Глава 5

   
   Открывая входную дверь, Даша мельком подумала: «Как замочек-то работает! Класс. Вот, что значит, мужик в доме, – и не без самоиронии добавила про себя. – Какой-никакой».

   Однако мужика-то как раз в данный момент в доме не было. Свет не горел, и никакие аппетитные запахи из кухни не доносились. В квартире стояла, как показалось Даше, зловещая тишина. Неприятно удивленная девушка нахмурила брови. «Где же он ходит? – пришло ей на ум. – Уже десятый час. Странно! Однако быстро привыкаешь к хорошему…»

   Хозяйка сняла плащ, переобулась и услышала, как в большой комнате стукнула форточка. Затем раздался глухой мягкий шлепок и какие-то странные шорохи. У Моревой екнуло сердце. Она замерла, прислушиваясь. Тишина.

   Даша подождала еще несколько минут, на протяжении которых из темноты не донеслось ни звука. Тогда, пересилив себя, женщина на цыпочках двинулась к двери. Не заходя в комнату, протянула руку. Нащупала на стене выключатель и нажала на клавишу. Зажглась люстра. На паласе неподвижно лежала… обыкновенная газета. В это время очередной порыв ветра, который ворвался в раскрытую оконную форточку, с шелестом заворошил бумажные страницы.

   Дарья облегченно вздохнула и подумала: «Что-то я стала нервной. К чему бы это? Нет, ну что за манера, держать окна нараспашку? Как говорится, не май месяц!». На всякий случай, чтобы вновь по-дурацки не перепугаться, заглянула и в маленькую комнату. Вдруг этот страстный любитель свежего воздуха там тоже открыл окно?

   В спаленке стояла сумка Волкова, задвинутая между прикроватной тумбочкой и шкафом. «Ага – усмехнулась Даша, – год назад он в моих вещах рылся… А я чем хуже? Впрочем, с ума сошла, что ли? Как можно?» – попыталась она себя одернуть, но руки уже сами теребили молнию, открывали  сумку, лезли во внутренний кармашек, где по идее должен был лежать паспорт. Однако паспорта не оказалось. - Ах да! Он же билеты собирался покупать… Все, все, хватит! Не годишься ты, Дашка, ни в шпионки, ни в воровки!»

   Но тут ее рука нащупала, что-то вроде цилиндрика. Аптечный пузырек! Она вытащила находку и, дрожа от стыда и любопытства, прочитала название лекарства вслух: – «Симбиоз Цита». - Неожиданно перед ее взором с невероятной отчетливостью возник острый, цепкий, пронзительный взгляд поселкового дурачка Лешего.

  «Симбиоз Цита – это же тот самый Симбо Ц, о котором рассказывал Волков. Именно этим зельем Леший опоил меня! Как странно… Все это было, с одной стороны, совсем недавно, год назад, и всего за тысячу километров отсюда. А с другой – очень, очень давно и далеко, в далеком прошлом и вообще неизвестно где… Однако что, что меня так беспокоит? О чем я не могу никак вспомнить?» – мучительно ломала голову Даша. А ведь что-то такое было! Что-то, о чем Вован умалчивал…

   Перед тем как тогда она вернулась в наш мир, Никита отпил из глиняной бутылочки некий эликсир… Тот что хранился у ведьмы, и которым они хитростью смогли завладеть. Неужели ее беспокоит, что они могли не добыть эликсира, и она могла вовсе не вернуться? Нет, что-то тут не так! По крайней мере, не это сейчас ее тревожит.

   Даша и без слов Волкова отлично понимала, что была всего лишь разменной пешкой в его игре. В последнем он никогда ей не признается, хоть каленым железом его пытай. Как результат, она могла стать жертвой. Всего лишь по случаю приехавшей в Поселок и позднее свихнувшейся оттого, что опять же случайно наелась мухоморов Лешего… Однако ж она вернулась. Смогла, хотя что-то явно пошло не по их расчетам.

   «Вот оно! – возликовала Дарья, осененная догадкой. – Они готовы были мной пожертвовать, а я сумела выкрутиться и, судя по всему, вышла с честью из испытания, посильного далеко не всем. Я – феномен! Потому я так и нужна им, поэтому Вован и тянул время, пытаясь привязать меня к себе… И преуспел, гад!Что бы я ни говорила себе, а он мне приглянулся, понравился. Нет, уж скажи честно, – я влюбилась! Значит, теперь есть лишь одно спасение для увязшей коготком Даши, не показать ему этого…» И все-таки что-то еще беспокоило ее.

   Она сосредоточенно уставилась на пузырек, словно он мог дать ей ответ, и, как ни странно, ответ нашелся. Пришел сам по себе, из глубин подсознания. Оказывается, Даша просто забыла, что тогда чувствовала в шалаше Лешего после приема эликсира. Но в действительности те прошлые ощущения никогда не отпускали, а даже наоборот гнетущими сновидениями преследовали, наполняя болью и ужасом ее спящее сознание. Ночными кошмарами, которые, едва проснувшись, она забывала напрочь. Зато теперь вспомнила. Они обрушились на нее удушливой волной страха и отчаянья.

   Вот возникла в мышцах голеней все нарастающая мелкая дрожь. Постепенно ее амплитуда нарастает. Спазм, другой, третий, а дрожь охватила теперь мышцы бедер. Трудно, невозможно стоять… Вот появилось покалывание в мышцах живота, следом возникло чувство онемения. То же самое происходит с мышцами ног, только поэтому кажется, что боль от судорог в них ослабла.

   Тем временем «иголочки» бегут все выше: по груди, плечам и, в конце концов, достигают головы. Откуда-то снизу от поясницы по мышцам спины и шеи поднялась волна боли и ударила в мозжечок. Там внутри, вдоль позвоночника, появилось упругое и плотное образование. Нечто, похожее на тяжелое мокрое и в то же время скользкое и эластичное полотенце, которое пытается отжимать неведомая чудовищная сила…

   Даша вспомнила, как рухнула в тот момент на руки хилого Лешего. Тогда он опустил ее на землю, прислонив спиной к стене шалаша. А дальше… Еще хуже!
Чьи-то гигантские руки начали безжалостно вкручивать это «полотенце» в затылочную часть черепа изнутри. «Полотенце», которое неожиданно отвердело, но странным образом оставалось гибким. Если же говорить о неведомых руках, то их работой являлась попытка вытолкнуть «полотенце» из головы наружу. Как следствие онемел язык, небо, затем последовала ослепительно яркая вспышка…

   Тут Морева тихо застонала, так ярки, реальны были воспоминания. «Так вот о чем он умалчивал, – вяло пронеслось в ее измученном мозгу. – Да, это конечно, не мед и вовсе не сахар… Но разве я откажусь? Струшу? Ну уж нет! - Окончательно придя в себя, она почувствовала, что вся покрылась холодным, липким потом. Точно как после ночного кошмара. - Надо срочно в душ! Сначала пузырек – на место и…»

   В это время открылась входная дверь. Пришел Волков. Бросив связку ключей на полочку-ящик под зеркалом в прихожей, позвал:
– Дарья, где прячешься? А где ужин?
Он прошел через большую комнату и постучал в дверь маленькой.
– Ты там что, переодеваешься или спишь?
Спасительная идея!
– Переодеваюсь! Сейчас! Сейчас выйду.
Но ее голос предательски дрожал, и Вован распахнул дверь:
– Что с тобой? Что случилось?

   Она попыталась спрятать кулачок с зажатым в нем пузырьком за спину, но безуспешно.
– Это еще что? – воскликнул недоверчивый Волков, без труда разжав Дашины стиснутые пальцы. Когда же увидел знакомый ему пузырек, то гневно сверкая глазами, теперь не стеснялся в выражениях. – С головой совсем не дружишь? Смака захотелось? Ну-ка, избушка, поворачивайся ко мне задом!

   Бросив пузырек на кровать, он действительно рванул Дашу на себя, перекинул через колено и от души отвесил ей «леща».

   Девушка вырвалась, отскочила от него и, не менее гневно сверкая глазами, взвизгнула:
– Хам! Мужлан неотесанный! Хам! Хам! Быдло!..
– Да я те счас всю сахарницу отобью за твои игрульки!
– Что? Какую еще сахарницу? – оторопела Даша.
– Белую. Что у тебя ниже талии.
– Ты…, ты…, – ее душила злость.
– Знаю, – махнул он рукой, остывая. – Сказала… Ты лучше не пуржи! Думаешь, курс молодого бойца прослушала и уже в дамках? Да ладно, проехали! – он шагнул вперед и потянулся к ее плечу. – Э-эх, дурилка ты кордонная, могла ведь и не вернуться с Пограничья.

   Девушка отстранилась и презрительно процедила сквозь зубы:
– Ты не только хам и быдло, ты еще и дурак! По-твоему я не помню, что ты рассказывал о проводнике и операторе? Я что, умственно отсталая? Мне бы и в голову не пришло устраивать такие эксперименты.
– Тогда зачем по вещам лазить, ты ж не крыса? – прошипел он, сузив глаза.

Но Даша уже обрела хладнокровие.
– Не я первая, – отрезала она.
– Не пойман – не вор! – нагловато парировал Вован.
– Зато, глядя на этот пузырек, я кое-что вспомнила.
– И что же? – насторожился Волков.
– Что путешествовать не только интересно... Вдобавок и очень больно!
– И это ты вспомнила, только посмотрев на пузырек? Ерунда какая-то, – искренне удивился он. – Откуда ж я мог знать, что у тебя в столь раннем возрасте – склероз? Да и больно-то…, м-м-м…, недолго.
«Врет! Ох, врет! – пронеслось у нее в голове. – Но как его поймать?»
– И я поняла еще кое-что, – притворно небрежно бросила она.
– Что?
– Что я вполне могла не вернуться... Тогда... Что вы меня подставили... Что я сумела вернуться только благодаря своим неординарным способностям! – ответила Даша, сначала запинаясь, но все более и более уверенно и под конец торжествующе выпалила. – Поэтому-то я вам так и нужна!
– Ох, – сочувственно вдохнул Вован. – Нельзя тебя надолго одну оставлять. Совсем ты слаба на голову.
– А почему же?.. Почему тогда?..
– Да потому что ты уже кое-что знаешь. Освободилась вакансия. Вот и решили тебя привлечь, чтобы не расширять круг посвященных. Ясно? – теперь без тени раздражения объяснил он и совсем уже миролюбиво добавил. – Ну, хорош психовать? А за леща – прости. Уж больно я за тебя перепугался.
Даша забормотала что-то невнятное о том, что такое не прощают, и вдруг почувствовала, как по ее щекам потекли горькие и горячие слезы.

   Волков хмыкнул и отправился в коридор. Вернулся с паспортами и вложенными в них железнодорожными билетами.
 – Значит так, мадам Калошина, теперь хорошая новость. Получите документ!
Недоумевающая Даша оставила бессмысленные попытки вытереть потекшую тушь с ресниц и во все глаза уставилась на Вована.
Вчера, уткнувшись ему в плечо, она пожаловалась на двоюродную сестру. Поведала, как та отплатила ей за добро черной неблагодарностью. Но при чем тут?..
– Калошина? – удивленно повторила Даша. – Это как же понимать?
– Очень просто. Ты теперь, Ольга Петровна, а я, стало быть, твой законный муж, Калошин Игорь Яковлевич.
Совсем уже растерянная Даша взяла у него из рук паспорт и раскрыла. Правый глаз пришлось зажмурить, – уж очень щипало. Но и одного, левого, хватило, чтобы рассмотреть фотографию, подпись и убедиться, – Вован не шутил.
– Так ты, Волчара, еще и паспорта подделывать мастер?
– Зачем? Все родное!
– Украл?
– Да, нет же! Я с ними поменялся. Вы немного похожи, как-никак сестры, а я под лысый череп побрился, – и порядок! – Тут он посмотрел на часы. – Ага! В данную минуту чета Калошиных совершает романтическое путешествие на собственную дачу, чтобы там провести незабываемые и вычеркнутые из своей жизни четырнадцать дней. 
– Почему вычеркнутые?
– Так не по своей же воле едут. – Как о само собой разумеющемся, заявил Вован и, вытащив из шкафа полотенце, протянул Даше. – Иди лучше помойся. А то на жирафу похожа, вся физиономия в полоску.
– Нет, ты подожди! То есть как не по своей воле? Значит, ты заставил их уехать, а у Ольги – больной ребенок! Как тебе такое в голову пришло? Что она с ним будет в такой холод на даче делать?
– Я не понял! – набычился Вован. – Ее кидают по деньгам, как лошицу, а она меня лечит, что у ее Лели ребенок! Да ты знаешь, что эти деятели пацана своего в детдом для болезных сдали? От бедности? От нищеты беспросветной? Как бы ни так! Ты их хоромы хоть раз видала?
– Перестань орать на меня! – вскинулась Даша. Ей было тошно от того, что она сразу поняла. Волков не врет, от ребенка действительно просто избавились, спихнули с рук, чтобы не мешал жить красиво. А ее действительно обманули как последнюю дуру!

   Даша поежилась и, обхватив плечи руками, на мгновение замерла, задумалась.
«Что ж? Выходит все к лучшему…», – наконец решила она и уже спокойно продолжила. – Как же ты сумел договориться с Калошиными?
Вован пожал плечами и ответил:
– Обыкновенно. Развел твою Лелю, и она подписала, не глядя, бумагу, что взяла у тебя в долг одиннадцать косарей. Обязуется отдать через две недели. С ее мужем перетерли, что все остаются при своих, но они безвылазно отдыхают на даче полмесяца.

   Волков не стал рассказывать Даше, что при заполнении анкеты на ребенка он ловко подсунул на подпись Ольге Калошиной среди вороха бумаг листок с нужным текстом. Не поведал и о том, как после его встречи и разговора на улице с Игорем Яковлевичем они вместе вернулись в квартиру. Уже дома, в ответ на недовольное брюзжание жены по поводу поздних гостей муж с нескрываемой злобой объявил ей о «новом интересном предложении», а Вован популярно объяснил супругам их будущую линию поведения.

   Игнорируя испепеляющие взгляды Ольги Петровны, наглый «агент» заявил. Мол, в случае неисполнения его требований, он тотчас обратится с соответствующим заявлением от гражданки Моревой в фирму «Плюс-минус компромисс».

   Эта фирма на протяжении последних лет успешно и, что немаловажно, совершенно на законных основаниях «вышибает долги» из ответчиков. И чтобы у семьи не оставалось иллюзий по поводу «телефонного права» господина Калошина, Волков упомянул о возможных сигналах по месту работы Игоря Яковлевича, а также в прокуратуру.

   В итоге после продолжительной и довольно нервной беседы с ответчиками Вован, этот адвокат на общественных началах, проконтролировал последующие недолгие сборы и срочный отъезд четы на «отдых».
   – Сейчас позвони начальнику и скажи, что немедля уезжаешь к заболевшей матери, – приказал он Калошину.
   – Про мать не буду! – заупрямился вдруг совершенно, казалось бы, сломленный Игорь Яковлевич.
   – Так сумничай что-нибудь, типа про любимую тещу при смерти, – гоготнул Вован, не обратив никакого внимания на змеиное шипение, которое донеслось с дивана. Это с него подала голос прежде заносчивая, а теперь совсем поникшая Ольга Петровна.

   Как только ему были вручены паспорта, Волков решил окончательно запугать затурканных Калошиных. Ибо в спокойной обстановке, будучи на даче, они смогут вспомнить о мудром изречении – хорошая мысля приходит опосля – и захотят, не дай Бог, обратиться в милицию.

   Чтобы в корне исключить подобное развитие событий, Вован туманно, путано намекнул присутствующим. Дескать, в их же собственных интересах ни в коем случае не следует говорить о родстве с Моревой, которая попала в ужаснейшую переделку. Из чего следовало, что Дарья – не жилец на этом свете. А вот супругам он наоборот желает «здравствовать и не пылить».

– Значит, сестра мне ничего не должна? – недобро усмехнулась Даша, в душе которой теперь зашевелился праведный гнев. – Так? Да кто же тебя просил за меня решать! 
– Ты по любому не получила бы свои филки. За тебя никто бы не вперся!
– Просто мои хорошие знакомые сейчас очень заняты, – Даша и сама не верила в сказанное, но заявила так из духа противоречия.
– Твои дружбаны из жалости тебе прямо не отказывают, – время тянут. Не будут они разборки чинить между родственниками. Вчера – вы сестры, сегодня – враги ярые, а завтра – снова лучшие подруги не разлей вода! А в результате они же крайними окажутся.
– Ну, это еще не известно…
– Известно, еще как известно.
– Получается, что денег своих я не увижу?
– Получается.
– Так какого же черта ты отправил Калошиных за мой счет отдыхать! – взорвалась Дарья.
– Слушай и запоминай! – Вован рывком приблизился к ней вплотную и слегка постучал пальцем ей по лбу. – Не кричи на меня, это раз! Никогда не произноси имени падшего ангела, это два! Все под Богом ходим, а «странники» в особенности.
 И заруби себе на носу третье правило, что жадность фраера сгубила! Получишь все сторицей при расчете. Запишут, как накладные расходы, командировочные, премию за риск и так далее.
– Но ведь я, так или иначе, получила бы командировочные, премию и…
Он развел руками и захохотал:
– Жаба тебя душит, Дашка! Ну ты и жадна!
– Я?! Жадна?! – она никогда не была жадной, но деньгам счет знала, а это, как известно, совершенно разные вещи. Именно поэтому ее так возмутило подобное обвинение.
– Хорошо! Проведу эти одиннадцать косарей отдельной статьей. Как оплату надежной легенды, – усмехнулся он. – И твои премиальные и командировочные при тебе останутся.
– Легенды? – она вскинула бровь. – «Вот оно! Вот о чем он умалчивал! Нам грозит какая-то опасность…» и повторила. – Легенды? Мы что, шпионы какие-нибудь, что ли?
– Уф! С тобой  разговаривать, что дрова рубить на лесоповале.
– Не знаю, не пробовала, тебе видней, – усмехнулась она.
– Ты не каркай, поняла!
– А ты не ответил на мой вопрос.
– От…, – Вован сдержал рвавшееся с языка крепкое словечко и сквозь зубы пробормотал. – Язва!
– Ты не ответил, – повысив голос, упрямо повторила она.
– Конкуренты тоже не спят…, – начал было он, но тут же хлопнул себя но коленкам и рассмеялся. – Все гундишь, гундишь, прямо зануда какая-то!
– Ага, жадина, язва и зануда. Кто еще? – Даша поняла, что ни слова больше из него сейчас не вытянет, и отложила дорос с пристрастием до лучших времен.

   В первую минуту Волков не нашелся, что и ответить. В следующую отступил на шаг и внезапно окинул ее пристальным взглядом с ног до головы. Увиденная картина того стоила. Растекшаяся тушь превратилась под левым глазом в мастерски нарисованный свежий синяк. Растрепанные волосы напоминали о возможности пожара на макаронной фабрике.

   Из-под пояса сбившейся на бок юбки вылезла пола кофточки. Лопнувшие на коленке колготки – петли широкой дорожкой потекли до самой щиколотки, довершили карикатурный портрет неряшливой особы.

  Вован поперхнулся и захохотал.
– Кто еще? – сквозь смех промолвил он. – Бомжиха! Лахудра вокзальная! – взяв не успевшую обидеться Дарью за плечи, он повернул ее к большому старинному зеркалу. – Нет, с кем я связался, а?
Злиться сил не было, и она принялась покорно рассматривать себя в зеркале.
«Да уж… Хороша, нечего сказать!» – Даша не выдержала и тоже засмеялась.

   Машинально взглянув на отражение молодого человека за своей спиной, она вдруг заметила какую-то несуразность в его одежде. Брюки казались размером больше нужного, но несколько короче. «И что за клоун штаны ему подарил? Памперсами что ли пришлось обмотаться, чтобы их не потерять?» – первое что пришло на ум девушке. Минутой спустя Морева уставилась на широкий и короткий с цветастым рисунком галстук, модный лет тридцать назад.

   «Это же отца! Отца галстук! И старый костюм отца… Да как он посмел? Даже разрешения не спросил! Взял в шкафу, как у себя дома распоряжается!» – и тут Даша сообразила, что именно в этом наряде Волков предстал перед гражданкой Калошиной. В следующую минуту все остальное для девушки оказалось неважно. После чего ее смех набрал силу и стал доминировать.

 – А сам-то, сам-то…, – едва сумела выговорить она.
Всласть нахохотавшись, молодые люди уже без всякой злости обменялись взглядами.
 – Семейка Адамс, да и только! – подвел итог Вован. Разминая шею, он резко повернул голову пару раз влево, вправо, хмыкнул и со словами, – Марш мыться! – вышел из комнаты.

   Почти сразу на кухне загремела посуда. Послышался шум льющейся воды. Хлопнула дверка холодильника.

   Девушка подобрала с пола полотенце, брошенное Волковым в пылу спора, и направилась в ванную комнату. В коридоре до слуха Моревой донесся звучный голос Вована, который взялся увлеченно напевать на кухне чепуху собственного сочинения на мотив популярного в тридцатые годы «Марша энтузиастов»:

   Мы рождены, чтоб сказка былью стала,
   Чтоб все намеки превратились в явь,
   А добрый молодец влюбился в красну Дарью,
   Чтоб красна девица в дом кетчуп…,. – тут он запнулся, но затем все-таки завершил свои вирши словами, – нет, счастье принесла!

   Затем молодой человек замолчал. Но уже буквально через минуту по звукам, которые опять долетели до Моревой, она сообразила, что Вован второй раз открыл холодильник и передвинул там пластиковые контейнеры для пищи в тщетной попытке обнаружить, что искал. Не найдя, вздохнул и разочарованно промолвил:
   – М-да…, нет ни кетчупа, ни счастья. Вот она суровая правда жизни!

   Стоило Даше услышать слова друга, эту с позволенья сказать его сентенцию, как от удивления у нее поднялись брови. Затем девушка без шума скрылась в ванной комнате. Закрыла за собой дверь и как-то обескуражено произнесла:
  – Не-ет, с ним я точно сойду с ума!