12 - 23 марта

12 марта

Жуткая ночь была, на грани краха всего. Привело к такому исходу то, что, как я и предполагал, Сэм не захотел искать примирения с Леоном. Мне подумалось, что будет хорошей идеей, если с нашим врагом попробую поговорить я. Леон с порога подтвердил мои мысли о том, что конкретно на меня особой злобы нет. Я ему втолковал, что Сэм переборщил с выражениями, а я виноват, что не вмешался, и мы оба сожалеем о произошедшем. В ответ я услышал, что инцидент будет исчерпан только после того, как мы опрокинем по кружке другой. Пили мы ракы, точно такой же стоял на столе у Бары на празднестве. Как я понял, в этой деревне останавливался другой табор, мальчишку оттуда схватили за руку на краже Леоновых денег. Причем, схватили конкретно, бедолаге грозило стать одноруким за свою выходку, но ромы сумели всё загладить, отделавшись едой и алкоголем. Пил я, не ожидая подвоха, быстро захмелел за разговорами о бытовухе, а потом не смог выйти из-за стола в момент, когда беседа пошла в не в ту сторону, в какую бы хотелось.
Леон шатался по дому, слушая мои рассказы про Владека, подкидывал и ловил нож, показанный мне, как подарок сослуживца. Вдруг, совершенно не попав в тему, он произнёс: "Мне ничерта не верится, что простой человек мог родиться с такими зубами, и в то, что их унаследовало сразу два брата — тоже". Я в своих эмоциях не сдержался, у меня рожа была, наверное, та ещё. Мой захмелевший разум родил гениальный в своей дурости план, как перехитрить Леона. Я решил признать, что он раскрыл нашу ложь, и стал нести ахинею про нашего общего несуществующего отца-язычника, в культе которого принято натачивать детям клыки. Сам себе яму выкопал, на самом деле. Леон мне поверил мгновенно, и тени сомнения не отразилось в его глазах, схватившись за новую информацию, мой собутыльник перешёл к другой линии обвинений. Сказал, что грехи надобно выстрадать, и, что были бы мы с Сэмом честны в своих побуждениях прийти к Богу, то лишили бы себя атрибута ереси, не мешкая. Также Леон упомянул, что его предки, как он выразился: «Все силы положили на то, чтобы вылечить страну от этой варварской мерзости", — он бравировал, что у него в крови дар вычислять язычников, пытался взять меня на слабо, так или иначе намекая, что может помочь мне избавиться от нехристианских клыков, и всё время не переставал махать свои грёбаным ножом. В голове у Леона звучала догма «Возлюби ближнего своего», не иначе. Мой настоящий батюшка действительно был язычником, но он был добр и справедлив, и ни один человек не погиб от его действий. И всё равно в умах многих он грешен больше, чем мародёр и душегуб, который чуть меня не прикончил.
Ночью я допустил вторую ошибку, когда соврал, что зубов вырвать не могу, потому что на них наложено заклятье, и если будут уничтожены они, умру и я. Леон мои слова трактовал как: «Я на самом деле язычник», — он резко схватил меня за шкирку, всё ещё держа в другой руке нож. Это было очень страшно, я и так чувствовал себя неважно, и так картинка перед глазами подплывала, а тут ещё и земля из-под ног ушла, я в воздухе своими двоими перебираю и понимаю, что всё — кранты, мне никак не убежать. Без понятия, почему Леон медлил, не думаю, что он мялся, подозреваю, что он садист и просто хотел момент растянуть. Хотя, может быть, что мне произошедшее показалось очень долгим из-за охватившего меня ужаса и на самом деле вопрос моей жизни решился за несколько мгновений. Сложно сказать, что моё спасение — чудо, оно произошло закономерно и логично, хоть и было вызвано совершенно иррационально. Я не пытался хитрить, и не было в моём действии показательности, я без разбору лепетал все молитвы, которые приходили мне в голову, и Леон, не сказав ни слова, разжал руку.
Домой я пришёл относительно недавно, когда Сэм уже проснулся. Так стыдно перед ним, я ж не стал говорить, куда отправился, соврал, что на охоту ушёл и заблудился. Он поверил, даже посочувствовал, за водой отправился, хотя сегодня моя очередь. Вот решил какого-то хрена, что лучше всё знаю, думал, что в любом случае хуже не сделаю, а теперь Леон не стой ноги встанет, и нас вся деревня язычниками сочтет. С другой стороны, ничего кроме клыков у него в качестве доказательств нет, Сэм позаботился о том, что многие знают о нашей с Леоном ссоре, меня не раз в храме видели, и я, как оказалось, не зря Сашиком представился, то есть вообще не подкопаться. Вообще, нет смысла гадать, надо поспать, а потом уж смотреть во что ночь вылилась.

13 марта

Пытаюсь понять какой петух клюнул Сэма в голову, пока успехи неважные. Вчера он ни с того ни с сего решил помириться с Леоном, сегодня они общаются как приятели. Если бы я спросил у Сэма напрямую о причинах таких перемен, он бы не понял моего вопроса и указал на то, что именно этого я хотел практически с того момента, как они поссорились. И да, это будет правдой, и, несмотря на всю ублюдочность Леона, лучше плохой мир, чем добрая ссора, всё верно, меня скорее напрягает максимальная неестественность происходящего. Гордость — это то, чем Сэм пренебрегал в исключительных случаях, только когда видел в этом очень большую выгоду, в сочетании с тем, с каким упрямством он обычно стоит на первом принятом решении, ни о каком желании дружбы с Леоном не может быть и речи. В то же время второй участник сложившейся нелепицы не менее горд, и, чтобы так панибратски общаться с обидчиком, как это происходит сейчас, тот должен был ползать у него в ногах. Ну и, конечно, мне банально неприятно, что Сэм именно что водится с человеком, который вчера меня почти убил. Правильно было бы рассказать ему, что произошло, признаться во лжи, возможно, уберечь от того, что готовит Леон, и таким образом распрощаться с этой проблемой и забыть о ней. К сожалению, в моей жизни с самого начала мало что делалось правильно, и сейчас мне так стыдно за своё поведение, что я понятия не имею, как завязать подобный разговор.

15 марта

Исчезли слухи о том, какие мы страшные колдуны, сегодня Зоя заходила извиняться, позвала вечером в гости. Я всё-таки полюбопытствовал у Сэма, что же за озарение изменило его мнение о Леоне, он только добродушно пожал плечами, признал, что они сделали друг другу соразмерное зло, и можно успокоиться и забыть об обидах, потому что мужик интересный и не самый глупый. Мой внутренний голос в тот момент просто завопил: «Что ты несёшь?!». Я ожидал, что услышу план, объяснения, ради чего всё затеяно, но нет «просто Леон интересный, зачем враждовать с ним». В такие моменты в историях обычно говорят, мол, я сначала подумал, что мой друг болен, я так не напишу, потому что мы не можем заболеть. Из-за того, что Сэм замышляет нечто, что намерен от меня скрывать, у меня почти не осталось решимости рассказывать ему о том, как повёл себя Леон. К тому же Сэм проводит с этой мордой слишком много времени, и даже сейчас находится у неё в дома, да и раскрывать ложь, извиняться уже поздно.

18 марта

Намекаю, говорю между строк больше, чем строчу в этой тетради и всё без толку. Сэм ни черта не понимает, а я так и не раскусил его замысла, потому что сильной расположенности к Леону явно нет, иначе у меня бы уже уши вяли от этого имени, и одновременно то, сколько времени эти двое проводят вместе, говорит об обратном. Но что я о том, в чём пытаюсь разобраться не первый день, всё равно ни к чему не приду, лучше о чём-то хорошем. Например, Зоя неспроста говорила, что Ирма полностью освоилась в деревне, я сам заметил, что она стала более разговорчивой, уже не стесняется подходить ко мне, задаёт вопросы, держится более свободно, чем раньше. Она несколько раз заглядывала к нам домой, слушала как мы с Сэмом читаем. В Путешествии Габриэля мы всё никак не можем преодолеть главу с боевыми искусствами, в фехтовании пытаемся изобразить что-то похожее на то, что описано в книге, без взгляда со стороны сложно оценить, как получается. Я всё чаще ловлю себя на мысли, что в бою наши выкрутасы будут бесполезны, но Сэм пошёл в сомнительных занятиях ещё дальше, и я сейчас не про цацканье с Леоном. У него появилось предположение, что, раз мы бегаем быстрее любого зверя, если наши ноги способны на столь быстрые движения, возможно, что такой же потенциал скрывают в себе и другие части тела. С позавчерашнего дня он при любой возможности махает руками: когда мы разговариваем, когда убираемся, когда возвращаемся с охоты, — я уже даже устал подтрунивать над ним по этому поводу. Эти манипуляции могут к чему-то и привести, потому что наши глаза в конце концов научились двигаться так быстро, чтобы различать, что мы видим, когда бежим, другое дело, что это произошло постепенно и само собой. А вообще я в последнее время сам занимаюсь столь же бесполезными вещами: безуспешно пытаюсь выдрессировать Бусинку ржать оче желэны. Я просто поражаюсь тому, что едва не забыл написать о самом прелестном досуге, который встречал в своей жизни, учить лошадь музыке очень весело. Наша красавица никак не может оседлать пунктирный ритм, зато она делает успехи в запоминании, теперь Бусинка может повторить не три ноты, а пять. Не представляю, как я соединю всё, что мы разучили, в единую песню, но это и не главное, тут важен сам процесс. Чувствую, в будущем, когда придётся прощаться со столь прелестной ученицей, буду грустить по этому поводу не меньше Сэма.

22 марта
(прим.: первые записи, датированные этим числом невозможно разобрать, из-за множества каракулей и зачеркиваний, они написаны нетипично размашисто и занимают много бумажного пространства, в то время как уже разборчивому идущему далее тексту присущи все особенности, которое имело письмо Первого)

Мы проснулись, умылись, покормили Бусинку, отстояли службу, оба подметили, что вино стало лучше прежнего, сразу сошлись на том, что на такой алкоголь стоит потратиться. Ирма попросила пройтись с ней по лесу, ещё раз рассказать про птиц. Сэм составил нам компанию, но почти сразу отделился, чтобы уйти охотиться. Прогулка продолжалась недолго, мы пошли в южную часть леса, где обнаружили поляну с подснежниками. Ирма их собрала и поспешила домой, а я встретился с Сэмом, попил, и мы с его идеи набрали единорожей слюны. Рогатые лошади появились почти сразу, мы набрали их добра впрок и уже дома смазали зубы. По очереди почитали друг другу вслух, узнали о чайной церемонии. Оказывается, китайцы, когда собираются вместе, не устраивают попойку, а кидают в кипяток какие-то травы, а потом пьют из маленьких мисок получившуюся ещё горячую жижу. Этот сироп они в принципе каждый день лакают, считают, что из-за него живётся дольше. Мы обсудили это открытие, так и не выяснили, на какое лекарство может быть похож по вкусу этот их чай. Как действие слюны начало уменьшаться, вышли во двор тренироваться. Размялись, привязали Бусинку, взяли мечи, на которые не так давно перешли после палок. Сэм спросил не страшусь ли я драться в полную силу, будучи человеком, который обрел гармонию в равнодушии, я ляпнул что-то вроде: "а сам не боишься". Не помню, под каким пафосным соусом я подал эту простую фразу, не суть важно, мои слова были восприняты с юмором. Мы держались наравне, ситуация особо не менялась какое-то время и после того, как Сэм попросил его раззадорить, мы подшучивали друг на другом, обзывались китайцами. Потом он начал одерживать верх, я перешёл в защитную позицию, начал пятиться в сторону дома, у меня очень хорошо получалось отбиваться, но я никак не мог выйти из положения, которое рано или поздно заставило бы меня упереться спиной в стену. В нескольких шагах от дворовой скамьи я пропустил обманный манёвр, не успел среагировать и выставить защиту. Благодаря этой оплошности, я успел отпрыгнуть до того момента, как меч рассек воздух, занявший моё недавнее место. Это произошло настолько быстро, что движение лезвия мог бы разглядеть только проклятый, Сэму удалось добиться того, ради чего он столь долго махал руками. После такой атаки он выронил меч, у него дергались губы, он быстро вернул над собой контроль, протянул мне ладонь, чтобы помочь встать и попросил открыть вина. После первой залпом осушенной кружки и только после неё, сказал, что сделал это не специально. После ещё пары кружек пожаловался, что устал, что каждый день думает о Ляле, посетовал, что Леон подливает масла в огонь. Как именно происходит "подливание масла в огонь" я не узнал, когда я хотел уточнить, Сэм меня перебил, чтобы заметить, что я в его горе не виноват, очень настойчиво попросил ему не возражать. После фразы: "Нечего меня жалеть", — рассказывал про тысячелистник, который выкрал ещё у Лёлика, перед сном сказал, что не будь мы прокляты, то молиться стоило бы не Богу, а этой траве. Я пошатался по дому, вина осталось не так много, замарал дневник, а потом измазал зубы слюной.
Я смог написать всё это без эмоций. Это достойно похвалы, молодец. Поведение Сэма в течение дня склоняет к тому, что его удар был непреднамеренным. Было бы очень здорово в это поверить, но у меня не получается, и "поведение после" указывает на то, что я прав. Почему сейчас? Почему не раньше? Почему соврал? Почему не добил, если хотел? Если только потому, что не смог, то какого черта я до сих пор здесь? На кой черт, остался с ним пить, как будто жизнь не показала мне, чем заканчивается распивание алкоголя с тем, кто хочет тебя убить? Мне даже вещи собирать необязательно, взять пояс с фляжками и достаточно. К утру сон возьмет своё, но это нестрашно, останусь в лесу, там же потом наберу слюны. Очень хочется смеяться и плакать, но абсолютная нетрезвость рассудка разрешает мне лишь легкую усмешку. Слюны мы набрали дохрена с утра, две фляжки, зачем спрашивается её набирать? Затем, что Сэма к себе не подпускают единороги, а у него больше врагов, чем у меня. Ужасно же. Я говорю вам не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. Как на совести такой тряпки вообще могут быть осознанные убийства? Очевидно, что нужно сделать. Но я не могу, и эту глупость буду оправдывать незнанием того, что мне делать, так же всегда происходит, верно?

23 марта

Кельце ближе Кракова, я точно там найду Владека, а вот отыщу ли я ромов остаётся загадкой. Тем не менее, к Кракову я склоняюсь больше. У Владека семья, скоро появится ребёнок, в Кельце мало постоянных жителей, не факт, что я найду там учеников, да и к лютне у меня отношение до сих пор прохладное. У ромов меня смущают воровство, Мануш и неизвестность по поводу того, как ко мне отнесутся люди из другого табора. Последнее ещё ладно, им будет выгодно моё присутствие, я хорошо смогу решать их конфликты с горожанами, просто потому что я поляк и вызываю больше доверия. В Кельце я как нормальный человек долго жить не смогу, привыкну к городу, к соседям, и ко мне привыкнут. С ромами, конечно, всё то же самое будет, но с ними хотя бы к оседлой жизни точно не привяжешься, да и уверен, что в их общине придётся работать как не в себя, чтобы свою полезность доказать, то есть заскучать не успею, мысли сплошь о делах будут. Не знаю, есть ли нужда в письме, по-моему и так всё как на ладони. Опять окажусь предателем, но ведь мой уход будет не страшнее того, что чуть не сделал Сэм, ему самому и лучше, я не буду маячить перед глазами, напоминать о Ляле, как он и хотел, у него останется книга, деньги, вся слюна. Ещё лук со стрелами, ну, нестрашно, если приспичит пострелять, Владек поможет новый смастерить. Или ромы... Надо скорее решить, потому что я настроен распрощаться либо сейчас, либо никогда. И да, это тот ещё номер, оправдываться каким-то влиянием Леона, а на следующий день идти с ним охотиться. Самое страшное, что не хватает ни зла, ни решимости. Когда слюна только коснулась зубов, хотя бы сомнения все испарились, но вот прошло не так много времени, а я уже чувствую, как возвращаются эти глупые вопросы: "А как же Китай?", "Как ты собираешься снять проклятье?", "Ты себя накручиваешь, что если всё действительно вышло случайно?" и ещё много всего. Лучше ещё раз смазать зубы, выйти из деревни, а думать куда направиться уже в лесу.