Глава 1 Школьная
Маша не любила, когда её так называли – Маша. То ли дело по-взрослому: Мария. Или Мари – вообще по заграничному звучит. Вот соседка по подъезду, например – Мария Дмитриевна. Красиво. И сама она красивая, всегда со вкусом одета, с аккуратной прической и элегантной сумочкой на плече, когда идет на работу. Даже язык не повернется сказать ей «Здрасьте, тёть Маш». Маша всю дорогу до школы смаковала это имя: Мария, Ия, Марья, Марьяна… Нет, Мария – просто идеально.
– Машка, дашь сёдня контрошку списать, – пронёсся мимо Юрка, больше утверждая, а не спрашивая. Его ранец смешно прыгал на спине, грозясь потерять то немногое добро, что громыхало и шелестело в его недрах. Маша возмущённо фыркнула. Ей показалось даже, что её собственный ранец потяжелел еще на несколько килограмм.
«Уж тем более не «Машка», – подумала девочка, и обида больно кольнула её.
Опять школа, опять эти дурацкие шумные перемены, когда разложенные на парте ручки и тетради одним махом оказываются на полу из-за очередной драки. Опять шушуканье за соседней партой – Света и Даша обсуждают очередной пенал со стразиками или шлют записочки Сашке-версте, высокому и кажущемуся взрослым не по годам однокласснику, легкомысленному двоечнику и добряку.
«Как в детском садике, пора бы уже вырасти», – говорила Маше бабушка, призывая ту к серьёзности.
«Как в детском садике, пора бы уже вырасти», – возмущалась Маша, всё больше ощущая себя чужой среди бывших подружек «не разлей вода» и ребят, с которыми ещё недавно весело прыгали с крыши гаража на выброшенный кем-то матрас. Маша безумно хотела поскорее стать взрослой. Это желание пришло совсем недавно, но так неожиданно и остро, что Маше казалось, что она навечно застряла на стадии перехода от куколки к бабочке. И ощущала себя замурованной в коконе непонимания, страха и чего-то ещё непонятного, на что мама обычно махала рукой и говорила: «А-а-а, переходный возраст. Перемелется всё – человеком станет».
Неожиданно для себя Маша даже учиться лучше стала, будто хорошие оценки могли приблизить её к нужному результату. Но платья, джинсы и многочисленные блузки и свитерки по-прежнему оставались ей впору, и по-прежнему мама застегивала верхнюю пуговицу на пальто, провожая Машу в школу. Как маленькой.
– Сегодня у нас три апрельских именинника, – начала классный час Ирина Леонидовна. – И мы по традиции поздравляем наших дорогих ребят с днём рождения, – и она достала из шкафа подарки – не менее традиционные в этом учебном году подарочные карты ближайшего книжного магазина.
Класс загудел в предвкушении сладкого.
Именинники Вера, Миша и Денис таинственно переглянулись, но вместо того, чтобы раздать сладости по рядам, как это происходило из года в год, ссыпали все конфеты в один пакет и поставили у доски.
– Эээ, а нам? – крикнули с задней парты. – Куда это они всё попрятали?!
– Чё за облом?!
– Зажали!
– Всем всё будет в своё время, – успокоила Ирина Леонидовна волну беспокойства, грозившую вылиться через край. – Мы с активом класса тут подумали, что просто раздача конфет стала больше похожей на какой-то налог на день рождения. Это нехорошо и неправильно, потому что никакой радости не приносит. Поэтому мы решили, что сладкий приз от именинников вам всем достанется после того, чем, собственно, и является день рождения – после праздника! А создать настроение праздника мы постараемся вместе. Кто чем: стихами, песней, просто тёплыми словами… Это сегодня. А в следующий раз можно и собственноручно подарки изготовить.
– А я не умею петь, и стихов не знаю, что, мне теперь без конфет сидеть, облизываться и смотреть, как другие едят? – возмутился Артём.
– Ну да, и тёплых слов от тебя не дождешься, грубиян! – повернула с первой парты свои огромные банты отличница Соня.
– Да небось ты всё и придумала, чтобы себе сладенького побольше заграбастать. Ты ж у нас в активе, – огрызнулся Артём.
– Тише, тишина! – попыталась погасить зарождавшуюся ссору Ирина Леонидовна. – Ты, Артём, зря считаешь, что не сможешь внести свою лепту в нашу поздравительную копилку. Ты же рисуешь очень смешные карикатуры. Добавь в них немного дружеского юмора и к концу классного часа, думаю, у нас и от тебя будет поздравление.
Артём тут же схватил ручку и заявил:
– Меняю портреты на конфеты. Две, нет, три за каждый, не меньше!
Пока шла перебранка, Маша думала, чем она может поучаствовать в поздравлении. Медведь, не медведь, а в музыкальной школе она с трудом добрела до конца второго класса, а потом бросила, так и не научившись чисто интонировать. Песня отпадала. Стихи Маша тоже не очень любила, потому и не знала. Помнила только последнее из школьной программы, да и то уже пестрело дырами из забытых строчек.
– Свиридова, не спи, замёрзнешь, – услышала Маша свою фамилию. – Твоя очередь!
Сашка-верста перегнулся через свою парту и, глупо улыбаясь, легонько похлопал Машу по плечу:
– Скажи что-нибудь красивое.
– А и правда, Маша, – подхватила идею Ирина Леонидовна. – Ты такие замечательные сочинения пишешь, Нина Васильевна не нарадуется.
Нина Васильевна – это учительница русского и литературы. Страшно строгая и требовательная. Но на её уроках было тихо не только поэтому, а ещё и потому, что материал она рассказывала так интересно, да с такими подробностями, которых не найдешь ни в одном учебнике. И, пожалуй, она единственная, кто называл Машу Марией.
«Мария, ты чувствуешь слово, оно оживает в тебе. Ты мыслишь словесно-художественными образами, а это уже дар, талант. Смотри, не зарывай его в землю, – сурово глядя на Машу, говорила Нина Васильевна. – Возможно, мы прочитаем твоё имя на обложке бестселлера, только постоянно тренируй навык, пиши обо всём, что видишь и чувствуешь».
А сейчас Маша растерялась. Нужные слова метались в её голове, словно испуганные птички. О чём сказать? И как?..
– Миша, он… – пролепетала Маша, так и не представляя, что именно она хочет пожелать имениннику.
– Ботаник, – заржал Артём, не переставая наносить на бумагу линии и завитушки.
– Зачем ты так, Артём, – Ирина Леонидовна покачала головой. – Биология – достойная наука. А когда человек занимается чем-то достойным, это вызывает уважение, а не насмешку. Не стоит смеяться над Мишиным увлечением. Ну, Маша, ты придумала, что сказать? – улыбнулась Ирина Леонидовна.
Ботаник… Всего одно слово, одна идея, и фразы выстроились в стройные ряды, как солдаты на плацу. Ведь каждый человек – музыкальный инструмент. Тронешь струну – она запоёт или заплачет. И нет более тонкой струнки, чем то, к чему у тебя лежит душа, чем ты увлечён. Маша встала и торжественно начала.
– Я пожелаю нашим именинникам, чтобы их плохое настроение таяло так же быстро, как тает апрельский снег под тёплым солнцем, согревшим и те дни, когда они родились. Чтобы в щебете апрельских птиц каждый из них находил своё вдохновение. Вере оно нужно для того, чтобы достичь творческой высоты и стать известной флейтисткой, которая своим исполнением будет окрылять всех, кто придет на её концерты. Денису – чтобы изобрести настоящий вечный двигатель, который он пока только рисует в каждой тетрадке. А Мише вдохновение необходимо, чтобы понимать, о чём шепчутся травы и деревья. И пусть хороших оценок у них будет столько, сколько распускающихся листочков на том дереве, – Маша произнесла свою речь на одном дыхании, и весь класс выдохнул вместе с ней, повернувшись в сторону окна, на которое она показывала. Там действительно росло дерево – большой дуб, только-только покрывшийся зелёным блестящим пушком. Даже Артем оторвался от своих художеств и разглядывал дерево:
– Ничего себе ты загнула, Свиридова, столько хороших оценок не бывает.
– У тебя не бывает, а у нас будет, – задорно откликнулась Вера. – Маш, ты лучшая! А флейта моя, и правда, как птичка поет.
– О, а у меня день рождения в мае, – перекрикивая пришедший в волнение от Машиного поздравления класс, обратилась к ней Света. – Придумай мне что-нибудь эдакое. Вдруг у тебя и правда слово волшебное, как Нина Васильевна говорит.
– Мальчики, готовьте парты и стулья к чаепитию, – скомандовала Ирина Леонидовна.
Пока шла суматошная перестановка, Машу, незаметно для неё самой, потихоньку сместили в дальний угол класса.
Её поздравление имело явный успех среди одноклассников, однако ей не давало покоя недовольство собой. Какие-то птички, листочки… Сказка для малышей! И нет у неё никакого дара. Уже на третьем сочинении подряд в этом полугодии она с трудом выходит из словесного ступора. А раньше ведь и не задумывалась: красиво говорить и писать получалось само собой. С тех пор как она, по совету Нины Васильевны, начала записывать свои мысли, накопилась целая стопка тетрадок с рассказами, заметками и просто интересными наблюдениями. А сейчас? Вместо бурного потока – жалкий ручеёк, который того и гляди пересохнет. Последняя запись брошена на полуслове…
«Буду как мама, поваром», – Маша откинула непокорную челку. Кто вообще решил, что писать книжки – это интересно? Никто не станет читать галиматью подобную той, что она сейчас сказала. «Детский садик какой-то!»
Она автоматически взяла невесть откуда взявшийся стаканчик чая и отпила горячую жидкость. «Сахар? Нет, спасибо, не буду». Надо же, а ведь она на полном серьёзе собиралась встать в один ряд с любимыми писателями. Тоже «детский сад»? Да, наверное.
Уже убрали со столов; уже вдоволь посмеялись над карикатурами Артёма, к слову сказать, не очень обидными в этот раз; уже прозвенел звонок, а упавшее настроение не исправлялось даже конфетами.
– Маш, пойдем через парк, по мороженому съедим, – Светкино предложение тоже не смогло развеять мрачные тучи Машиных метаний, и она соврала:
– Сегодня без меня, деньги взять забыла. И домой надо побыстрей.
Медленно, как можно медленнее собирать портфель, чтобы все ушли: Маша нарочно роняла то ручку, то учебник. Наконец в классе остались только дежурные.
– Всем пока, – сорвалась Маша с места, пока её ещё о чём-нибудь не спросили.
«Или за иностранный возьмусь, буду переводчицей, как Дашина мама», – продолжала она разговор с собою по дороге домой. – «Командировки, встречи, поездки за границу… Вон, Дашка – не вылазит из модных журналов на всех языках света».
«Ну да, только плачет иногда, что мамы дома почти не бывает», – пыталась поднять голову та, прежняя Маша, весёлая и легкомысленная.
«Зато серьёзным делом занята», – отрезала Маша сегодняшняя.
В квартире чудесно пахло печеньем. Значит, у мамы сегодня выходной.
– Руки мой, иди есть, – на кухне звякнули тарелки.
– Ага, – протянула Маша и бросила портфель в прихожей. – Я сейчас…
– Давай быстрее, твои любимые, с африканским солнышком. Только сначала первое съешь!
Африканское солнышко – выдумка Маши. В одной из её старых книжек на картинке маленький негритёнок подбрасывал апельсин, и над чёрной курчавой головой сладкий фрукт был похож на самое настоящее солнце. Так увидела Маша. И с тех пор в их семье апельсин только так и называли – «африканское солнышко».
«Дурацкое название», – подумала Маша и вытащила из-под стола увесистую коробку.
На первой странице верхней тетради красивым почерком выведено:
Литературное творчество Свиридовой Марии
5 класс
«…и сидела на горячем камне, подняв голову к солнцу. Зелёное облегающее платье принцессы становилось всё длиннее, превращаясь в противный блестящий хвост. Вдруг…», – прочитала она где-то в середине тетради.
Маша так и не смогла вспомнить, после чего родилась история про принцессу-ящерицу. Увидела ли она летом на даче этих юрких существ, или в телевизоре передачу посмотрела. Но сказка оказалась занимательной и незаметно «затянула» всё внимание. «Неужели я это сама выдумывала?» – недоверчиво нахмурилась Маша. Та девочка, что писала эти строчки, тоже превратилась. Но не в принцессу, а в обычную девчонку, реалистку.
Сидя за столом в кухне, она смотрела в просвет между двумя высотками, туда, где садилось солнце. Маша-писательница наверняка сравнила бы закат с чем-нибудь красивым, особенным. А сейчас… обычный закат, как вчера и позавчера. Красноватый немного, словно… будто… «Как борщ», – она с раздражением плюхнула ложку в свекольного цвета варево. Жидкость выплеснулась через край, попав на зелёную весёленькую салфетку. Бурое пятно растеклось по ней уродливой кляксой.
– Что-то в школе случилось? Ты сегодня какая-то хмурая. Поругалась с кем?
– Не, всё нормально, устала просто.
Маша взяла ручку, валявшуюся на микроволновке, и обвела контур кляксы, захватившей почти всю площадь салфетки. Клякса стала выглядеть угрожающе. «Прямо под настроение», – скривилась Маша и зачем-то сунула салфетку в карман. Есть перехотелось.
Правда, уходя к себе, Маша утащила пару печений. Может, мама его и глупо называет, но всё равно вкусно.
– За уроки садись. Но если всё-таки что-то случилось, лучше сразу рассказывать, может, посоветую что. Иногда правильное решение по горячим следам легче принять.
– Да ничего не случилось, – мама поддерживала её писательские начинания, и объявлять вот так сразу, что фантазиям пришёл конец, и что детские увлечения остались позади, Маше не хотелось. Не хотелось ни расстраивать маму, ни начинать долгие разговоры. – Просто мне нужно… Ой!
– Ой?
– Я случайно Светкину тетрадь по математике себе положила, а мой дневник у неё остался.
Яркой вспышкой в памяти мелькнула картинка, как несётся между рядами Ромка Ковач, роняя с края парт пеналы, тетради и учебники. Тогда, наверное, всё и перепуталось.
– Я быстро! Надо сейчас поменять, а то она утром на тренировку уходит, никого дома не будет! Я туда и обратно.
Маша впрыгнула в демисезонные туфли, накинула на плечо ветровку и, сунув чужую тетрадь в сумку через плечо, помчалась навстречу сгущающимся сумеркам. Света жила в Старом городе, как называли пешеходный центр их небольшого городка. Всего десять минут быстрым шагом, и бетонные башни многоэтажек уступили место невысоким нарядным домикам из кирпича. Ещё один перекресток, она поменяет тетрадь на дневник и сразу домой, чтобы успеть до темноты…
Всё это случилось так давно! Будто два столетия назад, а не каких-то два часа. И сейчас Маша пряталась под невероятным сооружением, стараясь уместиться на клочке нетронутой земли, который становился всё меньше и меньше из-за стены дождя, лившего… снизу вверх?
Глава 2 Цветная
Старый город невидимыми флюидами манил к себе жителей всех многоэтажных районов, похожих друг на друга в своей безликости. Несколько лет назад мэрия запретила автомобильный проезд по исторической части города, и с тех пор внезапно открылась милая красота старинной архитектуры, которую так просто было не заметить из окна мчащейся машины. Невысокие дома соединялись арками, создавая непрерывную реку окон и крыш. Тихие скверы прятали кованые скамейки с изображенными на их спинках дамами и кавалерами. Изгибы складок платьев, причудливой формы зонтики, уголки воротников и фраков создавали настолько ажурную вязь, что казались сделанными из тончайшей соломки, а не из металла. Прозрачные головы фонарей вежливо кланялись прохожим, свисая с узорчатых кронштейнов. Зелень ив и рябин скрывала летом выщерблины в серой кирпичной кладке домов. С улиц сняли асфальт и уложили вместо него плитку – имитацию булыжной мостовой. Полному погружению в старину служили тумбы для афиш, поставленные вместо некоторых ларьков. И даже вывески над дверьми магазинов и государственных учреждений оформлялись теперь в стиле городка позапрошлого века.
Тишина в Старом городе была редкостью. Зимой она нарушалась визгом детворы, катавшейся на санках и коньках, игравшей в снежки и лепившей снеговиков. С наступлением тёплых весенних деньков ребятня бегала по еще не высохшим лужам, скатывалась с горок, установленных на каждой аллее. Чуть позже прибавлялся щебет девчонок, играющих в резиночки, речитатив считалочки для пряток и шёпот над зарытыми в землю секретиками под стёклышком. Дамы и кавалеры на скамейках прятались от неугомонной детворы за спинами мам и бабушек, невольно подслушивая их новости и секреты. И даже вечером, когда спускались сумерки, Старый город не замолкал. Только голоса становились другими: уставшими и тихими, счастливыми и задорными, волнующимися и влюблёнными.
Улочки города представляли собой затейливый лабиринт, и Маша очень любила игру, которую придумала сама. Нужно было обойти их все, не повторяя свой путь ни по одной из них. Очень кстати для этого пригождались многочисленные сквозные арки, ведущие через уютные дворики на другие улицы. Маша знала уже наизусть самые короткие маршруты и к Светке решила пройти ближайшей дорогой, чтобы сэкономить время. После перекрёстка налево, там свернуть в арку с красивой лепниной на своде, пройти мимо двух подъездов с колокольчиками над дверью и нырнуть во вторую арку, низкую и всегда холодную. А там уже направо и Светкин дом.
Первая тревога вошла в сердце Маши с тишиной. Старый город встретил девочку молча, нахмуренным лбом стремительно темнеющего неба. Но улица пока что хорошо просматривалась вдаль, а за спиной ещё слышался гул никогда не смолкающей автотрассы. Подумаешь, тихо. Может, какая-нибудь передача интересная по телевизору, вот все и разошлись по домам.
Обычно Маша гуляла здесь днём, когда даже самые тёмные закоулки выглядели безопасными и весёлыми. В вечернее время она еще никогда не попадала в Старый город одна. И вторая тревога вошла в сердце с темнотой: фонари вспыхнули, норовя осветить сливающиеся в серое нечто дома, деревья, небо, окна… подмигнули несколько раз, задрожали накалившейся спиралью, замерцали, пытаясь вдохнуть жизнь в густеющий воздух, и погасли. Все одновременно. Маша остановилась перед аркой. Растительный орнамент лепнины на своде вспыхивал последними белыми завитушками и постепенно исчезал, приближая живую темноту. Именно живую, потому что в глубине этой клубящейся тьмы текла по своим, совершенно нечеловеческим, законам таинственная жизнь. Белизна полоски прокрашенных кирпичиков по ободу арки ещё больше оттеняла черноту, смотревшую на Машу недобрым взглядом. «Конечно, всё это глупости, нет там никого». Но сердце и участившееся дыхание не соглашались с уговорами Машиного рассудка. Сзади тоже уже опустилась темень, поэтому, что идти вперёд, к Светке, что возвращаться домой, было одинаково страшно. Соображая, как ей обойти злосчастную арку по основным улицам, Маша краем глаза уловила быстрое движение. Темнота двигалась в темноте. Стало совсем жутко, так, что хотелось закричать. Что это было? Летучая мышь? Преступник? Или чудовище, которому нет названия?
«Чушь, полная чушь. Ладно, маленькая была бы, чудовищ пугаться, но тринадцать лет! Ещё бы в Деда Мороза поверила», – ругала себя Маша. Но сердце продолжало колотиться от испуга. Его удары эхом прыгали от мостовой к стенам, от камня к камню. От стекла к стеклу. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Почему не светится ни одно окно? Не сверкает капельками света ни одна люстра? Что не так с этой улицей? «Ой, ну это же так просто!» – догадалась Маша. – «Электричество отключилось на всей улице. У них в квартале тоже такое было. Целый вечер сидели без света». Но это ведь дома, и мама рядом была.
Глаза потихоньку привыкали к отсутствию света и поневоле находили его малейшие проявления: несколько раз луна пыталась подсмотреть происходящее из-за плотной завесы облаков, но каждый раз, не находя братьев-фонарей, пряталась обратно.
В голову непрошеной гостьей пришла считалочка, которой Машу научила бабушка. Непонятная и никому не известная, а оттого и глупая, по мнению Маши:
Семь жёлтеньких овечек
Купались в синей речке,
Акулу увидали –
Зелёными вдруг стали.
Круг, число, железа звон,
А кто лишний – выйди вон.
Рифмы складывались сами собой, слова прорвали тончайшую ткань тишины и, даже произнесённые шёпотом, казались громогласными.
Темнота в арке в очередной раз вздохнула и выпустила из своей пасти небольшой серый комочек.
– Мяу!
– Какая милая! – склонилась Маша над пушистым шариком. Страхи разом улетучились. Две секунды назад она ещё была испуганной маленькой девочкой, а сейчас – великан-защитник. Только бы этот комочек никуда не укатился, а то опять вернётся страх и невозможно будет уже ни пошевелиться, ни сойти с места.
– Ну, чего же ты? Я тебя не обижу, – Маша попыталась приблизиться к дымчатой кошечке. Та мяукнула и попятилась обратно в арку, недоверчиво глядя на протянутую к ней руку.
Шаг, другой… Стало чуть темнее, только светятся две точки – яркие зелёные глаза-огоньки.
– Ты боишься не меньше меня, а уже убегаешь. Ты ведь единственная тут, кого я встретила. С тобой мне не так страшно, я чувствую себя взрослее, – увещевала Маша новую знакомицу, а заодно и себя. Взгляд будто прикован к еле видимым очертаниям остреньких ушек и милого хвостика-морковки. – Ну, пожалуйста, не убегай.
Шаг, другой… Сзади темнота бесшумно сомкнула чёрные створки невидимой двери, отрезая Машу от всего, что было там, на улице. Внутри арки уже не понять, где начало, где конец, есть ли стены по бокам или ты стоишь в бесконечном пространстве размером со Вселенную. И только два зелёных маячка ведут за собой.
Шаг, другой… Только Маша и этот пушистик. И ещё всепоглощающее желание прикоснуться, погладить. Будто наваждение.
Мгновение – и фонарики исчезли, словно их и не было. Только слабенькое мяуканье раздалось где-то внизу, под ногами.
Тьма таинственно зашепталась и начала закручиваться со всех сторон небольшими черными спиральками, рассыпавшими вокруг себя еле видимую сероватую пыль. Сверху, снизу, спереди и сзади на Машу надвигались крошечные вихри, росли, соединяясь в плотную, цвета угля, пелену. Просветы между вихрями стремительно сжимались, закрывая то немногое, что оставалось от света, пока, наконец, последняя пылинка не вылетела за пределы антрацитовой скорлупы, образовавшейся вокруг девочки. В беззвучном крике испуга Маша зажмурилась, всё ещё сидя на корточках.
– Помогиии-теее! – это шёпот или крик во всё горло? Проснуться, надо проснуться. Это точно наваждение, такого не может случиться по-настоящему.
– Эй, ну ты чего, вставай! Слышишь? Вставай! – кто-то легонько тряс Машу за плечо. Девочка широко распахнула глаза и тут же снова зажмурилась – столько яркого света ударило в них.
– Что это? Где я? Кто здесь? – скороговоркой выплеснулись страх и удивление.
– Ох, ну, отошла немножко. Что это с тобой? – вопросом на вопрос ответил некто распевным голосом.
Маша приоткрыла один глаз, чтобы осмотреться. Словно она играла в прятки и подглядывала, кто куда прячется. Вот только колотившееся сердце ударами сообщало, что никакая это не игра. В узкой щёлочке между веками было видно что-то яркое, разноцветно-солнечное. Мешанина ярких красок и света постепенно складывалась в формы, приобретало очертания. Трава, ягода, попугай… Попугай?! Откуда здесь, в городе, да ещё поздно вечером, попугай? И трава, и ягоды? И почему так светло, словно зажглись в одном месте лампы и фонари со всей улицы? А чуть поодаль понатыканы какие-то гигантские коричневые грибы. Нет, грибо-зонты. Или всё-таки зонто-грибы?
Сбитая с толку Маша, уже немного привыкнув к свету, смотрела на окружающую её диковину со смесью удивления, недоверия и, совсем капельку, восторга. Нужное слово никак не хотело срываться с языка, хотя вертелось в голове. Оно звучало как ФАН-ТАС-МА-ГО-РИ-Я. Но Маша его так и не вспомнила. Пятна красок вокруг выстроились в прозрачную рощицу, упиравшуюся в заросшую плющом стену наполовину обрушенного длиннющего строения. Сквозь редкие тростиночки стволов явно угадывались тяжелые головы башенок, арочные полукружия ворот и оконных проёмов, торчащие поверх стен щербатые зубцы, и единственный шпиль, которого тоже не миновала участь зелёного ползучего нашествия. Только было всё это… ненастоящим. Маша пока не понимала, почему у неё возникло такое ощущение.
– Ну, вставай же! Ты меня пугаешь, – опять потрясли за плечо.
Маша вскочила, да так резко, что голова закружилась, а в глазах на секунду опять потемнело, словно возвращая обратно, в городской мрак.
Заботливо поддерживая девочку под локоть, рядом стояла девушка с короткой пепельно-серой стрижкой и удивительными, такими знакомыми зелёными глазами. Она участливо гладила Машу по руке и приговаривала:
– Не бойся, всё хорошо, всё хорошо, ты только не кричи так больше.
– Ты кто? И что это за место? – отшатнулась Маша.
– Почему ты всё время об этом спрашиваешь? Ведь ты сама произнесла ключ в нужном месте и в нужное время. Ты пришла спасти нас!
От такого заявления Маша опешила.
– Спасти? А мне почему-то кажется, что спасать нужно меня. Или будить, если я сплю.
Ущипнув себя за руку, девочка охнула. Вроде не спит. Может, она потеряла сознание на улице, пролежала в коме много лет и теперь очнулась в будущем, где люди живут под землёй или на деревьях, а дома пришли в негодность? Или так: она – участница реалити-шоу. Тысячи зрителей сейчас смотрят на неё. Как же отреагирует эта смелая девочка на неожиданную смену обстановки?
Десятки предположений роились в голове, одно интереснее другого. Но Машина спутница добавила к ним совершенно невероятное…
– Да с чего ты взяла, что спишь? – с ноткой отчаяния воскликнула она. – Я с трудом нашла последнюю строчку заклинания, восемьсот семьдесят три дождя искала это место, вычислила правильное положение солнца, чтобы, наконец, появилась та, кого ждут здесь так долго – наша спасительница! Ты!
В глазах девушки блеснула слезинка:
– А ты даже не знаешь, где находишься, да и не похожа совсем на спасительницу. И что мне с этим делать?
Над полянкой нависло молчание, щедро сдобренное непониманием и возмущением. Первой пришла в себя Маша.
– Верни меня обратно! – потребовала она, сообразив, что в её необычном положении виновата незнакомка. – Меня мама искать будет! А мой дядя в полиции работает, он тебя быстро вычислит, – соврала она для острастки. Никакого дяди у неё не было.
– Я не могу, не знаю, как это делается. Точнее, знаю. Но тебе это точно не понравится, если ты не та, на кого все надеются.
– И что же мне не понравится? – подбоченилась Маша. Но девушка не обращала внимания на её воинственность.
– Очень давно было предсказано, что наш народ постигнет великая беда, и на помощь придёт могущественная чародейка из другого мира. И вот беда случилась – мы не можем больше свободно путешествовать по всем мирам, историям, фантазиям. Пространство и время будто разошлись в разные стороны. И мы остались жить в пространстве, оставшемся без власти времени. Сейчас наш мир носит бремя Ненаписанной книги.
– Так я что, не на Земле? Где эта ваша Ненаписанная? В космосе? На другой планете? А как же я? Никогда не попаду домой? Тоже застряну здесь? – Маша задыхалась от возмущения.
– Подожди, я ещё не всё рассказала. Мы не в космосе, а… как бы так понятнее сказать… в другой реальности, измерении, плоскости. Ну, такие термины мне встречались в свитках, – смущённо пояснила она. – И раньше мы без труда переходили в разные миры. Их ведь очень много, и все не похожи друг на друга. Но однажды что-то случилось, что-то страшное, и мы застряли в небытии. Мой наставник, старый волшебник, за одно мгновение разучился творить чудеса, присел на своё любимое место и замер. Так и сидит по сию пору, ни жив, ни мёртв. И другие… С каждым произошло нечто, отчего жизнь его стала тусклой и однообразной. Ты не представляешь, как печально смотреть на них. У нас никто не умирает, но и не рождается. Только… меняются… и это даже хуже смерти, – девушка сокрушённо покачала головой. – А если промедлить, мы можем застрять в безвременье и неизвестности. Или вообще исчезнуть.
Всё то время, пока собеседница вела свой рассказ, она ходила взад и вперёд, как заведённая. Теперь её можно было рассмотреть получше. Серое простенькое платье из льна, туфельки, похожие на модные в этом сезоне балетки, небольшая сумка через плечо и кулон в виде кувшинчика свисает с шеи и подпрыгивает при каждом шаге.
– Наставник всегда хвалил меня за хорошую память, и я хорошо помню наш самый первый урок. Мы начали его именно с предсказания. Старый Волшебник заставил выучить его наизусть.
«Когда беда постигнет здесь живущие сердца,
Пред смертью лишь одно не устоит.
Оно успеть должно найти по слову мудреца
Несущую спасенье деву, что беду ту исцелит,
Пылая светом и не пугаясь мира-мертвеца».
– Понимаешь? Должно успеть! – прервала девушка витиеватые строчки. – Я одна здесь меняюсь и взрослею. А значит, могу постареть и умереть, так и не найдя спасения для своего мира.
– И это всё предсказание? Бред какой-то, – перебила девушку Маша.
– Нет, там дальше подробно описано, что, где и как нужно сделать, чтобы найти тебя.
– Не меня, а спасительницу эту вашу, – подняв бровь, поправила Маша.
– Я теперь уже не знаю, кого, – девушка махнула рукой, словно признавая неудачу. – Предсказание обрывалось на последней строке. Харг уверял, что она и есть самая важная. В конце концов я нашла кусочек бумаги с этой строчкой. Он лежал в старой книге стишков для малышей, которую и в руки то не подумаешь взять. Бумага точно подходила к изодранному краю свитка, зубчик к зубчику. Но на ней было написано лишь «…ты только руку протяни». Я всё сделала до мельчайших подробностей! – голос девушки срывался, переходя на всхлипывания. – И в конце… в конце я протянула руку, как и было написано, а там ты… Ты тоже протягивала мне руку и я по… подумала… – уже не скрывая слез, девушка села на траву, не в силах продолжать.
– Погоди-погоди, – Маша тоже присела рядом. – Так ты и есть тот самый котёнок! Как я сразу не поняла, почему твои глаза показались мне знакомыми.
– Я… кто? – девушка шмыгнула носом и уставилась на девочку.
– Ну да, всё сходится! – с торжественной уверенностью в голосе произнесла Маша. – Серое платье, зелёные глаза… Была котёнком, стала человеком. Точно! Я сплю! И ты – плод моего воображения. Я читала в книжке по психологии: то, что ты видишь наяву, во сне может трансформироваться в невероятные образы. В Старом городе я встретила котёнка, а до этого перечитывала свои записи, поэтому здесь всё так неправдоподобно – будто в сказку попала. Всё ясно, – тоном профессора Гарвардского университета заключила Маша. – Игры подсознания!
На самом деле Маша была не так уверена в собственных словах, ведь должно же было что-то произойти после того, как она пошла относить тетрадку. Предположим, сейчас она спит дома, сбегав до этого к Светке, поужинав и приготовив математику на завтра. Но почему тогда из сумки, словно дразнясь и показывая язык, торчит уголок Светкиной тетради с розовыми пони, а последнее, что помнит Маша – тёмную и страшную арку?
– Я не котонок, – нахмурилась девушка. – Я Ученица волшебника.
– Котёнок, – поправила Маша. – Маленький и очень милый.
– Я… Я не знаю, что это, но я – не он, – отодвинулась девушка от Маши. – У нас здесь нет котёнок.
– Ну, хорошо, не котёнок, – раз это сон, Маша решила попробовать себя в искусстве дипломатии и наладить отношения. Без ссор время сна наверняка пролетит гораздо интереснее. – Здесь есть деревья, развалины, попугаи, странные грибы и ты – не менее странное существо. Кстати, я Маш… Мария. А тебя как зовут?
– Мария, – зажмурившись, пропела девушка. – Как чудесно! А меня никто не зовёт, – заволновалась она. – Я Ученица волшебника, а имя… У нас нет имён. Может, они и были, но их стёр первый дождь. Никто не помнит своего имени. Даже в книгах сейчас вместо имён пустые места.
– Как так – нет имён? – нетерпеливо повысила голос Маша. Безобразие, а не сон. Какие-то предсказания есть, спасители там, волшебники… а имён нет? – Но раз мы с тобой говорим, должна же я как-то тебя называть.
– Когда про меня говорят или хотят позвать, то это звучит как Ученица…
– …волшебника, – поспешно перебила Маша. – Какое же это имя? Ладно, я, конечно, не твоя мама, но без имени жить нельзя. Пусть тебя зовут… – Маша напряжённо оглядывала девушку, придумывая что-нибудь подходящее. – Китти! – осенило её вдруг. – Китти, котёнок. Я знаю, в английском такое имя есть. И оно тебе идёт! – обрадовалась Маша. Она, конечно, сомневалась, имеет ли право давать имя незнакомому человеку, да ещё и старше себя. – Что с тобой?
Девушка, поднявшись, и, словно войдя в транс, повторяла всё быстрее: «Китти, Китти, Китти». Будто боялась забыть. Огромные зелёные глаза лучились невыразимым счастьем. «Китти, Китти, Китти!»
– И всё-таки я нашла тебя, – она схватила Машу за руки и закружила вокруг себя в радостном танце, – ты не можешь ею не быть! Наша спасительница!
– Снова здорово! – Маша резко остановилась. – А если я проснусь до того, как спасу кого-нибудь? – съехидничала она.
– Ладно, предположим, я и всё вокруг – плод твоего воображения. А твоё воображение знает, что происходит сейчас у него за спиной? – в той же манере ответила девушка.
Маша обернулась и…
Только сейчас она поняла, что именно показалось ей странным в этом лесу. Ну, не считая гигантских грибов. Краски! Лишь основные цвета, без оттенков, без нюансов, похожие на яркую картинку в детской книжке. Сейчас они ожили, смешиваясь друг с другом и образуя совершенно безумные сочетания. Красный и синий стекали с цветков мака и василька в траву, делая её фиолетовой. Жёлтым ручейком струился одуванчик, вливаясь в алую реку, текущую из-под куста роз и делая её оранжевой. Попугаи всполошено махали крыльями, попадая то в одну, то в другую разноцветные лужицы и взлетали яркими пёстрыми фейерверками. С неба крупными каплями срывались синие шарики и, попадая на желтые лепестки тюльпанов, растекались зелёными кляксами. Бирюзовые подтёки застывали на травинках, делая их похожими на крошечные оплывшие свечки. Радужные разводы оказались даже на шляпках зонтиков-грибов. Оливковый, сиреневый, золотой, бежевый, малиновый, медный, коричневый… Название некоторых цветов Маша и вовсе не знала. Невероятное зрелище цепляло невидимые струнки глубоко в душе, и они отзывались дрожанием пальцев, импульсами передаваясь по нервам. Хотелось схватить ручку и выплеснуть всё это великолепие на бумагу, описывая мельчайшие подробности, чтобы не забыть и ничего не упустить.
– Ой, у тебя платье запачкалось, – всплеснула руками Маша, глядя на серый подол, больше похожий теперь на палитру художника, чем на скромную одежду. – А во что превратились мои джинсы!
Девочка попробовала отряхнуть капли краски, но только размазала их по ладони. От неё теперь пахло цветами. Цвет, цветы… «А если бы на земле не росли цветы, интересно, мир был бы чёрно-белым? Нет, наверное, бесцветным», – подумала Маша.
Запах был настолько сильным, а зрелище – реалистичным, что её сомнения окрепли: похоже, здесь всё взаправду.
Тем временем вместе с калейдоскопом красок обрёл полноту и каменный замок. Он словно строился заново, превращаясь из плоской стены во вполне осязаемое тяжеловесное строение. Зелёный ковёр плюща исчезал, словно кто-то тянул за нитку, распуская его ряд за рядом.
– Смотри, дом с привидениями ожил! – почти подпрыгивала от радости Китти. – Это чудесно!
– Ага, первое, что ожило здесь – это привидения. Класс! – поёжилась Маша. Однако любопытный вопрос всё-таки соскочил с её языка: – А какие они, эти привидения?
– Ну, какие… Привиденческие. У каждого разные, смотря кто войдёт в дом, и что там ему привидится, – немного растерянно пояснила Китти. – А у вас что, нет дома с привидениями?
– Почему нет? Есть, – Маше стало немного обидно за отчизну. – Домов много, только вот с привидениями напряжёнка. Говорят, что они есть, но их никто не видел. А кто говорит, что видел – скорее всего врёт.
– Так ведь много домов с привидениями не бывает, – недоумевала Китти. – Он всего один, а иначе как тогда привидение найдёт того, кому должно привидеться? Что же ему, по всем домам бегать?
– А, это у вас вроде Замка страха? – догадалась Маша.
– Не страха, что ты! Скорее фантазий и воспоминаний.
– Раз там не так жутко, как у нас, может, зайдём на минуточку? – любопытством загорелись не только Машины глаза, но и всё тело уже приготовилось отправиться в нестрашное страшное место.
– Они только пробудились, неприлично явиться к ним в гости, когда внутри не прибрано и привидения не привели себя в порядок. Как-нибудь в следующий раз, – пообещала Китти.
Бульк!
Рядом с Машиной ногой вырос малюсенький бугорок мутной жидкости. Сначала бесформенный, будто покрытый серо-белёсой плёнкой. Он за секунду втянул в себя нежно-розовое пятно, растёкшееся на земле, оставив вместо него красный пион и белую лилию.
Бульк!
Бугорок вытянулся вверх и стал похож на парашютик.
Бульк!
Парашютик-капелька оторвался от земли и взмыл вверх.
– Дождь! Бежим! Быстрее! Старайся не наступать на капли, – Китти схватила Машу за рукав и потянула ее в сторону грибо-зонтов. Тяжело дыша, они влетели под первый же гриб с широко раскинутой шляпкой. Вблизи стало видно, что грибо-зонт всё-таки скорее зонт, чем гриб, а то, что Маша приняла за пластинчатую шляпку, оказалось белыми спицами, на которые был натянут коричневый тент.
А снаружи творилось невероятное. Капли, появлявшиеся как из-под земли, вбирали в себя всё то волшебное великолепие цвета, каким блистала полянка, оставляя за собой простецкий лубок из основных красок. Под куполом зонта капли почти не появлялись, но те, что выросли почти вровень с каёмкой «шляпки», затянули в себя все цветовые изыски, успевшие натечь под свод. Маше два раза пришлось прыгать, чтобы жидкий «пылесос» не вобрал в себя и её заодно с краской. Дождинки-оборотни поднимались, стремясь присоединиться вверху к огромному облаку, заслонившему солнце бензиновым пятном. Скоро все цвета вернулись к своему первоначальному состоянию, дождь прекратился.
Глава 3 Кружевная
– Это что вообще было? – потрясённо спросила Маша, провожая взглядом уплывающую тучу. Если бы не пережитый стресс, она вспомнила бы сейчас выражение из одной книжки, всегда казавшееся ей смешным и неправдоподобным – «глаза как чайные блюдца». Наверняка со стороны её удивление выглядело именно так.
– Я же говорю – дождь! Злое волшебство. Он отнимает у людей их доброту, сочувствие, радость, дар творчества, лишает мир разнообразия… Ты ведь сама видела, – Китти кивнула на величественную, переливающуюся красками громаду, исчезавшую за верхушками деревьев.
– Дождь?! Да это анти-дождь какой-то. У вас тут законы физики как в американских фильмах, – почти кричала Маша. – Нет, их вообще здесь не существует!
Маша никак не могла прийти в себя. И даже не столько от того, что выражение «лил дождь» можно было смело заменить на «дождь взлетал», сколько из-за того, что этот водяной воришка спёр такую красотищу.
– Я почти ничего не поняла из того, что ты сказала, – озадачилась Китти. – Законы у нас есть, их создают и коллекционируют в специальную Законную библиотеку. Не знаю, есть ли там закон о… физики, да?.. Но мы вряд ли его быстро найдём. Там такая уйма – уже второе здание под них заняли. Тебе он сильно нужен?
– Не нужен, это я не подумав, – Маша тряхнула головой, срочно прекращая разговор, направившийся не в то русло. – На самом деле я вот про что – у вас нормальный дождь бывает? Когда с неба вода льётся, а не наоборот.
– Конечно! Только не «бывает», а «был». Пока жизнь шла как обычно, и дождь был нормальным. А сейчас вот это… – Китти показала на почти уплывшую тучу. – Как всегда, на север, к хозяину Сумрачной Короны. Я уверена, что все ужасные изменения – дело рук этого злодея. Именно его тебе и нужно будет одолеть.
У Маши по спине пробежала змейка-ледышка. Это место, конечно, интересное, наверняка много любопытного, но одно дело – найти что-нибудь секретное, сказать что-нибудь волшебное, нажать на что-нибудь нужное, а потом раз – и мир спасён. Как в квесте. А вот реальный злодей – это уже другой уровень сложности. Не детская сказочка, а хоррор. Шестнадцать плюс…
– Ну, нет, я его побеждать не собираюсь. Я же не супер-герой с какими-нибудь способностями. Летаю разве что носом в землю. Да я даже плавать толком не умею! Может, у вас тут где-нибудь фонарный столб растёт или что-то типа этого? Раз – и я дома. Ну, есть? – к требовательному тону Маша прибавила еще и грозную позу «руки в боки». Для убедительности.
– Ты знаешь Нарнию? – удивление Китти выглядело совершенно неподдельным.
– А ты откуда знаешь Нарнию? – подозрительно сощурилась Маша.
– Я же говорила – мы могли путешествовать между всеми существующими мирами, описанными в книгах. Твой мир, например, очень подробно воспроизведён в тысячах книг, подробнее всех других. А есть места, про которые никто, кроме нас, не знает. Я не думала, что в Нарнии побывал Открыватель. Но раз ты знаешь про фонарный столб…
– Я не в курсе насчёт ваших открывателей, просто книжки читала. А Нарнию придумал Клайв Льюис.
Китти покачала головой:
– Не придумал. Нельзя придумать то, что уже есть. Можно лишь случайно увидеть путь и попасть в неоткрытый мир, чтобы потом описать его. Такой дар есть только у Открывателя. А после этого и остальные узнают о существовании нового мира. Потому что им его открыли, понимаешь? Значит, твой Клайв Льюис и есть Открыватель. И только жители нашего мира – единственные, кто мог путешествовать и по открытым, и по закрытым мирам тогда, когда вздумается.
– То есть, если бы твой мир работал как надо, я могла бы побывать в Нарнии?! – воодушевилась Маша.
– И много где ещё, – улыбнулась Китти. – И домой бы попала, когда захотела. Только он не «работает как надо».
– Так надо его исправить! И тогда, ты же сможешь мне показать, как вы путешествуете? Перед тем, как я отправлюсь домой? Нарния… Обалдеть… – не верила своим ушам Маша.
Книжки про чудесную страну, созданную необыкновенным львом Асланом, были зачитаны до дыр. Сначала эту историю ей прочитала мама, а когда Маша сама научилась читать, то, закончив последнюю главу, начинала с начала, чтобы постоянно переживать приключения вместе с любимыми героями. Лет до восьми она была убеждена, что в их шифоньере должен открыться проход на заснеженную поляну. Шкаф был старым, сделанным из натурального дерева, и Маша верила, что именно из яблони. И упрашивала маму купить побольше шуб, подозревая, что неудачные попытки попасть в Нарнию связаны с их отсутствием. Книга Льюиса была для неё путеводителем по вполне реальному месту, вроде путеводителя по Парижу, валявшемуся в книжном шкафу с незапамятных времён, когда мама ещё мечтала туда попасть. Но с Парижем было много сложностей: деньги, учёба, потом рождение Маши, работа… Нарния казалась куда ближе, хотя убеждённость девочки в этом не раз подвергалась насмешкам и сомнениям. И вот, оказывается, она была права! Нарния существует на самом деле!
– Так что там с вашим этим злодеем? Что он натворил?
Боевой настрой Маши сметал сейчас все воображаемые преграды. Невозможное оказалось возможным, так, может, и спасение мира Китти действительно находится в её, Машиных, руках?
– Это целая история, в двух словах не управиться. Мы сейчас дойдём в моё прибежище, там я тебе всё расскажу по порядку. Заодно поедим и отдохнём, – предложила Китти.
При упоминании грядущего обеда… или ужина?.. Маша вдруг поняла, насколько проголодалась. Теперь все мысли закрутились вокруг еды. Она готова была съесть даже молочную лапшу с пенкой. Хотя нет, насчёт противнючей пенки, пожалуй, погорячилась. Лучше горячего борща тарелочку.
Они пробирались по колючим зарослям расползшегося во все стороны кустарника. Пару раз Маша пребольно зацепилась за длинные шипы, в очередной раз удостоверившись, что её нынешнее состояние не сон, а очень даже активное бодрствование. С веток свисали плоды, очень напоминавшие арбузы. Такие же полосатенькие, но прозрачные и немного мохнатые.
– Как называется эта острая гадость? – спросила Маша, рассматривая оцарапанную руку.
– Жниковырк. У него очень вкусные плоды, когда созреют. А если нарезать его полосочками и добавить к жареному ананасу – вообще пальчики оближешь. Не обижайся на шипы, они нужны ему для дуэли.
– Дуэли? Это же растение! Кого оно может вызвать на дуэль?
– Самого себя, конечно. Дуэль обычно проходит в ветреные часы: ветки начинают качаться, сталкиваются друг с другом и стараются задеть остриём шипа плоды противника. Та ветка, на которой останется больше всего целых плодов, объявляется победителем. Обычно бои случаются только в конце сезона сбора урожая, когда шкурка становится тонкой и её легко проткнуть. Правда, дуэлей жниковырков давно уже не видели, потому что расти здесь перестали не только люди, но и всё живое.
Посмотреть на дуэль Маша, наверное, была бы не против, но уж очень обиделась на жниковырк, перепутавший её с собственными ягодами.
Они прошли с Китти ещё немного по тропинке, вилявшей как заяц перед охотником, и внезапно перед Машей возникло несуразное сооружение. Оно походило на огромный керамический шар. С одной его стороны был приделан балкон с массивными перилами, а с другой торчала труба странной формы. У сооружения имелся круглый вход, закрытый дверью такой же формы. Из двери торчала большая ручка, похожая на колесо. И повсюду небольшими лохмотьями висели лоскуты ажурной ткани, напоминавшие паутину с необычным плетением – не паучьим, а будто разумное существо соткало огромное покрывало и набросило его сверху. Со временем покрывало разорвалось ветрами и зацепилось оставшимися клочками за всё, что могло его удержать.
– Нам сюда, – отмахнулась Китти от слишком длинной нити, спускавшейся с ветки дерева, и указала в сторону блестящей каракатицы. – Здесь моё убежище.
– Это же заварочный чайник! – ахнула Маша, обходя его вокруг и рассматривая блестящие на солнце пузатые бока. – Креативные у вас архитекторы.
– Когда-то давно здесь жили старушки-кружевницы. Их уже нет, но дом хранит память до сих пор. Я обнаружила его, когда искала место произнесения заклинания. Это необычный дом. Он умеет прятаться, и здесь нас не настигнут ни дождь, ни Тени, поэтому я зову его Убежищем.
– Тени? Какие ещё тени? – спросила Маша, озадаченно изучая то, чем являлся балкон – ручкой чайника, с которой, как с основы для плетения, свисала плетёная сетка.
– Всё по порядку. И сначала – добро пожаловать в дом, – Китти потянула ручку двери, приглашая внутрь.
Маша осторожно переступила порог и замерла. Ей предстала поразительная картина. Всё внутри – стены, полы, мебель, огромная люстра в центре холла – всё казалось воздушным. Изящная лестница словно взлетала на верхний ярус, тоже выглядевший лёгким, словно паутинка.
Кружево везде и на всём, даже посуда оплетена невесомыми нитяными узорами. Маша рассматривала буквально каждый сантиметр – она передвигалась медленно, словно между стеклянными экспонатами музея – от стула к столу, от картины к вазе с искусно вывязанными цветами, издали так похожими на настоящие, что, казалось, они должны пахнуть. Не хватало духу даже прикоснуться к такому великолепию. Китти что-то крикнула про чай, но Маша, словно глухая, продолжала своеобразную «экскурсию». Она остановилась возле книжного шкафа, не в силах оторваться от его созерцания: каждый корешок книги, каждая обложка оказались связанными из тончайших нитей, как и всё вокруг. Дождь, по словам Китти, никогда не появлялся над домиком кружевниц, поэтому к роскоши форм прибавлялось и богатство оттенков цвета, чего был лишён мир за пределами Убежища. От этого всё внутри казалось более живым, более осязаемым.
– Неужели можно сотворить такое руками? – ахала Маша, вспоминая бабушку, которая частенько часами сидела с клубком и крючком, чтобы связать небольшую салфеточку под тарелку или вазон.
– Руками, конечно, ну, и без волшебства скорее всего не обошлось, – не дождавшись девочку, Китти вышла к ней с ложкой в руке. – Говорят, кружевницы дружили со Временем, и оно для них не бежало, а медленно текло. Возможно, волшебство было в этом, а может кружева сами плелись, а кружевницы пили чай и бормотали вязальные заклинания. Никто не знает. Старушки исчезли, как только закончили украшать свой дом. Может, им понравился какой-нибудь другой мир, и они сейчас обустраивают новый дом там. Пойдём чаёвничать, я всё подготовила.
От непривычного словечка «чаёвничать» потянуло уютом, и Маша присоединилась к Китти. В центре стола красовалась большая миска с незнакомыми фруктами. Формой они напоминали яблоко, но цветом походили скорее на сыр. Сходство с сыром ещё больше усиливалось из-за того, что всё «яблоко» было усеяно разнокалиберным дырочками, словно старушки-кружевницы выплели из кружев и его. Вокруг миски Китти расставила чайные приборы и сетчатые креманочки со всякой снедью: мелкими колечками-пастилками, пряниками в форме средневековых бальных платьев, украшенных разноцветными капельками сиропа, какими-то зёрнышками-веретенцами, покрытыми сахарной глазурью и многими другими вкусностями.
Около стола раскинули крылья-подлокотники два кресла на изогнутых ножках-лапах. Они тоже были сплетены. Толстые шнуры свивались в диковинные узоры, не подчинявшиеся правилам геометрии.
Девочка села в одно из кресел, и оно обняло её давно забытыми воспоминаниями. Воспоминаниями, ощущениями, щемящим чувством чего-то ускользающего, что непременно нужно ухватить и вернуть. Чего же? Детства? Зачем цепляться за детство, если Маша так стремится приблизиться к недостижимому, но настойчиво надвигающемуся – к взрослости. Чем оно держит, это детство? Словно Маша – тот лоскуток паутинки-кружева, что не может не улететь в неизвестность, но всё ещё здесь, на виду.
Запахи… Некоторые мгновенно улетучиваются, таких большинство. Но есть тот, что появился однажды и навсегда остался в огромной призрачной кладовой – в воспоминании. Запах маминых печений. Тонкой ниточкой тянется к нему ещё один образ, переплетаясь с ним, словно эти кружева вокруг – светлая красивая комната. Её комната. Которой никогда не было, разве что в фантазиях семилетней девочки, выросшей в маленькой однокомнатной квартирке, где небольшое пространство было для всей семьи и спальней, и столовой, и гостиной, и игровой, и рабочим кабинетом. Светлая красивая комната – мечта. Не та, взрослая, смешанная с завистью, пересудами и тяжбами, а воздушная, словно замок принцессы, спрятанный в розовом облаке и ждущий нужной минуты, чтобы спуститься к своей хозяйке. Как часто Маша, усевшись с чашкой чая и печеньем в своём уголке, обставляла эту комнату воображаемыми предметами: подсмотренными в интернете причудами и придуманными диковинами. И там обязательно должно было быть кресло. Вот такое, большое, воздушное, только для неё. Маша даже пыталась сплести из травинок и веточек его подобие, но кресло рассыпалось под руками, так и оставаясь всего лишь фантазией. Фантазией со вкусом маминых печений.
Маша ничего из этого не стала рассказывать Китти. Долго, да и не поймёт она. Это только её секрет. Её и этого кресла.
– Странно тут всё, – только и сказала Маша, беря в руки чашку с горячим чаем.
– Потому что ты нигде, кроме собственного мира, не была. У нас совершенно обычно, если сравнивать с некоторыми… – Китти многозначительно подняла брови. При этом глаза её стали ещё больше, отчего она напомнила Маше персонажа аниме. «Имя придумали что надо, очень ей идёт», – подумала девочка.
– Вот ты говоришь, что вы могли путешествовать, – размахивала Маша кусочком пастилки. – Это как вообще возможно? Какая-то магия или секретная технология?
– Ни то, ни другое, – улыбнулась Китти. – Представь себе, что каждый мир – это страница книги. Книга развёрнута так, что первая и последняя страницы соприкасаются, и получается, что у неё нет ни начала, ни конца. Чтобы попасть на другую страницу, любую, нужно просто добраться до переплёта и сделать переход. Этот переплёт и есть наш мир. А местом, где возможен переход, был замок Хрустальная Корона. Достаточно было просто зайти в него и попросить доставить тебя в нужный мир, на нужную страницу. И ты моментально оказывался там.
– Я же говорила – магия! – воскликнула обрадованная собственной догадке Маша, но тут же засомневалась: – Или телепорт.
– Мы не считаем это магией. Это средство передвижения, так же, как любой ваш транспорт, – Китти задумчиво покрутила ложку в чашке с чаем, и жидкость сию же минуту превратилась в крошечный светло-коричневый водоворот. – У всех разное понимание, что есть волшебство. Ведь магия – это то, что не подчиняется привычным законам бытия. Например, в одном из миров живут люди, которые говорят исключительно правду. И если ты, попав в этот мир, соврёшь о чём-нибудь, они будут считать тебя колдуньей, потому что считают, что заставить человека сказать неправду может только волшебство. И ещё более сильное и злое волшебство, как они думают, заставляет человека верить в ложь. Но это малоизвестный мир, у них редко бывают гости.
«Неудивительно», – подумала Маша и тут же вернулась к заинтересовавшему её вопросу: – Значит, Хрустальная Корона теперь не переносит вас туда-сюда? В ней всё дело? Её испортил тот, кто поселился в Сумрачной Короне? Это тоже какой-то замок?
– Хрустальная и Сумрачная Корона – это одно и то же место. Только Сумрачным замок стал после того, как случилась беда. Теперь вместо сияния это место источает мрак и страх. В одно утро блистающий замок, усыпанный драгоценностями, стал угрюмым камнем, в котором воцарилось зло – Зоху и его слуги Тени. Дождь всегда собирается в тучу, которая приплывает к Сумрачной Короне, а затем опускается на её шпили и растворяется. Всю добычу, которую соберёт дождь, он отправляет хозяину. Но сначала вокруг рыщут Тени, вынюхивают, чем можно поживиться. Наверняка одна из них проскочила по поляне, когда та изменилась. И донесла Зоху.
– Но зачем ему всё это… – начала было Маша, но сообразила, что не знает, о чём, собственно, «всём этом» речь. – Кроме имён и красок дождь ещё что-то забирает?
– Чаще гораздо более ценное, чем просто краски. Например, то, каким видишь мир именно ты, твою неповторимость. Все попали под дождь хотя бы один раз, и у каждого, кроме имени, он что-то забрал. Люди перестали видеть красоту вокруг, перестали мечтать, фантазировать. Такой человек, увидев, например красивую птицу, пройдёт мимо и забудет её тут же. Не захочет бросить ей крошек, или нарисовать её, или послушать пение, или просто понаблюдать. Для него нет ничего нового и удивительного в жизни.
– Зомби, одним словом, – Маша не смогла представить себя на месте такого человека-пустышки. Ей постоянно лезли в голову какие-нибудь мысли и идеи.
– А я не успела спрятаться и попала под дождь, который забирал самое счастливое воспоминание. И теперь… – Китти вздохнула. – Я не знаю, каким оно было, настоящее счастье.
– Это безобразие, беспредел! – возмутилась Маша. Уж она знала, что такое счастливое воспоминание. У неё их было столько! И когда у неё получилось немного продержаться в воде без спасательного жилета: вот радости и визгу было. И та поездка в парк аттракционов, где захватывало дух от скорости, шума и вкуснейшего мороженого в вафельном рожке. И домашнее торжество по поводу одних пятёрок в дневнике в конце первого класса. И другие дни, когда внутри тебя растёт что-то светлое, радостное, и хочется петь, улыбаться всем знакомым и незнакомым. Да разве можно всё это забыть!?
А ещё Маше страшно не понравилось, как зовут здешнего злодея. Дурацкое такое имя, и противное, как таракан. Как там его? Зоху? Злой, Очень Хитрый, Ужасный. Это Маша вспомнила игру – раньше они с мамой часто так расшифровывали буквы в номере какого-нибудь автомобиля. Очень смешно иногда получалось. Но не сейчас. Завистливый Остолоп Хамского Уезда, Злостный Обманщик – Хозяин Утрат. Подождите, имя?..
– Как такое может быть – у вас нет имён, а у него оно есть? – притормозила Маша в деле выбора наиболее обидного прозвища.
– Он единственный, у кого оно есть, и Тени непрестанно напоминают об этом. Думаешь, зачем ему дождь приносит всякое? Оно вроде еды – этим он живёт. Наверняка и имя не его. Просто понравилось, вот он себя так и назвал. Никто о нём ничего не знает, а чем больше неизвестности, тем больше страха. Всем живущим в этом мире, кроме Теней, в Сумрачную Корону дорога закрыта. Но ты другая, ты можешь найти путь туда и победить Зоху. Так предначертано.
– Но я просто девочка. Я не знаю, что нужно делать!
– «Просто девочка» не появилась бы в мире, потерявшем связь с другими мирами. Разве то, что произошло на поляне, не убедило тебя в том, что «просто девочке» не удалось бы такое сотворить? В нужный момент ты будешь знать, что делать. Именно ты, подарившая мне имя. А время знания ещё наступит, не сомневайся. Точно так же, как сейчас наступает время сна, – Китти собрала пустые чашки и тарелочки с заметно поредевшими сладостями на поднос, и накрыла его плотным кружевным платком. Получился уютный белый холмик, который немного вздрогнул, как живой, и опал. Посуда исчезла, как в трюке фокусника, и зазвенела, устанавливаясь на свои места. Но в этом случае Маша точно знала, что здесь творится волшебство.
– Научишь меня также делать? Было бы классно: раз – и убирать ничего не надо.
– Каждому миру свойственно своё волшебство. Вряд ли ты сможешь повторить то, что могу я. Так же как я не смогу сделать то, на что ты здесь способна. Ложись спать, а завтра на свежую голову подумаем, с чего начать, – Китти отвела Машу в маленькую спаленку с высокой кроватью и витой вешалкой, пожелала спокойных грёз и прикрыла за собой дверь. На кровати высилась стопка белоснежных подушек, напоминавших пирамиду. Наверняка мягких, как пух. Каждая манила к себе, предлагая утонуть в её объятьях. Маша решила попробовать самую большую из них. Переодевшись в приготовленную фланелевую пижаму, она забралась под одеяло, цепляясь за разбегающиеся мысли. Невероятные события дня не укладывались в голове также хорошо, как покоилась голова на подушке, и Маша всё время возвращалась к сказанным словам Китти: «В нужное время ты будешь знать, что делать». Может, и волноваться не стоит? Разберётся она с этим Зоху в конце концов.
А вообще, какой он? Почему скрывает от всех своё лицо? А может, у него и нет лица? Может, он похож на паука: сидит себе в центре паутины, раскинувшейся от одной стены замка к другой, шепчется с Тенями и пьёт то, что принёс дождь, перебирая имена или примеряя цвета перед мутным зеркалом. Или он – представительный господин, закутанный в плащ цвета ночи, восседает на троне из слёз и гнёт в злобе длинные бледные пальцы. С его клыков капает яд на каменные ступени, прожигая их. Он отдаёт приказы на непонятном языке, похожем на скрежет ржавых дверных петель.
В конце концов, Зоху может быть просто злым стариком, умеющим колдовать. Шаркает разношенными туфлями по холодному полу, хватаясь скрюченными пальцами за стены, покрытые плесенью, и кашляет ругательствами. Правда, зачем больному колдуну преклонного возраста понадобились такие странные осадки вроде дождя снизу вверх, Маша пока не придумала. Завтра. Всё будет завтра, а сейчас очень хочется спать. Длинный день наконец закончился.
Маша зевнула, натянула одеяло почти до макушки, оставив щёлочку, чтобы дышать, и закрыла глаза. Сон сидел совсем рядом и в ту же секунду подхватил девочку на руки и, легонько покачиваясь в струях дремотного ветра, понёс её в своё царство.
Маше снилось, как пляшут вокруг чёрные тени, строят рожицы, машут руками и затем спрыгивают со стен, чтобы поиграть в волейбол. Только вместо мяча они перебрасывают друг дружке изумрудно-жёлтого попугая, который громко кричит: «Ррраскаты грррома, ррраскаты грррома!» А потом появился Зоху. Он незаметно вырос, сотканный из теней, вобрав их в себя одну за другой. У Маши аж дыхание перехватило. Вот он уже здесь, а она не подготовилась, не выучила стихотворение по литературе. Ведь на самом деле это было не просто стихотворение, а настоящее заклинание, способное обездвижить противника. А он совсем рядом, возвышается над девочкой, перебирая руками-силуэтами подходящее оружие – секира, меч, магический шар… Он делает шаг, другой, поворачивается, и… Лица Маша не успела увидеть, только отметила про себя, что чёрная фигура оказалась совершенно плоской, словно вырезанной из картона. Так просто согнуть или разорвать пополам. Хорошо бы всё действительно оказалось так просто.
Глава 4. Волшебная
Калейдоскоп сна разбился вместе с солнечным лучом, добравшимся до закрытых глаз. Маша повертела головой, чтобы стряхнуть глупое наваждение, и подумала, что стоит заглянуть в дневник – вдруг действительно забыла, что по литературе чего-нибудь учить задали? Но белая вязь потолка вернула её в события вчерашнего безумного дня. На их фоне сон уже и не выглядел бредовым. Спрыгнув на пол, Маша огляделась.
Освещённая солнцем комната выглядела больше, наряднее и воздушнее, чем вчера вечером. Кровать на белых изогнутых лапах-ножках занимала небольшое пространство, словно притаившееся игривое, но неуклюжее животное. Остальное место на полу принадлежало огромному, цвета топлёного молока, ковру, в котором ноги утопали по щиколотку. На стенах, задрапированных мелкой сеточкой, лесенкой висели полки с книгами.
Взяв первую попавшуюся, Маша полистала страницы. Странное дело, но не все из них были заполнены: некоторые содержали всего одно-два слова, на других предложения не имели начала или конца, будто сломался печатный станок. Обложке тоже не повезло. Тиснёных букв хватило только на инициалы автора, да внизу завивался росчерк мудрёного орнамента. «Ничья книга ни о чём», – пришло в голову. Пожав плечами в недоумении, Маша поставила книгу обратно и решила проверить соседнюю. Вдруг тут какая-нибудь книжная эпидемия и многочисленные тома стоят на полках только лишь для солидности? Но с соседкой оказалось всё в порядке. «William Shakespeare, A Midsummer Night's Dream», представилась мягкая зелёненькая обложка буквами, оплетёнными цветами и веточками. «Сон в летнюю ночь», – догадалась Маша, дополняя знакомые английские слова знаниями по литературе. Ещё одна книга, но уже в твёрдом переплёте – и тоже никаких странностей: «Alexandre Dumas. Les Trois Mousquetaire», сообщила она о себе синим на бирюзовом. Стоявшая рядом книга красного цвета оказалась девственно пустой. «Странная библиотека», – нахмурилась Маша. – «Может, Китти всё объяснит?»
С этой мыслью она босиком протопала до зала, заглянула в гостиную, но Китти нигде не было видно. В доме что-то стукнуло, тяжело загремело, и со второго этажа, повторяя спиральный силуэт лестницы, скатился шар кремового цвета. Прямо под Машины ноги. Над колечками балюстрады второго этажа показалось раздосадованное лицо Китти. Но увидев девочку, она улыбнулась:
– Ты проснулась? Я тебя, наверное, разбудила. Поднимайся, и шар захвати. Сегодня он страшно непослушный, – погрозила она пальцем шару, точно нашкодившему котёнку.
По такой лестнице подниматься ух как жутко. Перил нет, только ступеньки к центру наклонены. Боязливо ступая по ним и держа под мышкой шар, Маша добралась до узкой площадки, тянувшейся вдоль всей стены. Узкая щель единственной на весь этаж двери струила упоительные запахи. «Миндальный бисквит и чай с чабрецом», – попробовала угадать Маша.
За дверью оказалось любопытное помещение. Кухня не кухня, кабинет не кабинет, склад не склад… Весь центр обширной комнаты занимал огромный стол, заваленный свитками, связками трав, множеством безделушек и скляночек. Прямо перед Китти теснились вчерашние вазочки для сладкого и две чашки на блюдцах. Пока что посуда была пуста.
– Ставь сюда, – указала Китти на серебряную подставку. – Всё утро на него натыкаюсь.
Маша установила шар в чашеобразную лунку и приготовилась наблюдать волшебство. Наверное, сейчас на гладкой поверхности должна появиться дымка, за которой нужно будет увидеть свое будущее, или вазочки разом наполнятся сладостями. Правда, шар не хрустальный, но скорее всего это неважно. Раз в этом мире есть волшебство, почему бы не быть и магическому шару.
Китти тихонько хихикнула, наблюдая, как Маша с благоговением уставилась на шар.
– Это не предсказатель. И он ни капельки не волшебный, – она достала из кряжистого серванта коробку с лакомствами, быстро разложила конфеты и печенья по вазочкам и в мгновение ока наполнила чашки пахучим чаем. Замысловатые движения её рук, похожие на кружевные узоры этого дома, были всего лишь обычной ловкостью. Не волшебство.
– Но как же, вчера… Почему сегодня раскладываешь сама, а вчера раз, и нет ничего, – недоумевала Маша.
– Магия созидания и разрушения отличаются друг от друга, как небо от земли. Магией разрушения овладеть ничего не стоит, вчера ты видела именно её. А вот магия созидания – тут учиться нужно дольше, – улыбнулась Китти, переставляя последнюю чашку на стол. – Это просто сувенир из лавки мадам прорицательницы, – как ни в чём не бывало, продолжила Китти, кивнув на шар. – Но хрустальные шары для видения будущего там тоже есть.
– Прорицательницы Кассандры? Настоящей Кассандры?! – переключилась Маша с непонятного объяснения на более интересную тему.
Китти замерла и на некоторое время уставилась куда-то за Машину голову. Сосредоточенность и рассеянность одновременно. Наконец она внимательно посмотрела на Машу.
– Возможно. Что-то очень знакомое. Кассандра – это, наверное, имя?
Вчерашние рассказы Китти об украденных именах вспыхнули в памяти яркими огоньками.
– Ну да, известная предсказательница – Кассандра. Ой, только она из греческой мифологии нашего мира. Может, её и не существовало вовсе. А как вашу зовут, я даже предположить не могу, – волнение, захватившее Машу при упоминании магазинчика, в котором всё-таки есть магические предметы, постепенно уходило, уступая место щемящему чувству. «Наш мир, ваш мир». Как же далеко она сейчас от дома! От мамы и от привычного круговорота школьных будней. И, будто кто-то открыл кран, на Китти хлынула лавина вопросов, разрывающих на части хрупкую атмосферу уютного утра.
Что это за мир? Где он находится в пространстве и времени?
Есть ли у него название или оно выпито дождём вместе с остальными именами?
Кто ещё здесь живёт? И как они общаются друг с другом, если невозможно никого позвать по имени?
Чем питаются, раз в этом мире, по рассказу Китти, ничего больше не растёт. А то, что выросло, давно съели.
Добрые или злые здесь люди? Есть ли волшебные животные? Можно ли ей, Маше, научиться творить магию в этом мире? И почему, кроме Китти, никто не пытался искать спасения от Зоху? Или пытался? Какими возможностями обладает этот злодей? И повторим в сто пятьдесят шестой раз – уверена ли Китти, что именно Маше и только ей под силу исправить то несчастье, что нависло над жителями этого странного места?
Китти едва успевала отвечать на один вопрос, как уже следовал другой.
Но картина нового мира, которая складывалась в голове Маши, всё равно оставалась неясной.
Для Китти этот мир был просто домом. Понятным, знакомым и родным, хотя и пострадавшим от тёмного злодеяния. Возможно, у него было имя, но его никто не помнит. Попытавшись объяснить суть своего мира, Китти выбрала странное слово, совсем не подходящее для названия и уж тем более не открывающее Маше двери в его сердце: мир очертание\контур\силуэт\основа\понятие. Машины попытки поиграть (предложить) близкими, по её мнению, понятиями вроде «мир теней» или «мир фантазий» решительно отвергались. «Мир очертаний» – самое подходящее определение для места, которого нет нигде, но которое находится рядом с каждым из существующих миров, даже тех, про которые люди Земли не скоро узнают.
На вопрос о жителях Китти улыбнулась:
– Обычные люди, как и у вас. Можешь ли ты сказать, добрые твои соседи по улице или нет?
– Ну, разные есть, наверное. Да я их и не знаю вообще. Я даже в нашем доме не всех знаю.
– Вот и у нас тоже разные. И хорошие, и плохие... Но больше несчастные, – добавила она, подумав. – Когда дождь забрал имена, мы пытались придумать другие, но если у всех сразу появляются новые имена, начинаешь их тут же забывать. А когда тебя снова застанет дождь, всё начинай сначала. Теперь мы называем друг друга теми, кто мы есть. Если человек печёт хлеб – он Пекарь. Если куёт железо – Кузнец. Продаёт лекарства – Аптекарь.
– Но ведь пекарей может быть много, как с этим быть?
– Очень просто. Пекарь с окраины, Пекарь-неудачник, Пекарь-пирожник, Пекарь пышный каравай… – начала перечислять Китти.
– Понятно, понятно, вы придумали прозвища. Волшебник, Ученица волшебника… А где, кстати, пекари берут муку? Пшеница-то не растёт!
– А вот тут уже волшебство. Над едой трудится целая армия алхимиков. Раньше это был тайный орден, почти запрещённый. А теперь они – могущественная кучка подлецов, – зло подчеркнула последний эпитет Китти, и, заметив удивлённый Машин взгляд, поспешно пояснила: – Наживаются на всеобщем несчастье. Еду они делают, но деньги дерут за неё нещадно. Всё искусственное, превращённое из несъедобного в съедобное. Вкус или запах есть, а пользы никакой. Мы с тобой сейчас старые запасы этого дома доедаем, поэтому для тебя это еда как еда. А в городе сразу почувствуешь разницу – там только на алхимической пище и живут.
– Похоже, ваши алхимики и в наш мир пробрались. Мама говорит, что в магазине здоровую еду уже не купишь – везде таблица Менделеева в полном составе.
– Нет, они не могли пробраться, как же… – на полном серьёзе нахмурилась Китти.
– Да я пошутила про алхимиков. На самом деле у нас это просто химики. Только они из съедобного несъедобное делают. Тут волшебства не нужно. Кстати, про волшебство… – этот вопрос давно был готов спрыгнуть с языка Маши. – У вас единороги водятся? Ну, там, фениксы или драконы? Волшебные существа, в-общем?
– Не просто водятся. Мы их выращиваем в питомниках. И не только тех, которых ты назвала. Еще русалок, жар-птиц, грифонов и ещё много разных животных. Только причём тут волшебство? Это скорее похоже на… зоопарк, как у вас называют. Обычные зверюги.
– Обычные!? – вскинулась Маша. – Это драконы-то обычные? Единороги?
– Единороги – просто лошади с рогом во лбу. И драконы… Там, куда мы скоро направимся, ты сама всё увидишь. Здесь они просто животные.
– Даже русалки? – не верила своим ушам Маша.
– Даже они, – Китти явно забавляло Машино недоумение-возмущение. – Не представляешь, какие они глупенькие. Ну а чего ждать от полурыб. Только и важных дел у них, что плавать в бассейне, да прихорашиваться. А какие они болтливые! Просто ужас. У нас даже шутка про них есть: «Лучше бы у русалок были человеческие ноги, а от рыбы – голова. Тогда с ними можно было бы поговорить».
– Ты знаешь, – разочарованно протянула Маша, – как-то так получается, что всё волшебство у вас оборачивается обычными вещами.
– Я же тебе говорила, магия хрупка и не изведана до конца. И во многом зависит от точки зрения…
– С моей точки зрения у вас она вроде есть, но её нет. Ты вроде умеешь колдовать, а вроде бы и нет. Хрустальные шар ненастоящий, единороги – просто лошади, а из волшебного я пока видела только странный дождь, да и тот всё равно, что радиоактивный, «не влезай – убьёт», – когда Маша начинала сердиться, у неё всё падало из рук. Вот и сейчас маленькая мармеладная мышка выскользнула из пальцев и исчезла в темноте теней под столом. – Тогда спрошу напрямую. Я могу научиться здесь делать что-то… необычное? Ты наверняка знаешь парочку заклинаний, ты же ученица волшебника! Научи меня!
Оторопевшая Китти не сразу ответила на отчаянную реплику. Солнечный свет падал ей на лицо через стеклянный потолок, отражался в широко раскрытых удивлённых глазах, отчего казалось, будто в них блестят слезинки.
– Но ты и есть живая магия, – медленно начала она. – Магия – это особый дар, который даётся единицам. Я с рождения отмечена таким даром, но только начала учиться и почти ничего не умею. Волшебник десятки лет развивал свой дар, но и он не во всём силён. Если ты думаешь, что я махну волшебной палочкой, и из неё посыпятся бриллианты только потому, что мне этого захотелось, то ты ошибаешься. Волшебные палочки – сказка для малышей. Из нас двоих ты – настоящее волшебство. Ты появилась там, где тебя ждали. Ты подарила мне имя. Ты закружила красочный хоровод на поляне только одним своим присутствием. И ты её оживила, – взвизгнула Китти и забралась с ногами на стул, показывая куда-то пальцем.
Маша посмотрела в том направлении и заметила шевеление под столом. Испытывая желание запрыгнуть на стул так же, как и Китти, она всё же нагнулась и пригляделась к беспокойному движению маленькой тени. Юркий комочек носился туда-сюда и был похож на крошечную мышку. Только не серую шерстяную, а гладкую и блестящую.
– Мышь, – тонким голосом выдавила из себя Китти. – Я их так боюсь!
К мышам Маша была не то, чтобы равнодушна, но визжать, как другие девчонки, обычно не визжала. Даже несколько недель с удовольствием наблюдала в зоомагазине за выводком декоративных мышат в стеклянном аквариуме. Как они подрастают, как разбирают их покупатели. Но этот экземпляр сильно отличался от всех представителей мышиного рода, каких когда-либо видела Маша. Желеобразное тельце непонятного цвета металось в круге тени от стола, не смея высунуть нос за край чёрной границы.
– С ней что-то не так. Не уверена, что это вообще мышь. Больше похоже на…
– Мармеладку. Их целая гора на столе. Но эта – живая. Ты ведь роняла её, верно? Когда просила научить тебя волшебству. Так вот, не тебе надо учиться, а мне. Я никогда ещё не делала неодушевлённые предметы живыми. Это очень высокое мастерство. А ты просто захотела, и вот… – Китти перевела дыхание и осторожно спустила ноги на пол, всё ещё боязливо поглядывая на непрошеное чудо.
Не веря ни своим глазам, ни ушам, Маша всё-таки изловчилась и схватила мармеладную мышь в горсть. Но как только рука оказалась за границей теневого круга, судорожные движения в ладошке прекратились. Маша разжала пальцы. Обычная мармеладка. Чуть завела руку под стол – мышь встрепенулась и дёрнула хвостом. Маша побыстрее подняла руку наверх и стряхнула сладость обратно в вазочку. Но пробовать мармеладных мышек ей перехотелось.
Такое волшебство Маше не понравилось. Какой в нём толк, если не знаешь, когда оно себя проявит. То ли дело волшебная палочка. Как там Китти сказала? Сказка для малышей?
– А можно управлять тем, что я умею?
О чае уже забыли, блестящий заварник с расплывшейся на пузатом боку коричневой капелькой остыл и уже не пускал изогнутым носиком тонкие струйки пара. Маша хмурилась и сама почти что дымилась вместо чайничка.
– Почему тут так всё сложно устроено? Так непонятно! И кстати, мышь бегала только в тени. Это тоже что-то значит? Случайно не какая-нибудь тёмная магия, которая творится только под покровом ночи, а? Может, я злая волшебница и не знаю об этом? – Маша почти не контролировала растущую злость, рождённую в отчаянии.
– Подожди, остановись. Ты задаёшь так много вопросов, я же не успеваю отвечать, – Китти встала, положила руки Маше на плечи и, глядя ей в глаза, серьёзно произнесла: – Главное, что ты должна знать – я в тебя верю. И чтобы понять, что здесь происходит и что нужно делать, поверить в себя должна ты сама. Многие вопросы отпадут сами собой, и тебе не будет казаться сложным то, как устроен наш мир. Как только ты поверишь, найдёшь себя, то сможешь управлять своим даром. А пока он… в тени, – она подмигнула Маше, отошла и стала хлопотать над столом.
Маша нахмурилась и ничего не ответила. Шутка ли – поверить в себя. В кого-то другого поверить гораздо легче. Вот он, стоит перед тобой, весь такой героический и загадочный. Обязательно высокий. Красивый? Не обязательно. И только на него одного надежда. Когда у тебя беда, хочется верить, что спасение обязательно придёт. Из ниоткуда появится герой и протянет руку помощи. Интересно, почему так получается, что верить легче в того, кого меньше знаешь. Вот Юрку или Артёма она знает, как облупленных. Ну и какие из них герои? А ведь как-то раз подрались с одиннадцатиклассником, пытавшимся отобрать в буфете деньги у второклашки. Для Маши они – драчуны-хулиганы, хоть и за благородное дело. А для второклашки наверняка почти что супермены.
Эх, знала бы Китти ту, в кого она верит, так же хорошо, как Маша. Её «спасительница» – на самом деле ничем не примечательная девочка. Почти отличница, но не такая уж это заслуга, если слушаешь учителя на уроках. Не красавица, волосы не струятся блестящим водопадом, а всего лишь забраны в тонкий хвостик неопределённого цвета. На рукаве пятно от краски, на шее расчёсанный укус комара, нос в веснушках. А в последнее время ещё и постоянная неуверенность. Как там у грибников говориться? Шаг вперёд, два назад? Это про неё, про Машу. Единственное серьёзное увлечение постепенно из мечты всей жизни превратилось в кучу хлама под столом.
И Китти права, слишком много вопросов. Их задавать легче, чем слушать ответы, а тем более пытаться найти их самой. Надо ли? Можно ли? А вдруг не получится? Сказать или не сказать? Помочь или остаться в стороне? А если трудное решение надо принять, что обычно происходит? Маша решает всё сама? Нет ведь, как маленькая девочка – идёт к маме за поддержкой. Вот такая к вам «спасительница» прибыла. И в неё Маше нужно поверить? Невозможно. Наверное, взрослым легче. Они самостоятельные, у каждого жизненный опыт за плечами, не боятся ответственности. Вот и пусть выбрали бы спасать этот мир кого-нибудь из них. Почему это делать должна именно она?
Маша покачала головой, то ли не соглашаясь с собственными выводами, то ли отмахиваясь от них. Мерцающий, но не тусклый свет ламп, битком набитых светлячками, словно заново осветил чужую комнату, помогая Маше осознать, что быть взрослой здесь придётся именно ей. Тем временем руки, предательски прося убежища, оказались в карманах джинсов. Хорошо им, рукам – есть куда спрятаться, а вот Маше – некуда. Между пальцев проскользнул бумажный комок, весь в крошках. Даже в карманах порядка нет, что уж про голову говорить. Выудив комок на свет, Маша, не глядя, зашвырнула его в мусорную корзину. Но полёт незадачливого авиатора окончился у ног Китти, которая мыла липкие от сладостей руки в миске с водой.
– Не сердись, нужно время, чтобы понять себя. Что это? – Китти подняла бумажный шарик и начала разворачивать его.
Маша вдруг поняла, что вся предыдущая тирада самоуничижения была не диалогом, и даже не монологом, а только беззвучным потоком мыслей в гудящей голове. И всё это время Китти молчала, не перебивая её. Будто понимала важность Машиных размышлений.
– Мусор. Не докинула до корзинки.
– Тут что-то нарисовано. Ты умеешь рисовать? – Китти разгладила бумажку, оказавшуюся той самой салфеткой с пятнами борща. – Но это же… это… – Китти не хватало воздуха. Не в силах произнести больше ни слова, она, как рыба на суше, открывала и закрывала рот. – Она, – наконец прошептала она.
В одно неуловимое мгновение Маша оказалась рядом с Китти, с любопытством глядя на распластанную по салфетке кляксу с маленькой капелькой по соседству. Нет, рисовать она не умела от слова «совсем». Даже у борща лучше получилось, а она только контур шариковой ручкой повторила.
Китти всё также молча водила рукой, показывая то на салфетку, то на дальнюю стену. Там огромным полотном от угла до угла висела карта, которую Маша приняла сначала за фотообои. На ней в манере старинных картографов был изображён большой остров с узкими мысами и уходящими далеко вглубь суши заливами. Всю площадь острова занимали чрезвычайно реалистичные картинки, изображавшие замки, башни, леса и даже микроскопических животных. Внизу слева ютился совсем крошечный островок идеально круглой формы.
– Ты ещё сомневаешься? – наконец обрела голос Китти. – Разве можно сомневаться после всего этого?
Клякса и острова на карте идеально повторяли очертания друг друга.
Глава 5.
Совпадение Машу озадачило. Все обстоятельства кричали о том, что её место сейчас именно в этом мире, как бы подтверждая слова Китти. А вот внутренний голос говорил совсем обратное: не готова, не хочу, боюсь, а может, всё-таки ошибка?
И снова и снова один и тот же вопрос: Почему именно она, Маша?
Прежнее желание быть взрослой, которое не отпускало её в последнее время, отчаянно конфликтовало со счастливой беззаботностью маленькой девочки. Колючие заросли этой борьбы цепляли всё болезненнее, уже и в глазах защипало. И мамы рядом нет, чтобы вытащить её из-за терновой стены нужным советом. Только взгляд Китти, светящийся верой в незнакомую девочку из другого мира, успокаивает Машу, связывает крепкими верёвками надежды шаткую конструкцию сомнений. А какие, собственно, у Маши есть варианты? Путь домой только один, как оказалось. Она либо попробует его открыть для себя, а заодно для всех остальных, либо навсегда останется в этом странном чужом мире. Поэтому надо решиться, просто сделать шаг в правильную сторону. Самой. Может, взрослость и заключается в этом единственном шаге?
Маша сморгнула невидимую слезу и выпрямилась. Черты лица посуровели.
– Так, с чего начнём? Что говорят твои книги, свитки, сказания? Нужна матчасть, как говорится. И раз речь о книгах, в моей комнате они очень странные. Одни я знаю, читала или слышала про них, другие бракованные. Почему их не выкинули, если в них ничего нет?
– В нашем мире есть книги для всех миров. Абсолютно для всех, – Китти немного отошла от шока и наводила порядок в бумагах, складывая часть из них в большой полотняный рюкзак. – А вот Открыватели, обладающие даром видеть путь в незримые для всех миры и рассказать про них, живут только в вашем мире. Пустые же книги просто ждут своего времени, когда Открыватель найдёт ещё неизвестный никому мир и напишет про него. Как только он это сделает, в книге проявятся буквы.
– Значит там, где буквы проявились частично, уже кто-то описывает новый мир?
– Нет, текст появляется сразу, как только Открыватель посчитает своё описание законченным. То, что некоторые книги находятся в таком плачевном состоянии, результат произошедшего события в нашем мире. Видимо, в тот момент, когда мы потеряли связь с другими мирами, между Открывателями и нашими книгами эта связь тоже нарушилась.
– А зачем вам вообще нужна такая связь? Вы и так путешествовали между мирами, могли бы книжки эти покупать. Вон у нас их сколько продаётся.
– Они нужны здесь не для нас, а для обитателей миров, описанных Открывателями. Это как раз и можно назвать для тебя волшебством. Каждая книга в нашем мире существует в единственном экземпляре и является порталом. Вроде магнита, что притягивает к себе. Когда в пустой книге появляется история нового мира, то открывается и возможность всем остальным путешествовать в него. Сначала к нам, в Хрустальную Корону, а затем уже туда. А те миры, которые пока что не получили своего Открывателя, закрыты внутри себя до поры до времени. В них доступ односторонний – только мы, как центральный мир, можем там бывать, и никто другой. Так было, по крайней мере. Теперь и мы уже не можем, – Китти деловито оглядывала все поверхности в комнате-зале, не забыла ли чего необходимого. Рюкзак распух от набитых в него вещей и выглядел тяжёлым.
Маша хмыкнула. Пока вроде понятно.
– А что значит «бремя Ненаписанной книги»? Ты говорила про это, когда мы только встретились.
Китти повернулась к Маше, бросив безуспешные попытки застегнуть рюкзак.
– А вот это очень страшная вещь. Я встретила такое понятие в старом учебнике по магическому книгоизданию. Про него говорилось мало, видно, автор учебника не подозревал, что такое может случиться на самом деле, поэтому упомянул вскользь. Насколько я поняла, для каждого мира Открыватель предопределён. Кто-то рождается раньше, кто-то позже, поэтому и миры раскрываются постепенно, живут себе и ждут, пока их опишут. Но есть возможность, очень редкая, что Открыватель, предназначенный для своего мира, умолчит о нём. Или будет лишён возможности написать про него. Тогда мир навсегда останется закрыт ото всех. В книге легенд я читала о таких мирах, но считала, что это выдумка, страшилка. Ведь мир, который пережил своего Открывателя, постепенно умирает и исчезает в небытие.
– Жуть какая, – то ли от слов Китти, то ли от того, что она говорила почти шёпотом, а может, было виновато мерцающее освещение, придававшее комнате таинственность, но по рукам Маши побежали мурашки. – Бррр. Ну, а с вами что не так? Считаешь, что вы стали теми «ненаписанными»? В этом всё дело?
– Очень на то похоже. В Хрустальной Короне хранится Главная книга – история нашего мира. Она надёжно спрятана и никогда не открывалась. Никто даже не мог позволить себе мысли о том, что в ней нет истории о нас, что её страницы чисты. Думали, раз мы можем путешествовать, значит, давным-давно Открыватель написал и про нас. А оказывается, что мы просто были исключением, – Китти перевела дух, сообщив эту величайшую, по её мнению, тайну почти чужому человеку и заговорила немного спокойнее. – И это ещё одна причина добраться до Хрустальной Короны. Легенды, конечно, не передают истинного положения дел, и точно узнать, что именно происходит с миром, оставшимся без своего Открывателя, невозможно. Но кто-то же эти легенды писал, значит, знал или даже сталкивался с такой трагедией. Изучая их, я поняла, что ненаписанный мир в конце концов ждёт безвременье и бесполезность. То же самое, что я вижу и чувствую в происходящем у нас. Все миры теперь будут отдаляться, забывать друг про друга. И всё из-за того, что мы лишились своего предназначения. Это единственное разумное объяснение, которое я могу дать. Но совершенно не понимаю, какую роль здесь играет Зоху. Если ему нужна Главная книга, то зачем? Что мы ему сделали? Бесспорно одно – превращение Хрустальной Короны в Сумрачную, дождь, Тени, все наши проблемы, всё это связано с ним. Может, он сделал так, что Открыватель не смог попасть в наш мир, чтобы его описать. Может, поймал его и держит в замке. Или вообще убил. Но одно знаю точно – Открывателю нужна помощь.
– Вроде логично звучит, – согласилась Маша. – То есть задача спасительницы вроде как вернуть вам вашего Открывателя? Так получается?
Китти пожала плечами. Пока она рассказывала, хмурилась всё больше и больше. И сейчас выглядела гораздо старше своих лет. Маша поняла сейчас, что не знает, сколько же ей лет на самом деле.
– Думаю, нам надо просмотреть всё, что хранится у Волшебника, – продолжила Китти. – Вдруг для тебя откроется то, что я не увидела? Он много чего собирал. Свитки, артефакты, амулеты, рецепты... Все кладовки забиты.
Маша вдруг подумала о самом простом, что могло прийти в голову:
– Слушай, а если с вашим Открывателем не получится, не всё ли равно, кто напишет о вас? Вот я – из мира Открывателей, уже немного знаю про ваш мир. Ну, что-то ты расскажешь, наверное, что-то сама ещё увижу. Разве я не смогу его заменить? Правда, я не умею писать, не великий писатель, всё-таки. Но хотя бы как-нибудь про вас расскажу. Есть такой-то мир, в нём живут такие-то люди, занимаются тем и тем... Может, я вас так выручу?
Маша попыталась использовать возможность не связываться с местным злодеем, правда, мало надеясь на положительный результат. Но он не заставил себя ждать. Китти хлопнула себя по лбу, воскликнув:
– Какая ты молодец! Мне и в голову не пришло такое! Конечно, надо попробовать, вдруг получится. Это же самый очевидный вариант. Может, дар Открывателя состоит в том, что он попал в нужное время в нужное место? Но всё равно, чтобы писать, нужна бумага. В этом доме все книги, что есть, предназначены для других историй. Их ни в коем случае нельзя портить. На отдельных листочках не имеет смысла писать, – радостное открытие переполняло Китти настолько, что она не могла стоять спокойно и, продолжая говорить, почти что подпрыгивала на месте, – описание мира только тогда считается оконченным, когда все страницы находятся в одном переплёте. А не исписанные, но переплетённые альбомы есть у Волшебника. Я точно знаю, он хранил их для своих записей. Однозначно, наш путь лежит к нему. Собирайся, я пока всё здесь закрою!
И Китти, помолодев на глазах, подхватила рюкзак, словно он был не тяжелее пушинки, и сбежала вниз по лестнице, напевая весёлую мелодию.
Маша окинула взглядом комнату, задержала внимание на карте – уж больно художественно она была изображена – и вышла из комнаты. Жалко, не стала брать с собой телефон, когда к Светке пошла, столько интересного уже нафотографировала бы. Внизу Китти заканчивала завешивать мебель кружевными покрывалами. Увидев Машу, она подмигнула и громко сообщила:
– У этих кружев есть необычное свойство – они скрывают предметы от недобрых людей, словно их нет вовсе. Ты же заметила наверняка вчера, что над домом натянута паутина кружев, как будто тент. Тени и дождь воспринимают его как пустоту, землю, на которой ничего не растёт. Для тех, кто с недобрыми мыслями выходит к домику из леса, это место кажется неуютной поляной, и они спешат прочь. А внутри покрывала просто от пыли, – Китти накинула последнее и вышла на улицу.
Маша, всё ещё в раздумьях, спустилась по лестнице в спальню, переоделась, аккуратно сложив пижаму на полку пустого шкафа. Ей захотелось сказать этому дому спасибо. За тепло и уют, за его необычную красоту. За то, что стал вместилищем первого решения взрослой жизни. Настоящей, самостоятельной взрослой жизни. Корешки книжек тихо попрощались с Машей. Нужно идти дальше. Подхватив сумку, Маша вышла во двор, где её уже ждала Китти, запихивая в рюкзак миниатюрную копию карты острова.
– Получается, ваш мир – это всего-навсего один остров? – Маша подумала, что ей никогда ещё не приходилось оценивать сказочные истории с точки зрения географии. – Или есть другие острова или материки, как у нас?
– Ты считаешь, здесь мало места? Представь – если в твоем распоряжении окажется возможность быть и жить везде, где вздумается, неужели тебе так уж необходима будет огромная планета, чтобы назвать её домом?
– Но ты говорила, что мы тоже можем путешествовать через вас в другие миры, раз нас описали.
– Можете. Но почему-то не хотите. Это же так просто – взять в руки книгу и прикоснуться к волшебству. Достаточно пары предложений, чтобы очутиться у нас, а потом путешествуй, сколько душе угодно. В последнее время, перед тем, как мы оказались в изоляции, в Хрустальной Короне стало очень тихо, исчезли многотысячные толпы народа из вашего мира. А те, кто ещё приходил, были стариками или детьми.
– Ага, все так и говорят – ужас, люди деградируют, перестали читать, скоро перестанут мыслить, и всё такое.
– Если беда приходит, то ко всем, – Китти откинула прядь волос со лба и в свете утреннего солнца Маша заметила, как блеснули в них тонкие серебряные ниточки. Она опять вспомнила про возраст Китти, но спрашивать было уже неудобно – девушка поманила Машу за собой и зашагала в сторону леса. Ну, лес, так лес.
Высокие тонкие стволы росли белёсым частоколом, где-то высоко над головой заканчиваясь шапкой из переплетённых длинных чёрных веток. Жухлая трава стелилась по земле чересчур ровным выцветшим ковром. Ни цветочка, ни упавшей ветки, ни кустика. Лес был неожиданно тёмен и тих, будто ожидал чего-то. Или кого-то. Маше стало неуютно в этой тишине, и она пару раз кашлянула, вроде как в горле запершило. Лес неслышно встрепенулся, словно разворачиваясь посмотреть, что за гости такие пожаловали. Поёжившись, Маша догнала Китти на тесной тропке и примостилась рядом. Короткого взгляда на девушку хватило, чтобы понять – она тоже не в восторге от прогулки.
– Ты явно чего-то не договариваешь, – решилась Маша сломать неловкое напряжение. – Будто боишься идти по лесу. Здесь опасно?
Китти вздрогнула и скосила глаза на Машу, не снижая темпа ходьбы.
– Тут… разное.
– Разное что? Зверьё? Лешие? Жуки-гиганты?
– У леса есть название, – резко остановилась Китти. – Вот, смотри, на карте это место обозначается как Жуткий лес. – Она достала из рюкзака свиток и ткнула в правую нижнюю сторону острова. Возможно, там и было написано, что лес Жуткий, но Маша не смогла разобрать символы незнакомого алфавита. Поверила на слово. – Он тянется почти до самого города. Живых созданий в этом лесу отродясь не было, а все звуки, которые ты услышишь, издают не совсем приятные его обитатели: шорохи, вздохи, испуги, мрачные силуэты, пугающая тишина, последний крик. Эти – самые известные, а ещё целое множество таких, которые появляются совсем редко, но от этого они не менее жуткие и страшные. Но самое опасное существо, живущее здесь – это их хозяин, лорд Страх. Когда он встречает тебя на тропинке, его окружает многочисленная свита, и начинаешь бояться ещё больше. Его никто не видит, но если он приближается к тебе, сомнений не остаётся – лорд Страх пришёл по твою душу. Поэтому нам надо пройти этот лес как можно быстрее. Вдвоём нам будет легче ему сопротивляться. Тут вообще уже давно никто не ходит, опасаются. А обходить лес очень долго, поэтому я и повела тебя здесь, хотя мы очень рискуем.
– Зачем мы тогда бредём по этой узенькой тропинке, которая вихляет из стороны в сторону? Я видела сквозь деревья – справа есть очень даже приличная дорога. Плиткой вроде вымощена, скамейки для отдыха стоят. Там от фонарей посветлее, и будет не так страшно идти.
Вместо того чтобы обрадоваться этому открытию, Китти затрясла головой.
– Тысячу раз нет, – металл в голосе удивил Машу. – Это Обманная дорога. Пока идёшь по тропинке, дорога тут как тут, рядом, прямая и очень привлекательная. Но стоит только ступить на неё – всё, пропадёшь. Она сразу уводит в сторону от тропы, начинает страшно извиваться, уходит назад, путается, потом появляются перекрёстки. И какой бы ты ни выбрала путь, в любом случае он приведёт в логово лорда Страха. А там он охватывает тебя своими противными щупальцами-сетями и превращает в какого-нибудь из своих подданных – в шорох, испуг или другую мерзость. И навечно оставляет в своём лесу. Вот такое это место, Жуткий лес. Поэтому пойдём по тропинке, какой бы неудобной она не казалась, – сказала Китти, пряча карту обратно.
– Тогда давай разговаривать, что ли. Всё веселее будет, чем молчать и вслушиваться во всякие там шорохи и шелест, – Маша поправила сползшие с плеча ремешки сумки, и, для храбрости показав Обманной дороге язык, повлекла Китти вперёд, придерживая за локоть. Нет, Маша была вовсе не храброй, она понимала, что он где-то рядом, этот лорд Страх. Его липкие сети коснулись и её сердца. Вокруг уже чудились мрачные силуэты, воздух стал тяжёлым, а Обманная дорога ожила, перемещаясь то ближе, то дальше от тропы. При этом камни, которыми она была выложена, словно бы двигались неприметно для глаз. И освещавшаяся прежде симпатичными фонариками дорога сейчас, в свете одиноких солнечных лучей, с трудом пробивавшихся сквозь клубящуюся сероватую дымку, казалась гигантской змеёй, покрытой скользкой чешуёй.
– Расскажи, наверное, вот что... – Маша попробовала добавить уверенность своему голосу, но при этом старалась смотреть только под ноги, не решаясь разглядывать то, что творится вокруг тропинки. После рассказа Китти ей казалось, что тут и там мелькают тени, ужасы таращат глаза, а пугающая тишина затаилась и ждёт, когда можно будет оглушить добычу. – Давай про принцесс. Раз вы такие сказочные и волшебные, у вас должна быть хотя бы одна принцесса.
– Конечно. А где их сейчас нет? У нас их даже несколько. Одна в башне сидит, другая к свадьбе готовится, третья на балу танцует, четвёртая постоянно плачет, пятая только собирается стать принцессой – не может же один человек делать одновременно всё, что написано про принцесс в сказках. Раньше в королевский дворец стояла длинная очередь. Там ведь собран целый музей королевской жизни. Экскурсии, лекции о принцессах и принцах, залы с витринами, полными украшений, королевских корон, потерянных туфелек… Бедняжки-принцессы работали в три смены и постоянно жаловались на свою тяжёлую жизнь. Правда, сейчас они тоже жалуются, но уже из-за того, что на них никто не приходит посмотреть. Но у вас их всё равно побольше, чем в любом другом мире, – подмигнула Китти.
– Как это… побольше. У нас нет ни одной принцес… – неоконченная фраза споткнулась о неожиданную мысль, которая до этого момента никогда не приходила Маше в голову. С принцессами она ведь только в книгах сталкивалась, читая сказки и волшебные истории. Там их было великое множество. Принцесс, одетых в пышные наряды и танцующих с принцами, которые минуту назад спрыгнули со своих белых коней. Принцесс, украденных драконами или колдунами. Красавиц, томящихся в башнях, пещерах, питающихся лунным светом и росой. Маша мечтала иногда оказаться на месте какой-нибудь из них. И всегда становилось обидно, что сказочные счастливицы обитали только в несуществующих заоблачных странах, бесконечно далёких от реалий Машиной жизни: школа, подружки, уроки, магазины, приготовление супа, катание на обрывке картонной коробки взамен сломанной ледянки… А ведь действительно, те принцессы, что живут сейчас в какой-нибудь Дании, Испании или Швеции… да даже в Африке! …также не похожи на своих сказочных сестёр, как и Маша. Может, и с охраной, но ходят в магазины, театры, давно пересели из карет в автомобили, танцуют под ту же музыку, что и Маша, а дети их высочеств в некоторых случаях даже ходят в обычный детский сад – это она в Дашкином журнале однажды прочитала. Принцессы действительно живут рядом, как и сказала Китти. Они из плоти и крови, как все другие люди, хоть и имеют высокие привилегии. И наверняка в Машином мире есть те, кто может сказать, что их лучшая подруга – принцесса. Как же всё непросто получается. Сказка внезапно стала ближе, но от этого перестала быть сказкой. Неужели такие открытия и есть то взросление, к которому она стремится? Оказывается, это больно.
– Точно, принцессы у нас тоже есть, – нахмурилась Маша. – А здешние, значит, для тебя такие же соседи по планете, как наши для меня.
– Тссс… – внезапно остановилась Китти. – Что-то произошло.
– Что? Когда произошло?
– Ты что-то сказала такое, что… Или подумала. Видишь, тропинка исчезла. И дороги нет. Лес услышал тебя и не хочет выпускать. Это очень, очень плохо.
Мечущийся по сторонам взгляд Китти и мрачная настороженность самого воздуха вокруг не прибавили уверенности Маше, которая, судя по всему, действительно могла быть причиной случившегося. Ветки деревьев, как длинные коряжистые руки, дружно указывали на стоящих в лесной чаще девушек. Молочный туман, до сих пор рассеянный между стволами, стремительно собирался у Машиных ног, минуя присевшую в испуге Китти. Белое облачко уплотнялось, росло, окутывая постепенно руки, голову, и преподнося девочке страшный дар хозяина этих мест – твёрдую уверенность в том, что никто и ничто не отвратит грядущую гибель и перерождение. Будто связанная туманом, не в силах пошевелиться, Маша тем не менее чётко осознавала происходящее вокруг неё. Где-то сзади слышны бессильные всхлипывания Китти, над головой эхом разносятся голоса, шепчущиеся на чужом языке: то ли разговаривают между собой, то ли произносят неведомые заклинания. Невидимые тени прикасаются к рукам, ногам, лицу, ощупывают холодом, тянутся тончайшими нитями к сердцу, только одному так громко звучащему в этом призрачном сборище. Так громко, что на его голос слетается всё больше и больше жадных до пиршества гостей. Но они не смеют начинать свой праздник, пока не появится хозяин. А он уже близко, он не может пропустить сладкий для себя звук: стук-тук, стук-тук, стук-тук. И Маше не нужны слова, чтобы знать: лорд Страх уже рядом, всё закончится так быстро, что она не успеет понять этого. Только жалко Китти, она ведь надеялась на спасительницу, и вот опять осталась ни с чем. Да ещё и в страшной опасности. Что? Что Маша сказала такого? Чем привлекла этих тварей?
– Сссссссс… – растеклось по мёртвому воздуху. Голос лорда Страха оказался едва ли не страшнее его самого.
– Сссссссс… – заполнил уши леденящий ужас. Но кроме безумного страха было в этом голосе нечто неясное – он не спешил погубить, а словно что-то хотел сначала сказать.
– Ссспасссииииии… – другие звуки с трудом перекатились через однообразный свист и спиралью взмыли к макушкам деревьев. – Нааассс…
Голос не собирался уничтожать, он просил помощи. Лорд Страх просил помощи! У неё, у Маши. Невероятная мысль затмила все остальные, лишив возможности думать. Она не погибнет сегодня здесь, всё будет хорошо.
Тем временем обитатели леса пришли в движение, совершенно согласные с просьбой хозяина. Шум, шептание, хохот… Не стали громче, но добавились новые, присоединяясь к туманному хороводу.
– Оооот…крв… ат-ат-ат… еееель… – голос хозяина не мог зацепиться за привычные для него свистящие или хрипящие звуки, отчего то, что он хотел сказать, разбивалось на стук и вой, собиралось снова вместе, образуя знакомое слово.
– Открыватель! – догадалась Маша. – Что ты знаешь о нём? Где он? Кто он? – она не спрашивала вслух, просто думала. Лорд Страх читает мысли. Неудивительно, ведь страх – это порождение неизвестности внутри самого себя. – Как его найти?
– Ищщщиии… в сссссссеиии…
– Ааааа, – взметнулись вокруг клочья тумана, разбиваемые извне. Китти подобралась к Маше и яростно махала веткой, сметая туман, будто глазурь с пряника. – Вот тебе, вот тебе! Не позволю, – крушил тишину её крик.
Маша пыталась ухватиться за остатки слова, сказанного лордом Страхом, вслушивалась, но вмешательство Китти оставило только «сеи…». Или «се…», или «си…». Как теперь понять? Вместо благодарности на подругу (и когда она успела ею стать?) обрушилось негодование:
– И вот как теперь мы будем его искать? Что ты наделала? Ещё немного, и он сказал бы…
Маша была вне себя. Всё, что мгновениями ранее затаилось в её груди испугом, сейчас вырывалось наружу яростным потоком. Ещё одна секундочка, и они бы знали, что делать. А теперь?
– Кто он? Кого искать? – отступала Китти, пряча за спиной ветку. Она-то думала, что использовала её как меч в бою с врагом, а оказалось, что геройство пришлось некстати.
– Открывателя! Он знает, где он. И он почти сказал, где его искать, а ты его прогнала! – задыхалась от возмущения Маша.
– Я тебя спасала, между прочим, – надула губы Китти. – Здесь, знаешь ли, не принято разговаривать с местными в тумане. Ты могла умереть, исчезнуть, переродиться, и кто знает что ещё.
– Но он говорил со мной, разве ты не слышала?
– Тишина – вот что я слышала. И ты, стоишь и не двигаешься. Поэтому вот… – Китти бросила ненужную ветку под ноги Маше. – Что я должна была подумать?
– Извини, наверное, с той стороны это выглядело по-другому, – тяжело дыша, Маша пыталась усмирить недовольство. Китти по-своему права, наверняка и она поступила также, окажись подруга в подобной ситуации.
– Ты уверена, что говорила с кем-то? Кто это был?
– Лорд Страх.
– Нет! – вскрикнула Китти, прикрывая рот ладонью. – Не может этого быть. Нельзя встретиться с лордом Страхом и остаться в живых. А тем более говорить с ним!
– Оказывается – можно. Это очень жутко, не спорю, говорить с ним, но ваш мир действительно нуждается в помощи, раз сам Страх чего-то боится. Вообще-то, – Маша умудрилась кокетливо склонить голову, – он просил помощи.
– Помощи? Это ему-то нужна помощь? Но в чём?
– Могу предположить, что беда в вашем мире коснулась всех. В том числе и его. Он не слишком многословен, кстати, поэтому без подробностей. Только сказал «спаси нас» и то, что Открывателя можно найти в сеи…
– В сеи?.. Это где ещё?
– А вот на этом наш разговор окончился, благодаря моему спасению.
Маша угрюмо смотрела мимо Китти, сложив руки в замок.
– Ой, если бы я только знала… – В эти слова девушка вложила столько неподдельного огорчения, что Маша всё-таки оттаяла и даже простила ей неудачный поступок.
– Что у вас может начинаться с сеи… Или с се… си... В этой свистопляске и не разберёшь, только догадываться можно.
– С сеи… нет никаких названий. Да и с се… тоже. Может, селение? Север? На севере Хрустальная Корона. Возможно, Открыватель всё-таки в плену у Зоху.
– Ещё, ещё, нужно, чтобы было из чего выбирать.
– Сель, сезон, село… Может, не сеи… а зе?.. В земле?
– Ну, как-то печально тогда получается. Если в земле, то всё, не видать нам Открывателя.
– Ой, да, лучше об этом не думать. А из селений у нас только город. Всё остальное селением не назовёшь. Всё же, думаю, он про север говорил. В любом случае, нужно дойти туда, куда собирались, а потом уже будем разбираться.
Китти огляделась.
– Смотри, чудо какое. Тропинка появилась. Но не кривая, как была, а ровная. Вон какой строчкой вдаль бежит.
Поправив сумку на плече, Маша посмотрела в указанном направлении.
– Наверное, лорд Страх помогает нам, чем может. Редчайшее явление на Земле, – не удержавшись, съязвила Маша. Они засмеялись вместе с Китти и смех был, пожалуй, самым необычным существом, которое видел этот лес.
– А всё-таки, что привлекло лорда Страха к тебе? О чём ты тогда подумала? Ведь он не просто так тебя нашёл.
– Принцессы.
– Принцессы?
– Мы говорили о принцессах, и я подумала, хотя нет, мне кажется, я это даже сказала… Вдруг почувствовала, как это бывает – когда чудеса или сказочные вещи являются твоей реальностью. Я поняла то, о чём ты мне говорила раньше. Может, не до конца, но основную мысль. И тут появился он…
– Ну конечно! Это не просто разговор с девочкой, забредшей в лес – это разговор на равных. Помнишь, что я ещё тебе говорила? Как только ты осознаешь себя, начнёшь понимать и наш мир. И когда к тебе пришло это понимание, лорд Страх принял тебя за равную себе, за Спасительницу, обладающую такой же силы магией, как и он. Правда, ума не приложу, как ты умудрилась сохранить спокойствие. Обычно страхом вымораживает все мысли кроме одной – мысли о страхе. Тогда пиши-пропало, ты во власти чудовища. Но если умудришься думать о чём-то ещё, значит, сможешь сопротивляться. Я читала об этом. Ты ведь смогла, да? Это ведь она, магия?
Маша пожала плечами, делая вид, что ни о чём таком не думала, боялась, как все. Не рассказывать же подруге о том, что в тот самый страшный момент мысли Маши были именно о ней, о Китти. Какая же это магия.
Глава 6
Ведомые чётко различимой в сумраке тропинкой, Маша и Китти уже через пару часов вышли на опушку Жуткого леса. На землю спускался вечер, но от ударившего в глаза света подруги зажмурились – так ясно было впереди по сравнению с лесной чащей. Невысокие холмы не смогли закрыть от них разноцветные башенки и шпили города, издали очень похожего на средневековый. Тропинка выросла в полноценную дорогу, засыпанную мелкими камешками. По обе стороны дороги раскинулись поля весёлого зелёного цвета. Абсолютно однообразного зелёного цвета с вкраплением красных пятен – похожих на мак цветов. Маша тут же вспомнила: цвет – очередная местная проблема. Башенки вдали при внимательном рассмотрении тоже не отличались цветовым разнообразием.
– Бежим! – Китти сорвалась с места, словно на ней висел не тяжеленный рюкзак, а невесомая дамская сумочка. Кажется, хотела убежать как можно дальше от страшного леса. Но нет, не поэтому: – Если появится дождь, нужно оказаться хоть под каким-нибудь укрытием. Бежим!
И они бежали по одинаково серой дороге среди одинаково зелёных полей. Забравшись на первый холм, Маша увидела у подножия следующего большую постройку, похожую на загон для скота. Под навесом копошились мелкие животные, размером со свинью, но разглядеть их так далеко не получалось.
– Что это там? – махнула рукой в сторону загона Маша. – Отсюда не вижу.
Китти хитро улыбнулась, перевела дыхание и, крикнув «Увидишь!», понеслась с горы. Вниз бежать было легче, поэтому постройка приблизилась довольно быстро. Маша всё вглядывалась в неизвестных животных, пытаясь определить вид, но то ли от бега ухудшилось зрение, то ли обитатели загона были скрыты какими-то чарами – разобрать, что они из себя представляли, оказалось возможным только у самой постройки. Это были самые милые существа, каких только видела Маша. Огромные глаза на тупоносенькой мордочке, толстенькие трёхпалые лапки, короткий хвостик с бугорками, и два смешных крылышка на спине. Такие милахи! Вот бы их погладить, обнять, поиграть… Правда, есть одно обстоятельство – загон для скота оказался вольером с драконами. Рядом с Машей чихнул один из малышей, и из его пасти тут же вылетел небольшой огненный залп, который поджёг кусок сухого сена. Зверёк тут же затоптал начинающийся пожар и виновато посмотрел на Машу, всё ещё выпуская из ноздрей облачка дыма.
– Это же дракончики! Какие милые малыши! Боже мой, я вижу настоящих драконов! – восторгалась Маша, не переставая любоваться чудом природы. – Они ручные? Их можно погладить?
Тем временем Китти затащила Машу под навес и успела перекинуться парой слов с угрюмым человеком, равнодушно наблюдавшим за тем, чтобы животные не вылетали за пределы навеса. Правда, сделать это им было довольно трудно – загон огораживала сетка, которая не давала драконам убежать наружу, а крошечные крылышки едва-едва поднимали упитанные, покрытые блестящей чешуёй тельца до верха сетки. Возможно, им и удалось бы вывалиться за пределы загона, если сильно постараться взлететь, но человек успевал неторопливо дойти до беглеца и вернуть его с небес на землю.
– Можно, можно, – засмеялась Китти, наблюдая, как Маша пытается прикоснуться пальцем то к одному, то к другому дракончику, при этом тут же отдёргивая руку. – Они не кусаются, а огненный залп формируется около суток, так что можно смело общаться с теми, кто недавно чихнул.
– Наверное, когда они взрослые, то плюются огнём почаще, чем раз в сутки?
– Они уже давно взрослые, – вздохнула Китти. – И никому не нужны.
– Так, с этого места поподробнее, – Маша была не готова к тому, чтобы её представления о драконах подвергались сомнению. – А как же те громадины, которые летают в небе и жгут всё вокруг? Что, дождь и до ваших драконов добрался, превратил их в эту пузатую мелочь?
– Эта пузатая мелочь и есть настоящие драконы. Дождь только забрал у них те чудесные цвета, которыми они славились.
Действительно, с цветом у драконов была проблема. Маша обратила на это внимание только после слов Китти. Только яркие цвета, как набор из шести фломастеров.
– Ладно, пропустим цвет. Но размер! Драконы огромны, как… как…
– Ты раньше видела драконов? – перебила Китти. – Сколько? Одного? Двух?
– Нууу… Нет. Но я же читала…
– В книжках, да? У Открывателей?
– В том числе и у них. А ещё легенды разные, – хитрая улыбка Китти вводила Машу в замешательство, отчего уверенность в голосе понижала обороты с каждым словом. – Да что с ними-то не так?
– Помнишь, я говорила тебе, что у нас есть питомники разных существ? Мы выращиваем их, а потом отдаём тому, кому они потребуются. В основном мирам-фантазиям, конечно, но и другим тоже. Вот там они уже становятся теми, кого ты знаешь. Почему так происходит, до конца не изучено. Может, чужой воздух, вода или пища так влияют, но редко когда переход в чужеродный мир оставляет наших питомцев без изменений.
– Хочешь сказать, что все драконы, про которых мы знаем, родились здесь?
– Именно так. Причём спрос на драконов начал резко расти прямо перед тем, как наш мир закрылся. Выводок, который ты видишь – самый большой в нашей истории. Но последнее, что мы успели отдать в другой мир, были три драконьих яйца. Сами драконы остались здесь, – Китти указала на корыто с водой, у которого собралось не меньше десятка дракончиков. – Сначала горожане брали их к себе в качестве домашних животных, но содержать такую тварюгу дорого и не всегда безопасно, как ты видела. Со временем от них отказались. Так что у этих милашек грустная история.
Маша недоверчиво смотрела то на Китти, то на огнедышащих крошек.
– Поверить не могу, что всё так… обыденно, что ли. Как курятник. Только вместо мясокомбината его обитатели попадают в какую-нибудь волшебную историю.
– Волшебную или не очень. У вас они ведь тоже были.
– У нас!? – не поверила Маша своим ушам.
– Ага, – Китти явно была довольна произведённым эффектом. – Только и у вас они тоже быстро растут. Мы пробовали, давным-давно подселяли к вам несколько штук, но они очень быстро расплодились, разучились дышать огнём и превратились в то, что вы называете динозаврами. А потом вдруг вымерли. В общем, эксперимент не удался.
– Так динозавры… Это… Они… – Маше не хватало воздуха. – Это же научное открытие! Можно ещё раз попробовать. Представляешь, что будет, если в зоопарк привезти парочку?
Тут же в Машином воображении нарисовались радужные перспективы: фурор в учёном мире, новость на первых полосах всех изданий, показ живых артефактов на каждом клочке земли, и где-то сбоку скромная фигура девочки, открывшей миру давно потерянных представителей древности.
– Представляю, – улыбнулась Китти. – Поэтому и не стоит повторять старые ошибки. Контролировать драконов, даже если они будут динозаврами, практически невозможно. Они почти уничтожили тех немногочисленных представителей человеческого рода, которые жили в вашем мире. Сначала люди пытались их размножать и дрессировать, у вас даже сохранились рисунки, на которых изображены эти события. На камнях, кажется. Но потом динозавров становилось всё больше, а людей – меньше. Они исчезли бы вовсе, если б не внезапное вымирание рептилий. И если ты думаешь, что на парочке драконов ваш интерес к ним остановится, ты очень ошибаешься. Всегда найдутся те, кто не удовольствуется благими намерениями учёных и превратит их интерес во зло.
– Наверное, ты права. Прямо таки цитируешь идею из «Парка Юрского периода». Взрослые люди, а не соображают, какие могут быть последствия.
Маша осеклась, ведь она, без пяти минут взрослый человек, из чисто детского интереса только что предлагала ввезти контрабандой опасных существ к себе домой. Голова гудела от множества сменяющих друг друга мыслей, потрясающих своей невероятностью сведений, которые Китти излагала в своей спокойной манере. Ах да, ведь для неё драконы – что для Маши котята. А что может быть необычного в котятах?
– До заката нам нужно добраться до дома волшебника. Готова бежать? Пока нет дождя. – Китти уже выложила из рюкзака небольшое угощение для смотрителя: два засахаренных плода на палочках. Тот, даже не поблагодарив, съел их с тем же выражением на лице, с каким до этого жевал сухую травинку. Китти с сожалением посмотрела в его пустые глаза и вздохнула. – Идём.
– Да, конечно… Ты о чём? – кивала Маша, не отрывая глаз от дракончиков, устроивших потасовку посередине загона – делили кусок черепицы, служивший им, по-видимому, игрушкой. – Драконы… Обалдеть!
– Маша, идём! – девушке пришлось дёрнуть спутницу за рукав, чтобы привлечь внимание. – Темнота будет не лучшим советником. Передохнули, надо двигаться дальше.
И они побежали. Сначала вверх по холму. Загон всё уменьшался и уменьшался, а Маша всё оглядывалась и оглядывалась, пока оглядываться уже было не на что – драконы скрылись за холмом.
Перед путешественницами открылся удивительного вида город. Вроде и рукой подать, вот они, башенки – дотянись, потрогай. Но ленту дороги, которая тянулась до него, можно было бы запросто смотать в гигантский клубок, так далеко виднелись ворота для входа в это странное сооружение.
Памятуя недавние уроки биологии, Маша готова была поклясться, что город был ничем иным, как разросшейся колонией трубчатых водорослей, отверстия которых вверху прикрыли колпачками. Чтобы впустить внутрь немного света, каждую башенку-трубку продырявили в нескольких местах, вмонтировав туда стёкла. Очертания дыр при этом разрушали все знания о геометрии. И если бы странные окна запели хором, то это точно был бы Ассиметричный гимн.
Основания каждой группы трубок, сросшихся между собой примерно до трети высоты, уже пропадали в вечернем сумраке. К таким чудным домам обязательно надо подойти поближе, рассмотреть со всех сторон. Но это будет уже завтра. А сейчас Маша с Китти входили в ещё одно странного вида жилище, представлявшее из себя громадный пень.
Хотя «входили» – вряд ли уместное слово. Скорее забирались, ибо единственная дверь возвышалась над землёй не ниже чем метрах в двух. К ней вела солидного возраста хлипкая верёвочная лестница с хрупкими перекладинами. Сначала лестница показалась Маше пластмассовой, но первое прикосновение к горизонтальной дощечке разуверило её – дерево на ощупь. Просто цвет, одинаково коричневый на каждом миллиметре, создавал иллюзию однородности материала. Достигнув последней ступеньки, Маша вошла вслед за Китти. Хотя нет, слово «вошла» здесь также оказалось неуместно. Потому что с внутренней стороны от двери к полу спускалась точно такая же лестница, теперь уже натурального цвета пеньки и дерева.
В доме-пне пахло старостью, бумагой, незнакомыми цветочными запахами и пылью. Воздух был просто наполнен ею.
Китти зажгла большую стеклянную лампу, стоявшую на тонкой витой ножке посередине тёмного помещения. Свет выхватил несколько деталей скудного убранства, и сразу стало понятно – жилище принадлежит учёному. Предметы-диковины на полках, на столе маленькая лаборатория – зависть школьного кабинета химии, одежда, беспорядочно разбросанная по стульям, а главное – книги. Много книг. Они распирали большой шкаф с покосившейся дверцей, грозились упасть с полок, высились пирамидами на полу, столе и кровати. А парочка валялась даже в цветочном горшке с засохшим кактусом. Туда же умудрились попасть курительная трубка и клок совиных перьев. Ветхие пергаменты, скрученные в рулоны, заполняли стойку для зонтиков, валялись рядом. У стола, спинкой к выходу, возвышался массивный стул из светлого дерева, высотой с человеческий рост.
– Прикрой дверь и спускайся, – послышалось снизу.
Китти уже опустошала рюкзак, распихивая его содержимое по всем имеющимся свободным проёмам и поверхностям. Опустившись, Маша вздрогнула. От пола тянуло прохладой, но не сырой, промозглой, а сухой и немного колючей. Под вешалкой с нагромождёнными на неё плащами, халатами и прочей тряпичной дребеденью, стояли большие тёплые тапки. Не спрашиваясь, Маша сунула туда ноги.
– А волшебник что, ушёл куда-то? – поинтересовалась она.
– Куда ему идти, тут он сидит, – указала Китти в сторону стула. Широкая спинка надёжно закрывала хозяина от посторонних глаз.
Обойдя стул, больше похожий на кресло, девочка увидела дряхлого старца. Он безмолвно сидел с открытыми, остановившимися глазами, опершись на многочисленные подушки. Его тонкие сухие пальцы обхватывали бархатные ручки и были покрыты таким же слоем пыли, как и всё вокруг. Но волшебник не был похож на те восковые статуи, которыми полны модные музеи. Жизнь продолжала дышать в нем, словно её невидимые импульсы распространялись по воздуху, прикасались к коже, проникали неслышной речью в уши.
Маша осторожно дотронулась до длинной седой пряди. Фигура в кресле осталась недвижна, только несколько пылинок сорвалось в долгий полёт. Подошла Китти, вместе они смотрели на старика – молчаливое воплощение трагедии погибающего мира.
Усталость навалилась внезапно, так, что они, не сговариваясь, произнесли в унисон:
– Надо поспать.
Глава 7
Утром искательницы информации, вооружившись ведром с водой, веником и тряпкой, смахивали, вытирали, мыли и подметали. Часа через три помещение, хранившее тайны волшебника, стало чище, но гораздо загадочнее: вещи без пыльной шапки выглядели ещё страннее.
Решили начать со шкатулок, ларцов, тёмных углов и ящиков. Чего там только не было. Китти комментировала находки, и большая часть из них была более чем достойна Машиного внимания. Но полезны ли они в деле спасения этого мира или нет, Маша не имела никакого понятия. Вскоре собственная беспомощность стала досаждать, и Маша уже просто для вида перекладывала какие-то маятники, амулеты, склянки, камешки, ржавые рыболовные крючки, свечные огарки, кусочки змеиной кожи, кольца с замысловатыми надписями или орнаментами, крошечные мечи, больше похожие на шпажки для канапе. Даже попалась каменная пирамидка, которую Китти тут же выхватила из рук и бережно положила обратно со словами «С этим надо крайне осторожно, иначе увеличится в размерах и придавит нас, как жуков». Ничто из этого не приближало к ответу, как нужно действовать дальше. Не кидать же пирамидку на замок в надежде, что она расплющит всё зло, которое там находится.
Потом наступила очередь книг и свитков. Большинство Китти отбраковала как ненужные.
– Их я сто раз пересматривала. Тут семнадцать способов отличить пыльцу фей от домашней пыли, эта про человека, попавшего в страну великанов, эта…
Маша уже почти не слушала её. Всё равно книги написаны на разных языках: местном или языке Открывателя. Ни слова не понятно. Как прикажете искать неизвестное среди неизвестного? Разве только картинки посмотреть.
Она взяла в руки большой том, полный иллюстраций, полистала, но однообразие незнакомых животных, строений, растений и странных фигур на страницах вгоняло в тоску. Разве что закладка была красивая – в виде башни, вышитой нитками, до сих пор не потерявшими свой блеск. В качестве утяжелителя на кончике закладки висело небольшое колечко – две тонких полосочки, скреплённые между собой орнаментом из повторяющегося символа в виде спирали. Маша полюбовалась на закладку, захлопнула книгу и поставила увесистый томик обратно в шкаф. Раздался звон – колечко оторвалось и упало на пол. Быстрее, чтобы Китти не заметила эту оплошность, Маша подняла кольцо и попыталась прицепить обратно к закладке. Но ветхая верёвочка, которая их соединяла, оборвалась, а колечко было таким изящным, что Маша не удержалась и надела его. Так просто – примерить.
Китти всё ещё перечисляла книги, которые могли бы оказаться источником мудрости и кладезем подсказок, а Маша не могла налюбоваться на колечко. Как же оно хорошо смотрится на пальце! Сидит как влитое. И да, подчёркивает Машину никчемность.
Маша вздохнула. Подруга старается вовсю, а она тут побрякушки рассматривает. Правильно, какая от неё может быть польза – ни знаний, ни умения управлять якобы имеющимся у неё даром, а главное – она боится. Боится сделать следующий шаг, потому что он приблизит её к тому, что представлялось огромной скалой, которую она должна сдвинуть. Неужели Китти не понимает, что опирается на воплощение слабости? Что та, кого нужно называть спасительницей, должна быть полной противоположностью Маши?
Мрачные размышления были прерваны неожиданно. Совсем недалеко, кажется, прямо из кресла, где сидит волшебник, послышался слабый надтреснутый голос:
– Путь к разочарованию – самый лёгкий. Учиться великому искусству совершенства нужно всю жизнь.
– Он проснулся, проснулся! – обрадовалась Маша и подскочила к креслу. Вот и помощь пришла!
Но старик продолжал неподвижно сидеть, устремив взгляд вглубь себя.
– Не обращай внимания, иногда он в трансе говорит какие-нибудь глупости, но при этом ничего не слышит и не понимает, – прокомментировала ученица странную фразу учителя. – Это по привычке. Он очень много прочитал книг и научных трудов, а теперь в его голове всё перемешалось и сыпется невпопад.
Маша не стала переубеждать Китти, что именно эти слова как раз оказались совсем не невпопад, а очень даже созвучны её мыслям. Разочаровалась в себе она очень быстро, это факт. Только вот не надо учить, она уже не маленькая.
Видимо, Китти привыкла к странному поведению волшебника, поэтому продолжила копаться в полуистлевших рулонах, не обращая внимания на произошедшее.
– Представляешь, всё перебрала, а нашла там, где и искать не собиралась. Смотри, тебе что-нибудь здесь знакомо? – она развернула узкий длинный свиток с тёмно-коричневыми надписями. – Это текст предсказания. Я раньше не обращала внимание, искала только в словах, а тут на обороте словно кто-то баловался – рисунки оставил.
Маша рассмотрела поближе то, что и рисунками-то можно было назвать с трудом. Скорее детские каракули. Всего их было шесть, по два в ряд. Что-то похожее на диадему с зубцами соседствовало с книгой. Изображена книга была довольно условно – просто чтобы понять, что это не огурец или не бабочка. Ниже шла пара совсем непонятных рисунков: длинный вертикальный прямоугольник с колпачком сверху и чёрточка с торчащими от неё в разные стороны более мелкими чёрточками, что-то вроде ёршика. В последней паре оказалось возможным угадать только один рисунок – явно какая-то посудина вроде банки, с гранями и резко сужающимся к верху горлышком. Из него торчал такой же ёршик, что был нарисован выше. Маша повертела свиток, перевернула кверху ногами и, хмыкнув, вернула обратно. Рисунки остались на месте.
«Всю жизнь, значит, совершенствоваться нужно?» – зло подумала она. – «Если тут какая-то подсказка, почему бы автору этой мазни самому не совершенствоваться в живописи. Чтобы не морочить людям голову».
– Это книга, – Маша ткнула пальцем в очевидное. – Рядом, похоже, диадема.
– Диадема? А я подумала, что корона, – заглянула Китти через плечо.
– Корона, диадема… Какая между ними разница?
– Не знаю, у меня ни того, ни другого нет.
– Ну, хорошо, давай думать, что эти рисунки означают что-то важное, раз текст оказался так актуален. Нарисованы по парам, значит, это тоже может что-то означать. Книга и диадема. Или корона. Может, это ребус? Вроде как «Читай – будешь править миром»? Что ещё оно может значить?
– Книги символизируют мудрость, – отозвалась Китти. – А корона – власть.
– Где-то я уже слышала об этой парочке. Корона, книга… А если корона – это не украшение, а здание? Ваша Хрустальная Корона – ты ведь говорила, что в ней хранится книга. Ваша книга!
– Точно! А ещё я говорила, что в этом месте тебе откроется больше знаний! – столько восхищения за спиной Маши, что аж неудобно становится.
– Какие же это знания? Просто вспомнила. Я даже не уверена, что мы видим то, что видим. Вот это, к примеру, что? – палец упёрся в картинку с ёршиком. – Ёж? Щёточка для ресниц? Многоножка?
– А мне вот кажется, что мы быстрее догадаемся, что за штука нарисована рядом. Если корона – здание, а книга – вещь, то, может, ниже используется тот же принцип? Вот это, – Китти показала на прямоугольник с треугольником, – тоже похоже на здание.
– Это те башенки, которые я видела? – вспомнила Маша вчерашнюю картинку города на закате.
– Нет-нет, то обычные дома. А здесь, всмотрись, у основания рисунка есть луна, солнце, а затем снова луна, только в другую сторону. Это Башня Астронома! У неё над входом в камне высечено точно такое же изображение.
– А это значит, – подхватила Маша, – что второй рисунок – какая-то вещь, которая тоже может находиться в этой башне. Но опять же – что это?
– Не знаю. Может, просто линию зачеркнули много раз?
– Зачем?
– Ну, может, хотели что-то нарисовать, а потом раздумали.
– Нет, зачем вообще это всё здесь находится? Оно должно быть как-то связано. С текстом, между собой, со мной, – воодушевилась Маша. – Если я здесь для того, чтобы помочь Открывателю, значит, к нему эти рисунки тоже как-то относятся. Книга. Он должен описать ваш мир, чтобы его история в ней появилась. А в Башне Астронома должно находиться то, что с этим связано. И ещё где-то… непонятно что это вообще тут накалякано… лежит третья нужная вещь. Написать, написать… Чем писать, не пальцем же. Что тут у нас? Сто раз перечёркнутая палочка? Хотел писать палочкой, а потом передумал? Не, не то.
Китти подпрыгивала от нетерпения, пытаясь вставить свою реплику в глубокомысленные рассуждения Маши.
– Перо! Это же перо!
– Перо?
Воображение никак не могло сопоставить ершистую гусеницу с той воздушной субстанцией, которая всегда представлялась Маше пишущим пером. Но если отбросить условности и прибавить бездарность художника, то… Может, и перо. Что ж, ребус, похоже, решается.
– Ты права. Тогда третий ряд – тоже перо, но с какой-то банкой.
– Не банкой – чернильницей. Перо нужно окунуть в чернила, чтобы писать.
– Ну да, точно! Чернильница – третий предмет. А это что вообще такое? – Маша указала на первое изображение третьей строки. – У вас тут, конечно, всё странное, но разве такое вообще бывает? Всё равно как улитка ползала и след оставила.
– Н-н-нет, – задумалась Китти. – И даже ни на что не похоже.
Вдвоём они озадаченно рассматривали рисунок круга с загадочным узором внутри.
– Может, орнамент на каком-нибудь здании? Или где-нибудь пол так плиткой выложен? Не обязательно же должно быть само здание, – подсказала Маша.
– Но ведь остальные подсказки вели к большим строениям, значит, и эта должна означать то же самое, – убеждённо настаивала Китти. – Давай поищем ещё раз в книгах, на этот раз по картинкам. Здесь и ты можешь присоединиться…
Искали долго. Перелистали книги, развернули все свитки, заглянули в чулан… Пока Маша рассматривала что-то вроде энциклопедии местных растений, Китти собрала обед на скорую руку. В горячке поиска подруги совсем забыли, что даже не позавтракали, и нестерпимое чувство голода внезапно дало о себе знать громким урчанием в животе.
Запах стоял просто сногсшибательный. Тарелки дымились горячей едой, и Машу не нужно было упрашивать садиться за стол. Она уже предвкушала великолепное пиршество.
– Фу, какая гадость, оно же совсем не вкусное, – Маша сморщилась, еле проглотив первую ложку странного варева. – Как ты ешь это?
По лицу Китти было видно, что содержимое тарелки и ей не доставляет никакого удовольствия. И только особое мужество вынуждает поглощать серую кашу, которую сложно было назвать едой.
– Набор для обеда номер семь, искусственный, – коротко пояснила она. – Первое, второе и третье в одной упаковке. Изобретение алхимиков. Если совсем не лезет – посыпь соляным порошком, будет легче глотать. – Китти придвинула к Маше перламутровый пузырёк. – Главное в этой еде – утоление голода. А чтобы не так противно было есть, в неё добавляют эликсиры с запахом или вкусом. Еда с запахом стоит дешевле, чем еда со вкусом, – извиняющимся голосом добавила Китти.
– Бедные! И все едят… это? – возмущению Маши не было предела.
– Да.
В глазах Маши, любившей, чего уж там скрывать, вкусно поесть, это «да» прозвучало как приговор.
– Вот только ради того, чтобы вы не ели такую дрянь, – всё ещё потрясённая столкновением с гастрономическим издевательством Маша махала ложкой как флагом, – только ради этого нужно закончить наше дело.
Она и не заметила, как дело вдруг стало «нашим». Недоверие и страх ещё где-то здесь, но уже позади на один шаг. Несчастье всех этих людей, в чём бы оно ни проявлялось, в лишении их памяти, желаний, да и нормальной еды, в конце концов, тоже жило совсем рядом. Только пока на шаг впереди. И их задача обогнать эту колесницу бедствий. Обогнать и остановить.
– Великодушие могут позволить себе только смелые.
Волшебник не пошевелился, но Маше показалось, что он подмигнул вслед внезапно сказанной фразе. Нет, только показалось. Не стоит дёргаться из-за того, что говорит этот чудак. Хотя… Наверняка это была цитата кого-то из великих мыслителей. Только они могут так высокопарно изъясняться. Нет бы попроще что сказать. Например, что делать дальше.
На Китти очередное высказывание волшебника не произвело никакого впечатления, она уже освободила стол со своей стороны и принялась изучать очередной свиток.
Маша побыстрее доела серую массу, как следует запив её водой из кувшина. Они с Китти поразмышляли ещё немного над загадкой последнего рисунка, но, так и не найдя его ни в одной книге, решили свиток с предсказанием взять с собой в дорогу. Мало ли, вдруг попадётся что-то похожее – будет с чем сравнить.
– Какой у нас план действий? – деловито поинтересовалась Маша, оглядывая комнату. Вроде везде всё осмотрели, больше негде искать. Полки и шкаф перебрали, в сундуки заглянули, даже в карманах у волшебника порылись, окончательно освободив того от пыли.
– Сегодня собираем необходимое, ночуем, а потом пойдем в город. Есть у меня там кого поспрашивать, что это за рисунок. Закупим еды в дорогу и пойдём в Башню Астронома. Ну а потом посмотрим, куда дальше направимся. Может, астроном что подскажет. Он в башне постоянно прячется, его дождь меньше всех обокрал. А ещё нужно с собой пару пустых альбомов собрать. Вдруг понадобятся.
«Это Китти надеется, что я им историю напишу», – вспомнила Маша давешний разговор и своё поспешное предложение заменить Открывателя.
Слева послышался резкий звук-скрежет. Маша от неожиданности вскочила со стула, а Китти выронила стопку бумаги, которую собралась сшивать в альбом. Старые часы, надолго остановившиеся на половине пятого, тоже, видимо, решили дать дельный совет подругам. Маятник покачнулся в сторону, отчего с него слетела старая шляпа с пером, непонятно как державшаяся на тонкой полоске металла. Перо отлетело к Машиным ногам. Всё стихло.
– Как я испугалась, – шёпотом выдохнула Китти. – Они ведь не идут с тех самых пор, как… Как всё случилось.
Видимо, Маша выглядела ещё испуганней, потому что Китти поспешила её успокоить:
– Не волнуйся. Это наверняка от того, что мы всё здесь двигаем, пол и стены пришли в движение и механизм стронулся.
– Не знаю, как там механизм, а я чуть умом не тронулась. Нельзя же так пугать.
Всё ещё тяжело дыша, Маша подняла перо. Похоже на голубиное. Такое же сизо-серое, как и те, что роняли многочисленные пернатые в любом дворе. Только уже готовое к письму. Интересно, как это – писать пером.
Шариковая, а затем гелевая ручка пришли на смену стальному перу. А то в свою очередь заменило птичье. Конечно, все знали, что наши предки пользовались именно таким, нежным и хрупким инструментом для письма. Но сейчас уже почти все разучились им писать. Интересно, а сочинил бы Пушкин больше стихов, если бы у него была обычная для Маши шариковая ручка? Она не ломается так часто, как перо, прерывая полёт рифмованной мысли. Не капает чернилами, пачкая страницу за страницей. Его не надо постоянно подтачивать.
Маша подтянула к себе пустой лист желтоватой бумаги, поискала глазами, куда можно обмакнуть перо.
– Никогда не писала перьями? – улыбнулась Китти.
– С чего ты взяла, может, и писала.
– Неправильно держишь. Давай покажу, – девушка перехватила перо. Оно легло в её пальцы очень естественно, и было непонятно, то ли она собирается писать, то ли рисовать, как художник кистью. – Где-то тут были остатки чернил. – Китти подвинула бумаги на столе и выхватила из-под них причудливого вида баночку в виде головы единорога. Аккуратно поставила перо в чёрную жидкость и взяла Машины пальцы, размещая их на тоненькой тростиночке. В глаза надежда: – Пиши!
Перо в руке. Маша неумело стряхнула лишние чернила. Одна капля попала на стол, другая на мгновение замерла блестящим шариком на бумаге, затем её затянуло между волокнами. Время остановилось. Перед глазами только бумажный лист, а внутри зреет то, что нельзя описать словами. То, что рождает слова. О чём она напишет? Столько событий произошло… Слова переполняют её. Она видела то, что никому не удастся увидеть, и чувствовала то, чем хотела бы поделиться с другими. Сейчас ей необходимо рассказать всё это, выплеснуть, выпустить в неизмеримое пространство вечности. Не так, как раньше, когда она писала только для себя, стыдливо пряча тетради от чужих глаз. Не так, чтобы сейчас же забыли об этом, а чтобы тоже пережили всё в той же мере, что и она. Рассказать сначала бумаге, как лучшей подруге. А та сохранит и передаст мысли, чувства, видения. Только где все те, кому предназначены эти слова? И где она? В чужом мире, где чуждо всё. В том мире, где каждый шаг приходится делать по дороге об руку с неизвестностью, где невозможно спросить, правильно ли она идёт. В том мире, где она должна сама решать, что делать, как поступать. Родной дом далеко. Вернётся ли она туда? Кому нужны будут эти строчки?
Внутри всё сжалось в твёрдый камешек, слова скомкались и перепутались, как в последнее время, когда она садилась писать скучное школьное сочинение. Маша поставила перо обратно в чернильницу. На бумаге осталось лишь одно тёмное пятнышко.
– Не могу, – прошептала Маша сквозь слёзы. – Хочу, но не получается. Я разучилась писать истории.
Китти не сказала ни слова. И так было ясно, что без Открывателя не обойтись.
До вечера они ещё собирали вещи, давились «Набором для ужина №2», листали книги и молчали. Каждая думала о своём.
Утро не принесло чуда. Обе подруги долго ворочались и проснулись не выспавшимися. Наскоро позавтракали оставшимися сладостями из Кружевного дома – их Китти оставила на крайний случай и сейчас, по её мнению, он наступил. И в тот момент, когда они уже надевали обувь, чтобы отправиться в путь, произошло необъяснимое.
Послышался шорох, и Машу, а затем и Китти, схватили за руку. Это был волшебник. Он стоял с закрытыми глазами, оттого выглядел ещё более жутко. Волосы свисали грязными сосульками, а длинный балахон складками волочился по полу. Крепко держа обеих подруг, он пожевал губами, что-то невнятно бормоча. Затем открыл глаза и, глядя на Машу, совершенно осознанно и чётко сказал:
– Ищи семерых! Каждый важен, но важнее целое.
Затем снова закрыл глаза, отпустил хватку и прошествовал обратно на своё кресло-трон. Там он занял прежнее положение и замер, словно и не вставал.
– Что это было? – нарушила гробовую тишину Китти.
Глава 8
– Мария? Мария, не молчи, скажи что-нибудь!
Мария. От звука своего имени Маша пришла в себя. Да, это она Мария. Но кто те семеро, кого она должна найти?
– Он встал и подошёл к нам! Такого никогда не было, – беспокойству Китти не было предела.
– Он сказал…
– Сказал!? Я ничего не слышала. Если он что-то сказал, то только потому, что ты могла это услышать. Я не верю своим глазам и ушам! Что? Что он сказал? – с нетерпением теребила она Машин рукав.
– Он сказал «Ищи семерых! Каждый важен, но важнее целое». Про семерых я поняла, а дальше – ни слова. Может, когда найдём, тогда и поймём. Не история, а капуста какая-то – пока все листья не снимешь, не поймёшь, сладкая кочерыжка или нет.
– А кого семерых, не сказал?
– Нет. Кто это может быть? Семеро…
– Семеро козлят живут за другой стороной города, а если поближе – есть семь гномов. К ним вправо дорога ведёт, там город с горой встречается. Гномы в той горе камни разные добывают, иногда золото. Может, к ним?
– Может, и к ним. Надо всех обойти, всех спросить, – в Машу словно вдохнули мешок свежего воздуха. – Ещё семь чудес света, но они, во-первых, у нас, а во-вторых, это разные памятники. У них особо не спросишь и в целое не соберёшь. Больше никого семерых не знаешь?
– Вроде нет, – покачала головой Китти. Она закинула за спину большую палку с прикреплённой к ней материей. В странном предмете угадывался огромный зонт, похожий на те, что устанавливают в кафе над столиками. Его Китти взяла на случай дождя. Материя была такого же зелёного цвета, что и трава снаружи. – «Чтобы не сильно выделяться», – прокомментировала девушка свой выбор. Теперь не нужно было передвигаться короткими перебежками. Дождь? Ну и пусть себе пытается что-нибудь забрать. С высоты не видно, есть что-то ценное под зеленым пятном, или нет.
Ступив на землю, Маша тут же обернулась, чтобы рассмотреть чудной город в свете яркого солнца. Башенки-водоросли очень оригинально смотрелись рядом друг с другом. Их цветовая гамма напоминала яркий набор кубиков из детского садика. Она уже хотела направиться в их сторону, но Китти указала совсем другое направление. В город заходить, по её словам, может быть опасно. Дождя давно не было и вероятность появления Теней рядом с путешественницами возрастало вдесятеро.
Дорога шла почти параллельно городской окраине, и убегала туда, где разноцветные башенки вплотную примыкали к невысокой горе. Каменистая поверхность одинакового серого цвета словно впитывала в себя солнечный свет, не отражая ни одного луча. Там, в горе, жили, по словам Китти, семь гномов. Идти вроде бы не долго, но скучно, и Маша попросила рассказать Китти о Тенях. Та неохотно согласилась, с опаской поглядывая на город – вдруг Тени услышат, что про них разговаривают и заявятся к ним. Зонтом тогда не прикроешься – они расскажут дождю, что именно ему нужно найти. И тогда…
Китти рассказывала почти шёпотом:
Тени появились первыми. Ещё никто не знал о том, что наш мир в одночасье стал запечатан внутри себя. Тени вырастали перед прохожими, всматривались в них, тянулись бесконечно длинными руками, словно пытаясь обнять. Появлялись неожиданно, из ничего, сначала одна, потом к ней присоединялись другие. Прохожие сторонились странных гостей, думая, что какой-то Открыватель написал книгу о новом мире – мире теней. Но тени не думали исчезать, как это бывало с обитателями других миров – чуть погостили и отправились себе дальше, домой или в какую-либо историю. Нет, эти мрачные сущности не думали уходить. Их становилось всё больше, они заглядывали в окна домов, в колыбели младенцев, в кастрюли хозяек, всматривались безликими силуэтами в глаза жителей города.
Через пару дней пошли шепотки и разговоры: что-то произошло. Тени есть, а шумные толпы из других миров разом исчезли. И ворота в Хрустальную Корону закрылись, а такого отродясь не бывало. Тени продолжали скользить, как лазутчики, по улицам и дорогам, а потом пришёл дождь. Народ высыпал на улицы посмотреть, что за диво такое – дождь вверх ногами идёт. Странная жидкость поднималась с земли в воздух, прикасалась к лицам, скользила по ногам и рукам. Летела ввысь, словно притянутая огромным магнитом. Люди поднимали головы к небу и видели, как вокруг громадной тучи кружат серые силуэты, похожие на уродливых птиц. Туча вбирала дождь, как губка, и меняла цвет. Из серой становилась разноцветной, мерцала огоньками. Из неё стали доноситься смех, песни, голоса детей. А потом люди опустили головы, посмотрели вокруг и, безразличные друг к другу, не замечая, как изменился мир, разошлись по домам, чтобы ничему больше не удивляться. Домам, с которых были стёрты красивые орнаменты, рисунки и целые картины, написанные искусной рукой художников. Многообразие оттенков исчезло, оставив на городе клоунский костюм, ограниченный цветами радуги. У города было название, у людей были имена – всё исчезло. А туча, сопровождаемая сонмом Теней, отправилась к Хрустальной Короне, отныне называемой Сумрачная.
– И что, никто не поинтересовался, откуда взялись эти твари? Какую-нибудь комиссию по расследованию бы создали, – Маша не понимала, как можно так спокойно относиться к стихийному бедствию.
– Я же говорю, тем людям, которые попали под дождь, – а ими в первые же дни оказалось большинство, – стало всё равно, что с ними случилось. Тени для них – лишь часть обыденной жизни. Может, не очень приятной, но не опасной. И неинтересной. Ведь именно интерес к происходящему побуждает человека к свершениям, открытиям, творчеству.
– А как с Тенями связан Зоху? Как появился у вас и откуда вы про него узнали, если никто его не видел?
– Тени о нём и рассказали. Нашептали каждому о новом хозяине, принесли с собой страх перед ним. Те, кто поначалу избежал дождя, пытались дойти до Хрустальной Короны и разузнать, что там произошло. Но почти все возвращались ни с чем: полные безразличия и равнодушия. Только единицы из них донесли весть о том, что Хрустальной короны больше нет, вместо неё над нашим миром царит Сумрачная Корона и её правитель Зоху. Вход в замок сторожат Тени. Завидев человека, они опутывают его, не дают ступить и шага, пока не появится дождь. Ну а его последствия ты уже знаешь.
Пока Китти рассказывала, они прошли половину пути. Гора уже закрывала полнеба. Вторую половину пути Маша рассказывала о своём мире: о школе, о друзьях, о кинотеатрах, о лифтах, об аттракционах, о шариковых ручках, о телефонах и о других привычных ей вещах. Китти слушала с интересом, и, хотя знала о многом по рассказам разных путешественников, сама с этим не сталкивалась. Она призналась Маше, что долго оттягивала момент посещения мира Открывателей, чтобы появиться в нём знающей обо всём особой. На что Маша возразила, что даже сами его обитатели не знают и сотой доли того, что в нём находится.
Они подошли к горе. Дорога упёрлась в ворота. Подобием забора, за которым виднелась крыша массивной каменной постройки, служили огромные валуны, плотно пригнанные друг к другу. Китти толкнула створку, и ворота приоткрылись, приглашая гостей зайти внутрь.
За воротами открылось необычное зрелище. Дом действительно был большим, тяжёлым, с низкими окнами, но стоял не на фундаменте, а на одном единственном камне размером с телегу. Казалось, что он висит в воздухе, и только обойдя его с другой стороны, можно было увидеть, что дом на самом деле является частью горы, из которой торчит уродливым наростом. Рядом с домом в монолите зияет огромное отверстие, открывая взгляду каменные внутренности. А чуть дальше есть спуск в небольшой карьер, из которого вглубь горы прорыты туннели. И везде хаотично раскиданы кучи отработанной породы.
– Ученица волшебника за камешками пришла, – сказали рядом.
Из пещеры вышел человечек ростом с пятилетнего ребёнка. Каких только гномов Маша не видела на иллюстрациях и в фильмах. Все разные, похожие и непохожие друг на друга. И этот не сильно отличался от них: широкий ремень с бляхой, тяжёлые сапоги, перчатки как у кочегара, густая борода. Только вместо привычного колпачка – капюшон на голове, натянутый до самых глаз.
Ученица волшебника чужачку привела, – вылез из карьера второй гном, как две капли воды похожий на первого.
– Ученица волшебника амулетик принесла, – то ли спрашивая, то ли утверждая подал голос гном, подошедший слева.
– Ученица волшебника может зайти, чужачка здесь останется, – подошёл четвёртый гном, выше остальных и явно главный среди них.
Китти кашлянула и, чуть поклонившись, сказала:
– Ученица волшебника пришла не трапезничать с вами, а попросить горсть вашей мудрости.
У Маши чуть глаза на лоб не полезли. Гномы выглядели мрачными туповатыми коротышками, не видевшими ничего, кроме своего кайла и горной породы. Пятый подошедший так вообще бессовестно ковырялся в носу и с мудростью даже за руку не здоровался. Шестой и седьмой встали так, что Маша с Китти оказались окружёнными семью личностями бандитского типа.
– Китти… – начала Маша, но девушка пихнула её локтем в бок. Молчи мол, говорить буду я.
– Уважаемые мастера, вы можете дать совет, в котором я нуждаюсь. А эта девочка – не чужачка. Вы ведь знаете, что в наш мир доступ извне закрыт. Это пропавшая много времени назад дочь мельника – я отбила её у лорда Страха, когда шла через лес.
«Во заливает!» – восхитилась Маша, хотя внутри царапнул маленький коготок гордости – ещё неизвестно, кто кого там отбил.
– А мельника давно уже нету, – бесцеремонно вставил Носоковыр, как прозвала его Маша. А ну как если бы она действительно была дочерью мельника? Может, ей положено сейчас расплакаться от горя?
Но на Машу не обратили внимания, ждали, что скажет Китти.
– Вас ведь семеро…
– Верно, верно, – с учёным видом закивали гномы. – Один, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, – пересчитал всех вожак. – А где седьмой? Нас ведь семеро, – он беспомощно оглянулся вокруг.
Маша прыснула со смеху. Ну, даёт, математик. Себя забыл посчитать.
– Седьмой, – указал Китти на него. – Всего семеро.
– Верно, верно, – опять закивали гномы.
– Но сначала договоримся о цене, – главный гном сделал шаг вперёд. – Одна мудрость – один амулет.
– Согласна, – ответила Китти. Она достала из рюкзака замысловатую гравированную пластинку на шнурке и показала вожаку. – Меняю после ответа-совета. Что вам говорят слова «Каждый важен, но важнее целое»?
Гномы приняли позы глубокомысленных старцев, размышляющих о бытии всего сущего. Каждый подходил к предводителю, шептал ему что-то, а потом снова возвращался и продолжал делать вид, что думает.
– Мы скажем, о чём тебе нужно знать, Ученица волшебника. Готовь амулет к передаче.
Китти подняла руку с амулетом повыше, но отвела её назад, словно, наоборот, не собиралась его отдавать. И вопросительно уставилась на гнома.
– Итак, повтори, о чём твой вопрос? – вожак погладил бороду. По его глазам Маша догадывалась, что вопроса он просто не помнит.
– Что может скрываться за словами «Каждый важен, но важнее целое»?
Гном встал ногой на камень и картинно выпятил грудь.
– Нас семеро, и каждый важен. Первый важен, второй важен, третий важен, – каждый раз указывая на очередного гнома, перечислял он. – Четвёртый важен, пятый важен, шестой важен, седьмой… важен, – вспомнил вожак свой прокол и ткнул себя в грудь. – А целое у нас тут… – он огляделся вокруг, выискивая ответ. – Гора. Гора пока целая. Почти. Ничего важнее целой горы не может быть на свете.
Гномы дружно закивали головами:
– Да, да, целая гора – самая важная на свете.
– Ведь если гора не целая, то гному нечего в ней делать.
– Да, да, делать в ней нечего.
– Если из горы достать все драгоценности и золото, значит, гору разобрали и она не целая.
– Не целая, да, да, – вторил шестиголосый хор.
– И у гномов тогда не будет работы.
– Да, да, не будет работы, – заволновались гномы.
– Поэтому целая гора важна. Вот, – заключил мысль предводитель гномов и протянул руку, чтобы забрать амулет.
Китти вздохнула и отдала пластинку гному. Пока его собратья рассматривали дар Ученицы волшебника, Китти увлекла подругу за ворота.
– Они же тупые как пробка! – Маша долго держала в себе это наблюдение и рада была наконец от него избавиться. – И ты за такую чушь отдала им амулет!?
– Отдала, потому что мы договорились. Ты же видела – им сложно было понять вопрос, а ответить на него оказалось ещё труднее. Но гномы никогда не признаются, что они в чём-то не самые лучшие мастера. Так что пусть эта жестянка их порадует. В конце концов, мы тоже получили с тобой ответ – это не те семеро, которые нам нужны.
– Однозначно – не те. Но другие семеро пугают меня ещё больше, чем гномы. Что можно узнать у семерых козлят? Они даже не разговаривают.
– Почему это не разговаривают? – Китти аж остановилась. – Прекрасно говорят. Правда, на козлином, но не молчат же.
– А переводчик с козлиного имеется? – ехидно спросила Маша. – Ты разговариваешь на этом языке?
– Немного. Только с ними трудно говорить, потому что половину слов они заменяют словом «трава».
– Обнадёживающе, – пробурчала Маша.
– Ты не унывай, волшебник не поднялся бы, чтобы сказать ненужную глупость. Мы обязательно доберёмся до сути. Только давай побыстрее, я надеюсь, мы успеем попасть под крышу, прежде чем пойдёт дождь. – Китти показала на трепещущее в небе облачко.
Чтобы зайти в город, Китти решила не возвращаться той же дорогой, а воспользоваться ближайшим к горе въездом, до которого они почти дошли. Длинные дома уже не казались забавными водорослями, а нависали над головой довольно увесистыми постройками. Китти вытащила из рюкзака длинный палантин и подала Маше, чтобы та накинула его на себя, чуть скрыв лицо.
– Будешь спасённой дочерью мельника. Она и её отец гостили в другом мире и не смогли вернуться назад. Но это вряд ли кто-нибудь вспомнит, поэтому твоя история будет очень правдоподобной.
Они подошли к небольшим воротам, больше похожим на обычную двухстворчатую дверь. Возле них стояли два стражника с наглухо закрытыми шлемами. Один в белых латах, другой в чёрных. Они преградили путь, скрестив копья – одно чёрное и одно белое.
– Путь ваш лежит куда? – глухо прозвучали два голоса из-под шлемов.
– В город, – нетерпеливо переступала Китти с ноги на ногу. Её беспокоила эта задержка.
– Путь ваш лежит…
– …через отгадку, знаю. Давайте, спрашивайте уже, что ли, – девушка знала порядок входа в город. Но для Маши такой пропуск был в диковинку. А вдруг не получится пройти? Что тогда?
– Два брата по одной дороге ездят, друг друга догнать не могут. Кто они? – последовал вопрос.
– День и ночь! – протараторила Китти, даже не задумываясь.
– Проходите.
Стражники расступились и один из них, белый, открыл створку ворот. Подруги прошли внутрь и оказались на узкой улочке, на которую почти не попадал солнечный свет. Закрыл ворота чёрный стражник.
– Странная охрана, – недоумевала Маша. – А если кто-то не отгадает их загадку, они что, не пустят?
– Эту загадку знают все, от мала до велика. Всегда один и тот же вопрос. Пошли.
Пройдя чуть дальше по улице, Маша заметила, что ближе к центру вид домов изменился. Они были уже не такими высокими и походили больше на баночки из-под крема – пузатые и круглые. Всё как в обычном городе – старая низкая застройка разрасталась со временем, превращаясь в высотную ближе к окраине. Дома теперь окружали заборы. Некоторые выше человеческого роста, некоторые настолько низкие, что можно было увидеть, что находится за ними.
Они прошли несколько кварталов, когда Маша остановилась. Её заинтересовал двор одного из домов.
– А там что? Кто-то умер? – Маше пришлось встать на носочки, чтобы получше увидеть происходящее за оградой. Во дворе под навесом был накрыт длинный стол, на четверть заставленный столовыми приборами и готовыми блюдами. На земле валялись обрывки яркой бумаги, иногда их с места на место лёгкими порывами переносил ветерок. На веранде толпились люди. Прислонившись головой к дверному косяку, плакала молодая женщина. А на высоком стульчике во главе стола сидел пузатый младенец, ковырял пальцем в тарелке и пускал пузыри.
Китти печально вздохнула и покачала головой:
– Вообще-то там празднуют день рождения. Бедняги хозяева.
– Бедняги? Это же такой весёлый день! Гости, подарки… А тут больше на похороны похоже. Только что в голос не рыдают пока что. Странные у вас люди всё-таки.
– Ты тоже была бы странной, – вступилась за убитых горем людей Китти, – если бы твой ребёнок не рос и навсегда остался беспомощным малышом.
– Ах да, что-то такое про время… – вспомнила Маша.
– Да, оно самое. Сначала все радовались, что время покинуло нас. Что теперь все смогут жить вечно.
– А разве это не здорово? У нас за вечную жизнь готовы полмира отдать, – удивилась Маша.
– Вот она, эта жизнь, – указала Китти на двор с ревущим младенцем. – А её спутники – горе и печаль. Чтобы чувствовать удовольствие от жизни, она должна постоянно меняться, развиваться, наполнятся новым. А когда всего этого нет, наступает скука. Она отравляет людей изнутри. Представь, каково этой женщине, которая никогда не увидит, как её ребёнок растёт. Никогда не услышит, как он читает стихи, не порадуется его успехам. Не дождётся внуков, чтобы нянчить их.
– Но зачем тогда праздновать день рождения, если это совсем уже не праздник?
– Сначала люди отказались от календарей и часов. Раз река жизни остановилась, значит, не нужно и то, что связано со временем. Но потом многие попытались вернуть её течение. Думали, что заводя часы или отмечая в календаре крестиками прошедшие дни, вернут время. Но все эти действия – всего лишь его имитация. И этот грустный праздник тоже.
Маша пожала плечами. Наверное, имей она младших брата или сестру, смотрела бы сейчас на этого куклёнка на стульчике с тем же сочувствием, что и Китти. Но Маша росла одна в семье, поэтому процесс взросления детей скрывался за стенами чужих квартир. Все люди как-то сами собой разделились для неё на группы. Одна, пухлые младенцы, чмокающие сосками-пустышками, в одночасье становились другой – оравой первоклашек, совсем не похожих на тех лялек, которых будто ещё вчера катали по двору в колясочках. Были ещё старшеклассники. Это особая каста людей, которая всегда будет старше тебя, в каком бы классе ты не учился. И пятая, самая обширная группа: студент ты или бабушка с палочкой, неважно. Главное – взрослый. А Маша где-то посерединке. Не маленькая, не большая. Неужели она была таким вот карапузом? Неужели этот карапуз никогда не станет таким, как она, Маша? Действительно, жалко его.
Маша подмигнула малышу и представила себе смешную картинку: вот сейчас он сползёт со стула и начнёт расти. Будет становиться большим. Сначала выше стола, потом выше забора, потом выше крыши. Потом потопает смешными толстенькими ножками по улице, потеряет соску и расплачется. Будет заглядывать в окна домов и звать «мама, мама».
Китти потянула за руку: идём дальше. Малыш отвлёкся от рёва и во все глаза смотрел за забор, на две незнакомые головы, одна из которых улыбалась ему. Он тоже улыбнулся и выронил соску.
– Скорее, солнце уже не такое яркое, как бы на дождь не попасть, – тянула Китти всё сильнее.
Маше показалось, или что-то мелькнуло на стене соседнего дома? Что-то размытое и тёмное. Она оторвалась от созерцания смешной беззубой рожицы и устремилась за подругой. И не видела уже, как ребёнок засмеялся и сказал «мама». А его мама и немногочисленные гости словно ожили, повторяя друг за другом «чудо, чудо». Это было первое слово малыша.
Минут через пять скорого шага Китти остановилась и указала на дверь:
– Нам сюда.
Они вошли в полутёмное помещение, и, как оказалось, очень вовремя. На улице зашелестело, забулькало – начался дождь.
Глава 9
Дом был старым. Из коридора, где стояли Китти и Маша, вели три двери. Все три в лохмотьях краски. По потолку змеёй бежала чёрная трещина, свисала облупившаяся штукатурка. Деревянные половицы под ногами стонали, танцуя печальный трухлявый танец. На стенах, обтянутых материей с золотым когда-то узором, лежала пыль, отмечая все неровности тёмными полосами. Единственное окошко находилось над входом у самого потолка, и было настолько замызгано грязью, что с трудом пропускало даже те крупицы света, что пытались осветить мрачное помещение.
– Где мы? – прошептала Маша.
– У друзей, – обычным голосом ответила Китти, давая понять, что скрываться не стоит. – Не ко всякому можно постучаться в этом городе. Многие норовят сдать тебя Теням просто потому, что по природе своей – подлые люди. Единственная польза от дождя – стало понятно, кто есть кто. Люди перестали притворяться, чтобы показать себя с лучшей стороны. Если человек, к примеру, жаден, он не скрывает этого и старается из всего извлечь выгоду, не делится тем, что имеет.
– Синий, не ты ли пожаловал домой? – послышалось за одной из дверей.
– Только не называй меня по имени. И ты для них – Дочь мельника, запомнила?
– Угу, – кивнула Маша. И, не успев задать вопрос, почему же, если здесь живут друзья, ей придётся быть не Машей, а кем-то ещё, оказалась в просторной комнате.
– Это я, здравствуй, Жёлтый, – поздоровалась Китти с человеком, сидящим в единственном кресле перед камином.
Маша аж сморгнула. Человек был действительно жёлтый. Не лицом, конечно, но вся его одежда, от туфель с заострёнными носами до большого берета, были ярко-жёлтого цвета. Он поднялся навстречу гостям и приветственно протянул руки:
– О, Ученица волшебника, ты почтила нас своим присутствием. Я бы написал об этом поэму, если бы умел слагать стихи. Но что за гость прячется под столь неказистой мантией зелёного цвета?
От высокопарного слога у Маши свело скулы.
– Это Дочь мельника. Я нашла её в Жутком лесу, – представила подругу Китти, сняв палантин с её головы.
– Дочь мельника? Я помню её совсем другой. Вроде ростом выше та девушка была, – с сомнением оглядел Машу странный человечек в жёлтом.
– Конечно она была другой. Но попала в лапы лорда Страха, а ты ведь знаешь, как он меняет людей. Чудо, что жива осталась.
– Лорда Страха?.. – присвистнул Жёлтый, застыв на мгновение. Но потом, опомнившись, засуетился. – О, простите! Непозволительно с моей стороны не оказать почтение драгоценным гостьям. Добро пожаловать в скромный дом Гильдии Художников. Я счастлив, что мне выпала честь встретить вас первым. К вашим услугам эти немногочисленные сидельные табуреточки.
Жёлтый указал на низенькие мягкие пуфики разных цветов и согнулся в поклоне, отчего перья его берета скользнули по полу. Бормоча про себя «это так ужасно… Лорд Страх… ужасно, ужасно… бедное дитя…», он умчался в соседнее помещение, где тут же загремел посудой.
– Немного отдохнём и пойдём дальше, – пояснила Кити, пока они устраивались. – Здесь живут художники. Они хорошие ребята, но сейчас не особо ладят друг с другом.
Маше никак не удавалось удобно сесть, жутко мешала прямая спина. Да и вообще, беспокойно как-то. Обстановка напряжённая, да ещё хозяева – какие-то незнакомые дядьки.
Запахло свежезаваренным чаем, и на пороге показался радушный хозяин с двумя чашками в руках.
– Обязательно похвали вон ту картину, – шепнула Китти, хихикнув, и указала на стену, где рядом с камином висел жёлтый прямоугольник в шикарной резной раме.
Маша подняла брови и вопросительно посмотрела на Китти, удивляясь столь примитивному выбору, но та заговорщически закивала головой.
Художник вручил гостьям дымящийся напиток и взял с камина конфетницу, наполненную вафлями жёлтого цвета.
– Угощайтесь, уважаемые дамы. Не расскажет ли уважаемая Ученица волшебника, пришла ли она просто почтить своим вниманием скромное жилище служителей искусства, или куда-то держит путь со своей спутницей?
Только Китти открыла рот, чтобы ответить, как в коридоре стукнула дверь, и раздалось ругательство.
Жёлтый человечек густо покраснел и поспешил к двери, извиняясь на ходу.
– У нас гости, Синий, – в его голосе слышалось возмущение. – Будь любезен не исторгать свойственных твоему скудоумию выражений, прояви почтение и уваж…
– Сгинь в ужасе, Жёлтый! – грубо ответили ходячему воплощению вежливости. – Уткнись в подушку и не вякай. Сам разберусь в своём доме.
Маша испуганно встала. На всякий случай, вдруг бежать придётся.
– Это брат Жёлого, Синий. Не обращай внимания на его слова. В душе он добряк, – Китти как ни в чём не бывало продолжала пить чай. Который, кстати, замечательно пах, но вкусом ничем не отличался от обычной горячей воды.
Дверь распахнулась и в комнату вкатился, иначе не скажешь, синий колобок ростом с Машу. Конечно же это был человек. В точно таком же наряде, что и Жёлтый, только синего цвета и невероятно толстый. Берет с голубоватым пером выглядел на нём как жвачка, прилипшая к мячику. Из-под головного убора на Машу смотрели два пронзительно-голубых глаза. Удивительно, как такое мягкое на вид существо могло обладать настолько громоподобным голосом.
– Кто ж тут гости такие гостючие, – начал было Синий, но, увидев Китти, разом смягчился. – Ба, Ученица пожаловала! Рад. Рад бесконечно. А это?.. – он бесцеремонно ткнул пухлым пальцем в сторону Маши. – Что за гости такие?
Маша сердито подняла голову, собираясь бесстрашно парировать грубияну, мол, воспитанные люди не говорят так с гостями в приличном обществе, но Китти её опередила:
– Не кипи, Синий, она ведь со мной. Это давно пропавшая Дочь мельника…
– Представь себе, – перебил её Жёлтый, – девочка пребывала до этого в лесу у лорда Страха. Натерпелась там, а ты так себя ведёшь.
– То-то и смотрю, до сих пор страх в глазах, – прищурился Синий, а потом внезапно захохотал, да так, что весь затрясся, став похожим на синее желе. Отсмеявшись, подскочил к Маше и хлопнул по плечу, словно давнего друга. Да так, что из чашки выплеснулась половина содержимого. – Что за бурду ты даёшь гостям, Жёлтый? Опять свой дрянной чай? Жёлтенькую водичку? Ну, уж нет, без василькового отвара вы отсюда ни ногой.
И он укатился на кухню, разговаривая сам с собой в той же самой грубоватой манере.
Маша стояла, оглушённая неожиданной экспрессией Синего. Рядом лебезил Жёлтый, рассыпаясь в извинениях. Выглядел он жалко, постоянно кланялся и ломал руки, и даже жёлтое перо его сникло.
– Какая прекрасная у вас картина, – ляпнула она первое, что пришло в голову. Хотя, что ценного в куске холста, выкрашенного в однородный жёлтый цвет? Нет, ну её же попросили, в конце концов. Наверное, это будет вежливо – проявить интерес к хозяйскому интерьеру.
Жёлтый расцвёл.
– Вам нравится? Безмерно приятно встретить настоящего ценителя прекрасного. Да ещё такого юного возраста. Я обязательно подарю вам что-нибудь из своих работ!
И он тоже покинул комнату, выйдя в коридор.
Маша тут же набросилась на Китти:
– Объясни, что всё это значит? Что это за люди? Что за дурацкие картины? Это братья Малевичи, что ли?
Китти встала и взяла Машу за руку. Как старшая сестра.
– Я понимаю, для тебя всё это необычно, как если бы я попала в твой мир и не понимала, что делать и как ко всему относиться. Но главное в этом доме то, что здесь нечего бояться. Даже Синего, каким бы неприятным человеком он ни казался. Братья всегда были добры ко всем, их дом и раньше был открыт для любителей искусства и просто прохожих людей. Просто сейчас к ним уже почти никто не заходит и они бросаются друг на друга как звери. Мне их так жаль. Все они художники, а дождь отнял у них самое главное – талант живописцев. И всё, на что они теперь способны, это создать такое вот… художественное недоразумение, – она обвела рукой стены комнаты. Только сейчас Маша заметила, что одноцветные картины висели на каждой стене, причём цвета их не повторяли друг друга. – Их отец был маляром, так что да, наверное, можно их называть братья малевичи. Малюют они беззаветно.
Жёлтый и Синий вернулись в гостиную одновременно. Один нёс поднос с чашками, наполненными синей жидкостью, другой – миниатюрную копию своего творения.
– Подле-е-ец, ах, подлец! – Синий увидел жёлтый подарок. – Обогнал! Опередил! Ну, ничего, сейчас угостимся, а потом я покажу свою живопись. Синий, и только синий, разве это не прекрасно? – и с грохотом опустил поднос на низенькую конструкцию из переплетённых металлических полос.
Маша и Китти усердно закивали в знак согласия. Все цвета прекрасны, лишь бы их хозяева снова не устроили перепалку.
Они расселись вчетвером, потягивая отвар всё того же вкуса горячей воды. Даже Жёлтый взял чашку, держа её в кончиках пальцев. Хотя Маша готова была поклясться, что делает он это только для вида, не выпив при этом ни капли. Сначала вопросы задавали художники, и Китти, то есть, Ученица волшебника, ловко плела из знакомых слов незнакомую историю фееричного спасения Дочери мельника из лап лесного страшилища.
Маша внимательно слушала, чтобы не пропустить ни единого поворота сюжета собственной легенды. Оказывается, Ученица волшебника все эти годы занималась ничем иным, как поисками пропавшего Мельника и его дочери. И уже готова была отказаться от благородного дела, пока однажды не совершила глупость, решив сократить путь и пойти по Жуткому лесу. Там она и услышала от одного из Тяжких Вздохов просьбу спасти его душу, пока ею полностью не завладел лорд Страх. Отважная Ученица волшебника вступила в неравный бой с повелителем лесных ужасов и одолела его. «Веточкой, ага…» – ухмыльнулась про себя Маша, вспоминая яростное выражение не лице Китти в тот момент. Потом оказалось, что в обличье Тяжкого Вздоха скрывалась она, Дочь мельника. И что её отец присоединился к армии страхов в качестве Пугающего Силуэта, не надеясь изменить предназначенной ему судьбы.
Пока шёл рассказ, незаметно в доме появились один, а затем ещё двое человек. Судя по одежде – очередные братья. Их вкратце посвящали в происходящее, и рассказ продолжался дальше под оханье хозяев. Маша охала не менее удивлённо, но тихо, чтобы не вызывать подозрений.
Художники вникали во все детали рассказа Китти, не жалея чувств. Жёлтый томно хмурил брови и ахал, Синий сжимал кулаки, бормоча «ах ты, так разэдак, чтоб его!». Присоединившиеся Зелёный, Красный и Голубой замирали, хватались за сердце и падали в обморок соответственно.
Маша с интересом разглядывала собравшихся. Братья различались цветом и габаритами: Зелёный тощ, как травинка, Красный – мускулистый атлет, а Голубой был бы как две капли воды похож на Жёлтого, если б не был вдвое меньше него. Сближал их разве что одинаковый покрой одежды. Типичные художники, как их всегда представляла Маша. На ногах туфли с большими пряжками, смешные чулки и штаны до колен, вроде знакомых ей бриджей. Их название мелькало в энциклопедии костюма восемнадцатого века, которую она любила полистать, забравшись с ногами на диван. Но женские наряды были гораздо красивее и привлекательнее, поэтому части мужского гардероба проходили мимо её восторженного взгляда. Хотя вот эта бесформенная хламида, больше похожая на пиджак-плащ, кажется, называется камзол. Он был надет поверх тонкой сорочки, а его рукава заканчивались огромными манжетами, которые их носители использовали на полную катушку. Из под обшлагов торчали кисточки, носовые платки, карандаши и ещё какие-то незнакомые предметы. У кого-то на шее громоздился бант, кто-то замотался шарфом. Но бесспорным венцом костюма, в прямом и переносном смысле, являлся внушительного размера берет. И, конечно, великолепное перо на нём. Оно крепилось к берету с помощью диковинной броши: идеально круглый хрустальный диск, у каждого своего цвета, в металлической оправе из крошечных переплетённых лавровых веточек.
Когда рассказ Китти окончился, всё внимание переключилось на Машу. Та старательно и довольно успешно играла роль мельниковой дочки, тем более, что по регламенту ей не полагалось много помнить. К тому же Маша сочла своим долгом «забыть» даже то, что должна была знать о своей прежней жизни. Вроде как память от страха потеряла. Китти эта идея явно пришлась по душе, и она согласно кивала всем ответам подруги.
Дверь в коридоре хлопнула, послышались голоса, и в комнату вкатился мандарин. Так сначала показалось Маше. Это, конечно, был совсем не мандарин, а очень даже человек и, судя по костюму, очередной художник. «Когда они закончатся?» – только подумала девочка, как вслед за мандарином вплыло полнейшее равнодушие. «Мне всё здесь фиолетово» – кричало выражение лица второго пришедшего.
Мандарин, он же Оранжевый уставился на гостей, пропуская Фиолетового, отмерившего гостиную двумя неторопливыми аршинными шагами.
– Кто такие? Почему без нас собрались? – строго осведомился он.
Маша насторожилась. Оранжевый напомнил ей директора школы, Сергея Сергеича, такого же маленького, строгого и напористого. Появление его фигуры вне стен директорского кабинета грозило нашкодившим вызовом родителей, разбором полётов перед всем классом и портретной выставкой под названием «Наши хулиганы» возле учительской. Попасть на стенд считалось особенно неприятно, потому что иногда пострадавшие от этих самых хулиганов тайно проявляли навыки художественного мастерства и фотографии дополнялись усами, рогами и другими красочными, но не сильно привлекательными деталями. Директора, бывшего военного, побаивались.
– Оранжевый, ты что, своих не признал? – Китти засияла улыбкой и поднялась навстречу «командиру». Они обнялись.
– Признал, признал, Ученица. А вот спутница мне твоя не знакома.
Маша закатила глаза. Неужто сейчас история по четвёртому кругу покатится? Вот, уже галдеть наперебой начали, пересказать пытаются.
– Стоп! – выставил ладошку Оранжевый. Разговоры моментально прекратились. И без вывесок понятно, кто тут главный. – У девочки язык есть. Сама и расскажет. Верно? – и он вопросительно уставился на Машу.
Китти кашлянула и открыла было рот, но Маша её опередила:
– А вы разве меня не знаете? – Капелька наглости во флаконе неуверенности будет совсем не лишней. – Я Дочка мельника, – сказала Маша и попыталась ослепительно улыбнуться. – Только я ничего не помню.
Поверили же остальные этому сумасшедшему рассказу, значит, и здесь сработает. Или нет?
– Так-так, Мельника, значит. Что-то плохо тебя помню, вроде повыше была. И рыженькая, кажется…
– Тебе всё рыженькое да оранжевенькое подавай, – схватила его за руки Китти и закружила. – Как я рада вас всех видеть! Давай уже, присоединяйся. Все уже угостили своим чаем, только ты с Фиолетовым остались.
Маша выдохнула. Конечно, Китти специально его отвлекла. Ну какая из неё дочка мельника, если она понятия не имеет, что эта мельница из себя представляет. И патологическим склерозом тут не отделаешься. Не вляпаться бы
Очередное чаепитие около камина проходило шумно. Похоже, пить чай по кругу было какой-то местной традицией. Каждый считал своим долгом налить в кружку жидкость своего, именного цвета. Даже Фиолетовому пришлось оторваться от созерцания потолка и уйти на кухню. Он был единственным, кто не особо интересовался происходящим.
Маша, поддерживая образ девочки «яничегонепомню», быстро охладила внимание к себе. И сама начала задавать вопросы. Хочешь занять человека надолго – спроси у него о нём же.
– А почему вы рисуете только свой цвет на картинах? – осторожно начала она. Кроме цветных квадратов стены не украшало ни одно полотно, которое можно было хотя бы отдалённо отнести к искусству живописи. – Ни зверюшек, ни людей…
– Мы созидаем высокое искусство. Не рисуем, а пишем красками, – поджал губы Оранжевый. – А та мазня, которой занимался наш покойный папенька, режет глаз и не достойна даже тёмной кладовой, где сейчас и находится.
– Попрошу не оскорблять память родителя, – подал голос ставший вдруг удивительно вежливым с братом Синий. – Не дался ему талант при рождении, как мне, например, так пожалеть надо несчастного.
На словах «как мне, например» братья как по команде повернулись к Синему с выражением глубочайшего пренебрежения.
– А с чего это у тебя талант? Ты мазки как кладёшь? Снизу вверх! Это же надо додуматься! – просвистел Зелёный, вытягиваясь ещё на пару сантиметров. – Такое невежество: снизу вверх, снизу вверх, – он комично помахал в воздухе воображаемой кистью.
– Да уж всё лучше, чем твоё слева направо. – Синий всем своим видом изобразил отвращение.
– Да мою руку узнают все! – выплюнул Зелёный.
– Вот поэтому от твоих картин и шарахаются, – вступил в перепалку Красный. Синий поддакнул. – Все знают, насколько они плохи, и никто уже не берёт.
– Ах ты, выскочка! – развернулся Зелёный к новому оппоненту. – Это потому, что ты постоянно впереди садишься. Все мои работы заслоняешь!
– Всё потому, что ты тощий и длинный вымахал. Твоя тень, как палка, постоянно на мои полотна падает. Вот и сажусь, – для большей убедительности Красный привстал с табуретки.
– А ты, ты… – навис над ним Зелёный, – ты слишком яркий. Мог бы и поскромнее себя вести. Тоже мне, Красный – принц прекрасный. Нарисовал себе бицепсы, и думаешь, что все поведутся? Фигушки.
– Зелёный, ты от зависти зеленее становишься, – хохотнул Голубой. Он казался самым невзрачным среди братьев. И, хоть и был почти копией Жёлтого, но, в отличие от участливого брата, сквозило в его манерах что-то неприятное и холодное.
Зелёный насупился и раскрыл рот, чтобы ответить, но Синий его опередил:
– А с ним всегда так – сам длинный, а своему таланту вырасти не дал.
Синий заржал над собственной шуткой, так что пустые чашки зазвенели от громоподобного смеха.
Из кухни вернулся Фиолетовый и к горе накопившейся посуды добавил ещё девять чашек. И опять совершенно неестественного для чая цвета. Его приглашение потерялось в шуме спора. Он пожал плечами, скривился, пробормотав что-то вроде «Да как хотите, мне всё равно», сел на самую высокую табуретку и уставился в потолок.
Маше совсем не нравилось, какой результат принёс её безобидный вопрос, и она попыталась перебить спор:
– Подождите, я ведь спросила, почему каждый изображает свой цвет, а не кто из вас лучше рисует.
– Пишет, – поправил Жёлтый, единственный, кто её услышал. Во время ссоры он не сказал ни слова, лишь бросал взгляд в ту сторону, где на стене висел прямоугольник жёлтого цвета. – Художник не рисует, он пишет. Принципиальная разница.
– И в чём? Что тут такого принципиального?
Художник посмотрел на Машу, а затем опять на своё жёлтое творение.
– Так говорят. В этом есть какой-то глубокий смысл, какое-то значение, лежащее в глубине веков. Никто не помнит, но это важно.
Вид у него был очень серьёзный и даже немножко растерянный. Будто он потерял что-то ценное. А в гвалте, который стоял из-за спорщиков, оно терялось ещё больше. Захотелось помочь найти это что-то, и Маша вспомнила занимательную лекцию во время похода их класса в Эрмитаж.
– Может, потому, что живопись происходит от слова писать? В музее… – Маша осеклась. Какие музеи! Она же ничего не помнит. – Эээ… в одной мудрой книжке у Ученицы волшебника было что-то про это, – бессовестно соврала она. Китти только и успела, что большие глаза сделать, мол, осторожно! – Там писали, что художники в своих картинах пишут целые сюжеты, вкладывают свою душу, наполняют смыслом. А те, кто любуется этими картинами, как бы читают их, как книжку и добавляют ещё своё понимание.
– Но ведь… – Жёлтый снял свою картину со стены и потерянно произнёс: – Она же и так прекрасна, это бесспорно! Но что же тут можно прочитать? Неужели...
Китти тем временем дёрнула Машу за руку и показала на остальных братьев. Среди них назревала серьёзная потасовка. Оранжевый, удивительно сильный при своём не очень большом росте, пока ещё сдерживал Зелёного и Синего, готовых порвать друг друга на разноцветные клочочки. Красный подскакивал на месте в боевой стойке, Голубой залез с ногами в кресло и бросал оттуда обидные реплики. Бушевали нешуточные страсти.
Жёлтый кинулся из комнаты, словно вспомнил, что забыл отключить утюг или погасить конфорку.
«Наверное, подал пример, что надо отсюда убираться».
– Что будем делать? – перекрикивая шум, спросила Маша, но Китти помотала головой. Не услышала. Пыталась сама что-то сказать цветной двигающейся куче. Маше стало неуютно, она чувствовала себя виноватой в этой ссоре, и, казалось, та никогда не закончится и всё становится только хуже. Вот где её дар, расхваленный Китти? Сейчас бы взмахнуть рукой, и раз, все замерли и замолчали. А они, наоборот, расходятся всё сильнее. Может, надо сосредоточиться и представить тишину?
Маша зажмурилась и попробовала сосредоточиться, представить, как гневные выкрики и улюлюканье становятся всё тише, а затем и вовсе исчезают. Лица спорящих смягчаются и… Послышался звон разбитой посуды. Как-то не очень похоже на примирение. Маша приоткрыла один глаз – на полу валялись осколки разноцветных чашек, как рисунок в калейдоскопе. Голубой подпрыгивал в кресле, вертя над головой невесть откуда взявшееся полотенце, а Зелёный, уже изрядно покрасневший, вяло отбивался от Синего и Красного, которых пытался удержать за полы камзолов Оранжевый. Вокруг бегала Китти и без особого успеха старалась до них докричаться: «Подождите!», «Не надо!», «Остановитесь!».
– СТОЙТЕ!
Маша аж подпрыгнула. В комнату ворвался Жёлтый, которого с трудом можно было разглядеть за огромной картиной в старой тяжёлой раме, которую он еле удерживал в руках.
– Стойте! Мне надо вам кое-что показать! – он бухнул свой груз на ближайший пуфик-бутаретку и повернул картину изображением к зрителям. – Что вы видите?
Маша с интересом вглядывалась в пестроту красок, от которой уже отвыкла за последние дни. Великолепное зрелище, от которого захватывало дух. Где искать слова в этом несчастном мире, чтобы описать то, что предстало перед глазами тех, кто сейчас смотрел на неё. Картина сделала то, что не смогли ни Маша, ни Китти.
Тишина.
Глава 10
Два громадных острова нависали над водой, словно плыли – один рядом с другим. С отвесной скалы одного из них в море широким потоком низвергался водопад. Он переливался хрустальным блеском толстых струй, чуть туманясь внизу, где завеса водяной пыли скрывала гранитные скалы, торчащие из воды. Водопад стекал вниз как продолжение тёмной озёрной глади, обрамлённой пушистой зеленью леса. Из малахитовой чащи высоко вверх поднимались два дерева. Их безлистные кроны переплелись между собой ветвями цвета слоновой кости. Или это не ветви, а корни, если только дерево может расти зеленью вниз? Среди веток-корней сплели себе воздушные хижины удивительные белокрылые существа с головой слона и телом человека. Между ярусами тянулись тонкие длинные лестницы, некоторые из них спускались до земли. Лес, играя всеми мыслимыми оттенками зелёного, обрывался по другую сторону острова, обнажая почти чёрные каменные уступы. От них к другому острову тоненькой ниточкой протянулся мост – хрупкие полукружия арок.
Соседний гигант вздымал в небо гранит, вытягивался в неприступную гору, на вершине которой примостился золотой замок. Его удивительная, летящая в небеса архитектура смешивала гений человека-творца и творение природы – невероятной формы скалы, похожие на крылья, которые словно обнимали драгоценную игрушку. В каменных морщинах горы вили гнёзда огромные птицы. Мощные крылья в мгновение ока поднимали их к вершине. И там, наверху, в кипящей лазури они сливались в единое целое с потоками воздуха. Потом срывались вниз и летели до самой воды, чтобы врезаться в жидкую твердь. А затем снова взлететь, отряхивая крыла над бархатным ковром леса.
А на мосту, над сумасшедшей пропастью стоял и любовался далёкой встречей неба и воды Он. Мастер.
Маша сморгнула. Такого не может быть, это всего лишь картина! Чудится всякое… Слишком тут жарко стало.
– Это он, он, – зашептались голоса. Братья подошли к картине. Они хмурились, недоверчиво разглядывали изображение и указывали на фигуру в центре.
– Вы видите? – Жёлтый волновался. – Её можно читать! Она написана! Она живая!
– Она… странная, – первым решился нарушить затишье Оранжевый. – Откуда ты взял её?
– Из кладовой, ты же сам сказал.
– Но мы все знаем, – вмешался Синий, – что там лежат только папашины творения. Мы ведь сами снимали со стен его неудачные рисунки, помните? – он беспомощно, насколько позволяла его необъятная шея, оглянулся на братьев. – А это…
– Это он! – подхватил Зелёный. – Смотрите, тот же рабочий халат. И лес… Сколько зелёного, но всё разное, и оттого...
– Красивое! – продолжил за него Красный. – И закат… Будто только начинается, но я не понимаю, почему знаю это. Словно кто-то говорит мне. Но ведь нельзя же слышать глазами. Ведь нельзя, да? – Странно видеть такого атлета растерянным, он словно сдулся, уменьшился в размерах.
– А что, разве можно и себя вставить в картину? Или, может, кто-то другой написал это? Не он? – прищурился Голубой.
– Он, он! – зашикали на него со всех сторон. – Мазки видишь?
– Все в разные стороны. Это его рука, его.
– Да, в мазках хаос, но как прекрасно целое!
Маша краем глаза уловила, что Китти подаёт ей знак: надо поговорить, давай отойдём. Они вдвоём отступили назад, оставив братьев обсуждать неожиданное открытие.
– Что это? Она ведь действительно живая! Я это видела! – жарким шёпотом обожгла Маша ухо Китти. – Ты это видела!
– Видела, – согласилась Китти и зашептала в ответ: – Картина действительно красивая, но она написана обычными красками на обычном полотне. Не сомневаюсь, что художник, их отец, – она кивнула на братьев, – был талантлив, но всё же живой она стала не от этого.
Маша не понимала, куда клонит Китти.
– От чего же тогда?
– Не догадываешься?
Маша покачала головой.
– Ты!
– Что я?
– Твоя магия оживила её. Ты сама сказала, что картину можно прочитать. Это и было твоё прочтение. Только к нему присоединился твой дар. То, что увидела и додумала ты, увидели и другие. Но не стоит об этом всем говорить. На всякий случай.
И опять Маша не понимала, как случилось так, что она не заметила магию, которую сама же и породила. Но даже не это сейчас её беспокоило. Рядом с ухом вертелась назойливая мушка. Или это была мысль. Такая же назойливая. Которая не даёт покоя, пока не поймаешь. Отчего она такая надоедливая? Не слишком-то и важная особа. Важная. Да, это, должно быть, важная мысль, раз так не хочет отпускать внимание Маши. Что же это за мысль? Она прицепилась недавно, значит, кто-то что-то сказал или сделал, отчего она родилась. Магия? Нет, не в ней дело, что-то ещё раньше, до разговора с Китти. В голове сплошной хаос, как и в мазках на картине. Но если отойти, то он…
– Складывается в целое! Китти, Китти, – затрясла она подругу, – я поняла.
– Тссс, – зашипела на неё подруга. – Я Ученица волшебника.
– Прости, – осеклась Маша, оглянувшись, не услышал ли кто. Но внимание художников до сих пор удерживала картина. Хотя нет, двое куда-то ушли. – Может, это и совпадение, но его стоит проверить! Помнишь, «Ищи семерых. Каждый важен, но важнее целое»? Художников ведь семеро, как цветов в радуге. И они отвечают каждый за свой цвет. Но целое, то есть, картина, гораздо важнее. Ну, то есть, она целая, конечно, но… В общем, я запуталась, но здесь обязательно есть какая-то связь, я прямо чувствую! – взволнованно закончила она.
– Вот уж не знаешь, где найдёшь… – покачала головой Китти. Глаза у нее возбуждённо горели, и было видно, что догадка Маши взволновала ее не меньше. – Смотри, там ещё, – она указала на братьев, которые притащили откуда-то пыльные картины и восторженно обсуждали какие-то профессиональные темы. – Ты сделала даже больше, чем ожившая картина. К этим людям возвращается их талант, их прежние интересы, которые когда-то были общими. Слышишь? Они уже не ссорятся!
Братья-художники увлечённо сравнивали манеру написания двух абсолютно разных по сюжету картин, а Жёлтый обходил комнату вокруг, снимая бесталанные квадраты и прямоугольники со стен, и кидая их в общую кучу около камина. Так он добрался до Маши с Китти и радостно сообщил:
– Чудеса какие! Как мы смогли просмотреть такую красоту?! Какое великолепие! А сочетание красок?! Это же невообразимо! Волшебно! – Жёлтый словно излучал свет, делавший его даже не жёлтым, а золотым.
Тем временем гостиная преобразилась. Со всех сторон Машу окружали теперь удивительные пейзажи. Отовсюду слышался приглушённый разговор, словно говорящие боялись нарушить атмосферу восхищения. И всё время упоминался автор новообретённых шедевров. «Ах, это несомненно рука отца», «Да, Маляр знал своё дело», «Чего уж тут сомневаться, это точно он», «Мастер, как пить дать!»
Маша спросила Китти, стараясь, чтобы никто не услышал:
– Маляр – это ведь не имя, да? У нас так называют тех, кто ремонт делает и стены красит.
– Конечно его звали по-другому. После того, как все забыли имена, братья стали называть отца Мастером. К тому времени он уже умер, но сыновья уважали его, ведь они учились у него мастерству художника. Но когда дождь забрал у них талант, то они перестали видеть его и у других.
Похоже, сейчас разбитая на самовлюблённые осколки семья вновь собиралась в целое. Но как это могло помочь им с Китти?
– Надо побольше узнать об их отце. Если перед его талантом братья забыли о ссорах и о собственном эгоизме, то нам он тоже пригодится. Не зря же Волшебник говорил о семерых.
Удобный случай не заставил себя ждать.
– Пойдём, я покажу кое-что ещё! Отец был Мастером во всём, не только в живописи, – подошёл к подругам Оранжевый. Похоже, он совершенно не помнил, что совсем недавно отзывался о родителе очень даже пренебрежительно. – Осторожно, там сейчас большой беспорядок.
Они вышли из комнаты в заставленный мольбертами коридорчик, который упирался в ветхую дверь. За ней оказалась небольшая комнатка, сверху донизу набитая пустыми рамами, картинами, баночками с краской, палитрами и ещё множеством мелочей, необходимых художнику для работы. У дальней стены стоял стеллаж с мудрёными механизмами, покрытыми пылью. К нему-то и вёл подруг Оранжевый.
– Посмотрите, какая тонкая искусная работа! Тут есть даже устройство, которое само рисует простенькие изображения. Талантище, не правда ли? Мы думаем организовать выставку, только помещение найти надо будет.
Маша с интересом разглядывала механические диковины. Она не раз видела иллюстрации в стиле ретро с подобными вещами, но здесь их можно было потрогать, что бесспорно поднимало их в её глазах на высшую ступень восхищения. Все эти крошечные колёсики, шестерёнки, которые цеплялись друг за друга, двигались, приводили в движение семейство улиток цвета латуни или стального зайца с огромным барабаном, вызывали невероятный восторг.
Взгляд остановился на большой подзорной трубе. Маша приподняла её, стряхнув целый сугроб пыли. Тяжёлая. Вообще Маша с детства смотрела на это устройство со смешанным чувством зависти и обожания. Подзорная труба на длинной треноге красовалась в витрине магазина, торгующего оптикой. Но там нельзя было подойти и посмотреть в маленькое отверстие, в котором с помощью нескольких линз мир приближался к тебе на расстояние вытянутой руки. Вот кошка прыгает в конце улицы. С кем она играет? Какая у неё шёрстка? А какого цвета глаза? Так далеко не увидеть. И только подзорная труба могла дать ответы маленькой девочке на такие важные вопросы. Но «нет, конечно в неё нельзя посмотреть, это дорогое устройство, ещё разобьёшь», говорила строгая тётя за прилавком. И даже когда Маша выросла и важными стали совсем другие вопросы, подзорная труба всё так же манила к себе, вызывая желание взглянуть на волшебство физики.
Маша осмотрела находку. Вроде всё цело, линзы на месте, не разбиты. Тубус из красноватого металла расширяется к объективу, и в самой широкой его части друг за другом расположились семь узких отверстий. Ни в объектив, ни в окуляр ничего не видно. Слишком тесно. Всё и так близко, того и гляди свалится на ноги или на голову.
– О, для этого у нас особое место. Идёмте наверх! – Оранжевый бережно взял трубу из Машиных рук и вернулся с нею в гостиную.
– Народ, айда за мной на площадку, – скомандовал он.
«Это же Приблизительная штуковина!» – воскликнул кто-то.
Художники гурьбой двинулись за Оранжевым, подталкивая Машу и Китти перед собой. Через неряшливую кухню они прошли к винтовой лестнице, ведущей на крышу. Дождь давно закончился, светило солнце. Крыша была разделена на две части. Там, где они сейчас стояли, располагалась смотровая площадка, огороженная перилами. Конёк второй части шёл вровень с уровнем площадки, не перекрывая видимость. А видно оттуда было почти всё: и крыши других домов, и улицы, и гору, и большое здание в центре города, и даже обиталище Волшебника – огромный пень. Но рассмотреть подробности Маша не успела. Подзорная труба была уже установлена в специальное для это место: посередине площадки Красный вытащил прямо из пола стойку-держатель, а Оранжевый закрепил на ней трубу винтами-бабочками. Но судя по озабоченным лицам, что-то в этом процессе явно не ладилось.
– А если поднажать? – Синий пытался что-то повернуть в середине стойки, она хрустела, но не поддавалась.
– Стой! Ты так сломаешь! Надо смазать её. Сколько лет не открывалась…
На вопль Красного из отверстия на площадку поднялся Фиолетовый, держа в руках бутыль с тёмной жидкостью. Его вид сообщал всем, что, де, мне, конечно, всё равно, но что бы вы делали, если б я не позаботился наперёд. Стойку буквально залили маслом, заляпав пол под нею, а заодно и одежду, но дело не продвинулось – конструкцию заклинило намертво, причём не только соединение, отвечавшее за движение в разные стороны, но и те шарниры, которые двигали трубу вверх-вниз.
– Уфф, пока так можно оставить. Уж в одну сторону она точно показывать будет, – обмахивался платком Голубой. На его одежде не было ни капли масла.
По очереди заглянув в окуляр, художники в недоумении отходили от трубы.
– Что за фокусы, – разводил руками Зелёный.
– Это какая-то ошибка, – хмурился Жёлтый.
– Настройка линз сбилась, не иначе, – уверенно сообщил Оранжевый.
Даже Фиолетовый проявил интерес и согнулся почти вдвое, чтобы увидеть то, что удивило других. Маша подошла последней и посмотрела в круглое окошечко размером с двухрублёвую монету. Но на том конце виднелось что-то неясное, расплывчатое. Подстройка не давала результата.
– Может, линз не хватает? – спросила она на всякий случай. Её знания устройства подзорной трубы, да и вообще любого оптического устройства заканчивались на бабушкиной лупе, которую та брала, чтобы разгадывать кроссворды в газете.
– Линзы на месте, не хватает другого.
«Китти-то откуда это знать?» – удивилась Маша. Ведь Ученица волшебника не инженер какой-нибудь. Но та уже рассматривала берет Синего, благо он находился у неё под носом в буквальном смысле этого слова.
– Откуда у вас эти броши? – спросила Китти Оранжевого, указывая на синее украшение.
– Прощальный подарок отца. Перед смертью он заказал их для нас у Ювелира. Завещал носить, не снимая. А ещё сказал, что в этих побрякушках находится ключ к таланту. Мы их и так вертели, и сяк. И смотрели в них, и ловили в них солнечный и лунный свет… Ни-че-го. – Оранжевый развёл руками.
– Посмотрите! – обратилась девушка к остальным. – Они подходят по размеру для этих отверстий!
– Надо попробовать! – воскликнул Красный, отцепляя брошь от своего берета. Он осторожно достал прозрачный диск из оправы и первым опустил его в одну из прорезей подзорной трубы. – Может, отец спрятал в трубе тайну своего таланта? Соединим все диски и познаем секреты мастерства!
– О, секреты Маляра! – заволновались одни.
– Не Маляра – Мастера! – поучительно поправили другие.
Братья засуетились, отстёгивая броши, почти не дыша достали хрустальные диски и ещё более бережно опустили их в прорези. Последний диск со звоном коснулся низа выемки в полной тишине, нарушаемой лишь далёким звуком деревянных колёс о булыжную мостовую. Труба не вспыхнула чудесным пламенем, не открыла портал в тайную мастерскую, не запустился потаённый механизм. Просто осталась блестящей на солнце трубой с семью вставленными в неё стёклышками.
Маша заглянула в окуляр, но и там ничего не изменилось – всё то же мутное марево. Китти тоже посмотрела и перевела растерянный взгляд на Машу.
– Не помогло. Ни им, – она показала на художников, – ни нам. Но не может же это быть просто совпадением?
– А может, мы не все условия выполнили? Детскую запоминалку про радугу знаешь? – сообразила Маша. – Надо поставить цвета в нужном порядке.
Она уже возилась с трубой, переставляя диски. Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан. Это же самая лёгкая головоломка! Задачка для малышей. Сейчас, сейчас, только бы не разбить. Каждый. Охотник. Желает. Знать. Где. Сидит… Синее Своенравное Стекло! Ты Собираешься Ставиться? Наконец-то! Хрупкий хрусталь хочет хрустнуть – хрум. Какая смешная фразочка. И последнее: Фазан!
Фууух, Фсё! Ну и глупости приходят в голову. Но получилось же! Теперь в трубу можно разглядеть… И что это такое?
Маша оторвалась от созерцания густого тумана, клубящегося над заросшим зелёной травкой берегом. То, что это берег, нетрудно было догадаться по полоске воды, уходившей за пределы видимости круглого окошка. Тут же Машу возле окуляра заменил Зелёный.
– И что там? Видно? Получилось? Что получилось-то? – нетерпеливо толкались вокруг.
– Ничей остров, – провозгласил Зелёный.
Градус восторга заметно снизился.
– Да-а-а, новость так себе, – протянул Голубой.
– Вряд ли родитель в здравом уме прятал там хоть какие-нибудь секреты, – с сомнением в голосе отозвался Красный.
– Это место само бы его спрятало, – подтвердил Фиолетовый.
Маша подобралась поближе к Китти, чтобы прояснить, чем не угодил художникам остров. Правда, удручённый вид подруги уже давал половину ответа – ничего хорошего не жди. Пока братья шушукались между собой, сокрушаясь о несбывшихся мечтах, Китти отвела Машу к противоположному краю крыши. С этой стороны была хорошо видна центральная площадь, на которой возвышался большой дом с помпезными колоннами. Похожий на театр, но явно жилой. Далеко за городом торчал одинокий палец башни из светлого камня. Наверное, та самая, в которой живет астроном.
– Только не говори, что всё плохо, – начала Маша. – Семерых мы нашли, семейные узы восстановили, цвета соединили, куда дальше идти – знаем, видели только что. Волшебник наверняка имел в виду именно это.
– Всё так. Совпадения вряд ли случайны. Но загвоздка в том самом месте, которое видно в подзорной трубе. Ничей остров имеет дурную славу. Всегда имел. Поэтому там никто не живёт и он действительно ничей. Желающих понять, что таится на этом клочке земли, тех, кто рискнул отправиться туда, было много. Но вернувшихся можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и те скорее всего врут, что заходили дальше начала моста. «Ступивший на мост должен дойти до конца, если хочет попасть в начало» – так гласит предание об этом странном острове. Он совсем небольшой, но над ним всегда клубится туман. Трудно представить, что в нём невозможно найти выход к берегу, однако это так. Одни поговаривают, что туман заколдован и человек, попавший в него, просто ходит вокруг одного и того же места, думая, что проделывает длинный путь. Другие считают, что на острове есть колодец, в который проваливаются путники. Третьи, что на самом деле это не колодец, а вход в подземелье. А там несчастные бродят по туннелям без света, еды и надежды на спасение. Хотелось бы надеяться, что раз трубу невозможно повернуть, то и увиденное в ней – ошибка.
– А я думаю, что её специально заклинило, чтобы она указывала на то самое место, в которое нужно попасть. А вдруг у нас получится? Вдруг это такое, как его… Предназначение, – деловито рассуждала Маша. Удивительно, но страха перед островом, на котором пропадали люди, она не испытывала. Её охватило чувство азарта, то самое, которое приходило к ней во время игры в любимые компьютерные квесты-головоломки вроде Myst или Сибири. Все детали сошлись, очередная задача решена, открылся доступ к новому уровню. Ни тебе падений в пропасть с утратой очередной жизни, ни лихорадочной погони, когда не успеваешь подумать, куда тебе повернуть, как тут же оказываешься в пасти какого-нибудь монстрика. Игры, повышающие уровень адреналина в крови Маша не любила. То ли дело – всё изучить, подумать, попробовать, примерить одно к другому… Может, ей в этом мире по сюжету предназначено попасть на этот, как же его… Ничейный остров. И вообще, раз предсказание называло её спасительницей, значит, тот, кто его делал, был уверен в том, что она пройдёт весь путь от начала до конца. Вон, Лорд Страх, не стал её превращать, даже помощи попросил. Да и ничего, собственно, страшного пока с ней не произошло за всё то время, что она находилась в этом мире.
Однако Китти не разделяла уверенности Маши. Она вдруг потащила девочку к спуску с крыши, закричав при этом:
– Скорее! Все! Спускайтесь вниз! Скоро будет дождь! Срочно спускайтесь, я внизу всё объясню! – указывала Китти недоумевающим художникам на чернеющий квадрат выхода на крышу. – Там Тени! – махнула она рукой в сторону соседнего дома.
Братья засуетились, у спуска образовалась толчея. Когда Китти с Машей подбежали к люку, в нём уже исчезал последний, жёлтый берет. Потом снова появился и его обладатель галантно подал руку Китти. Но та подтолкнула вперёд себя Машу, тревожно осматривая небо. Солнце уже заслонила внезапно образовавшаяся из ниоткуда мрачная туча.
Потом всё произошло стремительно. Под ногой у Маши что-то чавкнуло, Китти вскрикнула, Машу подхватили, и она повисла в воздухе. Левую ногу шлёпали, трясли, что-то говорили, саму её куда-то несли, суетились… Зачем? Всё же прекрасно. Такая лёгкость в голове. Звонкая лёгкость. И отчего-то так хорошо, что хочется смеяться. Маленький звенящий колокольчик отталкивается от стенок черепа и бесконечно прыгает, прыгает, прыгает… Почему он раньше так забавно не прыгал? Наверное, было мало места. Зато сейчас тут пусто. Чистая, прозрачная лёгкость. Отчего же плачет Китти?
Глава 11
– Кто ты? Ты помнишь, кто ты? – допытывались издалека. Голос становился всё отчётливее. – Кто ты?
Над девочкой склонилось миловидное лицо.
– Ты помнишь что-нибудь? – кто-то тормошит её. Чего они так волнуются, всё ж отлично. Подумаешь, прилегла отдохнуть.
И снова:
– Ты помнишь, кто ты?
Ну Китти, ну сколько можно спрашивать? Глупый вопрос. Конечно помню!
– Конечно помню! – это она уже вслух сказала, кажется.
– Кто ты? Как тебя зовут?
Она перестанет когда-нибудь задавать этот вопрос? Маша свесила ноги с мягкой тахты и огляделась. Семь непонимающих взглядов и один взволнованный.
– Кто я? – Маша округлила глаза и выразительно уставилась на Китти. Договаривались же, что имена не говорим.
– Ты, ты.
– Д… Дочка мельника, – Маша подмигнула Китти.
Да всё она помнит. И как попала в этот странный мир, и лес, и дракончиков, и пень с волшебником внутри, и гномов, и то, что они идут искать и спасать Открывателя, о котором никому нельзя говорить. О себе тоже нельзя. Поэтому придерживаемся легенды.
Китти выдохнула и заметно повеселела. Художники тоже оживились и продолжили прерванный разговор. Они дружно сходились во мнении, что подзорная труба сломана и вряд ли поможет им в познании премудростей живописи. А вот девочка – ходячая чудесница. Это же надо! Догадаться, в каком порядке нужно ставить цвета. Не каждый сможет. Наверняка лесное приключение мельниковой дочки не прошло для неё даром. Нахваталась у страшил в лесу всяких премудростей.
В мешанине дезинформации явно чувствовалась рука Китти.
Время обеда давно минуло и желудок Маши пел заунывные романсы. Разноцветный чай и немногочисленное угощение казались далёким воспоминанием. Печальную симфонию голода, судя по всему, услышали и хозяева, потому что дружно засуетились, достали гостевую скатерть, загремели мебелью. В середине гостиной вырос большой стол. Его по частям принесли из разных мест дома. Китти воспользовалась хозяйственной суетой и села к Маше посекретничать.
– Ты наступила на каплю, я так испугалась! Точно всё помнишь? – взяла она девочку за плечи и посмотрела в глаза.
– Да всё, всё, – нетерпеливо отмахнулась та. – Я вот насчёт дара... А вдруг он исчез? – Странное это чувство, бояться потерять то, что, непонятно, есть оно или нет. – Как проверить-то, если им управлять нельзя?
– Если пропал, то это катастрофа. Но, может, на тебя дождь не действует. Хотя проверять специально не хотелось бы.
– Даже если и пропал, мы же можем просто попробовать найти Открывателя.
– Можем, но в Сумрачную Корону надо идти в последнюю очередь. Башня Астронома гораздо безопаснее. А там и Ничей остров совсем рядом. Но идти туда… – Китти покачала головой, – н-н-нет, нет, нет, это чистое самоубийство.
– Вот бы ещё узнать, что означает тот знак на рукописи, помнишь? В паре с пером и чернильницей.
– Всё время о нём думаю. Ну нет у нас ничего похожего.
Китти выпрямилась и замолчала, хотя было видно, что хочет сказать что-то ещё.
– Добро пожаловать к столу, – подошёл к ним Зелёный. Морщинки на его лице разгладились, и он казался лет на десять моложе, чем пару часов назад. «Даже симпатичный», подумала Маша. Ему же лет двадцать, наверное. – Самый лучший набор еды для гостей.
Стол бы действительно уже накрыт, но братья не садились, ждали, пока подойдут гостьи.
Зелёный улыбнулся, щёлкнул каблуками, затем поклонился и подал одну руку Маше, другую Китти:
– Дамы, вы позволите? Дочка мельника… Ученица волшебника… Прошу.
Маше было в диковинку такое галантное обращение. Щёки за мгновение стали горячими, хоть яичницу жарь. Зелёный был сейчас совсем не похож на прежнего Зелёного, который так не понравился Маше в давешней ссоре. Мужчины обманчивы, так мама всегда говорит. Она встала, еле прикасаясь к поданной ей руке и ругая себя за неуклюжесть. Непонятно почему, рука Маши, которая лежала в ладони Зелёного, стала скользкая, как лягушка. Не хватало ещё споткнуться и грохнуться на виду у всех.
– Подходите, садитесь, – вертелся вокруг табуретки Синий. Он явно проголодался больше всех.
Маша заставила себя поднять голову и посмотреть в стороны. Гостиная была чудо как уютна. Прекрасные картины, заменившие разноцветное недоразумение, излучали приятную ауру нежности и сердечной теплоты. Наконец руки расцепились, Маша вздохнула с облегчением и села за стол. А может, это дождь так на неё повлиял? Вроде не страшное изменение, но какое-то… странное.
Оранжевый встал и откашлялся.
– Прошу прощения у присутствующих здесь за возможное косноязычие, давно не приходилось говорить вот так, спонтанно…
Он покраснел, хотя на фоне его одежды это было не сильно заметно, и бросил быстрый взгляд в ту сторону, где сидела Китти. «Оранжевый что, волнуется? – отметила про себя Маша. – Вот не сказала бы, что он такой стесняшка».
– Итак, по праву радушного хозяина…
Громкий звук прервал речь оратора. Стучали в дверь со стороны улицы. Художники переглянулись, пожали плечами в недоумении.
– Свои не стучат, свои сами заходят, – сказал за всех Красный. – Иди, встречай, – кивнул он Оранжевому и пояснил недоумевающей Маше: – Он родился первым, его это забота.
Посетители были нетерпеливы. Стук повторялся снова и снова. Потом всё замолкло – Оранжевый открыл незапертую дверь.
– Правитель, называемый Мэром, требует… – зычный голос в прихожей потух, перетёк в бормотание, а затем родился вновь. – Нижайше просит странниц следовать в указанном нами направлении… – опять бормотание, – …просит странниц посетить его дворец… кхм, да, резиденцию.
Китти с Машей переглянулись. Откуда мэр может про них знать?
– Тени, – одними губами произнесла Китти. Она встала навстречу ввалившемуся в гостиную солдафону. Он был одет в смешную форму, квадратную и тесную, как будто только что снял её с игрушечного Щелкунчика. – Мы обязательно воспользуемся щедрым предложением Правителя, называемого Мэром, и зайдём к нему. Завтра утром, например.
Под видимым спокойствием в голосе Китти Маша ощущала настороженность, даже тревогу. Видимо, остальные тоже её услышали, потому что вскочили из-за стола и собрались рядом с подругами. Маша тоже встала на всякий случай.
– Мэр распорядился привести… привести странниц во дворец немедленно, – солдафон с облегчением пропустил сложные для него любезности.
– Они даже не поели! Сам, небось, лопал недавно. Аж слышно, как швы на мундире трещат, – хохотнул Синий.
– Правитель, именуемый Мэром, позаботился о еде. Странниц ждёт королевский ужин, – выстрелил «Щелкунчик» заученную фразу, даже не изменившись в лице на обидный тон художника.
– А если мы не хотим идти к вашему Королю на его мэрский ужин? – поинтересовалась Маша с ехидцей. Был в этом приглашении какой-то подвох, но какой? – Может, мы спешим к… к… на лекцию к Астроному, в башню? – сказала она первое, что пришло в голову.
– Покинуть город невозможно без письменного разрешения Правителя, именуемого Мэром. Ворота закрыты на замок, – невозмутимо сообщил посланец.
– С какого такого перепугу закрыты? Что, теперь нельзя просто выйти из города, как раньше? – зашумели Красный и Синий. – Когда это Его правительство господин Мэр издал такой указ?
– Сегодня утром, – отрапортовал солдафон.
В рядах художников ропот только возрос
В открытые двери за спиной нежеланного гостя была видна улица. Там копошился кто-то нетерпеливый, прыгая от дверного косяка к стене противоположного дома и обратно, как скользкая змейка.
«Тень!» – догадалась Маша. – «Вот же жуть жуткая. Китти тоже уверена, что без этих мрачных сущностей тут не обошлось. А может, это и не Мэр вовсе приглашает их, а тот, что в Сумрачной Короне?»
– А как там поживает Зоху? – с невинным видом спросила Маша. Холодок ужаса пробежал по полу и стенам от этого имени. Художники поёжились и с удивлением и ропотом посмотрели на Машу. Вот она балда! Может, его имя нельзя произносить, а она тут... – Ученица волшебника что-то рассказывала, но я не поняла толком. Так Тени работают на него или на Мэра? Вон, одна у вас за спиной маячит, – разыграла Маша карту наивной простушки. В конце концов, Дочка Мельника имеет полное право на такие вопросы. Столько всего пропустила, пока в лесу от страха боялась.
Мундир вздрогнул и, уставившись на стену позади Маши, ровно ответил:
– Все ответы вам даст Правитель, именуемый Мэром. Странницам нельзя задерживаться, иначе придётся применить дополнение в скобочках.
– Чего? – хором спросили Маша, Китти, Зелёный и Жёлтый. – Какие скобочки?
– Дополнение в скобочках гласит, – продолжил навязчивый гость, – что отказ не является препятствием к выполнению приказа.
– Что он хочет? – растерялась Китти.
– Угрожает, – подсказал Зелёный.
Мундир не обратил внимания на комментарии и продолжил как автомат, у которого ещё не закончился завод.
– Далее следует сноска… – он запнулся и залез в карман, достав оттуда маленький рулончик бумаги. Развернул и стал вглядываться в малюсенькие буковки. – Где же это? А, вот она. Сноска. Приказ должен быть выполнен с применением грубой силы или с помощью галта… галат... – Стражник аж вспотел, пытаясь выбраться из канцелярской чащобы. – Га-ла-н-т-ных манер в зависимости от ситуации, – он растерянно осмотрел подкрученный листочек со всех сторон. – Ситуация требует…
– …галантных манер, сударь, – сел на любимого конька Жёлтый. – Здесь ведь дамы! И только галантные манеры позволят вам, любезный, выполнить вашу задачу. А это значит, что вам придётся подождать снаружи, пока дамы будут собираться. Прошу, –он взял стражника под локоть и попытался выпроводить его за дверь, но та ощетинилась густой темнотой. Жёлтый отступил и как будто бы уменьшился в размерах.
– Ступа-а-ай, – Тень выпустила стражника на улицу и обратилась к Китти: – Собира-а-айтесь, – выдохнула она.
Маша замерла от ужаса, разглядывая нечто, клубившееся в тесноте коридорчика. Плотный туман, имевший границы, но абсолютно бесформенный. А точнее, готовый принять любую форму. Всего за пару минут, что Тень находилась в доме, она успела побыть чёрным облачком, стражником, одним из художников, и, что самое жуткое, самой Машей. И теперь в помещении стояли две Маши, одна из которых замерла как статуя. И это была не Тень.
Китти с оглушённым видом смотрела на тёмную копию подруги. Совершенно безликая, Тень между тем повторяла каждый изгиб одежды, каждую прядь волос. А звук голоса, который слышали все, исходил совсем не из этого мрачного сгустка, а появлялся сразу везде, пронизывал каждую молекулу воздуха, залезая в уши и следуя к самому сердцу.
– Жи-иво, – пробирался голос под кожу.
– Такие манеры галантными не назовёшь, уважаемая, – это Оранжевый нашёл в себе силы пошутить, но тут же пожалел об этом. Тень метнулась к нему, теперь уже в образе самого художника, только с уродливыми искажениями в виде оплывающих рук и ног.
– Шу-утишь? – нависла она над беднягой. Он побледнел, так, что даже костюм его приобрёл неопределённо-бежевый цвет. Красный, который стоял рядом с ними, тоже как будто порозовел.
– Н-н-нет, какие уж тут шутки.
Маша потянула Китти и, кивнув на выход, шепнула:
– Давай пойдём с ними, а по дороге что-нибудь придумаем. А то художники только-только вспомнили, что такое красота, а тут могут вообще жизни лишиться из-за нас.
– М-м-мы сейчас быстро, только возьму кое-что, – пискнула Маша Тени и заметалась по комнате в поисках сумки. Подхватила её с вешалки у камина и кинулась к двери, пока Тень снова не заняла дверной проём.
– Стойте, я иду с вами! – нарушил тягостную атмосферу чей-то решительный голос. Это Жёлтый незаметными шагами подобрался к выходу и тоже просочился в коридор. – Памятуя галантные манеры, дам обязательно должен сопровождать кавалер. Ты кавалер? – спросил он у Тени. Та попыталась принять форму рыцаря с копьём наперевес, но тут же смазала очертания и взлетела под потолок чёрным туманом. Оттуда стали падать мутные капли, но, не долетев до деревянных половиц, исчезали. Тень вроде бы как плакала.
– Именно так, ты не можешь сопровождать, – продолжал Жёлтый. – И служивый не кавалер. Поэтому пойду я. Все согласны?
Художники подтвердили вывод брата. Некоторые даже с видимым облегчением. Они, конечно, и сами предложили бы, но раз их опередили, тут ничего не поделаешь.
Тень, вытянувшись под потолком в стрелку, вылетела на улицу, вернулась, и снова вылетела, выказывая нетерпение. За ней первой вышла Китти, которая успела попрощаться со всеми оставшимися братьями. Потом Жёлтый с полупоклоном пропустил вперёд себя Машу и вышел сам. На дороге стояла ожидавшая пассажиров колымага – жалкое подобие кареты. Некогда великолепная «золотая» краска висела тут и там, покрывая не больше десятой части пузатой будки на колёсах. Внутри стояли две скамеечки, обтянутые побитым молью красным бархатом. В таком же плачевном состоянии находилась и занавеска с бубенчиками, закрывавшая половину окна. На другую половину её просто не хватило. Но самое интересное – карета стояла без лошадей, только на передке переваливался с боку на бок обычный чугунный горшок, внутри которого что-то кипело.
– Кашедвигатель, – пояснила Китти, видя, с каким изумлением смотрит Маша на чудо местной техники. – Лёгкая магия. Только вот настоящая крупа уже почти закончилась, а новая не растёт. Поэтому на таких почти и не ездят, слишком дорого.
– Ну ничего себе, нам бы такой. Вместо бензина – каша.
– И магия, не забывай. У вас она не работает, – напомнила Китти. – У Мэра будь начеку, – перевела она разговор в другое русло. – Он непрост и хитёр. Невозможно сказать, что у него на уме. Хорошо, Мария?
– Это кто ещё? – удивилась Маша.
– Ты о чём?
– Ты сказала – Мария. Ничего не путаешь?
Китти задохнулась.
– Ты всё-таки забыла своё… – она закрыла рот рукой, а на глазах выступили слёзы.
– Ничего не забыла, – рассердилась Маша. – Ну что ты заладила. Ария я, А-ри-я. Видишь? Помню, – и она залезла в карету, сев так, чтобы видеть, как маленький горшочек будет везти тяжеленную ношу.
Следом за Машей поднялась Китти и молча села в уголке напротив. Оттуда она смотрела на Машу, как на тяжелобольную. «Ну и ладно, – насупилась Маша, – пусть думает, что хочет. Фантазия у Китти – будь здоров, Марию какую-то придумала. Ну да, похоже немного. Букву прибавила вначале… Так это любую подставить можно. И Тария, и Кария, Вария, Сария. Почему именно Мария? Хотя вот короткое имя тоже на М начинается почему-то – Маша, хотя полное – Ария. Может, она должна быть Ашей? Нет, точно знает, что Маша. Или…
– Я что, попала под дождь? – одними губами спросила Маша.
Китти кивнула, но сказать больше ничего не смогла, потому что к ним присоединился Жёлтый. Карета немного просела, а потом и вовсе опустилась почти до земли, когда на козлы взгромоздился стражник. Маша отлично видела, как он снял с чугунка крышку, достал из сапога большую поварёшку и стал не спеша мешать кашу. Карета вздрогнула и со звуком «пых-пых-пых» потихонечку покатила по направлению к главной площади.
Глава 12
Они совсем недолго ехали по узким улочкам, и скоро взгляду открылась небольшая площадь с неработающим фонтаном посередине. Тот самый дом с колоннами, который Маша видела с крыши, на самом деле оказался не настолько роскошным, как ей показалось издалека. Пузатые колонны когда-то были выкрашены в нежно-голубой цвет, но время украсило их по своему вкусу: размазало по ним потёки грязи и пыли и закрыло сеткой разнокалиберных трещин. Ступени из белого мрамора тоже трудно было отличить от лестницы из песчаника.
Карета последний раз пыхнула и остановилась – стражник вытащил ложку из каши. Жёлтый соскочил на землю и подал руку Китти. «Какой он всё-таки воспитанный, настоящий джентльмен», – подумала Маша. И вдруг сообразила: – «Ведь его никто не просил помогать или охранять нас. А вдруг эта поездка будет опасна для него?»
– Спасибо, – сказала она Жёлтому. Не только за то, что помог выбраться из кареты, но вроде как и за участие поблагодарила. Хотя вслух объяснить, за что именно, постеснялась – вдруг ещё не так поймёт? С опаской огляделась вокруг, но Тени не увидела. «Наверное, она у них в качестве «тяжёлой артиллерии», – решила Маша.
Стражник распахнул одну створку больших дверей и навстречу прибывшим тут же, словно ожидал их за дверью, вышел лысоватый человек, ростом чуть выше Китти и одетый в белую одежду с огромным количеством кружев и воланов. В руках он держал что-то тоже белое. И даже губы, казалось, были подкрашены в белый цвет. «Как стареющий Пьеро, только без колпака», – отметила для себя Маша. – «Наверняка и у этого нет имени. Значит, будет Пьеро», – решила она.
Человек радушно раскинул руки, приветствуя дорогих гостей. Видимо, это и был Мэр.
– Ах, как же я рад вас видеть! Хорошо доехали? Не сильно трясло? В этом городе, знаете ли, ещё неплохие дороги. Есть и похуже, – тараторил он, подхватывая Китти и Машу под руки и буквально пропихивая через узкое отверстие полуоткрытой двери.
Как только они оказались внутри помещения, радушный хозяин тут же взялся за ручку двери, чтобы закрыть её прямо перед носом Жёлтого. Тот, в свою очередь, успел поставить ногу между створками и тоже схватился за ручку, но с обратной стороны. И дверь тут же запела отчаянную скрипучую песню молчаливого соперничества – кто кого. Песня оказалась довольно короткой, потому что Жёлтый хорошенько дёрнул ручку на себя, чуть не уронив белоснежного Пьеро, и со словами «Негоже оставлять милых дам без сопровождения», втиснулся вовнутрь между створкой двери и белой кружевной массой.
Мэр обиженно пробурчал что-то про хамство и незваных гостей и приказал стражнику выдворить Жёлтого обратно.
– Он с нами. Пусть останется, ну пожалуйста, – бросилась Маша к белому. Тот широко ей улыбнулся и чуть подпрыгнул, чтобы затем склониться в полупоклоне.
– Милая моя гостья, ну конечно, я выполню любое Ваше желание. Кстати, Вы ведь наверняка голодны! – воскликнул он, и Маша почувствовала, как сильно она хочет есть.
– Стол накрыт, – продолжал Пьеро, заглядывая Маше в глаза. Улыбка у него была что ни на есть искренняя, но отчего-то в неё не верилось. Может, виной тому был чересчур цепкий взгляд, а может и то обстоятельство, что Мэр ни секунды не останавливался. Всё время то наклонялся к Маше, то обходил её с разных сторон, не давая себя толком рассмотреть. – Я слышал, Вас так и не удосужились накормить, – он зыркнул в сторону Жёлтого недобрым взглядом.
Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, и Мэр открыл перед гостями ближайшую дверь.
Великолепие запахов ударило такой мощной волной, что у Маши подкосились ноги. О-о-о, как же она хочет есть! Наконец-то натуральная жареная курочка, а не безвкусная еда под дурацкими номерами. А это? Не может быть! Грибной жульен, её любимый. И пирожки, и салат из чего-то непонятного, но так вкусно пахнущего. И торт – целое произведение искусства. Башенки из взбитых сливок, карамельные шпили, часы из марципана и даже тончайшая ограда из шоколадных завитушек захватывали дух. Она обязательно попробует всё, что здесь есть, каждое блюдо. И пусть Китти даже не смотрит так предостерегающе. Не будут же готовить такую красоту, чтобы просто их отравить. К тому же здесь собрались какие-то важные персоны в изысканных нарядах. Нет, это настоящий приём в настоящем дворце. И всё для них с Китти. Или… Ах, не может быть! Главная гостья здесь всё-таки она, Маша.
Её посадили на самое красивое кресло в центре стола. И Китти вроде как место досталось почётное, на этой же стороне. Только немного ближе к краю – не поговоришь. Ну и ладно, наговорятся ещё после приёма. Жёлтого усадили где-то на углу стола. Маше пришлось даже привстать, чтобы увидеть его. Рядом с Машей, слева, сел сам Мэр. Справа молчаливые лакеи усадили внушительного размера дяденьку.
– Это наш Министр при деньгах, – представил его Мэр. – Финансы там всякие… Ну, Вы знаете.
Министр при деньгах тоже бесконечно улыбался и таращился на Машу. Даже пытался сидеть вполоборота, хотя это явно давалось ему с трудом.
– Рады, очень рады, крайне рады, нестерпимо рады, – потоку приветствий не было видно конца. Маша тоже улыбнулась ему и поинтересовалась:
– Рада, что Вы рады, но чему?
Министр растерянно посмотрел на Мэра.
– Ну как же, вас тут… сюда… пойм…
– Ну конечно же он рад тому, что видит вас целой и невредимой, – подхватил Мэр. Удивительно. Как он умудрялся одновременно говорить и тоже улыбаться до ушей. – Это же целое событие, когда человек возвращается из Жуткого Леса целым и невредимым. Сколько раз такое было? Помните? – поинтересовался он у Министра и тут же, сам себе ответил: – Первый и единственный раз! – торжественно провозгласил он.
Министр согласно закивал, так, что его несколько подбородков мелко заплясали над атласным жабо.
Интересно, откуда Мэр знает про россказни Китти в доме у художников? Тени пронюхали или кто-то из братьев донёс? Надо будет разобраться.
Мэр тем временем представил Маше остальных присутствующих. Хотя ей показалось, что это скорее её представили им. Здесь были Магистр Алхимии, Промышляющий Министр… да-да, она не ослышалась. Нет, что такое промышленность, здесь не слышали. А ещё на Машу глазели Здоровый Министр и какой-то важный Генерал с кучей орденов на груди. Но обращать внимания на смешных дядек в одежде, словно нарисованной детским художником для смешной книжки, Маше было некогда. Перед ней поставили полную тарелку с дымящимся картофельным пюре и котлетой. Рядом присоседились всевозможные салаты и, чуть дальше, золотистые профитроли. Забыв про всё на свете и не обращая внимания на загадочные фразы, пролетавшие у неё над головой, девочка набросилась на еду. Она была безумно вкусной, даже подозрительно, какой вкусной. Министры смотрели на неё как на голодного зверька и переговаривались. Магистр Алхимии довольно улыбался и кивал головой, а Мэр подкладывал ей на тарелку какое-то невозможно нежное суфле, куриную ножку и придвигал всё новые блюда. Всё это кулинарное великолепие Маша запивала лимонадом из хрустального бокала. Блики света от громадной люстры отражались в многочисленных гранях бокала, становясь всё ярче и ярче, пока глазам не стало трудно смотреть. Маша всё чаще моргала, а веки становились всё тяжелее. Легче было просто закрыть глаза, что она и сделала, запихнув в рот пятую профитрольку с лимонным кремом. А ещё надо торт попробовать…
Из темноты смотрели два глаза. «Логично», – подумала Маша. – «Тень в темноте не видно, а глаза светятся. Интересно, какую форму имеет Тень в темноте? Или это кошка?» Глаза начали увеличиваться в размерах, пока не захватили всё пространство вокруг.
Стало очень светло. Почти как днём. Хотя вид за окном утверждал, что сейчас и вправду день. Когда же он успел наступить, если ещё минуту назад Маша сидела на торжественном ужине в компании каких-то странных чудиков, воображавших себя важными шишками.
Девочка огляделась. Потом поморгала глазами и ущипнула себя за руку. То, что она видела вокруг, не исчезло, как те странные глаза во сне. А значит то, что она сейчас видит, происходит наяву. Маша встала и обошла комнату, в которой находилась. Нет, ей не померещилось. Восхитительная спальня принцессы из сказки – вот где она сейчас была. Потолки как в настоящем дворце – высокие, украшенные лепниной. Половину комнаты занимала кровать с пологом из тонюсенькой кисеи. Мягкий толстый ковёр грел ноги. Пузатый комод на изогнутых ножках подпирал стену возле бархатной портьеры. Возле окна уютно устроилось пухлое глубокое кресло, а само окно было обрамлено тяжёлой атласной занавесью. Всё это великолепие сейчас всецело принадлежало Маше. Единственное, что хотелось подправить в этом райском уголке –цвет. Комната и всё, что в ней находилось, было зелено, как летняя трава.
За портьерой оказалась не дверь, а вход в светлую гардеробную голубого цвета. Платья, туфельки, шляпки, сумочки, всевозможные украшения, всё её размера, всё разноцветное, блестящее, кружевное, шёлковое, – совершенно закружило Маше голову. Она перемеряла кучу нарядов, рассматривая знакомую девочку в зеркале, но всё же не узнавая её. В красном бальном платье с пышной юбкой до пола, в кружевных перчатках и туфельках на небольшом каблучке из зеркала на Машу смотрела совсем другая девочка. Взрослая. Да, такая может быть той, которую ждала Китти – спасительницей. Кстати, где же она?
В комнате зашумело. «Наверное, это Китти пришла», – решила Маша и, неловко припадая на левую ногу, поспешила выйти из гардеробной. Каблуки, конечно, штука красивая, но как же тяжело на них ходить!
Но в спальне появилась не Китти, а Мэр. Дверь, которую Маша не заметила, потому что та была задрапирована в тон стены, была открыта, и за спиной Мэра маячили два стражника. В руках хозяин дома держал тот же предмет, что и вчера. Только сегодня Маша рассмотрела его повнимательней – это был зонт. Большой, из очень толстой ткани. Мэр крепко прижимал его к левому боку, отчего был немного неповоротлив. Но, похоже, присутствие такого громоздкого предмета его не особенно тяготило.
– О, Вы так величественны, словно королева. Мне так неловко произносить это низкое «Дочка мельника», поэтому я прикажу всем именовать Вас Ваше Величество, – и Мэр склонился в полупоклоне. Улыбка, сопровождавшая выражение его лица вчера вечером, так и не исчезла.
«Пожалуй, я действительно похожа на королеву в этом платье», – восторженно подумала Маша.
– А где Ки… Ученица волшебника? И Жёлтый? И почему я оказалась здесь? Я совсем не помню, как закончился ужин.
– О, не волнуйтесь, – Мэр заёрзал ногой по полу. – Ваши спутники отдыхают в… Отдыхают, в общем. А Вы так устали, так устали вчера, что заснули прямо на столе… за столом, да. Вам принесут завтрак, а пока – вот… – он запыхтел, выуживая что-то из широкого рукава, при этом стараясь не выпустить зонт из-под локтя. В руках у него появилась книга, подозрительно похожая на глянцевый журнал. – Путеводитель для принцесс. Все развлечения, достойные царственной особы. Прошу. Смотрите, мечтайте, э-э-э… – Мэр протянул Маше красочный альбом, – да-да, смотрите, выбирайте. Всё можно устроить, почувствуете себя как в сказке, как самая настоящая принцесса. Катание верхом, балы, приёмы, рыцарские турниры, примерка коронационных нарядов...
Последние слова он произнёс, исчезая за закрывающейся дверью.
– Подождите, мне нужно поговорить с Ученицей волшебника! – Маша скинула туфли и попыталась догнать Мэра. Но дверь уже захлопнулась. К тому же она была неисправна – со стороны комнаты не было никакой ручки.
Ответ Мэра исчез где-то за ровной стеной. Оттуда вообще не было слышно ни одного звука. Маша вздохнула и снова зашла в гардеробную – там висели ещё три платья, которые она хотела померить. Удивительно, но вся одежда здесь была именно её размера. Поэтому Маше оставалось только надевать на себя наряды и любоваться в зеркале тем, как хорошо они смотрятся на ней, как сверкают в свете лучей солнца драгоценные камни, и как преображается обыкновенная девочка в девушку-принцессу. Правда, царственный вид портило нелепо-детское выражение глаз, которое Маше никак не удавалось сделать загадочным и по-взрослому уверенным.
Шикарные платья так и звали остаться здесь и попробовать, как живут принцессы. Что там Мэр ей оставил?
Маша с сожалением переоделась в свою старую одежду, побоявшись взглянуть при этом в зеркало, чтобы снова не увидеть там щуплую девочку-серую мышку. Она села в обнявшее её своими зелёными лапами кресло и раскрыла увесистый путеводитель. С первой страницы на неё смотрел очень красивый молодой мужчина, почти юноша. Да что уж там, он был идеально красив, по мнению Маши: тёмные глаза, чёрные брови вразлёт, немного капризный изгиб губ и непокорные волосы под тонким ободком короны. Надпись под изображением поясняла, что выигравшая в конкурсе принцесс девочка получит главный приз из рук Принца Двадцать Третьего и станцует с ним на финальном бале медленный танец. Конечно, в конкурсе Маша участвовать не собиралась, но принц так смотрел на неё со страницы, что она вздохнула с сожалением. Хотя кто знает. Вот отыщут они с Китти Открывателя, мир с его помощью станет прежним, глядишь, и представят Принцу Как Его Там Зовут спасшую его мир девочку. Только нужно, чтобы она непременно была в одном из тех нарядов, что висят в гардеробной. Иначе он даже не обратит внимания на такую замухрышку как Маша. Может, ради смеха, ей назваться Золушкой?
Маша перевернула страницу и ахнула. На неё смотрела… она сама. Это же она, Маша, та всадница, что горделиво восседает породистом скакуне, готовом нести её далеко-далеко. Подол красной амазонки, отороченный мехом, свисает почти до земли, а волосы спускаются на плечи тёмными волнами. И у этой роскошной дамы вместо лица, прямо в двойной слой бумаги, вставлено маленькое зеркальце. Так, чтобы всякий, кто откроет страницу, смог увидеть именно себя. Маша туда-сюда подвигала журнал, но её лицо на странице никак не меняло своих размеров, ровно и естественно помещаясь в небольшом овале.
«Магия», – решила Маша и перевернула следующую страницу. На ней девушка в пышном жёлтом платье сидела на королевском троне и огромным павлиньим пером подписывала указ. И опять этой девушкой была Маша. Точнее, её отражение.
На другой странице она принимала гостей, сидя за столом, уставленным диковинными блюдами. Ещё через одну – каталась на лодке по небольшому пруду. Следующая, следующая – каждая страница переносила её в сказку уже сейчас, даже до того, как она в неё попадёт. Так, любуясь на себя и предвкушая воплощение всех возможностей, предложенных путеводителем, Маша долистала его до конца. Потом вернулась к началу и снова просмотрела все страницы, одну за одной, не забыв вздохнуть о принце. Вот бы стащить эту штуковину к себе домой – девчонки обзавидуются. Это вам не Айфоном хвастаться. Оставалось только попасть домой. Только сначала неплохо всё-таки попробовать себя в роли принцессы. Каково это – постоянно быть в центре внимания, иметь возможность каждый день надевать новые наряды, один другого прекраснее, иметь толпу придворных, понимающих даже самый лёгкий кивок головы и кидающихся исполнять прихоть её высочества? Ух, как же это всё здорово!
Маша захлопнула путеводитель и поняла, что прошёл не один час – в окна уже не врывались, как прежде, солнечные лучи, хотя всё ещё было светло. Почему это Китти до сих пор не пришла? Неужели такая соня, что забыла обо всём на свете? В конце концов, она сама вытащила Машу из её уютного и родного мира в этот кавардак без времени, цвета и ещё бог знает чего. Да и скучно здесь одной, в конце концов!
Дверь в стене можно было разглядеть, только подойдя совсем близко. Еле заметная ниточка щели шла прямо по зелёным обоям. Маша простукала её от пола до самого верха. Даже стул подставила. Одинаково ровно, одинаково безнадёжно. Но должна же эта дверь как-то открываться изнутри! Маша отошла влево и со злостью треснула по любопытному носу торчащей из стены вешалки в виде небольшой оленьей головы с рогами. Мол, и так дело плохо, а тут ты ещё подсматриваешь. Но голова вежливо поклонилась и в стене образовалась дыра – дверь мягко отъехала в сторону. Маша осторожно заглянула в проём. Никого. Где-то вдалеке слышны голоса. Влево и вправо по коридору по три двери, всего семь, считая Машину. На стене напротив – знакомые геометрические картины, каждая в своём цвете. И ни одного окошка, только три настенных фонаря испускают тусклый свет, отчего окончание коридора в обе стороны теряется в тени. Что ж, придётся заняться исследовательской деятельностью. Надо найти Китти и решить, что же они будут делать дальше. Включая развлечения из путеводителя, конечно. Ну и заодно дрожь в коленках уймётся, чего это она так разволновалась?
Маша сделала шаг за пределы комнаты и замерла. Ничего не произошло. Что же выбрать, вправо или влево? Зачесался правый глаз, и, решив, что это знак, она повернула направо. Ближайшая дверь оказалась незапертой, но за ней не было ничего интересного. Комната как комната, завалена какой-то рухлядью. Следующая дверь – и снова ничего, пустая комната с люстрой посередине потолка. С неё сиротливо свисали редкие нити стеклянных бусин. Третья дверь в этой стороне поддалась с трудом, но и за ней никого не оказалось, только стулья. Много стульев самых разных размеров, форм и цветом. Пожав плечами, Маша вернулась к комнате, из которой вышла, и продолжила поиски в другом направлении. Первая дверь не открылась, но за ней и не было ничего слышно. Зато внизу последней двери стала видна узкая полоска света. Маша поспешила туда, в надежде увидеть Китти, Жёлтого или, на худой конец, Мэра.
Скрипучая дверь взвизгнула, и на звук резко обернулся единственный обитатель этой комнаты. Одновременно с этим он раскрыл зонт над собой и уставился на Машу испуганными глазами. Кажется, это был Мэр, но без елейной улыбки он казался непохожим сам на себя. Только когда Мэр понял, что перед ним стоит девочка, а не злое чудище, он позволил занять почётное место на лице привычному выражению, закрыл зонт и затянул Машу в небольшую залу, спешно закрыв дверь.
– Что же Вы ходите здесь одна, милая моя принцесса. Этот мир не так добр, как может показаться на первый взгляд, – он устремился к окну и задёрнул занавесь. В комнате тут же поселился полумрак, который безуспешно пытался разогнать тонкий лучик, пробивавшийся между занавесью и стеной. Мэр посерьёзнел и, глядя Маше прямо в глаза, объявил:
– Я всё знаю.
– Всё? – Маша опешила от такого откровенного заявления. – Вам Кит… Ученица волшебника рассказала?
Мэр прищурился и в очередной раз расплылся в улыбке, отчего стал похож на Весельчака У из старого детского фильма про будущее.
– Ох, ну конечно! И рассказала, и сам кое-что знаю. Я всё-таки здесь Правитель, хотя и именуюсь Мэром, – он выпрямился и расправил плечи. – Я обязан всё знать и хранить порядок.
Маша обрадовалась. Наконец-то, хоть один нормальный взрослый в теме. Теперь она точно домой попадёт. Может, даже успеет на балу потанцевать. С принцем.
– И вы сможете нам помочь? И попасть в Сумрачную Корону, и Открывателя найти, и мир ваш спасти от теней и Зоху? Вы знаете, что нужно делать? С чего начнём?
Мэр замер, приоткрыв рот. По его глазам было заметно, что в голове вертятся тяжёлые жернова мыслительного процесса. Затем осмысленность взгляда вернулась, губы вытянулись и сложились в трубочку:
– Ну-у-у… Д-д-да, помочь смогу. Найти, спасти, дойти… Хотя что это я, – вдруг оживился Мэр. – Забыл предложить уважаемой гостье угощение. Как я мог? Как я мог? Вы же так и не попробовали вчера наш чудный торт.
Мэр, так и держа зонт под мышкой, бросился к бюро, на котором стояло блюдо с оплывшими башенками, покосившимися шпилями и часами, упавшими прямо перед воротами замка. Из стопки стоявших рядом фарфоровых тарелочек он схватил верхнюю, но как-то не очень удачно: она выскользнула из рук и хлопнулась на пол. Звук разлетелся в стороны вместе с осколками и отразился от стен.
– Сейчас, сейчас, какая неловкость, найти, спасти, открыть… – бормотал он, большой ложкой сваливая на блюдце куски торта.
– И найдём, и спасём, конечно, милая моя, но грех не подкрепиться, Вы же проспали всю ночь!
Мэр буквально впихнул блюдце с тортом в руки Маше, откашлялся и приставил палец к губам:
– Но тс-с-с, нас могут услышать. Садитесь сюда, – он указал на низкую банкетку возле окна. – Всё должно быть в строжайшей тайне.
– От Теней и Зоху? – уточнила Маша.
– И от них тоже. – Голос Мэра внезапно засипел и он снова откашлялся. – А ещё Вы, дорогая моя принцесса, должны пообещать, что не будете подвергать себя разным неприятностям этого ужасного пути и не сделаете ни шагу из этого безопасного места. Ни шагу! – Мэр поднял указательный палец для большей убедительности своих слов. – Мы сами… Сами сделаем всё, что нужно. А Вы развлекайтесь, к Вашим услугам конные прогулки, банкеты, балы. Кхм, да, в-общем, всё, что есть в путеводителе. Райская жизнь, – и Мэр засиял знакомой улыбкой.
Маша кивнула и занялась тортом, пока Мэр ковырялся в каких-то бумагах на рабочем столе. На душе немного полегчало. Повезло, что нашёлся этот Мэр, который сможет помочь. Вроде как к дому на несколько шагов приблизилась. Только обязательно нужно будет с Китти поговорить. Что же она, ничего не знала, что есть такой замечательный, знающий человек. Еще и дрыхнет до сих пор где-то. Маша хотела спросить у Мэра про Китти, но никак не могла разобрать, что выгравировано на тонкой изящной ложечке, которой она ела торт. Какой-то герб или рисунок.
Она с трудом поднялась с банкетки и подошла к окну, пытаясь рассмотреть ложку в солнечном луче. Движение за окном привлекло её внимание, и Маша приоткрыла занавесь, чтобы увидеть то, что происходит во дворе. Даже вытянулась на носочках, чтобы удостовериться, что не ошиблась, и по каменной дорожке стражники тащат двух упирающихся людей – молодую женщину и лохматого худощавого мужчину в жёлтом наряде. Берет он, видимо, потерял в борьбе с дюжими молодцами на голову выше его.
Старая брусчатка упиралась в здание, окна которого были сплошь забраны решётками.
Звон упавшей ложки привлёк внимание Мэра. Он повернулся, пряча за спиной руки, и увидел маленького, но очень сердитого носорога, которого сейчас напоминала Маша. Она упёрла руки в бока, опустила голову и приближалась к Мэру решительными шагами.
– Вы! Вы! – пыхтела Маша. – Вы мне врали! Там, – она выкинула руку в сторону окна, – моя подруга и художник. И совсем не похоже, что они отдыхают. Куда их ведут?! Что Вы с ними собираетесь делать?
– Подождите, Вы наверняка неправильно истолковали то, что увидели, – Мэр до сих пор пытался улыбаться, глаза бегали туда-сюда как зайцы от хищника. От этого его лицо перекосилось. – У нас, понимаете ли, есть традиция такая, древняя, не все с нею согласны… Вот… – он развёл руками.
– Какая ещё традиция? Сажать ни в чём не повинных людей в тюрьму?!
– Не в тюрьму, у нас нет тюрем. Так, пара казематов. Но Вы не подумайте, – спохватился он, – никто их не сажает. Это… м-м-м… экскурсия. Да-да, экскурсия. Обязательная программа для гостей. Ну, вы понимаете, сначала по дворцу, потом пристройки осматривают.
– Ничего себе «осматривают»! Их насильно тащат, я сама только что видела. А что у вас в руках? Это же моя тетрадь! Вы и в вещах моих ковырялись?! Отдайте сейчас же!
Маша подлетела вплотную к Мэру, пытаясь вырвать у него тетрадь. Краем глаза она заметила, что и сумка её тоже находится здесь же, на столе. Ах, ворюга!
Мэр пыхтел, пытаясь победить своим ростом, поднимая тетрадь повыше, сжимал тонкие листы тетради в клешнеобразной хватке, но безудержная энергия Маши, а также ярость и привычка лазить по деревьям взяли верх – Светкина тетрадка, немного потрёпанная, досталась ей. Хотя, возможно, зонт тоже ей помог.
– Зачем вам математика? К тому же тетрадь чужая, а вы портите, ¬– пропыхтела Маша, пытаясь отдышаться. – Там кроме примеров и задач ничего нет.
– В ней формулы-ы-ы, – заныл Мэр. – Я такие у алхимиков видел, в свитках. Я бы им продал, а они мне будут поставлять лучшие наборы еды ещё целый год. Дерзкая девчонка! – погрозил он кулаком, но с места не двинулся. – Испортила всё!
– Я?! Испортила?! А кто нас заманил сюда? Кто врал про помощь, про то, что всё знает. Я вас раскусила – вы вообще не понимаете, что происходит.
– Это я-то не понимаю? – физиономия Мэра приобрела, наконец, своё естественное выражение – злобное, щедро сдобренное ядом ненависти и высокомерия. – Милочка моя, как раз я-то тут всё и понимаю. Думаешь, зачем мне эта штука? – он указал на зонт. – Может, я и забыл, как меня зовут, но больше меня врасплох они не застанут. Постоянно приходится общаться с этими мерзкими тварями, Тенями, потому что им вечно что-то нужно. Вынюхивают, высматривают везде. А потом раз, и Стирающий дождь. И всё в замок тащит, гад, в Сумрачную Корону. А я не хочу, слышишь? Не хочу лишиться памяти о том, что у меня было и есть сейчас. Я так долго коплю воспоминания о сытой жизни, что не могу позволить потерять их. Меня ведь почти уволили в тот день, когда всё началось. За какую-то мелочь, за тысячу монет из казны, которые никто бы и не заметил. Я вернул бы их… Когда-нибудь. Но тут поднялась такая буря среди чиновников, столько возмущения, суд назначили… И вдруг наутро всем стало не до меня. Разговоров только и было что о странном дожде, да о том, что никто не помнит, как кого зовут. Эка невидаль – имя. Да хоть ослом назови, только в хомут не впрягай. А потом ещё дождь, и ещё, и ещё. Я сразу смекнул, что к чему. Матушкины уличные зонты тут и пригодились, – он кивнул на длинную стойку с зонтами. – Я ведь не из аристократии какой, я из народа вышел. Матушка мороженщицей была. Сколько времени, слёз и лести ушло, чтобы обойти всяких выскочек и дойти до высшей должности – страшно вспомнить. Но Мэра у нас раньше выбирали на семь лет всего. А я сейчас уже счёт времени потерял, сколько в Правителях хожу. Уважаемый человек, знаешь ли. Только алхимики да Тени мне ровня, остальные – так, мусор. Да вот незадача, дождю уже собирать нечего стало, но правитель из замка требовал новых податей. Тени за меня взяться хотели, а тут ты так удачно подвернулась. Так что попадёшь ты в свою Сумрачную Корону, не сомневайся. Да только в качестве подарочка. Упакуем и бантиком завяжем.
Мэр захихикал и вытер ладошкой пот со лба. Маша стояла, оглушённая мерзкой и грязной правдой, которую, как ведро помоев, Мэр на неё вывалил. Это катастрофа. Нет, даже хуже – это конец всего, что Маша знала. Это её конец. Китти с Жёлтым в тюрьме, её саму отправят к Зоху на блюдечке, и не видать ей маму, школу, вообще ничего.
Маша заорала так, как не позволила бы себе ни одна приличная девочка. Так, что зазвенело в ушах и маленькие висюльки на люстре встревоженно закачались и начали тренькать друг о друга. Мэр потерял равновесие и рухнул на пол, выронив зонт. Тот щёлкнул и раскрылся, спрятав под собой хозяина. Пока Мэр барахтался, то стукаясь головой о стол, то пытаясь закрыть зонт, Маша запихнула тетрадь в свою сумку, и, схватив со стойки зонт, выбежала из залы.
Глава 13
Из семи дверей в коридоре Маша не открывала только одну, в неё и кинулась первым делом. Только бы там был выход. Пока что провалы следовали один за другим. Её доверчивость обернулась горьким разочарованием, Китти с Жёлтым томятся неизвестно где, а зонт, который она хотела использовать, чтобы заблокировать дверь, ведущую к Мэру, постоянно падал, как бы она его ни пристраивала. Маша в сердцах бросила его, заскочила в седьмую дверь и остановилась, чтобы отдышаться. Сердце продолжало гонку, и его удары были слышны гораздо сильнее, чем проклятия Мэра за стеной.
Ничего похожего на выход. Фиолетовый камин явно фальшивый. Маша нажала на все немногочисленные выступы, чуть не оторвала ажурную решётку и больно ударилась, пытаясь изучить камин изнутри. Но ничего не сдвинулось, и спасительной трубы, ведущей на крышу, тоже не было. В коридоре хлопнула дверь, и ругательства Мэра стали слышнее. Нужно что-то предпринять, и очень быстро. Самым очевидным выходом было окно. Но второй этаж храбрости не прибавлял. К тому же створку заело, едва она приоткрылась. Маша забралась на подоконник, упёрлась плечом в деревянную раму с облупившейся фиолетовой краской и зарычала. Да, именно зарычала: на окно, на себя, на Мэра, на Китти, которая втянула Машу во всё это. Отчаяние смешалось со злостью, и из самой глубины Машиного сознания на свет появилась она – зверюга. А может, не появилась, а неслышно подкралась сзади. Её горячее дыхание переходило в уютное кошачье урчание и незаметно успокаивало. Мягкой, но сильной лапой она тоже упёрлась в раму и выпустила когти. Створка подалась немного вперёд, потом ещё немного. Образовалась довольно широкая щель, в которую Маша смогла пролезть. Но чего она точно не сможет, так это прыгнуть вниз. Никогда.
Дверь в фиолетовую комнату начала открываться, из-за неё появилась нога в белой туфле с бантом, а за нею и сам Мэр.
– Сто-о-ой! – завопил он, увидев в окне беглянку.
Зверюга не стала ждать, схватила Машу и приземлилась на пружинящие лапы прямо на каменную дорожку. Как на лифте спустила. Маша даже зажмуриться не успела, только дышать словно заново начала. Девочка оглянулась в поисках спасшей её зверюги, но вокруг высились только стены с окнами, да из окна второго этажа на полтуловища торчал Мэр и орал высоким капризным голосом, призывая стражников. Где-то позади, за пределами каменного двора послышался топот, поэтому Маша, оставив размышления о странном происшествии н а потом, со всех ног побежала к воротам, за которыми исчезли Китти и Жёлтый. Пускай тюрьма или, как их там назвал Мэр, казематы, зато вместе!
Тюрьма оказалась так себе. Было заметно, что камерами для заключённых являлись обычные стойла для лошадей, только решётки тянулись до самого потолка. Даже запах конского навоза не до конца выветрился, а по углам валялось гнилое сено.
Стражи внутри бывшей конюшни не было. Маша закрыла ворота и опустила засов. Из клетки уже не улететь, так какое-то время будет, чтобы попытаться успокоиться и встретить противника достойно. Девочка огляделась.
Жёлтый сидел в одной камере с Китти, рядом громыхал железками ещё один узник, остальные две камеры были пусты. В ворота уже со всей дури колошматили стражники, требуя открыть её.
– Ты нас нашла! – Китти вскочила, увидев подругу, и схватилась за железные прутья. – Я думала, тебя вообще упрятали в какое-нибудь жуткое место и собираются казнить.
– Ну, почти то же самое, только это была комната для Барби. Хотели сделать принцессой, а потом скормить дракону, – отмахнулась Маша. – Всё потом расскажу, сейчас надо вас освободить. Ну, давай, просто так здесь не получится, нужна магия. Ты же умеешь что-нибудь наверняка. Или мне подскажи.
Китти покачала головой:
– Не смогу.
Маша взялась за толстую деревянную ручку двери с огромным навесным замком и дёрнула на себя. Но узкая калитка, переходящая в решетчатый блок, была сделана добротно – не поддалась.
– Как. Мне. Использовать. Магию. Чтобы. Вас. Выпустить. Я растяпа, а не спасительница, – трясла дверь Маша. Глаза стали мокрыми и она не замечала недоуменного взгляда Жёлтого, смотревшего то на Китти, то на Машу. Ворота под ударами стражников трещали, хотя держались ещё неплохо.
– Девочка моя, успокойся.
Так говорила обычно мама, когда Маша приходила домой зарёванная и обиженная на весь мир. Только сейчас так говорила Китти. Простая фраза, но она действительно успокаивала, когда её произносили с душевной теплотой. И дома, и сейчас, в этой вонючей тюрьме-конюшне. Маша провела рукой по щеке, больше размазывая грязь по лицу, чем вытирая слёзы, и оглянулась в поисках чего-нибудь вроде лома – вдруг удастся поддеть эту несговорчивую дверь. Ничего такого нигде не было. Зато на скамье лежали… Ключи!
«Вот дура», – отругала себя Маша. – «Не могла раньше их увидеть!»
Надеясь на то, что это ключи именно от тюремных камер, Маша по очереди примеривала их к замку. Наконец внутри железки щёлкнуло и дужка выскочила из паза. Дверь была открыта.
Маша с Китти обнялись, как сёстры.
«На что мы надеемся», – с горечью подумала Маша. – «Выхода отсюда нет, Мэр теперь знает о наших планах…» Она не сразу услышала, что говорит Китти.
– …здорово. А ты говоришь, растяпа. Сила искреннего желания – одна из её сторон.
– Чьих сторон? – хлюпая носом, спросила Маша.
– Магии, конечно. Иначе они бы не появились.
– Да какая тут магия, ключи ведь на скамейке валялись. Какой-нибудь балда-стражник забыл их там.
– Не было там ничего, дорогая. Мы бы тебе первым делом про них сказали.
– Не было, – подтвердил Жёлтый.
– Вы меня успокаиваете, как маленькую. Что я, не понимаю, что ли. – Маше удалось даже немного рассердиться. Опять они про магию талдычат.
– Деточка, ваши спутники правы – ключей там не было. Я бы точно заметил. Один из них постоянно солнечным зайцем в глаз стрелял, уж больно отполировали его гладко. А вот от моей камеры ключ наверняка ржавчиной зарос – давно здесь сижу. Давайте, открывайте уже, чего столбом стали?
За решёткой камеры, где гремело железом, показалось странное существо. Вроде человек, но составленный из металлических пластин разного размера. Вместо головы на плечах торчал железный аквариум с узкой щелью на уровне глаз, который с трудом можно было бы назвать шлемом. Китти нашла нужный ключ и выпустила эту кучу металла на волю. Ворота уже еле держались, оставалось лишь чуть поднажать.
– Вот так-то лучше, а то хотели, небось, без меня уйти?! – пророкотал бывший узник.
– Да куда тут можно уйти, – Китти обвела рукой мрачные стены.
– Ну, ясно, не в дверь. Здесь всё деревянное, а я засиделся без работёнки. И-эх!
В одно мгновение тюрьма наполнилась ярким светом. В стене зияла дыра, выбитая железным монстром с такой лёгкостью, словно дерево оказалось бумагой.
Спутники вчетвером выбежали наружу и устремились к ближайшим городским воротам. Туда, куда вёл их новый знакомый. На ходу петляли по узким улочкам, стараясь запутать погоню.
– Там ребята знакомые, не выдадут, – на ходу кричал он.
Они добрались до ворот, на которых, так же, как и на тех, в которые Китти и Маша входили в город, стояли два стражника – Чёрный и Белый.
– Выезд из города запрещён указом Правителя, именуемого Мэром, – заявили они. – Пропуск показывайте.
– Чего это вы старого друга останавливаете? – вскинулся железный человек, гудя из-под шлема. – Совсем обалдели? А ну, загадку загадывайте, да открывайте быстрее. Торопимся мы.
«Доставучий критикан ты, а не старый друг», – тихо, но вполне слышно пробурчал один из стражников. Он явно узнал железного.
– Так откроете?
– Выезд из города запрещён указом… – снова заладили стражники.
– А мы не проезжать, а проходить собираемся, уважаемые господа. Пешком, – Жёлтый вышел вперёд и склонился в витиеватом поклоне. – Это ведь не запрещено?
Стражники переглянулись и пожали плечами. О выходе в указе не было ни слова. В тонкостях официальных документах они явно были не сильны, поэтому, кивнув, хором проговорили:
– Братец бел, черна сестра. Братец в дом – сестра со двора.
– Ночь и день, – ответили им.
– Неправильно.
– Что тут неправильно? На всех воротах одно и то же. Что тут может быть неправильного? – кипятился железный.
– А может, так? – обратилась Маша к стражникам. – Если по порядку, то ответ – день и ночь.
– Проходите.
Белый и Чёрный открыли каждый свою створку и посторонились, пропуская путников. Железный хотел было погрозить кулаком тому, кто не захотел с ним знаться, но передумал и сделал вид, что чешет затылок: железной рукавицей железную голову. Все четверо прошли немного неспешным шагом, чтобы не показывать, что они на самом деле беглецы, а потом, когда ворота закрылись, припустили что есть сил к лесной опушке. Здесь не было видно ни гномьих гор, ни дерева Волшебника, поэтому Маша догадалась, что они выбрались с другой стороны города.
– В лесу нас не найдут, я за нами заморочное заклинание пущу. До вечера оно собьёт со следа и людей, и Тени, – пояснила Китти, когда все четверо, тяжело дыша, остановились под сенью больших деревьев.
– И нам всем определённо нужно познакомиться, прежде чем идти куда-то дальше, – вдруг сказал долго молчавший Жёлтый. – Я понял, что и тебя не очень-то хорошо знаю, Ученица волшебника.
Китти покраснела и кивнула.
– Давайте пройдём ещё немного и устроим привал. Там и поговорим, – предложила она.
– Я пойду первым, чтобы встретить опасность лицом к лицу и защитить вас, – объявил железный. – Идёт?
– Идёт, – согласился Жёлтый.
– И никакой благодарности я, конечно, не дождусь за щедрое предложение, – пробурчал железный, но всё же пошёл первым.
Еще четверть часа они углублялись в лес, пока не наткнулись на вполне подходящую полянку. Погони не было, заклинание Китти вроде бы сработало. Вынужденные спутники развели небольшой костёр и расселись вокруг огненного кривляки, пускавшего в вечереющее небо трескучие искры.
– Я художник, которого все называют Жёлтым. Это мой любимый цвет, – нарушил Жёлтый напряжённое молчание. – Ученица волшебника, Дочка мельника… А вас мы не имеем чести знать, – обратился он к железному.
– Рыцарь-без-страха-но-с-упрёками, – вскочил тот, попытался вытянуться в струнку, насколько позволили его латы, и щёлкнул пятками. Все его движения сопровождал оглушительный металлический лязг.
– Слышал о вас от хороших людей, – удовлетворённо кивнул Жёлтый, пытаясь перекричать железки. Похоже было, что новый знакомец больше не вызывал у него подозрений.
– А почему с упрёками? – с интересом спросила Маша, когда Рыцарь сел обратно к костру.
– То есть, почему без страха, вас не заинтересовало, юная леди? – через щель в железке на Машу уставились сердитые глаза.
– Ну, наверное, рыцари потому и рыцари, что без страха…
– Нет, – перебил её Рыцарь, – рыцари потому и рыцари, что носят железные латы, – он хлопнул рукой о колено, – и гремят оружием. А я единственный из всех, кто ещё и без страха.
– А разве это необычно? ¬– для Маши, обожавшей «Айвенго» и «Дон Кихота», смелость и рыцарь были абсолютными синонимами.
– Конечно необычно! – воскликнул Рыцарь. – Бояться – удел всех. Им так по природе положено. И только мне выпала честь не испытывать страх. Вот так-то, милая барышня.
Наверное, он попытался распрямить плечи и выпятить грудь, как это делается в тех случаях, когда хочешь показать, как гордишься собой, но кроме «лязг, бум-м-м» где-то внутри огромной консервной банки у него ничего не вышло.
– Ну а упрёки – это всё-таки как? – не отставала Маша.
– Не знаю, – с раздражением ответил Рыцарь. – Так называют – и всё. Почему-то всех интересует только это. Как стоять королевским гвардейцем в карауле дворца, так «вы такой смелый и храбрый», а как сопровождать его величество на охоте, так «нам такие несговорчивые не нужны», – с обидой в голосе закончил Рыцарь и отвернулся, чтобы пошевелить головешки в костре. Но тут же повернулся и добавил уже насмешливо: – Я же не спрашиваю, что такого должно было случиться с Дочкой мельника, чтобы из шикарной рыжеволосой девицы на выданье, – а уж я-то хорошо её знал, – она превратилась в эту пигалицу. – Он ткнул железным пальцем в сторону Маши.
Над поляной наэлектризованным облаком расплылась тишина. Даже треск лопающихся от жара поленьев, казалось, утих. Рыцарь и Жёлтый с внимательным ожиданием смотрели на Машу, а та беспомощно переглядывалась с Китти.
– Дражайшие наши спутницы, не бойтесь открыться нам, – тихо начал Жёлтый. Лицо его выражало крайнюю озабоченность. – Вижу, что вы попали в затруднительное положение, и ты, Ученица волшебника, ты ведь знаешь меня долгое время, – обратился он к Китти. – Я не смогу не помочь.
По выражению лица Китти было видно, как идёт в ней внутренняя борьба между недоверием и желанием поделиться той тайной, которая даже на двоих с Машей была слишком велика и тяжела.
– А он? – указала она на Рыцаря. – Я знаю тебя, Жёлтый, но не его.
– Зато я знаю, за что Рыцаря-без-страха-но-с-упрёками выгнали из охраны и упекли туда, куда и нас с тобой.
Рыцарь весь подобрался, готовый дать отпор, если сейчас на него нападут.
– И за что же меня выгнали, интересно знать? – напряжённым и непривычно высоким голосом спросил он. – Слухов столько, что я сам запутался.
– За то, что не стали клеветать на юного пажа, как это сделали другие гвардейцы.
– Мальчик был не при чём, – горячо отозвался рыцарь. – Это разиня Усатый уронил лампу на ту кучу хвороста. Паж бросился тушить пожар, и его же обвинили в чудовищных замыслах против королевской короны! Я не мог допустить такого!
– Поэтому обвинили вас. Говорят, вы чересчур язвительно разговаривали с Его Величество Принцем… Но почему же вы не сказали, кто на самом деле виноват?
– Ябедничать – для слабых духом. – Рыцарь явно хотел окончить неприятный разговор. – У тебя всё, господин художник? Если да, то напомню, что начали мы с того, что хотели помочь дамам. Но если во мне сомневаются…
– Ничуть не сомневаемся. Вы поступили очень… по-рыцарски, – улыбнулась Китти и повернулась к Маше: – Расскажем?
Маша не знала, как поступить в этот момент, кроме как довериться подруге. Поэтому она вздохнула и махнула рукой: «Рассказывай, хуже уже не будет».
– Ну, хорошо. Только сначала обещайте мне молчание, – Китти вытянула руку ладонью вверх.
Жёлтый тут же положил на неё свою руку со словами:
– Молчание.
Рыцарь помялся немного, крякнул из-под шлема и тяжело хлопнул кованой перчаткой поверх руки Жёлтого:
– Молчание.
– Хорошо, – удовлетворённо сказала Китти, и руки расцепились.
– Что, опять магия? – насупилась Маша. – Непреложное заклинание какое-нибудь?
– Нет здесь магии. Просто слово чести, – ответила ей девушка.
– И что, действует? – от удивления глаза Маши округлились. – Вот так просто? Сказали – и всё? Полное доверие?
– Слово чести! – подтвердил рыцарь. – Его просто так не дают.
– А у нас оно вообще редко встречается, – вздохнула Маша. – Вымирающий вид слов. – Сама-то она всегда старалась держать данное обещание. Не пробалтывалась девчонкам, когда её просили сохранить какой-нибудь пустячный секрет. Не ябедничала, когда мальчишки убегали в дальний овраг, куда их родителями было строго-настрого запрещено ходить. Но сколько раз обманывали её доверие, разбалтывали всем её маленькие тайны – не сосчитать. Маша уже и не верила в то, что оно существует, это слово чести. Разве что в книжках про настоящих героев. Но если хорошенько подумать, она ведь почти что в книжку и попала, разве что только пока в ненаписанную.
Китти понадобилось много времени, чтобы рассказать то же самое, что она поведала Маше про гибель и возможное спасение своего мира, а также о том, какой они путь уже проделали с нею. Сама же Маша раскрыла всем, кем оказался Мэр на самом деле.
Новость об Открывателе и о том, где он, возможно, сейчас находится, повергла Жёлтого в уныние. «Обречён, наш мир обречён», – простонал он несколько раз.
– Нельзя не верить в спасительницу, – убеждала его Китти. – Мария тоже в себя не всегда верит – так надо поддержать её! Она уже доказала, что на многое способна!
Маша вздрогнула, когда Китти назвала её прежнее имя. Именно так она теперь и воспринимала его – как прежнее. Дождь отобрал всего одну букву, и девочку до сих пор не покидала уверенность, что мама назвала её Арией. Сколько бы она не убеждала себя, что Китти права и Мария её настоящее имя. Что же говорить о несчастье тех, кто и вовсе забыл. Как его звали.
– Кое-что после твоего рассказа встало на свои места. – продолжал Жёлтый. –Ваши странные фразы, перешёптывания, и то, что открылось для меня и братьев у нас дома – эти чудесные краски... Но Сумрачная Корона! Зоху! Как можно победить всесильное зло? У меня от одного вида Теней волосы дыбом поднимаются.
– Нужно идти вперёд и верить. Ве-рить! – с напором на последнее слово сказала Китти. – Ну и немного магии, – улыбнулась она.
– Кстати о ней, – вдруг вспомнила Маша. – От Мэра я смогла убежать только потому, что мне на помощь пришла какая-то огромная кошка. Кто она? Почему помогала? То ли на пантеру похожа, то ли на пуму, я не разглядела.
Но Китти покачала головой.
– У нас не водятся огромные кошки.
– Но я подумала, что это ты прислала ее ко мне!
– Что я говорила? – вместо ответа воскликнула Китти и многозначительно посмотрела на Жёлтого. Потом снова повернулась к Маше. – Твоя сущность пришла тебе на помощь. Можно сказать, ты сама себя и спасла.
– Опя-я-ять… – простонала Маша, собираясь возмутиться несправедливостью своих отношений с магией.
– Это всё ужас как интересно, но меня теперь мучает вопрос, – очнулся от задумчивости Рыцарь. Он, в отличие от Жёлтого, выслушал Китти молча. – Какое у меня было имя?! Я обещал молчание, хоть мне и плевать на вашего Открывателя. И я пойду с вами хоть до конца света. Но вы… Ты! – он встал и упёрся пальцем прямо Маше в лоб. – Должна дать мне имя. Короткое, чтобы больше не отвечать на глупые вопросы «А почему с упрёками?», «А точно без страха?». Надоело! – он стукнул кулаком по стволу дерева, отчего оно зазвенело. – Давай, зови уже.
Маша остолбенела от той требовательности, с которой на неё наседала эта куча железа.
– Рыцарь, вы…– Маша подбирала колкие фразы для ответа нахалу. Но слова подворачивались обидные, а она хотела, чтобы ответ был не только остроумным, но и по-взрослому достойным.
– Рыцаря будет достаточно. Можно без «вы», – удовлетворённо кивнул он шлемом. Ответ Маши его вполне устроил. – Жёлтый, а ты не хочешь, чтобы тебя тоже как-нибудь назвали? Или будешь выделяться? – последний вопрос Рыцарь задал, угрожающе нависая над сидящим художником. Тот опасливо подвинулся в сторону и ответил:
– Я подожду, пока Открыватель напишет про нас. Тогда все вспомнят свои имена, и не надо будет ничего придумывать. Жёлтый – тоже неплохое имя.
– Это не имя, это цвет! – хмыкнул Рыцарь. – Тоже мне, художник-грамотей.
Жёлтый ничего не сказал, но что-то такое про упрёки Маша точно услышала чуть погодя, когда Рыцарь, довольный своей шуткой, сел на своё место возле костра.
Потом они вместе рассматривали свиток с предсказанием, ещё раз обсуждая значение картинок на обороте. Корону, книгу и чернильницу с пером Жёлтый узнал сразу. Увидев изображение Башни Астронома Рыцарь скривился, покрутил пальцем у виска и рассказал про обитателя башни пару баек, ходивших между придворными. По его словам, Астроном однажды влюбился в какую-то звезду, которую сам и открыл. Даже предлагал ей руку и сердце, сделав обручальные кольца из обломка метеорита, но она его не услышала, и поэтому бедняга сошёл с ума. До сих пор признается ей в любви, пишет сонеты и делает чертёж гигантского моста, чтобы по нему добраться до возлюбленной. И если дождь забирает воспоминания о звезде, то Астроном читает свои сонеты и снова влюбляется. Китти от души посмеялась над его рассказом и успокоила всех, сказав, что лично знает Астронома и в подобных чудачествах его не замечала.
А вот непонятный рисунок так и остался непонятным – ни Жёлтый, ни Рыцарь не знали, что за странные линии изображены на бумаге.
Все четверо согласились с тем, что путь их лежит сначала к Астроному – забрать перо. А может что и посоветует старик.
Костёр догорал, вечерний воздух становился всё свежее. Маша поёжилась и глянула вверх, не затягивают ли небо тучи. И с ужасом вспомнила, что единственную защиту, – зонтик, – бросила в доме Мэра.
– Китти, а если дождь? Что будем делать?! – испуганно спросила она подругу.
– А и правда, что делать-то будем? Я ведь только что имя получил! Не хочу его забывать. Да и прежнее могу потерять, – Рыцарь тоже уставился на Китти.
– Не волнуйтесь, мой друг, – спокойно ответил ему Жёлтый. – Вам его точно подскажут.
Рыцарь засопел, но без ответа оставаться не собирался:
– Ну, так что там с дождём?
– Успокойтесь, друзья. Сегодняшнюю ночь мы проведём в безопасности, а там до Астронома рукой подать.
Она достала из рюкзака носовой платок, расстелила его на земле и рассыпала над ним серебристую пыль из флакончика, который тоже выудила из рюкзака. Как только пылинки коснулись ткани, платок начал надуваться, как воздушный шар, и расти, пока не превратился в полотно размером с поляну, на которой остановились путники. А затем, со звуком «пыф-ф-ф», вдруг распрямился и упал на землю, накрыв собой Машу и Жёлтого. Китти подняла край материи и, дождавшись, пока все выберутся из-под неё, привязала угол к ветке. Когда все четыре угла полотна были закреплены на деревьях, получилось, словно над поляной… растянули поляну. Рисунок на ткани удивительно точно повторял все травинки, цветочки и веточки, так, что сверху нельзя было понять, что под слоем материи находится свободное пространство.
– Под ним мы можем переночевать. Люди сюда до утра не доберутся, а Тени ночью высокие – когда действие заморочного заклинания закончится, всё равно нас не увидят. Порошка уюта осталось мало, хватило только на крышу над головой, – вздохнула Китти.
Все четверо залезли под полог и улеглись прямо на землю. Маша поняла, почему Китти назвала серебристую пыль порошком уюта – её тело отдыхало, словно на пуховой перине, хотя она и лежала на поверхности, которая должна была быть твёрдой и холодной.
– Удивительно, как это у тебя не отобрали рюкзак, – Маша с трудом сдерживала зевоту. Она много чего ещё хотела спросить. Например, почему Рыцарь не сбежал из тюрьмы сам, раз мог так запросто проломить стену. Или про то, почему из всех братьев только Жёлтый захотел идти вместе с Китти и Машей. Хотя, на этот вопрос Маша, скорее всего, знала ответ. Достаточно было поймать долгий взгляд, которым Жёлтый иногда смотрит на Китти. Но сейчас в голову пришло только это – про рюкзак.
– Стражники выполняют приказы слишком точно, – усмехнулась Китти. – Им сказали нас арестовать, они и арестовали. А забрать вещи не распорядились. Мэр наверняка был уверен, что всё ценное находится у тебя в сумке.
– Ну да, тетрадка и правда ценная – не моя. Мне её Светке отдать как-то надо будет.
Маша замолчала, вспомнив про тетрадь, Светку, школу и дом. Дома мама. Как она там без Маши? Без своей Арии? Ладно, ладно, пусть будет «Марии», раз Китти так говорит. Мама единственная, кто у неё остался. Бабушка умерла три года назад, дедушка ещё раньше, а папу Маша почти не помнила. Он был военным и погиб на полигоне при загадочных обстоятельствах. Что это были за обстоятельства, никто маме так и не рассказал. Вроде бы как даже гриф «Совершенно секретно» на его деле стоял.
Маша подвинулась к краю и выглянула из-под полога. Над нею в круге высоких деревьев висел кусочек незнакомого неба. Чужие звёзды перемигивались друг с другом холодным светом. И луны, вечной спутницы ночи, на чужом небе тоже не было. Маше вдруг захотелось стать большой белой птицей. Такой же белой и свободной, как те далёкие звёзды. Чтобы накрыть крылом этот лес, этот разноцветный город, горы с гномами, драконий заповедник и весь этот странный мир. Вылечить его, пролив живительную слезу прямо на камни Сумеречной Короны, превратив её обратно в Хрустальную. Разметать тьму, сделавшую эту землю печальной, одним взмахом и взлететь ввысь, к солнцу, на фоне которого чернеет загадочный силуэт. Открыватель. Кто он? Маша видит его нечёткие контуры, он протягивает к ней руки, ища помощи. Вокруг солнечного круга мечутся кривые тёмные сгустки. Тени. Они медленно стирают границы света и приближаются к упавшей на колени фигуре. И птица-Маша врывается в этот мрачный хоровод, отбрасывает в стороны корчащиеся порождения тьмы. Они истончаются и тают. Маша уже совсем рядом, но лица Открывателя не разглядеть. Он исчезает вместе с Тенями, солнцем и крыльями белой птицы. Кинопленка воображения закончилась и захлопала с противным звуком досады. «Эх, какая же я спасительница, – подумала Маша. – Так только, мечтательница. А пользы от таких мечт в реальности – ноль. Только сказки и могу сочинять».
Маша, сердитая сама на себя, залезла обратно под полог. Усталость и темнота почти сразу одержали победу над Машиным самокопанием и через пару минут она провалилась в сон без сновидений.
Глава 14
Утром Китти разделила на четверых последний оставшийся у неё то ли третий, то ли пятый набор для обеда. Еле пропихнув в себя резиновую массу с запахом горохового супа и пару кусков ещё какой-то пахнущей сыром и хвойными иголками гадости, Маша уныло оглядела поляну. Тент, скрывавших их ночью, решили взять с собою на случай дождя. Полотно уже свернули, и Рыцарь водрузил его на себя, перевязав на манер скатки шинели. Наверное, Маша восхитилась бы силой и выносливостью Рыцаря, обмотанного громадной материей, и ставшего похожим на кривого колобка. Но тот ни на мгновение не умолкал, сообщая, в каких местах у него жмёт, что с минуты на минуту у него откроется аллергия на пыль, собравшуюся в ткани, и что за ночь она так напиталась влагой, что весит почти тонну. На все предложения отдать тент кому-нибудь другому Рыцарь делал оскорблённый вид и заявлял, что «такой низкий поступок опозорил бы его честь и достоинство». Порция обвинений досталась от него и какой-то несчастной птице, посмевшей чирикнуть поблизости. Рыцарь обозвал её вражеским лазутчиком и потащил всех прочь от поляны.
По словам Китти, Башня Астронома находилась в полудне пути от поляны, и попасть к ней они должны были к обеду. По лесу вела малозаметная тропка. Здесь явно давно никто не ходил. Китти вела спутников, осторожно ступая по узкой полоске без всякой растительности. За нею шла Маша, потом Жёлтый. Заключал процессию Рыцарь, тараном ломившийся сквозь кусты. Стволы деревьев, которые больше походили на оранжевые карандаши, такие же прямые, тонкие и длинные, чуть скрывала зелёная вуаль листвы. Солнечные лучи падали сквозь неё, как мука через сито.
– Смотрите вокруг, ¬– повторяла Китти. – Нам нельзя пропустить начало дождя. Следите за небом.
– Как за ним уследишь, если мы в лесу, – ворчал Рыцарь. – Неба не видать, а Тени здесь в прятки играть с утра до вечера могут, а мы их и не заметим.
– Если начинается дождь, меняется воздух. Он немного тяжелеет, а все цвета вокруг становятся сероватыми, блёклыми. Про Тени согласна, – вздохнула Китти. – Этих тварей в лесу не так просто увидеть.
Маша оглядывалась, всматривалась, была начеку, и оттого путь казался долгим и утомительным.
И всё же время шло, четвёрка храбрецов двигалась навстречу надежде, и в просвете деревьев уже мелькала речка, после переправы через которую, по словам Китти, до Башни Астронома было рукой подать.
Тени налетели внезапно, со всех сторон, перекрасив оранжевые стволы в чёрный цвет. Зашептались, оставаясь неподвижными, кроны деревьев. Тени съёжились, сделавшись плотнее и ещё чернее. Будто сосредотачивая всё своё внимание на путниках. А затем также внезапно исчезли.
– Бежим! – Китти нарушила оцепенение, охватившее всех четверых, и сорвалась с места. – Успеем! Только бы мост был на месте!
– Моста давно нет, – пропыхтел мимо Маши Рыцарь, развивая немыслимую для всей его поклажи скорость. – Чуть в стороне есть поваленное дерево. Его можно перекинуть через поток.
Саму Машу тянул за собой Жёлтый, она почти летела за ним, придерживая свою сумку. Пару раз она пыталась спросить, не проще было бы растянуть тент и переждать дождь, но задыхалась от бега. Что-то произошло со временем в её сознании. Она бежала так долго, что несколько раз успела вспомнить про фразу Королевы из «Алисы в стране Чудес» о том, что «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать вдвое быстрее». Кажется, теперь Маша понимала Алису. И всё же чудом успела затормозить перед кромкой воды – дорогу преграждал неспешный водный поток.
– Только не наступай в воду, – предупредила Китти. – Это река Забвения.
Продолжение следует...
Приключения в ненаписанной истории
© Copyright: Анна Ярлыкова, 2020
Свидетельство о публикации №220081002209
Свидетельство о публикации №220081002209
Рецензии