14 - 19 февраля

14 февраля
В КИТАЕ ЕСТЬ БЕССМЕРТНЫЕ
Есть большая вероятность, что это другие проклятые, и что они знают больше, чем мы. Проводимые нами ритуалы родом из Индии, но те же самые индусы привезли в Китай буддизм, так что это скорее наоборот подкрепляет наши догадки. Необязательно, что человек, который сделал это с нами, китаец, он может быть кем угодно, и где угодно. Но! Если всё, как я думаю, то эти люди, которые познакомились с сущностью проклятия раньше нас, которые, возможно, сотворили его по своему желанию, наверняка, также знают, как его снять. Как только нас осенило, Сэм импульсивно подорвался собирать вещи. Меня самого тянет отправиться и проверить правильность наших размышлений сию же секунду, но мы дали обещание через два месяца находиться в этой деревне. Что бы из себя не представляли бессмертные в Китае, они находятся там давно, и оттого, что мы двинемся туда немного позже, вряд ли что-то изменится. Мысли о собрании теперь пугают не так сильно, они как будто встали в тень перед страхом неизвестных стран. Книга дала нам небольшое представление о том, чего ожидать, но в ней нельзя описать всё. Я не знаю ни одного языка помимо польского, Сэм немного знает индийское письмо. Как мы попросимся на ночлег, как заработаем денег, в конце концов как мы вообще спросим кого-то в Китае, не встречал ли он людей с зубами как у нас? Мы прочитали, что язык узнаётся сам собой, и рано или поздно происходит понимание речи, звучащей вокруг. Верится в это слабо, ибо я не до конца понимаю, как это работает, оттого слова автора не смогли меня успокоить.
Возможно ли нам будет пить кровь китайцев? Отличается ли она? Может сложиться очень удачно, что это будет невозможно, тогда получится обойтись животными и никому не навредить. А что касается единорогов? Они есть там? Мне кажется, что должны быть, потому что они тоже определенно имеют отношение к проклятию. Их слюна заживляет раны на телах проклятых, но не обычных людей, от них не пахнет, а стало быть, в них не течет крови, мы никогда не слышали историй, в которых они встречались другим путникам. Точнее нет, Дариуш видел единорогов, но это только подтверждает то, что я написал. У меня возникла очень странная мысль: что, если эти животные — обычные лошади, над которыми провели ритуал. Очевидно, тот, который с вином и хлебом, хотя… нет, в нём ясно говорилось о том, что необходимо убить человека, чей уровень богатства ты желаешь, никто бы не стал использовать для этого лошадь. Или нет, по такой логике, никто бы также не стал проводить ритуал над побирушкой. И версия о том, что это проклятые лошади ближе к правде, потому что мы имеем бескровных зверей, которые умудряются уже минимум десять лет не показываться на глаза охотникам, лесничим, бандитам, купцам и прочим, животных с волшебными глазами, которые способны отличить проклятых от остальных людей. Было бы очень интересно выяснить, как всё на самом деле, можно, как потеплеет, выделить неделю и попробовать понаблюдать за единорогами.

15 февраля

Чувствую себя гадом, который всем недоволен, ещё и боль в мышцах в обнимку с практически полным бессилием. Сэм всё-таки придумал нам занятие, и да, с моей стороны противиться было некрасиво, ведь я действительно сам ничего не предложил, а прошлые его идеи мы даже не пробовали. Фехтование само по себе не несёт ничего плохого, вещь, правда, бесполезная с нашими способностями, но осваивать это искусство было интересно. Паршивые результаты меня не особо смущают, не могу вспомнить, чтобы бросал учёбу после первых ошибок, я понимаю, что они нормальны, когда всё ново. Да, неприятно, что у Сэма в таком же положении получается очевидно лучше, но это не главное, я готов попытаться его обогнать. Мне не нравится, что единственным подходящим учителем для этого дела оказался Леон. Кто такой Леон? Живущий в одиночестве наёмник, который несколько лет назад переоделся в охотника, чтобы нести деревне какую-то пользу. Я зря его лук обругал, для человека с таким прошлым, вещь сделана хорошо, и это, пожалуй единственный комплимент, который приходит мне на ум в отношении Леона. За день мнение Сэма о нём поменялось от «он мне тоже не нравится, но нам от него нужны знания, а не доброжелательность» до «этот мужик не так прост, как кажется» с планами разобраться, что скрывается за этой кривой рожей. Подозреваю, что ничего необычного, мы людей подобного склада встречаем далеко не в первые. Наставник из Леона тоже не лучший, из тех, что от метода кнута и пряника, берут только кнут, из тех, кто дело своё знает, но не замечает, что совершенно не умеет выбирать слова для того, чтобы свою мысль понятно донести, по крайней мере с первого раза у него это не особо выходит.

16 февраля

Так погано себя чувствую. Тело болит, все страшные воспоминания проявили себя так ярко, как будто я пережил их заново, осознание кошмаров этого мира и того, что я отношусь к тем людям, которые в нём виновны, разъедает, хочется просто заползти в какую-то яму и сдохнуть. Сегодня в деревню приехал Леонов товарищ, передал ему весть от дочери, что ребёнка крестить собираются. Сэм остался Леона слушать, у них ещё с утра завязался интересующий обоих разговор о Дариуше, а я домой пошёл. По пути увидел побирушку, маленькую, почти девочку, худющую. Меня очень поразили глаза её, никогда таких не видел, настолько грустные, словно повидали все беды, которые уже произошли, и все, что произойдут потом. Причём, они у неё ещё большие, голубые, не как у Сэма, а гораздо темнее, почти синие. Я с этой девушкой заговорил, узнал, что её Ирмой зовут, еды ей принёс. Пока искал чего съестного у людей попросить можно, узнал, что никто такой девушки раньше не видел. Расспросил её, как к такой жизни пришла и узнал вот что.
У Ирмы жизнь с самого начала не задалась. Её родители — алкоголики, ухудшало этот недостаток то, что горячительные напитки у них вызывали не умиротворение и развязность, а желание приложиться по чему-нибудь кулаками и устроить громкую сцену. Во время очередного пьяного дебоша Ирма сбежала из дома, ноги привели девочку в церковь. Там ей вызвался помочь один из попов, накормил, садины обработал, спать уложил, а потом надругался над ней. Со временем, видимо, эту сволочь стали в чём-то подозревать, из-за чего он засуетился, внушил Ирме такой стыд за произошедшее, что сейчас, когда она приобрела какое никакое осознание и понимание, она отзывается об этой твари беззлобно, только оправдывается. Позже, с помощью обмана и угроз этот поп заставил и так настрадавшегося ребёнка уйти из деревни, небось надеялся, что Ирму волки сожрут, но получилось по-другому. В лесу моя новая знакомая нарвалась на бандитов, из-за которых потом оказалась в борделе, из которого потом сбежала, спрятавшись в готовящейся отправляться повозке.
Не первая ужасная история, которую я слышу, но почему-то эта уж очень сильно меня зацепила. Безумно девчонку жалко, за её спиной сплошное насилие и предательства. Говорят, что Бог не даёт непосильных испытаний, что за самой тёмной ночью следует рассвет, а за жизнь нужно бороться, и она есть высшее благо. И всё действительно так, Ирма преодолела все беды, и сегодня нашлись добрые люди, готовые впустить её в свой дом и помочь, те самые, что дали мне еду. И всё же у меня остаётся вопрос, который продолжает аналогию: что толку от взошедшего солнца, если оно освещает выжженную землю? Ни одно из земных благ не будет равноценно тем страданиям, которые обрушились на этого маленького человека. Самое страшное, что никакой справедливости на этой земле не наступит, так почему же пребывание на ней должно быть ценно, почему за него нужно держаться, когда здесь чудовища творят зло, оставаясь безнаказанными, а самые светлые люди умирают в агонии, преданные своими учениками? В этом мире слишком много жестокости. Сначала одни ублюдки воруют девок, затем другие ублюдки их насилуют, а потом я и Сэм убиваем и тех, и других, хотя сами перед этим прокляли девочку, не зная, выживет она после ритуала или нет. И, если в отношении Светы, мы могли бы поступить лучше тем, что просто не вмешались бы в её жизнь, то как было бы правильно действовать, видя, что творят сводники, я не знаю. Когда мы их убивали, нами действовали не одни благие намерения, на этих людях мы проверили многие ритуалы, Сэм многое узнал о человеческом теле, изучая их останки. Однако, если не придавать значения мотивам и посмотреть только на деяния, были ли они столь плохи? Эти мрази не успокоились бы, страже на происходящее было плевать, и, сейчас я верю, что, если бы их не остановили мы, этого бы не сделал никто. Утверждать, что Бог желал, чтобы мы тогда прошли мимо, могут только бессовестные твари вроде того священника, который вместо того, чтобы исполнять своё назначение, неся людям всё самое доброе, вместо того, чтобы любить ближнего своего и подавать другим пример, сначала дал надежду ребёнку, а потом его оприходовал. Есть люди, которые навсегда останутся слепы, Сэм был прав, не во всём, но во многом, иногда убийства необходимы. Это очень неприятно признавать, и очень хочется вычеркнуть из памяти момент озарения, который обнажил столько насилия и грязи, потому что кажется, что каждый тем или иным образом приложил к этому руку. Это очень больно понимать, так больно, что жить не хочется. И к сожалению, смерть моя ничего не изменит, а жизнь ничего не поменяла.

17 февраля

Стало получше со вчерашнего, сейчас сижу и скучаю. Пополнять справочник для проклятых настроения нет, к лютне я давно не прикасаюсь, идея напиться не прельщает, а больше делать-то и нечего. Утро началось с того, что успевший протрезветь Сэм вернулся в наше пристанище, чтобы сообщить о намерении его покинуть. Благо, ненадолго, Леон не настолько сильно смог вскружить ему голову. Этот мужик со своим другом поехал в город на крестины, и Сэм вызвался отправиться с ними, чтобы продать книги, украденные у Юлека. Путешествие Габриэля мы решили оставить, пока не дойдём до последней страницы. Я бы с удовольствием сейчас провёл за ним время, но уговор таков, что эту книгу мы читаем исключительно вместе. В этот раз мне было беспокойно провожать Сэма. Я уже писал, что опасаться из-за Влада бессмысленно, потому что мы ничего не можем сделать, чтобы быть готовыми к его нападению. Даже если бы Сэм остался, то всё равно не был бы в безопасности, как, пожалуй, и я сам. Однако с утра мысли мои были более эмоциональные, нежели разумными, и оно на самом деле к лучшему. В порыве волнения и я попросил у Сэма прощения за то, что отвернулся от него весной, да и вообще за всё. В тот момент мне показалось, что исчезла последняя чёрная кошка, пробежавшая между нами. Я почти физически ощущал, как нам обоим стало легче.
 Сегодня в храм ходил, поговорил с одним из местных церковников, подобными разговорами нужно уставшую от простых увеселений знать развлекать. Я ему подробно описал похищенных женщин, которых мы встречали, объяснил, что они оказались в чужом городе, что возможность в монастырь уйти и вообще выбраться из такой ситуации есть не всегда, что многим из них деваться было некуда. Священник ответил мне многословно, но вся суть умещается в одну цитату: «Они сами выбрали умереть во грехе, ещё и других людей на этот грех совращают, не будет этим душам покоя в мире, пока они не услышат Бога». Я повторил тот момент, что женщин похитили, но это ни на что не повлияло. Моему собеседнику было всё равно, он как будто не слышал меня, всё талдычил одно и то же, мне это надоело, и я ушёл. Однажды мы были с Сэмом в таверне одной большой деревни, и к нам подсела за стол одна такая девица. Из разговора вышло, что она уже пятый день ходит с пустым брюхом, и я к чему веду-то, у неё был выбор: ждать голодной смерти, воровать или делать то, что она делала. В принципе это из той же истории, что и: пей кровь или сдохни. Так-то нет разницы хорошие те девки, которым мы помогли, или плохие, не по этому вопросу я пришёл в церковь совета просить. Меня волновали похитители, а точнее то, что мы их убили. Имели ли мы на это право, видя, что стража никак не реагирует? Если бы закон обратил на сводников свой взор, их бы всё равно казнили, почему же тогда наш поступок плох? Ничего по делу я так и не услышал. Можно будет попробовать завтра поговорить с другими служителями, может, получится к какому-нибудь из них навязаться и получить доступ к церковным рукописям, это было бы вообще отлично.
Ещё вечером Ирму навестил. Вроде как всё хорошо, когда я зашёл, хозяйка дома учила её хлеб печь. Опекуны Ирмы сейчас — крестьянская семья, дружелюбный беззубо шутящий мужик по имени Оскар, его жена Зоя и маленький ребёнок, который ещё не успел научиться ходить. Я обязательно ещё раз к ним загляну, но пока ничего плохого я об этих людях не слышал, да и Ирма мне не подала никаких знаков, а Зоя вела себя с девочкой очень доброжелательно.
Время за записями скоротал, спать захотелось. Так странно это, одному ложиться, когда за стеной нет никого, и запаха ни одного. Не сказать, что мне боязно, но, если именно сегодня по мою тушку придёт месть, станет ясно, что у судьбы злое чувство юмора, ведь моя последняя запись, считай, последние слова в большинстве своём будет посвящена одному то ли глупому, то ли глухому священнику.

18 февраля

Проснулся живой и здоровый, в деревне ничего нового. За ночь запах Сэма пропал, к сожалению, мне ничего не остаётся, кроме как верить в то, что его повозка успела уехать достаточно далеко. Поговорил после службы с Ирмой, всё правда в порядке, пообещал завтра начать учить её читать. Сам сегодня много литературы осилил, почти не уделил времени фехтовальным упражнениям, а зря, потому что Сэм о них точно не забудет, и по его приезду я в этом занятии очень отстану. Мне всё-таки удалось при разговоре с другим, не вчерашним церковником, добиться того, что он позволил мне взять домой почитать книги из их архива.
У меня после прочитанного за сегодня всё вертится в голове одна мысль, а я её никак поймать и обозначить не могу. Так по-дурацки это, ведь обычно как, если, не знаешь, что сказать, значит, и говорить нечего, молчи. Но ведь есть же! Я освежил в памяти труды, с которыми познакомился очень давно. Тогда, двадцать лет назад, мне ничего подобного в голову не приходило. Высшее счастье для человека есть уединение с бесконечно любящим его Богом. Когда праведный человек становится по-настоящему счастливым? Когда происходит его воссоединение с создателем? После смерти. Парадоксально, но при развитии такого рассуждения, выясняется, что убийца, отправивший свою жертву на небеса, может быть человеком ещё более близким к христианскому идеалу, чем любой, кто следует заповедям. Как солдат, заканчивающий жизнь своего сослуживца, чтобы тот не попал в плен к врагу и не познал ещё более страшных мук, так и убийца завершает путь другого человека, тем самым прерывая его страдания ценою своей вечной, другой жизни. И это не мой пессимистичный после пережитого горя взгляд, наша жизнь подаётся, как страдания, как бесконечный круг испытаний. Так неужели тот, кто позволяет своему ближнему выйти из этого круга, покинуть его бессмертной душе грязную по своей сути плоть, не проявляет этим поступком своей любви к ближнему?
Я сформулировал, я перечитал, и я не вижу противоречия. Но в таком случае, я не понимаю, что же я упустил, если, взяв христианские каноны, я смог сложить их таким образом, чтобы они оправдывали самый страшный грех. Я прочитал не все тексты, которые мне дали, и, наверное, стоит посоветоваться с людьми более знающими, да только я опасаюсь, что в моем интересе к этой теме справедливо углядят нечто личное.

19 февраля

А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.
Не убий. И не убеги, не схвати руку бьющего, не попробуй убедить перестать, а обрати к нему и другую, смирись и умри. Я спрашивал, батюшка сказал, что, узрев в ответ на свои действия принятие и терпение вместо гнева и желания мести, обидчик будет пристыжен и не только не нанесет второго удара, хотя бы он был лютее всякого зверя, но и за первый будет крайне обвинять себя. Может, злодей и будет обвинять себя, но руки его смирение не остановит. Нас не остановило, и не одного ублюдка не остановило. Быть может, что я пишу это оттого, что моя вера недостаточна сильна, и мудрости за прожитые годы я набрался меньше, чем должен был, но я за свою жизнь ещё не встречал человека, который бы не боялся смерти и не знал никого, кто бы не был грустен, потеряв дорогого человека (а отчего грусть, если разлука с ближнем временная)? Никто не верит всецело в то, что после смерти он окажется у райских врат, никто полностью не верит во всепрощение, все, кого мы убили, боялись, все хотели сохранить свою жизнь, и я осмелюсь думать, что того же хотели люди, которые были умерщвлены не нами. И, быть может, что кто-то, цепляясь за жизнь вспомнил этот завет. Вспомнил эти лживые, несправедливые слова, поверил в них, возможно, что не всецело, но настолько, насколько позволило ему его естество, и в итоге остался беспомощен. Какова была последняя мысль перед смертью у такого человека? Смирение или ужас от осознания обмана? Ведь обидчик нанёс второй удар и третий, и, скорее всего, в итоге не получил по заслугам. Я не вижу справедливости. Почему Бог до сих пор не наслал на нас какую-то болезнь, которая всех погубит? Бог дал, Бог взял. Но что он даёт? Он не влияет на жизнь, потому что дал человеку свободу воли. Самый грешный грешник будет страдать также сильно, как и самый праведный праведник. Единственное отличие в том, кто и куда попадёт после смерти, и то у плохого человека есть шанс на покаяние. В чём же справедливость? И где здесь любовь к своим созданиям? Я не знаю.
Я очень долго выращивал в себе понимание, способность прощать любое зло, и тем самым всё дальше уводил себя от того момента, когда бы смог простить сам себя. Пить кровь неправильно, но давным-давно я лукавил, когда отрицал указанную Сэмом закономерность. Отказ от людской крови, полный голод, или поглощение только крови животной, усиливает запахи и сопутствующие им соблазны. Если бы я принял в себе эту потребность и, как Сэм, пил ту кровь, что люди позволяли ему выпускать из себя, разве не совершил бы я меньшее зло? Можно бесконечно пытаться преодолеть собственные страсти, а когда не выходит, терзать себя обвинениями в недостаточном усердии, не допуская мысли о том, что иногда дать отпор невозможно. Также можно проявлять смирение, когда тебя избивают. Мне надоело, в последний раз я слишком сильно на этом обжегся, и, если тем самым, я отрекся от своей вечной жизни, значит, так тому и быть. Я не хочу более испытывать себя ценой чужих жизней. Душа нуждается в страданиях, через них она очищается, но после всех ударов судьбы я остаюсь проклят, и я безумно устал от этой необходимости страдать. Если меня постигнет кара, и я умру, она будет справедливой, и в какой-то степени я даже хочу, чтобы она свершилась. Но даже преступникам приносят перед казнью желанную еду, и, пока я жив, мне бы хотелось прочувствовать, что представляет собой на вкус блюдо, которое называют спокойствием.