместо матраса и одеяла была перина. Осталось сказочное чувство невесомости.

  На второй день, когда подошли к магазину, они увидели обычную очередь. Сколько их – Маш, Глаш, Нюш, Кать – было?  У кого-то пятеро детей на руках осталось, у кого-то восемь. Кому – то горе мыкать – за 25 км, а кому-то – за 30 км. Вот и все отличие.

  День был чисто коммерческим. Они в течение некоторого времени затарили кирпичиками мешки, навьючили за спины и отправились в обратный путь. До Успенска расстояние равно двадцати километрам. Рейсовые автобусы по маршруту были не предусмотрены, да их и не было в данной местности. Легковых машин тем более, если только во сне промелькнет. Могли подвезти только попутные грузовые машины – на усмотрение водителя. Такую бедноту с мешками на горбу водители  сторонились, так как кошельки у них тощие. Почему мудрая партия не обязала тех же водителей грузовиков в обязательном порядке подвозить детей и женщин, груженных хлебом на горбу, который нужен был, чтобы вырабатывать годовую норму трудодней. Или нужны были враги народа из этого нищенского люда? Кто бы мог ответить на этот вопрос? (прим., автора). Так и Катерину с Сережей обогнало несколько грузовиков, но, ни один из них не остановился. За два километра, не доезжая до Успенска, остановился грузовик и водитель промолвил: «Садитесь, сердечные, подвезу». Тетя Катя была на грани срыва и ответила: «Теперь-то уж, на зло -  не сядем, пилот, - водилам передай – ни дна им, ни покрышки не будет!» Ни какой архив не расскажет той правды, какая бывает на самом деле. Рассказать правду – сила пера автора, но в те времена, кто писал правду:  писатели и поэты были ликвидированы. Единственные дневники о правде сумел сохранить  писатель Михаил Пришвин. В настоящее время эти дневники опубликованы.
 
2017