3-13 февраля

3 февраля

Я так больше не могу, просто не могу. Жить не хочется, рука трясётся так, что я поражаюсь, как вообще могу разобрать, что пишу, от вина только хуже стало, вот только-только успокоилась истерика. Не знаю, нужно ли брать ещё, чтобы совсем забыться и, может, уснуть, боюсь, что не получится, и всё по новой начнётся. Если вчера мои эмоции как будто забрали и куда-то спрятали, прихватив с собой тех ужасных воспоминаний, что долгое время создавали мои сны, то это убийство как будто нашло всё затаенное и швырнуло мне в рожу. Почему мы не отпустили его? Почему? Потому что он вор? Будто мы никогда не крали, мы ничуть не заслуживаем жизни больше него. Почему другого вора Сэм отпустил, почему помог ему, прокляв его подругу? Чем этот человек хуже? Мы даже не узнали ничего о нём. Я прикрываю глаза и вижу это напуганное лицо, я отгоняю образ, но его заменяет другой: кричащий на меня Сэм, совершенно не похожий на себя из-за переполняющего его гнева. И мысли не слушаются, не перенаправляются, никуда от этого не деться, хотя бы Лялю не видел напуганной и после не видел её тела, иначе бы точно совсем рехнулся. Я никогда так остро не чувствовал всю чудовищность прошлого. Тот парень, которого мы словно лишили души, тот дворянчик с побирушкой, мало того, что мы их прокляли, они едва не задохнулись от смешанной крови, тот дед… да что касается этого дворянина, мы вообще изначально собирались его убить, желая озолотиться! Кому вершить суд над ворами, но точно не нам, мы куда хуже. Здесь не может быть оправданий, мы его прокляли, использовали, чтобы узнать, что ритуал не работает, это было уже слишком большим наказанием, даже если пытаться рисовать из себя вершителей закона.
Я понять не могу, просто не могу, не получается. Сэму так претит наше проклятье, он с детства видел, как людям страшно терять других людей, и он помогает им, облегчает их боль, спасает от смерти, прямо сейчас он ушёл смотреть, что стряслось с каким-то стражником. Как это может сочетаться с тем, что с нашей подачи проклято с десяток человек? Что он прирезал того, кого можно было оставить жить? Как он может не переживать обо всём этом, а при ссоре говорить о каких-то врачебных клятвах? Как кто-то вообще может не переживать о таком, о том, что сотворил целое кладбище? Столько проклятых, неизвестно сумевших ли справиться со своим крестом, это уже кошмарно, а сколько людей мы погубили, варьируя ритуал со слюной, ища ответы на совершенно нестоящие того вопросы, разбираясь с видами крови, с необходимостью каких-то органов, сколько людей мы погубили, не справившись со своей животной природой. Я вспомнил все эти злодеяния, они предстали передо мной так ярко, будто в моей жизни ничего более не было. Можно перестать быть лжецом, перестать быть праведником, невозможно перестать быть убийцей и никакое оправдание не будет подходящим для убийства, тем более убийства более слабого, связанного. Я не знаю, что делать, мир не получает от меня ничего хорошего, всё моё существование завязано на убийстве некогда себе подобных, я заслуживаю всего того, что последовало бы после... Что было бы, если Сэм бы дал мне умереть. Только такой исход был бы в отношении меня справедлив, я не достоин не Сэмова прощения, не прощения кем-угодно, не, тем более, спасения. Попробую напиться до бессознанки, потому что осознавать всё это отвратительно, а жить в мире с теми, кто получает удовольствие, пытая других, с мошенниками, братоубийцами, сводниками, ворами детей, и при этом больше всего ненавидеть, больше всех остальных людей презирать себя — просто невыносимо.

4 февраля

Опять в лесу, опять неготовые к этому, без огнива, вина, не успевшие переодеться, попавшие под маленький ленивый снегопад. А всё почему? Потому что моя ненависть не имеет смысла, я распыляюсь без толку. В пьяном бреду бросился на тавернщика, даже не понимая этого, повезло, что Сэм в нужную минуту рядом оказался. Я ужасно себя повёл и после, не знаю, чьей вины в этом больше: алкоголя или моего обычного безволия. На меня тогда вновь напала истерика, Сэм требовал прекратить, потом вопрошал, что же со мной, а я даже не мог заставить себя объясниться. Не представляю, как у него терпения хватило дать мне свою шубу и вернуть меня хоть к какой-то разумности. Он сел напротив, попросил, чтобы я посмотрел на него, ему пришлось рявкнуть, чтобы я послушался. У Сэма лицо было доброе-предоброе тогда, у меня аж дыхание от неожиданности перехватило. Он попросил повторить то, что он скажет. «Всё будет хорошо, у нас получится всё исправить», — бездумно произнёс я, выполнив просьбу, и тут же возразил, что воскресить убитых невозможно. Мы стали это обсуждать, и я заметил, что успокоился, только когда Сэм попросил вернуть ему шубу.
Так всё погано выходит. Из-за меня мы без нормального ночлега остались, в лесу на мой вой кто угодно мог прийти, не факт, что я бы в том состоянии сообразил, что надо делать, — сплошные проблемы. Я сказал Сэму, что он в беду из-за меня попадёт, и лучше наши дороги вновь в разные стороны развести. Он со мной не согласился, но и возражать не стал, сказал только, что к этому разговору лучше вернуться, когда доберёмся до какого-нибудь поселения. Если он согласится с моей идеей, я, наверное, в монастырь уйду. Жизнь там, конечно, не сахар, но простая, предсказуемая. Да, день будет спланирован за меня, да, делать придётся всё согласно воле старшего по чину, но я много лет прожил, слушаясь только себя и Сэма, и ни к чему хорошему это не привело, а так от меня будет хоть какая-то польза.

7 февраля

Мир тесен, в очередной раз судьба мне об этом напомнила: во-первых, мы встретили Владека, во-вторых, в деревне каждый хоть раз да упомянет какого-то проклятого, который недавно при всех кинулся на человека. Расскажу сперва про Владека. Женитьба его сильно изменила, это уже явно не тот человек, который ни с того, ни с сего, бросится в путешествие с едва знакомым менестрелем, пожертвовав тёплыми отношениями с родными. Кстати, семья его простила сразу, как узнала о помолвке, родители полюбили Аню после первого же знакомства и приняли, как родную. А вот у Владека с тёщей и, в особенности, с тестем не сложилось. Я догадываюсь, почему, Владек он такой же как Сэм, всегда лучше всех всё знает, старики подобное не любят. Недавно ему пришло письмо от матушки, она пожаловалась на плохое здоровье и попросила его с женой переехать домой в Кельце. Лучше было, конечно, дождаться, когда Аня родит, а не тащить её в другой город на сносях, в остальном предложение хорошее: Владек по сестрёнкам соскучился, и супруге его с девицами полегче будет, и старикам лучше, когда единственный сын рядом.
Сэм с ребятами был очень дружелюбным, посоветовал им, как лекарь, всё, что мог, пообещал ночью выписать основные лекарства от детских болячек. Мне кажется, что сегодня у меня ближе всего к истине получилось представить себя на его месте, и у меня сердце кровью обливается оттого насколько это больно. Я и раньше не назвал бы никого настолько же сильного духом, но сейчас, задумавшись об этом, я не могу не поражаться. У Сэма рассказ чужого человека не вызвал зависти, лишь желание помочь, и хоть встреча его расстроила, он это скрыл. Со мной наедине Сэм своих переживаний не обсуждает, оно и понятно, учитывая, моё недавнее поведение и, что ему предшествовало, он боится. Я предлагал Сэму завтра бежать в соседнюю деревню в одиночестве, убеждал, что не пропаду, что отправлюсь с ребятами в Кельце, но он почему-то попросил меня остаться. Пообещал, что мы больше никого не обратим и никого не убьём, что ему жаль, что всё получалось так, как получалось, и ему хочется, чтобы мы оба могли чувствовать себя спокойно. Он в своей обычной манере добавил, что, если на грабителей нарвёмся, и я останусь без помощи, когда меня один из бандюг смертельно заденет, я не должен обижаться, ведь он будет бояться случайно убить нападающего. Но шутки не меняют того, что Сэм меня понял.
Что же касается другого проклятого. Нам повезло увидеть Владека в лесу, когда он охотился. Он в мою связь с произошедшим в деревне не поверил, наоборот, предупредил, что люди могут всякое подумать, сказал при входе в таверну клыки шубой прикрыть. Несколько дней назад, в деревне был проездом мужчина по имени Дариуш. Он снял себе комнату, со всеми был добр, пил вино, играл в кости, мужик как мужик. Пошла молва, что на следующее утро, тавернщик, войдя в зал, увидел этого Дариуша пьющего одного из местных пьяниц, побежал останавливать, а убийца так и растворился в воздухе, словно его и не было. Я по внешнему описанию долго не мог вспомнить, кто же это мог быть такой, а потом Сэм объяснил, что, если имя настоящее, то это скорее всего кузнец, которого он проклял, пока мы не общались. Они познакомились, когда Сэм искал людей, нуждающихся в кровопускании. Дариуш на тот момент мучился от воспаления в ухе и в благодарность за спасение от боли устроил своему спасителю ночлег. В отличие от других ритуалов этот не был экспериментом, Сэм сказал, что в тот раз им руководило только желание сделать человека счастливее. В одной из бесед, из тех, что с земляками заводить боишься, а перед незнакомым путником раскрываешься, потому что не ждёшь второй встречи, Дариуш пожаловался, что который день при попытках уснуть, он осознаёт свою смертность, и горько ему от этих дум так сильно, что сон бывает ночью не приходит.  Сэм тогда и рассказал ему о своей особенности и предложил стать таким же, а Дариуш, недолго думая, согласился. Со слов Сэма этот мужчина не очень широкого кругозора, зато приятный в разговоре и мастер в своём ремесле. Завтра побежим к его деревне, она не очень далеко.
Давящее чувство никуда не уходит. Мы много разговаривали с Сэмом, будучи в дороге, охотились, читали, и в эти моменты казалось, что всё не так ужасно. Но моё ощущение спокойствия было иллюзией, ширмой, которая прикрывала ту яму, в которую я падал, когда оставался один. Я не представляю, вижу только один вариант — ждать, либо пока я не привыкну, либо, пока собственные эмоции вновь решат меня покинуть.

11 февраля

Догадка Сэма подтвердились, нам удалось найти Дауриша. Это человек чуть пониже нас, в его внешности сложно что-то выделить, если, конечно, не заострять внимания на клыках и отсутствии телесной растительности кроме волос и бровей, но это детали, принесённые проклятием. У него совершенно незапоминающееся лицо, нет ни одной черты, за которую можно было бы зацепиться. Пожалуй, единственное, что я могу отметить: если бы мне нужно было попросить кого-то о помощи, то из толпы проходящих мимо меня незнакомцев я бы наверняка вытянул Дариуша.
Встреча произошла в очень хороших настроениях. Бывало, что за время дороги меня захватывали переживания, но усилием воли я более-менее быстро от них избавлялся. В пути мы оставили позади немало страниц Путешествия Габриэля, думаю, перескажу основные моменты, если не начнёт в сон клонить. В общем, стоя перед дверью Дариушева дома, я чувствовал себя относительно спокойно, Сэма же визит к старому знакомому очень воодушевил, несложно понять почему. Люди реагировали на нас по-разному, кто с пренебрежением из-за видимости молодого возраста, кто с интересом, кто с опасением, но я очень давно не замечал, чтобы кто-то пытался нам угодить. Точнее, правильнее будет сказать не "нам", а Сэму, Дариуш ловил каждое его слово. Ладно, конечно, на самом деле причина радости Сэма шире обычного человеческого тщеславия. С Дариушем очень легко общаться, он любит высказывать своё мнение, при том делает это непосредственно и без какого-либо намёка на агрессию. Иногда в своих суждениях этот человек приходит к ложным выводам, но тем не менее цепочка, которая к ним привела не лишена смысла. Например, когда Дариуш спросил про маску, я сказал, что так как я живу долго, мне не хочется, чтобы кто-то из старых знакомых случайно вспомнил моё лицо и понял, что я не старею. На мои слова, он верно подметил, что скорее бы вспомнил путника в маске, потому что редко увидишь кого-то в таком аксессуаре. Мы вели довольно непринуждённые беседы, меня расстроил один момент, но в нём только моя вина. Когда настала моя очередь представляться, я о чём-то задумался и на автомате назвался не своим именем, хотя сегодня в этом не было надобности. Теперь уж исправляться как-то неудобно, но, что ж поделать. Кто ещё мог попасть в такую ситуацию, как не отпетый лжец?
Также Дариуш сказал, что для него Сэм не пахнет, также как и я. Когда-то мы думали, что третий проклятый внесёт в это дело больше ясности, однако никакого объяснения этому явлению у меня до сих пор нет. Можно было раньше понять, что дело во мне. Да, люди часто не чувствуют собственный запах, но это исключено, когда пахнет так, что перекрывает всё остальное, Сэм бы заметил. Быть может, это связано с тем, что и его, и моё обращение прошло по-особенному, но, если с запахом я ожидал какого-то прояснения, то скинуть тень с этих событий я давно не надеюсь.
О Путешествии Габриэля. Китайцы — странный народ, что снаружи, что внутри. Они сплошь черноволосые, низкорослые, глаза их узкие, среди них много дисциплинированных людей, они ответственно подходят к любому аспекту своей жизни, в том числе к здоровью. Сэму очень понравилось, что в Китае распространено мнение, что проще не дать болезни появиться, чем потом её лечить, это заставило его резко начать восхищаться китайцами, хотя после главы о речи и письменности он долго на них плевался. Я пока к этой стране отношусь нормально, но язык меня тоже привёл в некоторое недоумение. Тут дело вот в чём, во-первых, одно и то же слово у китайцев может обозначать разные вещи в зависимости от интонации, с которой оно сказано, во-вторых, если у нас слова записываются с помощью комбинаций разных знаков, то у них для каждого слова придуман отдельный знак. В мире существует столько всего, столько слов, причём, какие-то вещи ещё и называют по-разному. Сэм имел проблемы с обучением грамоте, я — нет, но полагаю, что, будь я китайцем, всё бы оказалось иначе. Пишут китайцы, кстати, сверху вниз, а не слева направо, это ещё я могу понять, к этому, наверное, даже можно за относительно недолгое время привыкнуть, но использовать вместо букв иероглифы... Зачем? Как они могут их все удержать в голове? Сколько они этому учатся? Автор книги не смог ответить на этот вопрос так же как и мы.

12 февраля

Сэм описывает в книге ритуалы, а я сижу и думаю, как мы к такому пришли. Эту тему завёл Дариуш. С самого начала было видно, что он говорит не о том, о чем хотел бы, все его реверансы о том делали ли мы когда-нибудь вещи, о которых ныне сожалеем, много ли мы нажили врагов и прочее-прочее, он сделал только ради того, чтобы сообщить нам, что имел честь познакомиться с обращенным нами дворянчиком. Я был прав, его зовут Влад, а побирушку — Света. Сэм любит посравнивать дворян с простым людом, говорить, что совесть у нас многим чище, но вот ему прекрасный контрпример. Влад взял и забрал к себе в поместье бедную девушку, не женился, как мы предполагали, а просто проникся сочувствием и сделал её жизнь лучше. Нас эти двое до сих пор помнят, даже о мести разговоры велись. Мы поставили их в то же положение, в котором когда-то были сами. Если с Владом это было не намерено, и он ушёл, не дав нам возможности что-то ему объяснить, то со Светой у нас нет никаких оправданий, мы оставили её, как только выяснили, что ритуал её не погубил. Ладно бы на этом всё кончилось, так на их долю ещё выпали опыты со смешанной кровью. Сэм тогда обрадовался, мы же надеялись только Влада встретить, а тут «так удобно, женщина и мужчина, моя и твоя кровь». Нет ничего необычного в том, что их волнуют эти воспоминания спустя десять лет.
Дариуш рассказал, что Света, как и я, не смогла в первые дни справиться с соблазнами и ушла отмаливать свои грехи в монастырь. Моё пребывание там окончилось трагедией, её — знакомством с дворянином, решившим стать её покровителем. Тем не менее, моя жизнь в святых стенах была вполне сносной, в то время как ей пришлось там столкнуться с отвратительными людьми и намного более жесткими порядками. Тамошние богослужители позволяли себе распускать руки, позволяли себе в речи вольности, могли поставить голыми коленями на горох за нарушение правил. Дариуш считает, что Свете бы не пришлось это пережить, расскажи мы, что из себя представляет проклятье, как будто он сам не знает, что соблазны толкают на убийство в любом случае. Он также спрашивал для чего было обращать тех, кто этого не просил. Я и сам до конца не могу ответить на этот вопрос. Некоторые цели мне искренне понятны, такие, как желание узнать, что станет с проклятым, если не поить его кровью, как проверка ритуалов, которые могли дать нам избавление. Для чего нужно было узнавать свойства смешанной крови? Такой в природе не встретишь. Да, впоследствии это спасло Сэму жизнь, когда ритуал сделал чужую кровь в его жилах смешанной, и очень хорошо, что проклятие посчитало этот случай исключением и позволило порезам кровоточить. Но ведь мы не брали расчёта на будущее, когда поили этой дрянью Влада со Светой, наш поступок был продиктован не больше, чем интересом, прихотью. Хотя… Кажется, тогда ещё у нас оставалась вера в то, что избавление можно выстрадать. Дариушу Сэм ответил, что нами двигала жажда знать больше, а желающих добровольно нам в этом помочь было не так много. Сказано жёстко, но зато очень точно.
Выслушав итоги наших экспериментов, Дариуш воскликнул, что нам следует показать другим проклятым, что всё было не напрасно. Возможно, будь это на самом деле так, мы же не узнали ни способа справиться с жаждой, ни избавления от своего бремени. Наш инициативный друг вызвался организовать нам встречу с другими проклятыми. Это было бы хорошим поводом вручить людям книгу, которую мы пишем, но, учитывая, что нас будет трое, а других проклятых в пять, а может и в десять раз больше, затея слишком рискованная. Сэм был со мной солидарен, но он допустил ошибку, сказав, что теоретически такое можно попробовать. Дариуш, услышав это, так загорелся своей идеей, что тут же бросился собираться, сказал, что за два месяца всех найдёт и попросил нас присмотреть за домом, завтра утром он отправится в путь. Мы заниматься отговорами не стали: какое-то время не беспокоиться о крыше над головой предложение заманчивое, да и оббежать Польшу за такой короткий срок, попутно выискивая людей — безумие. Так что, попросим Дариуша по возвращению передать книгу Владу и на этом всё кончится.

13 февраля

Страшно мне. Кто знает, кого найдёт Дариуш, но мне известно, кого он приведёт наверняка — Влада. Сэм сказал, что, если даже он меня догнать до сих пор не может, то бояться нам нечего, ведь у нас есть беспроигрышный вариант побега в любой момент. Да, пожалуй, проблема в том, что опасность может пожаловать и во время нашего сна. Сэма и эта напасть не беспокоит, я даже могу предположить, как он себе такую ситуацию представляет. Когда от заката прошло больше времени, чем осталось до рассвета, порог дома пересекают Влад и Света. Это выпадает на ночь, в которую я получил почётное право занять своей тушкой кровать, а Сэм расположился на полу. Злопыхатели, не замечая моего названного брата, направляются к постели, я, видя десятый сон, даже не подозреваю, что совершенно беззащитен перед людьми, которым когда-то являлся мучителем. Каковы их намерения? Вряд ли мне позволят умереть во сне, мало в этом мести — дать человеку кончину, которой он даже и не заметит. Свяжут и будут пытать? Разбудят и потребуют сразиться? Я так и не узнаю этого, потому что проснусь от громкого извечного «Что ты меня лапаешь?!», вызванного неосторожным ели уловимым прикосновением сапога одного из наших гостей к Сэмову… я не знаю, пальцу? Да к чему угодно, не суть важно. Чудно и очень вероятно. Плохой сон Сэма не раз играл нам на руку, ещё несколько сорванных попыток ограбления, и число случаев, когда от его недуга станется польза, и я напишу, что это стоило всех тех дней, начавшихся с того, что я нарекался виновником всех смертных грехов из-за малейшей неосторожности. Другое дело, что Влад может явиться, когда мы будем сильно пьяны, например, да и вообще выждать какой угодно другой подходящий момент, сыграть на нашей неподготовленности. Ему должно хватить ума, чтобы что-то такое придумать, всё-таки наш ровесник, дворянин, глупо такого человека недооценивать. Тем более, мстить он желает не один, падчерица этого Влада, как стало известно, выросла в молодую женщину, проклятие не отняло у неё этой возможности. Я к тому, что Свету мы можем спокойно не узнать, допустим, приедет в деревню купец с семьей, а с ним она, почему нет, деньги позволяют, и дальше пиши пропало. Обязательно завтра поделюсь этими соображениями с Сэмом.
Сегодняшний день прошёл, можно сказать, без происшествий. Дариуш ушёл рано утром, позабыв или не пожелав прощаться с деревенскими, скорее первое, потому что на изгоя он не похож. Как только дух хозяина дома простыл, мы принялись выяснять, кто переместится на его постель, за этим делом спать перехотелось. Обсуждали, к чему может привести в худшем случае вся эта затея с собранием. Вижу мало хороших перспектив, Сэм сказал, что это могло бы быть возможностью поделиться опытом, и при большой удаче приблизиться к разгадке того, что можно сделать с проклятьем. Сомневаюсь, учитывая, что по большей части полученное сборище будет состоять из бандюг и пьяниц, они нас даже слушать не будут, какой там, что-то предлагать. Ещё Сэм сказал, что мои проблемы с самоконтролем существуют из-за того, что я переусердствую с тем, чтобы избегать вещей, которые могут повлечь за собой срыв. Мол, из-за своего ремесла он видит кровь так часто, что её вид и запах стали для него привычны, а потому он бы в любом состоянии не набросился на того несчастного тавернщика. Очень удобно так говорить, когда почти все люди несут в себе мою кровь, также как заявлять, что я боюсь смотреть страхам в лицо, когда не рискуешь потерять сознание и вообще ни на что не смотреть. Тем не менее, я поверил Сэму, что это может помочь, и согласился пойти с ним предлагать лечебную помощь местным.
Деревня будет побольше моей, я насчитал четырнадцать домов, к тому же в ней стоит церковь. Люди, как люди, от многих из них пахнет слабо, что подтверждает старую теорию. Лекаря здесь отродясь не жило, потому многие поверили в Сэмовы познания о болезнях и согласились на кровопускание, чтобы их предотвратить. Я не сорвался, но это не отменяет того, что каждый надрез был делом очень нервным. Особенно, когда мы были в доме у одного из местных охотников. Он сначала Сэмовы способности принижал, когда тот сказал, что не может вылечить ухо, которое ещё на войне повредили, а когда ему кровь пустили, принялся мой вид комментировать. Вот очень редко бывает, что жалею о том, что не ответил ничего, а тут прям досадно, что словесную перепалку в любом случае не вытянул бы, потому что эта зараза самая пахучая в деревне. Сказать-то было что, он живёт один на окраине деревне и в хибаре у него пыли больше, чем в жилище Дариуша. Но что я, мужик семьи не нашёл, дышит грязью, лук у него далеко не самый лучший, а это о чём говорит, что он к своему возрасту добротного делать не научился, ну что такому остаётся, кроме как на молодняке отыгрываться.
Познав здешний люд, мы вернулись домой и начали читать раздел про китайскую философию, Сэм озвучивал строки о том, что китайцы принимают одновременно три разных учения, а я перерисовывал символы, которые нужно начертить на полу для проведения ритуала с единорожьей слюной. Автор книги скорее всего сам не до конца в них разобрался, потому что дальше мы заметили, что он говорит только про одно учение. В Китае верят, что сначала весь мир представлял собой хаос, после в нём выделилось две силы, одна — свет, а другая — тьма. Из этих сил первый человек, вылупившийся из вселенского яйца, сотворил небо и землю, которые отодвигал друг от друга, пока не умер. Его глаза стали солнцем и луной, другие составляющие его тела обернулись ветром, громом, реками, травой и так далее. Люди же — трупные черви, обитавшие на его останках. Сэм это долго не мог произнести, так уж его насмешило представление китайцев о своём возникновении.