Логика - исключение Благодати

Логика: исключение Благодати I 
(К теории света Платона и Аристотеля)

Взаимность учений Платона и его ученика Аристотеля подобна  соотношению вещи и её отражения в рокирующем полюса зеркале. В принципе доминирования тождественности родового качества над противоречивостью видового количества логика Аристотеля отражает платоновскую диалектику целостности небесной идеи и при-частности земной вещи.
Отражая платоновскую диалектику, аристотелевская логика наизнанку выворачивает начальство небесного Блага в приоритет земной субстанции. В таком случае изначальное содержание заливается в косные формы логических законов. Их соотношение становится в порядок превосходства непрерывной в своей тождественности сущности (закон тождества) над прерывным в своей противоречивости явлением (закон противоречия), когда такой логически закономерная иерархия исключает горизонталь вечной гармонии Неба и Земли (закон исключенного третьего).
Субстанциальная вертикаль чисто логического разрыва необходимой сущности и возможного явления настаивает на настоящем перетекании горизонта небесной вечности в земное время.
Тем не менее, мистическая онтология Платона является сущностным контекстом формирования логических положений метафизики Аристотеля. Местом превращения одного в другое являются равномощные  теории света обоих инициаторов европейской методической философии. Самое капитальное высказывание Платона о свете звучит в «образе пещеры» из 7-й главы диалога «Государство»:
«…нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия и того, что в нем всего ярче, а это, как мы утверждаем, и есть благо».
По Платону, Благо как предмет философского мышления-созерцания есть светлый круг бытия, внутри которого имеет место разделение на отдельные становящиеся и бренные вещи сущего так, что каждая земная вещь есть часть небесного света. В целом в платонизме темная, ночная Земля – часть светлого, дневного и целостного Неба; земная Ночь – часть небесного Дня.   
Все полностью противоположно в Аристотелевой теории света, изложенной в 7-ой главе II-й книги трактата «О душе»:
«Всякий цвет есть то, что приводит в движение действительное прозрачное, и в этом – его природа. Вот почему нельзя видеть цвет без света, а всякий цвет каждого предмета видим при свете. Поэтому необходимо прежде всего сказать, что такое свет. Так вот, имеется нечто прозрачное. Прозрачным я называю то, что, правда, видимо, но видимо, вообще говоря, не само по себе, а посредством чего-то постороннего – цвета. Таковы воздух, вода и  многие твердые тела. Ведь вода и воздух прозрачны не поскольку они вода и воздух, а потому что в них обоих имеется та сама природа, которая присуща вечному телу наверху. Свет же есть действие прозрачного как прозрачного. Там же, где прозрачное имеется лишь в возможности, там тьма. А свет есть как бы цвет прозрачного [тела], когда оно становится действительно прозрачным от огня или чего-то подобного, вроде тела, находящегося наверху, ибо ему присуще то же самое, что огню».
Итак, этим рассуждением Аристотель, во-первых, устраняет полагаемое  Платоном мистическое начало света (хотя и допускает вечность небесного начала). Затем свет как только прозрачное вменяется в пассивность горизонтальной среды-фона восприятия обладающих хроматизмом вещей. И, наконец, пассивность светового горизонта как прозрачности осуществляется в переключения из одного регистра в другой – «бытия в действительности» в виде самого света и «бытия в возможности» в виде света как тьмы.
Последнее обстоятельство оказывается ключевым в понимании отношения логического порядка активно причинной субстанции и светового горизонта пассивного бытия. Разрывая световой горизонт на бытие в «темной» возможности и бытие в «светлой» действительности, обладающая полнотой активности субстанция абсолютно доминирует над прозрачной средой пассивного света.
Если мистическая онтология Платона – это онтология вечного Дня, то логическая метафизика Аристотеля – метафизика временящейся Ночи. Для Аристотеля ночная тьма исходна, первична, необходима, то, что есть всегда, а дневной свет – вторичен и случаен. Непрозрачная тьма Земли есть всегда, а дающий прозрачность свет Неба то есть, то несть. Непрозрачное Земли – это и есть сама всегдашняя  необходимость. А прозрачное Неба – это то, что или случается, или не случается. Темная прозрачность земного сущего высветлятся, когда в ней порой привходит небесный огонь. Привходящий характер дающего прозрачность огня-света означает его необязательность.
И в этом смысле земная субстанция Аристотеля, будучи полностью противоположна небесному бытию Платона в его сиятельстве, темна. Вертикаль земной субстанции темнеет на горизонтальном фоне небесного бытия. Неся в своей черноте абсолют цвета, субстанция логически присваивает себе тотальную причинность всякого движения сущего, противопоставляя свою активность пассивности лишенного хроматизма светлого бытия. Поэтому «цвет приводит в движение свет».
  Самоценно и автономно активируя собой полюс абсолютно цветного и потому абсолютно активного центра, вертикаль субстанции учиняет себя как причина так подчиняемого горизонта бытия. И темная вертикаль субстанции непрозрачной Земли как бы вращает вокруг себя горизонт бытия прозрачного Неба. В логическом отношении это означает, что субъект субстанциальной Земли превращает бытийное Небо в зависимый от себя, пассивный   предикат.
Субстанциальная вертикаль, логически поляризуя собой высший полюс «тождественности» темной Земли и низший полюс «противоречивости» светлого Неба, как «третье» исключает Благодать единства Неба и Земли.      
Очевидно, что порядок подчинения Неба Землей может существовать только в режиме феноменологического представления, поскольку Небо предвечно и онтологически содержит внутри горизонта своего незыблемого бытия бренный порядок сущего Земли, - а «бытию ничего» (М. Хайдеггер). То есть, метафизика Аристотеля – это феноменология, учреждающая рациональную картину мира, в которой последний перевернут вверх ногами – Земля наверху, Небо внизу.               
В прояснении отношения между онтологией Платона и метафизической теорией его ученика обнаруживается его патологический характер. В том, что аристотелизм являет вывернутый наизнанку платонизм, определяется и теоретический подход Аристотеля как метод замещения оригинала его зеркальной копией.
Тем самым в теориях света Платона и Аристотеля участвуют три сферы – свет, прозрачность и тьма – образуя противоположные по своему эффекту  сочетания.
По Платону, вначале был Свет. В дневной онтологии Платона тьма, имея значение недостатка света, выступает чистым и неопределенным ущербом. Но световое Благо, объемля цветное земное сущее, собирает его в единый горизонт бытия. В смысле того, что Благо есть «свет, в котором нет никакой тьмы», оно прекращает неправедное темнение злой тьмы. В онтологии Платона каждая вещь Земли,  светясь светом Неба, оказывается прозрачной по отношению к вечному бытию. И в этой прозрачности сказывается её причастность к своему вечному источнику.
Все строго наоборот у Аристотеля, для которого вначале была субстанциальная Тьма. При этом в своей логической элиминации света он сохраняет сферу прозрачности. Пассивная прозрачность – условие причинной активности цветной тьмы, коль скоро «цвет приводит в движение свет». В ночной метафизике Аристотеля всякая вещь Земли не светлеет светом Неба, но темнеет темнотой субстанции. И для этого она должна иметь свойство прозрачности в том, чтобы быть пассивным предикатом активной субстанции.
Активность темной субстанции, прежде всего, сводится к источению  темноты количественных границ между вещами и качественных границ внутри вещей. Если благой свет Платона собирает и единит мир, то субстанциальная тьма Аристотеля разбирает, разъединяет и дифференцирует его на отдельные предикаты. И эта логическая дифференциация по способу проведения цветасто темных границ составляет все существо подвижности прозрачного сущего в его оторванности от светлой неподвижности бытия.
Полагая темную субстанцию (которая через пару тысячелетий заявит о себе то, что «Я-есть»), Аристотель выводит прозрачную и одновременно  цветную Землю из-под благой власти Неба и подводит её под немилосердное господство логической формы. Именно отсюда понимание Земли как «материи» – мертвой, бездушной, пассивной деревяшки (hyle), с которой можно делать все, что человескому, по преимуществу, западному субъекту угодно.
И все же ответственность за это лежит не исключительно на одном только Аристотеле. Её в равной степени несет и Платон. В диалоге «Тимей» руками своего собственного демиурга он перекручивает вечный горизонт светлого бытия в связь двух областей – малой внутренней вертикальной сферы Земли и большей внешней горизонтальной сферы Неба. Итогом демиургического  перекручивания становится новообразование в виде полюса непроходимой границы между ними. И уже Аристотель обозначает полюс этой границы как субстанцию. Это означает, что у Аристотеля вообще нет ничего, чего бы уже не было у Платона.
Но самой существенной новостью Аристотеля стало отчуждение  субстанциальной границы между горизонтальным Небом и вертикальной Землей в пользу последней. Логическая субстанция полностью отнесла себя к сфере Земли в её тотальном контрасте от сферы Неба. Итогом такого отчуждения оказалось обращение копья вертикали Земли против  горизонта Неба. (Через полвека это обращение обретет конкретную политическую практику в экспансии чисто западного глобалистского проекта – империи Александра Македонского – в отношении цивилизаций небесного Востока).
Жест платоновского демиурга представляет наглядную иллюстрацию образования суждения, где суждение – это перекручивание некоего дологического (мифического) высказывания. Исходный горизонт бытия являл связь двух своих нерукотворных половин – Неба и Земли. Демиургическая манипуляция над ним положила еще один элемент – уже буквально рукотворный полюс связи между ними как связки или копулы. В результате возникает базовая логическая конструкция суждения как соотношения трех элементов – субъекта, предиката и копулы.
Рисуя первичную сцену рукотворного образования логического суждения (и в этом смысле, безусловно, Аристотель никак не инициатор, но только адепт выдвинутой до него логической гипотезы), Платон помещает его в максимальный масштаб космологической связи Неба и Земли. В этом первосуждении субъект Земли соотносится с предикатом Неба посредством субстанциальной копулы.
Космологической метафорой образования логического суждения является образ затмения Солнца Луной, когда между освещаемой небесным светом цветной Землей и световым Солнцем оказывается темная Луна. В этой метафоре Луна соответствует субстанции Аристотеля. Правда, солнечное затмение – крайний случай. В основном речь идет об обычном порядке Ночи, когда, сияя отраженным солнечным светом, Луна замещает собой для Земли Солнце.
Как зеркало Солнца, Луна резко контрастирует с Землей. Если Земля, воспринимая энергию небесного Солнца, пропитывается его светом и теплом, отвечая на это всем разноцветным многообразием жизни на Земле, то Луна, полностью отражая солнечный свет от себя, остается холодной и безжизненной. И как зеркало Луна делится на светлый фронт и темный тыл обратной стороны.               
На уровне мифологической грамматики благодатная гармония существительного Неба и прилагательного Земли являет предвечное сочетание прилагательного имени Земли и существительного имени Неба, пребывающих в единстве дневного, светового, нерукотворного Имени, - Имя всемерно составляет горизонт бытия.
Но на уровне логики  лунное зеркало субстанциальной копулы рассекает  нерукотворно светоносное Имя. Силой копулы является подобная раздвоенности Луны расщепленность на световое «есть» и теневое «несть». Имея природу подвижного глагола, логическая копула маневрирует в выборе того освещения или затемнения, которые наиболее выгодны для субъекта суждения. То есть, задача логического субъекта – представить себя, что называется, в наиболее «выгодном свете», прибыльно затемнив нежеланное остальное. Экономическая нацеленность на выгоду указывает на то, что логическая копула подотчетна этической воле: Аристотель – прецедент индивидуальности западного образца.               
Итак, вертикаль субстанциальной копулы – это логический вектор зеркальной сепарации горизонта онтологического Имени на свет наполняющего присвоения (Земля) и тьму опустошающего отчуждения (Небо). В отношении предвечно завершенной горизонтали равновесия освещающего Неба и освещаемой Земли, собираемых в поэтичном высказывании (в смысле слов Гёльдерлина «И все же поэтично проживает человек на Земле»), перпендикулярно противостоящая ей вертикаль логического суждения представляет бесконечно временный процесс выгадывания перевеса земным субъектом (= Я) небесного предиката (= душе).