Месть мамонта

 (На этой фотографии я нахожусь в месте которое
  очень похоже на описанное в этом рассказе.)   



       Ледник сотнями своих глаз настороженно следил за мной – за смешным маленьким человечком, посмевшим потревожить его тысячелетний покой. Глазами ледника были цилиндрические земляные колонны вечной мерзлоты, замурованные в ледяную толщу. Срезанные наискось тающим  ледником, они в виде вытянутых вниз тёмных овалов чётко выделялись на светлом ледяном склоне. Многотонные глыбы льда, подтаявшего и уже почти потерявшего связь с материковым ледником, нависали над берегом моря, грозя в любую минуту обрушиться вниз и похоронить под собой неосторожного пришельца. Я шёл на восток вдоль подножия ледника "Ойгосский Яр" по берегу моря Лаптевых, пока мой путь не преградила грязевая отмель, намытая небольшой рекой, впадающей в море, плотно устланная толстым слоем костяной чешуи разрушенного временем бивня мамонта. Череп древнего буйвола с хорошо сохранившимися рогами дополнял картину останков животных древнего мира, обитавших тогда в этих местах.
 
      Река в устье была достаточно широкой и я пошёл вверх по течению, чтобы найти место для перехода на противоположный берег. Липкий, засасывающий ноги ил, слегка разбавленный водой, толстым слоем лежал на дне. На середине реки он дошёл почти до колена. Вода, тонкий слой которой струился над слоем ила, уже доходила до края голенищ моих высоких резиновых сапог. Стало тяжело вырывать ноги из грязевого плена. Начало сбиваться дыхание. Нельзя останавливаться – если остановиться, ноги быстро плотно засасывает и вытащить их становится ещё трудней. В таких местах вырабатывается особый шаг – я называл его болотно-балетным. Надо ступать как бы на носок и это позволяет ногу с вытянутой стопой легче вытаскивать из грязевого плена. И шагать надо достаточно быстро. Я уже начал сомневаться в правильности своего решения переходить реку в этом месте. Но дальше толщина ила стала уменьшаться и я испытал явное облегчение, когда мои ноги снова ощутили твёрдую почву. Можно перевести дыхание. «Ладно тебе. Ну разве это облегчение?»

      Вездеход легко и плавно взбирается на невысокие торосы и также легко и плавно соскальзывает с них вниз, обтекая своими стальными траками неровности ледового поля. Стоит яркая, слепящая глаза отраженным от белоснежного снега светом весенняя погода. Закончилась долгая тоскливая полярная ночь и душа ликует, наслаждаясь ещё слабым солнечным теплом и обилием света после постоянного сумрака, казалось, вечной полярной ночи. По компасу  определёно направление  движения  на обозначенную на нашей старой карте конечную точку нашего маршрута  в дельта реки Хара-Улах. Намечен ближайший ориентир – это вершина тороса со вздыбившейся на ней льдиной в нескольких километрах по курсу вездеходов. Видимость отличная. Машина стремительно бежит вперёд по бескрайним ледяным просторам Моря Лаптевых, а душа просто поёт, глядя на окружающую вездеход, сияющую от изобилия солнечного света красоту этого чудесного весеннего дня. Отвесный скалистый берег моря,  вдоль которого по морскому льду двигались наши вездеходы с высокими горными вершинами Хараулахского хребта на горизонте, делал эту картину северной природы совершенной и очень выразительной. Не нравится что-то мне эта гряда торосов на горизонте, к которой летит наша колонна из трёх лёгких вездеходов «Газ-71». И точно как кто-то сглазил! Дальше уже пути нет. Дорогу колонне преграждает широкая трещина в ледяном поле, упирающаяся в отвесную береговую скалу. Попытка объехать трещину морем ничего не дает – она там становится ещё шире.
 
      Есть только два варианта: вернуться назад и второй – попробовать рискнуть. Два вездехода остаются у трещины для страховки на случай неудачи, а один отъезжает подальше назад и начинает разгоняться. Мотор ревёт всё сильнее и сильнее, гусеницы рвут лёд и машина, напрягаясь всеми своими железными мышцами, летит вперёд, набирая скорость, к трещине. Дверцы кабины и люки над головой отброшены назад, рука крепко сжимает скобу рядом с открытой дверцей вездехода. Свежий морозный весенний ветер врывается в кабину и, ударяясь о заднюю стенку кабины вездехода, растекается по кабине. Сердце начинает биться сильнее и чаще. Чувство  ожидания и тревоги заполняет кабину вездехода. Водитель Володя слился в одно целое с рычагами несущегося к трещине вездехода. Напряжение в кабине стремительно нарастает. Машина отрывается ото льда и летит над трещиной, постепенно заваливаясь в полёте на корму , и обрушивается всем своим корпусом на противоположный край трещины. Сильный удар сотрясает корпус машины и к нему добавляется оглушительно громкий треск ломающегося льда. Вездеход начинает заваливаться на корму вместе с опрокидывающимся под ним отколовшимся куском ледяного поля. Всё, пора. Надо быстро выбираться из кабины, а то будет поздно. Но в последнее мгновение уже, казалось, обречённый вездеход цепляется за место разлома льда своими траками и выскакивает на твёрдый лёд. И я вас уверяю, если бы вы находились в кабине вездехода, то в этот момент ощутили бы не сравнимое ни с чем чувство громадного облегчения. И оно бы запомнилось вам надолго как эталон настоящего человеческого чувства.

      Опять мой путь пролегает по берегу моря вдоль ледяного склона. Метрах в трёхстах от устья реки за обрушившимся в море огромным куском ледника я увидел большой массивный бивень мамонта, лежавший на урезе воды. Другой, такой же, но в значительно лучшем состоянии, как громадная костяная арка с вмороженными в лёд концами, находился ближе к склону ледника. Бивни уже были серого цвета и начавшаяся расслаиваться кость большими цилиндрическими пластинами лежала вокруг них. Значит, давно уже здесь не было охотников и оленеводов. Научных экспедиций тоже явно тоже не было. Ну, а остальных не пускали сюда пограничники. Здесь была строгая пограничная зона.

     Обернулся назад и в свежем разломе отколовшейся совсем недавно глыбы льда увидел ещё один бивень мамонта. Я достаточно много встречал бивней на материке и на островах, где мне приходилось работать. Но такую красоту я видел впервые. Это был не цельный бивень. Это был достаточно длинный кусок передней части бивня. Но его цвет поразил меня. Насыщённый коричнево красный цвет толстой части бивня плавно переходил в яркие медово-красные тона, которые, в свою очередь, перетекали в чистые жёлтые янтарные оттенки на  плавно изогнутом остром конце бивня. И вся эта поразительная для севера цветовая гамма на фоне льда создавала удивительную красочную картину. Интересно, как возникают на бивне такие цвета? Хорошо бы посмотреть на цвет бивней живого зверя и сравнить его с цветом этого бивня, но уже сейчас, через прошедшие тысячелетия. «Тяжеловат, однако,» – подумал я. «Килограммов под тридцать». Но и оставлять такую красоту не хотелось. Время скоро превратит её в костяную труху. Бивень я привязал к ремням, опоясывающим рюкзак. Но попытка забросить рюкзак с бивнем на плечо не удалась. Тогда, как мы делали в походах, я сел, прислонился к рюкзаку и надел лямки рюкзака на плечи, встал сначала на корточки, и затем выпрямился во весь рост. При ходьбе провисший вниз бивень бил по ногам. Пришлось опять сесть и туго затянуть лямки рюкзака до отказа, в результате чего они глубоко врезались в ткань моей толстой тёплой  куртки.

     Под дополнительной тяжестью бивня ноги уходили всё глубже в ил. Вода начала перехлёстывать через верхний край моих болотных сапог. В голове прозвучал предостерегающий сигнал. Зажглось внутреннее красное табло тревоги, как тогда, в кабине вертолёта прошлым летом, когда сработала автоматическая система пожаротушения двигателей и вертолёт неожиданно для нас совершил экстренную посадку на песчаную отмель оcтрова Куба в дельте реки Лены. В очередной раз вытаскиваю ногу из грязи и задеваю носком ноги за какое-то препятствие, лежащее на дне реки. Покачнулся вперёд и этого оказалось достаточно, чтобы длинный массивный бивень за спиной пришёл в движение, подтолкнул меня вперёд и обрушил в один момент моё неустойчивое равновесие. Чувствую, что я падаю в это липкое грязевое болото.

И в этот момент впервые в своей жизни я испытал настоящий ужас смерти. И он правда, как пишут в дешёвых романах, был жутким и леденящим – он на какие-то мгновенья полностью сковал всё моё тело. Словно сильнейшая судорога сжала в каменный комок все мышцы. И поверг меня в смятение не ужас того, что я сейчас умру, а то, каким образом я сейчас уйду в другой мир. Я падаю лицом в эту жидкую грязь с ногами, крепко завязшими в жидком иле. Тяжёлый груз за спиной вдавит меня ещё глубже и грязь плотно возьмёт всё моё тело в свои объятья. Руки барахтаются в грязи в тщетных попытках подняться на ноги. Концы длинного изогнутого бивня за спиной погрузятся глубоко в ил и не дадут мне даже пошевелиться. Подняться в такой ситуации на ноги просто невозможно, и я захлебнусь в этой тысячелетней  грязи, стекающей с тающего ледника. Только не так! Всё моё существо содрогнулось от этой ужасной картины. Все мышцы напряглись в этой последней, как я тогда думал, безнадёжной попытке удержаться на ногах. И в какой-то момент в результате просто нечеловеческого напряжения всего тела я каким-то невероятным образом, уже падая, изогнулся немного назад и смог вновь обрести спасительное равновесие. Ноги засасывало всё сильнее и сильнее, и если я ещё подожду, то просто не смогу их вырвать из грязи. Но я стоял и боялся сделать шаг в страхе, что я опять потеряю равновесие и обрести его во второй раз уже точно не сумею. Под тяжестью бивня ноги ушли в грязь уже выше колена. Ледяная вода начала заливать сапоги. Мысли лихорадочно бились в голове: «Обрезать лямки рюкзака, глубоко впившиеся в мою куртку? Но я не смогу обрезать одновременно обе лямки. А обрежу одну – тяжёлый груз сместится, обрушится на одно плечо и я точно опять  потеряю равновесие и  упаду.».
 
      Медлить было нельзя и я, собрав всю свою волю в кулак, сжав челюсти до скрипа в зубах, медленно, сантиметр за сантиметром, раскачивая из стороны в сторону ногу, потихоньку, чтобы не потерять равновесие, начал вытаскивать её из грязи. Каждый шаг, казалось, будет последним.

      Привалившись спиной к рюкзаку с прикрученным к нему злополучным бивнем, я отходил от пережитого ужаса. То, что случилось сейчас со мной, глубоко меня потрясло. Ведь я неоднократно попадал в ситуации, когда моя жизнь, как говорят, болталась на очень тонкой ниточке над пропастью, но я никогда не испытывал чувства страха. Так откуда взялось это жуткое ощущение неотвратимой утраты жизни? И откуда взялось это состояние полного оцепенения в тот момент? Почему раньше никогда я не испытывал такого, хотя по драматизму те события были не менее опасными и даже во многом превосходили сегодняшний случай. И я ответил себе сам – потому что тогда было просто некогда бояться. Тогда шла отчаянная борьба за жизнь. Надо было держаться руками и зубами, напрягать всю свою волю, все свои силы и все мышцы тела, чтобы избежать непоправимого. И всегда в тех случаях была хотя бы маленькая, но была надежда на спасение. А сейчас я точно знал на основании своего достаточно большого опыта работы в этих краях, что если я упаду в эту липкую, насыщенную водой грязь с таким грузом за спиной, у меня не будет никаких шансов подняться. В моей жизни был уже похожий случай. Но тогда я был не один. Компьютер в моей голове мгновенно просчитал все возможные варианты и не нашёл приемлемого решения. Его просто не существовало. Упадёшь – значит умрёшь. И никакой борьбы за жизнь в этом случае не будет. А значит, нет никакой надежды. Будет безнадёжное барахтанье в грязи и смерть. В то мгновение, когда я уже падал, мой мозг, осознав это, послал мне этот сигнал ужаса. И вот тогда я впервые в своей жизни ясно понял, что значит страх смерти. И надеюсь, в последний. «Сам виноват! Потревожил останки древнего могучего ископаемого животного и его дух через тысячелетия решил отомстить тебе!» – подумал я.

     И главное, я падал в это грязевое болото и каким-то непостижимым образом сумел восстановить утерянное равновесие. Но с таким грузом за плечами это сделать просто невозможно. Может, я становлюсь суеверным, но мне показалось в этот миг, что чья-то сильная рука слегка придержала меня сзади за лямку рюкзака.