18 декабря - 6 января

(прим.: записи на следующем листе невозможно разобрать из-за больших зелёно-коричневых пятен с двух сторон)

18 декабря

Добрая стопка бумаги, время, потраченное на то, чтобы написать несколько предыдущих дней, время, чтобы вытащить испорченные страницы и вшить новые, которые вообще-то нужны для книги — всё это кануло в Лёликов сироп. И вроде мне не должно быть обидно, потому что в конце концов этот дневник поглотит огонь, а раз всё написанное должно исчезнуть, то почему бы ему не сделать это раньше? А всё равно досадно, и с Лёликом контактировать вообще не хочется. Есть что-то в том, чтобы выбрать несколько дней, на которые не запланировано никаких дел, сесть где-нибудь в тихом месте с собственноручно исписанной бумагой и читать, что произошло за год или за два, сделать выводы, ещё раз усвоить преподанные жизнью уроки, а потом сжечь всё это, веря, что плохие воспоминания забудутся и исчезнут, также как и упоминания о них. Наверное, прелесть сия мероприятия в том, что оно очень личное, символичное, с флёром какой-то магии, который Лёлик испортил своей криворукостью. Я живу у него шестой день, мне приходится иногда помогать ему с делами. Сейчас я спокоен относительно безопасности Ляли, мы стали меньше взаимодействовать с Сэмом, за это время виделись всего дважды — и, наверное, это все изменения, которые повлёк за собой переезд. Сэм попросил, чтобы я зарекся говорить о Ляле и об отношениях как таковых. Если не бросать идею переубедить его, придётся выдумать что-то изощренное.
 Я поговорил с Барой, ромы согласны взять меня с собой в дорогу до столицы. Кхамало пообещал, что мы за эту поездку сделаем второй кабак кемане, мне ещё раз представили всех ромов, но я думаю, что это лишне, и раньше путешествия я не смогу запомнить ни имен каждого из них, ни того, что, кого и с кем связывает. Бахт сильно осчастливило известие о том, что я еду с табором. Она такая хорошая, очаровательная, это единственный человек, которому я более ли менее рассказываю, что у меня происходит. Да, есть ещё Сэм, но у него самого сейчас дела намного хуже, и до недавнего времени он нередко говорил, что ему будет жаль, если я уеду. Он не сможет дать ответа на мои жалобы, как и я не смогу сказать ничего дельного на волнующие его сейчас переживания. Я думаю отложить денег и купить Бахт что-то такое, что бы показывало, что я ценю то, что она делает, но сомневаюсь получится ли у неё убедительно соврать жениху об обстоятельствах появления подарка. С другой стороны, если он очень-очень подозрительный, и Бахт откажется принимать что-то из моих рук, я могу отдать вещь, которую я куплю, Сэму, и он вручит её Ляле, да или в конце концов продам, не в этом городе, так в другом.

26 декабря

Помог бродячим артистам, чей певец и рассказчик схватил заразу на горло. Чтобы хорошо выступить, мы репетировали несколько дней подряд. Я чуть не проложил себе путь прямиком в бутылку. Плохо, что эти ребята не могут актерствовать без выпивки, мне кажется, лицедейское ремесло как раз и заключается в том, чтобы убедить других, что ты веришь, что ты совсем другой человек, будучи трезвым и неюродивым. Хотя, может быть, я чего-то не понимаю? В таком случае хорошо, что я не связал свою жизнь с пьесами. Я бы просто не выжил. Мы беспробудно пили неделю. Может быть, больше, но не намного, я ни разу не выходил на охоту за это время: пил по чуть-чуть из того, что в фляжке оставалось, Сэм заходил, делился тем, что у него было. Этот неожиданный запой не прошёл даром, потому что артисты рассказали, что встретили на своём пути Тео. Пожаловались, что он обругал их таланты, наговорили на него, мол, не умеет ничего и больше выпендривается. Бедняга Тео со своей палки свалился, отделался переломом ноги, а «звёзды» так и не растерял. До сих пор трюки показывает, и до сих пор путешествует в одиночестве, новую лютню так и не раздобыл, теперь на дудке играет, не знаю, успешно ли, артистам он отказался это демонстрировать. Удивительный человек, что не говори, таким и должен быть король уличных искусств, я очень рад, что с ним жизнь плохо не обошлась.
Сэма новости о Тео тоже обрадовали, у него вообще хорошее настроение в последнее время. Как-то отвернуть его от Ляли у меня не вышло, возможно, это и не нужно, Сэм делился, что между ними всё изменилось. Не знаю, насколько это близко к правде, но я предостерёг его всеми возможными способами. Я очень благодарен Сэму за то, что он заговорил о моём скором уезде. Я и правда думал об этом событии, как о чем-то, что навсегда разведет наши дороги в разные стороны, и это было по-настоящему глупо. Найдём ли мы способ снять проклятие, будет ли оно передано Ляле, в любом случае ничего не помешает мне вновь приехать сюда через год или несколько. Я в дороге не пропаду, за Сэма я полностью спокоен, в этом городе ему ничего не грозит. Со временем и у Ляли всё точно-преточно остынет, и я стану увереннее в самоконтроле, так что, пожалуй, всем только и лучше от этого. Честно, у меня как камень с души слетел. Я, на самом деле, благодаря этой ситуации заметил, что нередко подобным образом себя накручиваю. Каждый раз, как начинаю о чем-то думать, нахожу в предмете мыслей что-то плохое, и пошло-поехало. Можно попробовать специально обращать внимание на плюсы. Вот, например, у меня убита Лёликом не одна страница, исписанная моими причитаниями о его странностях, придирках и любви ворчать что-то себе под нос. Да, хорошо, что я больше не боюсь вонзиться зубами в Лялю, но это такой себе плюс, потому что я вспоминаю об этом страхе и мыслю уже в этом направлении, а оно абсолютно безрадостное. Ха, я провалился на первой же попытке, потому что найти ещё плюсов в соседстве с Лёликом, хоть убей, не могу.
;
(прим.: между следующих страниц вложен испачканный чернилами лист без каких-либо пояснений. Он отличается от остальных, исписанных карандашом, почерк на нём явно не принадлежит Первому, он угловатый и более крупный)
Наша плоть сама знает, что ей нужно, чтобы правильно работать, и иногда, если вопрос касается жизни и смерти, она может вообще не захотеть интересоваться мнением души или разума. Не стоит считать желания тела исключительно искушениями, с которыми надо бороться. Если ты положишь руку на горячий котёл, ты тут же отдёрнешь её. Если я кину в тебя песок, ты закроешь лицо. Ты совершишь эти действия, не задумываясь, потому что за тебя уже всё решила плоть. То, что мы кидаемся на людей в жажде крови, является таким же механизмом выживания. О нём позже, а сейчас я хочу рассказать об одной мирной реакции тела. Представим, что мы на бегу хватаем простого человека за руку. Итогом такого действия будет оторванная рука. Всё меняется, когда мы хватаем за руку другого проклятого. Так же, как в случае с песком, ладонь сама тянется прикрыть глаза, так и здесь ноги сначала бегут за тем, кто тянет, а потом уже происходит осознание происходящего. В случае остановки одного из бегунов, второй сделает то же самое, даже если хотел оторвать своему провожатому руку. В этом явлении есть ещё один занятный момент. Мой брат бегает быстрее меня и, тем не менее, когда он тянет меня за собой, я не отстаю от него на десять шагов, как в моменты, когда мы соревновались, дистанция между нами сокращается до шага. При этом такой бег не заставляет меня чувствовать той усталости, которая проявляет себя после того, как поднимешь что-то, что тебе не по силам. Моему телу не кажется, что произошло что-то особенное, после того, как я двигался в десять раз быстрее, чем привык. Я не могу сказать, почему так происходит, этим летом я выяснил, что это поведение свойственно всем проклятым. То есть это не ритуал Золотого тельца, который поддавался исключительно нам с братом. Недавно обращённые люди, ещё не научившиеся справляться с новыми повадками своих ног, спокойно бежали, если я их вёл. Я также знаю, что это явления безвредно, потому что за много лет такого бега на большие расстояния последствия никак не дали о себе знать.
Теперь, что касается пития крови. Известно, что наше тело делает всё возможное, чтобы выжить. Однако, наши возможности не безграничны, и, будучи неспособным добраться до столь необходимой для жизни жидкости, проклятый погибает спустя две недели при идеальных условиях. Под идеальными условиями я подразуме...
;
5 января

Ничего не происходило, я старался обращать внимание только на хорошие вещи, которые происходят в моей жизни, работал, охотился и лучше бы так оно и шло своим чередом. Бахт заболела, она настолько ослабла, что не может стоять на ногах, жалуется на боли по всему телу. Я как узнал, перепугался, сразу за Сэмом побежал. По нашему возвращению, над ней уже какая-то ромовская повитуха хлопотала, заставила дышать над чем-то горько пахнущем. Я потом сел к Бахт сказал ей, мол, сейчас Сэм поймёт, что с тобой, придумает, как лечиться, он в этом деле лучший. На меня балбес, который жених её, пялится, как дикая собака, не понимающая кидаться ей на прохожего или не рисковать. Ну а что я? У этого обиженного тоже страшная болячка была, он её пережил, вот и подошёл бы к своей будущей жене, напомнил об этом факте, успокоил. Но он этого не сделал. Ну, хромаешь ты, жалеешь себя так сильно, что не можешь приковылять ни к Сэму, ни к Лёлику, ну доверяешь ты полуслепой бабке-коновалке — хорошо, я многое могу понять. Но как можно быть настолько никчемным, чтобы не проявить никакого сочувствия к женщине, с которой ты собираешься играть свадьбу, растить детей, у меня это в голове не укладывается. Его эмоции проснулись, только когда я, видите ли, позволил себе проявить сочувствие к подруге. Сэм сварил какую-то штуку, дал мази из той, что нам не удалось продать дворянчикам, и сказал, что это обязательно поможет. Когда мы вышли, он признался, что никогда с таким не сталкивался, и не уверен, что такая зараза в принципе может быть вылечена. Он также обмолвился, что в любой момент может одолжить у Филипа мел, а вино с хлебом найти дело быстрое, и мне стоит только попросить. Не хочется к такому прибегать, уж кому-кому, а Бахт проклятие счастливо жить не даст. Она говорила, что ромам изгнание из табора страше смерти. Если я попрошу Сэма о помощи, ей в любом случае придётся уйти либо сразу же, либо со временем. Я не хочу дать болезни сгубить Бахт, но почему мое желание здесь вообще должно что-то значить? Это дилемма, которая сильно на меня давит. Человек не создан для того, чтобы решать, когда и кому из его племени умирать. С такой ношей справляются судьи, короли, но никак не охотничьи сыновья. Мы с Сэмом взвалили на себя её сами, когда начали проверять ритуалы на разбойниках и сводниках, и мы не выдержали, перейдя на обычных пьянчуг, не замечая, что стали точно такими же, пытаясь бутылкой заглушить бормотание и без того спящей совести. Но это решения об убийствах, тут же мы можем спасти жизнь. Я повидал много людей, услышав истории которых, какой-нибудь мудрый старец глубокомысленно произнёс бы: "Есть вещи страшнее смерти". Я согласен с этими словами, но вещи страшнее творятся по ту сторону нашего мира. А в земной жизни всё решаемо, всё можно исправить, кроме смерти. И да простят меня святые мира сего, но я не хочу стоять в стороне, не дав Бахт выбора, даже зная, что её согласие принесёт на нашу порочную землю ещё больше зла.

6 января

Очередной день, когда я получил по лицу. Не жалуюсь, потому что начинать драку самому было бы низко, несмотря на то, какой Мануш гад. Когда я пришёл к ромам, первым человеком, который меня заметил, был именно он. Я, стараясь не подавать виду, подошёл к Баре. Отъезд он откладывать не собирается, ответил, что выдвигаемся послезавтра ранним утром. Потом я сел подле Бахт, она спросила, чем я живу, я — как она себя чувствует. Всё выглядит очень страшно: у неё пропал голос, глаза слезятся, жар… Мне до сих пор не по себе, не уверен, что ждать было правильным выбором, но стараюсь всё-таки не жалеть о том, что уже сделано, и доверять Сэму. Я наклонился ближе к Бахт и прошептал, что могу её вылечить и дать возможность жить вечно. Она улыбнулась и сказала, что я веду себя как мальчик, ведь никто не может жить вечно. Я рассказал ей очень многое, и когда я спросил, хочет ли она принять ту же учесть, ни согласия, ни отказа не прозвучало. Так переживал, даже не заметил, как Бахт уснула, одному Богу известно запомнила ли она хоть что-нибудь из сказанного мною. Недалеко от выхода из комнаты меня остановил Мануш, он что-то грубо сказал на ромовском, жестикулируя одной рукой. Услышав, что я не слова не понял, Мануш спустил рукав, показал мне кулак и спросил: "Хорошо, а это ты понимаешь?". Он добился немного не того эффекта, которого хотел — мне стало смешно, раздраженный и одновременно весёлый я ответил, что не собираюсь драться с калекой. Силы этому инвалиду не занимать, приложился ко мне, будь здоров, я бы упал, если бы в нескольких шагах позади не оказалось стены. Долго торжествовать у ревнивца не получилось, триумф на его лице быстро сменился испугом, он кричал что-то на своём языке, показывал пальцем. Я понял причину такого поведения только по дороге к Сэму: губу разбил, — я не видел, но, наверное, это было очень заметно, притом крови не шло, из-за чего Мануш и напугался.
Сэм сказал, что я дурак, раз стал провоцировать, и теперь неизвестно насколько сильно на меня обиделись ромы, чтобы позволить после такого за ними следовать. Ляля, наоборот, одобрила мои действия, и согласилась, что Мануш человек непорядочный. По поводу неё, всё время, что я провёл в доме ребят, Ляля сидела возле Сэма, и у меня не было почти никаких проблем с самоконтролем. Мы хорошо с ней поговорили, вспомнили старое, все вели себя так непринужденно, как будто после Анджейков ничего не произошло. Сэм объяснил мне, что появление жара — хороший знак, и что больше настораживало его отсутствие, так что скорее всего со дня на день болезнь уйдёт. Как бы моё поспешное раскрытие не обернулось чем-то ужасным. Если Бахт всё помнит, если её слишком напугает подобное известие, могут пойти слухи, и тогда проблемы будут не только у меня, но и у Сэма, не говоря уж про других проклятых, подобные новости в одном городе не задерживаются... Я вспомнил! Мы же так и не закончим книгу. Я в последнее время совсем не занимался тренировкой письма чернилами, Сэм, думаю, тоже, а теперь мы и вовсе разъедемся. Можно договориться с ним, кто про что будет писать, а при встрече сшить всё вместе и как-то, я не знаю, с горем пополам обвести потом это дело. За год у нас много страниц наберётся, но это не беда, да и интересно будет посмотреть, как мы сформулировали разные моменты, ничего не обсуждая друг с другом.