23 - 30 ноября

23 ноября

Вернулся с охоты. Сэм с Лялей готовят, думаю, поесть и отправиться к ромам. Рассказал Сэму о позавчерашнем, он был удивлён, ему казалось, что я не люблю говорить о своём опыте... скажем так, общения с женщинами. Ну, и раз вскрылось, что говорю я об этом спокойно (Мне вообще сложно вообразить, что должен быть за такой предмет разговора, который я не мог бы обсудить с этим человеком), просто рассказывать было нечего. Сэм не был бы Сэмом, если бы не начал подтрунивать меня на той почве. Довольно быстро шутки сменились вопросами, мол, как так вышло? Почему? Я даже растерялся тогда, ответил, что не знаю, потому что. В моей деревне все молодые девушки были заняты, к тому же я был довольно болезненным ребёнком, и когда стал юношей стремился наверстать всё, что успел упустить в охотничьем деле, интерес к нему полностью поглотил меня. Потом в шестнадцать на меня обрушилось проклятье, за ним монастырь. Да я вообще раньше был очень нелюдимым человеком. В то время, как мои знакомые могли увидеть кого-то на улице, подумать, что это классный тип, подойти и познакомиться, а спустя час сидеть в питейной, зная большинство важных моментов жизни друг друга, я не то, что стеснялся, я даже не помню, чтобы у меня возникали мысли вроде таких: «Хм, интересно, а чем живёт этот человек?». На самом деле, сейчас особенно ничего не поменялось, я плохо представляю, с какими думами просыпаются и ложатся спать, к примеру, жители этого города, и что между ними происходит. Я стал ближе к ромам из-за кабака кемане, и изначально только он меня интересовал, с Владеком мы подружились, потому что он хотел этого и брал на себя ведущую роль в беседе, больше спрашивая и дополняя мои ответы фразами по типу «А у меня...», «А я...», остальные знакомства произошли либо вынуждено, потому что мне было что-то нужно (в отличие от кабака кемане действительно нужно, например, ночлег), ну, и ещё через Сэма. Вот с ним, кстати, было иначе, и это немудрено, за два года проведенных в монастыре, я наконец-то увидел своего ровесника, честно, мне очень хотелось, чтобы он ко мне подошёл, и мне было по-настоящему интересно, почему я вижу его впервые, и появится ли он в храме снова. Что ж, не появился, впрочем, и я пришёл туда снова лишь в этом году.
Вернусь к девушкам. Возникает закономерный вопрос, что мешало что-то устроить после монастыря? Во-первых, описанное мною отсутствие интереса касается и девушек, я обращал внимание на красоту многих из них, но она никогда не занимала мои мысли долго, во-вторых любые чувства, которые у меня могли бы возникнуть, омрачило бы проклятье, я сочувствую Сэму в том, что он стоит перед выбором проклинать (даровать бессмертие и, как она сама считает, силу за небольшую плату) Лялю или нет, что он не знает признаваться ли ей в том, кто он есть, я не знаю, отравляет ли ему душу недомолвка между ними, я уверен, что меня бы это терзало, к тому же эту дрянь могут унаследовать дети. Ещё с недавних пор добавилась довольно странная причина не искать каких-либо любовных чувств. Я давно не пишу о том, что Сэм пахнет, и совсем не из-за того, что что-то поменялось или мне всё равно. Совершенно нет, на это невозможно не обращать внимания. Из любой точки города, когда охочусь, а он остаётся спать, если мне не посчастливилось оказаться в толпе и меня манит буквально каждый человек, и держать в себя в узде на грани невозможного, я чувствую его запах и он перекрывает всё остальное. Мои записи быстро стали бы копиями друг друга, если бы я упоминал об этом. И мне в какой-то мере стыдно фиксировать определённые вещи, даже зная, что всё написанное мною, будет уничтожено, и ни один глаз, кроме тех, что принадлежат мне, не встретится с буквами, что лежат на этой бумаге. Я считаю вполне возможной следующую ситуацию. Допустим, появилась у меня дама сердца, мы проводим с ней время, я собираюсь ей сказать: «твои глаза, как алмаза», — останавливаю себя, пытаюсь придумать, что-то более оригинальное, а вместо прекрасных, достойных дамы сравнений, я мысленно говорю: «Как бы мне хотелось сейчас обнюхать Сэма». Смешно, ей Богу. Безусловно, такие думы лучше, чем: «Только бы не наброситься на неё, держи себя в руках, подумай о чем-нибудь другом», — но мне кажется, что подобные глупости, убили бы всю романтику. Хотя позавчера они не на что не повлияли, но я и не влюблён в Бахт, чтобы рассуждать на основе этого случая, как бы я себя вёл с девушкой, к которой неровно дышу. В этом было очень тяжело убедить Сэма, он сказал, что у меня в голове романтизированный образ любви, и что из-за этого я жду невозможного, не желая замечать того, что творится у меня под носом. Я спросил его, раз ему всё так очевидно, почему, имея связи с множеством женщин, он говорит, что любил лишь Лялю и Лизу, соседскую дочку. Он ответил, что это другое, я сказал, что у нас с Бахт тоже другое, и спор закончился. Я немного жалею о том, что так сделал, потому что понял, что у меня нет никаких догадок, почему со всеми кроме Ляли у него другое, и как он это определяет. Было бы очень интересно узнать, но когда снова появится возможность спросить об этом так, чтобы это было к месту, я, наверное, уже не вспомню о своём желании.
 Сэм ещё сказал, что раз меня так волнует проклятие, я бы мог связать свою жизнь с уже проклятой. Я на это засмеялся, хотя мне вообще не было весело, я им в глаза не могу смотреть после того, что мы сделали. Он, как ни в чём не бывало, напомнил мне, что есть ещё люди, которых проклял только он, и среди них есть женщины. Я отшутился, что две свадьбы за год будет многовато. Сэм же начал расписывать, как бы это было здорово, придумал, что я бы мог жить неподалёку в доме Леха, у Ляли бы подруга появилась. Чудесно звучит, прямо сплошная сказка, только она бы продолжилась до первого и, наверное, последнего моего срыва. Мы вновь подняли обсуждение вычитанного им ритуала с папоротником. Сэм сказал, что нам нечего бояться, потому что мы в любой момент сможем передумать и вернуть всё, как было, попросив провести над нами обряд кого-то из уже проклятых, хотя бы ту парочку бандюг, которой он помог месяц назад. Этот вопрос лучше оставить до весны, путешествовать в поисках других клыкастых в такие морозы — не самая лучшая идея.

26 ноября

Прихожу к ромам, тяну дверь на себя, а она на засов заперта. Стучусь — нет ответа, думаю, странно, у них всегда кто-то да остаётся, чистоту навести аль еду приготовить. Спрашиваю, всё ли в порядке, и уже собираюсь к Филипу идти поинтересоваться, не проморгал ли я их уезд, так как на улице мне тоже никто не повстречался. Дверь открывает Бара, не здоровается, смотрит мне через плечо в пустой коридор, и только после этого приглашает зайти. Не посчитав нужным внести в мой разум какое-то понимание произошедшего, старик сказал, что ромам нужна моя помощь. По его словам вышло ужасное недоразумение: Андрей, беседуя с одной из романок, подарил её дочери кольцо, а вечером затребовал его обратно, к тому времени подарок девочка успела потерять, как следствие, возвращать нечего. Сейчас у женщины большой синяк на лице, с утра Андрей пытался с ромами потолковать, но те побоялись его настроя и не открыли. Я согласился помочь, и хотел побольше узнать о произошедшем, но Бара перебил меня словами благодарности, пожелал удачи и попрощался. Только когда я остался один за дверью, я осознал, что не заметил, как за время разговора мы успели дойти обратно до коридора. Я спросил у трактирщика, где живёт Андрей, по его насмехающейся улыбке можно было сразу догадаться, что меня ждёт.
Когда я добрался до нужного дома, мне открыл человек, которого я знаю не понаслышке. Это он оскорбил Лялю и начал драку в трактире, Зефиринов дружок. Как ни странно, Андрей встретил меня спокойно, сказал проходить в прихожую, меня это дружелюбие насторожило, и я настоял, чтобы мы продолжили общаться на пороге. Говорить ему всё, как есть, я не захотел, спросил, зачем он ищет встречи с ромами. После вскрытия моего товарищества с этими чужеземцами, на лице Андрея мигом образовалась раздраженная гримаса, которую он быстро скрыл за ухмылкой. Не обошлось без упоминания обстоятельств нашей прошлой встречи, я пропустил мимо ушей его колкости и ещё раз задал свой вопрос. В его виденье он шёл домой, его остановила романка с ребенком, утверждавшая, что видит, как его судьба сложится в дальнейшем. Андрея это заинтересовало, он не пожалел нескольких медяков, чтобы послушать, что ещё скажет гадалка, в это же время ромовская девочка игралась с его поясом. Кстати, пояс этот вещица довольно занятная, не знаю, чьей страны эта традиция, у нас такой сделал бы лишь человек с очень сумасбродным мышлением. Он представляет собой туго сплетенные между собой верёвки разных цветов, в нескольких местах выбивающиеся из общего сплетения, и вот эти торчащие концы увенчаны перьями. Предполагаю, что за верёвками скрывается кожаная часть, мне слабо представляется, как иначе можно удобно носить на себе такой предмет, признаться, я бы хотел приобрести нечто похожее, штука яркая, приметная, интересующая зевак, в общем самое то для менестреля. Андрей не обращал внимания на то, как гадалкина дочка перебирает цветные пёрышки, дослушал рассказ, пошёл дальше, глядит, а с его руки кольцо пропало. Серебренное с высеченной на внутренней стороне надписью: "Спаси и сохрани", — с моих пальцев бы спадало, это кольцо ему вручил паломник в благодарность за спасение жизни. Андрей попросил передать ромам, что, если в ближайшие дни, пропажа к нему не вернётся, он к бурмистру пойдёт, а там уже и остальные горожане его поддержат, ибо не он первый после такой встречи что-то теряет. Неприятно признавать, но я больше верю Андрею.
Поделился своими переживаниями с ребятами, они сказали, что предупреждали меня. Ляля посоветовала, пока бурмистр ничего не знает, выпросить у ромов инструмент или уговорить их смастерить ещё один такой же, мол, основам я уже обучен, к остальному и сам смогу прийти. Сэм ей начал объяснять, что дело не только в этом, и в конце концов сместил всё на Бахт. Ляля тогда сразу принялась меня убеждать, что это всё не то, что мне нужно. Прозвучала одна занятная фраза, что-то вроде: "Они столь сильно гордятся своей египетской кровью, что своим для них ты станешь, только если выльешь всю свою и заберёшь с каждого рома понемногу, и то они ещё будут думать после этого". Грустно такое слышать, да и кровь ли главное в этой жизни? Была во мне раньше дворянская кровь, и что же помогло это мне или нашему роду? А как её не стало, я разве ж грамоту всю забыл, в лице поменялся, приобрёл в речь больше просторечий чем было? Или, может, Сэм, став проклятым, забыл, как нужно лечить? Нет. Да чего я об этом беспокоюсь вообще. Прогонят ромов и по делом им, нечего воровать, к ним в городе все по-доброму относились, а они… Расстроил меня сегодняшний день, больше не на ромов злюсь, а на себя, потому что все факты на руках, а я всячески пытаюсь закрыть на них глаза.

29 ноября

Последние несколько дней ходил с Сэмом по дворянчикам. Он продавал снадобья да кровь богатеям пускал, а я тащил шубы и рекомендовал их купить. Кстати, у дворянчика, который разнёс славу о своём спасителе появился новый придворный лекарь, да только тот не устраивает его чем-то, и у Сэма до сих пор есть шанс выбиться в люди, работать на вроде бы порядочного человека, в хорошем доме. Самому Сэму эта идея всё ещё не нравится, дворянчик ему не угодил, но внятно сказать, чем именно, он не может. Говорит, что высокородные все "какие-то неправильные", хотя, на мой взгляд, обычные достойные люди, причём, доброжелательно к нему настроенные. Благо сейчас Сэм понимает, что не соглашаться на такое предложение опрометчиво, и что так будет гораздо лучше не только ему, но и Ляле. Всё равно решиться никак не может, про меня спрашивает, про проклятие, я пообещал, что поеду весной искать проклятых и опробую ритуал — он не поверил, сказал, что даже если у меня хватит стремления долго вести поиски, то потом не хватит духу свершить обряд. Мы договорились до того, что он выждет зиму, а там и я как раз решу буду ли уезжать, и он как-то переварит перемены, которые на него обрушатся.
Ситуация с ромами разрешилась сама собой. Пришли вчера домой, Ляля сказала, что Бахт заходила, просила встречи со мной. Честно, сначала не хотел идти, а потом подумал, что лицемерно поступаю, сам не без греха в конце концов, и брат мой названный под полой держит совсем нечестно полученную книгу, да и необязательно, что именно Бахт крала что-то. По дороге к месту встречи услышал звон чего-то металлического о камень, повернул голову, никого не увидел. Зато недалеко от своих ног обнаружил кольцо. Серебряное, с гравировкой на тыльной стороне, великоватое для любого из моих пальцев кроме первых. Подкинули? Ну это же так глупо! С Бахт об этом я говорить не стал. Вместо этого поведал ей, как мы с Сэмом книги воровали, надеясь, что она откроется мне в ответ. С чего я вообще приписал поступок одной воровки всему народу? Из-за слухов? Пожалуй, но молва разная гуляет, если ко всей прислушиваться, можно и в себе другого человека открыть. Спросил у Бахт, зачем хотела меня видеть, сказала, соскучилась. Поговорили, кто чем живет, что у кого происходит. Жених её ведёт себя как обычно, стало быть, Чандер с Кхамало действительно не проснулись раньше нас. Хотел обмолвиться о постоянных взглядах, которые она с того дня кидает в мою сторону, когда я прихожу к Кхамало учиться, как-то предостеречь её, если я заметил, то и другие могут. Ромы не поймут всё-таки, да и надумать могут поверх правды с три короба, что потом и объяснить ничего не выйдет. Хотел узнать, что она думает обо всём этом, сказать что-нибудь такое, чтобы она порадовалась. Однако я не решился, мы распрощались, и я отправился к Андрею. Он был так благодарен мне за находку кольца, аж за драку извинился.
Сегодня будем праздновать Анджейки. Я было думал, что наша с Сэмом маленькая традиция прервется из-за того, что мы теперь живём не одни, но Ляля сегодня на ночь уйдёт гадать с местными девицами. Они совсем юные, парочку из них можно спокойно детьми называть. Ляля с ними от этого и не общалась, раньше я думал, что ей неинтересно, а сейчас мне кажется, что она просто боялась навязаться или показаться какой-то неправильной, потому что приглашение было встречено ею с радостью. У меня тоже на душе хорошо, сегодня с Сэмом покушаем на славу, но ему это пока неизвестно. Я весь лес, наверное, сегодня обошёл, единорога мне во второй раз не повстречалось, но барсука найти удалось. Я даже филина смог сегодня поймать! Мне пришлось ради него возвращаться домой за фляжкой, чтобы противная, но так любимая Сэмом филинова кровь не смешалась с барсучьей. Потом я уговорил Лёлика придержать это добро у себя вместе с тушками, потому что хотелось быть уверенным, что я преподнесу плоды столь успешной охоты неожиданно. Лёлик согласился помочь в обмен на лапы филина. Не припомню, чтобы Сэм когда-нибудь нуждался в них для своих лечебных дел, похоже на алхимию. Скорее бы пришла ночь, без запаха Ляли да с вином в крови барсука, я прямо сидеть не могу спокойно, оттого что не могу дождаться.

30 ноября

Как только Ляля ушла, Сэм скомандовал собираться и бежать за барсуком, мол, время ещё есть, если поторопимся, успеем до того, как стемнеет. Я попросил его сначала зайти к Лёлику за луком, мне успешно удавалось уходить от ответа на вопрос, что вообще мой лук у него делает, мы долго спорили о том, нужно ли такое приспособление для охоты, и за выяснением того, кто прав (было очень сложно отстаивать очевидно неверную позицию), дошли, куда надо. Лёлик отдал всё, как обещал, потом отозвал меня в сторону и сказал, что держать кровь во фляге плохая идея и, какое бы дело я не замыслил, мне больше пригодилась бы свежая. Я поблагодарил его за совет и поспешил уйти. А ещё я не могу делать вид, что ничего не произошло и описывать события по порядку, как бы мне хотелось.
Как это вообще работает? Как себя вести теперь? Мы шли по лесу, она спрашивает, что мне снилось. У меня в эту ночь, как раз был занятный сон, будто я во дворе своего дома с Громом, мимо прошёл человек в пёстрых одеждах, явно артист какой-то. Мужчина схватил мою лейку и убежал, Гром рванулся за ним. Я принялся догонять их, бежал абсолютно нормально, даже, наверное, медленнее, чем до проклятия, во сне я принимал это, как должное. Остановившись, я увидел Сэма, вонзившего клыки в того незнакомца. Вокруг него Гром скакал, ластился, хотя людей не из моей семьи он боялся. Сэм допил артиста, погладил Грома, улыбнулся мне, а я смотрел и думал: "Сейчас и нас сожрут", — после этого проснулся. Я не знал, как мне это описать Ляле, и соврал, что провёл ночь без снов. Она сказала многозначительное: "Понятно", — и мы пошли дальше. Я ищу взглядом какую-нибудь добычу, молчим, и вдруг слышу: "А мне сегодня ты снился". Мне показалось, что в кустах кто-то шевельнулся, чутье подсказывало, что так и есть, я сразу лук приготовил и параллельно кинул, мол, здорово. На тропинку выбежал заяц, я пустил в него стрелу, Ляля тем временем восторженно сообщила, что не ожидала такого ответа. Я этому значения не придал, пошёл к замертво упавшему животному, по просьбе пообещал ничего не рассказывать, сделал глубокий вдох носом, чтобы запах заячьей крови хотя немного перебил благоухание, исходящее от Ляли. Мы пошли дальше, я рассуждал вслух, зачем Лёлику понадобились лапы филина. В этот момент Ляля, наверное, поняла, что её намёк остался проигнорированным, и решила действовать более открыто. Она мне сказала, мол, поклянись, что никому не расскажешь о том, что я сейчас скажу. Я подумал, что она убила кого-то или что-то вроде того, попытался выяснить, что произошло, она повторила свою просьбу, я всё-таки поклялся, и что же оказывается? Что Ляля долгое время (прим.: подчеркнуто) в меня влюблена. Я слов не могу подобрать, чтобы выразить, насколько мне дурно от этой новости. Сейчас сижу в трактире, ничего не выпиваю и не жую, просто за пустым столом. В доме ребят мне находится совсем не хочется, они думают, что я занимаюсь вместе с Кхамало. И даже как-то... меня бы это не так сильно волновало, признайся мне, кто угодно другая, я всё равно собирался уезжать по весне. Мне за Сэма обидно, я бы даже сказал больно. Получается, с начала октября, если не раньше, не знаю, что там вкладывала Ляля в "спустя несколько дней после нашего знакомства", ну, точно не меньше месяца его обманывали. Сама Ляля сказала, что она до сегодняшнего дня не могла понять точно, что она чувствует, что к Сэму она относится хорошо (ещё бы) и уважает его, но со мной всё по-другому. Что по-другому? Как по-другому? Я не сделал и не сделаю в будущем не то, что больше, даже такое же количество добра, которое совершил для неё Сэм. Она даже думала, что я намеренно её игнорирую, чтобы подавить свои чувства, и я не сказал бы, что хорошо справился с тем, чтобы исправить такую видимость, мы не стали намного больше взаимодействовать. Так почему же Ляля рвётся в сторону этого странного "по-другому"? Почему, когда она настолько обожаема, что человек с каменными принципами и здоровенным эгоизмом перекраивает свои мнения, лишь бы ей было лучше, она всё равно смотрит в сторону? Да ещё и в мою! Я не знаю, как дать знать об этом Сэму. Я поклялся и меня прямо-таки душит чувство вины. Разумом осознаю, что никак симпатии Ляли не поспособствовал, что общался с ней, как со всеми, да и даже не будь она возлюбленной Сэма, у меня были весомые причины не оказывать ей знаки внимания и не добиваться её благосклонности, я к этому руки не прикладывал. А всё равно стыдно, хочется извиниться перед товарищем, не представляю, как говорить с ним буду, когда мы встретимся, хоть и рассудил для себя сто раз, что не виноват. У нас же планы были, мы решили ночью, что напишем для других проклятых книгу с подсказками. Мы обсуждали, надо ли ритуал обращения описывать, так и не решили окончательно. С Бахт я обещал его познакомить, кебак кемане после моих россказней ему стало интересно в руках подержать. А теперь что? Буду пытаться рассказать ему увертками, а дело это будет нелегкое, ибо Сэм ужасно читает намеки (хотя теперь правильнее писать, что мы оба в этом никудышны). Он, как назло, был уже дома, когда мы с Лялей вернулись с охоты. Удивился, что я второй раз в лес отправился ещё и с такой компанией. А как же он потом удивится... просто какой-то кошмар.