Мой автостоп

 

                Предисловие
         Автостоп – это пользование на маршруте путешествия попутным транспортом, и не обязательно автомобильным, хотя он главный из всех видов транспорта. Железнодорожный, речной, морской – это те традиционные виды транспорта, которые используют автостопщики. Электрички они называют «собаками». Если удалось пристроиться на или в электровоз – это ехать на «олене». У автостопщиков своя терминалогия, есть своя «академия».  Преподает в ней известный автостопщик Антон Кротов. У него много авторской литературы, в которой пропагандирует и учит автостопу. И я использую в своих путешествиях его практические советы. По доброму завидую ему, т.к. он повидал столько в своих путешествиях по всему Миру, что всё это не вместить ни в какое книжное повествование. Антон  профессиональный путешественник. У него целая сеть единомышленников и поклонников по всему Свету. Я же всего лишь дилетант-любитель, и главным моим транспортом передвижения является велосипед, ибо в авто можно наблюдать лишь вперед и в одну сторону, в железнодорожном вагоне смотришь лишь в одну сторону, да и то через оконное стекло, не ощущая запахов природы, воздействий солнца, дождя, ветра, холода. На вело же я кручу головой при движении вправо-влево, вниз-вверх, вперед и даже назад. Скорость движения на вело на порядок меньше, чем, скажем, на авто. А значит и больше времени для созерцания окружающего мира природы. А в городах у меня явное преимущество перед пешими автостопщиками. Использую автостоп я лишь в тех случаях, когда взгляду не во что упереться (скажем, на дороге меж Омском и Новосибирском, где у бетонной автострады нет даже столбов). Отсутствие хоть какой-то дороги или на пути есть непреодолимые природные препятствия тоже могут стать причиной использования на таких участках маршрута транспорта. К примеру, из Магадана к Владивостоку нет дороги. А на безлюдном пути из Салехарда в Новый Уренгой летом есть непреодолимые для меня  реки, волки и медведи. Главный принцип автостопа – бесплатная езда, но это не обязательно. Мне приходилось в Дагестане, в верховьях реки Самур двигаться с сыном и чабаном в горах Кавказа на лошадях. В Донбассе меня  предложил подвезти механик-водитель в башне самоходной артиллерийской установки «Гвоздика», наполненной 152 мм снарядами.    Передвигался я в сельском тракторном прицепе, на открытой железнодорожной платформе, паромом в Якутии на реке Алдан…
          В книге есть рассказы, повествующие о моём автостопе в Средней Азии, Казахстане,  на Европейском Севере, в Дагестане, Турции, Донбассе и др. Но вначале опишу свои автостоповские приключения на самом длинном, 25 тысячном маршруте к Дальнему Востоку и по Дальнему Востоку.
Мечта о путешествии на Дальний Восток жила во мне много лет, но осуществить ее смог, лишь выйдя  на пенсию. Теперь мне не нужно  ограничивать свое путешествие временем отпуска. Я решил пересечь Россию с запада на восток на велосипеде, но с использованием автостопа. Более  того, я удлинил маршрут за счет восьмитысячного кольца по Якутии и Дальнему Востоку.
         Я еду один. В этом есть свои преимущества и недостатки. В подготовке к путешествию были определенные финансовые трудности. Удалось собрать за год совсем небольшую сумму денег, и это тревожило меня. Хватит ли денег на питание и обратную дорогу? Поэтому я не исключал на маршруте вынужденную зимовку.
         При разработке маршрута были неясны некоторые участки пути. Не знал я точно, смогу ли проехать от Чернышевска Читинской области до Сковородино Амурской области. Есть ли там хоть какая-то автодорога? Успокаивало лишь то, что там проходит Транссиб.
         Ничего не удалось узнать и о Калымском тракте, протянувшимся на 1800 км от Якутска до Магадана. На карте есть участки дороги, обозначенные как сезонные. Это зимники. Смогу ли я там проехать? Если нет, то есть надежда лишь на речное судоходство и авиацию. Не знал я и того, как и на чем мне доплыть из Магадана в Приморье. Возьмут ли на попутное грузовое судно? Сколько дней его нужно ждать в порту, и сколько дней оно будет идти по Охотскому и Японскому морям?
        Подбор снаряжения для путешествия имеет немаловажное значение. Знал точно, что ждут холод и зной, дожди и ветры, разные люди, гнус и неисправность велосипеда. Взять с собой все необходимое невозможно. Вес и объем рюкзака ограничены. Перегруженный велосипед  сковывает передвижение.
        - Дорогу одолеет идущий, - решил я, и несмотря ни на что, отправился в путь. Вперед манила неизвестность. 
В рассказах, выписанных из моего дневника, я повествую здесь лишь об автостопе, т.е. о тех случаях, когда я ехал на попутном транспорте: автомобильном, водном, железнодорожном, воинском, конном. Этот способ путешествия во всём мире сейчас весьма популярен, особенно среди молодёжи.   Но и я, старый вольный путешественник, не побрезговал комбинировать велопоездку с автостопом. Мне, конечно, сложней, чем пешему путешественнику. Для меня ведь годятся только грузовики, ибо велосипед не втолкнёшь в легковой автомобиль. Да и не каждый грузовик может меня взять.   Опломбированные фургоны, тягачи с открытыми платформами - тоже не подходящий для меня транспорт.
        Чаще всего водители сами предлагали подвезти меня или мне в этом помогали работники автоинспекции. Иногда и сам просил водителей, которые стояли с машиной на ремонте или отдыхе, и уже совсем редко голосовал. Я понял одну закономерность. Чем оживлённее движение на шоссе, тем меньше шансов автостопа. И, наоборот, в глухомани: в тайге, в горах, в пустыне, где попутка явление редкое, 99% гарантии, что тебя возьмут. Такая же обратная пропорциональность и при поиске ночлега. Чем крупнее город, а населенность местности плотнее, тем меньше шансов, что тебя пригласят в гости. Но гостеприимство сибиряков, уральцев, дальневосточников меня поразило.
        В крупных городах я ночевал в спортзалах, раздевалках дворцов спорта, стадионах. В Якутске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Тынде мне предоставляли бесплатно номер в гостинице. В Новосибирске, Улан-Уде, Беркаките, Магадане, Хабаровске меня приглашали домой тренеры, работники СМИ, коллеги-велотуристы, шофёры. Военные в Чите снабдили сухими пайками, моряки контейнеровоза «Пионер Приморья» нагрузили консервами, сахаром, чаем и кормили пять суток, пока плыл на корабле. Старатели золотодобывающих артелей отоваривали консервами и кормили в рабочих столовых.
        Я мог бы рассказать гораздо больше историй доверительного и гостеприимного отношения ко мне, которые в европейской части России и в Украине были бы невероятными, но опишу лишь самые интересные. Доброта и доверие людей меня просто ошеломляли. Меня, совершенно им незнакомого человека, оставляли на ночлег в богатых квартирах, я ночевал в мастерских, оснащенных дорогостоящим оборудованием, в складских помещениях, в музеях.   Мне отдавали на хранение крупные суммы денег, и при этом не спрашивали даже фамилию или какой-либо документ.
          Благодаря этому  и удачному стечению обстоятельств мне удалось за четыре месяца проделать путь длиной в 25 777 км. Из них на велосипеде проехал 6 674 км, автотранспортом 7 021 км, железнодорожным – 9 472 км, морским и речным – 2 600 км.

                Между Доном и Волгой.
                9 апреля 1999г. – 4 день.
                От Дона к Волге.
         Как и два года назад (тогда я ехал в Казахстан), на том же самом месте стоял в степи грузовик и как будто бы ждал меня. Удивительное совпадение. Только на этот раз был не самосвал ЗИЛ, а большой фургон с надписью «Волжское пиво». Шофер согласился подвезти меня до Волгограда и даже вывезти на саратовское шоссе.
        Через пять километров остановились у Дона на автостоянке. Здесь есть мощный источник воды и небольшой рынок. Двугорбый верблюд фотографа напомнил мне, что до Казахстана, где этих животных несметное количество, отсюда не так уж далеко. Но мне нужно ехать не на юг, как это было два года назад, а на север, не к верблюдам, а к медведям. Эта автостоянка находится на высоком правом берегу Дона. А на противоположном стоит город Калач. Здесь между Доном и Волгой самое короткое расстояние, и прорыт Волго-Донской канал.
Город Волгоград очень длинный. Растянулся он вдоль правого берега Волги на многие десятки километров. Но водитель не стал ехать по городу, а проехал по его окраинам, и лишь немного захватил Тракторозаводской район. Шофер, пятидесятилетнего возраста, оказался довольно разговорчивым, общительным человеком, охотно и много рассказывал о своей жизни и семье. Он мне прямо заявил, что доволен своей жизнью, как в прошлом, так и в настоящем времени.  В советские времена он хорошо зарабатывал, получил квартиру, обставил её мебелью. Не пострадал он и во времена обвала рубля в годы "перестройки", т.к. успел забрать свои сбережения из банка и купить автомобиль. Есть у него и дача. Дочь учится на втором курсе университета. Обучение в ВУЗе платное, но денег у него хватает, чтобы платить за обучение. Сейчас он зарабатывает около пяти тысяч рублей в месяц. Это очень высокая по нынешним временам зарплата. Работает он с напарником, и они поочередно ездят в дальние рейсы, развозя бутылочное пиво по России. Пивзавод – это единственное прибыльное предприятие в городе Волжском. На нем сейчас держится почти весь городской бюджет. Известный Волжский трубный завод, некогда крупнейшее предприятие города, теперь почти не работает.
        В общем, этот человек был уникумом. Я ещё не встречал в настоящее время человека, который бы был доволен жизнью. Но…  Водителю приходилось всегда много и тяжело работать, в том числе и в Ираке. Однако война этой страны с США заставила его уехать домой.
        Те два часа, которые я с ним ехал, прошли за разговорами быстро.
За четыре дня я добрался до Волги, и теперь мой путь пошёл вдоль неё на Саратов.

                Земляки-земляне
                13 апреля 1999 г.-
                8 день. Саратовская область.
        На посту ГИПДД гаишники пообещали остановить мне попутку. Простоял с ними два часа, но ничего путёвого, а вернее, попутного не попадалось. Ехать на велосипеде уже не хотелось. В конце концов, гаишники посадили меня в автобус, который вёз с поезда таджиков, приехавших работать в Поволжье по контракту на цементном заводе в город Балаково. Работа эта тяжелая и для здоровья вредная. Они, как и украинцы, теперь ищут лучшей жизни в чужих краях. Таджики было рады услышать, что я бывал в их родном городе Курган-Тюбе, и потому называли меня земляком.
        - Мы все земляки–земляне на этом шарике, - подумал тогда я.
Угостил таджиков лимоном и орехами. Провезли они меня на автобусе 95 км.

                Нытик
                14 апреля 1999 г.- 9 день.
                Саратовская область.
        При подъезде к посту ГИПДД стоит знак ограничения скорости, но местность равнинная, и потому водители часто превышают дозволенную скорость движения. Они не подозревали, что здесь, в глухой сельской местности стоит стационарный пост дорожной инспекции. И КАМАЗ тоже превысил скорость. Водителю гаишники поставили условие, что если он возьмется меня подвезти, то не станут его штрафовать. Эта машина шла в Екатеринбург, и на ней я мог бы ехать довольно долго. Но водитель оказался, мягко говоря, нехорошим человеком. Он стал упрекать меня в том, что я, велосипедист, а еду на попутке. Я стал ему рассказывать, что я не преследую чисто спортивные цели, что в степных регионах стараюсь проехать путь автостопом, что у меня ограниченное количество времени и мало денег, а путь впереди ещё ох как далек, и кто знает, что ждёт меня впереди. Лучше иметь определенный запас времени, чем его недостаток. Да и зачем изнашивать покрышки колес и детали велосипеда, тратить силы в этой степи, где не во что упереться даже взгляду.
Стал этот водитель ныть, что хотел бы отдохнуть, а я ему мешаю и т.д. Говорил, что у него в путёвке записано не брать попутных пассажиров, и что в случае аварии и моей травмы его горячо любимое автопредприятие будет обязано платить мне пенсию и др.
        Довез он меня до Самары и высадил под предлогом, что сворачивает на стоянку и будет ремонтировать топливный насос. Но двести километров я всё-таки с ним проехал. В итоге, за девять дней я продвинулся на 1 342 км.
Лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

                15 апреля1999 г. – 10 день. Самара – Уфа.
        Утром, после холодного ночлега в палатке, увидел на обочине КАМАЗ. Шоферы переливали горючее из запасного бака в рабочий. Подъехал к ним. Поприветствовал.
            - Отдохни, - сказали они мне. Поговорили о маршруте и целях моего путешествия. Они сами предложили подвезти меня до Уфы.
Затолкали велосипед и рюкзак в фургон, который был «под завязку» загружен пластиковыми бутылками с минеральной водой «Боржоми». Тяжело груженая машина шла медленно. 435 км преодолели лишь за 12 часов. На всем пути почти нет  населенных пунктов. 180 км ехали в Самарской области, затем захватили северную часть Оренбургской области и юг Татарстана. Когда пересекали небольшую пограничную реку Ик, то шофер, шутя, сказал: «Это самый длинный мост, потому как едешь по нему два часа. Дело в том, что на противоположных берегах этой реки идет разное время: на левом – московское, на правом – уфимское. Разница между ними два часа».
        В Башкирии или, как теперь её называют, Башкортостане было еще много снега.  Он лежал сплошным покровом не только в лесах, но и на полях. По времени, при моем быстром продвижении, я опережал приход весны в краях, т.е. я ехал на северо-восток быстрее, чем туда приходила весна. С одной стороны хорошо, что я быстро двигался. С другой стороны плохо, т.к. приближался к Уралу и Сибири, и в случае ночлега в палатке мне было бы в ней не совсем уютно и тепло.
        Пересекли реку Белую, на которой стоит Уфа. Шофер считал, что река будет ещё во льду. Но оказалось, что ледоход уже прошел. По реке плыли лишь отдельные льдины.
        При въезде в Уфу, на высоком берегу реки стоит огромная конная скульптура народного героя Салавата Юлаева. На холме правого берега  хорошо виден, освещенный прожекторами, правительственный дворец и высокая стела, поставленная в честь дружбы народов СССР.
        В Уфу приехали в полночь. К республиканскому дворцу спорта я добрался быстро. Оказалось, что все главные спортивные площади дворца арендуют торговцы. Зашел с тыла, нашел служебный вход, предъявил свои документы, и вахтер впустила меня в холл, где я и заночевал, улёгшись на диване.
                С ветерком.
                22 апреля 1999 г.
                Челябинская и Курганская области.
        Пересек на велосипеде не без трудностей Урал, и теперь мне предстояло ехать по великим степным равнинам Западной Сибири. У поста дорожной инспекции застопил хорошую попутку. Двое парней перегоняли из Ульяновского автозавода в Читу новенький медицинский УАЗ. Они-то и прокатили меня с ветерком 380 км от Челябинска до перекрёстка к городу Манушино, что в Курганской области. Дорога здесь равнинная и не проходит через населенные пункты. Город Курган миновали тоже по объездной дороге. Пересекли реку Тобол.
На перекрёстке у города Манушино мои попутчики сворачивали к городу Ишим, делая немалый крюк по России, чтобы объехать небольшую часть Казахстана. Для них проезд через четыре таможни – лишние хлопоты и трата денег на пошлину. Конечно, и я мог вместе с ними проехать окружным путем и вернуться опять на шоссе М51 в Омской области. Но парни опасались ночевать с незнакомым человеком, и они меня высадили. Спасибо им и за эти 380 км.
        Продолжил путь на велосипеде до небольшого провинциального городка со смешным названием Петухов. Через него проходит Транссиб.
Заночевал в сторожке пищевого завода, который сейчас изготавливает только лишь пряники. Приготовил ужин на костре. Угостил им молодого молчаливого парня, который недавно демобилизовался из армии. Спросил его, почему нашел такую стариковскую работу.
        - Сейчас с работой в городе плохо. Трудно найти что-либо толковое, - ответил он. – Только на железной дороге люди работают, а всё остальное производство стоит. К примеру, вот этот пищевой завод раньше выпускал много различных продовольственных товаров, а теперь только пряники.
        Велики просторы сибирские, но даже тому немногочисленному населению, которое здесь проживает, нет, ни работы, нет о нем со стороны властей заботы. Столько земли, столько в недрах богатств, а люди живут бедно и убого.

                На «собаках».
                28 – 29 апреля 1999 г. 23 и 24 день.
                Новосибирская область.
        Западная Сибирь поразила меня своей совершенной равнинностью. Говорят, что Западно-Сибирская равнина едва ли не самая ровная в мире. Здесь не увидишь ни ложбинки, ни пригорка. Эта равнина ничем не расчленена. Удивительно обилие мелких озер. Крупные реки текут не спеша, а, смотря на маленькие, иной раз и вовсе не сразу поймешь – текут ли?
        От Омска до Новосибирска уклоны, даже если они есть, незаметны человеческому взгляду. К примеру, железнодорожная линия поднимается или опускается на 250-метровом пути всего лишь на 1 см. Это Бараба – местность почти лишенная стока. Бараба – это «березовая степь». Сплошного леса нет, есть небольшие березняки, или колки, как их здесь называют. А между ними поля и  дикая степь. Ни горы, ни пригорка, ни глубоко врезанного оврага, местность плоская, как стол. Даже реки не прорыли долин и текут вровень с берегами.
         Здесь много озер, заросших тростником, рогозом, осокой. Весной всюду вода. Маленькие прудики и озера занимают все, даже небольшие ложбинки. А на воде птицы. Утки плавают даже в придорожных канавах, вспархивают у самых колес  велосипеда и лениво улетают, чтобы опять, описав круг, сесть на прежнее место.
        Одни озера заросли почти целиком, другие совсем открыты. От чего это? Разница выясняется легко: одни пресные, или как говорят местные жители, «сладкие», другие соленые – «горькие». Пресные и соленые озера расположены часто очень близко друг к другу.
        Утром температура -3°С. Ветра нет. Небо ясное. Новенькая дорога Омск – Новосибирск, которую там называют бетонкой – экстра-класс. В Новосибирской области её качество ещё лучше, чем в Омской. Даже на стыках бетонных плит колеса не стучат. Дорога широкая, ровная и прямая. Унылая степь. Уже с  утра от этого однообразия бросало в сон.
        К 11-ти часам проехал на велосипеде 54 км. На перекрестке к Татарску зашел в придорожную харчевню-вагончик. Там мне посоветовали сесть на электричку до Барабинска. Я решил не «пыхтеть» на велосипеде в этой  безлюдной степи, а сесть на «собаку». Так автостопщики называют  электричку.
Татарск – захудалый провинциальный городок с несколькими многоэтажками для железнодорожных рабочих. Но в основном он застроен деревянными избушками. Лучшие из них обиты строгаными досками и покрашены, но все равно выглядят они бедно. А в основном, избы низкие, с дряхлыми изгородями, построенными из всякого барахла. Улицы грязные, дворы захламлены, да и народ не блещет нарядами и добротной одеждой. Городок существует за счет Транссиба. Здесь депо, станция и прочие службы. Населения в Татарске, по моей оценке, 15-20 тысяч человек. Вокзал оформлен вполне современно.
        Приставил велосипед к лавочке и попросил старика присмотреть за ним, а сам зашел в вокзал.  Из расписания узнал время отправления электрички, а у кассира спросил насчет льгот пенсионерам. Оказывается, в России пенсионеры платят полную стоимость билета. В Украине все без исключения пенсионеры ездят на пригородном железнодорожном транспорте бесплатно, даже уголовники- рецедивисты. В России скидка на 50% только ветеранам труда. Но для этого нужно предъявить не пенсионное удостоверение, а удостоверение ветерана труда.
        Пока я ждал электричку, познакомился с двумя пенсионерами. Один из них был довольно разговорчивым. Он рассказал, что в прошлом году на охоте убил шесть косуль, да еще заколол на мясо своего бычка.
        - Ем, - говорил, - одно мясо и пью молоко. Выглядел он моложе своих лет, да и силенок у него осталось еще немало. Его питание противоречит системе питания Поля Брега, который утверждает, что мясо нужно есть не более 3-х раз в неделю, а питаться нужно на 60% свежими овощами и фруктами. В противном случае будет засорение организма вредными веществами и ранняя смерть.
        Рассказывал старик и о рыбалке на озерах и о большом озере Чаны.
        В «собаку» сели вместе. Старик 30 лет прожил на хуторе. Работал механиком на Транссибе. Теперь этот хутор в развалинах, и я увидел его из окна вагона. Старик с грустью смотрел на те места, где провел свои лучшие годы жизни.
        Доехал я до Барабинска все же бесплатно и 19 часов был на вокзале. Барабинск, так же как и Татарск, городок небольшой, и так же обязан своим существованием железной дороге. Станция построена новая. Здесь останавливаются даже скорые поезда.
          На ночлег устроился в кочегарке, которая обогревает вокзал, больницу и жилые дома. Топят кочегары котлы углем. Искупался в душевой. Устроился спать в раздевалке на лавках. Там тепло, и никто не беспокоил. Утром выяснилось, что электричка на Чулым идет не в 6.45, как я думал, а в 7.30. Поэтому на перроне было всего несколько человек. Холодно, лавок нет.
          Сел в электричку и проехал 200 км. Вокзал в Чулыме старый, небольшой, но уютный. Кругом стоят лавочки. Сразу же пересел в электричку на Новосибирск.
        По-прежнему местность равнинная, гладкая. Но чем дальше на восток, тем меньше полей и тем хуже почва. Стало больше заболоченных мест. Деревни и поселки бедные, избы старые, перекошенные, заборы повалены, в домашних хозяйствах беспорядок. Сено, дрова разбросаны по дворам, а не уложены аккуратно в штабеля и стога. Во дворах грязно от навоза. Кругом талая вода.  В заболоченных местах растет осока и тростник. Березовых колков здесь больше. Они уже образуют не только ленточные боры, а и леса. Березы нередко стоят в воде. Но это не болота, а талые снеговые воды.
         Как только электричка отправилась, в вагоне началась проверка билетов. Ходил контролер вместе с двумя милиционерами. Они оштрафовали меня, хотя я показал им свой  пенсионный билет и запись в трудовой книжке, что я являюсь ветераном труда.
         Что касается местного населения, то они мало похожи на европейских русских. Местные сибиряки имеют немного раскосые глаза, пухлые щеки и курносый нос. Другие - напоминают кавказцев. Волосы у них черные, грубые, нос с горбинкой, брови густые и приподняты над глазами дугообразно, глаза карие. Эти два характерных типа людей являются внешне как бы противоположностью друг другу. Первые предрасположены к мелкоте и полноте, и чем-то напоминают домашних розовых поросят. Вторые, наоборот, поджарые, грубошерстные, лица  более вытянуты, и они похожи на диких кабанов. Пожилые мужчины чаще всего седые.
          Первые, скорее всего, это смесь русских с древними аборигенами Сибири – эвенками, немцами. Вторые, возможно, являются результатом смеси русских с сибирскими татарами. Кто знает точно, как и кто здесь смешивался по крови. Но однозначно могу сказать, что сибиряки даже по характеру не такие, как европейские русские, что проживают в Центральных областях России. Оно и понятно – велика матушка Россия. Много в ней народов жило и живет. Как они между собою смешивались, знает один бог. Сейчас этот процесс пошел еще интенсивнее, ведь территориальной изоляции народов теперь нет. В Сибирь за последнее столетие переселилось много украинцев, белорусов, волжских татар и др. Проложены здесь автомобильные и железные дороги. Летают сотнями в день самолеты. Миграция населения велика, и нет теперь былой оседлости, хотя в сравнении с Европой здесь еще немало труднодоступных мест. Сибирь по-прежнему велика, диких необжитых мест еще хватает. Ярким подтверждением этого может служить случай, описанный в "Комсомольской правде" под рубрикой «Таежный тупик».
          Новосибирск. Поезд пересек Малую и Большую Обь, и прибыл на вокзал. Я сразу взялся за поиск комитета по спорту. Устроиться на ночлег в городе можно лишь тогда, когда  у чиновников не закончился рабочий день. В областной мэрии дали адрес комитета. Нашел его. Заверил маршрутку и по направлению комитета поехал на стадион «Спартак». Там ДСШ профсоюзов и зал акробатики. Но ночевал не в спортзале. Тренер пригласил меня к себе домой.  Таким образом, я поселился в центре Новосибирска в благоустроенной квартире.
В оставшиеся часы дня решил обследовать округу и посетить рынок. В пути у меня есть пристрастие к молоку, наверное, потому, что в процессе активной работы педалями и в результате употребления большого количества воды из организма вымывается кальций.
          Центральный рынок Новосибирска очень богат на молочные продукты, яйца, мясо кур, но особенно разнообразен ассортимент рыбы. Семгу, корюшку, омуль, горбущу, осетрину и всякую другую морскую и речную рыбу здесь можно купить в любом виде: вяленую, копченую, соленую и свежую.

                ГУЛАГ
                7 мая 1999 г.- 32 день.
                Восточная Сибирь. Город Канск – пос. Решеты.
           День сегодня очень жаркий. Солнце палит прямо с утра. В десять часов уже было двадцать градусов. За широкой и глубокой Канской долиной пошла настоящая тайга из сосны и березы. Тайга светлая, сухая и высокой травы в ней нет. В тайге кое-где еще белеют  снежники. Температура к полудню дошла до 37°С. Даже летом в Сибири не всегда так жарко.
         Я остановился передохнуть в тени соснового бора. Уселся на ствол поваленного дерева и принялся утолять жажду березовым соком. Сок идет сейчас очень интенсивно. Из одной зарубки на березе за один час может натечь несколько литров. Недалеко от места привала я увидел небольшое озерцо, образовавшееся в результате таянья снега. Вода в нем, на удивление, оказалась настолько теплой, что я решил искупаться и постирать одежду. Трудно в это было   поверить. В столь раннее время года даже у нас, в Донбассе, никто не помышляет о купании, а тут Восточная Сибирь – края холодные… Здесь температура под сорок, а у нас, судя из  радиосообщений, всего 12 - 14°С. Правда, уже через день, т.е. 9 мая, на День Победы в Тайшете днем шел мокрый снег, а ночью были заморозки. Вот что значит сибирский резко-континентальный климат, и я его прочувствовал на собственной шкуре.
         В этих краях по Московскому тракту (так местные называют эту дорогу) машин идёт мало. Шоссе пересекает несколько крупных сел и поселков. В Нижнем Ингаше оно проложено прямо по деревенской улице. Избы в селе  старинные, добротные, рублены из кругляка. Протекает здесь река Пойма, которая в момент моего проезда сильно подтопила дорогу. Вода шла с обеих сторон насыпи всего в 20 – 30 см от поверхности шоссе. «Того и гляди, размоет и затопит дорогу» - думал я. За селом Нижний Ингаш есть редкий для этих мест пост Госавтоинспекции. Постовые остановили меня там лишь для того, чтобы поболтать от скуки. Через несколько километров я увидел на шоссе два, стоящих нос к носу, КАМАЗа. Решил, что одна из машин неисправна и шоферы ремонтируют её.
        - Загораете? – спросил я их.
         Стоявшие на шоссе машины прибыли из Решетов. Посёлок -  в тридцати километрах от места нашей встречи. Оба шофера оказались бывшими зэками. Их тела укрыты наколками от пяток ног до макушек голов. На бампере машины поставлена бутылка гидролизного спирта и закуска. Один из них оказался моим земляком, родом из Амвросиевки, Донецкой области. Позже он жил в Симферополе, где и получил срок заключения. Отбывал срок сначала в Кременчуге, а затем был переведен в Красноярский край на лесоповал, где и остался после освобождения из заключения.
        Допили они спирт, и мой земляк Игорь предложил мне поехать с ним и переночевать у него дома.
        - Ты не бойся, - сказал он мне.
        - А я и не боюсь, - ответил я.
        Дома у него жена, маленький сынишка и грудная дочь. Рядом живут тесть и теща. Жена у Игоря медсестра, работавшая в лагере заключенных.
В поселке Решеты (лучше бы назвали Решетки) находится ГУЛАГ – региональное государственное управление лагерями. В этих краях много  исправительно-трудовых лагерей, где зэки работают в леспромхозах. Есть зона и в самом поселке Решеты.
        Дом у Игоря одноэтажный, из бруса. Отдельно построена летняя кухня. В доме чисто и уютно. Зарабатывает Игорь хорошо. На стенах и полу ковры, есть мягкая мебель, стенка, импортный телевизор, много книг. В летней кухне тоже неплохо: телевизор, ковровые дорожки, щенок овчарки и породистый кот.
Пока я смотрел телевизор, хозяин сходил в магазин и накупил всякой вкуснятины, которой я давно уже не ел: помидоры, огурцы, рыбу, пиво, пельмени, шпроты, кетчуп, конфеты. За ужином выпили по сто грамм разведенного спирта.
        Утром с Игорем поехал в управление, где мне в маршрутку поставили гулаговскую печать. Там мы и распрощались. Пора было ехать дальше.

                Машина с дерьмом.
                10 мая 1999 г.- 35 день.
                Иркутская область. Тайшет – Нижнеудинск.
         От Тайшета до Нижнеудинска 160 км. Этот путь я должен преодолеть за сегодняшний день обязательно, чтобы не ночевать на холоде в палатке. У меня есть записка на стадион «Локомотив» от председателя спортклуба Тайшета.
        День уже клонился к вечеру. Решил поймать попутку и быстро доехать на ней до Нижнеудинска. Когда меня обгонял ГАЗ-66, поднял руку, и водитель затормозил. Но тут я увидел, что кузов, крытый брезентом, до отказа нагружен навозом. Махнул водителю рукой, чтобы он ехал дальше.
        «Не ложить же велосипед и рюкзак в дерьмо» - подумал я.
         Но тот все равно остановился.
        - Езжай, - сказал я водителю.
        Но шофер посоветовал поставить велосипед и положить рюкзак между кабиной и кузовом. Там же пришлось сидеть и мне, поскольку единственное место пассажира в кабине уже  занято двумя другими людьми.
    - Только держись хорошо, - посоветовал шофер.
        В суете погрузки я не заметил, что он был выпившим.
        Мы проехали всего сто метров, и машина вдруг свернула вправо с дороги прямо по крутой насыпи к тайге. Её сильно накренило, и чтобы не свалиться, мне пришлось крепко ухватиться руками за запасное колесо и кабину. Я испугался. Затем мы по старой  грунтовой дороге заехали на деревянный мост. Он очень ветхий. Бревна и доски настила  прогнили. На мосту много дыр и по нему, видимо, уже давно никто не ездил. Я опять испытал страх. Мост мог разрушиться, а машина свалиться в реку, но что поделаешь?… Что предпримешь? Кроме страха перевернуться на склоне насыпи или свалиться с моста в реку, я мучился в догадках: «Зачем они свернули с дороги? Что им нужно в тайге?  Почему они ничего мне не сказали об этом при погрузке? Может они хотят меня ограбить? Уж больно подозрительным было их навязчивое желание подвезти меня в город, хотя кузов загружен, а в кабине не было свободного места».
     Убегать без велосипеда и рюкзака я не захотел, а потому в мыслях был готов держать оборону.
         Машина остановилась. Шофер вышел и сказал:
        - Слазь. Трахнем по сто грамм.
        Пассажир-мужчина так и не смог выйти из машины, потому что был совершенно пьян. Кабину покинули женщина и водитель. На закуску у них лишь сырое яйцо. Но и оно осталось не тронутым. Пассажирка выпила грамм семьдесят, а водитель, к моему удивлению, налил себе полный стакан разведенного гидролизного спирта и выпил его до дна.
         После попойки машина таким же опасным способом выехала на шоссе. Надо было только видеть, как она, накренившись на крутом склоне насыпи, зарычала и кое-как выползла на дорогу.
         Но еще большее чувство страха ожидало меня впереди. Шофер быстро опьянел, и машину начало водить от одного края дороги к другому. Терпимо было смотреть на дорогу, когда тяжелогруженая машина шла на подъем. А вот с горы она набирала адскую скорость.
         «Ну,- думаю, - всё… Конец нам. Погибнем. И будет ещё один крест стоять у дороги на месте катастрофы».
С ужасом я смотрел через верх кабины, как машина набирает скорость и виляет на дороге.
        «Не дай бог, машина захватит мокрую от дождя обочину… Слетим с дороги запросто», - думал я.
        Мои нервы были натянуты, как струна, особенно, когда наш автомобиль разминался со встречным транспортом.
Я не стал ждать, пока меня смешают при аварии с навозом, и постучал кулаком по кабине.
        - Поеду велосипедом, - сказал я водителю.
        Тот не стал уговаривать меня остаться, а вымолвил лишь одно слово: «Зря…».
        Я продолжил свой путь на велосипеде, думая, что наверняка увижу место крушения машины, на которой ехал. Но, к счастью, этой беды не случилось.
        В Нижнеудинск приехал поздно, в 23 часа.
        В этой истории уместно сказать: «Лучше поздно (приехать), чем никогда».
 
                Сибирский городок Зима.
                12 мая 1999 г. – 38 день.
                Город Тулун – город Зима.
        Большую часть ночи мерз, как бродячий пес. Вагончик, в который я устроился на ночлег, не был утеплен. Ранее печная труба буржуйки выходила через крышу, а теперь её вывели через боковую стенку. Прежнюю дыру не заделали. Вагончик с высоким потолком. Поэтому теплый воздух, поднимаясь вверх, легко там остывал или выходил через отверстие наружу. Печь горела плохо, но если бы ее топили, то было бы тепло. Заготовленных дров не было, а идти за ними в тайгу ночью не хотелось.
         Ночью температура воздуха опустилась на несколько градусов ниже нуля. Лужи покрылись тонким слоем льда. Мне нужно было бы на ночь тепло одеться, но я не думал, что спать будет так холодно. Я скручивался бубликом, подворачивал под ноги и бока одеяло, натягивал его на голову, и так мучился до рассвета. Сторож дорожно-строительной техники протопил вновь печь только утром. Я пробил лёд ногой в ближайшей луже и умылся. Из этой же лужи набрал воды и вскипятил чай. Съел на завтрак три печеных картофелины и яйцо, которые дал мне сторож.
        Опять поехал по пыльной, усыпанной галькой и песком, дороге. А перед Тулуном асфальт…
        Тулун – провинциальный город на Транссибе с населением в 47 тыс. человек. Он такой же неуютный и неопрятный, как и другие малые города Сибири. Застройка в нем хаотичная. Окраина и промышленная зона захламлены всякого рода остатками деревообработки, строительным мусором, развалинами сооружений, брошенной техникой, ненужными металлоконструкциями и пр. В городе стоят почерневшие от времени и сырости деревянные избы. Мне рассказали, что в районе города есть три буроугольных разреза. Северный коэффициент здесь 0,4. Зарплату получают вовремя только железнодорожники. Остальное производство, так же, как и везде, в разрухе.
        Мне здесь рассказали, что между городами Тулуном и Зима есть два больших участка грунтовой дороги. Вчера и сегодня я уже изрядно наглотался пыли, а потому за Тулуном попросил гаишников посадить меня в попутку. Те без лишних слов и сразу тормознули КАМАЗ, и, таким образом, я проехал 130-ти километровый участок на машине, и не пожалел об этом.
        Во-первых, я вчера очень устал от ветра, холода, подъёмов и пыльной дороги. Во-вторых, плохо опять выспался из-за холода в вагончике. В-третьих, я был грязный от пыли и пота, и в Зиму нужно было попасть пораньше, чтобы искупаться. Туда у меня была записка из Тайшета. Вряд ли я успел бы сегодня преодолеть велосипедом 130-ти километровый путь, учитывая, что 70 километров из них – это грунтовка.
        На КАМАЗе я проехал райцентр Куйсун и пересек сибирскую реку Оку. От Тулуна до Зимы местность равнинная, степная, слабо всхолмленная, сходная с западносибирскими степями. Ехать на велосипеде по этой степи было бы скучно и неинтересно.
        В Зиме меня определили на ночь в спортклуб «Локомотив», в зал тяжелой атлетики. Начальство гостеприимно устроило меня в раздевалке, которая была красиво отделана лакированной древесиной с обжигом. В комнате стоят лавки и стол. Закатил туда велосипед, постирал одежду, хорошо выкупался, сытно поел. Вечером смазал все подшипники велосипеда и перебрал трещотку.
        В Зиме население занято работой, связанной с железной дорогой. Здесь депо и другие ремонтные мастерские. Есть в городе еще и химзавод. Он выпускает линолеум и стиральную пасту «Березка». Здесь протекает река Ока, приток Ангары.

                Чертова дюжина.
                13 мая 1999 г. – 38 день.
                Иркутская область и город Иркутск.
        Застопить и сесть в машину мне гораздо сложней, чем пешему автостопщику, хотя бы потому, что для этого годятся только грузовики. Нужно же затолкать куда-то своего «железного коня». Вот и на этот раз ждал у поста ГАИ целых три часа, хотя молодой  разговорчивый постовой всячески старался мне в этом помочь. Но дальнобойщиков шло мало, а их фургоны были опломбированы. Наконец-то остановился КАМАЗ с прицепом, ехавший порожняком в Иркутск из Усть-Илимска. Экспедитор оказался родом с западной Украины, но говорил он по-русски чисто и без акцента. В пути мы с ним обсудили экономические и политические вопросы России и Украины, говорили о Коломые, Яремче, Ворохте и Карпатах. Так за беседой проехали 260 км и города Черемхово, Свирск, Усолье-Сибирское, Ангарск.
        Велосипед и рюкзак лежали в прицепе. Когда снимал их, то обнаружил пропажу двух алюминиевых фляг и фотоаппарата. Вероятно, их вытрясло из рюкзака, и они провалились в дыру, что зияла на дне прицепа. Вместе с фотоаппаратом исчезла и фотопленка. Очень жаль. Пропали снимки, да и что за путешествие без фотоаппарата?
         Я в Иркутске. От железнодорожного вокзала по мосту через Ангару проехал в центр города. Как известно, Ангара единственная река, вытекающая из Байкала. В Байкал же впадает, по меньшей мере, триста рек. Всем известна легенда об Ангаре-девушке, которая сбежала от отца-Байкала к возлюбленному Енисею. Её не сдержали даже горы-преграды, которые возвел на пути отец.
Устроился на ночлег в спорткомплексе «Динамо». Найти его в городе не составило труда. Достаточно было проехать по набережной к стадиону. Там сбросил рюкзак и отправился налегке осматривать город.
         Иркутск отличается от Челябинска, Омска, Новосибирска, Красноярска не только величиной (он меньше их), но и архитектурой. Улицы центра узки и старинны. Здесь много деревянных зданий весьма оригинальной конструкции. Жилые кварталы поднимаются на склоны холмов Приангарья. Совсем недалеко от центра есть улицы, застроенные деревянными особняками. Дома эти украшены узорчатыми изразцами. Но все они доживают свой век. Очень печально смотреть на них, как на уходящих свидетелей истории. Многие дома вросли нижними венцами срубов в землю. Зашел в одну из таких изб. Жильцы уже покинули её. Осмотрел интерьер. Нашел книгу «Землю согревает человек». В ней рассказывается об истории, обычаях и проблемах малых народов Севера. Есть в Иркутске на набережной, за зданием областной администрации уютное место. Это аккуратный зеленый сквер с деревянным мостиком, вечным огнём и памятником погибшим воинам в Великой Отечественной войне. Рядом две православных церкви, костел и река Ангара. Вода, которую несет Ангара, имеет прозрачный светло-зеленый цвет.
        Далее я проехал по набережной к стеле, на которой установлены три барельефа: Ермаку, Хабарову и… Там стал я свидетелем жуткой трагедии, в которой погибли два человека.
Площадь у стелы довольно людное место. Сюда любят приходить горожане и приезжий люд. И вот сюда, прямо к стеле с неба свалился горящий мотодельтаплан. Лётчик разбился насмерть. Пассажирку увезли в реанимацию. Дельтапланом убило случайного прохожего. Вот и не верь после этого в чертово число 13.
         В Иркутске много беспризорных детей, бомжей (их здесь называют бичами) и пьяных мужиков. Здесь модно ходить по набережной с бутылкой пива или с полулитровым пластиковым стаканом в руках. Притом это делают не только мужчины, но не стыдятся так ходить женщины, девушки и даже подростки.
        Побывал на рынке. Замечательный образец современной архитектуры блистает стеклом, пластиком и бетоном.  Купил двух байкальских омулей. Не сдержался и съел одного там же на лавке. Мясо у омуля светлое и нежное, лузга белая, серебристая. По цене омуль не на много дороже обычной селедки. Омуль и сиг – основные промысловые рыбы Байкала.

                На родине Чингисхана.
                26 мая 1999 г. – 52 день.
                Читинская область.
        За Читой сбился с курса. Поехал на юг, к Монголии, а не на восток. Вернулся назад, но 25 км крутил педали напрасно.
        У подножия гор стоит стационарный круглосуточный пост автоинспекции. Здесь я подробно расспросил постовых о предстоящей дороге через хребет Черского и позавтракал, разогрев на их газовой плите банку каши с тушенкой из сухого пайка, подаренного генералом в Чите. Постовые  ГАИ угостили меня чаем и хлебом с маслом.
        Если взглянуть на географическую карту, то сразу заметно, что Читинская область это сплошная горная страна, расчлененная речными долинами. Горы здесь невысокие, и горные хребты выделяются на общем фоне горной местности тоже не высоко, но все же это горы. Ехать на велосипеде, даже по холмистой местности, нелегко. Что уж говорить о горах, пусть даже не очень высоких. Спуск – подъем, опять спуск и опять подъем, и так вновь и вновь много раз. Гаишники посоветовали мне сесть в попутку.
        - Сейчас мы тебя посадим, и ты быстро доедешь до Чернышевска. А там перегонщики машин ставят свои авто на железнодорожные платформы. Дальше ведь автодороги на восток нет, - сказали они.
        Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ждать попутку пришлось долго. Но зато я увидел, как классно работают ребята-гаишники.
Первая смена несла службу до 11 часов. Затем приехала и заступила на сутки вторая смена. Машин, которые бы мне подходили по маршруту, было немного, но и те были или загружены под завязку, или не было мне места в кабине. Так я просидел на посту до 15 часов. За это время я хорошо познакомился со всеми парнями и их работой. Останавливали они все транзитные машины и тщательно обыскивали их. Искали наркотики, оружие и незаконно перевозимый груз. Вооружены они были автоматами и одеты в бронежилеты.
        В тот момент, когда я читал парням свои рукописи, к посту подъехало два грузовика» КАМАЗ и Susuki. Они  нагружены мукой и везли её в Нерченск. Я загрузился в «японца».
        Дорога через хребет Черского не имеет явного перевала. Она идет со спусками и подъемами по горам и долинам рек. Местность засушливая, а день был жарким. Температура дошла до 30°С. Ветер встречный, сухой. В некоторых местах  виден горевший лес, а на многих склонах гор он уже выгорел. Судя из информации радио, леса горят в этом году в России от Урала до Тихого океана. Особенно много лесных пожаров в Читинской, Иркутской областях и в Бурятии.
        Хребет Черского не имеет скалистых гор. На склонах растет лиственница, сосен мало. Постепенно березово-лиственничные леса сменились на чисто березовые. Затем исчезли и березы, голая холмистая степь простиралась до Нерченска. Холмы песчаные, но песок укрыт слоем плодородной почвы, глубиной 1 – 2 метра. Это хорошо просматривается в песчаных карьерах. Вероятно, здесь в доисторические времена была пустыня с барханами. Теперь  много зерновых полей. Через Нерченск протекает широкая, но немноговодная река Нерча. В её русле песок и галька.
        По длинному бетонному мосту я пересек эту реку. За мостом увидел дорожно-строительный участок. Заехал на проходную к вахтёру и попросил устроить меня где-нибудь на ночлег. Вахтер сказал, что у них есть гостиница, ключ от которой находится у главбуха. Пришлось съездить на квартиру бухгалтера.
        Внешне небольшое двухэтажное здание выглядело блекло и ободрано. Зато интерьер удивил меня. На втором этаже безлюдной гостиницы я обнаружил три прекрасно меблированных спальни с чистыми и теплыми постелями. В той комнате, где я решил заночевать, есть телевизор, на полу и стенах ковры, торшер и двуспальная кровать. На кухне я обнаружил импортную электропечь, кухонный мебельный гарнитур, телевизор, холодильник и всю необходимую посуду. В холодильнике обнаружил помидоры, огурцы, лимоны, апельсины и сало. Приготовил ужин, выпил чаю и лег спать.
        Удачно вписался я на ночь в Нерченске.

                Платформа.
                28 – 30 мая 1999г. 54 – 56 дни.
                Читинская и Амурская области.
        От поселка Чернышевск Читинской области до города Сковородино Амурской области более 700 км. Между этими двумя населенными пунктами, находящимися на Транссибе, в атласе нет никаких автодорог, даже сезонных. Никакой информации об этом участке пути я не смог получить даже от своих друзей велотуристов. Т.о. в Чернышевске нужно было обязательно выяснить, можно ли там хоть как-то проехать.
        Совершенно случайно, еще дома, я узнал, что в Чернышевске проживают родители и две сестры моего товарища по работе. У них-то я и заночевал, и с ними выискивал в поселке информацию о предстоящем пути.
        Выяснилось, что вдоль Транссиба есть 90-то километровый путь до пос. Зилово. Где-то в средине этого пути стоит пос. Жерикен. А дальше об автодороге никто ничего не знал. Начальник контейнерной погрузки к этим сведениям добавил, что только по зимнику ходят к ним машины с Приморья, т.к. главными препятствиями на пути - реки и болота, а они зимой замерзают. Рискуют этот путь проехать зимой только бывалые перегонщики. Они перегоняют японские автомашины с Владивостока на продажу в Центр России. В летнее время, идущие на Якутию и в Приморье, машины грузят на железнодорожные платформы, и они преодолевают этот участок пути по железной дороге.
        Пошел на товарную станцию и поговорил с начальником. Узнал тарифы на перевозку машин и людей на железнодорожной платформе. Начальник сказала, что меня за 132 рубля могут внести в список пассажиров, и я могу легально доехать до Сковородино. Эти деньги отдавать мне было жаль, и я решил попытаться проехать бесплатно. Начальник станции не возражала против этого, но с условием, что меня возьмут на платформу люди, уплатившие за неё деньги. Три автомашины уже ждали погрузки, и стояли на охраняемой площадке. Ко мне подошла женщина, которая отвечала за оплату, погрузку и отправку платформы, и сказала, что машины будут загружать не на платформу, а в крытый вагон. Это обычный пассажирский вагон, из которого убраны почти все купе. Оставлены для сопровождающих лишь два купе. Однако к вечеру выяснилось, что такого вагона не будет, и грузить машины будут на обычную железнодорожную платформу.
         Машина первая – иномака. На ней ехали буряты (отец и сын). Вторая машина  – «Нива». Её перегоняли в Тынду для продажи. Машина третья – джип. Её владельцы, муж и жена, ехали в Якутск к дочери. С ними мужчина, начальник милиции одного из районов Омской области.
        Все владельцы машин не возражали, чтобы я ехал с ними на платформе. Но меня предупредили, что ночью в машину никто не пустит.
        Кроме того, мне нужно было договориться с железнодорожной охраной, т.к. она проверяла и машины, и количество пассажиров, указанных в документе. Я же собирался ехать нелегально, и меня могли не пустить на платформу. С охраной за меня договорилась та женщина, которая отвечала за отправку платформы. Она соседка родителей моего товарища по работе.
        Итак, я погрузился и теперь ждал отправления платформы. А её должны были прицепить к товарному составу прямого сообщения, т.е. к составу, который не подлежал переформированию на этом участке пути.
        Вечером к месту разгрузки прибыли две платформы из Сковородино. На одной стоял грузовик, в фургоне которого были еще два небольших авто. На второй платформе стояло три легковых машины. Водители  переругались с бригадой, которая на станции занималась закреплением и откреплением машин на платформах. Бригадир взял с каждой машины по пятьдесят рублей, перекусил ножницами крепежную проволоку и пытался на этом закончить свою работу. Но владельцы машин потребовали, чтобы бригада полностью развязала и раскрепила автомашины.  Водителей здесь «обдирают» на уровне государственного рэкета. Требуют взяток пожарники. Милиционерам тоже дай. Иначе нужно предъявить справку, что машина не в розыске. Еще нужно дать взятку железнодорожникам, чтобы побыстрее прицепили к составу.
        Только в час ночи нашу платформу прицепили в хвост грузового состава и отправили в путь. Погода пасмурная. Постелил впереди платформы, у борта картон, разостлал палатку, надел воинский плащ химзащиты и лег спать. Все равно ничего нельзя было увидеть – тьма. Только по перестуку колёс было понятно, если поезд идёт медленно – значит местность горная. Несколько раз ночью моросил дождь.
        Весь последующий день я наблюдал за окружающей местностью, автодорогой, и представлял, как бы я ехал там на велосипеде. А края там дикие, малонаселенные. Чтобы пройти этот путь я, наверное, затратил бы дней десять-двенадцать. Рельеф местности сложный. Автодорога то шла рядом, то ныряла под мост и оказывалась уже с другой стороны. Она часто уходила в сопки и вновь приближалась к железной дороге. В некоторых местах участки дороги отсыпаны гравием, но чаще этого нет. На марях и в заболоченных распадках есть лежнёвки, т.е. путь устлан бревенчатым настилом. Иногда дорога имеет в глинистом грунте глубокие колеи, заполненные водой. В иных местах на дороге лежат крупные каменные валуны. Реки и речки здесь немноговодные, мелкие, каменистые, течение в них не очень бурное, но быстрое. Чаще всего через них нет мостов, а потому мне пришлось бы их переходить вброд. На всем пути есть несколько крупных горных рек, перейти которые вброд нельзя. Таких рек за день я видел пять или шесть. Думаю, что их можно было бы пересечь по железнодорожным мостам, если, конечно, пропустит военизированная охрана. Водитель «Нивы», с которым я ехал на платформе, перегонял здесь по зимнику автомашины, и потому на всем пути следования комментировал и рассказывал о своих приключениях и авариях. Сеть дорог там весьма запутана, и можно заблудиться. Никаких знаков и указателей нет. Это – часто проселочные дороги, служащие местному населению для того, чтобы доехать от одной станции до другой. Некоторые дороги идут на лесоповалы или сенокосы.  Железнодорожники иной раз едут по ним к участкам магистрали для ведения ремонтных работ. По этим же дорогам местное население ездит  в тайгу на заготовку дров, на охоту и т.д.
        Поселки, обслуживающие железнодорожные перегоны, мелкие. Выглядят они как после налета вражеской авиации и бомбардировки. Всюду разруха. Производственные здания, в основном, заброшены. Видно, что множество людей уже покинуло эти посёлки. Жилые дома тоже заброшены, полуразрушены или полностью уничтожены пожарами. Иногда видны добротные многоэтажки из силикатного кирпича, но стекла в окнах выбиты, крыши разобраны или завалились сами. Всюду валяются какие-то металлоконструкции, механизмы и оборудование. Чаще всего в таких поселках оставшиеся люди живут в избах, возле которых уложены в  штабеля дрова. Выглядят эти поселки со стороны убого и угрюмо. Этим впечатлениям способствовала ещё и мрачная погода.
- Оттого нет здесь хороших дорог, что не хотят в этом угрюмом и неуютном крае жить люди. А может здесь еще не разведаны или нет полезных ископаемых. Иначе были бы поселки, города, а значит и дороги, - рассуждал я.
        Всё время вдоль дороги тянулись горы, горы, и еще раз горы. Они невысокие, поросшие некрасивой лиственнично-березовой тайгой. Тайга однообразная, безжизненная. Горы в Сибири называют сопками. В распадках меж сопками текут ручьи и речки с чистой водой. Фраза: «Человек есть царь природы» нигде не звучит так фальшиво, как здесь. Пространства здесь так велики, что человек на фоне этого выглядит очень ничтожно».
        Сопки то отступают от железной дороги подальше, то приближаются вновь, зажимая ее в ущелье. Путь часто прорублен в скале горы узкой траншеей. В такую погоду и в таком лесу было бы жутковато ехать и ночевать одному.
        Из рассказов перегонщика машин я понял, что у меня бы здесь были проблемы с продовольствием.
        - Народ в этих местах живет бедно и голодно. Хлеб сюда завозят электричками и не часто. Местное население сразу же раскупает его, - говорил перегонщик.
        После полудня пошел дождь, мелкий и частый. Моросил он и всю последующую ночь. Кругом сыро и мокро.
Ландшафт в этой части Сибири довольно однообразен, на горизонте всегда виден синеватый излом гор. Взлохмаченная тайга завалена стволами упавших деревьев. Там, где по ней прошел огонь, на пожарищах торчат одни пни. Местами в плоских долинах тайга уступает небольшие участки лугам. В тайге мох, кочки, сырость.
         К вечеру очертания дальних сопок стали расплываться. Я укрыл рюкзак полиэтиленовой пленкой, а сам сел в «Ниву». Человек, пригласивший меня, был для меня весьма интересен. По характеру он прост и общителен, не дурак, предприимчив, активен, обладает тонким чувством юмора, часто в полушутливой форме спорил со мной. Хвалился, что на перегоне машин неплохо зарабатывает, но дело это рискованное. Меня он по-дружески всё время донимал подковырками и дал прозвища Шпион и Сенкевич. Он рассказывал много анекдотов, да и сам импровизировал. По своим убеждениям он ярый русский националист. Когда разговор касался этой темы, то он становился похож на В. Жириновского. Он утверждал, что Россия должна быть только для русских.
        - Хохлов, кавказцев, евреев и других нужно гнать из России, - говорил он. – Они грабят Россию. Нужно ввести визовый режим. – А хохлы к тому же лезут в НАТО…
         - Русские, хоть и занимали главенствующее имперское положение в других республиках, как нация сплочения Союза, но они всегда и везде работали на самых тяжелых работах и не рыскали по стране, как кавказцы в поисках легкой наживы. Почему-то кавказцев не увидишь за станками на заводах, в шахтах с лопатой в руках. А вот спекулянты, аферисты, уголовники – они в первую очередь.
        Конечно, в его словах была доля истины. Но я возражал ему примерно так:
        - А что будет, если все бывшие республики СССР сделают то же самое – изгонят из своих государств русских? Ведь русских в Украине не меньше, чем украинцев в России. Немало их в Прибалтике, Средней Азии, Молдавии, на Кавказе.
        На ограниченной площади платформы приходилось общаться и с другими членами нашего небольшого общества. Буряты вели себя сдержанно и тихо. Они мало разговаривали, но относились ко всем дружески. Владельцы джипа относились ко мне высокомерно, изображали из себя аристократов, но с интересом слушали мои рассказы о путешествиях.
        Дождливую и холодную ночь я провел в «Ниве». Очевидно, я уже завоевал доверие его водителя. В машине мы разговаривали, спорили, шутили, пока нас не одолел сон. Когда в машине становилось холодно, он заводил мотор и включал печку обогрева салона. Мы засыпали в тепле. Но печь так нагревала воздух, что становилось нестерпимо жарко. Тогда её выключали, а через некоторое время опять в салоне становилось холодно. Так, дремая и мучаясь попеременно от жары и холода, мы просидели в машине до рассвета. Перед Сковородино есть две станции: Ерофей Павлович и Тахтомыгда. Они издали стали нам видны из-за электрических огней. В Сковородино прибыли в 8 часов по местному времени. Я не стал ждать, пока платформу подгонят к месту разгрузки. Снял свой велосипед, поблагодарил всех попутчиков, попрощался и побрёл к станции.
         В этот день был праздник святой Троицы. На перроне вокзала ко мне подошёл милиционер и попросил зарегистрироваться в отделении милиции. Он взял мой паспорт и через время принес назад. Сказал, что бывали случаи исчезновения туристов в этих краях. На всякий случай я стал расспрашивать его о возможности проезда по железной дороге на моем обратном пути.
        - Если у меня не хватит денег на билет в пассажирский вагон, то может ли дорожная милиция или администрация дороги посадить меня бесплатно в пассажирский или почтовый вагон? – спросил я.
        - Нет. Почтовые вагоны сейчас перевозят частные грузы и сопровождают их не работники железной дороги. Он даже назвал мне серии и номера частных вагонов. – Бывает, что они берут к себе попутчиков, но тех потом часто находят выброшенными из поезда в тайге.
        - Есть один вариант, - добавил он, - добираться на бичевозах (так здесь называют электрички).
        - Да! – подумал я, - очень заманчивая перспектива. Чтобы добраться домой, нужно будет сменить сотню «собак».
       Сегодня же своим ходом я проехал еще 17 км  и оказался в небольшом поселке Невер, откуда начинается 1177-ми километровая федеральная автодорога Невер – Якутск, имеющая название «Лена» и номер М56.

                Становой хребет.
                2 июня 1999 г. – 59 день.
                Якутия.
        После ночлега в урочище Лапри, я начал подъём на Становой хребет, который разделяет не только бассейны двух великих рек – Амура и Лены, но и Амурскую область с Якутией.
        Второй день лета, утром температура всего 5°С. Холодно.
Крутой и затяжной подъем в горы. Дорога усыпана песком и галькой, плохо укатана, колеса велосипеда вязнут. Часто останавливаюсь для отдыха. В долинах речек видны голубовато-белые наледи. Лед толстый и на поверхности от солнечных лучей стал рыхлым. На голых вершинах сопок лежит снег. К 12 часам температура поднялась лишь до 10°С.  Дует прохладный ветер. В этот день я наметил добраться до пос. Нагорный. Однако меня на пути подобрал КАМАЗ, и я преодолел значительно большее расстояние. Машина  нагружена балластовым песком – так её меньше трясет на ухабах.
        Даже на автомобиле подъем к перевалу был долгим и ступенчатым. Дорога попеременно, то поднимается тягуном вверх, то идет некоторое расстояние по равнине. В районе перевала  по обе стороны лежит глубокий плотный снег. С высоты перевала открывается величественная панорама заснеженных гор Станового хребта. В районе перевала растет только тальник и кедровый стланик, а на склонах со щебневой поверхностью растительности нет вовсе. Вершины гор овальные, голые, заснеженные. Острых и скалистых пиков нет. Судя по карте, высоты вершин Станового хребта не превышают 1000 – 1200 метров. Перевал Нагорный – это не точка, а длинный и сравнительно ровный участок дороги. Якуты здесь навязали на ветви тальника множество полосок тканей - таков их обычай. Крутого спуска с перевала нет. Дорога с него ступенчато спускается вниз, иногда опять поднимается вверх. Она долго идет на высоте 700-800 метров. Но и этой высоты достаточно, чтобы на склонах сопок лежал снег. Шофер рассказал, что зимой здесь дуют сильные ветры и бывают снежные заносы. Поэтому даже среди густых зарослей стланика всё же стоят снегозадерживающие щиты. Я удивился этому. Зачем щиты? Ведь снег вполне могут задерживать кусты стланика. Но водитель пояснил: «Стланик под весом первого снега сразу припадает к земле, и после этого от него в снегозадержании нет никакой пользы». В конце концов, в районе пос. Нагорный автодорога все же опустилась к железной дороге. Рельсовый путь проложен к угольному разрезу Беркакит и станции Нерюнгри, и он также сложно преодолевает Становой хребет. Железная дорога вьётся по долинам рек и ручьев, вгрызается в склоны сопок, врубается глубокими траншеями в каменную толщу гор. Небольшой состав из вагонов с углем тянут на полном газу два тепловоза.
        В Нагорном перед мостом есть развилка двух автодорог. Одна идет на мост и затем опять поднимается в высокогорье. Другая, более длинная, но менее сложная, тянется рядом с железной дорогой. Обе ведут к Нерюнгри. Мы поехали по первой. Подъёмы на этой дороге долгие и сложные. Здесь уже не Становой хребет, а Якутское нагорье. Дорога проходит среди снежников, зарослей кедрового стланика или по высокогорным тундровым степям. Идет она мимо поселка и станции Золотинка, эвенкийской деревни Иенгра.
        Я в Якутии, в этой далекой стране холода, протянувшейся до берегов Ледовитого океана. Два месяца потребовалось мне, чтобы автомашинами, железнодорожным транспортом, а в основном велосипедом, добираться сюда. 59 дней – это не так уж много, если учесть расстояние, которое я преодолел. Это 8 477 км. Каких-нибудь сотню лет назад сюда удавалось добраться совсем немногим путешественникам. Но и теперь не всем, кто хотел бы здесь побывать, удаётся увидеть эти края. У меня это получилось, и потому я был рад этому факту.

                «Красный крест» на золоте.
                5 июня 1999 г. – 62 день.
                Пос. Чульман – г. Алдан.
         После ночлега на базе золотодобывающего прииска в пос. Чульман продуктов питания у меня не поубавились, а наоборот, прибавилось. Утром, после плотного завтрака в столовой, повара нагрузили меня рыбными и мясными консервами, куском мяса-оленины, пирожками, хлебом и даже компотом из сухофруктов.
        Выехал на шоссе. Тяжелые свинцовые тучи по-прежнему висели над Алданским нагорьем. Учитывая, что вчера я промок «до нитки», то сегодня я обул даже резиновые сапоги. Дождя с утра нет. Я спустился на велосипеде к реке Чульман, пересек её и  поднялся пешком из долины наверх. Дорога теперь пошла уже с меньшими подъёмами и спусками. В тайге лиственница, реже сосны и кедровый стланик.
        В 10 часов стал накрапывать дождь. Болоньевая куртка опять постепенно промокла. Проехал 39 км, и увидел «карман» (заезд), где стоял вагончик-харчевня и эстакада для ремонта автомашин. Подъехал на вело к КАМАЗу. Постучал в кабину и попросил водителя меня подвезти. Не хотелось мне ехать на велосипеде в такую холодную и слякотную погоду. Но водитель оказался лентяем, и сказал:
        - Так это мне нужно помогать тебе грузить?
        - Только подай в кузов велосипед и рюкзак, - сказал я.
        - Не буду я выходить из машины, - сказал шофер, и закрыл дверь.
        Он, может быть и прав. После сытного обеда выходить на дождь, что-то поднимать… Не барское это дело. Рядом на эстакаде стоял микроавтобус УАЗ. Его водитель согласился меня подвезти сразу. В УАЗике, кроме худощавого водителя с рыжими усами, ехали его жена с ребенком и рабочий аптеки. Везли они из Беркакита в Алдан медикаменты по линии гуманитарной помощи Красного креста.
        Всю дорогу водитель и его жена, сидя рядом, сорились, и даже успевали на ходу «смазывать друг друга по морде». Муж обещал по прибытию домой побить жену, но жена не ждала обещанного, и дралась с ним тут же, в машине. Её муж старался, как мог, уклоняться от ударов. Он отворачивал лицо в сторону или закрывал его рукой. Машину в это время кидало в сторону и водило на горной дороге, как «пьяную девку на городском тротуаре». Страшновато было наблюдать эти дурацкие семейные сценки, которые могли закончиться для всех могильными крестами.
       Жена водителя потребовала, чтобы он заехал в посёлке Большой Хатыми в магазин и купил чего-нибудь поесть. В этом поселке протекает одноименная река. Долину окружают сопки высотой 1000-1200 метров.
Вместе со мной в салоне микроавтобуса сидел разнорабочий аптеки Юра – мужчина, по натуре флегматичный и спокойный. Говорить с ним, по причине его характера и умственных способностей, было не о чем, а потому я больше старался наблюдать из окна автомашины далеко простиравшиеся якутские ландшафты и окружающую природу.
        В десяти километрах от пос. Большой Хатыми начинается довольно крутой подъём к перевалу Тит, которым меня не раз пугали шоферы, и не напрасно. Перевал и окружающие его сопки блистали снегом. Ещё не растаял глубокий зимний снег, а ночью выпал свежий летний. Перевал Тит обозначен на карте почему-то под названием Эвота. Под этим наименованием здесь его никто не знает. Очевидно, топографы нанесли его на карту по названию рядом стоящей сопки Эвота, высота которой 1601м. Стоит она слева от дороги, а справа расположена почти такая же по высоте гора высотой в 1554 м. Как раз между этими двумя сопками и лежит перевал Тит.
        На перевале мы остановились, вышли на снег и сфотографировались. Шоферы говорят, что снег здесь не тает даже летом.
        А дальше дорога пошла на стабильной высоте. Она, то немного опускалась вниз, то опять поднималась вверх. По некрутым склонам сопок здесь стоит хилый и редкий  лиственничный лес. Даже невысокий кедровый стланик, который почти не проходим,  растет здесь редкий. Местность холодная. Иногда с автодороги видна новая железная дорога, которая уже дошла до Томмота, но по ней поезда пока не ходят. Эту дорогу должны вскоре достроить до Якутска. Видна здесь насыпь и старой железной дороги, проложенной зэками еще в довоенные сталинские времена. Во время войны рельсы с этой дороги сняли, да так потом и не восстановили.
        Проехали заброшенный нежилой пос. Малый Нимныр. В нем еще стоят нежилые избы, несколько лет назад работала столовая, и водители заезжали сюда перекусить. Здесь лишь одно кирпичное двухэтажное здание, а повсюду снег, снег, снег и холод, а ведь сегодня пятый день лета.
       Далее проехали мимо полностью разрушенного поселения Васильевка, в котором был лагерь заключенных. От лагеря осталось только старое с крестами кладбище. Оно слева от дороги, а справа видно каменное здание бывшей дизельной электростанции. От бараков заключенных и прочих деревянных зданий ничего не осталось. Вероятно, их сожгли. В районе Васильевки очень мрачная холодная местность. Здесь также лежит снег, и кое-где виднеется редколесье из сухих и чахлых лиственниц.
        Далее спуск к пос. Большой Нимныр. В нем ремонтная база СМУ, несколько двухэтажных жилых зданий, лесопилорама, протекает река Бол. Нимныр. В этих краях не наступило  не только лето, но и весна не набрала еще силы.
За перевалом Тит нас ожидала совсем иная погода. Мы уехали от слякоти, мокрого снега и всей непогоды. Облачность поднялась (а может, наоборот, мы опустились ниже), небо посветлело. Облака огромные, белые, кучевые. Меж облаков просматривается небо чудной голубизны.
        Меня высадили из машины за 15 км до г. Алдана. Водитель боится здешнего ГАИ, которое запрещает брать попутчиков, а не так давно в этот район въезд и вовсе был только по пропускам. Шофер УАЗа посоветовал заночевать мне в одном из небольших поселков золотодобытчиков, в Оргон-1 или Оргон-2.
        - Там много покинутых изб и лачуг, - сказал он.
Никаких поселковых властей в этих двух населенных пунктах уже нет. Дорога идет здесь по долине золотоносной реки Орто-Сала. На ней когда-то работала драга. Теперь она на треть погрузилась в песок и воду, превращена в груду ржавого металла. Перестала работать драга – замерла жизнь в поселках.
Я не стал искать здесь ночлег и решил все-таки доехать до Алдана. Но перед въездом в город у велосипеда сломалась трещотка, и я заехал на базу золотодобывающей артели «Восход». Сторож указал мне на рабочее общежитие. Вахтерша позвонила главному инженеру артели, и тот дал добро на мое поселение. Принял меня к себе в комнату шофер-татарин, где я и заночевал, но не без приключений. Но об этом иной рассказ, в иной книге и в другое время.

                Амуро – Якутская  магистраль.
                8 июня 1999 г. – 65 день.
                Якутия.
        АЯМ имеет еще одно официальное название – Федеральная автомобильная дорога «Лена». Она имеет, в основном, гравийное покрытие. Машины, движущиеся по АЯМу, оставляют после себя очень длинный шлейф серой пыли. Пылевой туман гораздо менее проницаем, чем водный. Чтобы не столкнуться в облаке пыли, машины идут при встрече с включенными фарами. Пылевое облако оседает нескоро. Ветра нет.
        Издали увидел мчащуюся белую иномарку с включенными фарами. Она оставляла за собой след, подобный следу реактивного самолета. Установленным у водителей жестом, я показал водителю иномарки, чтобы он выключил фары, ведь встречной машины не было. Но он не понял моего условного знака и остановился.
        - Что ты показывал? – спросил он.
        Я объяснил ему свой жест.
        - Да я их не выключаю специально. Надоело, - сказал он.
        Я попросил у него чего-нибудь попить, и получил бутылку напитка. Им я утолил жажду и промыл свое запыленное горло.
        «Так, не работая в шахте, и силикозом можно заболеть» - подумал я.
Пыль оседала на моем потном теле толстым слоем, и приходилось время от времени смывать её в ручьях. Благо, в тот день было солнечно и тепло.
        Заходил я несколько раз в тайгу, набирал по жмене прошлогодней ягоды-толокнянки. Тайга в этом крае сухая. Мха нет вовсе. Почву ковром укрывают жесткие темно-зеленые листочки толокнянки. Между стебельками толокнянки лежат прошлогодние рыжие игла лиственниц. Новые иглы у лиственниц мягкие и нежные. Они распушено торчат во все стороны на тоненьких веточках. От еловых игл они отличаются светлым окрасом.
        Ландшафт нагорья здесь имеет протяженные холмы, высотой 500-600 метров. Дорога проходит вдоль реки Курум-Кунню, но реки из-за тайги не видно.
В заезде увидел два КаМАЗа с полуприцепами, груженые контейнерами. А рядом стояла та же белая иномарка, которая останавливалась прежде возле меня.
        Я подъехал к шоферам. Они заканчивали обедать. Владелец иномарки на этот раз был раздет до пояса. Спина, грудь и руки его укрыты татуировкой.
        - Тебе куда ехать? На Якутск? Мы туда тебя как раз довезем. Загружайся, - сказал один из водителей.
        Я быстро с их помощью погрузил рюкзак и велосипед в кузов. Мы познакомились.
        - Если хочешь – поешь… Не стесняйся, - сказал мне Иван.
На колесе КАМАЗа я обнаружил большой термос с кофе, колбасу, печенье, пряники, пирожки. Подкрепился неплохо.
        - Встретимся в Улу. Жди нас там – сказал Иван водителю аномарки.
        - У тебя есть удочка? Порыбачу. Я верну её тебе в Улу, - сказал человек в наколках.
        Иномарка была «крышей» перевозимого груза. Это я понял по тому, когда шоферы о чем-то тихо шептались.
        Через 60 км мы подъехали к Улу – рабочему поселку дорожников. Здесь стоят несколько двухэтажных домов и кочегарка. На речке Улу я увидел пацанов, ловивших рыбу удочками. Но иномарки там не было. Не заехали мы и в поселок. Это выглядело странно. Ведь они договаривались встретиться в Улу.
        Далее до самого пос. Качикатцы населённых пунктов нет. Расстоянее между Улу и Качикатцы 150 км. В 47-ми километрах от Улу есть так называемый Добролет. Это площадка у речки, где дальнебойщики останавливаются поесть и размяться. Речка называется Сыргылыр. Вода в ней коричневатая, как чай, но пить её можно. Ещё через 19 км есть Хайсырдах – покинутый хутор дорожных строителей. Отсюда начинается какой-то дальний зимник. Еще через 16 км стоит покинутое поселение метеорологов Мундуруччу. Остались избы. Зимой шоферы используют их для ночлегов. Здесь бродит прирученный водителями лосёнок. Как только машина останавливается, лосенок бежит выпрашивать кусок хлеба. А через 66 км от Мундуруччу есть перекресток и пост ГАИ. Здесь одна из дорог уходит на Ниж. Бестяг, откуда начинается тракт на Магадан. В этом же Неж. Бестяге находится основная паромная переправа через Лену на Якутск. Но мы свернули к пос. Мохсоголох. Там есть меньшая паромная переправа через Лену.
К 20 часам подъехали к переправе.  Так состоялась еще раз моя встреча с этой могучей рекой.
        К переправе дорога едет грунтовая. Там, в луговой низине побережья Лены, мы чуть было не застряли в пучине. Так называют здесь места, где дорогу пучит. Это происходит оттого, что под насыпью местами оттаивает мерзлота, образуется плывун из песка и воды, грунт размягчается и приобретает свойства резиновой губки. Дорога на месте пучины кажется ровной, только насыпь мокрая. Когда колесо наезжает на пучину, то почва проседает, и колесо может застрять в этой мякине. Но если оно проходит это место, то грунт опять поднимается и выравнивается.
        При подъезде к берегу Лены, где идет погрузка машин на паром, стоит будка. Там шоферы производят оплату за переправу. Тариф зависит от грузоподъёмности машины и веса перевозимого груза. За проезд людей в машинах плата не взимается. Поэтому я переправился через Лену бесплатно.
        На реке нет никакого обустроенного причала для заезда автомобилей на баржи.  Да и соорудить такой причал технически сложно. Ведь уровень воды в Лене постоянно меняется. Говорят, что возле Качикатцы в будущем построят мост.
        С баржи, на которой мы должны были переправляться, опустили лебедкой мостик. Нужно быть классным водителем, чтобы с первого раза с большой точностью поставить задним ходом КАМАЗ с полуприцепом в нужное место на барже. Баржи и буксиры частные. Грузоподъемность у них различная, но они сравнительно невелики и берут на борт от одного до четырёх грузовиков.  Ширина Лены в этом месте около четырех километров. На реке видны два острова, поросших тальником. Левый берег Лены высокий и обрывистый. С правого берега хорошо виден  Покровск – небольшой городок. В нем цементный завод и завод ЖБИ, на которых работают в основном заключенные.
        На баржу заехало три КАМАЗа. Все машины с контейнерами. Плыли 45 минут, обходя два острова. Лена течет тихо. Паром, который отплыл перед нами, вернулся назад, т.к. дал крен, и переправляться было опасно. Машины могли сползти с парома и утонуть. Они ведь не закрепляются. Понятно, что и для людей находиться на таком пароме опасно. Вода в реке холодная. Доплыть до берега не реально.
        На противоположном берегу нас уже ждала белая иномарка. Мы выехали на шоссе и возле поворота на Покровск стали ждать. Я пересел в машину эвенка, а Иван поехал в сопровождении легкового автомобиля разгружать свой левый товар в Покровск. Когда Иван приехал, эвенк спросил его, что за товар он привез.
        - Меньше будешь знать – больше проживешь, - ответил ему Иван.
        Две тонны товара у него было спрятано под брезентом, т.к. контейнер занимал не все место в кузове. Для таможни и ГАИ у Ивана были документы лишь на перевозку контейнера, а остальной груз был незаконным. После разгрузки Иван опять вернулся к нашей стоянке, но уже с двумя легковыми авто, в которых сидели плечистые парни. Я слышал, как они говорили Ивану:
        - Есть на дороге самозванцы. Так ты им в случае чего скажи о Чехоне, запомни номер машины и лица. Мы их накажем.
        Самозванцами они, очевидно, считали неорганизованных рэкетиров.
До того времени, как к стоянке подъехала мафия, к нам подрулили на мотоцикле с коляской парни-якуты из близь лежащего звероводческого совхоза. Они были пьяны, вели себя нагло, но нас все-таки побаивались, т.к. и их и нас было поровну. Якуты ходили вокруг машин, спрашивали, что везем, хлопали дверями машины, заглядывали в кабину. Мы старались не поддаваться на их провокационное поведение, но опасались от них какой-нибудь хулиганской выходки. Когда подъехали рэкетиры и Иван, то якутов с площадки «как ветром сдуло».
        Мы продолжили путь на Якутск, до которого было еще 100 км, по асфальтированному шоссе. В этом районе Якутии совершенно нетипичная для Севера природа. Тайги нет вовсе, а вдоль берега Лены идет широкая полоса луговой равнины, которая слева окаймлена крутыми склонами холмов. Деревья здесь растут только на холмах, а на равнине местами только тальник и кое-где березовые рощицы. Эта равнина похожа больше на степь. Деревни стоят здесь крупные и видно по-всему, что места здесь давно обжиты. Это одна из трех исконных земель якутов – долина Туймада.
        В это время года ночи нет. Все хорошо видно даже в полночь. Время с 24 до 2 часов подобно сумеркам. Затем вновь светлеет. Закат и восход сливаются в единое зарево. На лугах равнины паслись коровы и низкорослые лохматые лошади. В Якутии оленьи стада лишь в тундре, а в Центральных районах выращивают на мясо, в основном, лошадей.
        Проехали, сияющую огнями, Канадскую деревню. Это учебный центр-интернат для особо одаренных детей якутов. Все здания действительно были привезены в разобранном виде из Канады.
        Мы въехали в пригород Якутска, и на стоянке перед военизированной автобазой стали на отдых. Мы очень устали. Попили чаю и легли в кабинах спать.
        Первыми жителями Якутска, которых я увидел, были две пьяных проститутки-якутки. Они шли по безлюдной дороге и ругались благим матом. Выпросили у Ивана по сигарете и ушли.
        После отдыха мы попрощались, и я двинулся своим ходом в город.

                По исконным землям якутов.
                12 июня 1999 г.
                Якутск – Маралайы.
         Начинаю новый этап путешествия из Якутска в Магадан. Это самый дикий и полный неизвестности участок маршрута. В Якутске мне посчастливилось купить карту двухкилометрового масштаба. Карта называется так – Федеральная автомобильная дорога «Колыма».
         Выехал из Якутска в сторону аэропорта. За городом есть указатель вправо «Переправа». Здесь я погрузился на большую самоходную баржу. Кроме меня на неё еще заехало пять КАМАЗов с полуприцепами и два десятка легковых авто. На пароме пьяный якут стал приставать  ко мне со своими идиотскими разговорами. Другой якут дал мне бутылку «Оранжа», а третий сказал, чтобы я зашел на пост ГАИ, когда выйду на главную дорогу.
        - Там тебя угостят. Я дам указание, - сказал чиновник из республиканского управления ГАИ.
        Паром плыл через Лену 1 час 45 минут. Денег за переправу с меня не взяли опять же по указанию гаишника.
        Въехал в пос. Нижний Бестях к ГАИ. Выпил у них чаю. Постовые якуты, как и шоферы, с которыми я плыл на пароме, тоже ничего не знают о дороге «Колыма» дальше своего улуса (района).
        Сразу же за поселком пошла грейдерная дорога, да еще какая! Её насыпь состоит из песка, глины и булыжников. Колеса велосипеда вязнут в сыпучем песке, наталкиваются на булыжники. Ехать по такой дороге очень тяжело, почти невозможно. Велосипед чаще всего катил руками, а при езде скорость не превышала пешеходную. Дорога равнинная, грунт вокруг песчаный, тайга сосновая. Сухо. В тайге растет трава, а не ягодники или мхи. Появилось много комаров и больших желтых слепней.
        Поменял покрышку. Старая протерлась настолько, что из-под корда вылезла пузырем камера. Тут же наспех и всухомятку пообедал.
        Проехал еще несколько километров и остановился на берегу небольшой речушки, чтобы смыть пот и пыль с рук и лица. Здесь же остановился КАМАЗ. Двое якутов везли в село для посадки картофель. Они сами предложили мне проехать на машине до Маралайы. Природа и климат в этом, сравнительно густо населенном Центральном районе Якутии совершенно отлична от других районов.  Они весьма благоприятны для животноводства и растениеводства. Этот район расположен в междуречье Лены и Алдана. Здесь плоская возвышенность покрыта лесом. А в лесу бесчисленное множество аласов – округлых полян, поросших травой. В середине некоторых аласов есть мелководные озера. Когда-то эти луговые остепненные аласы были озерами. Но постепенно озера заиливались и зарастали травой. Небольшие озера в центре некоторых аласов и есть остатки тех древних озер среди тайги.
         Вот эти как бы остепненные места облюбовали в старину якуты. Раньше якуты жили у таких аласов семьями или небольшими группами, в зависимости от величины такого аласа. А они бывают довольно обширными. Как правило, алас огорожен по кругу жердями, чтобы на него не заходил скот. Аласы предназначены для сенокосов. Ведь для кормления крупного рогатого скота зимой нужно очень много сена. Коров здесь кормят сеном восемь месяцев в году. Летом же лошади и крупный рогатый скот пасутся в тайге. На аласах стоят кое-где прошлогодние стога сена. Они отдельно огорожены изгородью на случай захода на алас диких животных и лошадей.
        «После переезда по тенистому лесу мы выезжаем на изумрудные светлые, свежие и сочные луга следующего аласа, окаймленных более темной стеной тайги, а потом дорога снова уводит нас в лес» - так описывает Черский путешествие по Центральной Якутии.
        После того, как я сел в КАМАЗ, мы миновали село Тюнгюлю. Дорога изменилась к лучшему. Она стала более укатанной, а грунт более глинистым. За окнами машины мелькали тайга, аласы, табуны лошадей, стада коров. Шофер и его односельчанин – якуты. Вели они себя со мной просто и по-приятельски. Всю дорогу они рассказывали мне о природе и обычаях из края. В этом и есть для меня интерес передвижения автостопом. Я меньше контактирую с природой, зато больше получаю интересующей информации.
        Высадили они меня в селе Маралайы у дорожной харчевни, построенной в форме древнего национального жилища – балагана.
        Шоферы-якуты не просто высадили меня, а передали, что называется, из рук в руки, предварительно объяснив, что хозяин этой харчевни заслуженный учитель республики, историк, занимается археологией. Он создал в селе музей. К сожалению, Макаров Григорий Константинович был нездоров и лежал тогда в больнице. Хозяйствовал в балагане его сын Аял. Меня сразу же сытно и бесплатно накормили котлетами из конины с рисовым гарниром, жареными карасями, напоили пивом и чаем. Я отведал также якутский хлеб, который пекут в виде небольших квадратных лепёшек в формах. Спать меня отвезли на УАЗике в новый дом семьи Макаровых. Изба срублена из бревен по русскому образцу.  Внутри стены гладко выстроганы, настелен пол. В избе две жилых комнаты, кухня и большие сени. Жилые комнаты уютно обставлены дорогой мебелью. Перед дверьми каждой комнаты на гвоздике висят метелочки их конских волос с точеными деревянными ручками.
        - Для чего они? – спросил я, хотя знал уже о культовом назначении этих предметов.
        - Чтобы отгонять злых духов и комаров, - пошутил Аял.
        В комнате множество всякого рода предметов национального быта и культуры: точенные из древесины кубки для кумыса, рога оленей, широкий кожаный пояс с чеканными украшениями, какой-то амулет, якутский нож и другие национальные сувениры из шерсти, кожи, дерева и металла.
        Возле дома построено из древесины еще одно оригинальное по архитектуре сооружение, похожее по форме на юрту, но с окнами. Стена цилиндрическая. Крыша в виде конуса и укрыта корой. Внутри очаг в виде небольшого камина-комелька. Через окна я увидел в этом странном сооружении множество предметов, сгодившихся бы для музея: бивень мамонта, книги, украшения, поделки. Время было позднее, и потому знакомство с хозяйством, усадьбой и сельским музеем я отложил на завтрашний день. Мне постели на мягком диване, и я уснул сытый, в тепле и домашнем уюте. Мне опять повезло с добрыми и гостеприимными людьми этого края.

                Ралли в тайге.
                15 июня 1999 г. – 72 день.
                Якутия. Село Уолби – село Усть-Татта.
         Ночевал я в этот день в селе Уолби. Это крайняя географическая точка, куда сравнительно благополучно можно доехать по отсыпанной грейдерной дороге. А вот куда ехать дальше, не смотря на имеющуюся у меня карту, я не знал. Не мог я это выяснить и в райцентре Ытык-Кюёль. Расспрашивал местных шоферов, заходил в управление местной администрации, к председателю по спорту. Сведения были противоречивыми, и толком указать мне, как переправиться через Алдан и добраться до поселка Хандыга никто не знает, потому, как лично туда никто не ездил. Формально и административно якутская территория, находящаяся за Алданом, подчинена Якутску. Но всё материальное и продовольственное снабжение идёт туда, в основном, из Магадана.
        Ночевал я в Уолби в семье управляющей Ивановой В.И. Её муж, разговаривает на русском языке с заметным якутским акцентом, и он точно объяснил мне мой дальнейший путь, сомневаться в правдивости и логике которого я не мог. Степан Петрович вечером рассказал с черным юмором:
        - На Мегино-Алдан летом дороги нет. Я и сын недавно ездили на тракторе на озеро бить уток. Туда 30 км. Мы с трудом туда добрались. Сильная грязь, болота, тайга. Дальше, ещё хуже. Дальше реки, озера, болота, вода. Мостов нет. Не проедешь. Людей тоже нет. Есть медведь и волк. Медведей много, волков много. Медведь у нас маленький, но шустрый. Волк большой. Сейчас кушать им нечего. Ягоды нет. Тебя скушают. Поедешь туда – умрёшь. Никто туда до осени не ходит. Если найдут твои кости, то только осенью, когда будет мороз. Оружие есть? Только топорик!? Карабин надо. Туда не ходи. Ехать надо на Усть-Татту. Оттуда на Хандыгу ходит паром. Он идет два дня. Цена за перевоз машины 2800 рублей. Тебя возьмут бесплатно.
        На моей карте, ни дороги, ни села Усть-Татты не обозначено, но в устье реки Таты есть село Булун. Вероятно, и Усть-Татта и Булун – это два названия одного и того же населенного пункта. Мне сказали, что туда 60 км. В общем, та дорога, по которой из Уолби зимой на Хандыгу идут машины, поросла никем не примятой зеленой травкой. А с дорогой на Усть-Татту я познакомился позже.
         Утром почувствовал себя больным. Скорей всего это дала о себе знать моя хроническая ангина. В теле появилась слабость и повышенная температура. Но от чего? Бывало, мерз в палатке, мылся в холодной воде, пил ледяную воду, и ничего… А тут, наоборот, спал ночь в тепле, пил вечером теплое кипяченое молоко, а утром приболел. Валентина Ильинична накормила меня завтраком, дала попить горячего чаю со сливками. Она же рассказала мне, что питаются они в основном мясом. За зиму их семья съела быка, лошадь и свинью. Скот забивают осенью, и мясо закладывают в ледник. А ледники в каждом дворе здесь большие. Выдолблены они в вечной мерзлоте. Так что даже летом в них морозно. Еще якуты употребляют в пищу молочные продукты. Едят масло, сливки, сметану, пьют молоко, но молочные каши не готовят. В зимнее время каждая семья закладывает в ледник две-три машины льда. Лед режут на озерах размером 40;40 см. А изо льда летом получают питьевую воду. Как это ни странно, но во многих местах Центральной Якутии, т.е. там, где нет рек, нет питьевой воды. Из непроточных и неглубоких озёр воду для питья брать нельзя. Летом вода в них легко прогревается и становиться от микрофлоры зелёной. О колодцах и родниках не может быть и речи. В мерзлоте нет водоносных слоев.
        Нужно отметить отношение якутов к экологии. В якутских деревнях не видно свалок бытового мусора, и порядка в них больше, чем в русских деревнях.
        Итак, я выехал из Уолби в Усть-Татту. Большую часть шестидесятикилометрового пути я шел пешком или ехал с очень малой скоростью. Средняя скорость составила всего 8 км/час. Дорога проходит по заболоченной и безлюдной местности. Даже там, где грязь успела подсохнуть, глубокие колеи, а в них куски прикатанной грязи. От этого дорога стала ухабистой. Ехать в глубокой колее по ухабам на велосипеде  практически невозможно. К этому нужно ещё прибавить «стиральную доску», образовавшуюся от гусениц трактора. Во многих местах, где заболочено, машины проделали в грязи такие глубокие колеи, что диву даешься, как там могут ездить шоферы.
        Когда я доехал до средины пути, то у велосипеда сломалась трещотка. Сегодня все было плохо: дорога, здоровье, велосипед.
        На полпути  к Усть-Татта стоят столбы сэргэ, беседка и лавочка. Есть там и очаг с крючьями для поджаривания мяса. У столбов сэргэ много дарственного «мусора». Прежде всего, это мелкие по номиналу монеты или купюры. Там также лежали гильзы от патронов, авторучки, пуговицы, сигареты, жвачки, пряники, печенье, кусочки хлеба, значки, гвозди, батарейки, болты, чашки, галька, пирожки, детали машин, бигуди, шурупы, игрушки, стеклянные пузырьки, лекарственные таблетки, кассеты, пачки от сигарет, конфеты, всякого рода обертки, упаковки, расчески, лошадиный волос и даже презерватив. Здесь же косичками висят, навязанные на веревки, ленточки тканей.
        Столбы сэргэ для якутов имеют особое значение. Это своего рода национальный символ. В старину подобные столбы устанавливались возле жилищ для коновязи. Теперь эти столбы используют как символы, как скульптуры, как идолы. К ним якуты приносят свои дары, веря в языческих богов добра и зла, хотя многие якуты еще со времен империализации этих земель Россией, приняли православие. Но сейчас, похоже, что они возрождают свою изначальную религию – шаманизм.
        Эти же столбы сэргэ в советские времена использовались для ознаменования юбилейных дат. Устанавливали эти резные и разукрашенные столбы в памятных местах, парках, скверах, на аласах и т.д. Причиной установки сэргэ могло быть и рождение в семье ребенка. В скверах сел их ставят в честь съездов КПСС, юбилеев комсомола и юбилеев победы в Великой Отечественной войне, в ознаменование основания села и т.д. Стоят такие столбы и на границах улусов. Возможно, они имеют и другие культовые назначения.
        Пока я рассматривал столбы и дары, подъехал микроавтобус УАЗ с якутами, пробивавшихся в райцентр из какой-то глухой таежной деревни.
        Я спросил их, далеко ли мне еще ехать до Усть-Татты.
        - Далеко. Нужно делать перевал. Вот такая дорога (он показал на ту дорогу, по которой я ехал), дорога хорошая. Дальше пойдет хуже, будет грязь, - сказал якут.
        - Какой перевал? Что, будут еще и горы? – переспросил я.
Нет. Гора нет. Дорога такая, ровная… Тебе нужно отдыхать, - разъяснил абориген.
        - А! Надо делать привал, - догадался я, и обрадовался тому, что гор не будет. Но то, что дорога будет еще хуже, меня не обрадовало. Куда уж еще хуже, чем она была.
        Зашел на алас. Там стоят старый балаган и скирда сена. В балагане обнаружил камелек, состоявший из жестяной трубы и ведра, под которым жгли костер. Здесь отремонтировал трещотку. Прошел еще несколько километров по дороге, и тут меня догнал УАЗик. С шофером этой машины я успел познакомиться вчера в Ытык-Кюёле.
        - Давай тебя подвезем, - предложили парни, сидевшие в машине.
        - А как же я с велосипедом?…- спросил я их.
        Затолкали велосипед в салон и сели в невероятно неудобных позах сами. И тут началось ралли. Там, где это было возможно, водитель разгонял машину как можно сильней и преодолевал глубокие колеи, заполненные водой, за счет инерции машины. Мотор надрывисто гудел и из-под капота шел пар. Брызги воды и жидкой грязи разлетались в стороны при форсировании очередного препятствия в заболоченных местах. Машину бросало в колее, как марионетку. Мы сидели, вцепившись руками в трубы передних сидений, и благо было, что были зажаты в салоне друг другом. Но велосипед этому благу никак не способствовал, и об его части кто-то, да и ударялся.
        То, что мы ехали в колее, было и плохо и хорошо. Почему плохо – я уже описал. А хорошо – потому, что выскочить из глубокой колеи машине было невозможно. А значит и близкие к дороге стволы лиственниц и берез были нам не так уж страшны. Как-то не хотелось нам их испытывать на прочность лобовым ударом советского джипа.
        Мы проезжали по полуразрушенным мостам, и я радовался тому, что наш УАЗик был все-таки легче других машин, и мы, вроде бы, не должны проломить ветхий деревянный настил из бревен и досок. Но длилось это ралли не долго. Через 12 км машина вскочила в густую глинистую грязь и намертво села на оба моста меж двух глубоких колей.
        Пассажиры и шофер сняли обувь и босиком влезли в холодную грязь. Я же из-за болезни делать этого не стал, а занялся другим делом. Взял топор и пошел валить березу, чтобы рычагом подважить машину. В тайге нас сразу же атаковали кровожадные комары, мошки и слепни. Мои сапоги и мазь от гнуса достать нельзя. Дверца багажника, где лежал рюкзак, зажата грунтом. Шофер пытался копать вязкую грязь лопатой, но сломал держак. Но вот счастье! Навстречу нам двигался УРАЛ-бензовоз. Он зацепил буксировочным тросом УАЗ, почти вытащил его из грязи, но тут у УАЗа отвалилось переднее колесо.
        Я выгрузил велосипед, навьючил на него рюкзак, обошел по тайге этот топкий участок дороги и дальше двинулся своим ходом. А те трое парней остались в тайге ремонтировать машину и кормить собой комаров. Не завидовал я им.
        Остановился на привал еще раз. Из-за высокой температуры и усталости чувствовал себя плохо. Полежал немного на дороге в полузабытье, выпил таблетку лекарства с чаем.
       В Усть-Татту прибыл в 17 часов. Поселок большой – 1600 человек. Населен он якутами. Нашел по подсказке местных жителей избу главы администрации, которого зовут Александр Александровичем. С ним пошел в контору, отметил маршрутку и попросил меня устроить из-за болезни на ночлег в помещение. Меня на ГАЗ-53 привезли на нефтебазу, которая находится вне поселка на берегу Алдана. Это моя вторая встреча с Алданом, этим могучим притоком Лены.
        На нефтебазе устроился в сторожке конторы. Сварил на электроплитке суп, вскипятил чай, наглотался таблеток и улегся спать. Сон для организма лучший врач.

                Паромная переправа на Алдане.
                Якутия. Усть-Татта – Хандыга.
                15 июня 1999г.
        Еще до прибытия в Усть-Татту мне сообщили, что на берегу Алдана, в том месте, где обычно причаливает паром, стоят две машины с русскими шоферами и ждут паром на Хандыгу.
        После химиотерапии и четырехчасового сна болезнь отступила, и я сразу же из сторожки нефтебазы переместился к месту стоянки машин. Ведь ночи здесь летом нет. Выяснилось, что три машины пробиваются, как и я, на Магадан. Но на берегу Алдана стояло только две: Супер-МАЗ с длинным полуприцепом и Супер-МАЗ автокран. Шоферов машин на месте не оказалось – они ушли в деревню. А дежурил там попутчик Руслан. Он объяснил мне:
        - Одну машину уже отправили в Хандыгу первым в этом году паромом. А мы торчим здесь уже восемь дней. Звонили в Хандыгу. Сказали, что паром в Усть-Татту придет не скоро, и лучше нам ехать в пос. Харбалла, что на реке Тата. Туда по большой воде вскоре должен прийти паром.
        Это значило, что машинам и мне опять нужно возвращаться по Магаданскому тракту назад около ста километров. Объяснил Руслану, что проехать там без гусеничного трактора невозможно.
       - Кажется, я здесь застрял надолго, - подумал я, анализируя полученную информацию. - Река Алдан пока самое серьёзное препятствие на моем пути.

                73 день путешествия. 16 июня.
        Перебрался по совету якутов из сторожки автобазы к причалу, ибо можно прозевать прибытие парома. Поставил палатку на берегу Алдана, на пригорке под берёзой. Познакомился с шоферами автомашин.
         Гена – водитель нового автокрана. Перегоняет машину из Новосибирска в пос. Усть-Омчуг Магаданской области.
         Саня – шофер Супер МАЗа. Выехал из Магадана по зимнику еще зимой с грузом в Новосибирск. Теперь с почти пустым кузовом возвращается опять в Магадан.
         Руслан – молодой парнишка, попутчик. Добирается из Якутска в пос. Дукат Магаданской области. Все трое сидят на берегу в ожидании парома восемь дней. Они уже перезнакомились с половиной населения деревни, ловят рыбу, бездельничают у костра.
         День солнечный, теплый. Комары есть, но их не так много, чтобы нельзя было терпеть. Меня накормили ухой. Рыба мелкая – гальяны. И шоферы мне подтвердили, что в Усть-Татту в этом году приходил лишь один паром. Я надеялся еще и на то, что кроме парома сюда может прийти «Ракета» (пассажирское судно на подводных крыльях) или какой-нибудь катер. С велосипедом и на таких судах могу доплыть до Хандыги. Но пока надежды не было никакой. Мазистам путь отрезан с обеих сторон. С одной стороны Алдан, с другой – дорога, по которой им не проехать.
        И я тоже от безделья взял удочку и пошел искать место для рыбалки. Берег Алдана крутой, хотя и не высокий. На крутизне берега растет тальник, смородина и прочий кустарник. По берегу стоит лиственничная тайга. У берега в реке ветви, коряги. Найти более-менее удобное место для рыбалки трудно. Но я все же нашел чистую воду. Закинул удочку с наживкой. На моё удивление, поплавок почти сразу же ушёл в воду. За три часа натаскал два килограмма гальянов. Много рыбешек срывалось с крючка, да и рыбак из меня неважный. Ловил рыбу, пока не зацепил крючок за ветвь затопленного дерева. Крючок оборвал. Очень мешали ловить рыбу комары. На ужин приготовил для всех тушеную в томате рыбу. Костер из бревен горит в лагере постоянно.
         По Алдану сегодня прошло две сухогрузных баржи и танкер. Течение в Алдане быстрое, река многоводная. Алдан по величине не уступит Волге. Напротив нашего бивака большой необитаемый остров. Спал я в палатке. Белой полярной ночью спать все же прохладно. Из вечной мерзлоты тянет холодом.

                17 июня. 74 день.
         Бездельничаю. На костре нагрел ведро воды и устроил банный день. Сварил на завтрак вермишель с тушеной рыбой. Приготовил салат из зеленого лугового лука. За этим луком якуты сейчас выезжают на аласы целыми семьями. Собирают его много и заквашивают на зиму. Это хорошая витаминная пища для северян от цинги.
        Сильно докучают комары даже у костра. После неспешного завтрака пошел опять ловить рыбу. Но хорошего клева не было. И всё же на обед гальянов наловил. Пожарил рыбу на костре.
       Шоферы с начальником нефтебазы поехали на моторной лодке в посёлок на праздник Ыссыах. Этот праздник – древняя традиция якутов. Проходит он в конце июня, в каждом селении в разные дни. Точного календарного дня здесь не придерживаются.  Это своего рода якутский Новый год.
        Ыссыах или Иссык в переводе с тюркского, этнически к которым относятся и якуты, значит тёплый. Этот праздник – символ тепла и света. На празднике обязательно пьют кумыс. Поэтому его ещё называют кумысным праздником. С 1 июля начинается сенокос, и тогда уже не до праздников. Время сенокоса - самое трудоемкое время для якутов. Сена на зиму заготавливают много.
        Я на праздник не пошел. Меня оставили сторожить машины. С этим нужно было смириться, чтобы шоферы меня взяли на паром в машину. Тогда точно не надо будет платить за проезд на пароме. Плата за переправу автомобиля начисляется так же, как и на паромах Лены в районе Якутска, т.е. по грузоподъемности машины и за груз. Сопровождающие машину люди в расчет не берутся. Поэтому я хочу пристроиться к мазистам, как будто еду с ними. А велосипед нужно будет спрятать в кузове.
        К вечеру к нашему биваку возвратились шоферы. Они напоили меня кумысом, и мы пошли в гости к директору нефтебазы, дом которого построен рядом с причалом. Этот якут живет не бедно. Хороший деревянный дом, импортная мебель, холодильник, телевизор, видеокамера. Гена спускался с ним в ледник и рассказал, что там увидел полным полно мяса, рыбы и другой еды. Они принесли большую серебристую рыбину. Мясо у этой рыбы белое, как сало. Из неё мы сделали строганину. Это делается просто: с замороженной рыбины снимают шкуру. Затем тоненькими слоями строгают, но не всю сразу, а по мере употребления. Строганину присаливали, ели сырой и мерзлой. Хорошая к водке закуска.
         Директор показал якутский нож, рукоятка и ножны которого изготовлены из капа. Кап – это нарост на стволе березы. Структура древесины капа подобна карельской березе и ранее ценилась на вес серебра.
       Неожиданно был объявлен аврал. К берегу причаливал паром. Пришлось мне быстро сворачивать палатку и грузить велосипед в кузов МАЗа. Машины, не без труда, заехали на паром. Мы отплыли и тут же причалили к острову. Развели на нем костер и приготовили ужин. Стояли там все ночное время. Я спал в кузове машины на войлоке. Было холодно, а когда поднялось солнце, то сразу же стало жарко.

                июня. 75 день.
        Паром  на Хандыгу сразу не ушел, потому что ждал, застрявшего на 13-ом километре (?) УАЗ с начальником прииска и его рабочими. Кроме двух МАЗов на паром заехали вахтовый УРАЛ, микроавтобус УАЗ и много пассажиров-якутов. К причалу подходили несколько раз, переставляли машины, уравновешивали погружение и крен баржи. Утром едва успели сварить завтрак. Отплыли от острова и причалили к берегу. Наконец-то приехал ожидаемый приисковый УАЗ.
        Наш паром - это баржа с катером-толкачом. Паром частный. Его команда состоит из трех человек. Из русских -  только мы и команда. Все другие якуты. На пароме находились мужчины, женщины, дети и даже собаки-лайки. На баржу выгрузили с машины целый кузов водки, пива, напитков и другие продукты питания. От причала отошли лишь после полудня. День солнечный и жаркий, но температура воды в Алдане всего 10°С. Шоферы Гена и Саня успели вчера сходить в поселок и закупить на дорогу продукты питания. На пароме есть печь-буржуйка и дрова, можно готовить еду.
         Алдан в этом районе Якутии широк и имеет множество крупных и мелких островов. Берега низкие, равнинные, поросшие тайгой. После полуночи доплыли до того места, которое якуты называют Мамонтовой горой. Здесь Алдан поворачивает и его течением размыты два песчаных холма, отчего берег здесь обрывист и высок. В песчаных отложениях хорошо видны древние слои. Говорят, что здесь нашли множество останков мамонтов, и антропологи вели раскопки.
Мы плыли на пароме по участку Алдана там, где он течет по Центрально-Якутской равнине. Его долина сильно расширена, и пойма имеет в иных местах ширину до 15 км. Здесь множество озер и болот. Само русло имеет ширину несколько километров и распадается на отдельные рукава, разделенные островами. Судоходен Алдан от устья до города Томмот, т.е. до того места, где я пересек его первый раз. Теперь вот состоялась более продолжительная вторая встреча с Алданом. Скорость парома небольшая, всего 7-8 км/час. Ведь мы идем против течения. Паром часто подходит близко то к правому, то к левому берегу, огибает множество островов. Алдан течет  среди дремучих лесов. На его берегах не видно никаких признаков жилья.
         Возле Мамонтовой горы причалили к берегу. Команда катера легла спать. Я тоже, одевшись потеплее, лег спать в кузове машины, а чтобы не докучали комары, укрылся одеялом с головой.

                19 июня. 76 день.
         Спал до тех пор, пока не пригрело солнце. Спалось под монотонный гул мотора парома хорошо. Шоферы спали дольше меня.
         Принялся готовить завтрак и кипятить чай. Стол соорудили из запасной покрышки и листа прокладочного асбеста. Завтракать к нам пришел якут. Он начальник золотодобывающей артели, и ехал с группой своих рабочих на прииск. Якут принес две бутылки водки, которые на пароме продают по 60 рублей. На материке её цена в три раза дешевле. Якут уговаривал меня ехать с ним.
        - Приехал сюда на велосипеде – уедешь на Мэрсэдесе.
         Подвыпив, он начал исполнять популярные эстрадные песни, притом не только пел, но и эмитировал саксофон, ударник, гитару, тромбон. Забавный человек.
        Двое его подчиненных описывали круги вокруг нашего застолья в надежде, что и им достанется немного водки. Начальник отгонял их окриками на своем языке, но те, сделав очередной крюк по барже, опять подходили к нашему застолью. Я угостил одного из них, но Александр (якут-начальник) сказал:
        - Не надо. А то они начнут дуреть.
        После завтрака меня научили играть в китайского дурака, и мы долго играли в карты.
        У пос. Крест-Хальтжай из-за быстрого течения реки причаливали к берегу долго. В швартовке учавстсвовали  пассажиры парома и ожидавшие паром на берегу люди: толкали паром шестами, подтягивали канатом, подкладывали бревна к съездному мостику. Я работал с матросом на лебедке. На берег машины съехали неудачно. Съезд был крутым. УАЗ повредил себе стоп-сигналы и обшивку кузова. Здесь же выгрузили водку, пиво и продукты питания. За участие в разгрузке я заработал бутылку пива. А пиво в этих краях тоже дорогое. Стоит оно вчетверо дороже, чем в европейской части России.
        После Крест-Хальтжай на пароме стало свободней. Скучные природные пейзажи по берегам не изменились. Тайга, безлюдье. Сопок нет. За два дня все надоело и примелькалось. Паром сегодня дважды догоняли моторные лодки с якутами. Они на ходу причаливали к парому, бросая веревку, покупали водку и также быстро уплывали. Мы от безделья играли в дурака, обливались теплой водой из шланга системы охлаждения двигателя, стирали одежду, а после полудня спали. Комаров почему-то сегодня нет вовсе. Лишь к вечеру появилась мошка. Но и она тоже не жалила, а лишь вилась у лица, что раздражало меня. Гена постоянно выдает экспромтом шутки-прибаутки, анекдоты, присказки. В голове у него этого добра накоплено немало. Саня, хоть и моложе, но серьезней и молчаливее. Руслан парень симпатичный, но глупый и малообразованный. Он примитивно хитер и скрытен

                20 июня. 77 день.
      Выше впадения в Алдан его притока Амги ширина реки уменьшилась вдвое. Еще 15 км пути на пароме, и мы причалили к берегу в пос. Сасык, которого на моей топографической карте нет. Дальше паром не пошел. Не было смысла плыть с такой скоростью против течения. Из Сасыка в Хандыгу есть автодорога.
         Причаливать к берегу пришлось в двух местах. В первый раз на берег съехали с баржи автокран и УАЗ, а затем, уже в другом месте, МАЗ с полуприцепом.
        Выгружались ранним утром. В поселке сегодня у старшеклассников был выпускной вечер, и они теперь группами расходились по домам.
        Переправа через Алдан состоялась. Я по реке преодолел приблизительно 170 - 200 км. Эта водная преграда была самым серьезным препятствием на моем маршруте путешествия.

                Колымский тракт.
                Хандыга – Магадан.
                1999г.
        Хандыга в здешних местах считается крупнейшим базовым поселком. В нем есть порт, крупная нефтебаза, автобаза, всякого рода мастерские, товарные и продовольственные склады.
        В Хандыге мы подъехали к заправочной станции. Там нас ждала третья машина, которой удалось двенадцатью днями раньше добраться до Хандыги первым паромом. Дальше мне можно было ехать своим ходом, т.е. на велосипеде. Но по рассказам шоферов на 700-от километровом участке пути через реки почти всюду нет мостов, а они в этих краях бурные, холодные, многоводные, особенно в дождливую погоду. Мне также рассказали, что сейчас через реку Кюбюме проходят бродом не каждая машина. Два пролета деревянного моста, построенного в сталинские времена, давно обрушились. Поэтому я решил проехать этот участок пути автостопом. Шоферы Саня, Гена, а теперь еще и бородатый Иван Иванович, не возражали против этого. Я уже успел подружиться с ними и занял в их команде место повара. Приготовление еды у меня получалось лучше, чем у кого-либо другого. К тому же лишние руки и помощь в пути им не помешают.
        Выехать сегодня не смогли. Нужно было закупить немало горючего, а для этого нужны деньги. Деньги же должны прийти переводом на почту. А почта не работала из-за выходных дней и праздника Ыссыах. Ждать придется три дня.
Еще необходимо закупить продукты, а они здесь дорогие, и стоят еще дороже, чем в Якутске. Об овощах и фруктах говорить не приходится. Они здесь есть, но цены на них высокие.
        Вечером шоферы пошли в гости. Иван Иванович за десять дней в Хандыге все разведал. Гена оставил мне на хранение 12 тысяч рублей.
«Удивительная доверчивость ко мне. Ведь мы знакомы всего четыре дня, и он не знает даже моей фамилии. Впрочем, куда я денусь. Из поселка ведь лишь одна дорога» - думал я.
        Мы обосновались у заправочной станции. Заправщица – жена капитана парома, на котором мы прибыли в Хандыгу. Мы вымылись в душевой, покушали, выпили чаю и даже посмотрели телепередачи. А вечером, вместе с Русланом, я обошел поселок. Население в Хандыге наполовину русское. Поселок старый, много в нем полуразвалившихся времянок, вросших в землю избушек и лачуг. Многое из них сгорели или их разрушили соседи.

                21 июня. 78 день.   
          Несмотря на то, что сегодня  понедельник, но почта в Хандыге не работает – в поселке праздник.
        Утром на заправочную станцию заступила работать другая женщина. Она накормила меня и Руслана жареной картошкой с мясом и напоила чаем. Шоферы в машинах не ночевали. День выдался жарким. По телевиденью передали, что из-за сухой погоды, установившейся в Магаданской области, бушуют таёжные пожары.

                22 июня. 79 день.
          Сегодня самый продолжительный полярный день. Сборы в дорогу. Деньги на горючее получены. Солярка закуплена. А взяли в дорогу горючего немало – по тонне на каждую машину. Для этого на машинах, кроме основных, установлены ещё и дополнительные баки. Закупили также много продуктов питания. И я внес 100 рублей в общую кассу, хотя это очень немного. Здесь действует правило: собираешься в дорогу на день – бери продуктов на три.
           День опять жаркий и солнечный. Северные поселки поражают своим хозяйственным хаосом, беспорядком, захламленностью и разрухой. Попытки узнать у местных шоферов о состоянии дороги на Магадан ничего не дали. Никто конкретно нечего не знал. Все местные машины крутятся в районе поселка и его округе. Но нам стало  известно, что дорога будет нелегкой. Поэтому мы кроме продуктов питания и горючего погрузили в кузов бревна, брусья, доски, топоры, пилу, проволоку. Все это на тот случай, если в дороге потребуется её ремонт.
         Глядя на карту, можно увидеть, что дорога из пос. Хандыга долгое время идет вдоль реки Восточная Хандыга. Несмотря на то, что мы ехали по долине, но реку видели всего дважды. Это потому, что реку скрывает тайга. Дорога идет в окружении лиственниц и берез. Я ехал в кабине вместе с Генной на автокране. С Саней сидел в кабине Руслан. С Иваном Ивановичем ехал якут Иван, с которым познакомились еще на пароме.
         До урочища Сотый километр, т.е. до моста через реку Томпорук, дорога идет по равнине. На 70-ом километре находится пос. Теплый Ключ. Это очень небольшой поселок связистов и автотранспортников. В нем находится механизированная колонна, управление связи и телевиденья, которые обслуживают кабельную связь с Магаданом. Здесь есть аэропорт. Мы заехали в поселок, чтобы купить две бочки двигательного масла, т.к. у МАЗа Иван Ивановича есть течь в двигателе, и ему нужно постоянно доливать масло. Устранить неисправность в полевых условиях невозможно. Поэтому тоненькая струйка масла постоянно оставляла след на дороге.
        Иван Иванович ехал первым, за ним – Гена, а замыкал колонну Саня. Но после того как у Саниного МАЗА выстрелило колесо, и он отстал, его машину поставили в средину колонны.
        За Теплым Ключом виден Скалистый хребет. В предгорьях у многих лиственниц почему-то сломаны верхушки. Я спросил Гену, отчего это? Оказывается, здесь, после того как лиственницы оденутся в зелень, бывают снегопады. И тогда тонкие стволы верхушек наклоняются под тяжестью снега и ломаются.
        Перед Скалистым хребтом лежит заболоченная местность, укрытая тундровой растительностью: низкой порослью ольшаника, ивняка, черной карликовой березы.
        Вначале мы въехали в горы хребта Сете-Дабан, и только затем  пересекли Скалистый. Оба эти хребта являются естественным продолжением Верхоянского хребта.
        - Вот такая и наша, магаданская, природа: горы, сопки, хилая лиственничная тайга, - сказал Гена.
        Скалистый хребет не похож на скалистые Кавказ или Памир. Горы имеют высоту 1700-1800 м, максимум доходят до высоты 2000 м. Они, в основном, имеют конусообразную округлую форму с каменными осыпями на склонах. Лишь кое-где видны скалы, но породы их складывающие сравнительно мягкие. Здесь нет гранитов, базальтов, а присутствуют сланцы, песчаники и прочие осадочные породы. В горах мы по-прежнему двигались вдоль реки Восточная Хандыга, но теперь уже не по широкой долине, а в ущелье. Тихая, равнинная Хандыга, превратилась в бурную горную реку, обрамленную по берегам толстыми голубыми наледями. Дорога не имеет крутых подъемов и спусков. Мы постепенно поднимались всё выше к истоку реки.
        В пос. Развилка несколько деревянных двухэтажных домов дорожников. В поселок не заезжали, но говорят, что там есть магазин и медпункт.
        Проехали два опаснейших участка, которые шоферы называют Белым (Желтым) и Черным прижимами. Дорога здесь очень опасна. Она врезана полкой в крутые склоны гор и вьется узкой  лентой без всяких ограждений. Она проходит над рекой на большой высоте. Сорваться машине в пропасть здесь не сложно, если шофер неопытен, а дорога скользкая от грязи или снега. Внизу ущелья шумит река, видны потерпевшие крушение автомобили.  Река прорезала зимние голубые наледи, и течет в них как в траншее. Наш автокран качает на ухабах грунтовой дороги. Малейшая ошибка в управлении или отказ тормозов, и нас уже ничто не спасет. Лететь вниз далеко. Дух захватывает от езды по этим прижимам. Особенно опасен Черный прижим.
         Названия хребтов я нашел на топографической карте Колымского тракта. В действительности же, визуально, все они сливаются в единую горную страну. В горах, даже на вершинах, снега нет. Лишь кое-где пятнами белеют снежники. Зато наледей в долинах и ущельях много. Некоторые долины сухие – это суходолы. Вода там течет лишь весной при таянии снега или летом в дождь. Сопки имеют голые вершины, а понизу на них растет хилая лиственничная тайга. Некоторые из гор совсем голые.
        После Черного прижима пересекли Хандыгу по металлическому мосту. Рядом с ним перекинут через узкое ущелье старый деревянный, построенный в сталинские времена заключенными. Здесь есть домик метеостанции. Он  стоит в глубине ущелья. К нему через реку перекинут подвесной канатный мостик. Скорость движения автоколонны небольшая, а потому проехали за день всего 200 километров.
        Выбрав поудобней место, стали на ночлег. Разожгли костер. Приготовили ужин. Гена пытался наловить в реке хариусов, но безуспешно. Спать улеглись в кабинах.
 
                23 июня. 80 день.
         В начале дня мы двигались по ущелью Восточной Хандыги до устья её притока Сеторым. Переехав через приток по мосту, мы стали подниматься к его истоку и достигли его в районе метеостанции Восточная. Местность эта перевальная. Сопки здесь невысокие. Зато общая приподнятость местности значительна. Долина реки расширилась. Появились неглубокие, похожие на блюдца, округлые озера. Растительность полутундровая. Северные склоны сопок поросли редкими низкими лиственницами и бледно-зеленым ягелем. В долинах поросль черной карликовой березы. Стволики у берез не белые, как обычно, а по цвету  и форме напоминают кору вишни. Растет еще там ивняк и ольшаник.
         Перевал четкой грани не имеет, но уклон дороги от него пошел вниз. Теперь мы стали ехать вдоль реки Кюбюме. Горы снизились до высоты 1500 м. Это уже Оймяконское нагорье. Таким образом, мы въехали в местность, славящуюся самыми низкими температурами в северном полушарии земного шара. Дорога хорошо здесь накатанная и прямая. Ехали быстро. Остановившись, насобирали толстоногих шампиньонов.
        К полудню мы доехали к месту, где нужно вброд форсировать реку Кюбюме. Ветхий деревянный мост, стоящий здесь, уже давно не действует. Два из четырех его пролётов рухнули. Первым решился форсировать брод Иван Иванович, и неудачно. Его МАЗ напрочь засел в песке и гальке посреди реки.  Гена и я на автокране переехали реку удачно, взяв немного ниже по течению.  Прошла реку и третья машина. После долгих размышлений наших водителей, Гена и я поехали в пос. Кюбюме искать трос. Поселок стоит в нескольких сотнях метрах от реки. Он уже практически не существует. Механические мастерские, жилые дома, котельная, гаражи, здание администрации пустуют. Мы обошли всё, но трос не нашли. В конце поселка все же есть один жилой дом связистов и производственное здание с аппаратурой связи. Есть у них и небольшой гараж с мастерской. Там и удалось раздобыть трос.
        Сражение с рекой за машину начали с того, что попытались на буксире автокраном вытащить застрявший МАЗ. Автокран заехал на галечный островок, и начал тянуть, но машина Иван Ивановича даже не шелохнулась. Зато трос порвали.
        Следующее решение было таким: стрелой автокрана одновременно тащить и приподнимать МАЗ. Для этого долго разматывали трос с лебедки и таскали в ледяной воде крюк. Но опять ничего не вышло. В ледяной воде по пояс работали Гена, Саня, Руслан, якут Иван и Иван Иванович. Я не рискнул лазить в такой холодной воде, и занимался приготовлением на костре еды и чая. После полудня уровень воды в реке поднялся сантиметров на тридцать, скорость течения увеличилась. Причина – таяние снежников в горах, оттаивание верхнего слоя мерзлоты и таяние наледей в долинах и ущельях. По реке поплыли куски льда.
После двух неудачных попыток вытащить машину мы не знали, что же делать дальше. Из Хандаги должны были выйти два УРАЛА – значить ждать нужно два дня. Да и приедут ли они, точно не было известно. Можно было возвратиться назад на пятьдесят километров к метеостанции Восточной. Там стоят два скрепера. Но вряд ли нам дали ими воспользоваться, а их водителей там нет.  Можно было поехать в Якутский поселок Томтор. Там есть гусеничный трактор. Но до поселка 150 км. Чтобы пригнать гусеничный трактор к Кюбюме нужно не менее двух дней. Всем стало ясно, что положение дел у нас неважное. Через некоторое время приехал УРАЛ с дорожными рабочими, но и он не смог вытащить из реки МАЗ.
        После всех неудач шоферы съездили в поселок Кюбюме, купили водки «для сугреву», поужинали и попадали, измученные, спать. Я поставил в кузове палатку. В неё заползли Гена и Руслан. У Гены болела спина. Растер её мазью из своей аптечки.
         Беда не приходит одна. У МАЗа Сани потёк радиатор. Сняли его, повезли паять в мастерскую связистов. Взяли к этому еще и вулканизировать камеры.
      Пришло, на радость всем, два УРАЛа дорожников. Было уже за полночь, но ведь ночи в это время года белые. Опять Саня, Иван Иванович и якут Иван полезли в ледяную воду тащить и зацеплять трос, но на этот раз не напрасно. Двумя УРАЛАми всё же удалось вытащить МАЗа на берег. Выпили они еще две бутылки водки, и после этого все легли спать.
        Перед бродом через Кюбюмэ есть развилка. Дорога уходит к пос. Усть-Нера. По ней можно проехать только зимой. Чтобы она стала всесезонной, осталось достроить 20 км, и тогда через Усть-Неру можно будет ездить в Магадан. Скоро эта дорога станет основной, а та, по которой поедим мы, будет второстепенной.

                24 июня. 81 день.
         Выехать утром не получилось. Гена и Руслан поехали к связистам вулканизировать камеры. Якут Иван пошел в поселок мириться с другом, с которым вчера по пьянке подрался. Иван Иванович и Саня ставили радиатор. Я готовил завтрак и помогал водителям в ремонте машин. Выехали только в 14 часов. На переправе мы потеряли сутки. За два дня проехали всего 330 км.
        Опять ехали по Оймяконскому нагорью. Проехали мимо большого озера Улу, на котором увидели множество уток и гусей. В долине реки Сунтар огромные поля голубоватых наледей. Река здесь течет широко, тихо и мелководно, и потому здесь в лютые зимние холода река полностью промерзает. Площадь наледей занимает здесь несколько квадратных километров. Мы приблизились к местности, где река Сунтар сливается с реками Агаякан, Кюенте и Учугей-Юрях. Четыре реки сливаются в одном месте. Какая из них является главной – разобрать трудно. Моста здесь нет. На этот раз, прежде чем заезжать в реку и на наледь, мы остановились и все осмотрели. Первыми преодолели препятствие на автокране Гена и я. Вначале проехали брод. Затем вышли из машины и осмотрели весь путь по льду до противоположного берега. Лед еще прочный, хотя сверху он представляет собой разделённые кристаллы, длиной по 15-20 см.
        Далее путь идет по широкой долине. Много озер. Сопки невысокие, поросшие чахлой растительностью из лиственниц, берез и кедрового стланика. В районе поселка Учугей лежит широкая безлесная долина. Здесь луговые сенокосы. Поселок населен якутами. Именно такие пейзажи я наблюдал до пос. Томтор. Здесь есть аэропорт. В пяти километрах от Томтора есть еще пос. Куйдусун и одноименная река. В поселке  живут дорожники. Такое же название имеет и здешняя межгорная впадина. В сорока километрах от Куйдусуна находится пос. Оймякон. В нем официально зарегистрирована самая низкая температура северного полушария Земли, равная – 72,2°С. Это полюс холода, и именно этим знаменит этот поселок и впадина.
        В пос. Куйдусун мы заночевали. Остановились на площадке у кочегарки. Жгли костёр, готовили еду. Я писал в дневник путевые заметки в три часа ночи. Светло. Не дают покоя комары. За день проехали всего 150 км. В иные дни я на велосипеде проезжал больше.

                25 июня. 82 день.
         Продвижение нашей автоколонны продолжается. За три дня не встретили ни одной дальнобойной машины. Поэтому мы не знали, что нас ждет впереди.
         В Куйдусуне закупили продукты питания, а главное хлеб. Здесь есть хлебопекарня. Для устройства на дороге настилов и опор загрузили в кузова еще большее количество бревен и брусьев.
        Пересекли реку Индигирку по мосту, сооруженного из металлоконструкций и дерева. Настил из досок в ужасном состоянии. Доски полугнилые и поломаны колесами машин. На нашем пути было много деревянных мостов, проезжать по которым на крупнотоннажных машинах небезопасно. Дорога пыльная. Ветра нет. Поэтому наша колонна растянулась. За Индигиркой много голых сопок из мягких осадочных пород. Из-за столь низких зимних температур здесь вымерзает любая растительность. Оттого нет никакого почвенного слоя.
        И сегодня колонна ехала медленно. Дорога плохая. Дважды приходилось строить из бревен, досок и брусьев сооружения для преодоления препятствий. Первым препятствием была промоина. Выложили мостик. Шоферы, как эквилибристы, точно направляя колеса по команде впереди стоящего человека, медленно проехали эту промоину. Малейшая неточность в управлении, и машина соскользнет в овраг.
        Вторым препятствием было заболоченное место. Выложили настил из бревен и досок. На пути многие мосты непригодны для проезда. Но даже те, которые еще стояли целыми, могли обрушиться под тяжестью наших грузовиков. Поэтому, если было возможно проехать бродом, то мы так и делали. Завалиться даже с небольшого моста в реку  смертельно опасно. Некоторые железобетонные мосты тоже  не в норме. В дождь самые безобидные горные речки превращаются в бурный поток и сметают на пути даже железобетонные опоры. А многие сталинские деревянные мосты сожжены.
        От Индигирки начали подъём к перевалу, по которому проходит граница Якутии с Магаданской областью. Дорога стала еще хуже: узкая, ухабистая. Лишь кое-где видны бревенчатые настилы сталинских времен. Рассказывали, что эта дорога была построена зэками. Если заключенный умирал, то ему не рыли могилу в мерзлоте, а укладывали под насыпь и бревенчатый настил. Поэтому и говорят, что эта дорога построена на костях.
        Природа в этих краях такова. Всюду невысокие сопки-гольцы. Их склоны не круты, не обрывисты. Зайти на любую из них не составило бы труда, если бы возникло такое желание. Внизу они обросли мхом, лишайником, невысоким кустарником и редкой порослью малорослых лиственниц. Это лесотундра. Снега на вершинах сопок и здесь нет, но кое-где видны пятна снежников. И здесь в долинах много наледей, но они не такие огромные и мощные, какие видели вчера. Речки здесь немноговодные. Можно переходить их вброд. Ночи светлые. Красивы закат и восход солнца. В Магаданской области время идет на два часа раньше, чем в Якутии. Разница с московским временем составляет восемь часов, с киевским – девять.
        Мой велосипед от тряски в кузове сильно пострадал. Веревкой, которой я его закрепил, перетерло покрышку и камеру, рассыпался натяжной ролик переключателя передач.
        Продукты питания в этих краях очень дорогие, а потому задерживаться здесь не стоит. Я уже внес в общую кассу 200 рублей, но это совсем небольшие деньги в сравнении с теми, какие потратили шоферы.
Опять ночевали у реки, жгли костер, готовили ужин. Мост через эту реку сожжен. От него остались только нижние мокрые венцы деревянных опор, заполненные валунами.

                26 июня. 83 день.
        И сегодня мы преодолели два весьма опасных участка дороги. Особенно опасен был второй. Дорога врезана в склон сопки, насыпь размыта. Пришлось пилить бревна, выкладывать клети, укладывать на них брусья и по ним переезжать промоину. Если бы это шаткое сооружение вдруг не выдержало нагрузки, то машина свалилась бы на крутой склон сопки вниз. Каждая машина медленно переезжала по двум брусьям под командой впереди стоящего водителя, который жестами показывал, куда нужно крутить руль. При этом в кабине сидел только шофер, а все остальные в целях безопасности из машин вышли.
         В Магаданской области из-за плохой дороги скорость нашего продвижения стала еще меньше. Промоины на дороге плохо видны. Поэтому опасно набирать скорость даже там, где это возможно. Ехать на велосипеде здесь вполне возможно, но реки переходить нужно вброд. Определенную опасность в этих местах для одиночного путешественника представляют медведи. Ведь населенные пункты здесь отстоят друг от друга на больших расстояниях, машин идет мало, а ночью их нет совсем, хотя и светло. Велосипедист едет тихо, а медведи здесь порой выходят на дорогу. Там их не так донимает гнус. Следы оленей и медведей я видел не раз. Так что неожиданная встреча человека с медведем возможна.
        Из Куйдусуна мы подвозили одного старого якута, который там батрачит на хозяина. Этот якут рассказал, что на прошлой неделе на ферме медведь задрал корову. Он утверждал, что лосей и медведей здесь много, а волков почти нет. Уток в этом году настреляли всего штук по двадцать на семью. Это очень мало. В иные годы били они и по двести штук.
        У этого якута Гена выпросил щенка лайки, и он теперь ехал в кабине с нами. На привалах мы его выгуливали, и каждый с ним играл и дразнил. Щенок  старался ухватить нас за штанину и злобно рычал. Зубы у него тонкие и острые, как иглы. После полудня выехали к поселку Кадыкчан, а это значило, что мы выехали на накатанную магистральную дорогу Магадан – Усть-Нера. Здесь есть даже пост ГАИ. В Кадыкчане угольная шахта. Поселок современный, благоустроенный. Дома многоэтажные. Вблизи стоят поселки Кедровый и Мяунджа.
        Решено было сегодня дальше не ехать. Остановились у реки для прощального ужина и текущего ремонта. Место это называется Нулевой. Здесь стрелка дорог. Обе они ведут в Магадан. Дорога через Усть-Ончуг короче на 100 км, но трудней. Там крутые подъемы и высокие перевалы. Вторая дорога более длинная, но она основная, и сравнительно ровная. Гена и Иван Иванович едут на Усть-Ончуг, Саня через Сусуман на Магадан. Прощальное застолье состояло из макарон с тушенкой, топленого масла, чая, водки и пива. Затем водители до вечера перебортировали колеса. Вечером купались в реке, стирали одежду, жгли костер, готовили ужин, пили водку.

                27 июня. 84 день.
         Утром чай, короткие мужские рукопожатия…и по машинам. Я пересел в кабину к Сане и Руслану. Теперь мы ехали одни. Дорога широкая, ровная, но очень пыльная. Поселки стоят часто, но они, в основном, нежилые. Поселки Большевик, Чкалова, Дражный, Холодный – нежилые. На сороковом километре пути стоит г. Сусуман – центр золотодобычи в Магаданской области. В нем также наполовину все заброшено. Печальная картина, когда смотришь на черные проемы окон в добротных многоквартирных домах, пустующие нефтебазы, полуразрушенные хозяйства мехколонн. Все здешние золотоносные долины перемыты. Всюду горы песка и гальки.
        Далее пос. Буркала – тоже нежилой. Ягодное – хороший современный поселок, пока еще держится «на плаву». За поселком Дебин пересекли по новому бетонному мосту Колыму. Река крупная, но в этом районе не судоходная. Стоят у берегов лишь моторные лодки. Колыма – это символ ссылки и заключения сталинских времен. Да и позже сюда отправляли много заключенных в трудовые лагеря. Сейчас в магаданской области осталось только 4 лагеря. Добыча золота, серебра, олова сворачивается. Северяне покидают эти края с большими проблемами. Говорят, что добыча золота здесь стала нерентабельной. Но почему тогда работают американские компании?
        Сопки голые или с очень чахлой растительностью, все с каменными осыпями. Местность холодная. Только по долинам рек есть какая-то зелень и невысокие деревья. Кое-где видны старательские артели со своим нехитрым оборудованием. Пос. Спорное и пос. Разведчик тоже людьми покинуты. За пос. Горный у МАЗа выстрелило переднее колесо. Скорость машины была большой, и Сане с большим трудом удалось удержать машину на дороге. Хорошо, что не было встречной машины, с которой вполне могли бы столкнуться, когда нас водило по дороге. Могли слететь с дороги и под откос. Поменяли покрышку и камеру. Пошел дождик. Стало холодно, хотя до этого было солнечно и тепло. Этот холод исходит из вечной мерзлоты.
         Далее я уснул в спальнике машины, и мы проехали в это время перевал Гербенский (1275 м). За пос. Стрелка есть перекресток. Здесь от трассы уходит дорога на Омсукчан. Руслан сошел. Он живет в пос. Дукат, в котором добывают серебряную руду. Мы долго стояли у перекрестка, пока Руслана не взяла попутная машина. Стояли несколько часов. Готовили на костре обед. Очень много комаров, заели они нас совсем. Спасение от них было только в кабине, но в ней с закрытыми окнами от жары невозможно дышать.
        Дальше поехали вдвоем. В час ночи вторично выстрелило переднее правое колесо. От неожиданного выстрела я даже вскрикнул. Машину стало бросать со стороны в сторону. Очень опасная была авария. Опять пришлось менять колесо, а это была нелегкая работа, если учесть, что запаски нет, а меняли переднее колесо с одним из задних внутренних.
        Все время ехали вдоль какой-либо реки. Долины галечные. Старателями перемытые. Сопки покрыты каменными осыпями различного цвета и калибра. Я старался ночью не спать, но моё сознание несколько раз отключалось помимо моей воли.
        - Вот так, - думал я, - шоферы засыпают за рулем и гибнут. Уговорил водителя остановиться и поспать. А он хотел к утру доехать до Магадана. Лег в спальник кабины и сразу же уснул. Когда машину остановил Саня, я не слышал. Спали в районе перевала Кирамкенский. Там есть площадка для стоянки.

                28 июня. 85 день.
         Спали долго. Я проснулся в 11 часов. Саня спал до12. Комаров нет. Высоко и прохладно. Кое-где в распадках лежит снег. Сопки без растительности. Позавтракали и выехали. Длинный спуск к пос. Карамкент. Поселок жилой. Еще через 16 км полуживой пос. Палатка. Далее пос.  Стекольный. Он стоит в широкой зеленой долине. В нем стекольный завод. За пос. Стекольный пошла гаревая тайга. Пожар потух совсем недавно благодаря прошедшему дождю. Еще кое-где дымили упавшие стволы деревьев. Земля черная от пепла. Стволы лиственниц стоят с обгорелыми ветвями.
В пос. Сонок аэропорт Магадана. Пос. Унтар мертвый. Пос. Снежный – подсобное хозяйство города.
        Вот и Магадан. Не верилось, что я сюда добрался. Ведь это край земли. От Якутска до Магадана 2030 км. А всего я преодолел 10 112 км. Были Волга, Урал, Западная и Восточная Сибирь, АЯМ, паром на Алдане, Колымский тракт. Я в Магадане. Дальше дороги нет. Дальше только Тихий океан, Чукотка и Камчатка.
        На въезде в город стоит пост ГАИ. Поехали не через город, а по объездной дороге. Город построен на склонах сопок, и стоит на перешейке полуострова Старицкого. С одной стороны от него находится бухта Старицкого, с другой – бухта Гетнера. Эти заливы являются частью Тауйской губы Охотского моря. На полуострове Старицкого стоит высокая сопка. На её вершине воинские сооружения в виде белых шаров, похожих на обсерватории.
           Магадан был основан в 1929 году. В 1930 году здесь высадился десант из ра бочих и зеков, прибывших на одном судне. Они начали строить поселок и причал.
           Шофер Саня поселил меня жить в квартиру своей бывшей жены. Хозяйка и её сын уехали на «материк» в отпуск. Квартира пустовала. Так что я с комфортом устроился в богатую двухкомнатную квартиру. Как я устал от дороги, тайги, комаров, ночлегов в кабине, обедов у костра и прочей дикой жизни. Ванная комната с горячей водой, спальня с мягкой кроватью, кухня с электроплитой, зал с телевизором – все эти блага цивилизованной жизни теперь были так же реальны.
         Сразу включился в работу: искупался, постирал одежду, занялся ремонтом велосипеда. Вечером пришел с друзьями Саня. Они принесли кое-что поесть и выпить. Получил приглашение на воскресное участие в ловле дальневосточных крабов.
        Устал я от забот, а потому после их ухода завалился в чистую и мягкую постель, укрылся пуховым одеялом и сразу же уснул. Цену домашней постели можно понять только после ночлегов в палатке.

                Хождение по двум морям Тихого океана.
              Из Магадана в порт Восточный, Приморского края. 
                1999 г
        Из Магадана в Приморье можно добраться только самолетом и кораблем, но пассажирские суда здесь не курсируют.
        Поехал в областное управление по спорту. Отметил в маршрутной книжке прибытие в Магадан и поговорил с заместителем начальника о проблеме дальнейшего пути в Приморье. Секретарь отпечатала письмо, а затем позвонила в торговый порт Нагаево, чтобы договориться об отправке меня каким-либо судном во Владивосток или Находку. В это время в порту стояло два судна: контейнеровоз «Пионер» и нефтеналивной танкер «Фортан». Только эти суда шли прямым курсом в Приморье. Секретарю спортуправления диспетчер порта сообщил, что «Фортан» уходит вечером, а «Пионер» через час, а значит, я не успевал на него, т.к. рюкзак мой находился в квартире на другом конце города. Мне рассказали также, что большинство судов из Нагаево идут с заходом в порты Японии и Кореи. На них, по понятным причинам, пассажиров не берут. Поэтому нужно было попасть как-то именно на «Фортан» или «Пионер». Иначе я надолго мог застрять в Магадане. Поэтому я сразу же помчался в порт. Пришлось в комитете госбезопасности оформлять пропуск. Там мне объяснили, что на танкер меня не возьмут.
        - Это исключено, - сказал мне начальник отдела пропусков. – В прошлом году одна женщина должна была увезти тело убитого на прииске сына. Так её взяли на танкер только через управление пароходства. Дело в том, что по инструкции запрещено брать на танкеры пассажиров из-за того, что судно перевозит ГСМ. А за нарушение инструкции капитана могут лишить лицензии на право управления судном.
        Мне посоветовали все же пойти к контейнеровозу «Пионер», что я и сделал незамедлительно. Стоял он у причала недалеко от проходной. Я поднялся по трапу на борт теплохода. У входа на палубу стоял тогда подвыпивший дежурный матрос с красной повязкой на руке. Рядом с ним висел телефон, по которому он позвонил старшему помощнику капитала.
        - Тут находится знаменитая личность, путешественник. Хочет поговорить с Вами, - сказал матрос.
Вероятно, тот спросил о моём возрасте.
        - Да, нет, не молодой, уже в годах, - сказал матрос.
Потом он провел меня в каюту старпома. Разговор с ним был непродолжительным. Вначале старпом сказал, что не может взять меня из-за отсутствия свободной каюты.
        - Ну, Вы же понимаете, что это платно, - сказал он.
        - Сколько? – спросил я.
        - Тысяча рублей.
        - Нет. Это много. У меня денег мало. Я сильно потратился на пути к Магадану. Боюсь, что мне не хватит денег добраться домой, - начал я причитать.
        На половину согласен? – спросил старпом.
        - Согласен, - был мой ответ.
        - Дело в том, что здесь есть вопрос питания. Вас же надо кормить?
        - У меня есть кое-какие продукты с собой, а хлеб я закуплю в магазине.
        - Ну, с хлебом у нас проблем не будет.
        Теплоход должен отчалить через час, т.е. после обеденного перерыва в порту, и у меня было совсем немного времени, чтобы забрать своей баул с квартиры.
        В Магадане стоит совсем не летняя погода. Бухта, город, сопки – всё окутано облаками и туманом. Моросит мелкий, холодный дождик. Я на повышенных скоростях помчался на квартиру. Сверху одежда промокла от дождя, снизу от пота. Велосипед оставил внизу в подъезде. Снес с четвертого этажа рюкзак, погрузил на велосипед и помчался опять в порт. Хозяину квартиры оставил короткую записку - не было времени на звонок. Сожалел, что теперь не смогу попасть в воскресенье на ловлю крабов в заливе. В порту, не останавливаясь на проходной, помчался к судну. Подъехал к трапу. На вахте стоит уже другой матрос. Он оказался моим земляком, помог мне затащить на корабль рюкзаки и  велосипед. Меня поселили на пять дней плавания в санчасть. Там две сообщающихся каюты. В первой поставил велосипед. (Это кабинет судового врача). Там стоят кушетка, шкаф с медикаментами, рукомойник, стол. В другой каюте есть кровать. Врача и больных на судне нет. Санчасть имеет два выхода. Один выходил на палубу, другой – в коридор корабельной надстройки. Рядом кают-компания. Мне выдали постельное белье, подушку и матрас.
        Я вышел на палубу и стал наблюдать, как теплоход «Пионер» отчаливает от туманных берегов Магадана. Все  окутано низкими облаками. Вначале мы медленно плыли по бухте Нагаева, затем вышли в Таурскую губу. И вот уже открытые просторы Охотского моря. Меня окружила команда и начала расспрашивать о маршруте путешествия. Почти все матросы навеселе. Пришел старпом и коротко меня проинструктировал. Вначале показал, где находятся душевая и туалет, затем повел в кают-компанию и на камбуз. Показал, где можно брать хлеб и кипяток, если мне захочется есть между завтраком, обедом и ужином. Дальше сказал, как отрубил:
        - Водку не пить. Команду не обижать. Вечером на палубу не выходить. И добавил:
        - Был у нас случай. Ехал один. Так его потом не нашли.
        На море волнистая рябь. Корабль идет плавно. Его лишь слабо покачивает. Не смотря на то, что на палубе холодно и сыро, но я все время наблюдал берег и залив, пока не вышли в открытое море. Все сопки  окутаны облаками. Кое-где у берега видна полоса льда. Берега пустынны, каменисты и круты. При выходе из бухты на скалистой сопке стоит маяк и дом для обслуживающего персонала.
        Хотелось сразу же осмотреть корабль. Зашел в коридор, прошел по всем этажам корабельной надстройки. На первом этаже находятся каюты матросов, на втором – каюты механиков и старпома. Еще выше – каюта капитана, радиорубка и рубка управления судном. На двери каждой каюты есть табличка с указанием должности проживающего лица. В узких коридорах по обе стороны тянутся поручни. Это для более уверенного и быстрого передвижения людей во время шторма. На всех трех этажах я не встретил ни одного человека. Спустился опять вниз и там наткнулся на бородатого человека. Это радист. Я спросил его:
        - Кто бы меня мог ознакомить с кораблем?
        - Сегодня не получится. У тебя еще будет время. Завтра все покажут, - сказал радист.
        - А кто? – спросил я.
        - Найдутся, – ответил тот и удалился.
        В кают-компании нашел хмельного матроса, который издевался над телевизором. Обобщая все увиденное, я понял, что команда, сходя на берег, расслабляется и в день отплытия они все недееспособны. Все были пьяны, кроме вахты, но не до «поросячьего визга». Матрос, которого я застал в кают-компании, пригласил меня в свою каюту. Но оказалось, что он где-то забыл ключ. Пока он искал его, я встретил вахтенного токаря и тот устроил мне экскурсию по машинному отделению корабля.
        Контейнеровоз «Пионер» был  построен лет тридцать назад, то есть в конце шестидесятых годов. Это судно осенью должны списать на металлолом и продать в Северную Карею. Но, как говорят, там оно еще поплавает. Корабль может брать на борт около трехсот контейнеров. Поражает своими размерами двигатель. Я видел его запасной поршень. Он  высотой в мой рост и в два обхвата диаметром. В один цилиндр может влезть половина судовой команды, а цилиндров в двигателе шесть. Двигатель по высоте равен трехэтажному дому. Все двигательное отделение находится ниже уровня жилой надстройки и имеет три уровня трапов, с которых осуществляется обслуживание механизмов. Вал, вращающий гребной винт корабля, дает 105 об/мин. Двигатель для гашения вибрации и ударных нагрузок, имеет маховик, но все же судно трясет и вибрирует от ударов поршней. Охлаждается двигатель двойной циркуляцией воды. Пресная вода охлаждает рубашку двигателя, морская – пресную воду.      Оборудование двигателя весьма сложное. Там имеется множество дополнительных машин, аппаратов, механизмов, приборов. В частности, стоят две дизельные электростанции, насос высокого давления топлива, компрессор воздуха и др. Я зашел в аппаратную, где дежурил механик. Туда поступают команды из капитанской рубки, и осуществляется контроль над всеми узлами и механизмами двигателя. Дежурный слесарь оказался парнем разговорчивым, показывал и рассказывал мне о деталях, понятных только специалисту. Хорошо, что у меня есть запас знаний и практика по механике и электротехнике. Я ведь знаю устройство и принцип действия дизельного двигателя автомобиля, имею представление о работе многих механизмов и аппаратов, как электрослесарь по автоматизации, знаю кое-что и как технолог-машиностроитель. И всё-таки на судне для меня было всё ново, хоть и понятно. На столь крупном корабле я ещё не бывал.
        В 18 часов пошел в кают-компанию ужинать. Земляк Толик рассказал мне, что они идут в порт Восточный. Жилой поселок этого порта называется Врангель. Это в бухте Америка, рядом с известным портом Находка. От Находки до Владивостока 200 км. Плыть от Магадана в порт Восточный пять дней.  Расстояние по морскому пути 2700 км.
        После ужина спокойно уснул. В отличие от холодных ночлегов в тайге с комарами, каюта на корабле казалась раем. Здесь тихо, тепло, уютно, мягко и сытно. Полный комфорт. Поспал вволю. Проснувшись утром, обнаружил на столе порцию жареной картошки с колбасой. Это принес мне ночное питание земляк. Выяснил причину постоянных туманов над Охотским морем. Оказывается, в более теплом воздухе, при соприкосновении с более холодными водами моря, образуется конденсат, который и выглядит как туман. А я-то думал, почему солнце не рассеивает этот туман. Солнце светит, и, кажется, вот-вот пробьёт своими лучами этот туман. Так могло бы быть на материке, где солнце нагревает землю, и туман, осевший за ночь, под воздействием нагретых воздушных масс устремляется вверх, и там образует облака. В море все наоборот. Солнце не может нагреть холодные толщи воды Охотского моря сразу. Теплый воздух с континента охлаждается над морем, и потому над ним постоянно висит туман.
        Охотское море считается самым коварным и бурным. Штормы на нем возникают внезапно и часто, особенно осенью и весной, т.к. в этот период из-за смены муссонов возникают тайфуны. Море это мрачное и холодное. Людей из команды на палубе не увидишь, кроме тех, кто по долгу службы обязан что-то проверять и контролировать. Все люди, свободные от вахты сидят в теплых помещениях. Но мне не сиделось - ведь все в новинку. Я прошел на высокий нос теплохода. Небо темное. Низко несутся облака. И море тоже тёмное. Волны с белыми гребешками пены видны во все четыре стороны до самого горизонта.
        Охотское море вчетверо больше Черного. Это полузамкнутое море Тихого океана у восточных берегов Азии отделено от океана Камчаткой, Курильскими островами и островом Хоккайдо. Берега его в основном скалистые. Температура воды летом не нагревается выше 15°С. С октября по июнь оно покрыто льдом. Суточные приливы велики и достигают 12,9 м.
        В последнее время за это море накаляются политические споры. Россия считает его своим внутренним морем, и это оправданно. Возможно, этот факт был бы признан другими странами, но Охотское море богато рыбой, и сюда устремляются рыболовные суда многих стран мира. Особенно нагло ведут себя, используя нынешнюю экономическую и политическую слабость России, японцы, и даже поляки. Сотни иностранных судов, пользуясь тем, что у пограничников нет средств и горючего, безнаказанно браконьерничают в территориальных водах России. Пока принято положение, что в Охотском море действует принцип 200-от километровой экономической зоны. Практически все Охотское море охвачено этой зоной России, но остается небольшой участок нейтральных вод в средине моря. И вот этот участок моря и является причиной, по которой всем кораблям дозволено входить, чтобы беспрепятственно достичь нейтральных вод. А там как раз и ходят самые крупные косяки рыб, да и попробуй, докажи, где выловили суда рыбу, в нейтральной зоне или по пути к ней. Кроме того, японцы настойчиво требуют и даже оказывают политическое и экономическое давление через США, чтобы Россия отдала четыре южных острова Курильской гряды Шикотан, Итуруп, Кунашир и Юкатан. Если бы японцам это удалось, то это значило бы, что Охотское море и вовсе бы стало открытым для всех, и особенно для японцев.
        Побывал я сегодня и в капитанской рубке. Несут вахту здесь капитан или один из его помощников. Корабль в открытом море идет по курсу в автоматическом режиме, но все равно нужен постоянный контроль человека над техникой. Кроме того, возможно столкновение с другим судном. А, в общем, вахту на судне несут несколько человек: один в капитанской рубке, два в машинном отделении, ну, и один матрос на подхвате. Днем ведутся ремонтные работы. Всего в команде 24 человека, включая работников камбуза. Главным аппаратом автоматического управления судном является гирокомпас. Этот аппарат находится в отдельной комнатушке. Прибор имеет обратную связь, и при отклонении корабля от заданного курса корректирует его направление движения. Есть и ручной режим управления судном, т.е. с помощью штурвала. Штурвал – это маленькое рулевое колесо, вдвое меньшее баранки легкового автомобиля. Есть в рубке радар, с помощью которого отслеживаются все препятствия на расстоянии 25 км, будь-то берег, остров или судно. Радар подает сигнал тревоги в случае приближения и опасности столкновения.
        Интересен прибор определения координат судна. Он связан с космическим спутником. Выдает данные с точностью до 25 м. Старпом сказал, что это устаревший образец. Есть уже более точные приборы. А ведь раньше для определения местонахождения судна на корабле была должность штурмана, который с помощью замысловатых оптических приборов по звездам определял координаты, и часто с большими ошибками. Сейчас же определить местонахождение корабля можно в любую минуту. Достаточно нажать кнопки, и пробор на дисплее выдаст информацию.
        В капитанской рубке есть пульт управления двигателем, но он уже в нерабочем состоянии. С него ранее можно было увеличить или уменьшить обороты двигателя, контролировать его параметры работы. Но корабль старый. Ему 30 лет и он дорабатывает в России свою последнюю навигацию.
        В капитанской рубке есть еще пульт аварийной связи. Рядом находится радиорубка.
        Прогноз погоды международной метеослужбы принимают два раза в сутки. Передача идет специальным кодом из-за рубежа и из Владивостока.
        В рубке есть две карты, на которых отмечается действительный маршрут судна. Наш курс таков: из Магадана вдоль 148 меридиана спускаемся на юг, минуя Сахалин. Далее поворачиваем на запад и проходим пролив Лаперуза, который разделяет южную оконечность Сахалина и северное побережье Хоккайдо. Пролив имеет ширину 60 км. Далее судно пойдет по Японскому морю вдоль побережья Азии до порта Восточный.
         Однако пора было идти на обед. Здесь подали борщ с чесноком и мясом, рыбу жареную с гарниром и салатом. На столе стоят несколько кетчупов, приправ, горчица, перец. Первое блюдо каждый наливал себе сам из кастрюли на столе. Хлеб, чай, компот можно есть неограниченно. Я в каюту взял хлеба и кипятка, чтобы попить кофе. Аппетит у меня здесь зверский. Организм восполняет потерянные калории, да и пищеварение работает еще в режиме, как при активной физической нагрузке. Это хорошо. Есть возможность поднакопить жирка на будущее. Не всегда есть возможность так хорошо питаться. А на теплоходе кормят пять раз в сутки: завтрак в 8-00, обед в 12-00, ужин в 18-00, вечерний чай в 20-00, и еще ночное кормление для вахты. Мне его приносят в каюту.
           Команда сегодня абсолютно трезвая. Пьют только чай и кофе. Смотрит по видео фильм «Английский доктор». Я уже познакомился со всей командой. Народ хороший. На судне тихо и пристойно. Все доброжелательно относятся друг к другу и ко мне. Только вот мне кажется, что на всех действует угнетающе замкнутость и ограниченность пространства корабля, малая подвижность, теснота в каютах. Один механик на корме настелил небольшую площадку из деревянных решеток, и молча, как волк в клетке ходил по ней туда-сюда. Трудно человеку находится все время в помещении или ходить по металлической палубе. Вот он и нашел для себя такой метод оздоровления. Ну, а на берегу у всех разрядка нервной системы одна – спиртные напитки в чужом порту, да жена и дети - в своем. Это если семья живет во Врангеле. А ведь многие имеют квартиры в Находке или даже во Владивостоке. Хорошо, если к моменту прибытия судна приедет жена. Стоянка судна в порту только на время разгрузки и погрузки грузов. А там опять в море.
        На третий день плавания сильный ветер разогнал туманность. Теперь поверхность Охотского моря была видна во все стороны до самого горизонта. Волнение моря земляк оценим в четыре балла. Если смотреть против солнца, волнистая поверхность блестит как металл. Смотришь на море, и становится страшновато. Вода простирается бескрайне. И под нами тоже бездна воды. Я видел великие реки. Они поражают своим величием и многоводностью. Но что значат реки воды в сравнении даже с Охотским морем. Мы плывем уже третьи сутки, а ему нет конца и края. Наш большой корабль - это точка на поверхности моря. А глубина? Интересно было бы узнать весь объем воды моря, хотя цифра мало что скажет. Лучше вот так, выйти на палубу и посмотреть вокруг. Тогда поймешь – каково оно море, когда твой взгляд не упирается ни во что до самого горизонта. Во все стороны только волнистая поверхность моря, более нет ничего.
        Утром я плотно позавтракал. Насытившись до предела, я отправился гулять по палубам теплохода. От безделья заглядывал всюду. Осмотрел контейнерную палубу. Контейнеры стоят в три этажа. Сходил на нос. Внизу, под килем, плескаются волны. Высота большая. Дует холодный морской ветер. Однако к полудню ветер стих, и над морем опять повисла туманная мгла. После обеда ходил по кораблю, но уже по внутренним его помещениям. Зашел опять в машинное отделение, и уже сам все спокойно осмотрел. Механик и слесари занимались ремонтом сепаратора, который предназначен для очистки моторного масла от примесей. Затем пошел в рубку. Посмотрел навигационные карты, поболтал с помощником капитана о Курилах. Вечером, под монотонный гул двигателя неожиданно для себя, уснул. Ночь в этих краях уже темная. В 22 часа уже совсем темно.
        Утром опять обнаружил у себя на столе в каюте ночную порцию еды. Это земляк заботливо подкармливает меня. Успел еще сходить и на завтрак.
В 15 часов показался Сахалин, т.е. его южная часть - мыс Анива. Он узкой полосой далеко выходит в море, и его оконечность – высокая скалистая сопка. От нее к острову идет снижение. На мысе стоит маяк и дом. Мы вошли в пролив Лаперуза. Справа сахалинский залив Анива. Слева виден японский остров Хоккайдо. Море успокоилось. Волны гладкие, продолговатые. Их называют зыбью. Стоя на палубе, наблюдал поверхность моря. Видел котиков, дельфинов.  Говорят, что сюда заходят киты и касатки. Видел также несколько косяков рыбы-корюшки. Вода там сверху словно кипела, и стаи серых чаек кружили над косяком. Иногда в проливе плывут деревья, коряги, сгустки водорослей и всякий мусор.
        Искупался в душевой и пошел ужинать. В 19 часов поднялся в рубку. На вахте был старпом Виктор Семенович Кетов. В это время проходили сахалинский мыс Крильон. Он, наоборот, к оконечности низок, а в глубь полуострова повышается. И на этом мысе тоже стоит маяк, виден небольшой поселок и белые шарообразные сооружения. А по левому борту виден каменный островок, который на навигационной карте называется Камнем опасности. На нем стоит небольшой маяк. И уже очень далеко, километрах в двадцати в туманной дымке виден высокий японский берег острова Хоккайдо. Если погода была бы ясной, то и видно бело бы лучше.
        Вода в море темная, небо серое. Но граница горизонта  вида отчетливо. Темный круг отделял море от неба. Низко плывет сплошная облачность. Это какой-то туман, но к воде он не опускается.
        Пройдя пролив Лаперуза, мы вошли в воды Японского моря. Я долго стоял на капитанском мостике с биноклем и рассматривал мыс Крильон, Камень опасности, далекий японский берег. Еще раз рассмотрел навигационную карту, расспрашивая о её деталях старпома. Но тот отвечал сухо и коротко: да, нет или не знаю. Условились, что утром он поставит корабельную печать в мою маршрутную книжку.
        Смотрел еще на экран радара. Зеленый луч высвечивает береговую линию. Теплоход идет в 10-15 милях от побережья Хабаровского края. В Японском море стоит тихая и ясная погода. Низкая облачность осталась позади. Цвет воды изменился с темно-синего на голубовато-зеленый.
        Четвертый день плавания. В Японском море корабль идет тихо и плавно, оставляя позади на поверхности белый пенистый шлейф. В этих краях уже теплей, и я гуляю по палубе без куртки, но все же в шерстяном костюме.  Температура воды в море 18°С. К вечеру теплоход подошел ближе к берегу континента и пошел вдоль него. Берег гористый. Отчетливо видны сопки. Это северная часть Хабаровского края. Места там не менее дикие и малонаселенные, чем в Магаданской области. Селения есть только на побережье, а в глубине континента нет ни дорог, ни поселков. Говорю это не потому, что там бывал, а глядя на карту 2-ух километрового масштаба. Море спокойное, но чаек почему-то не видно. Небо бледно-голубое с перистыми облаками. Цвет воды в море темно-фиолетовый, почти черный. Горизонт отчетливый, контрастный.
        Опять весь день бездельничаю, ем непомерно много, гуляю, валяюсь в постели. Вечером смотрел три серии фильма. По расчетам «Пионер» должен прийти в порт Восточный завтра в 9 часов утра по Владивостокскому времени. Старпом уже выписал мне пропуск на проходную порта. Иначе, говорит, не выпустят. В пропуске было точно указано количество вещей: велосипед, рюкзак, сумка. Это последняя ночь на теплоходе.
        День пятый. В 7 часов утра теплоход вошел в залив Находка. Погода великолепная. Весь залив виден как на ладони. Вершины, окружающие залив сопок, скрыты туманом. Особенно эффектно смотрелась сопка Сестра. Её склоны круты и каменисты. Поднявшейся к вершине этой сопки туман похож на дым кратера вулкана. Видны поселки Врангель, Кузьмино, Береговой, город Находка и огромные баки нефтебазы на склоне горы. Солнце поднималось, а вместе с ним ввысь уходил и скопившийся в заливе туман.
        Причал для нашего судна занят, и мы простоями на рейде более часа. Капитан принес удочку, и мы начали ловить камбалу. Попадались и бычки. Они, когда их тянули на леске, растопыривали свои большие плавники, как крылья, пытаясь таким образом сопротивляться. Капитан снимал их с крючка и бросал опять в воду.
        После часа стоянки к теплоходу подошел буксир, и мы начали двигаться с его помощью к причалу. Завхоз завел меня в продовольственный склад и накидал в сумку того, чего я хотел и сколько хотел: тушенки, рыбных консервов, сгущенного молока, чая, сахара, конфет, макарон. Он сказал мне: «Бери любой крупы, сколько пожелаешь». Земляк Толик принес мне литровый пакет молока и дал сто рублей.
        До прибытия службы безопасности сходить с теплохода никому не разрешалось. Но контейнеры уже вовсю разгружали портовым козловым краном на причал, а оттуда их увозили на специальную площадку автомашинами. Кран громыхал контейнерами,  автоматически ловко цепляя их, и затем ставил на причал. При переносе контейнера с корабля на берег кран звучно визжал, сигнализируя об опасности.
        За время ожидания службы безопасности я еще успел пообедать в столовой. Жаль покидать теплоход, но и оставаться на нем тоже не хотелось. Я попрощался с командой и сошел на берег Приморья. На проходной таможенник проверил мой пропуск и паспорт. В бюро пропусков я отметил своё прибытие в порт Восточный и выехал на дорогу, ведущую в город Находку.

                Вдоль границы с Китаем.
                Хабаровск – Благовещенск.
                20 июля 1999г. 107-день день.
        Утром я покинул град Хабаровск и направил колеса своего велосипеда к паромной переправе через Амур. Через эту реку есть только железнодорожный мост. Из него делают путем наращивания второго этажа и усиления опор и автомобильный мост. Движение по мосту откроется лишь в октябре. А пока для преодоления широкого Амура действуют две паромные переправы: частная и государственная. Я узнал, что за переправу мне нужно заплатить пять рублей.  Деньги это небольшие, но всё равно на них можно купить булку хлеба. Поэтому я договорился с шофером и втащил свой велосипед в кузов грузовика. Паромщики с людей, сопровождающих машины, денег не берут. Паром – это большая самоходная баржа. В этот период года в этих краях еще не начались муссонные дожди, а снег уже растаял даже в горах. Поэтому Амур немноговоден. Уровень воды  настолько низок, что мы дважды цеплялись днищем баржи за песчаное дно и даже сели на мель, но благополучно сошли с неё.
        Машина, в которую я погрузился, шла в Благовещенск. Это дизельный рефрижератор «Susuki». Шофер занимается частным извозом молокопродуктов из Благовещенска в Хабаровск. Назад машина идет пустой. Японский грузовик бежал очень быстро. Через его широкое лобовое стекло я видел всю местность, которую проезжал, и запоминал, чтобы потом внести информацию в свой дневник.
Через 190 км пути мы доехали до столицы Еврейской автономной республики Биробиджана. Образована республика по указанию В.И. Сталина в послевоенные годы. Правда и то, что в этой еврейской столице нет евреев. Не понравился им сибирский климат и соседство с Китаем.
        Далее дорога идет попеременно асфальтированная и грунтовая. К 18 часам добрались до переправы через реку Бурею. Мы успели на предпоследний рейс парома. Ночью паром не ходит. У переправы мальчишки продают мотки лиан китайского лимонника. Заваренный им чай очень вкусен и полезен. Правда, китайский лимонник внесен в Красную книгу Приморья.
        Вся 697-ми километровая дорога от Хабаровска до Благовещенска в основном равнинная, хотя и справа и слева все время маячат невысокие сопки. Смешанная лиственно-хвойная тайга к дороге вплотную подходит не часто. На пути много населенных пунктов. От реки Бурея до Благовещенска степная равнина. Здесь огромные сельскохозяйственные угодья. На полях растут низкорослая пшеница и соя. Поля  обширные, и они не разделены лесополосами. Равнина ровная, как стол, простирается до самого горизонта. В селах дома построены в основном из типовых щитовых деталей. Крестьяне живут не богато.
        Перед Благовещенском пересекли реку Зею. Шофер рассказал, что иногда этот мощный приток Амура в период летних муссонных дождей затапливает жилые районы города, и тогда плывут по реке деревянные избы.
        Въехали в Благовещенск засветло. Совсем недавно въезд в этот пограничный город был строго по пропускам. Теперь же каждый путешествующий может посмотреть с амурской набережной на китайский город Хэйхэ. Амур здесь не так широк, как в Хабаровске. Островов нет. Два высотных здания, которые я издали увидел за стадионом, оказались не российскими, а китайскими. Набережные обоих пограничных городов, находящиеся на противоположных берегах, почти безлюдны. По Амуру плывут катера с красными китайскими флагами. Оба города хорошо озеленены и буквально утопают в зелени лиственных деревьев. Берег Амура в Благовещенске укреплен высокой бетонной стеной. Это не только защита от наводнений, но военно-инженерная защита от китайцев.  Ведь с Китаем был период довольно враждебных политических отношений. Вдоль набережной стоят пограничные вышки, а в асфальте имеются специальные люки для спуска в бетонные доты. На набережной стоит символический пограничный столб. В действительности же граница проходит по фарватеру реки. Китайский берег ниже, и говорят, что Амур его затапливает часто. Уровень воды в период летних муссонных дождей здесь поднимается порой на восемь метров.
       Благовещенск стоит в устье Зеи. Его центральная улица растянулась параллельно набережной на восемь километров. Центральная площадь примыкает к набережной. На ней фонтан и сквер, а чуть дальше, на постаменте установлен катер, который участвовал в штурме японцев в 1945 году. Еще чуть дальше находится речной вокзал. В тот момент там стоял теплоход «Миклуха Маклай», готовившийся к отплытию с туристами и пассажирами в Комсомольс-на-Амуре. Стоимость билета около $300. Говорят, что многие едут в Комсомольск за красной икрой, и это окупает стоимость билета.
        Китайцев в Благовещенске живет много. Они покупают в городе квартиры и торгуют на рынке своими товарами. Русские не приветствуют появлению китайцев в городе и откровенно высказывают по этому поводу своё негодование. Говорят, что китайский горд Хэйхэ, расположенный на противоположном берегу, еще недавно был большой деревней, и жили китайцы там в глиняных мазанках.
        - Раньше, когда мы гуляли зимой по набережной, то считали ради интереса, сколько же дымит печных труб в Хэйхэ. А летом мы смотрели, как китайцы бегали с мешками, разгружая баржи вручную на автомашины. Автомобили были похожи на наши «Полуторки». Теперь Хэйхэ крупный современный город, а обогатился он за счет отборного российского леса и металла, - рассказали мне горожане Благовещенска.
        Говорили также, что в районе Благовещенска намечено строительство моста через Амур.
       И мне тоже интересно смотреть на китайский берег. Там развивается большое красное знамя. Там Китай, там живёт иной народ, там иная культура, быт, политика, природа. Там, за Амуром проживает самая многочисленная в мире нация.
   А Благовещенск – тихий и несуетный город с 200-от тысячным населением. Он построен на равнине Его улицы ровные и прямые. Он удален от Транссибирской железнодорожной магистрали, и гостей в нем много не бывает. Нравится мне этот город.

                Таёжный космодром.
                г. Свободный – г. Шимановск – г. Магдагачи.
                23 июля 1999г. 110 день.
        Я вновь выехал к Транссибу, к этой крупнейшей в мире трансконтинентальной железной дороге. В том месте, где эта магистраль пересекает реку Зею, стоит городок Свободный. А в 10-15 километрах от него находится одноименный космодром.  Космонавтов с него не отправляют в космос, но запускают всякого рода беспилотные корабли. Я проехал по бетонной дороге мимо центральной проходной космодрома. Там надпись «Космодром Свободный». В этом же районе находится множество воинских частей. От основной дороги вглубь тайги уходят дороги, на которых стоят предупреждающие знаки типа: «Въезд воспрещен», «Проход, проезд запрещен», «Стой – стреляют» и т.п. Наблюдал, как два самолета-истребителя СУ–27 эмитировали воздушный бой, выполняя всевозможные фигуры высшего пилотажа. Они летали надо мной с полчаса, то, удаляясь ввысь, то, опускаясь к земле. Зрелище было захватывающим. Самолеты почти вертикально уходили ввысь или опускались круто к земле. Сходились вместе, чтобы опять разлететься в разные стороны. Их реактивные двигатели то оглушительно ревели, то были едва слышны высоко в небе.
        День уже подходил к вечеру, а питьевой воды набрать было негде. И это, не смотря на то, что местность в этом районе холмистая. Даже в глубоких распадках меж холмами ручьев нет, а лишь сырые луга. Я за день очень устал, и пора было ставить палатку для ночлега, готовить супец и кипятить чаёк. Но без воды останавливаться нельзя. Когда красный диск солнца опустился к горизонту, возле меня остановился УРАЛ с полуприцепом. Шофер дал мне большой термос с водой, а затем предложил подвезти меня на машине. Позже он признался, что взял меня для того, чтобы я с ним «болтал в дороге» и не давал уснуть за рулем. Он не спал уже вторые сутки. Шофер оказался весьма разговорчивым, и мы с ним за ночь рассказали друг другу многое.
        Проехали Шимановск, Сиваки, Тыгду, и к утру прибыли в Магдагачи. На пути в двести километров останавливались подремать дважды. Первый раз остановились прямо на обочине дороги, а второй – на специальной площадке, где уже стояли две машины дальнебойщиков. Здесь дремали три часа.
        Дорога проходит все время вдоль Транссиба. От Свободного к Шимановску проложен асфальт, а дальше грейдерная, т.е. грунтовая. Мы ехали по участкам то новой строящейся дороги, то сворачивали на старую. Новая дорога – строящийся Московский тракт, которую здесь называют Федеральной дорогой «Амур». Возможно, в ближайшем столетии все-таки будут соединены автодороги Центрально-европейской части России с Дальним Востоком. До этого еще далеко, но отдельные участки уже строятся. Полотно будущей магистрали отсыпается высоко, широко и прямолинейно.
         До Свободного в тайге еще встречались ясень и дуб. За ним тайга иная, сибирская, дикая, хвойно-березовая. Растут в ней пихты, ели, сосны, березы, осины. Местность малонаселенная. Отдельные небольшие поселки есть только у железной дороги.
        В Магдагачи приехали утром. Шофер отдал мне две булки хлеба, и я поехал к вокзалу. Узнал цены на билеты разных поездов, идущих на Москву. Билет на фирменный поезд «Россия» в два раза дороже, чем на 318-ый пассажирский.
        Дальше продолжил путь на велосипеде.

                Конец Золотого кольца или золотой конец кольца.
                К Тынде. 1999г.
        Почему конец Золотого кольца? Потому что я замкнул в Тынде кольцевой маршрут путешествия по Амурской области, Якутии,  Магаданской области, Приморскому и Хабаровскому краям. В местностях, где я ехал, основным промыслом является золотодобыча. Именно ради этого презренного металла проложены здесь дороги, построены города и поселки.
        Почему золотой конец кольца? Потому что мне в самом конце кольцевого маршрута удалось всё-таки лично помыть золотишко на одном из участков прииска Соловьёвский.
        К полудню я въехал в Соловьевск, который является базовым поселком одного из старейших золотодобывающих приисков в Амурской области. Зашел в управление прииска, где мне сделали запись в маршрутной книжке: «В поселке Соловьёвск, Амурской области велотурист Кравчук Л.В. замкнул кольцевой маршрут по Дальнему Востоку, преодолев более восьми тысяч километров пути по Амурской области, Республике Саха (Якутия), Магаданской области, Охотскому и Японскому морям, Приморскому и Хабаровскому краям».
         31 мая я выехал из Соловьёвска на Якутск, т.е. на север. Описав огромное кольцо, я появился опять в Соловьёвске, но теперь с юга, и аж через два месяца.
        Главный геолог прииска подарил мне свою книгу об истории прииска «Соловьёвский» с дарственной надписью. Он также провел для меня экскурсию по геологическому музею.
        Путь от Соловьёвска к Тынде мне уже знаком. Это  единственный участок маршрута, который я повторил заново. Зразу же за поселком затяжной подъём. Шёл там пешком. Здесь начинается горная дорога. Потом очень крутой спуск, да такой, что оба тормоза с трудом удерживали велосипед.
        За Соловьёвском в долинах речек ведут промысел несколько золотодобывающих артелей. Два месяца назад я не решился заехать к ним. А на этот раз оставил велосипед у дороги и спустился вниз к месту, где довольно простым методом добывают рассыпное золото. Оборудования и людей здесь работает немного. Дизельная насосная станция подает воду под большим давлением на гидромонитор. Основным устройством добычи золота является промприбор. Это нехитрое устройство состоит из наклонного желоба. Чтобы золото не крали, желоб закрыт металлическими листами и опечатан. На верху желоба есть бункер с решеткой. С помощью бульдозера в него сыплют золотоносный песок, глину, валуны, гальку. Гидромониторщик струей воды вначале промывает глину, песок, а крупные валуны струёй воды сбрасывает в отвал. Галька, песок и глина вместе с водой устремляются вниз по желобу. Дно желоба ребристое. А поскольку золото имеет гораздо больший удельный вес, чем всё остальное, то оно оседает в углублениях. Мутная вода собирается в отстойнике и оттуда опять качается насосом на гидропушку. За сутки артель даёт около 500 г золотого песка. Попадаются иной раз и самородки весом до 50 г. Съём золота производят каждые сутки. В воде золотой песок имеет желтизну и слабый металлический блеск, а сухой песок совсем серый и не отличим от обычного, речного.
        Мне разрешили поработать на гидромониторе, с помощью которого, в общем-то, и моют золото. Рабочий сказал, что посторонних обычно сюда не допускает охранник, но мне в виде исключения разрешили побыть здесь, все осмотреть и даже поработать.
        Потом опять затяжной горный подъём. Поднимался пешим ходом. В это время всегда на меня нападают крупные черные мошки. Они крутятся возле лица и рук, лезут в глаза и стоят в воздухе перед носом. Меня это очень раздражает. Комаров же здесь мало даже вечером.
        Спуск к реке Анной. Это довольно крупная горная река, через которую перекинут бетонный мост. У него и остановился на ночлег. Палатку поставил в карьере, откуда брали грунт при строительстве дороги. Местность дикая, безлюдная. Машины ночью не идут. Во все стороны лишь тайга, да горы. Населенные пункты далеко. Страшновато  ночью. Звуки и шорохи еще больше усиливают тревогу. Больше всего я боялся, что к моей палатке пойдёт косолапый и сгребёт меня в охапку вместе с палаткой. Спать было холодно.
        На следующий день от места ночлега опять долгий подъём, да и мошки меня донимала не меньше, чем вчера. На коротких привалах я бил их ладонями, хотя понимал, что это бесполезное занятие – ведь мошек меньше не становилось.
Через девять километров я остановил МАЗа, и, таким образом, оставшейся путь к Тынде преодолел автостопом. Ехали быстро. Потом пробили колесо. Помог водителю его открутить, а затем пошел в тайгу собирать ягоду и грибы.  Насобирал несколько жмень голубики, брусники и набрал грибов-подосиновиков. Тайга в горах красивая, ходить по ней легко. Грунт укрыт мхами и ягодниками. Слой мха толстый и мягкий. В тайге лиственница и береза.
        Когда пошел дождь, водитель сказал:
       - Вовремя ты отсюда уезжаешь. Всё. Уже тепла не будет. Начнутся дожди, и станет холодно.
        До Тынды меня не довезли, а высадили в предместье. Шофер вез оборудование для прииска. А прииск этот, как и Соловьёвский, добывает за сезон больше тонны золота. Только этот прииск добывает не рассыпное золото, а рудное.
         Въехал в Тынду – столицу БАМа. Вот здесь и закончилось мое велопутешествие с автостопоми. Дальше поездом домой.

                Дорога домой
                27,28, 29, 30, 31 июля, 1, 2 августа 1999 г.
                – 114, 115, 116, 117, 118, 119 дни.
        Поезд Тында – Кисловодск подали к перрону задолго до отправления. У входа в вагон я разобрал велосипед, увязал компактно его части веревкой, обмотал их тряпьём из одежды. Но проводник всё же заставила уплатить меня в кассе за провоз велосипеда 78 рублей, хотя это незаконно (в правилах провоза багажа сказано, что можно провозить велосипеды, коляски байдарки и прочее, если они упакованы в мягкую тару и помещаются на отведенных для провоза багажа местах). В итоге 625 + 78 =703 руб. - вполне приемлемо.
         Под звуки бамовской песни: «Дорога железная никогда не кончается…» поезд отправился в шестисуточный путь. Замелькали за окнами сопки, тайга.  Постепенно темень окутала гористую местность, по которой ехал поезд, но я до темноты наблюдал за параллельно идущей грунтовой автодорогой и старался рассмотреть, можно ли ехать вдоль БАМа на велосипеде.
        Постельные принадлежности брать не стал. Расстелил свою палатку, надул подушку, развернул паралоновый коврик и лег спать.
        Утром 28 июля из окна железнодорожного вагона я увидел лишь белую пелену тумана. Поезд идёт по железной дороге, проложенной по долине реки Олекма. Это довольно полноводная горная река, хотя в некоторых местах она течет спокойно и тихо. Я увидел в одном из таких мест старый покинутый катер.  Поезд движется вверх по течению реки.
        Солнце постепенно рассеяло туман. Он поднялся к сопкам. Там, в долине, холодно и сыро. Оттого ехать в вагоне приятно. Тайга лиственничная. Она подобна той, которую я видел в Магаданской области. Она такая же чахлая, но сопки здесь выше. На некоторых из них видны небольшие шапки снежников.  Вершины сопок голые, чаще всего они покрыты каменными осыпями. Иногда видны и остроконечные горы. В долинах заболоченность, мелколесье, озера. Долина Олекмы, то сужалась до размеров ущелья, то расширялась. Поезд идет с небольшой скоростью мимо больших и малых озер. Все они необитаемы. В общем, в районе БАМа совершенно дикая, гористая, холодная местность. Населенные пункты – это поселки по обслуживанию железнодорожной магистрали. В некоторых местах, как в Якутии, видны крупные белые наледи.
       Прибыли к поселку строителей Северо-Муйского туннеля, строительство которого до сих пор не завершено (строится более 30 лет, с 1975 г.). Длина туннеля 16 км. Он имеет три вертикальных ствола, через которые опускают проходчиков, материалы, и поднимают породу. Строители столкнулись с геологическим разломом, и у них произошел завал длиной в 500 метров. Поезда пока преодолевают Северо-Муйский хребет через перевал. Это необычная для поездов дорога, проходит по высокому шаткому мосту, поднимается серпантинами по склонам гор к перевалу и также медленно спускается по серпантинам вниз. Интересное и захватывающее зрелище. Поселок туннелестроителей виден, с гор, то по одну, то по другую сторону от дороги. Затем такой же спуск к другому поселку строителей Осыпной. До пос. Осыпной в моем купе ехала женщина с внучкой, а в пос. Туннельном сел строитель-туннельщик. Он работает по вахтовому методу, и теперь едет домой в Новосибирск. Это весьма своеобразный человек. Питался в купе сам, водку пил тоже сам, никого не угощал, ничего от других не брал.
        Он и женщина рассказали мне о проблемах строительства туннеля, условиях жизни строителей. В частности говорили, что в их поселке (а он стоит в довольно узкой долине) есть два радоновых источника. Как известно, этот газ радиоактивен. Поэтому жители поселка получают дополнительные деньги за вредность.
        За время движения по БАМу я все время отслеживал автодорогу. Она есть постоянно, идет рядом с магистралью. Дорога грунтовая, отсыпана галькой и песком. Мосты через реки есть, но сохранились они не везде. Многие из них смыты реками. Проехать здесь  на велосипеде можно, но местность малонаселенная. Поселки железнодорожников редко. Домики дорожных обходчиков в основном бетонные, без стекол и дверей. Ночевать в них нельзя. Природа вдоль БАМа суровая, холодная. Путешествовать в этих местах нелегко и дорого. Продукты питания дорогие.
        Перед Северобайкальском проехали несколько туннелей и выехали к Байкалу. Северобайкальск сравнительно крупный для этих мест город с населением не более 50 тысяч (оценка визуальная из вагона поезда). От этого города есть асфальтированная дорога, но она никак не соединена с общей сетью дорог России. Поезд несколько десятков километров шел вдоль берега Байкала. Озеро хорошо видно, но наступила ночь, и поезд опять ушел в горы. Тайга здесь высокая, густая. Появились в тайге сосна, ель, пихта и др.
        В поселке Магистральный к нам в купе сел парень лет 27-30. Он, как и Виктор, с которым я жил в вагончике на БАМе (когда строил мост в 1975 г. через Лену), в летнее время работает пожарником, а зимой – охотником-промысловиком. У него в тайге свой охотничий участок. Размеры его таковы, что он не доходил до некоторых, указанных на карте границ лишь за несколько дней. В тайге на его участке есть зимовье и несколько охотничьих заимок. Живет и охотится весь сезон в тайге один с двумя собаками. Стреляет белок, соболей и прочую пушнину. Для себя и для собак добывает мясо оленей, лосей, медведей. Дима, хоть и молод, но уже довольно опытный охотник. Ехал он в Краснодар к бабушке. Так что он за пять суток рассказал мне много охотничьих историй, забавных случаев, опасных встреч с медведями. Много услышал я от него о традициях охотников, об их неписаных законах, о повадках зверей, об охоте на них, об оружии и боеприпасах, собаках, тайге, рыбалке, о местных аборигенах эвенках и др. Я очень жалел, что мой диктофон был упакован, так что его нельзя было достать. Особенно много Дима рассказывал, когда пил водку. Трезвым он неразговорчив и замкнут. В пьяном виде рассказывал охотно, употребляя сибирские охотничьи выражения и жаргон.
        Парень Дима добрый, щедрый, ростом высокий, телом крепок.
        В нашем купе собиралось довольно часто компании. От Красноярска до Уфы ехали в вагоне четверо молодых парней, работавших на нефтеразведочной буровой вышке в отдаленном районе Красноярского края. Несколько сот километров они добирались на машине к железной дороге. Все четверо ужасные пьяницы. Но один из них пил двое суток беспробудно и ничего не ел. С собой у них было в канистре четыре литра спирта. Этот парень просыпался лишь для того, чтобы попить воды, сходить в туалет и опять выпить разведенного гидролизного (технического) спирта. А потом он опять падал на полку купе и мертвецки спал. Даже, когда он просыпался, то не мог вымолвить ни слова, вел себя, как глухонемой. Глаза у него налились кровью, лицо распухло от сна и спиртного. Когда он просыпался, его друзья протягивали ему стакан со спиртом и бутылку с минеральной водой. Тот пил, запивал, сидел несколько минут, тупо уставившись в стенку, а потом снова падал и засыпал.
        Трое его друзей также были постоянно пьяны, но не до такой степени. Они могли кое-что рассказать. Охотник Дима тоже не отставал от них. Он постоянно покупал у проводника водку, минеральную воду и напитки, пока все это у неё не закончилось. Потом стал посылать проводника в ресторан, за что та брала с него сверх цены водки еще 5 рублей. Водка стоит 50-55 рублей.  Покупать водку на вокзальных перронах он не хотел, хотя стоит она там дешевле (30-40 рублей). Дело в том, что на перроне могут вместо водки продать в бутылке все что угодно. Хорошо, если это будет обыкновенная вода, а не метиловый спирт или еще какая-нибудь отрава. Купил человек, зашел в вагон, поезд ушел со станции, выпил, поди вернись, найди, докажи, что тебя обманули и продали не то, что хотел купить. Но когда была «острая необходимость» брал Дима водку и на перроне, если больше взять было негде.
        Денег у охотника не мало. На поясе у него висит сумочка, которая застегивается на «молнию». Все видели, как он из неё доставал деньги.
После того, как компания буровиков покинула поезд, в нашем купе появилась другая компания - три донских казака с Ростовской области. Ездили они куда-то на шабашку, но ничего не заработали. Домой возвращались с «пустыми карманами», а выпить и поесть они были не прочь. Вот казаки и «примазались» в компанию к охотнику. Тот щедро поил и кормил их, а те чуть было «в благодарность» не обокрали его, если бы я не вмешался в это. Один из казачков, бритоголовый жлоб, пристроился рядом с охотником, когда тот уснул пьяным. Сидя возле него на полке, он будто бы читал журнал, но другой рукой расстегнул молнию сумочки с деньгами и хотел уже вытащить их. Лежа напротив, мне все его действия были видны. Вор думал, что  я тоже сплю. Пришлось вмешаться и прогнать неблагодарного человека. Я разбудил и поднял охотника, сказал ему, чтобы он снял свой пояс и положил под сиденье, на котором он лежал. Утром я рассказал Диме, кто его пытался обокрасть, но он никак не отреагировал на это, и по-прежнему приглашал эту компанию к застолью. Я же предупредил проводника, что в вагоне есть компания, не брезгующая воровством. Это не профессионалы, а дилетанты этого промысла. Сошли они с поезда раньше меня и раньше охотника.
       Один из этой тройки шабашников рассказал о своей контрактной воинской службе в Таджикистане. Он струсил, разорвал контракт, уплатил неустойку, был вывезен на «скотовозе» (грузовом самолете) в Москву. Двое других отличные «летчики» с верхних полок купе. Один из них спал в нашем купе. Видя, как он скатывается к краю, я несколько раз отталкивал его к стенке, хотел привязать веревкой и даже ходил за ней к проводнику. Но тот настойчиво катился к краю полки. В конце концов, он упал, как мешок, ударился головой о стол, поохал, покопошился и остался спать на полу. А утром он ничего этого не помнил, и жаловался лишь на боль в голове. А мог бы убиться или травмироваться.
2 августа я прибыл на станцию Шахтинскую, т.е. в г. Шахты, Ростовской области. Провести почти неделю в закрытом помещении вагона непросто. За это время я пересек большую часть России с востока на запад. За окном вагона мелькали тайга и степи, горы и равнины, реки и озера, маленькие деревушки и миллионные города. Какая же огромная страна – Россия!
        Проезжая по городам в вагоне поезда, я вспоминал тех добрых людей, с которыми познакомился в путешествии. Грустно было расставаться с ними. Так было всегда: ехал ли я в автомашине с хорошим водителем, ночевал ли в доме гостеприимной семьи, плыл ли на пароме или корабле в компании доброжелательных пассажиров и команды, получал ли приют в гостинице, спортзале, стадионе. Даже на чиновников мне в основном везло. Все-таки пока в России добрых людей больше, чем сволочей. Но ситуация в морально-психологическом плане, в идеологии и в отношениях между людьми сейчас заметно меняется, и не в лучшую сторону. Изменения происходят стремительно, особенно в крупных промышленных районах, в больших городах и густонаселенных регионах. На смену старшему, тоже не святому, поколению приходит молодежь с волчьими законами капиталистического прагматизма, карьеризма, жаждой обогащения за счет других людей. Безучастие, моральная жестокость, падение нравов, пьянство, наркомания, проституция, уголовщина, как эпидемия, распространяются в обществе. Слава богу, что пока у сибиряков и дальневосточников еще не так много подонков. С сожалением и болью смотрел я, как те, кто называет себя деловыми людьми, растаскивают по своим карманам и банковским счетам достояние всей страны и народа. Это не деловые люди, а дельцы. Это не демократия, а дерьмократия, не приватизация, а прихватизация.
Проехал я и по мосту через реку Лену, который строил на БАМе в 1975 году (это в 30 км. от города Усть-Кут и в 5 км от деревни Якурим). Теперь от моста до Усть-Кута местность заселена, а в те времена там, в тайге бродили лишь медведи.
        Из осени я приехал в лето. Пассажиры надели шорты и майки. В вагоне появились яблоки, дыни, помидоры и другие овощи и фрукты.
        Вот я и в Донбассе. Мои попутчики по купе помогли мне вынести из вагона велосипед и рюкзак. Я попрощался с ними, поезд тронулся, показал свой хвост, и я остался опять один со своим «железным конем» на перроне вокзала.
Как можно быстрей, но, не суетясь, я собрал велосипед, подтянул гайки и винты, смазал движущиеся части, навьючил рюкзак и двинулся в путь.
        До родного города Красного Луча и дома осталось всего 100 км. Я выехал вначале на магистраль Ростов – Воронеж – Москва. Проехал по ней с десяток километров и свернул на когда-то, не менее оживленное шоссе Ростов – Харьков – Москва.
        Перед Новошахтинском на посту ГАИ набрал воды, отметил у них маршрутку. В Новошахтинске на придорожном рынке истратил на продукты мелкие российские деньги. Оставшиеся 300 рублей (50 грн.) можно поменять дома на украинские гривны. Слава богу, что возвращаюсь домой «целым и невредимым» и у меня не было острых проблем с деньгами и питанием.
        За Новошахтинском я без проблем пересек российскую таможню и пограничный пункт паспортного контроля. Через десяток километров, по моим расчетам, должна стоять украинская таможня. Я уже не впервые здесь проезжаю.
        - Открывай ворота, таможня! – с радостным предчувствием встречи с родиной выкрикнул я, стоявшим трем мужчинам в форме, и, не дождавшись открытия ворот, проскользнул, не останавливаясь, в калитку.
Те, не ожидая от меня такого маневра, опешили, а один из них крикнул:
        - Ты у нас сейчас договоришься!
     Они кинулись ко мне, думая, что я собираюсь штурмом и незаконно пересечь границу. Но я, проехав немного, остановился, приставил велосипед к металлической ограде и сказал:
         - А что, вы меня не впустите домой в Украину и вернете назад? Не для того я проехал всю Россию, чтобы бояться таможенников.
        Оказалось, что я допустил ошибку – это еще не украинская таможня, а всего лишь дополнительный российский пограничный пункт контроля перед украинской таможней, которого раньше не было. В общем, всё обошлось, и меня отпустили с миром.
        И вот уже, наконец-то, впереди маячит арка украинской таможни «Успенка». Ранее мне казалось, что въезжая в родные края, я на радостях обязательно «прослезюсь». Ведь позади тысячи, даже десятки тысяч километров пути. Я побывал, чуть ли не на краю света. Но «выдавить слезы» у меня не получилось, и я обыденно пересек границу Ростовской и Луганской областей. Может это потому, что у меня все получилось «гладко» в путешествии, и я не слишком много познал горя, лишений, болезней, нищеты, голода и прочих нехороших приключений, которые, в принципе, были возможны. А может потому, что от далекого велофиниша (Тында) я все же довольно быстро прибыл в родные края, прекрасно отдохнул в поезде. В общем, я, как обычно, заехал на украинскую таможню. Меня окружили таможенники из Антрацита, и были удивлены, посмотрев мою маршрутную книжку. Но еще больше они удивились, когда спросили:
        - А теперь куда направляетесь?
        - А теперь никуда. Теперь я уже дома. Я из Красного Луча, - ответил я им.
     Любопытство и восторг таможенников все же не помешали им воспротивиться поставить гербовую печать таможни в маршрутку. Они никак на это не соглашались.
        - Ну, как же. Ведь я въезжаю домой и хочу отметить этот факт. Видите, - показал я, - все российские и казахские таможни делали отметку и ставили печать, а вы мне говорите: «Не положено».
        Поставили мне штампик в маршрутку в отделе транспортного досмотра, т.е. там, где оплачивают таможенный сбор за провоз грузов.
        И вот я качу уже по родным краям. Воздух пахнет родными степными травами. Жарко и сухо. Степь пожелтела от засухи и выгорела от солнца.
        Я, конечно же, мог к часам двум ночи добраться к родному дому, но зачем торопить события? Зачем гнать велосипед по ночи? Не ровен час, собьёт ночью машина вблизи родного города. И я решил заночевать в лесопосадке.  Заехал в дубовую лесополосу, выбрал подходящую поляну, разжег костер, поставил палатку, поужинал. Это был последний ночлег в путешествии этого года. Ночью было тепло и сухо, еды и воды хватало. Завтра буду дома.
        Утром я проснулся «чуть свет», собрал вещи и выехал на шоссе. В глубокой балке, меж холмами, перед Антрацитом есть криница. Там я немного обмылся, кое-что простирнул. Ведь за неделю жизни в поезде я оброс лепом, пылью, пропитался потом. После умывания и стирки даже ехать стало легче.
        Перед Антрацитом есть профилакторий с тенистой рощей. Там я передохнул немного, и потом, уже не останавливаясь, гнал велосипед до самого Красного Луча. В 11 часов я прибыл домой. День выходной. Жена Валя и сын Юра дома. Я поцеловал их. Оставалось только вздохнуть с облегчением и подумать про себя: «Ну, вот я и дома!».
        Дом родной - никогда не поймешь, как много он значит, пока не вернешься из дальних странствий.
        Потом принял душ, пообедал с семьёй. Затем был бурный, бессвязный рассказ отдельных эпизодов путешествия, растаскивание по полкам вещей из рюкзака, подарки, сувениры и т.д.
        Я рад, что приехал домой досрочно. Жена и сын тоже рады, что я благополучно отпутешествовал. Позже пошел к матери, пригласил её на ужин по случаю моего приезда.
       А на следующий день уже было «забот полон рот»: поливал помидоры, капусту, грядки с луком и морковью, свеклой и др. Пошла обыденная жизнь.
Через четыре дня я поступил на работу в СШ №3 слесарем. А что делать? Времена сейчас тяжелые. Юра учится, да с самим не хватает средств даже на полноценное питание.
        P.S. Счастлив, что мне удалось осуществить своё самое далекое путешествие по России. Много из того, чему я недавно был свидетелем, уйдет в прошлое. Тому, кто не видел этого, не передашь словами, но мой дневник в какой-то мере может быть использован другими, как инструкция для маршрута. Я старался описывать только факты. Возможно, этот дневник будет интересен моим внукам или даже правнукам.

                Серия рассказов:
                Четыре Памира 1988 года

                Предисловие
        В 1988 году я побывал на Памире четырежды: трижды в командировках в Западном Памире, а еще с восьмилетним сыном  пересекли Памир на одном дорожном велосипеде не только Западный Памир, но и обширное высокогорное плато Восточного Памира, преодолев одиннадцать перевалов, большая часть которых имеет высоту более четырех тысяч метров.
        Первая командировка с 10 по 26 февраля длилась 16 дней. Вторая – с 5 по 22 мая, т.е. 23 дня. Велопутешествие с автостопом длилось с 6 по 25 июля 20 дней. Четвертое, и последнее пребывание на Памире (и не только, ибо я смог побывать в этой командировке еще и в Ленинабаде, Самарканде, Коканде, Бухаре) было с 16 августа и по 13 сентября.
        Народная мудрость гласит: «Командировка – это туризм за государственный счет». - Нужно только её умело  организовать, – добавил бы я к сказанному. Именно поэтому в книгу «Мой автостоп» и в серию рассказов о памирских автостопах я вношу деловые поездки на авиа, авто и железнодорожном транспорте. Ведь к местам выполнения моих служебных обязанностей меня возили не с завязанными глазами, к тому же возили бесплатно, часто угощали на званых обедах. Да и приключений, экзотики, впечатлений от увиденного и услышанного  в этих командировках было куда больше, чем у тех, кто побывал там, как турист. Это были, хоть и не совсем вольные, но, все же, путешествия. К тому же в этих трёх командировках я получил немало информации для подготовки и проведения экспедиционного велопутешествия 5-й категории сложности с малолетним сыном на одном дорожном велосипеде, чем весьма удивляли местное население и гостей этой горной страны.
        Читая мои рассказы, прошу обращать внимание в заглавиях на даты  и географические местности, в которых происходили описанные авто, гидро, ж/д и авиа-стопы, ибо никакой систематизации в книге нет, кроме серий рассказов: «Четыре Памира 1988 года» и «На восток, На Дальний Восток».
        «Памир – это уникальная горная страна, весьма своеобразная в отношении геологического строения, природных условий, истории и этнографии. Вот уже более ста лет он привлекает к себе внимание исследователей особенностями природы и геологического положения, своими суровыми высокогорными пустынями, высочайшими в стране горными вершинами и гигантскими ледниками, водными ресурсами и запасами полезных ископаемых, а многочисленных любителей природы – величественной красотой и природными контрастами.

                Н. П. Горбунов  «По неисследованному Памиру»

                1. ФЕВРАЛЬ

                Впервые на Памире
                14 февраля 1988 г. – воскресенье.
        Я в командировке. Прибыл самолётом из Москвы в Душанбе в четверг 11 февраля вечером, и сразу же направился в общежитие профессионально-технического училища №62 на ночлег. Утром следующего дня явился в Госкомитет ПТО (проф. тех. образования), уговорил заместителя начальника ПТО направить меня для работы в ГБАО, т.е. на Памир. Мне напечатали письмо в ОВИР (отдел виз и регистрации иностранцев) на получение пропуска. Во всей автономной области пропускной режим приграничной зоны, и взять билет в кассе без пропуска невозможно. ГБАО граничит с Китаем, с которым у СССР сейчас не лучшие отношения, и с Афганистаном, где ведутся военные действия нашей армией в борьбе с душманами.
         Получить пропуск в ОВИРе не удалось. В пятницу не приемный день, а субботу и воскресенье - выходные дни. Значит, у меня есть три свободных дня.
         Еду в Джиргиталь. Туда 250 км. В машине УАЗ, кроме водителя, шесть человек: двое дехкан (крестьян), учительница, заведующий почтой, врач и я. С собой у меня фотоаппарат. Заехали в аэропорт, где извлекли из камер хранения вещи мох попутчиков. Оказывается, в Джиргиталь летает самолет, и местные жители этого поселка  предпочитают именно этот вид транспорта. Кому охота трястись целый день в машине по небезопасной дороге, тем более зимой. Но сегодня авиатрасса на Джиргиталь закрыта. Мне же посмотреть горы лучше с земли.
        Проехали три десятка километров. Остановились в чайхане позавтракать. Мне сказали сразу, чтобы я садился за стол, а они меня обслужат и угостят – я же гость. Кушали шурпу и лагман. Конечно же, не обошлось без традиционного зеленого чая.
        Дорога вначале тянется вдоль реки Сурхоб, врезанная карнизом в склоны ущелья. До Орджоникидзеабада построено широкое асфальтированное шоссе, а далее Северо-Памирский тракт проложен вдоль Каратегинского хребта.
        Проехали городок Файзабад. Есть город с таким же названием и в Афганистане. Советский Файзабад находится на восточной окраине Гиссарской долины.
         В поселке Оби-Гарм (это уже 97 км от Душанбе) есть курорт с горячими источниками. На поверхность выходят более 20-ти целебных слаборадиоактивных источников с температурой воды 41 - 55°С. (оби – значит «вода», гарм – «горячий»).
         Из окрестностей кишлака Сучурак открывается впечатляющий вид на скалистый Вахшский хребет, имеющий высоту более трех километров. Здесь можно увидеть Большой Вахшский надвиг. Этот участок долины Вахша некоторые путешественники сравнивают со знаменитым Большим каньоном Северной Америки.  Неподалёку от Сучурака развернулось строительство плотины Рогунской ГЭС. Мне видно пока только дно будущего водохранилища, которое тянется на 70 км в длину и затопит многие кишлаки, в том числе и райцентр Комсомолабад. Проезжая мимо, мы наблюдали открытие нового Комсомолабада, который стоит выше уровня воды будущего озера, и в ином месте.  В  новом поселке современные одноэтажные дома, красные плакаты,  транспаранты,  колона автомашин с переселенцами и их пожитками.
         За Комсомолабадом развилка: вдоль реки Обихингоу уходит вправо Западно-Памирский тракт, а прямо – Северо-Памирский тракт, по которому мы и продолжили свой дальнейший путь. Теперь тракт проходит  уже вдоль хребта Петра І, и это уже Памир.
         В поселке Гарм заканчивается асфальтированное шоссе. Дорога становится особенно опасной. Ущелье сужается, его склоны круче, вверху над нами нависают глыбы камней и скалы.
         Вот и Джиргиталь – небольшой поселок, райцентр. Вдоль дороги растут высокие пирамидальные тополя. Здесь кое-где лежит снег. На въезде в поселок увидели поле с множеством людей, машин и всадников на лошадях. Оказалось – там проходит козлодрай, национальная игра. Суть соревнования в следующем.  Принять участие в козлодрае может каждый, имеющий верховую лошадь.  Назначается приз, который предоставляет семья из близь лежащих кишлаков или поселка, у которой была свадьба или родился ребенок. В зимнее время козлодрай проходит каждую субботу. Призом может быть конь, ковер, жирный баран и др. Всадники делятся на две команды. В поле выпускают козленка. Этого козленка нужно схватить и доставить в определённое место. Кто это сделает – получает приз, а команда, в которую он входит, становится победительницей. Но все дело в том, что вырваться из кольца противников и уйти от них очень сложно, и нужно быть хорошим наездником. Козленка всячески мешают увезти, пытаются вырвать из рук. Это настоящий бой, порой опасный.
В Джиргитале проживает смешанное население: таджики и киргизы. Хороший конь здесь стоит до 10 тыс. рублей, самый плохой – 2 тысячи рублей. Хороший баран – до 500 рублей.
        К сожалению, я не видел игры, но позже видел, с какой гордостью ехала команда-победитель. Кони наездников укрыты попонами с национальным орнаментом. Ехали на лошадях и старики, и молодые парни. Я сфотографировал их. Они, очевидно, приняли меня за фотокорреспондента. Мне дали коня, я сел в седло и немного проехал верхом.
        Съездил с шофером на заправочную станцию. Потом без проблем устроился в небольшую старую гостиницу. Водитель здесь ночует часто, и администратор его хорошо знает. Сходил с ним в столовую и поужинал. Собрались вечером идти в клуб смотреть кинофильм, но тут «подвернулось» частник. Водитель русский. Запросил за проезд 25 рублей, сговорились на 15 рублей. Ему все равно нужно было возвращаться в Душанбе. Со мной еще сели в машину два парня-киргиза. Днем по ущелью ехать ночью страшновато. Слева темная пропасть ущелья, справа фары высвечивают темные скалы. Киргизы всю дорогу спали, а я рассказывал таксисту о своих путешествиях по Кавказу. Он тоже бывал в Грузии, хорошо знает Мцхету, жил в ней.
        На пути встретили человека. Стоял он рядом с открытым капотом  ГАЗ-69. Но не это запомнилось, а внешний вид водителя этой машины. Он был словно из сказки, или из банды басмачей: бородатый,  в чалме и полосатом халате. Даже парни-киргизы заметили, что он похож на басмача и не внушает доверия. Однако мы остановились. Я и водитель дали ему несколько советов по ремонту автомашины. У него был разобран карбюратор, но, думаю, причина не работы двигателя была не в нем. Скорей всего был подсос воздуха в систему питания или не работал бензонасос.
         В Душанбе прибыл в три часа ночи.
         Так закончилась моя первая встреча с Памиром. Но это только северная окраина Памира, хотя именно из Джиргиталя наиболее короткий путь к высочайшей вершине гор, к пику Коммунизма. Джиргитальский район – это единственный район Таджикистана на Памире, который не входит в ГБАО. Мой товарищ летом 1987 года пытался проехать на велосипеде этим маршрутом, но ему это не удалось – был задержан милицией. Мне же это удалось даже зимой, когда дорогу в иные годы заваливает снег лавин.


                Самая опасная авиатрасса в мире
                15 февраля 1988 г. – понедельник.
          В госкомитете ПТО мне сказали, что на Памир в зимние и весенние месяцы попасть очень сложно, и только самолетом. Перевал автомобильного тракта откроется только в июне. Можно залететь в Хорог, и застрять там на месяц, а то и больше.
        Поехал я в управление МВД, в бюро пропусков пограничной зоны. Но оказалось, что после подачи документов, только через 10 дней можно получить пропуск. Я уже решил, что не попаду на Памир. Но выяснилось, что это бюро выдает пропуски только душанбинцам. Командированные же должны получать в ОВИРе. С трудом нашел этот отдел виз. Возле него уйма людей, внутри здания  - еще больше.
         Ну, думаю, стоять мне здесь в очереди двое суток. Но и тут мне повезло. Оказалось, что эти люди стоят за визами за рубеж. Мой же кабинет свободен. Оформил пропуск в течение 10 минут. Для этого мне пришлось заполнить лишь небольшую анкету.
         После ОВИРа я  поехал в общежитие ПТУ за портфелем, а оттуда  в аэропорт. Подхожу к кассе. Людей нет. Беру последний билет, на последний рейс самолета в Хорог. Ну и везучий же я! Вот я уже в самолете ЯК-40. Короткий пробег по полосе и взлет. Смотрю в иллюминатор. Вот внизу широкая Гиссарская долина; поля, расчлененные оросительными каналами на ровные прямоугольники, похожие сверху на кусочки акварели; темные пятна садов, каменное ложе Кафернигана, Орджоникидзеабад и окружающие кишлаки.  Промелькнула Нурекская гидроэлектростанция с водохранилищем, и вот внизу уже Памир – остроконечные снежные горы. Только по краям ледников и неприступных гор, в глубоких провалах каменных ущелий видны редкие кишлаки, крохотные лоскуты полей, к которым тянутся ниточки арыков. Иногда виден Западно-Памирский тракт. Он петляет, то повторяя изгибы рек, то поднимаясь прямо на хребты. Пересекли широкую корытообразную Ванчскую долину, уходящую далеко вглубь Центрального Памира. Смотришь вниз заворожено, и немного страшно.  Такое чувство я испытал уже однажды, когда летел на вертолете МИ-8 над бескрайними непроходимыми болотами Западной Сибири. Страх возникает не из-за того, что самолет может потерпеть катастрофу. Тогда в любом случае смерть, хоть упади на центральную площадь города. Просто я думал, и тогда, и сейчас, каким же беззащитным и беспомощным может оказаться человек в этих бескрайних ледяных заснеженных горах. Горы, горы, горы… Где кончается Памир, а где начинается Гиндукуш – не видно. Не видно с воздуха и государственных границ. Так что же можно назвать Памиром. В путеводителе для туристов говорится так: «Памиром называется горная страна, расположенная в Средней Азии, главным образом на территории СССР, частично – в Китае и Афганистане. Вся советская часть Памира находится в Таджикской ССР. Это территория ГБАО и Джиргитальского района».
        По природным условиям Памир разделяется на Западный и Восточный. На Западном Памире расположены Ванчский, Язгулемский, Рушанский, Шугнанский, Ваханский и другие горные хребты. Здесь, в глубоких теплых долинах, живет большая часть населения. На маленьких, орошаемых арыками полях памирцы выращивают табак, картофель, возделывают сады.
        Широкие долины Восточного Памира, приподнятые на высоты 3500 – 4000м, представляют собой высокогорные пустыни.
        В самом центре Памира расположены высочайшие вершины страны: пик Коммунизма (7495 м.), пик Ленина (7134 м.), пик Коржневской (7105 м.). Здесь расположен самый большой ледник Федченко – 77 км в длину, 6 – 7 км в ширину, с толщиной льда в средней части до 1000 метров. Большая часть Памира до революции оставалась неисследованной. В 1931 – 1934 г. был построен Восточно-Памирский тракт (Ош – Хорог), В 1940 г. – Западно-Памирский тракт (Душанбе – Хорог).
        «Западный Памир – это настоящий этнографический музей. Здесь около 90 тысяч местных жителей. Если глянуть в материалы переписи, то окажется, что все они записаны как «таджики».
       Этнографическая наука обобщенно называет это население «памирские народы». Но если спросить местного жителя, кем он себя считает, то ответ может быть самым разным. Старики, те точно скажут, что жители долины Ванча – это настоящие таджики. А жители Язгулема – это «язгулёмцы». А те, кто живёт между Бартангом и Шахдарьинским хребтом, - «шугнанцы», наряду с которыми по языку отличают «рушанцев», «бартанцев», «орошорцев», «хуфцев». Жители долины Пянджа между Ишкашимом и Наматгутом иногда обозначают себя как «ишкашимцы». А по верхнему течению Пянджа живут «ваханцы». Что ни долина, что ни ущелье или даже кишлак, то «народность». 
        А молодые люди, обобщая всю эту этнографическую пестроту и отражая реальное смешение в наше время разных народностей Западного Памира, говорят: «Мы – памирцы». Но в этнографии такого термина нет».
        Но вот самолет, прицеливаясь на зажатую горами посадочную полосу, минует Рушанские ворота, падает в долину. Авиатрасса Душанбе – Хорог считается самой сложной в мире.
        Выхожу из самолета. У трапа вместо стюардессы пограничники. Проверяют документы, пропуски. Невдалеке от самолета стоят военные вертолеты. А вон там, за рекой, уже Афганистан. Там сейчас война, кровь, душманы, религиозный фанатизм, там умирают в боях наши солдаты. И как-то не верилось, что вот так просто можно смотреть на совсем близкий афганский кишлак. Говорят, что наши власти в тот кишлак протянули через реку электрические провода и подарили цветной телевизор. Это единственный афганский кишлак с электричеством в долине Пянджа.
        Небольшой вокзал аэропорта. Стоит автобус. Доехал до гостиницы «Дусти» («Дружба»). Мест нет. Позвонил по телефону, который дал мне в Душанбе знакомый милиционер (жил вместе с ним в общежитии). Не помогло. Решил пойти сразу в обком комсомола. Первого секретаря на месте не оказалось. Его секретарь посоветовала зайти в отдел пионеров и учащейся молодежи, который занимается профориентацией и набором учащихся в ПТУ. Там увидел молоденькую, симпатичную и скромную девушка по имени Джамиля. Позже мне рассказали, что её отца, работника прокуратуры, убили бандиты из мести.
Немного пришлось потомиться в ожидании их инструктора по имени Олимшо, который и устроил меня в гостиницу по прожекту обкома комсомола.
        Итак, я в Хороге. Не теряя времени даром, я сразу же решил познакомиться с городом. Взобрался по дорожке на склон горы, на котором расположился Верхний кишлак. Здесь, на крутом склоне, прилеплены к нему хижины бедноты. Заборы и жилища сложены из камней и глины. Улочки очень узкие, крутые и извилистые. Предназначены они только для пешеходов. Автодороги в этом кишлаке нет, поэтому все, что здесь есть, принесено на плечах. Уголь тоже носят в мешках.
         Сфотографировал детишек. Одни из них бегали почти совсем раздетые. Обувь – не по размеру и одета на босу ногу. Другие, наоборот, были одеты в шапки и теплые пальто, по-зимнему. Наши городские дети в таких условиях уже бы давно лежали в постели с простудой или еще того хуже.
        Я взобрался наверх, чтобы взглянуть с высоты на Хорог, столицу Горно-Бадахшанской автономной области. Население Хорога сравнительно невелико, всего 20 тысяч человек. Интересно, что по числу лиц, имеющих высшее образование, город занимает первое место в стране. Потом я понял причину такого парадокса. Интеллигенция Хорога связана не с наукой, а с административным аппаратом. Дело в том, что здесь уйма всяких контор и конторок: обком, райком, горком партии; обком, райком, горком комсомола, облоно, районо, гороно, милиция, банк, музей, педколективы школ и училища, торговые организации и организации снабжения области, есть даже свое управление ДОСААФ. И это еще не полный перечень контор. Всюду управленцы. И найти работу в городе легче всего, имея высшее образование. Кроме того, здесь, в Азии, каждый хочет быть хоть маленьким, но начальником. В Калай-Хумбе мне рассказали, что здесь все выпускники школ, даже самые бестолковые, все равно пытаются поступить в вуз. Если уж не получилось с вузом, то только потом поступают в техникум или училище. Но после окончания училища вновь пытаются поступить опять в вуз. Если же ты не получил хорошего образования, то считаешься неперспективным женихом, и жениться на хорошей девушке сложней.
 Хорог очень удален от промышленных районов, нет железной дороги, автодорога очень сложная и не постоянно действующая. Завозить сырье и вывозить продукцию невыгодно. Поэтому автомашины, в основном, груженые едут сюда, а отсюда пустые.
         Город находится в месте слияния трех рек: Шахдары с Гунтом, и Гунта с Пянджем. Площадь города ограничена горами. Не хватает места даже для строительства жилья, не говоря уже о строительстве каких-то материальных производств. В Хороге, найти работу рабочему сложно. Здесь есть ЖБИ, выпускающий продукцию только для города, дорожно-строительное управление, механизированная колонна. Вся область находится на дотации государства.
        Серебристые тополя, стремительный Гунт, вода в арыках, сделанных прямо в асфальте, гостиница «Дусти», маленький театр, несколько кинотеатров, магазины, чайханы и столовые, медучилище, трикотажная фабрика, городской парк с прудом, почта, газетный киоск, оживленная главная улица – таков общий вид Хорога. Люди, в основном, одеты по-европейски, тюбетейку и чалму совсем не носят, даже старики. Одежда чисто импортная. Снабжение промтоварами хорошее. Много обуви и одежды в универмаге. С продуктами питания плохо, даже в столовых и кафе мясные блюда бывают только в обед. В книжном магазине «Китоб» много хорошее художественной литературы, в том числе на русском языке. Кое-что купил себе и отправил по почте домой посылкой. В городе через Гунт три пешеходных моста и один автомобильный. Построен новый автовокзал. Автобусы ходят только по Шугнанскому району и в Ишкашим. Рядом с автовокзалом рынок, в здании которого есть магазинчик, торгующий поделками из памирских камней.
         Построен Дом политпросвещения, в котором и расположился на третьем этаже обком комсомола. Строится новый обком партии. Есть редакция и типография. Выше по Гунту построена электростанция «Памир-1» и строится «Памир-2». Электроэнергия на Памире дешевая, 1 квт. час – 1 копейка. Но электроэнергии не хватает. В Хороге есть станция космического телевидения «Орбита», которая принимает телепередачи центрального телевидения. Выше города по Гунту расположился ботанический сад, самый высокогорный в СССР.
        Побывал я и в гостях, в новом, только что построенном доме. Дом необычный. Имеет сложный деревянный потолок. Крыша у него плоская, с двумя наклоненными друг к другу рамами, поставленных домиком. Это потолочное окно, через него выходит труба от стоящей посреди комнаты печки-буржуйки. По бокам этой большой комнаты для приема гостей стоят колонны из дерева, а у стен по периметру сделаны возвышения, на которых расставлена вся утварь. Это буфеты с посудой, телевизор, сундуки и др. На стенах развешены недорогие ковры, и коврики с вышивками на плюше ручной и машинной работы. Все имеет яркие краски. Чем сильнее пестрит, блестит, тем, считается, здесь красивее.
Ночью промерз до костей. Батареи в номере гостиницы немного прогрелись и опять остыли. С углем здесь тяжело. Все топливо привозное.

                Знакомство с Хорогом и его обитателями
                16 февраля 1988 г.
         Утром позавтракал в кафе гостиницы. Я уже немного «ориентируюсь» в названиях блюд восточной кухни. Замечу, что аппетит у памирцев отменный, но среди них почти нет толстяков. Это однозначно и для мужчин и для женщин.
В 9 часов уже был в обкоме комсомола. Встретился с первым секретарем Хариным Виктором Леонидовичем. Он русский, из Воронежской области. Интересовался, не болит ли у меня голова, не текла ли из носа кровь. Многие покидают Памир из-за действия на организм высокогорья. Я перенес адаптацию нормально. Чувствовал лишь небольшую отдышку и утомляемость при быстром подъеме по лестнице гостиницы. На Памире действует коэффициент высокогорья, увеличивающий зарплату местным жителям.
        Вместе с инструктором Олимшо я явился в городской отдел образования, а с инструктором гороно пошли проводить профориентационную работу в школах. Побывали в трех школах. В каждой школе три-четыре восьмых  и столько же десятых классов. Суть профориентационной работы сводится к агитации ехать учиться в наше училище, в Красный Луч. К концу учебного года я опять должен буду приехать за заявлениями. За это время ребята должны посоветоваться с родителями и решить – ехать ли им со мной в Украину. Далее, в августе должен буду собрать документы и препроводить ребят на сборный пункт в Душанбе, а затем  в сопровождении инструктора  комсомола из Хорога и на средства Госкомитета ПТО доставить их в училище.
         В европейской части страны сейчас система ПТО ощущает большую недостачу учащихся в связи со «вторым эхом войны» и малой рождаемостью. Средняя Азия этим не страдает. К примеру, в Таджикистане 50% населения моложе 16 лет. В республике очень много молодежи, которой негде учиться и работать. Учебных заведений не хватает. Даже школы переполнены. В училищах с профилем по бытовому обслуживанию населения конкурс. Все хотят быть, скажем, телемастерами, хоть не могут отличить вольт от ампера, но зато хотят иметь калым. А вот в строительных училищах недобор контингента. Не любят азиаты работать в строительстве, как, впрочем, и на заводах и фабриках. Торговля, бытовое обслуживание населения вот те сферы, где они желают работать. А  к нам учиться они едут лишь потому, что есть возможность какое-то время пожить за государственный счет, побывать в Европе, из-за желания уехать куда-нибудь из дому, чтобы посмотреть мир. Многие памирские ребята не видели ни трамвая, ни троллейбуса, ни поезда, хотя вертолеты или самолеты их не удивляют. Многие не представляют землю без гор.
         Когда я входил в класс или кабинет директора школы, то меня непременно характеризовали, как представителя Украины из Ворошиловграда, словно я посол. Я рассказывал учащимся об училище, о Красном Луче и Донбассе.  Меня удивляло, что здесь, на самой окраине страны, в столь далекой глубинке Таджикистана хорошо говорят на русском языке. Правда, директор или учитель иногда переводили детям мою речь на их родной язык. Принимали меня хорошо, слушали со вниманием. В общем, работу сегодня продел большую. Раздал объявления и прочую агитационную литературу.
         В обкоме комсомола познакомился с куратором по ГБАО от ЦК ВЛКСМ Таджикистана Рахимовым Абдусаломом. Эту должность он занял недавно. Ранее был первым секретарем комсомола Вахшского района. Завтра он едет в Ишкашим.  Пригласили туда поехать и меня. Вечером мы с Абдусаломом встретились в гостинице, и, кажется, подружились. Парень он простой. Рос без отца. Не женат. Но в характере есть упрямство в спорах, примитивность рассуждений. Весь вечер мы с ним в номере гостиницы пили чай, беседовали, играли в «дурака».
         Ночью мерз даже под двумя одеялами. Номер двухместный, но я в нем живу пока один. В нем есть даже умывальник, но роскошью столичная гостиница не блещет. Крашеные панели стен, нет даже прикроватных ковриков. Кровати с металлическими сетками, стол, два стула, две пиалы – все имущество номера.

                В Ишкашим вдоль афганской границы
                17 февраля 1988 г.
         Катим на черной «Воле» в Ишкашим. Это 104 км на юг от Хорога вдоль Пянджа вверх по течению и вдоль афганской границы. Левый берег афганский, правый – советский. Вначале пересекли по мосту бурный Гунт, приток Пянджа. Дорога проходит по ущелью. По обеим сторонам в самую синеву неба тянутся почти неприступные склоны гор. Водные потоки, падающие с ледников, прорезали в хребте поперечные долины. Некоторые из них сужаются до нескольких метров, в серые изогнутые щели никогда не заглядывает солнце. Это теснины. Кое-где на склонах гор – зеленые, слегка наклоненные линии. Это арыки, по которым вода горных рек поступает на маленькие поля ущелья.
         Удивляет яркость и чистота памирских красок. Солнце – щедрое и слепящее, небо – густое и синее, снега – сверкающие, белые, скалы – серые и коричневые.
         По дороге часто останавливались, чтобы осмотреться. В одной теснине прошлись по наледи метров сто. В небе парят орлы-бородачи, занесенные в Красную книгу. Виктор, первый секретарь обкома, насобирал букет сухих экзотических трав.
         Останавливались и в кишлаках, заходили в магазины. В них много импортной обуви. Видели банки с голландскими консервами, которые лежат здесь уже восемь лет. Местные жители относятся к консервам пренебрежительно. Обувь покупают подешевле. В ходу у них резиновые калоши, кирзовые или брезентовые сапоги. В них удобно ходить по каменистым, пыльным дорогам и тропам. А им привозят светлую и дорогую импортную обувь.
Вот слева над дорогой возвышается гора с маленьким кишлаком на склоне. Это Кухи-лал – памятник природы, знаменитая «Рубиновая гора». На её склонах около 450 древних горных выработок. Здесь с незапамятных времен добывали благородную шпинель.
         Но вот живописные кишлаки остались внизу. Пейзаж меняется. Долина расширилась, река течет спокойнее. До войны и позже неосторожно вырубали в долине Пянджа пойменные леса. Появились барханы из серого песка. Песок стал двигаться, засыпать дорогу, поля, сады. Жители кишлаков начали покидать свои дома. Почти каждый день ветер поднимал пыльные бури, нечем было дышать.
Профессор А.В. Гурский предложил сажать леса. И вот теперь по пути видны рукотворные заросли. Это почти непроходимые дебри тополей, тамарикса, ивы, облепихи. Все это на фоне гор Гиндукуша. Горы закованы в ледяные панцири.
Наломали веточек облепихи с прошлогодними кислыми ягодами. Около дороги  есть несколько минеральных источников-нарзанов. Перед поселком Ишкашим стоит пограничный КПП (контрольно-пропускной пункт). Пограничники проверили у нас документы, пропуски.  Здесь же временный мост из металлоконструкций через Пяндж  на афганский берег. Река здесь течет спокойно, растекаясь на несколько рукавов. Пяндж здесь уже не такой многоводный, как у Хорога.
        Вот и Ишкашим, районный центр – зеленый оазис в каменистой широкой долине. Из поселка видны вершины Гиндукуша. На их склонах начинаются притоки Инда. Среди них вершина Тарадьж–Мир (7690 м.). Только узкая полоса афганской территории (15 км) разделяет здесь Советский Союз и Пакистан. Говорят, что в двадцатые годы, когда Пакистан входил в состав Индии, а Индия была колонией Великобритании, то в Ишкашиме вывешивали большой красный флаг, чтобы его видели англичане, которые, как известно, долгое время не признавали Советскую власть. К тому же англичане в своё время имели виды на захват Памира.
          Ишкашим – довольно аккуратный, хорошо спланированный поселок. Здания выбелены известью. Здесь значительно теплее, чем в Хороге, но окрестности гор не очень радуют глаз, они какие-то серые, безжизненные, пыльные.
         Подъехали к райкому комсомола. Нас подобающим образом встретили, провели в столовую, сытно накормили. Потом мы немного «покрутились» в райкоме. Уже было за полдень. Виктор Харин сказал, что хочет поехать к другу в Лянгар, туда еще 100 км. Но с бензином у райкомовцев туго, заправить «Волгу» не удалось. Решено было ограничиться осмотром окрестностей и съездить к горячему источнику.
         Рядом с Ишкашимом есть кишлак Рын, в котором живут люди, язык которых не похож ни на какие другие языки Памира. Оттого их здесь называют «немцами».
        У кишлака Намангут стоят посреди долины на высоком холме развалины древней индийской крепости Каахка. Она названа так по имени царя елахпушей-огнепоклонников. Стены с бойницами сооружены здесь из глины. Крепость закрывала пути по Пянджу и через Гиндукуш. Караван знаменитого венецианца Марко Поло, следовавший вверх по Пянджу в Китай, вероятно, был остановлен здесь и платил дань. Мы остановились, побродили по развалинам, сфотографировались и поехали дальше. Дорога поднималась все выше. Пейзаж менялся, склоны гор стали пологими. У кишлака Ямчин мы свернули влево и поехали круто вверх по склону к источнику. Выше Ямчина возвышается развалины еще более крупной крепости Замр-и-Параст. Сложена она из камней, а потому была менее разрушена. Около крепости высотомер, который был снят с вертолета и установлен в «Волге», показывал высоту 3200 метров, т.е. мы теперь выше Хорога на 1000 метров. Еще несколько километров, и в узком ущелье увидели небольшой домик, в котором сделана ванна горячего источника. Источник посещают жители кишлака Ямчин и пограничники. Мы тоже искупались.      Удовольствие было неописуемым: купаться в естественном горячем источнике на краю света, да еще в феврале на высоте 3300 метров – это здорово!  Есть там в скале небольшая пещерка, обросшая зеленым мхом. Поместиться в ней может только один человек. Вода в пещерке боле горячая, чем в ванне.
         Вернулись в Ишкашим вечером. Прямо в райкомовской гостинице был организован ужин. Потом еще долго чаевали у телевизора. Здесь спутниковое телевидение. На ужине присутствовали секретарь парткома, секретарь комсомола и сотрудник КГБ - важнейшие персоны района.

                Работа и отдых в Ишкашимском районе
                18 февраля 1988г.
        Второй день в Ишкашиме прошел в работе по профориентации. Мне дали проводником инструктора райкома комсомола, машину «Нива», и мы ездили по ближайшим кишлакам и по школам Ишкашими с агитационными проповедями. Выступил я также на проходившем совещании директоров школ района.
         Внешний вид всех школ довольно прост, напоминает казарму. Это, как правило, длинное одноэтажное здание. Интерьер очень беден: обшарпанные стены с грубой штукатуркой, крашеные панели стен коридора и классов, старые столы и парты, дощатые полы, отопление печное. Две школы были построены недавно. В одной из них есть центральное водяное отопление классов от котельной, но специалистов запустить эту систему отопления не нашлось, а потому они перешли на привычное для них печное отопление. Вторая школа была построена на месте старой, разрушенной землетрясением.
         После полудня выехали назад в Хорог. Заведующая организационным отделом райкома комсомола, девушка с темным индийским лицом, пообещала в следующий мой приезд подарить старинный медный кувшин.
        В средине пути к Хорогу, у кишлака Андероб повернули на Гарм-Чашму (гарм – горячий, чашма – источник). 7 км по ущелью, и мы у источника. Гарм-Чашма – известная далеко за пределами Памира водолечебница. Здание курорта напоминает барак. Из горы бьют несколько горячих (32-62°С) радоновых источников, насыщенных различными минеральными солями. Солей в воде столько, что они покрываю края ванн белоснежными натеками. Вода в ваннах бирюзового цвета. Об этом курорте идет добрая слава. Говорят, здесь излечивают накожные болезни, и даже экзему. Лечат и женские болезни, суставные заболевания. Здесь три ванны: общая – самая большая, представляющая собой небольшое озерцо под открытым небом, вторая – для начальства среднего ранга, с раздевалкой и крышей над головой, и третья - ванна  для «высокого» начальства из республики и Союза. Мы купались во-второй.
         Назад ехали без остановок. Вдоль дороги бродят малочисленные отары. Овцы очень худые. Пастбища малы и чрезвычайно бедные. Даже сухая трава выедена овцами и козами до корней. В небольших, бедных кишлаках крыши домов плоские, покрыты толстым плотно укатанным слоем песчано-глиняного грунта.

                На УАЗике в Калай-Хумб
                21 февраля 1988г.
          Сегодня мы едем на УАЗике в Калай-Хумб. Мы – это Абдусалом Рахимов – куратор из ЦК ВЛКСМ Таджикистана (инспектирующий), Мирзо Гуломов – инструктор орг. отдела обкома комсомола, его беременная жена, водитель и я. Мирзо родом из Калай-Хумба. Там живут его родители, родственники.
         От Хорога  Калай-Хумб удален по долине Пянджа на 241 км, но вниз по течению. Утром выпал снег, и дорога стала скользкой. Тракт петляет по ущелью, копируя извивы реки. Он врублен в каменные, часто отвесные скалы гор. Мне  очень интересно смотреть на противоположный афганский берег, и я еле успеваю снимать на фотопленку горы, ущелье, овринги (афганские горные тропы), нашу необычную горную дорогу. На ней нет ни лавозащитных конструкций, ни отбойников. Нет и мостов через Пяндж – противоположный берег чужой. Мосты есть только через притоки. Путь по тракту опасен. Смотреть с опаской приходилось не только влево, вправо, но и вверх, мысленно прикидывая, куда может свалиться прилепленный к склону горы доисторический валун. В некоторых местах над дорогой нависают скалы, поэтому здесь не ходят машины с высокими бортами и грузом. Во многих местах тракт это проселочная дорога без асфальта, на которой невозможно разъехаться двум автомобилям. Частые закрытые повороты и узкая дорога требует от водителя специальных навыков вождения. Водитель должен следить за дорогой намного впереди так, чтобы встречная машина не стала неожиданностью на закрытом повороте. Он должен предугадать место разминовки машин.
         Видны бетонные доты. Граница не имеет никаких проволочных или иных заграждений. Пограничные столбы стоят просто у дороги, иногда по другую её сторону. В кишлаках пограничные заставы и вышки. В остальных местах границу контролируют только передвижные патрульные наряды и посты. Афганских пограничников нет вообще. По дороге дважды проверяли документы и пропуски. На ночь тракт закрыт и движение с 22 часов и до 6 часов запрещено. Мне рассказали несколько случаев перехода границы афганцами, случаи обстрела машин душманами, нападения на местных жителей. Рассказали, как наши пограничники из мести после очередной вылазки душманов, обстреляли из БТР кишлак афганцев Маймай.
         Приехали в Калай-Хумб вечером. Поселок расположен на высоте 1260 метров. В прошлом здесь была столица шахов Дарваза. Один из шахов был казнен афганским ханом за то, что принял гостеприимно русскую военную экспедицию. «Дарваз» в переводе значит «ворота» - ворота на Памир.
          К нашему приезду пришли  в здание райкома комсомола все его работники. Приветствия, обмен взаимовежливыми фразами и вопросами. Первый секретарь здесь девушка. Назначена она сюда из Душанбе.  Современная и образованная девушка, хоть и таджичка. Не придерживается старых национальных традиций. Оттого живется ей здесь, в глубинке, нелегко.  Меня и Абдусалома поселили в небольшой гостинице. Здесь, в отличие от Хорога, в комнате тепло, топили печь. Вечером играл с Абдусаломом в карты, потом он исчез. Оказалось, что рядом с гостиницей есть игровая комната для бильярда. Там собираются мужчины и играют чуть ли не до утра. Там я его и нашел.

                Районный центр Калай-Хумб
                22 февраля 1988 г.
         Утром умывание и зарядку делали на улице. В Калай-Хумбе хоть и тепло, но утром все же прохладно. Ведь февраль, а не май-месяц. Обедали в доме родителей Мирзо. Здесь я впервые побывал за таджикским национальным застольем. А поскольку стола не было, то там говорят, - за достарханом, т.е. за скатертью, расстеленной на полу комнаты.
         Как только мы вошли, нас сразу же усадили за достархан. Вокруг скатерти лежали мягкие ватные курпачи и подушки. Все гости перед входом в дом обязательно снимают обувь. Ходить по дому и рассматривать, как живут хозяева, у таджиков не принято. Сели только мужчины, а женщины обслуживали гостей и хозяина. На дастархане уже были расставлены фруктовые варенья, грецкие орехи, сушеные ягоды тутовника (шелковицы), сливочное масло, конфеты, сахар, хлебные лепешки и пиалы.
          Вначале принесли чай. Все стали лениво и неспешно похлёбывать его из пиал и вести непринуждённую тихую беседу. Чай пили без сахара, иногда кидая в рот несколько ягод шелковицы или раскалывали грецкий орех.
Признаться, к этому времени я сильно проголодался. Вначале я сдерживал себя, потом начал есть лепёшку с вареньем и сливочным маслом. Чуть позже принесли кислое молоко в касе-посудинах, напоминающих большие пиалы. Тут я подумал, что это уже последнее блюдо, обеду конец, и стал активно уплетать с лепёшкой этот кефир, в то время как другие ели его не очень охотно. В процессе уничтоженья кислого молока они еще и похлёбывали чай.
        Принесли шурпу. Это наваристый овощной суп. Но картофель и овощи не режут, а бросают целиком. Там же были морковь крупными кусками, какая-то зелень, лук и огромный кусок индюшатины.
         Шурпу я кое-как съел. Съел и половина мяса. Но хозяин Мирзо сказал, то ли в серьёз, то ли шутя, что у них принято съедать всё. Иначе он обидится. Потом я понял, что это была шутка, но тогда я всё же решил съесть всё, чтобы не обидеть хозяев дома.
         После шурпы принесли огромное блюдо из орехового дерева, наполненное вкусным жирным пловом. Это блюдо уже окончательно сразило меня. Вот когда я понял, что поспешил набить желудок раньше, чем это нужно было сделать здесь.
Плов в Средней Азии – это коронка угощения, и каждый хозяин стремиться приготовить его как можно лучше. В общем, плов я есть уже не мог. После плова все опять пили чай. Все, но не я.
          После обеда нам организовали небольшую экскурсию по поселку. Зашли в магазин. В нем я увидел немало дефицитных для нашей области товаров: хорошая импортная обувь фирмы «Адидас», куртки, рубашки и др. Купил в книжном магазине книги Ю.Семенова «Позиция – 2», несколько томов «Тысяча и одна ночь». За поселком есть памятник воинам, погибшим в ВОв. Как-то было странно видеть его здесь, у афганской границы, где не было той войны. Но памирцы тоже призывались во время войны в Красную армию, и тоже гибли на фронтах. Памятник стоит на краю обрыва у реки. От него хорошо видно небольшое афганское селение. А чуть дальше, между двумя металлическими опорами, стоявших на противоположных берегах Пянджа, натянут трос. Это канатная дорога, по которой на афганский берег переправляют большое количество мешков с мукой, крупами, сахаром и ящики с другими продуктами. Мешки сложены на берегу, а люди на лошадях, но чаще на ослах куда-то их увозят. Это гуманитарная помощь СССР афганскому Бадахшану.
        За поселком мое внимание привлекли еще и каменные стены, выложенные четырехгранником. Я подумал, что это доты. Но оказалось, что это могилы. На кладбище (мазаре) паслось множество индюков. У памирцев, да и во всей Средней Азии эта домашняя птица не редкость, а, наоборот, их держат на Памире чаще, чем курей.
        Вечером были приглашены в гости к Марине - 1-му секретарю райкома комсомола. Такова здесь традиция. Ей, как секретарю, выделили комнату. В ней лишь раскладушка, да телевизор. Пили кофе, смотрели телепередачу.
        У гостиницы под окнами всё время прохаживался часовой пограничной заставы. Конечно же, охранял он не нас, а  территорию заставы, которая примыкает к гостинице.

                Торжественная линейка
                23 февраля 1988 г.
         День Советской армии и Военно-морского флота. В одной из школ поселка администрация организовала торжественную линейку учащихся школ. Пригласили воинов-афганцев. Я тоже выступил с речью, но с агитационной по профориентации. Говорить пришлось в микрофон, поэтому выступление было не совсем удачным.
         Обедали теперь уже у зав. орг. отделом РК. Парень спокойный, флегматичный. На этот раз я уже не спешил набивать заранее желудок. 
После обеда выехали на райкомовской машине «Ниве» в Ванч. Шофер по имени Рахмат, что в переводе с тюркского означает «спасибо», веселый и общительный молодой человек. Ехали уже знакомой мне дорогой. Я сел на переднее сидение и снимал фотоаппаратом на ходу из машины Афганистан и нашу горную дорогу.
        Приехали в Ванч. Первый секретарь здесь тоже девушка, но из местных жителей. Ходит она в национальной одежде. Познакомились и сразу поехали оформляться в гостиницу. Нам, мне и Абдусалому, выделили лучшую комнату с цветным телевизором. В Ванче  значительно холоднее. Наверное, сказывается близость ледников к Ванчской долине. На сутки выделяется для топки печи всего два ведра угля, который, к сожалению, сгорел быстро. Ночью очень озябли. Днем же печь не топят вовсе.

                Ущелье Язгулема
                25 февраля 1988 г.
         Отправились в один из четырех совхозов района, в долину реки Язгулём. Долина Язгулёма идет параллельно Ванчской долине и отделяется от неё Ванчским хребтом. Для того чтобы попасть в долину Язгулема нам нужно было опять возвратиться к Пянджу, проехать километров десять вверх по течению, и опять, но уже по долине Язгулёма, поехать на восток. Побывали в нескольких кишлаках, встречались с комсомольцами, рабочими совхоза. Я делал фотоснимки, они позировали, очевидно, думая, что я корреспондент какой-то газеты. В одном из кишлаков сфотографировал девушку у тамдыра (печь для выпечки лепешек).
        Долина Язгулема населена народностью, язык которой не таджикский, как в Ванчской долине, а иной.

                Обида
                26 февраля 1988 г.
         Утром выехали на УАЗике в поселок Рушан, т.е. теперь из Калай-Хумба и Ванча мы возвращаемся в Хорог. Подъехали к райкому в Рушане под вечер. Там оказался только секретарь райкома партии. Он русский. Довольно приветливо встретил нас в своем кабинете, и пока собирались «комсомольские боги» района, разговаривал с нами. В гостиницу нас не устроили. Она была полностью забита артистами хорогского театра. Первый секретарь предложил нам переночевать у него дома, но видно предлагал не очень настойчиво. Абдусалом обиделся, и мы решили уехать в Хорог.
         - А завтра я приеду их проверять, - сказал он с обидой и злостью.
Так мы оказались в Хороге, в нашем номере гостиницы «Дусти».

                До новой встречи, Памир!
                27 февраля 1988 г.
          Завершал свои дела. Пора улетать в Душанбе. Отметил командировку. Попрощался со всеми, с кем успел познакомиться в обкоме. Меня отвезли на авто в аэропорт, взяли билет и я удачно вылетел в Душанбе. Позже, я узнал, что после этого рейса несколько дней из Хорога уже не взлетел ни один самолет. Удача и здесь не покинула меня.
         Опять под крылом заснеженные пики гор, ледники. И вот я вновь в Душанбе. Тепло. Зелень. Ласковое солнце. Город встретил меня шумом улиц и суетой горожан. Все это положительно подействовало на мое настроение. Горы, дикая природа, неспешная провинциальная жизнь – это по-своему прекрасно, но угнетает то, что в долинах и ущельях Памира чувствуешь себя, как в глубокой яме. Нет обзора, какой есть на равнинах, а горизонт в горах всегда где-то вверху, и он зубчатый.
         Мне поручили из Хорога сопровождать девочку-школьницу в ЦК ВЛКСМ Таджикистана. Она направляется в «Артек». Девочка, кроме Хорога, еще нигде не была. Отвез ее в ЦК. Оттуда сразу же зашел в Госкомитет ПТО. Написал отчет, отметил командировку. Взял билет на самолет в Москву.
Ночевал в Гостинице «Вахш-2». Разбил ценное зеркало.

                Домой!
                28 февраля 1988 г.
          Утром съездил в общежитие училища, где жил до отлета на Памир.  Забрал там, оставленные мной вещи. На рынке закупил целый ящик всякой зелени, овощей и фруктов. Ведь у нас сейчас зима в полном разгаре, а в Душанбе весна, и уже много всего свежего. Купил маленькую головку свежей капусты, редьку и репку, какие у нас не растут вовсе. Редька большая зеленая, репа  поменьше, и она желтая. Купил еще болгарский перец, чеснок, виноград, груши и сушеные дыни. Поел я и свежей дыни. Скибка дыни стоит 50 коп. Базарные прилавки, даже в феврале, ломятся от зелени, овощей и фруктов. Но все дорогое. Купил также сыну Юре два огромных граната.
        Вечером вылетел в Москву, в Домодедово. Переехал в аэропорт Быково. Этот аэропорт не большой, и в зале ожидания свободней, чем в Домодедово.
За ночь проголодался. Утром, в числе первых ворвался в столовую и нормально поел русской пищи. В Ворошиловград летел не почтовом ЯК-40. Все передние места были завалены мешками.
        В Ворошиловграде настоящая зима: снег, мороз, вьюга. Ужас. В Красный Луч добрался на частном такси. Дома жена приготовила борщ из привезенных овощей. Соскучился я по хлебу и борщу. Мы сытно поужинали всей семьей. Вот и всё.

                2. МАЙ

                В Среднюю Азию
                5 мая 1988 г.
        В этот раз, отправляясь в командировку, я решил не повторять прежний маршрут по Средней Азии. Давно мечтал увидеть древние города Бухару, Самарканд, Ленинабад, Коканд. В попутчики мне навязали нового парторга ПТУ. Пришлось посвятить его в свои планы.
        Взяли авиабилеты на транзитный рейс Одесса – Ворошиловград - Ташкент. Самолет прибыл в Ворошиловград во время. Посадка прошла нормально, но взлететь не удалось. Стюардесса спросила, есть ли среди пассажиров медработник. Потом объявила, что внезапно заболел кто-то из членов экипажа, и рейс отменяется. Думаю, что это была уловка скрыть неисправность самолета. Разве нет в аэропорту медицинской службы, да и внезапно заболеть никто из членов экипажа не может. Они перед полетом проходят медицинское обследование. К тому же, внезапная болезнь исключается – летчики, народ здоровый. Поэтому с 23 часов до 5 часов утра нам пришлось ждать, пока из Киева прилетит другой самолет. Вылетели  на ТУ-154 в 6 часов утра. Летели над облаками, и потому внизу я ничего не видел. Перед посадкой в Ташкенте показалась река, соленое озеро. Мы на земле.
Ташкент
                6 мая 1988 г
         Ташкент из всех среднеазиатских городов наиболее крупный и имеет выгодное географическое положение. До революции был столицей всего Туркестана (всех нынешних республик Средней Азии). Не было тогда еще ни Душанбе, ни Ашхабада, ни Фрунзе (как столиц  республик).
         Из аэропорта сразу же поехали на автовокзал. Автовокзал, как и аэропорт, новый, современный. В кассе предварительной продажи билетов пришлось немного постоять в очереди. Взяли билет на Ленинабад на завтра. Сели в трамвай и доехали до конечной остановки и назад, тем самым из окна немного осмотрели город. Но нужно было вначале подумать о ночлеге. Иначе вечером устроиться в гостиницу будет невозможно, а ночевать на вокзале не хотелось. Зашли в гостиницу «Ташкент». Нас сразу  не поселили, но обещали вечером помочь. В Ташкенте, да и по всему Узбекистану работает свыше двухсот следователей прокуратуры СССР. «Шерстят» всё коррумпированное руководство республики. Возглавляют следствие следователи Гдлян и Иванов. Уже нашумело в прессе и по телевиденью дело секретаря райкома Адылова и секретаря ЦК КП Рашидова. Чтобы поселиться в гостиницу мы использовали наши командировочные удостоверения. К приезжим мужчинам средних лет теперь в столице Узбекистана относятся со вниманием  и осторожностью.
         В Ташкенте жарко. Прохладно лишь в метро. Оно здесь не глубокое. Эскалаторов нет. Достаточно ступенек, чтобы спуститься на станцию. Отделка интерьера станций скромная.
         Купили открытки с видами города и, перебирая их, искали в натуре те здания и виды, которые там были изображены. Побывали в республиканском историческом музее. Здание очень монументальное, но экспонатами не богато. Сфотографировались у здания ЦК компартии Узбекистана, на центральном проспекте им. Ленина, у филиала Центрального музея В.И. Ленина, в парке, у Выставочного зала Союза художников, у гостиницы «Москва». Зданий современной оригинальной архитектуры в центре Ташкента много и средств на их строительство затрачено немало. В то же время видели кварталы бедняков с узкими извилистыми улочками, глинобитными домиками и дувалами (заборами), нищенским жильём. Город мне не понравился своей разбросанностью, беспорядочной планировкой.
         В апреле 1966 года Ташкент был практически разрушен сильным землетрясением. Может потому в городе осталось мало памятников древней архитектуры. На туристической схеме города их три: два медресе и мавзолей. Мы побывали только у медресе Кукельдаш (16 в.). Зашли в него. Оказалось, что в нем обустроилось какое-то бюрократическое учреждение.
         Запомнилось и впечатлило посещение музея ювелирного искусства Узбекистана, расположенного во дворце брата царя Николая ІІ.

                Ленинабад
                7 мая 1988 г.
         Нам удалось поселиться в гостиницу «Ташкент» и там заночевать. Поднялись с постелей рано. В метро добрались до автовокзала. Выехали из Ташкента в 8 часов по местному времени, а оно на три часа идет раньше московского. Пригород  города велик. В сущности, город оброс множеством кишлаков, которые поставляют в столицу мясо, овощи, фрукты и другие продукты питания. Поэтому за окном автобуса долго мелькала пригородная зона. Расстояние в 120 км проехали быстро. Дорога хорошая и ровная. Вдали все время маячили холмы и невысокие горы. Местность опалена солнцем. Растительность полупустынная, чахлая, желтая. Остановок было немного. На границе Узбекистана и Таджикистана стоит пост ГАИ.
         Прибыли в Ленинабад, а это областной центр Северного Таджикистана. Проехали по Новому городу, пересекли по мосту Сырдарью. Раньше, на правом берегу Сырдарьи была безжизненная пустыня. Теперь здесь белый город с зелеными насаждениями, женской тюрьмой и тысячами роз. В этом новом районе города стоит один из крупнейших в стране памятник В.И.Ленину. Статуя имеет 12-ти метровую высоту и установлена на искусственно насыпанном холме.
         На автовокзал ехать не стали, а вышли в центре Старого города. Сразу же направились в обком комсомола, расположенный в новом здании рядом с обкомом партии. Встретили нас здесь не очень радушно. І-й секретарь уже далеко не комсомольского возраста. Нам нужно было сразу отметить командировки, съездить в пос. Нау к тетке моей жены, потом сделать радиальные вылазки в Коканд, Самарканд, а затем улететь в Душанбе. С трудом отметили командировки (сразу прибытие и убытие), пообещав поговорить с директором училища на тему перечисления пару тысяч рублей на счет обкома комсомола для проведения профориентационной работы. Нам дали район области для ведения агитации, думая, что мы уедем туда. На самом же деле, у нас были другие планы. Через несколько дней сюда приедут иные наши коллеги. Дали нам и записку к администратору гостиницы. Гостиница – высотное здание, недалеко от обкома, и тоже расположена на набережной Сырдарьи.
         Ленинабад этой рекой разделен на Старый и Новый город. На правом берегу  – Новый современный город с многоэтажными домами, широкими улицами.  Расположен он у подножия небольших, безводных гор Моголтау. Старый город стоит на левом берегу. До 1936 года назывался Ходжентом. В 1986 г. ему исполнилось 2,5 тыс. лет. Расположенный в межгорном проходе, ведущим в Ферганскую долину, город на Великом шелковом пути многократно подвергался нападению и разграблению. Так, в 329-326 г. до н.э. город был разрушен войском Александра Македонского. На этом месте он построил за 17 дней крепость.
         В 711 г. его завоевали арабы, а в 13 веке город осадили полчища Чингисхана. Позже Ходжет сильно страдал от почти непрекращающихся войн между Бухарским и Кокандским ханствами.
         Оформившись в гостиницу, мы в этот же день отправились осматривать город. Прошли по центральной улице Ленина, заглянули в магазины, дошли до музея, расположенного в мавзолее шейха Муслехеддина. Ознакомились с экспонатами краеведения и истории. Тут же рядом стоит минарет, с высоты которого хорошо видны Красная площадь и рынок. На площади установлен памятник Д.З.Закирову, активному борцу за установление советской власти в городе. Справа от мечети и мавзолея находится ресторан «Панчшанбе» (четверг). Там на террасе стоит несколько топчанов, покрытых хорошими коврами. Здесь, в тени за чаем мы отдохнули, почитали газеты.
Крытый рынок – один из самых больших в Средней Азии. Это огромное сооружение выполнено в духе национальных традиций. Внизу находятся торговые ряды, ломящиеся от фруктов и овощей. Вверху - на втором этаже по периметру лавки промтоварных магазинов и кооперативов.
         За рестораном – старые кварталы, узенькие улочки, глиняные дувалы, за которыми спрятались одноэтажные домики  с внутренними домиками и абрикосовыми деревьями.
         Вечером мы прошли по парку, в котором видны развалины крепостной стены, построенной еще войском Александра Македонского. Прошли дальше по ул. Орджоникидзе, мимо кинотеатра «Таджикистан» к главному почтамту. На площади Камила Хутжанди стоит самое изящное и красивое здание  города – республиканский театр музыкальной комедии им.А.С. Пушкина. На площади фонтан и розарий.
         Вернулись на набережную Сырдарьи. В чайхане, расположенной над быстротекущими прохладными водами реки, мы выпили зеленого чаю, и после этого отправились в гостиницу.

                Ленинабад и пос. Нау
                8 мая 1988г.
         Рано утром мы отправились на воскресный Баран-базар, расположенный за городом. Еще до основой базарной площади по обе стороны дороги протянулись торговые ряды, составленные из машин и лотков. На рынок шли тысячи людей. Здесь продавали много обуви: импортной, советской и даже местных умельцев сапожного дела. Там же стояли, коптя толпу, многочисленные мангалы с шашлыками и люля-кебаб.
         Пришли на овощной рынок. Там многие продавали из ведер белую похлебку тем, кто не успел позавтракать или приехал издалека. Мы видели настоящий восточный базар. Шум, суета, крики продавцов, хлопоты с товаром, торги. Многие на ходу что-то жуют или сидят в тени у арыков, едят шашлыки или похлебку с лепешкой. К этому можно добавить еще сочные краски детских колясок, яркие краски платьев и платков женщин, национальные узоры тюбетеек. За овощным рынком площадь по продаже овечьей шерсти: белой, рыжей, черной (1 кг – 50 руб.)
         Отдельно от всего - рынок продажи автомобилей. Новые «Нивы», «Москвичи», «Жигули», «Лады» продавались по цене вдвое превышающих заводские.
         Сразу же с базара мы поехали на автовокзал, а оттуда в пос. Нау, где проживает тетка моей жены. Её дом нашли сразу. Тетки была на работе. Нас встретила её дочь Ирина. Она угостила нас фруктовым напитком. Квартира у них пятикомнатная. Я с теткой жены знаком не был и никогда её не видел. Мы решили подождать её. Чтобы не томить себя ожиданием, решено было пройтись по магазинам. В центральном универмаге у нас украли пустую авоську. В парке, у ручья есть чайхана. Мужчины здесь встречаются для дружеских попоек.   Несколько компаний готовили плов. Я хотел заказать чайханщику две порции плова, но он сказал, что люди тут готовят плов сами и из принесенных ими продуктов. Его только казан и печь. «А чай - пожалуйста» - сказал он. В чайхане попахивало водкой, но пьяных мужчин и шума я не видел и не слышал. Возвратились к дому тетки. Познакомились. Она угостила нас борщом и вином. Уговаривала нас остаться погостить, но на завтра у нас были иные планы.
         Вернулись в Ленинабад. Вечером вновь прогулялись по набережной Сырдарьи и по парку.

                Коканд
                9 мая 1988 г.
         Он в 135 км от Ленинабада. Проехали Советабад и Кайракумское водохранилище. Остановились в Канибадаме. По обе стороны от дороги поля, рисовые чеки, сады.
        Коканд расположен в западной части Ферганской долины. Город возник в густонаселенном оазисе на древнем караванном пути из Индии и Китая. Первое упоминание арабских путешественников о Ховакенде относится к 10 веку. В 13 веке он был разрушен монголо-татарами. Возник новый город лишь в 1732 году, и превратился в столицу Кокандского ханства.
После присоединения ханства к России в 1876 году, Коканд становится важнейшим городом обработки хлопка.
         Современный Коканд – второй по величине (после Ферганы) промышленный и культурный центр Ферганской области Узбекистана. Самые развитые отрасли индустрии – легкая и пищевая промышленности.
         Коканд – родина поэтов Муками, Фурката, Хамзы.
         После посещения базара, который находится рядом с автовокзалом, мы пешком отправились осматривать город. Купили туристическую схему и по ней начали ориентироваться. Но вначале мы обратились в бюро путешествий и экскурсий, которое находится в небольшом медресе Медресе-и-Мир (18 в.). Там нам сказали, что плановых экскурсий в городе пока нет.
         Позавтракали в старинной уютной чайхане. Отправились на поиски дворца Худояр-хана (1871 г.) Он расположился в городском парке. Наверняка парк тоже был ханским и относился ко дворцу, в нем в старину разгуливали знатные вельможи. Поскольку ворота дворца были закрыты, то мы обошли дворец с тылу и вошли во внутренний двор, позаглядывали в окна музея, но открытия ждать не стали – время было дорого.
        Следующий объект осмотра – ансамбль ханских усыпальниц Дахма-и-Шахон. Рядом находится мусульманское кладбище. Кладбище имеет совершенно иной вид, чем у нас. Во-первых, нет металлических оград. Во-вторых, могилы имеют вид склепов, выбеленных известью.
        Побродив возле кладбища по кривым узким улочкам старого района, мы вышли к скверу. Пообедали в чайхане, выпили чаю. Жарко.
Далее нашли медресе Джами. Там познакомились с чайханщиком, который пригласил нас к себе домой. Думали у него заночевать. Он угостил нас чаем, сказав, что к вечеру приготовит плов.
         Мы вновь отправились в город. Ведь до вечера еще несколько часов. Коканд мне понравился своим восточным колоритом. Мы посетили историко-архитектурные памятники, побывали на восточном базаре, побродили по кривым улочкам старого города, увидели, как гончар вылепливал большие кувшины и керамику для тамдыра, посидели в чайханах, беседовали с кокандцами. Доброжелательность и отзывчивость людей здесь поразительная. Знакомились с людьми запросто.
          Мы еще немного походили и поездили по городу. Осмотрели памятники политическим деятелям, поэтам и писателям, установленные в скверах и на площадях. На автобусе вернуться в этот день в Ленинабад мы не могли.
         - А может быть поездом? - подумал я.
         Мы поехали на вокзал, и там у нас родилась новая идея: поехать в Самарканд, минуя Ленинабад. Ленинабад находится где-то на треть пути между Кокандом и Самаркандом.
         - Тогда зачем нам ехать в Ленинабад? Поедим сразу в Самарканд, - предложил я парторгу.
     Поезд отправлялся в 22 часа, а утром он прибывал в Самарканд. Да и не хотелось мне ночевать в доме незнакомого человека, в чужом городе. Чайханщик, конечно, парень гостеприимный, но кто знает, что у него на уме. Хитрость и скрытность мыслей – тоже неотъемлемые черты восточного характера.
И все-таки нас манил обещанный плов. Мы явились к чайханщику вечером, но плов только начали готовить. Уже кипели масло и жир в казане, резали мясо и морковь. Через полчаса плов был бы уже готов, но мы могли опоздать на поезд, тем более что билеты нужно было брать по приходу поезда. Мы ограничились парой рюмок водки и холодными закусками.
          Билеты на поезд взяли быстро, хотя людей у кассы стояло много. В вагоне устроились в купе, и сразу улеглись спать. Ведь за день в бегах по Коканду очень устали.

                Самарканд
                10 мая 1988 г
          Один из старейших городов мира. Его история овеяна славой и драмой веков. Поэты и историки прошлого справедливо называли его: «Рим Востока», «краса подлунных стран», «древняя жемчужина восточного мусульманского мира», «Эдем древнего Востока».
        С Самаркандом связаны имена Александра Македонского, арабского полководца Кутейбы ибн Муслима, грозного Чингисхана и Тимура, ученого астронома Улугбека.
        Как обычно, мы начали знакомство с городом с базара. Ко времени нашего прихода он уже «кипел» своей пестрой жизнью. Торговые ряды пополнялись все новыми торговцами, которые привозили свой товар на арбах (двухколесной телеге). Нужно было что-то поесть, а потом уже пуститься ходить по городу. Наше внимание привлекли женщины, торговавшие чем-то молочным. Каково же было наше удивление и негодование, когда мы узнали, что чашка этой сметаны стоит три рубля. Но раз взяли – плати. Хотя «взяли» - это не то слово. Женщины нас буквально атаковали и сунули в руки эти чашки. Правда, содержимое чашек было вкусным. Пришлось еще купить за полтинник лепешку, но тоже вкусную и еще горячую. Вот таким образом мы позавтракали.
        Рядом с рынком находится соборная мечеть Биби-Ханым. Строительство её было начато в 1399 году после победоносного похода Тимура в Индию. Мечеть строилась в течение пяти лет. В 1404 году сооружение её было завершено. По замыслу Тимура, мечеть Биби-Ханым должна была затмить все увиденное им в других землях. К участию в строительстве были привлечены зодчие, художники, мастера и ремесленники из многих стран Востока. Двести камнетесов из Азербайджана, Фарса, Индостана и других стран работали в самой мечети, а пятьсот рабочих в горах близь Пяджикента трудились над добычей и обтесыванием камня.
         Стройка еще не была закончена, когда Тимур отправился в один из своих походов. Вернувшись в свою столицу, он тут же поехал посмотреть на новую мечеть. Грандиозные здания занимали прямоугольный двор размерами 130;102 метра. На западной стороне его возвышалась главная мечеть, на северной и южной стояли малые мечети. Двор был устлан мраморными плитами и обнесен крытой галереей для богомольцев. Вход был оформлен в виде высокого портала с двумя минаретами. Стены всех помещений снаружи были богато декорированы разноцветным глазурованным кирпичом, образовавшим геометрический орнамент и религиозные изречения. Роскошная и богатая отделка внутренних помещений состояла из облицовки майоликовой мозаикой, резным мрамором, теснением на папье-маше, позолоченными узорами.
         Время сурово обошлось с соборной мечетью Биби-Ханым. Здания её начали разрушаться еще при жизни Тимура, и ныне от неё остались, по существу, лишь величественные развалины. Но и они произвели на нас неизгладимое впечатление. Сейчас здесь идет оживленная реставрация. Всюду строительные леса, кирпич.
         По схеме в городе находится более 11-ти архитектурных ансамблей и памятников. Хотелось побывать всюду, но из-за суеты мы иногда по несколько раз проходили по одной и той же улице. Затем мы по совету прохожих отправились на площадь Регистан – сердце старого Самарканда. Это было поразительное зрелище. Площадь образовывается замыканием с трех сторон зданий: медресе Улугбека (1414-1420 г.г.), Ширдор (1619-1636 г.г.), Гилля-Кари (1647-1660 г.г.). Передать словами тот восторг и красоту увиденного невозможно. Тут, я думаю, уместна пословица: «Лучше раз увидеть, чем семь раз услышать».
         Медресе – это высшее духовное учебное заведение, университет средневековья. Учились в медресе 10-12 лет. Тот, кто оканчивал медресе, мог быть казием (судьёй), имамом (настоятелем мечети), мударрисом (преподавателем медресе). Существуют сведения, что курс математики в медресе читал сам Улугбек. Среди обучающихся был и знаменитый таджикский поэт Джами. Медресе Шердор – то есть «здание со львами» было построено по проекту самаркандского правителя Ялангтуша, а затем спустя 10 лет построено и Тиля-Кари («отделанное золотом»). Площадь золочения составляет 1000 м;.
        От площади Регистан мы пешком отправились к Гури-Эмир – могиле эмира, повелителя Тимура. В 1404 году по велению Тимура был, воздвигнут мавзолей для праха любимого внука – наследника престола Мухаммеда Султана, умершего в 1403 году во время похода в Малую Азию. Некоторое время спустя в нем был погребен и сам Тимур, умерший вначале 1405 года. Величие и легкость архитектурных форм, богатство разноцветной мозаики – все это делает мавзолей уникальным памятником среднеазиатского зодчества.
        Незабываемое впечатление оставляет ребристый купол усыпальницы, покрытый голубой лазурью. Он вызывал у поэтов прошлого поэтические сравнения с бирюзой небес.
       В мавзолее Гурии-Эмир погребены, кроме Тимура, два его сына Шахрух и Мираншах, его внуки Мухаммед Султан и великий астроном Улугбек, а также духовный наставник Тимура – мусульманский шейх из Медины Мир Саид Береке и некий Шах – Ходжа.
         21 июня 1941 года, т.е. за день до начала Великой Отечественной войны были вскрыты гробницы Тимура и Улугбека и исследованы останки. Все верующие тогда были возмущены, и когда на следующий день началась война, то это было воспринято как кара аллаха за осквернение могил. Однако исследования показали следующее.
         Известно, что Тимур был хромым, и при вскрытии это подтвердилось. Улугбек же был убит ударом ножа в шею восставшими против него дервишами. Это также подтвердилось обнаружением в скелете поврежденного шейного позвонка. Таким образом, было установлено, что в склепах находились останки Тимура и Улугбека.
         Ходят разные легенды о несметных богатствах Тимура, награбленных в военных походах. Они исчезли после его смерти и до сих пор не найдены.
После осмотра Гури-Эмир, мы узкими извилистыми улочками старого района стали спускаться вниз. Там не было городской суеты, машин, туристов и веяло средневековым образом жизни. Редко встречались прохожие в национальных одеждах: не спеша и степенно шествовали старцы в халатах, чалме и сапогах; застенчиво прикрывали лицо девушки, одетые в яркие, красочные и блестящие платья, платки и шальвары. Но чаще всего попадались загорелые и чумазые детишки.
         Неожиданно мы забрели к старой мечети, в которой теперь находилась чайхана. Под куполом этой мечети было тихо и прохладно. Окна были затемнены шторами. Но не это было главным. Весь интерьер был наполнен райским щебетанием птиц, развешенных в клетках в разных местах. Взяв чаю, мы прошли к топчану, сели на мягкие курпачи. Отдыхали полчаса. Уходить не хотелось, но время шло... Во дворе медресе нам показали клетку со знаменитым драчуном-кекликом, выигравшим в соревновании, как утверждал хозяин, две тысячи рублей. Кеклик - это среднеазиатская куропатка. Здесь издревле проводятся бои между петушками-кекликами за назначенный приз. Как мне рассказали, каждый участник соревнования должен внести в общую кассу 50 рублей. Вначале проводятся соревнования в каждой отдельной группе. Победитель в группе получает 500 рублей, в четвертьфинале 1000 рублей, в финале 2000 рублей.
        Спустившись еще ниже, мы вышли к оживленному перекрестку дорог, у которого стоит мечеть Хазрет-Хызр. Мечеть была закрыта. Возле двери набросано много монет. Обошли её вокруг, рассматривая внешний вид старинного архитектурного сооружения. Рядом, на холме древнее кладбище. Оказалось, что мы уже шли по древнему Афрасиабу, территории, на которой располагался до начала 13 века Самарканд, разрушенный позже до основания полчищами Чингисхана. Ныне Афрасиаб – огромное скопление безжизненных холмов.
         Самарканд возник в 5 веке до н.э. по заранее намеченному плану. С 5 века по 3 век до н.э. строилась крепость, крепостная стена. Вокруг неё располагались городские кварталы с жилищами горожан, храмы, водоёмы, рыночные площади.
         На запад от цитадели располагалась Большая соборная мечеть. В ней трагически погибли последние защитники города во время жестокой битвы с войсками Чингисхана. Больше на этом месте город не возродился, а возник южнее своих древних руин.
         На холме, там, где в древности располагалась цитадель, мы увидели археологов, медленно и терпеливо, под знойным солнцем, раскапывающих развалины. Смотреть здесь было почти не на что, и мы, поговорив с археологами, пошли назад в город. По пути пересекли богатейшее современное еврейское кладбище с полированными черно и беломраморными надмогильными плитами, гранитными склепами. Самые богатые находятся возле входа по обе стороны тенистой аллеи. Усопшие победней «жарились» в своих гробницах на солнце, ну а могилы бедных заросли бурьяном на окраинах кладбища. Тут бегают суслики, возможно, есть и змеи. Но в густой, выжженной солнцем траве увидеть их трудно. Мы подошли к Шахи-Зинда – древнему некрополю. Зашли к нему с тылу, и для того, чтобы попасть туда, нам пришлось пройти по древнему кладбищу. Шли и боялись провалиться в могилу, ибо мусульмане не закапывают покойников, а потому  в земле везде зияют дыры.
         Ансамбль усыпальниц Шахи-Зинда складывался почти девять веков (с 10 по 19 века), и только на его поверхности сохранилось более двадцати строений разного времени, представляя тем самым не только мавзолейное зодчество Самарканда, но практически всю школу Меверанахра в её развитии. Вход в портал Шахи-Зинда, является позднейшим сооружением. Надпись над входом гласит: «Это величественное здание основано Абдулазизханом, сыном Улугбека-Гурачана, сына Шахруда, сына Амира Тимура-Гурачана в 883 г. (1434 г.).
        Поднявшись по ступенькам величественной лестницы и войдя в прохладный полумрак узкого коридора, совершаешь как бы путешествие вглубь веков. Чем дальше, тем древнее постройки.
         С левой стороны лестницы на одном из террас 15 века располагается двухкупольный мавзолей, принадлежащий женщине 30 – 35 лет с выраженными чертами монголоидности.
         Поднявшись по лестнице, попадаешь в открытую галерею. Тут слева и справа расположены мавзолеи, усыпальницы ближних родственников Тимура, в том числе его жены Туман-ака и сестры Шарин-бика-ака. Галерея заканчивается круглым двориком со сводчатой аркой. Под ней справа имеется резная дверь, ведущая к самому древнему сооружению ансамбля Шахи-Зинда – мавзолею Кусам-ибн-Аббаса. Он объявлен «святым» за проповедь и насаждение ислама в Самарканде после завоевания его арабами. Хранители Шахи-Зинда рассказывают старину легенду о том, что живший здесь Кусам-ибн-Аббас, закончив однажды проповедь, снял собственную голову с плеч, взял её под мышку и скрылся через узкую щель в пещере, где продолжает, якобы, жить и поныне. Отсюда и происходит название «Шахи-Зинда», что означает «Живой царь». Гробница Куссаи-ибн-Аббаса, отгороженная от дворика резной деревянной решеткой, облицована образцами с арабскими надписями. Говорят, что это самое красивое надгробие во всем арабском мире.
          В целом архитектурный ансамбль Шахи-Зинда представляет собой уникальный музей глазурованного декора 14 и 15 веков. Здесь можно найти и поливную резную терракоту, и прекрасные образцы наборной мозаики, и крупную мозаику из поливных кирпичей. По тонкости и изяществу ни один архитектурный памятник Самарканда не может сравниться с мавзолеями Шахи-Зинда.
        Кроме туристов, приезжающих сюда со всех стран мира и Советского Союза, тут можно часто встретить паломников-мусульман. Эти мавзолеи для них святы. Каждый из них дотрагивался руками до святых мест, и затем как бы смывал лицо. Говорят, что так можно исцелиться от недугов.
         Последний памятник, который нам хотелось увидеть – это обсерватория Улугбека, вернее то, что от неё осталось. Доехали до неё автобусом. Обсерватория была построена в 1428-1429 годах на одном из холмов возвышенности Кухак. По словам Бабура (правнука Тимура) лично видевшего обсерваторию, это было трехэтажное здание круглой формы диаметром более 46 метров и высотой не менее 30 м. В главном зале помещался громадный инструмент для наблюдения за Солнцем, Луной и другими светилами небесного свода. Обсерватория была для своего времени уникальным сооружением.
        Основой обсерватории является гигантский угломер (вертикальный круг), радиус которого равнялся 40,212 м, а длина дуги составляла 63 м.  Главный инструмент-сектант был ориентирован с поразительной точностью по линии меридиана с юга на север. Астрономические таблицы Улугбека содержали координаты 1018 звезд. Улугбек определял с поразительной точностью длину звездного года. После Убийства Улугбека, его обсерваторию разрушили, и её местонахождение было установлено только в 1908 г. Сейчас возле обсерватории построен мемориальный музей и поставлен памятник Улугбеку.
        Времени у нас осталось до вечера совсем мало. Нужно было решать вопрос с ночлегом или уезжать из города. В Самарканде полно туристов, и устроиться в гостиницу  практически невозможно. Решили не терять времени и ночь использовать для преодоления расстояния до Ленинабада. Поехали на автовокзал. Но по времени было уже около 20 часов, все автобусы на Ленинабад ушли. Мы почти смирились с мыслью, что нам придется провести ночь на лавке в зале ожидания, когда узнали, что будет идти еще автобус на Айни. Это в нужную нам сторону, но автобус, не доезжая до Ленинабада около ста километров, сворачивал влево. Мы сели в этот автобус. Ночью нас высадили на трассе у какой-то железнодорожной станции. Мы стали ловить попутку, и нам повезло. Сели в автобус, шедший в Коканд. В час ночи нас высадили на перекрестке у Ленинабада. Автобус в город не зашел. С нами сошел еще солдат-отпускник. Втроём мы поймали микроавтобус, скинулись по рублю, и вот мы уже в своём номере гостиницы «Ленинабад». Приняли теплый душ, и в кровать. Было тогда 2 часа ночи.

                Поездом в Душанбе
                11 мая 1988г.
         Попытка улететь самолетом из Ленинабада в Душанбе не удалась. У окошка  кассы была приварена металлическая труба, и стоял грозный милиционер, но толпа была настолько дикой, что нам там делать было нечего. К тому же все рейсы отправлялись с пассажирами, купившими билеты предварительно. Толкаться здесь не было смысла, и поэтому мы сразу отправились на железнодорожный вокзал, который находится в пригородном поселке. Но ехать поездом до Душанбе нужно было более суток, огибая вокруг Гиссарский и Зеравшанский хребты. А это более 1000 км, в то время как на самолете, т.е. по прямой, туда всего 300 км. Именно этими хребтами Северный Таджикистан (Ленинабадская область) отделен от остальной части республики. Существует прямая автодорога через эти хребты, но перевалы еще закрыты, да и все равно автобусы даже летом по этому маршруту не ходят. Говорят, что Северный Таджикистан не признает власти Душанбе.
         Поезд отправлялся нескоро, и нам предстояло провести в его ожидании несколько часов. Билеты должны были давать в кассе только по приходу поезда. Заняли очередь, но затем билеты удалось взять заранее. Эта предварительная продажа обошлась нам в два  лишних рубля и две конфеты «Гулливер».
         Ехали тем же поездом, что и в Самарканд – Андижан-Душанбе. Нам можно было бы не возвращаться вчера из Самарканда в Душанбе, если бы мы взяли свои вещи с собой из гостиницы Ленинабада. Да и не знали мы, что не улетим самолетом.
               
                И вновь в Душанбе
                12 и 13 мая 1988г.
         Утром поезд вновь привез нас в Самарканд.  Затем были Бухара и Карши. Между ними безжизненная, выжженная солнцем пустыня. В вагоне жарко. А у нас дома сейчас майское цветение садов, нежная и зелёная травка в степи.
Прибыли в Термез. Город стоит на границе с Афганистаном на Амударье. В городе пограничная зона. На перрон выйти с поезда разрешают, но в город выхода без пропуска нет. Перрон и состав поезда охраняется со всех сторон пограничниками. Из Термеза в Афганистан  через реку есть мост. По нему идут автомашины с грузами в Афганистан. Война в Афганистане для наших солдат еще не закончилась, но уже выводят советские войска, и именно по мосту в Термез. Вдоль железной дороги стоит множество танков, бронемашин, автомашин и прочей военной техники. Вероятно, ждут погрузки на железнодорожные платформы.
Душанбе.  С вокзала сразу же поехали в Госкомитет ПТО Таджикистана.  Оказалось, что нас здесь не ждали, договоренности на ведение профориентационной работы в мае не намечалось. Директор нашего училища по недомыслию решил, что раз вызывают в Ленинабадскую область, значит надо ехать и в Душанбе. Поэтому мы были здесь единственными представителями с Украины. Забронированных мест в гостинице для нас не было, общежитие училища, где я проживал в февральской командировке, на ремонте. А потому чиновники Госкомитета были рады спихнуть нас куда-нибудь подальше от столицы. Мы изъявили желание поехать на Памир. Нам быстро подготовили необходимое письмо для получения пропуска в ГБАО (Горно-Бадахшанскую автономную область) и мы поехали в  ОВИР (отдел виз и регистрации иностранцев). Процедура получения пропуска мне уже знакома, а потому времени заняла не много. В Душанбе я уже побывал дважды. Город хорошо изучил и чувствовал себя в нем теперь как  в родном городе. Поехал с парторгом в общежитие ПТУ. Там, как и в феврале, бардак, ремонт еще не закончился. Но мы, благодаря моему знакомству с комендантом, все же поселились в приличной комнате.
         Позвонили в аэропорт. Самолеты по погодным условиям в Хорог не летали. До вечера еще полдня. Решено было поехать в пос. Ленинский. Это районный центр пригорода Душанбе. В мае 1987 года в этом районе я работал по набору учащихся в наше ПТУ. Хорошо я был знаком с І-м секретарем райкома комсомола, а ІІІ-й секретарь приезжал к нам в училище навестить своих земляков. Мы зашли в райком. Там в это время дежурил ІІІ-й секретарь. Поговорили с ним.  С Садуло (І-м секретарём) мы встретились у кафе.  Вспомнили с ним о былых веселых поездках в его УАЗике по Ленинскому району. В пос. Ленинском мне все было знакомо: чайхана, где не раз ел жирный плов и пил чай, сидя на топчане; автовокзал, где мы собирали использованные билеты для отчета по командировке. Вспомнил, как смеялись, когда сапожник, сидевший в своей будке, заподозрил нас в какой-то инспекции или ревизии автостанции.
        - Э! Зачем собираешь билеты? Что, проверять будешь?
Мы зашли в книжный магазин, купили там книги, а в хозяйственном магазине – 900 крышек для консервирования. Все это отправили посылками  с почты домой. Ведь у нас одна крышка стоит 15-20 копеек, а здесь всего 3 копейки.
         На автовокзале в Душанбе насобирали использованных билетов. Пригодятся при отчете за командировку. Вечером играли в карты со студентом-заочником и с комендантом этого общежития. Сашей.

                Ожидание
                14, 15, 16 мая 1988 г.
         Каждый из этих дней для нас начинался одинаково: ранний подъём, торопливые сборы, дорога в аэропорт и тревожные ожидания в очереди у кассы. В восемь часов по местному времени над притихшим залом ожидания раздавался неумолимый радиоголос: «Пассажирам, следующим до Мургаба, Калай-Хума, Ванча, Хорога! Ваши рейсы задерживаются по метеоусловиям трассы до семи часов (до  10 часов по-местному времени).
         Здесь, в Душанбе стоит ясная, теплая погода, а над Памиром повисли облака. Для полетов нужна только отличная видимость, чтобы самолет мог преодолеть самую сложную в мире авиатрассу. Всего пятьсот километров по воздуху, но уникальная посадка, когда самолет, снижаясь, должен «вписаться» в высокогорное ущелье, едва ли не касаясь крыльями скал… «Рушанские ворота!» - многозначительно произносят авиаторы, и после этих слов здесь принято разводить руками.
        Так продолжалось четыре дня. Мы стали перед выбором: либо возвращаться домой, либо… Дело в том, что до Хорога есть еще один путь – по Западно-Памирскому тракту, но он в это время года был еще официально закрыт. Но все же кое-какие грузовые машины на свой страх и риск прорывались через перевал. Поэтому все пассажиры, после объявления по громкоговорящей связи «прийти завтра», шли к площадке, где принято останавливаться машинам из ГБАО. Здесь водители оставляли груженые машины или ждали погрузки. Машин каждый день было мало, да  и те были уже со своими пассажирами или сопровождающими грузы. Если же было место в кабине, то брали своих, хорогских. И так продолжалось изо дня в день. С утра мы стояли у авиакассы, а после полудня до 15 -16 часов пытались сесть в попутку на автостоянке. Ежедневно перед нашими глазами мелькали одни и те же лица: две русских женщины, ехавших в Гарм-Чашму на лечение в санаторий, командированный майор-узбек, двое парней и др. Наши нервы были на пределе. Нам говорили, что бывало, и по месяцу не летали самолеты в Хорог.

                На Памир через перевал
                17 мая 1988 г.
         Этот день прошел, как и предыдущий, и мы потеряли надежду улететь или уехать на Памир. После трех часов дня машины уже не рисковали отправляться в путь. И сегодня мы  расстроенные пошли прочь от автостоянки. Срок командировки подходил к концу, а дело не было сделано. Нам на Памире нужно было хотя бы отметить командировочные удостоверения. Иначе мы банкроты.
Мы уже шли к остановке троллейбуса через  Привокзальную площадь, как друг встретили памирца.
         - Я нашел частника. По 20 рублей с человека. Поедите? – выпалил он.
Наши вещи находились в камере хранении. Мы их там держали, чтобы не таскать каждый день в аэропорт. Водитель «Москвича» душанбинец, никогда на Памир не ездил. Он не знал, что его ожидает, и лишь потому согласился довезти нас до Калай-Хума - первому на тракте поселку Памира. Вначале все шло нормально: асфальтированная дорога, тепло, ехали «с ветерком». Мелькали поселки, кишлаки, сады, поля. В Комсомолабаде, в чайхане под старинной 700-сот летней чинарой пообедали. Но дальше дорога давалось нам все трудней. Сразу же за Комсомолабадом после дождя дорогу перекрыл сель. Около получаса ждали, пока бульдозер сгреб эту смесь глины и песка. Свернули в ущелье Обихингоу. Дорога здесь поднимается все выше и выше, все ближе заснеженные склоны гор, тесней ущелье. По дороге гнали бесчисленные отары овец. Чабаны едут на лошадях. На лошадях они везут и свою поклажу. Впереди отары идут рогатые, бородатые козлы-вожаки. Смотреть на эту экзотику  интересно, но проехать невозможно. Пришлось нам по очереди бежать впереди машины и отгонять, свистя и крича, овец. Чабаны смотрели на это с невозмутимым спокойствием, но сами нам не помогали.
        После пос. Тавиль-Дара, в котором есть психодиспансер, пошли альпийские луга. Кругом зелено, в то время как в низу все травы уже пожелтели. Мы опять возвратились в весну, и чем выше, тем раннее была весна. А впереди сверкали заснеженные горы – там зима. Высота нарастала. Часто останавливались, чтобы охладить двигатель. Вода в радиаторе закипала уже при температуре 80°С, мощность двигателя упала. Дальше было еще хуже. Дорогу со склонов гор завалило глиняной массой. Бульдозер расчистил дорогу, но колея, проделанная грузовыми машинами, для «Москвича» была слишком глубокой. Машина «села на брюхо». Без буксира мы не могли преодолеть этот участок. На счастье, навстречу нам шел воинский ЗИЛ-131. Пришлось еще скинуться по пятерке и нанять этот бензовоз, чтобы он протянул нашу машину около километра  по этой колее. Нам же пришлось бежать по этой скользкой и холодной дороге за машиной босиком, т.к. «Москвич» скользил по глине на мостах и днище. Закатили брюки до колен, сняли обувь и босиком, вперёд.
         День клонился к вечеру. На крутых подъёмах тоже приходилось бежать за машиной, потому что двигатель на такой высоте не тянул нас всех из-за потери мощности. Причиной потери мощности являлся разряженный воздух и пониженное содержание кислорода в атмосфере. Перевал Хобурабат преодолевали ночью. Этот перевал через Дарвазский хребет имеет высоту менее 4000 тысяч метров, но именно он надолго закрывает автомобильный тракт Душанбе-Хорог. Причина – заснеженность, лавиноопасность. На Восточном Памире есть несколько перевалов выше Хобуработа, но они открыты круглый год из-за малоснежья. На перевале Хабуработ пологие склоны гор блистали обледенелым глянцевым снегом. В этом году бульдозеры уже пробили коридор дороги. Иногда высота снежного покрова по бокам от дороги доходила до пяти и более метров. Лучи фар высвечивали этот туннель, и мы сожалели, что не смогли снять эти пейзажи на фотопленку. Светила яркая луна, а рядом с ней горела яркая звезда.
        - Вот они, реальные символы Востока! – думал тогда я.
         Черное небо, огромные яркие звезды и глянцевый покров гор создавали впечатление фантастического пейзажа.
         Миновали перевал. На нем виднелись белые купола обсерватории или воинских радарных установок. Невдалеке стоят несколько домиков персонала, обслуживающих эту станцию. Спускались все ниже. В ущелье ревела, не обозначенная на моей карте, река. Справа бездонная пропасть, слева – скалы, уходящие почти вертикально ввысь, а водитель так и норовил свалиться в пропасть, объезжая по самому краю обрыва колею грузовых машин.
В 23 часа подъехали к пограничному КПП. По договору это был конечный пункт, куда нас должен был довезти владелец «Москвича». Дальше он ехать не мог – у него не было пропуска. А до Калай-Хума еще 12 км. Уговорили пограничников пропустить в поселок машину до утра.
         В поселке гостиница оказалась занятой призывниками. І-го секретаря РК дома не оказалось. Сказали, что она, наверное, у пограничников. Заночевали у зав. орг. отделом РК. Нас напоили чаем, уложили спать на курпачи. Сегодня все закончилось благополучно.

                В Ванч
                18 мая 1988 г.
         Утром все сотрудники собрались в райкоме комсомола. Теперь нам нужно было ездить по школам района и собирать заявления учащихся. Но время потеряно, и мы поставили лишь печати в маршрутный лист командировки, «покрутились» в поселке до обеда, а после полудня выехали в Ванч. Парторг Петр никак не мог поверить, что на противоположном берегу реки уже Афганистан. Запомнилось мне тогда, как какой-то афганец пел песню, сидя на берегу у самой воды. Песня была длинной и грустной.
        Мы едем дальше по тракту  в Ванч. Дорога идет вдоль границы по ущелью Пянджа. Афганистан – он рядом, на том берегу, до которого местами можно добросить горсть песка.
         Вот на лошади едет бородач в голубой рубахе и мы, невольно, думаем: кто он - мирный крестьянин или пособник душманов? Вот стоит наша пограничная вышка. Напротив, на пологом горном склоне большой афганский кишлак, утопающий в зелени. Дома обмазаны глиной, но не белены. Аккуратно очищены от булыжников маленькие зеленые поля, уходящие в поднебесье. К ним протянуты зеленые нити оросительных арыков. Электричества в кишлаке нет, дороги тоже.
По дороге из Калай-Хума в Ванч я еду уже третий раз, но все равно не могу привыкнуть к опасностям. Дорога узкая, извилистая. По сторонам обрывы и скалы. Едешь по ней в иных местах с замиранием сердца, невольно прикидываешь, куда же может упасть тот «камушек», что висит над дорогой, и который размером в несколько раз больше автомобиля. Перед Ванчем еще один пограничный КПП, хоть дорога по долине Ванча ведет в никуда, а вернее к ледникам, но все же идет вглубь территории от границы.
         Ванч. Опять эта пустая, неуютная комната райкома комсомола, с печкой-буржуйкой в углу и ободранными стенами. С набором учащихся в ПТУ у них неважно.
         Заночевали в той же гостинице, что и раньше, в феврале.

                20 мая 1988 г.
        С утра летают над поселком самолеты – значит погода летная. Нас убедили не ехать в Хорог. Синоптики опять обещают облачность. К тому же с Хорога вылететь сложнее. Народу там, в аэропорту, собирается намного больше. Может быть, мы и рискнули поехать в Хорог, но  райкомовская машина в Ванче неисправна, а попутку найти трудно.
         В Ванч приехала группа из ЦК ЛКСМ Таджикистана по проверке работы РК. В их честь дали в одном из домов обед, в котором поучаствовали и мы.

                Из Ванча в Душанбе на АН-27
                21 мая 1988 г.
         На первый рейс самолета не сели. Здесь свои порядки. Сдаёшь паспорт и деньги в кассу, и тебя вписывают в очередь. Летает теперь из Ванча не АН-2, а АН-27. Самолет АН-27 нового образца, более комфортабельный и пассажиров берет он больше. Разбег у него короткий и взлет крутой. Когда самолет бежал по взлетной полосе, я увидел мальчишек, державших с распростертыми крыльями сбитого самолётом  орла-бородача.
         Прощай Памир! Радуешься, когда тебе повезло, что попал сюда, но и с облегчением вздыхаешь, когда удалось благополучно и в срок выбраться отсюда.
 АН-27 летит ниже ЯК-40. Хорошо видны заснеженные пики и ледники в цирках и высокогорных долинах. От ледников тоненькими извилистыми струйками бегут речки, собираясь потом в бурный поток Пянджа.
         Но вот уже нет гор, пошли холмы, потом большие разноцветные пятна полей с арыками, и мы садимся на грунтовое поле аэродрома в Душанбе.
Едем в Госкомитет ПТО. Пишем небольшой отчет о проделанной работе.
Купил на память памирские джурабы (шерстяные узорчатые гольфы.) ручной вязки. Носят их мужчины в сапогах. Еще приобрел пылесос. В Калай-Хуме купил себе импортную куртку.
         Вылетели на ТУ-154 в Минеральные Воды. В Душанбе тогда было по местному времени 23 часа. На западе, куда мы держали направление, все время полета горел закат. Мы наблюдали его в течение двух часов. Казалось, что мы гонимся за уходящим днем.
         Сели в Минеральных Водах также в 23 часа, но уже по московскому времени. Здесь еще цветут акации – значит еще весна. За время командировки мы несколько раз побывали в знойном лете и весне. Когда вылетели из дому, была весна. А в Ташкенте, Коканде, Ленинабаде, Самарканде и Душанбе было тогда уже лето, да такое жаркое, какого не бывает у нас в июле. В Душанбе купались в пруду Комсомольского парка. На Памире опять весна. Потом в Душанбе мы вновь возвратились в лето. И вот уже дома мы опять наблюдаем весну.
                Конец командировке
                22 мая 1988 г.
         Вначале удалось взять билет до Ростова на поезд в общий вагон, но затем купи ли в плацкартный. Сели в поезд в 1час 30 минут. Ночь. Выспались. В 10 часов прибыли в Ростов. Еще четыре часа провели в автобусе, и вот мы уже в родном Красном Луче. Командировке конец.

                3. ИЮЛЬ

                Предисловие
          Мечта, побывать на Памире в путешествии родилась у меня еще в 1985 году. Это были  грезы у развернутой карты СССР, практически ничем не подготовленные. Но вот я уже дважды побывал там в командировках и имею теперь представление о Памире, правда, только о Западном. Теперь я решил проехать на велосипеде по всему Памиру.
         Восточный Памир очень резко отличается  и по климату, и по растительности, и по этнографии от Западного. В хорогской гостинице я часто по местному радио слушал прогнозы погоды. К примеру, в конце февраля, в Душанбе уже можно днем вполне обходиться без куртки и пальто. В районах Западного Памира погода тогда ранневесенней, хотя в Хороге кое-где лежал еще снег, и было холодно. А вот по Восточному Памиру сводка погоды была такова: -20°С, -30°С и ветер. Этим я хотел бы подчеркнуть большую разницу хотя бы в температурах в каждом из районов. Проблема проникновения на Памир была затруднительной потому, что вся территория ГБАО является пограничной зоной. Тракт вначале проходит невдалеке от Китая, а затем практически вплотную идет вдоль афганской границы. Получить вызов, а по нем и пропуск в ГБАО мне помог обком комсомола ГБАО. Маршрут наш таков: Ош – Хорог – Душанбе. Это 1250 км пути через 11-ть перевалов, многие из которых превышают 4000 метров.

                Город Ош
                7 июля 1988 г. 
         Летели из Москвы в Ош четыре часа самолетом ТУ-154. За час до приземления нас покормили, и Юре очень понравился этот «легкий завтрак». Светало. При подлете к Ошу видны предгорья Тянь-Шаня – голые рыжие и серые  холмы.
         Приземлились. Аэропорт небольшой. Расположились на газоне собирать велосипед. Я и сын собираемся пересечь Памир на одном велосипеде. У нас уже есть двухлетний опыт путешествий по Кавказу. Сын будет ехать на раме, на которую намотано одеяло. На багажнике рюкзак-баул. К нам сразу же начали проявлять интерес. Подошли парни-альпинисты из Москвы. Держат путь к пику Ленина. Подходили и другие люди.
         Приехали в город. Ну, а в любом городе Средней Азии все дороги ведут на базар. А базар в Оше своеобразный. По размеру и богатству с ним не может сравниться даже знаменитый ферганский. Положение города на стыке гор и котловины влечет сюда и горцев, и равнинных жителей. На базаре можно изучать географию, этнографию, местные ремесла и, конечно же – богатейское сельское хозяйство Ферганского оазиса. Здесь можно съесть жирный кашгарский лагман или сочный шашлык из гиссарского барашка, запить еду алайским кумысом, без мыла у узбекского цирюльника, купить маргеланский нож и памирские джурабы, послушать наманганских зургачей, сторговать за полтинник ведро местных помидоров, а при желании узнать судьбу у гадальщика, ловко кидающего кости. Нас поражало обилие овощей, фруктов. Торговали здесь арбузами и дынями, которых у нас на рынке еще нет. Правда, сезон на них и здесь только начинался. Лежал на прилавках и ранний виноград.
          Купили арбуз и дыню. Привлекали своим запахом пышные горячие лепешки, всевозможные печенья, пряники, булочки, пампушки, коржики, чебуреки, пирожки. Много было экзотического кушанья. Например, продавались белые шарики разных размеров, похожие на конфеты. Мы подумали, что это какие-то сладости. Оказалось, наоборот. Эти шарики сделаны из кисло-соленого сыра и высушены. Называют их курт.
         Затем наше внимание привлекла пожилая киргизка, которая наливала в стаканы покупателям из кожаного мешка что-то белое. Это был кумыс. Отведали и его.
         Правда, одна старушка нам посоветовала воздерживаться от таких покупок, т.к. продавец стаканы не мыла.
         Ходили мы по базару долго, пока всё не осмотрели. Купили еще конфет-лединцов и книгу-энциклопедию «Ошская область».
         Затем мы поехали осматривать город. Так что же это за город? Ош это областной центр южной Киргизии. Расположен он на юго-восточной окраине Ферганской долин, у северного подножья Кичиалайского хребта на высоте 700-1000 метров. Здесь протекает река Ак-Буура (Белый верблюд). Над наклонной поверхностью равнины возвышается Сулейман-гора. По данным сейсмологов территория города относится к девятибалльной системе. По климату город принадлежит к северной окраине субтропического пояса горной области Памиро-Алая. Зима мягкая, с частыми оттепелями. Средняя температура января – 3,5°С. Весна ранняя, теплая. Лето жаркое, сухое со средней температурой 11,2°С. Средний безморозный период 212 дней. Весенние заморозки прекращаются обычно в конце марта, осенние начинаются в конце октября. Средне количество осадков 350 мм. Естественные ландшафты отличаются большой засушливостью почвы с полупустынной растительностью. Развита оросительная сеть. Растут карагач (вяз), ива, тутовник (шелковица), тополя, грецкий орех, чинар (платан), белая акация. Плодовые: абрикос (урюк), гранат, алыча, яблоня, груша, персик, виноград.
         Население города 214 тысяч. Ош один из древних городов. Легенды связывают его основание с именем Македонского и даже пророка Саламона (Сулеймана). В древние времена Ош, расположенный на Великом шелковом пути, служил перевалочным пунктом для торговых караванов. Из Оша начинаются Киргизский тракт (Ош – Фрунзе) и Восточно-Памирский тракт. Местные жители говорят, что такого города, как Ош нет нигде. Дело в том, что разместился этот город на разного рода стыках. Сам расположен в Киргизии, но в трех километрах к западу от него проходит граница Узбекистана. Народ здесь разный: киргизы, узбеки, русские, украинцы, уйгуры. Ош – город интернациональный.
         Расположен он также на стыке знойных пустынь, хлопковых плантаций Ферганы и ледников Алайского хребта. По периферии город расплывается и незаметно переходит в сельскую местность. Тоже стык. Ош это город и село одновременно.
         Он такой же зеленый, как и все города Ферганского оазиса. Вдоль арыков растут акации, тутовник, тополя, чинары, тоже как везде в Средней Азии. Но здесь они не выстроены в аллеи, а растут как бы сами по себе, в небрежности, но пышно. Ош – это запущенный парк.
         Ош это огромная перевалочная, транспортная и экспедиционная база.  Здесь многие тысячи машин, и всё потому, что город находится на стыке между Памиром, Тянь-Шанем и Ферганской впадиной. Самая распространенная профессия здесь шофер. В столовых, чайханах, парках то и дело слышатся разговоры о состоянии тракта, о запчастях, горючем, грузах… Ош – город шоферов. На втором месте – работники экспедиций. Обросший человек с огромным рюкзаком может оказаться академиком, а милая девушка – бывалым геологом. По городу разъезжают машины разных марок с надписью «экспедиционная».
         После рынка мы отправились на Сулейман-гору, видную отовсюду в городе. Велосипед оставили во дворе какой-то организации. Попросили присмотреть. Восхождение начали по довольно крутой тропе. На горе Тахта-и-Сулаймон – «Трон Сулеймана» в 13 веке шах Бобур, основатель империи великих Моголов, построил мечеть, потом завоевал Индию и там часто тосковал по ошской прохладе, о чем и писал в знаменитых «записках». Разрушена она была уже в советское время. От неё не осталось даже камня, а на её месте установили плакат. Но это место все равно почитается до сих пор святым, о чем свидетельствуют привязанные к кустам полоски тканей. Ниже места, где стояла мечеть в скале есть пещера. Её расширили, и теперь там располагается музей.
        Был полдень, жара. В пещере же была приятная прохлада. Экспонатов немного: чучела птиц, архара, козла-киика, снежного барса, старинная посуда, юрта и др. Юре понравилось.
        Спустились низ по тропе. Опять захотелось пить. По пути к велосипеду пили квас, газ-воду, напитки. Купили пакет сухарей – продукт, незаменимый в путешествии. Еще покатались на велосипеде по городу. Существенных памятников архитектуры нет. Город, хоть и с древней историей, но выглядит современно и по-европейски. В городском парке присмотрели место для ночлега. Там зелено, недалеко протекает река, а недалеко от этого места древний и легендарный источник с холодной и чистой водой.
         Поставили палатку. Начали на костре готовить ужин. К нам «привязался» подвыпивший киргиз. Начал он, как обычно, с вопросов о нашем путешествии. Затем угостил кумысом. В парке колхоз поставил юрту, и в ней продавали кумыс. Этот алкоголик уговорил меня дать ему 1 рубль 50 копеек. Пообещал принести сувенир, но больше мы его не увидели. Ночь прошла спокойно.

                К Алаю
                8 июля 1988 г.- 3 день.
         Еще вчера провели разведку, как выехать из Оша на Памирский тракт.  Весь наш маршрут можно разделить на четыре участка: Алайский хребет, Восточнй Памир, Западный Памир и путь от ущелья Обихингоу до г. Душанбе.
         Алай.  Сразу же за Ошем начались желтые, выгоревшие предгорья. Чтобы застать их не выгоревшими нужно приезжать сюда в апреле, не позже. Жара несносная. Благо, что вдоль дороги тянулась небольшая речушка и арык, одетые в бетонные русла. Мы дважды купались. Первый раз в небольшом озерце, а другой раз в реке. Приятно было окунуться, но и это мало помогло нам в борьбе со зноем. Долина, по которой мы ехали, была довольно плотно заселенной. В одном из кишлаков, на топчане в чайхане мы долго отлеживались, выпив три чайника зеленого чая, который и спас нас от теплового удара и перегрузки. Отдыхали около часа. Хотелось есть, но обед в чайхане к тому времени еще не был готов. Шурпа в казане только варилась. Наверное, я «сильно рванул» и потому «спекся». У меня тряслись руки, а мышцы ног задубели. А ведь знал, что в первые дни нужно себя щадить, да и переаклиматизация еще не прошла, хотя процедуру переаклиматизации нашим организмам придется проходить на маршруте чуть ли не каждый день. Ведь будут резкие смены температур и высот. По пути Юре местные жители дали возможность покататься на осле и лошади.
         Однако пора было обедать, а кишлака, в котором бы была чайхана, впереди не намечалось. В одном небольшом кишлаке заметили, что хозяева пасеки качают из ульев мёд. Спросили, продадут ли они мёд. За литр свежего горного мёды заплатили всего четыре рубля. У нас дома это стоило бы в два раза дороже. К тому же они нас ещё угостили помидорами, лепёшкой и несколькими шариками сухого творога – курта. Выехав за кишлак, мы остановились в тени под деревом и немного подкрепились.
         Плавные холмы постепенно становились выше, и нет никакой возможности уловить, где кончаются предгорья, а где начинались горы. По дорогам тянутся отары овец. Их перегоняют на летние пастбища в горы. Везти Юру и рюкзак  на многокилометровом «тягуне» тяжело. Ведь мы ехали вдвоем на одном простом дорожном велосипеде марки ХВЗ.
         Остановилась легковая машина. Её водитель предложил подвезти Юру до 47 км тракта. Там есть чайхана, и именно там меня  ждал Юра, пока я преодолевал налегке 10 - 12 км подъёма. В этой чайхане мы славно пообедали, запив еду кумысом. Та чайхана – это юрта, украшенная различными предметами быта киргизов.
         Постепенно мы поднимались всё выше и выше. Стало не так жарко. Склоны холмов и гор стали зелеными и цветущими. Здесь уже нет селений, но зато всюду, где это  возможно, стоят временные домики и палатки, а возле них пчелиные пасеки. Их так много (сотни пасек, тысячи ульев). Мы были в том месте, где начинался подъем на Чиирчикский перевал. Там стоит первый на Восточно-Памирском тракте контрольно-пропускной пункт пограничников. У нас проверили пропуск и паспорт. Здесь мы провели ночь. Палатку поставили у небольшой, но шумной горной речушки. Стали готовить в котелке суп. Ребятишки-киргизы сказали, что мы можем здесь купить молоко. Послал Юру с литровой флягой к домику, но он вернулся не пустым. Мы поставили палатку рядом с пасекой и фанерным домиком. Там двое парней лет по 14-ть. Спать мешали шум горной речки и ночной холод.
Алайские горы
                9 июля 1988 г. – 4 день
         С рассветом к домику и палатке подъехал грузовик и начал «рычать» двигателем. Приехал хозяин пасеки, молодой мужчина. Как выяснилось позже, он немец – из тех потомков, которых по приказу Сталина выселили с Поволжья и расселили по всей Азии. Был он пьян. Откровенно высказывал нам свое презрение к киргизам, ругал их. Мимо проезжал на коне мальчик-киргиз. Немец подозвал его и грубо приказал: «Езжай и привези мне кумыса, Ты меня понял!?». Его хозяйский тон меня возмутил. Но мальчик выслушал его спокойно и уехал, но кумыса ему, конечно, не привез. Думаю, что вот такие «чистокровные арийцы» вызывают справедливую ненависть у местных жителей. Переселенцев в Средней Азии много: русских, украинцев, немцев, евреев, татар, турок, уйгуров, китайцев и др.
         Перевал Чирчик весь в зелени трав. Преодолели мы его легко. Подъем не крут, а серпантин вообще нет. Кругом масса цветов, зелень лугов, юрты, отары овец, всадники.
         Но вот тракт круто серпантинит вниз, уходит в узкую щель, поворот – и все уже не то. Вокруг раскинулись пожелтевшие под солнцем окрестности Гульчи.
        Поселок Гульча, это центр Алайского района. Дорога тут разветвляется. У перекрестка стоит кафе в виде трех юрт, но только обтянутых не шерстяными кошмами, а металлической жестью. Здесь мы пообедали и немного отдохнули. Кафе расположилось у самого края берега реки Гульчи.
         Таким образом, мы перебрались из долины Ак-Бууры в бассейн реки Гульчи.
         Опять подъем по долине. Дорога петляет по ущелью, и по горизонтали, и по вертикали. Еще раз поели в придорожной столовой, сфотографировались на осле. Остановились у небольшого озерца, искупались. У Юры начал болеть живот. Хозяин рядом стоящего дома дал выпить ему кислого молока, а я таблетку бесалола. Но боль у Юры не проходила, и когда взобрались на высоту свыше 2000 м,  у Юры появилась тошнота. Похоже, что у него отравление. Я дал ему выпить чаю  с левомицитином (антибиотик). Он долго лежал на лавке у кишлака и рвал. Местный киргиз принес айрану (кислого молока) и горячего свежезаваренного чаю. Сыну стало легче. Скорей всего он отравился котлетой в кафе Гульчи. Но ведь и я ел то же самое, что и сын.
         Поехали медленно дальше. Часто здесь можно видеть вдоль реки обрывы, промытые Гульчей в древних моренах. Но вот вдруг появилась черная грозовая туча. Приближался дождь. Туча долго сопровождала нас, не решаясь вылить на нас свою влагу. Начали капать крупные капли дождя. Мы надели куртки, полиэтиленовые плащи и продолжили путь. Спрятаться негде. Дождь всё не начинался, а лишь накрапывал. Нам стало жарко, мы сняли плащи и укрылись под навесом недостроенного дома, где было сложено сено.
         Сено приятно пахло разнотравьем.  Просидели там около часа. Вечерело. Нужно было ставить палатку. Рядом с домом неплохая поляна. Мимо проходил парень. Мы спросили его, где лучше поставить палатку.
         - Зачем ставить палатку. Пойдем ко мне домой, - предложил он.
Вот так мы попали в дом семьи киргизов. Приняли нас гостеприимно. Покормили и напоили чаем. Спали на полу. Кроватей нет совсем. Дом украшен всевозможными коврами из плюша с вышивкой. Мебели тоже нет. Нет ни шкафов, ни стульев, ни кроватей, ни диванов. Подушки, матрасы, коврики, портреты родственников – это все, что было в комнате.

                В Алайской долине
                10 июля 1988 г. – 5 день
         Утром чай и легкий завтрак. Проехав километров пять, мы остановились на живописной поляне у реки. С одной стороны поляну ограничивает высокий обрыв, с другой – беснующиеся горная река. Поляну пересекает тихий ручей. Есть на нем и колючие заросли кустарника. Остановились мы там для того, чтобы накипятить чаю и привести себя в порядок. Разожгли костер, хорошо помылись, запаслись на дорогу чаем. Тут же стояли палатки экспедиции по борьбе с эпидемическими заболеваниями животных.
         И вот вновь дорога монотонно тягуном поднимается вверх. На горизонте показались три резко выделяющихся горных вершины. Местные жители называют их Три брата. С увеличением высоты природа становиться лучше и красивей. Склоны гор вновь зазеленели, на них появились заросли кустарника. В одном из удобных мест для шоферов стоит столовая. Людей в ней, на удивление, оказалось много. Пришлось постоять в очереди, а место для еды мы нашли только на топчане, хотя там были поставлены и столы.
       Дальше дорога стала еще круче. У крупного ручья мы остановились и наполнили фляги водой. Остановилась тут же и машина, груженная химическим удобрением. Шофер предложил подвезти Юру до пос. Сары-Таш. Мне же места в кабине не хватило, да и велосипед с рюкзаками не положишь в кузов с удобрением.
        - Через два-три часа ты доедешь до Сары-Таш, - сказал шофер. – А мальчика я оставлю в чайхане на въезде в поселок.
         Однако добраться туда даже за три часа, как я потом понял, было невозможно. Дорога вначале шла по широкой долине с неизменным затяжным подъемом. Пешком идти долго, а ехать тяжело. У дороги в арыке местный киргиз пытался запустить погружной насос, но у него это не получалось. Я дал ему пару деловых советов, и был приглашен им на чай. Киргиз оказался шофером, постоянно совершающим рейсы в Хорог. Интерьер в этом доме  приблизительно такой же, как и в доме, в котором ночевали. Дом глинобитный. В комнате кошмы, коврики, подушки, ватные матрасы.
         Перевал Талдык. Подъехал к его подножию. Перевал тяжелый. С каждой сотней подъёма все зеленей луга, а река у подножия у подножья казалась ручьём. У одной из чабанских юрт сидела группа мужчин, и стояли две машины. Попросили меня сфотографировать их, а затем предложили доехать с ними на машине до пос. Сары-Таш, где меня ожидал сын. Я согласился. В кузове автомобиля везли юрту и прочие вещи для жизни на джейлоо (летнем высокогорном пастбище). Ведь сельские киргизы и сейчас ведут полукочевой образ жизни. Зимой они со скотом живут внизу в кишлаках, а летом семьями выезжают в горы, живут, пася скот, в юртах.
         На перевал Талдык (3615 м.) даже на автомашине пришлось подниматься в три этапа. На остановках у ручьев каждый раз приходилось сливать из радиатора горячую воду и заливать в него холодную. Вода здесь из-за высоты закипает уже при 80°С. Теряет мощность двигатель потому, что в разряженном воздухе меньше кислорода. Вынужден я был сесть в машину еще и потому, что отдал рюкзак с теплой одеждой и курткой Юре. Не подумал в спешке, что остался в шортах и майке. В высокогорье в солнечном свете много ультрафиолетовых лучей, и кожа у меня уже подгорела, и если бы я продолжил путь на велосипеде, то, наверняка, получил бы ожоги.
         Тракт проложен по склонам серпантинами. Мотор автомашины воет на первой скорости. 3000 метров - трава становится еще ниже и сочнее. 3600 метров - кругом альпийская растительность. Яркие желтые лапчатки, мохнатые эдельвейсы, голубые горечавки, белые ясколки… Машина медленно влезает на перевал Талдык. Остановка. Мотору нужно остыть, холодной воды здесь нет. Выхожу из кабины. Сверху серые серпантины дороги образуют странный узор на зеленом фоне гор. Остановился автобус ПАЗ с иностранцами. Их сопровождает машина ГАИ.
         И вот мы уже спускаемся с перевала Талдык (3615 м.) в необитаемую межгорную ложбину. И вновь вверх. Но это   уже столь длительный и крутой подъём на перевал «40 лет Киргизии» (3554м.). А дальше плавный спуск в Алайскую долину. Поворот – и вдали открывается белая стена Заалайского хребта. Двухсоткилометровый хребет отрывается сразу и поражает своей грандиозностью. Видны все вершины: пик Заря Востока, пик Курумды, пик Ленина. Эти пики не выделяются над уровнем гигантского хребта. Разницу в высоте на 300-400 метров в этом масштабе на глаз не уловить.
        Пос. Сары-Таш лежит на большой высоте. Пробирает холодок. В этом небольшом посёлке нет ни деревьев, ни кустарников. Стоит он у перекрёстка Северо-Памирского и Восточно-Памирского трактов. Пообедали в чайхане и, не теряя времени, двинулись пересекать Алайскую долину. Здесь лучшие пастбища во всей Средней Азии. Расположилась она между Алайским и Заалайским хребтами и по сути дела отделяет Памир от других горных систем. Местами её ширина достигает двадцати пяти километров. А длина – все двести. Высота дна от 3400 до 2400 метров. Долина серовато-зелённая, цвета хаки. Это цвет здешних лугостепей. По ним петляет река Кызыл-Су (Красная река). Она и, впрямь, красная. Вода течёт среди красноцветных отложений и становится розовой, а к вечеру и вовсе красной. Синее небо, белоснежный хребет, зелёная долина и красная река сильно впечатляют.
         Посреди долины пограничный контрольно-пропускной пункт. Проверка документов. Невдалеке погранзастава. Поговорили с солдатами. Сфотографировались на память.
         В долине всюду видны большие отары овец и юрты чабанов. Наступал вечер. Мы свернули с дороги и подъехали к группе юрт. Спросили разрешения поставить рядом свою палатку, на что сразу же получили добро. Оказалось, что в этих двух юртах  живет весь семейный род. Тут и дети, и старики. Нас пригласили на ужин. Побывать в настоящей юрте, в жилище кочевников-киргизов – это было здорово.
         Весь пол юрты устлан тёплыми и мягкими кошмами. Посредине стоит печь-буржуйка. Здесь мы впервые увидели, как делается настоящий конский  кумыс. Молоко с кобылиц, которых специально для этого держат, выливают в большой кожаный мешок, изготовленный из конской ноги. В это молоко добавили коровье и ячье масло, вливают закваску, т.е. дозу вчерашнего кумыса, и палкой с плоским круглым наконечником интенсивно взбивают. Затем всё это оставили до утра. Утром кумыс был готов.
         Сын Юра никак не мог взять в толк, как это можно доить лошадей. Он не верил, что это можно делать, и считал, что молоко дают только коровы. Тогда хозяйка сказала ему: «Иди, посмотри сам». Я пошёл с ним тоже. Кобылицы стояли привязанными к натянутой меж двумя металлическими кольями, верёвке. Мы попросили дать попробовать парного молока. Но нам сказали, что попробовать можно, но много пить его свежим нельзя.
         - Может заболеть живот, - сказала киргизка.
Недалеко стояли юрты ещё одной семьи киргизов. У них, таким же образом к веревке, были привязаны ещё и яки. Конечно же, мы не могли упустить случай поближе рассмотреть этих удивительных животных.
         Один из первооткрывателей Памира Д.В.Наливкин о них писал: «Кутас (як) – король Памира, животное необыкновенное. Рога и голова у него как у быка, шерсть как у козы, хвост как у лошади, грудь как котёл паровоза, а хрюкает он как свинья».
         Вышли из юрты хозяева животных. Пригласили нас к достархану. Узнав, что нас будут угощать ячьим молоком, маслом и сметаной, мы не смогли отказаться, хотя только что поужинали.
         Ячье молоко вкусное и очень жирное. Хорошие сметана и масло получаются из него. Молока ячиха даёт мало, но оно по жирности не уступает никому из домашних животных.
          Сфотографировать яков мы не смогли - был вечер.
          Вернулись к палатке. Попросили у соседей кошму. Земля в Алайской долине даже летом холодная и сырая. Забрались в палатку. Оделись потеплее. Долго ещё при свете фонарика слушали радиопередачи из Китая. Но усталость взяла своё, и мы уснули.

                Перевал Кызыл-Арт и долина Маркансу
                11 июля 1988 г. – 6 день.
         Лишь только утренние лучи солнца осветили снега и ледники Заалайского хребта, мы выбрались из палатки, схватили фотоаппараты и побежали фотографировать яков, пик Ленина и юрты.
         Все обитатели юрт ходят тепло одетыми. В жару Ферганы, из которой мы сюда прибыли, здесь верилось с трудом.
         Позавтракали в юрте. Нас снабдили в дорогу чаем, кумысом, лепёшкой. Впереди тяжелейший подъём на перевал Кызыл-Арт. Но каков он есть на самом деле, мы могли только догадываться. За перевалом уже Памир, страна ещё совсем недавно загадочная и труднодоступная.
         Лишь в последней четверти 19 века он стал доступен русским исследователям. Шли они, как и мы, через северные его ворота – перевал Кызыл-Арт. Кызыл-Арт переводится как «красный перевал». И в самом деле, горы, обступающие долину, сложены из пород красновато-бурого цвета, иногда серого или зеленого. Вначале ущелье имеет вид широкой песчано-галечной долины. Подъём был долгим и тяжелым. То и дело приходилось останавливаться, вентилируя легкие из-за недостатка кислорода и разреженности воздуха. Ноги не слушались. И чем выше, тем чаще приходилось останавливаться и как рыба, хватать ртом воздух. Высота нарастала, ущелье сужалось. Бурные ручьи, которые берут начало в горных ледниках, размывая попутно породы, окрашиваются в красный, зеленый, серый цвета, а если вода прозрачная, то имеет бирюзовый оттенок. Все они смешиваются в общий бурный поток.
        Когда-то через перевал пролегала древняя тропа, имевшая славу трудного и опасного пути. «Тропа была устлана скелетами и высохшими трупами павших верблюдов, лошадей, ишаков», - так в марте 1894 года шведский путешественник С. Гедине писал о перевале. «Караванщики перед подъёмом пали на колени в снег, вознося аллаху мольбу о счастливом перевале через опасный Кызыл-Арт, где часто раздаются внезапные гибельные бураны».
         В наши дни о молитвенном ритуале никто не вспоминает: автомобильный тракт вычеркнул его из жизни. Однако о суровом характере перевала стараются не забывать и сейчас.
         Поднимаясь на перевал, мы не раз видели зверьков с рыжеватым мехом. Это горные сурки, серых родственников которых в Украине называют байбаками. Завидев нас, они подбегают к холмикам у нор, становятся на задние лапки и наблюдают за нами, издавая при этом свистящие звуки. Потом сурки исчезали в норах. Красный сурок занесен в Красную книгу СССР.
         Крутой подъём. Дорога засерпантинела. Сражение ремонтников со стихией здесь идет постоянно. Поэтому для дорожных рабочих здесь построен дом, возле него стоит бульдозер, навалены кучи щебня. Видно, что дорога раньше проходила иначе. Через реку был построен мост, но его снесло горным потоком. И старый и новый путь без асфальтового покрытия.
         Натянули на лицо марлевые повязки, солнцезащитные очки, Юра надел перчатки. Но, вероятно, мы опоздали с этими мерами предосторожности против ультрафиолетового облучения. Особенно от облучения у Юры пострадал нос, а у меня губы. Позже мои губы покрылись коркой, они кровоточили, и вылечить их удалось только дома. Руки тоже обожгло. Перчаток у меня нет. Пришлось их бинтовать. Весь подъем на перевал занял у нас шесть часов. На высшей точке перевала стоит могила, а чуть дальше каменная фигура архара и символическая карта Таджикистана. Это означало, что мы въехали в Горно-Бадахшанскую автономную область Таджикистана, географически расположенную на Памире. Киргизия и Алай остались позади.
         Поражало удивительно синее небо. Вот и Восточный Памир – самое высокое после Тибета нагорье в мире. Это мир разряженного воздуха, бездонного неба, и, словно заснувших вечным сном, гор. На сотни километров здесь тянуться каменистые пустыни, где почти ничего не растет, где нет ни зверя, ни человека, где влаги выпадает меньше, чем в Сахаре. Впереди Маркансу. В этой долине только безжизненный галечник и пески. Ни деревца, ни кустика, ни даже травинки. Высокогорная памирская долина Маркансу издавна считалась самым гиблым местом на Великом Шёлковом пути. Расположена долина на высоте 4000 м. Она являет собой начало памирского нагорья и почти на 30 км широко и плавно тянется на юг. С запада её ограждают отроги хребтов Зулум-Арт и Заалайского, а с востока – хребет Сарыкол. Долина открывается взору с перевала Кызыл-Арт и сразу создает неприятное впечатление: угрюмые безжизненные боковые склоны, серое увалистое, местами ровное днище долины, сплошь покрытое галечником и песком вперемешку, нигде ни куста, ни травы.
          Сразу же за перевалом пограничный КПП. Граница с Китаем здесь близко. Далеко тянуться проволочные заграждения и взрыхленная полоса. Они препятствуют проникновению людей в нейтральную зону. Сама же граница проходит по вершинам хребта Сарыкол.
         Начали спуск с перевального места в долину. Дорога грунтовая. Ехать по ней тяжело: песок, галька, небольшие валуны.
         О долине Маркансу и её суровом климате написано немало. Все бывавшие там в один голос говорят, что в ней, как в гигантской аэродинамической трубе, постоянно дуют ветры, достигающие штормовой силы, возникают пыльные и песчаные смерчи, в воздух поднимается даже мелкая галька, из-за чего участок древней тропы по долине Маркансу считался самым трудным и опасным. Очевидцы пишут, что вдоль бывшей топы во множестве валялись груди старых костей и скелетов. «Долина смерти» и «долина смерчей» - так её чаще называли путешественники.
         Несколько минут мы стояли на спуске в долину, смотря, как то там, то здесь вдруг возникали небольшие смерчи и неслись по долине. В один из таких смерчей мы попали потом внизу, неприятно хлестнуло песком. Был и ветер, но к счастью дул он нам в спину. Дорога, вода в реке и ручьях, горы – все имело серый цвет. От горной болезни у нас разболелись головы. Дорога усыпана неутрамбованной галькой с песком. Песок и ветер хлестали нам в спины. Нам пришлось преодолевать реку вброд, т.к. мост внезапным паводком, случившимся  раннее, был разрушен.
          К своей южной оконечности долина Маркансу мягко повышается и заканчивается у невысокого перегиба – перевала Уй-Булак (булак – источник; уй – закапывающийся, уходящий в землю). Сам родник находится ниже перевала. Возле него нам посоветовали остановиться на ночь. Нам повезло. У родника Уй-Булак стоял передвижной вагончик дорожных рабочих. Оставив велосипеды, мы вошли в вагончик. Он разделен на две части. В правой половине стоят двухъярусные кровати. Во второй – стол, горит печь. На печи в котле варилось что-то мутное и черное. Лишь по запаху можно было угадать, что это мясо барана. Там же варились и голова, и кишки, и желудок.
         Когда нам предложили поесть этого варева, меня чуть было не стошнило. Но голод не тётка, а консервы нам изрядно надоели. Пришлось есть мясо. Но как ел голову барана «повар», я старался не видеть. Затем пили чай с сахаром.
       Спали на втором ярусе коек, не раздеваясь. И все-таки это было лучше, чем мерзнуть в палатке.

                Озеро Каракуль
                12 июля 1988 г. – 7 день.
          С Уй-Булака открывается вид на озеро Каракуль. Каракуль или «черное озеро» сегодня было не черным, а бирюзовым. За озером белели гребни Зулум-Арта, правее  виден сияющий массив пика Ленина, а совсем вправо купол пика Красных Командиров. Пики и гребни гор белые, а склоны серые, желтые, оранжевые, лиловые от разных пород. Внизу голубая вода Каракуля в обрамлении зеленых лужаек и белых солончаков. Пейзаж какой-то неземной, тревожный.
        Здесь самое сухое место на Памире, а может быть и во всем СССР. Осадков выпадает всего 70 мм в год. Дно котловины лежит на отметке 4000 м. Котловина просторная и сверху видно, как по ней бродят столбы смерчей. А вокруг горная холодная пустыня. Свистит холодный сухой ветер. Губы сохнут. Высушенная ветром и опаленная свирепым ультрафиолетом кожа лица и губ саднят. Не курорт.
         Мы приехали в поселок Караарт. Выглядит он неуютно, даже как-то странно для нашего глаза. Низкие домики и дувалы выглядят убого и голо. Ни деревьев, ни кустов. А всё это опутано проводами и торчащими столбами.
         Пообедали в столовой для шоферов. Пошли к берегу озера. Никто, конечно же, никогда здесь не купается, даже в июле. Вода холодная и соленовато-горькая. Кое-где неглубоко под землей открыты даже залежи ископаемого льда. Озеро не имеет стока. Глубина превышает 230 м. Озеро Каракуль самое крупное в Таджикистане. Меня удивило, что здесь тогда летало несколько чаек, а в воде плавали небольшие рыбешки. Чем же они питаются в озере?
        И вот опять, то серой и пыльной, то черной асфальтовой лентой вьётся тракт на 4-х километровой высоте. За поселком вновь проверка документов.
        В южную часть озера впадает река Музкол. Долина этой реки образуется от слияния рек Кизил-Джик и Ак-Байтал, замечательна тем, что в ней еще недавно круглый год лежал лед, толщиной 2 м. «Ледовая долина» - таков перевод названия реки. По пути один за другим открываются виды на широкие ровные долины, смыкающиеся с котловиной озера. Далеко отступившие горы выглядят невысокими, округлыми. Вдоль дороги и теперь еще тянуться проволочные заграждения. Тракт по мосту пересекает реку. Здесь мы встретились с двумя мужчинами из Петропавловска, ехавших на велосипедах нам встречно.
         От урочища Суок-Чубыр тракт незаметно входит в широкую долину небольшой реки Акбайтал, которая перпендикулярно вливается в Кизил-Джиик. Акбайтал неторопливо течет по своей долине узкой полоской, образуя местами небольшие разливы. Здесь мы и заночевали. В урочище два домика щитового типа, а невдалеке, на небольшой лужайке – юрта. Бегали собаки, с которыми мы быстро подружились. Хозяевам юрты мы, очевидно, не понравились, и они к нам не подходили. Поскольку дров здесь взять было негде, то мы попросили вскипятить воду на печи-буржуйке, которую топили киргизы высушенными кизяками.
         Быстро поужинали и влезли в палатку, предвкушая мучительную ночь от холода. Но пришел парень-шугнанец и пригласил заночевать в общежитии для дорожных строителей. В комнате горит печь-буржуйка, стоят кровати с чистым бельём. Мы выпили чаю и легли спать, но теперь уже окончательно и в тепле.

                Перевал Ак-Байтал и столица Мургаб
                13 июля 1988 г. – 8 день
         Выехали рано утром. Впереди штурм самой высокой точки тракта, перевала Ак-Байтал. Это еще и высшая автодорожная точка в СССР. Долина реки Акбайтал полого уходит вверх. Но перевал находится не в верховьях долины. У маленькой лагуны дорога круто пересекает речку и начинается подъем на перевал. Он начинается сразу от речки и тянется вверх по маленькому распадку восточного склона долины навстречу сбегающему рядом ручью. Поднявшись на свою высшую отметку, дорога довольно ровно бежит вниз. Перевал сравнительно несложен, если не считать его высоту 4655 м. Это лишь на 152 м. ниже Монблана, самой высокой вершины Западной Европы в Альпах. Отсюда открывается прекрасная панорама на горный хребет Музкол. Мы поднялись еще выше на 150 м. Оставили велосипеды и полезли вверх. Этот подъём у нас занял полтора часа. Мы лазали по скалам, фотографировали панораму гор.
         Теперь от Ак-Байтала (перевод – белая лошадь) до самого Мургаба спуск. Продвигались мы теперь довольно успешно. Небольшой уклон в нашем направлении – это все, что нам было нужно. Мы отсчитывали километры по дорожным столбикам, и вот доехали до средины пути к Хорогу. Это значит, что мы проехали 364 км. Ландшафт однообразен, и шел вдоль реки, которая, то терялась в галечнике и песке, то вновь появлялась на поверхности. Интерес мы проявляли только к мазарам (небольшим кладбищам). По обычаям мусульман, покойника не закапывают в гробу, а, обернув в ткань, кладут в неглубокую яму, делают перекрытия из жердей, а на жерди укладывают плоские камни, которые затем немного присыпают грунтом. Некоторые могилы обнесены прямоугольной стенкой, сложенной из камней и глиняного раствора. Перекрытия здесь долго не гниют из-за сухого климата. Но все-таки со временем какой-нибудь камень с перекрытия падает и тогда можно увидеть сохранившиеся останки трупов. Не знаю, что у них за обычаи, но часто можно видеть на мазарах кучи старой одежды, тюбетейки, лоскуты тканей или привязанные полоски полиэтиленовой пленки. На некоторых могилах стоят шесты с ячьими хвостами. Валяются там и множество старых рогов архаров.
         Мы проехали уже довольно много, когда нам стал препятствовать ехать боковой ветер. Особенно сильным ветер был там, где цепь гор разрезаны долинами. Воздух по долинам устремлялся из Китая на наши тела.
Проехали селение Чечекты, возле которого ответвляется дорога к озеру Рангкуль и легендарной пещере Мататаш. Было в этот час довольно тепло, даже жарко. Мы остановились у небольшой речушки, пересекающей дорогу. Тут мы покупались в небольшом углублении, в котором вода хорошо прогрелась. По сравнению с долиной Маркансу и озером Каракуль здесь рай. Мы очень устали, но купание придало нам бодрости, а обед прибавил сил. Решено было сегодня доехать до Мургаба. Еще два часа пути, и мы приблизились к самому высокогорному райцентру в СССР.
         Поселок возник на месте русского военного укрепления вблизи стойбища Ша-Джан. Сам поселок перенял имя реки Мургаб, протекающей здесь в заболоченной просторной травянистой пойме. Эта необычная для высоты 3600 м. картина реки с зелеными берегами и запечатлена в её названии – «травянистая река» или «луговая река».
         Местные жители называют поселок городом. Лучше всего сюда прибыть после странствий по Восточному Памиру, пробираясь из одной долины в другую, пропитавшись пылью смерчей Маркансу. Вот тогда Мургаб покажется вам столицей, огни его в черной темноте засверкают алмазами, обещая отдых и приют. Маленькая гостиница с телевизором, горячий чай в столовой, и скромные магазины покажутся раем. Говорят, зимой здесь трудно: дуют сильные ветры, морозы под пятьдесят.
         Первое, на что обращаешь внимание – какая-то особая оголенность его домов и улиц, нет здесь ни сквера, ни парка, ни просто дерева. И всё же здесь есть зелень. Этот кустарник на центральной улице является предметом гордости жителей. Ведь вырастить и сохранить здесь их тяжело.
         Прибыли в поселок засветло. Быстро оформились в гостиницу. Народ, видно, здесь дикий и воровитый, потому что гостиница с тыльной стороны обнесена металлической сеткой. Мы поужинали в кафе. Мясо и картофель недоварены. Известно, что на такой высоте мясо должно вариться очень долго. Ведь температура кипения воды здесь гораздо ниже 100°С. К тому же на зубах потрескивал песок. Там же мы купили несколько банок тушенки из конины, а в магазине – сахар, печенье, чай и арбуз. Это было невероятным событием. Здесь, и вдруг арбузы, хотя, если вспомнить, мы ведь в Средней Азии и вокруг нас южные субтропические страны с «морем» овощей и фруктов на базарах. Но здесь Восточный Памир – Арктика в центре знойных азиатских пустынь.
         Питание жителей однообразно, и мало содержит растительной пищи. Чай, хлебная лепёшка, мясо, сыр – их основные продукты питания. Чай на Памире пьют черный, ибо считается, что чёрный чай согревает, а зеленый лишь утоляет жажду. Жители внешне не блещут здоровьем. Все худые, с черными от ультрафиолета, лицами. Говорят, что средняя продолжительность жизни здесь всего пятьдесят лет. И в этом ещё один парадокс природы. Всем известно, что горцы Абхазии славятся долголетием. Чистый горный воздух Кавказа, спокойный образ жизни, экологически чистые продукты питания, овощи, фрукты и вино способствуют этому.
          Но на Восточном Памире условия жизни не те. Плохо здесь с овощами и фруктами. Умирают люди в основном от порока сердца. Оказывается, щадящий режим для организма, при котором окислительные реакции в организме замедляются и, тем самым, снижают скорость старения организма, полезны лишь до высоты 2000 метров. На Восточном Памире при высоте 3500 – 4000 метров и более при пониженном атмосферном давлении и нехватке кислорода учащается пульс сердца и его «моторесурс» вырабатывается значительно быстрей, чем внизу. Подавленное настроение, головная боль, кровотечения из носа – результаты горной болезни. А если учесть, что безморозный период длится здесь всего 40 – 50 дней, да и в это время не жарко, а люди живут в плохо отапливаемых хижинах долгую зиму? С топливом здесь трудно. Ведь всё завозится автомашинами из Оша.
         Вообще, всё начальство Таджикистана живут внизу, где тепло почти круглый год, а тут круглый год холодно, и получается, как в пословице: «Сытый, голодного не понимает». Одно слово «Таджикистан» - жаркое, знойное, благодатное – перечёркивает, убивает все доводы. А Памир, особенно Восточный, край по климату арктический.  В этом и заключается весь парадокс и все трудности жизни местных жителей.
         Для климата Восточного Памира характерны крутые перепады суточной температуры. Её контраст в тени и на солнце известен всем. Здесь говорят: «Лицо горит от жгучих солнечных лучей, а спине холодно. Одна щека мерзнет, а другой жарко».

                Автостопом к Аличуру и спуск к Джиланды
                14 июля 1988 г. – 9 день
          Покинув высокогорный поселок Мургаб, мы пересекли реку Мургаб, которая уходит в самый центр Памира к озеру Сарез. Наш путь пойдет по иному направлению, к перевалу Найзаташ (4137 м.). Вначале наш путь врезался в древние морены, затем пошел по широкому плоскогорью невдалеке от каньона, в котором течет один из притоков Мургаба. Каньон этот глубокий, но самое интересное, что внизу видны какие-то деревца, похожие на ивы, зеленеет трава. Это похоже на оазис в пустыне. На самом краю, у обрыва каньона, кладбище.
         Затем дорога долго и монотонно, достаточно с большим углом встречного уклона шла всё еще вверх. Долина, то расширялась, то сужалась до ущелья. Дул встречный ветер и ехать было тяжело. По пути заходили на мазары, лазали по пещерам, рассматривали старые потрескавшиеся рога архаров, во множестве валяющиеся на могилах и вдоль дороги. Горы в этом месте выше и скалистей. Иногда у реки мы видели юрту, яков и овец. Здесь мы увидели большое стадо яков, пасшихся россыпью у самого подножия горного хребта. Но ехать туда мы не стали - далековато.
         Яки это единственное домашнее животное, которые приспособились к жизни в таких суровых условиях. Каждая зимовка стада на Восточном Памире – это риск и огромный. Они умеют добывать корм из-под снега – страшна для них весьма частая холодная и бесснежная зима. Не только от бескормицы – от жажды страдают яки. От голода они гибнут, когда снег замерзнет толстой ледяной коркой. В эту зиму погибло около двух тысяч яков.
         Памирские яки мельче и смирней своих диких сородичей. Живут они, впрочем, почти на вольном выпасе, перемещаясь в поисках корма на довольно большие расстояния, сами без понукания приходят к чабанскому становищу, идут в загон.
         Верхняя граница жизни яков неограниченна, был бы корм, нижняя ограничивается 2 – 2,5 тысячами метров. Ниже этого уровня они становятся вялыми, малоподвижными. Громадная высота местности и глубокий снег не составляют для яка существенного затруднения. Не хуже козла як едёт по утёсам.
          Пора что-нибудь поесть. Но у нас нет ни хлеба, ни воды. Вдруг недалеко от дороги мы увидели домик и юрту. Оказалось, что там живут дорожный мастер с семьёй. Мы без стеснения попросили угостить нас чаем и лепешкой, открыли банку тушеной конины и пообедали. Нам посоветовали не ехать дальше на велосипеде.
         - Все можно увидеть из кабины машины. Ехать далеко, поселков на пути нет, - сказал  мне и моему восьмилетнему сыну местный киргиз.
Мы последовали совету и сели на попутную машину. Незаметно миновали перевал Найзаташ (4137м). Вокруг  степь, и лишь вдали видны невысокие горы. Машина мчалась по высокогорью с большой скоростью по хорошо накатанной прямой дороге, совсем не похожую на горную.
         В поселке Аличур мы сошли с машины, проехав около ста километров пути. Свинцовые облака совсем низко шли над нами, задевая за вершины невысокого горного хребта. Дул пронизывающий ветер, и казалось, что вот-вот пойдёт снег. Но осадки здесь редки. Киргизы одеты в пальто, кирзовые сапоги и шапки. И это в средине июля, в самый разгар лета. Здесь нет ни веточки, ни даже сухого куста травы для костра. Нет и воды. Река ушла от дороги вглубь широкой Аличурской долины.
         Миновали без затруднений сразу группу перевалов: Тагаркаты (4108м), Курук (4106м), Хоргуш. Они высоки лишь относительно уровня моря, а над окружающей местностью особо не выделялись. На них нет даже табличек с названиями.
         Проехали мимо озера Яшилькуль. Геологи не советуют брать воду из здешних речек и ручьев из-за её радиоактивности. Говорят, что есть здесь гора, на которой ночью видны светящиеся пятна радиоактивных пород.
За перевалом Койзетек (4272 м) тракт засерпантинил круто вниз. Это значило, что мы начали спуск на Западный Памир, в Шугнанский район. Там живут уже не киргизы, а иной народ – шугнанцы. Язык шугнанцев не похож ни на киргизский, ни на таджикский. Говор у них мягкий с необычным ударением на определенное слово в предложении.
         Пос. Джиланды. В нем столовая и гостиница для шоферов, казарма для военных, несколько автобоксов и домиков местных жителей. В километре от поселка бьют горячие ключи. По-киргизки долина называется Тогуз-Булак, что значит «тысячи ключей». В нескольких местах источники забраны в бетонные ванны, огорожены от ветра каменными дувалами и крышей. Горячая вода смешивается с холодной, сбегающей с ледников.
          Накупались. Смыли дорожную пыль. Поблагодарили шофера, сфотографировались и разъехались в разные стороны. Водитель в Хорог, а мы возвратились в Джиланды. Пообедали в столовой. Интересно, что хлеб в поселок не возят, и нужно в столовую приходить со своей лепешкой. Нам дали хлеб шоферы. Шоферская гостиница на ремонте, и поэтому мы устроились в пустующую воинскую казарму. До нас там поселились трое членов офтальмологической экспедиции, занимавшихся отловом и изучением бабочек. Офтальмологи командированы с биологического факультета университета Харькова. Мы с интересом наблюдали и слушали их беседы и споры о бабочках, о их популяциях, разновидностях, группах и подгруппах, о том, откуда они здесь появились: с Индии, Китая, Пакистана; с Тибета, Гималаев, Гиндукуша. Один из них выглядел как Паганель из фильма «Дети капитана Гранда». Он такой же длинный, худощавый, увлеченный своей наукой, но только у него не было очков. Другой, маленький, тихий и уже в преклонном возрасте. Днем они бродили по ущельям, распадкам, склонам гор, добираясь до снегов, а вечером, отловленные экземпляры тщательно рассматривали и помещали в коллекцию.
         Казарма типа финского домика со стеклянной верандой. В кухне газовая плита, в спальном отделении два яруса коек. Была еще одна комната – для офицеров. Мы решили пожить здесь пару дней. Во-первых, нам хотелось побродить по округе и подняться к альпийским лугам и снежникам. Во-вторых, отдохнуть после тяжелого недельного пути по Восточному Памиру. В-третьих, ступенчато изменить спуск с высоты. Разница высот между перевалом Койзетек и Хорогом 2 тыс. метров. Мы спустились пока только на 1000 метров.

                В Джиланды к снежникам
                15 июля 1988 г. – 10 день
         В пос. Джиланды растут тополя, и есть зеленые склоны гор, но все же по утрам там холодно. Позавтракали в столовой, немного спустились вниз по тракту, перебрались по подвесному мосту через бурный Гунт, и тут наткнулись на несколько горячих источников, бьющих из-под земли. Тут же сбегали ручьи от расположенных выше снежников с холодной, как лед, водой. У источников выложены небольшие ванны из валунов. Там эти два ручья со столь контрастными температурами воды смешивались. Вода в горячих ключах, как кипяток. Н  Напротив, вода из снежников близка к нулевой температуре. Искупались.
Рядом с ваннами выложены из таких же валунов загоны для скота. Мы закатили велосипед в один из загонов, навесили рюкзак с едой, куртками и фотоаппаратом на плечи и пошли вверх.
         Вначале шли по неширокой долине, заваленной огромными валунами. Наверное, древний ледник вынес и обточил эти камни еще в ледниковый период, а сейчас здесь течет среди валунов лишь небольшой ручей. Еще в казарме молодой офтальмолог сказал мне, что по этой долине можно дойти до озера Турумтайкуль. И впрямь, когда мы поднялись выше по склону горы, то увидели, что долина расширилась, и пошла очень далеко, насколько хватало глаз, а дальше видны заснеженные вершины гор какого-то хребта, наверное, Южно-Аличурского. «Вот бы пройти по этой долине!» - подумал я. Но путь туда нам был заказан. За день не дойти. Ведь даже по глазомеру туда километров десять, а ведь зрение в горах расстояние скрадывает. Наша цель – ближайший снежник. Снизу он казался совсем рядом. Но поднимались мы к нему долго и тяжело. На довольно крутом луговом склоне пасутся коровы горной породы. Они худощавые, маленькие и молока дают мало, но зато хорошо ходят по горам. Наши, равнинные коровы, грузны, и им туда не взобраться. Пастухи угостили нас ширчаем. Это напиток из смеси молока, крепкого чая, соли и масла. Он очень питательный, хорошо утоляет жажду и бодрит. Напиток традиционен у памирцев, как кумыс у киргизов.
          Мы еще долго карабкались вверх к снежнику и вершине, а потом были награждены величественной и обширной панорамой гор. Это была не самая высокая вершина ближней округи. Рядом с ней стоит гора повыше. Хотелось подняться и на неё, но уже не было для этого ни сил, ни времени. Походили по снежнику, сфотографировались. Снег летом  также необычен, как и жара зимой. А ведь только неделю назад мы страдали от жары.
         Спускаться было легче, но все равно от напряжения дрожали колени ног. Вернулись в долину к горячим источникам, еще раз искупались, перешли по подвесному мосту реку и прибыли в казарму. Очень устали, но остались путешествием довольны.

                Спуск в Западный Памир
                16 июля 1988 г. – 11 день
         Утром мы покинули Джиланды и покатили по долине и ущелью Гунта вниз. Но вначале еще раз покупались в целебном горячем источнике. Мы катили вниз, и природа менялась у нас на глазах. Полный цикл весны мы проследили за пол дня. Вначале мы видели снежники, сошедших в долину лавин. Видели цветущие кусты шиповника, в то время как под Хорогом уже зрели его плоды.
Вначале лишь изредка стояли отдельные жилища скотоводов. Затем возле таких глинобитных домиков стали появляться небольшие участки с поливными травами. Чем ниже спускались, тем больше селений, а потом появились и кишлаки. Вдоль дороги  у реки появились заросли ивняка, арчи, облепихи и др. Росли они прямо из воды. Такие заросли здесь называют тугаями.
          У кишлака Чартым, приблизительно в семидесяти километрах от Хорога, в далекие времена произошел обвал, загородивший реку. Теперь Гунт низвергается через завал мощным водопадом. Там же проложен уникальный подвесной мост из жердей. Таких мостов в наше время не строят.
         Чем ниже мы опускались, тем выше поднимались горы, тем теснее ущелье. Лишь на древних галечных выносах и террасах расположились кишлаки, утопающие в зелени деревьев. Растут там даже абрикосы, но плоды еще были зелеными. А в жарких долинах Таджикистана они уже давно созрели и отошли.
А одном из кишлаков, на берегу реки нас пригласили к чаю. Дехкане ждали машину, чтобы погрузить вещи и отправиться на летовку, т.е. летнее горное пастбище.
         В живописном Кишлаке Вир мы купили в магазине консервы и свежих спелых абрикосов. Фрукты – именно этого нам очень хотелось поесть. Организм требовал витаминов. Это были первые фрукты после десяти дней путешествия. Мы тут же, у дороги под деревом сели уничтожать их. Тут нас опять пригласили в гости в дом. Мы сытно отобедали. Хозяин учитель. Жена его брата русская, с Брянщины.
         Не успели мы проехать еще и десяти километров, как нас опять пригласили отобедать. В общем, я насчитал восемь приглашений на небольшом участке пути. Но наш желудок не безразмерен. Таких гостеприимных людей мне еще не приходилось встречать нигде. Эту долину населяют шугнанцы – очень добродушный, дружелюбный и приветливый народ. Они искренне, без хитринки, дружески относятся к русским.
         Ниже ущелье сузилось. Там прекрасные виды со снежными вершинами, отвесными скалами, зеленью растений и бурным Гунтом. Мы вначале хотели остановиться на ночь где-нибудь перед Хорогам, т.к. я знал, что в городе негде будет поставить палатку, а гостиница всегда переполнена и мест в ней нет. Остановились в одном кишлаке, не доехав до Хорога 10 км. Начали искать место. Но всюду всякое ровное место было залито водой из арыков. И тогда я вспомнил, что велотуристы из Казахстана ночевали на въезде в Хорог в шоферской гостинице. Мы проехали через единственный на тракте акведук, у нас еще раз проверили пограничники на КПП документы и пропуск, и оказались на окраине Хорога. Были сумерки, когда мы подъехали к общежитию. Водители смотрели телепередачу, но, узнав, что приехали те, которых они видели на тракте на велосипеде, окружили нас и стали угощать чаем и ужином. Нам выделили отдельную комнату с настоящими кроватями, белоснежными простынями и мягкой подушкой. Мы хорошо выспались. Денег за ночлег с нас не взяли.

                В столице Памира, в Хороге
                17 июля 1988 г. – 12 день
         Рано утром мы уже были в городском парке Хорога. Там достали из рюкзаков лучшее, что у нас было из одежды, принарядились и поехали к обкому комсомола. Ведь у меня там немало знакомых. В феврале этого года я был здесь в командировке, хорошо знаком с І-м секретарем, и зав. орг. отделом, а также со всеми сотрудниками отдела учащийся молодежи и пионеров. Но, к сожалению, сегодня было воскресенье, т.е. выходной день.
         Проехали к почте. Написал письмо жене. Нашли дом Олимшо, инструктора обкома. Он в феврале обещал мне достать рога архара. Он принял нас гостеприимно, накормил, извинился, что не может принять нас на ночлег (в его квартире ремонт). Рога он мне подарил, и даже не архара, а козла-киика, а они ценнее, т.к. это животное на Памире встречается реже, да и подстрелить его не так-то просто. «Козел-киик хитер, ловок и наблюдателен, живет высоко в горах» - сказал мне Олимшо.
          Олимшо взялся оформлять нас в столичную гостиницу. Велосипед поставили в мастерскую плотника. В этот же день я показал Юре Хорог. Мы побывали в музее, на двух подвесных мостах через Гунт, на озере в парке, сходили в кинотеатр и посмотрели фильм, посидели за чаем в чайхане, побывали и на рынке. Купили виноград, помидоры. Рынок в Хороге в здании, небольшой. Все продукты и товары привозные.


                По Западно - Памирскому тракту на велосипеде
                18 июля 1988 г. – 13 день
         Понедельник. Зашли в обком комсомола, к Виктору Харину, секретарю обкома, в орг. отдел и, конечно же, в отдел учащейся молодежи. Поговорили. Шофер Харина съездил домой и привез в подарок нам рога старого барана.
         Выехали мы из Хорога только в11 час. 30 мин. За Хорогом Гунт вливается в Пяндж. Дорога поворачивает вправо и идет вдоль Пянджа вниз по течению. Пяндж имеет пять крупных притоков, рождающихся на ледниках Памира: Ванч, Язгелём, Бартанг, Гунт, Шахдара. Отсюда и название реки («пяние» - пять). В верховьях река называется Памиром. При впадении в неё афганской реки Вахандарья переименовывается в Пяндж, а когда в Пяндж вливается Вахш, её уже называют Аму-Дарьёй.
          Проехали хорогский аэропорт. Отсюда полторы тысячи километров граница с Афганистаном проходит по Пянджу. Западно-Памирский тракт проходит вдоль Пянджа от Хорога только до Калай-Хумба. На левом, афганском берегу дороги нет, а проходит тропа, часто переходящая в опасные овринги. Тропа стелется то у самой воды, то поднимается по скалам вверх. Вдоль Пянджа стоят афганские кишлаки. Как только ночь опускается в ущелье, на советской стороне вспыхивают электрические лампочки, афганская же сторона сразу тонет во мраке ночи.
          Плоские крыши жилищ, аккуратные небольшие поля на склонах и в долине, разделенные каменными межами, собранных с этих же полей, тополя и тутовник, кипы сена на плоских крышах, детишки, женщины в широких синих шальварах и больших ярких платках; мужчины, шествующие с нагруженными на ослах и лошадях – такая картина памирского Афганистана мне запомнилась.
Иногда мужчины идут с оружием или везут верхом на лошади женщину. Едут или идут одинокими странниками или целыми караванами. Там идет война. Что везут? Муку, которую наши сотнями тонн переправляют им, или оружие, мины, патроны для душманов, чтобы убивать наших солдат – этого нам не видно? Они рядом, два века: век средневековья, религиозного фанатизма, богатства и нищеты, и век современный. Хочется крикнуть, поговорить, поделиться впечатлениями, но нельзя, граница. Мы иногда махали рукой купающимся в реке детям, женщинам, стирающим в реке одежду, мужчинам. Дети всегда отвечали, взрослые – не часто.
Язык афганских и советских памирцев одинаков. И у них и у нас Бадахшан. У них провинция, у нас автономная область. До войны граница практически отсутствовала. Общение было беспрепятственным. На обеих сторонах долины  у них и сейчас есть много родственников. Да и сейчас обмен на их наркотики идет запросто. Достаточно примотать пакетик к гальке и можно кое-где докинуть через реку. Ведь нет ни проволоки, ни полосы припятствия. Есть просто бурная река, а доступ к реке свободный. Нельзя, правда, плавать по реке.
          Дорога вдоль реки небезопасна, часто стреляют, иногда ставят мины, поэтому с 22 часов тракт закрыт для движения.
          Небезопасно движение по тракту и потому, что случаются обвалы, дорогу смывает вдруг взбесившаяся река, опасно слететь вниз с обрыва. Часто встречаются предупреждающие надписи: «Осторожно! Возможен камнепад», «Возможен обвал», «Водитель! Проверь тормоза».
         Западно-Памирский тракт был построен методом народной стройки. Ранее на месте дороги тянулась узкая тропа с оврингами, как на афганской стороне. На непроходимых скалах в трещины забивали деревянные колья, на них клали ветки, которые сверху присыпали камнями или щебнем. Некоторые «небесные тропы» тянулись на двести-триста метров. Надо было иметь привычку и ловкость, как у местных жителей или недюжинную смелость и хладнокровие, чтобы передвигаться по такому шаткому настилу. Существует здесь поговорка: «Путник – твоя жизнь в горах, что слеза на реснице. Ныне на Памире оврингов почти не осталось, а вот на афганской стороне их можно еще и сейчас увидеть.
Мы начали свое движение по тракту. У кишлака Поршнев, не уступающему по численности населения Хорогу, мы полакомились крупным белым тутовником (шелковицей). У нас её никто не собирает. Ягоды просто падают на землю или дорогу, обваливаются в пыли, засоряя улицу. На Памире эти ягоды считаются ценным продуктом. Их собирают, подвесив под деревом марлю, затем сушат, а зимой это прекрасный продукт к чаю.
         В Поршневе есть фабрика по обработке добываемых ювелирных камней в горах Памира, в том числе известного на весь мир лала (шпинель).
За кишлаком, в небольшом искусственном озере, плотиной для которого стало насыпное полотно дороги, мы искупались вместе с ватагой мальчишек. А дальше пошли немногочисленные кишлаки с крошечными лоскутами полей, к которым тянуться ниточки арыков. Зеленый клочок всегда обложен аккуратной стенкой из камней и валунов. На приусадебные участки воду пока насосами не качают и, потому здесь, как впрочем, и на противоположной афганской стороне, в первозданности сохранился древний тип высокогорного орошения, как всё, прошедшее тысячелетний отбор, - отсеявший лишнее, экономичный и красивый, что не может не восхищать. Едешь по долине, и всюду видишь зеленые горизонтальные пути по склонам. За два, три километра, где-нибудь вверху забирают воду у бешеного ручья, несущегося вниз от ледников по ущелью. Течение воды в этом арыке успокаивают и доводят до полей. Для того, чтобы вода не уносила с поля грунт, делают всевозможные повороты, ловушки, шлюзы.  Арыки обходят поле по периметру, а поперек склона проложены борозды. Математики, знатоки программирования не сумели бы лучше распределить эту воду по полям.
         На Памире возделывание культур невозможно без искусственного орошения. Даже к стоящему вдоль дороги тополю, тутовнику или абрикосу тоже непременно подведена вода.
        По Западному Памиру можно путешествовать неспешно. Здесь благодатный климат, тепло. Колебания суточных температур невелики. В кишлаках можно пополнить продукты, особенно консервами, но покупать их нужно с особой осторожностью, т.к. они могут быть многолетней давности.
        До Рушана нам сегодня уже не доехать, потому мы, облюбовав абрикосовый сад у горной реки, сделали привал на ночлег. Сразу же собралось много ребятишек. Они натаскали нам хворост для костра. Но вот проблема – у нас нет ничего из овощей. А так хотелось сварить суп с картошкой, луком. Здесь, в саду много урюка. Мы попросили ребятишек, чтобы они сбегали домой за картошкой и луком. Они разбежались по домам, но оказалось, что ни у кого этих продуктов нет. Новая картошка еще не выросла, а старую уже съели. Огороды здесь маленькие. Я думал, что мальчишки мою просьбу не поняли. Пошел сам. У магазинчика на бревне сидела группа мужчин. Я поздоровался и без стеснения спросил о картошке и луковице. Они ответили, что лук есть только перовой, а картошки нет. Вот такая скудность в продуктах питания у памирцев.
         - А ты сходи в школу. Там живут твои земляки – геологи, - посоветовали они.
         И я пошел в школу. Школа походит внешне на обычный сельский дом. В ней действительно жили земляки из львовской области, но не геологи, а топографы. У себя дома я бы не назвал их земляками, но здесь, за несколько тысяч километров все европейцы земляки. Они дали нам куль из газеты, наполненный картофелем, луковицами, болгарским перцем и красной свеклой. Мы сварили замечательный овощной супчик с тушенкой, и при свете фонарика поужинали.   Ночью шумел Пяндж, и снилось, что к палатке крадутся душманы.

                Наблюдение за афганским берегом
                19 июля 1988 г. – 14 день.
           В этот день мы проехали остаток пути к Рушану. Путь короткий, и мы ехали не спеша. Сфотографировались у пограничного столба, всматривались в афганский берег. В одном месте дорога поднялась метров на пятьдесят, врезавшись в склон горы. Внизу, на афганской стороне, прямо у реки стоят дома афганцев. Пяндж в этом месте не широкий, и мы с интересом наблюдали собрание вооруженных мужчин в гражданских одеждах.
         - Может это душманы, - сказал я сыну.
          Даже если и нет, то всё равно есть доля риска получить пулю. У них своя психология и отношение к советским людям. Сегодня он революционный солдат, а завтра за деньги будет воевать на стороне душманов. Случаев перехода на сторону противника много. К примеру, возле Хорога есть кишлак, который бомбил самолет АН-26 афганских ВВС. Сбросил бомбы, одна из которых угодила в здание школы. К счастью детей в это время в школе не было. Погибло восемь мирных жителей, и восемь человек было ранено. Вот и мы, понаблюдав немного за сходкой мужчин с оружием, поспешили от них удалиться.
         К полудню мы доехали до живописной местности, там и решили пообедать. Здесь большой каменный завал. Наверное, когда-то при землетрясении была обрушена часть скалы. Завал – это огромные каменные глыбы. Между ними и под ними множество пещер и гротов. Мы облазали их все в надежде найти что-нибудь древнее, но, увы, ничего такого не обнаружили, хотя кое-что свидетельствовало в пользу этого. На древней тропе такие гроты служили местом для ночлегов при дальних переходах. В одном из пещер обнаружили длинный шест. Думаю, что с его помощью кто-то преодолевал в прыжке горную реку. А иначе, зачем было прятать его.
         Когда мы развели костер, готовили обед, то услышали выстрел с афганской стороны. Пообедав, мы быстро убрались оттуда.
         В Рушане остановились в гостинице. Поселок является районным центром. Растянут он вдоль узкого берега реки. Центральная улица, которой является проходящий асфальтированный тракт, обсажена высокими пирамидальными тополями. В Рушанском районе есть долина реки Бартанг, самая недоступная на Памире. Река течет в такой глубокой и узкой щели, какую трудно встретить где-либо еще. Жители редких кишлаков живут там почти изолированно. Они говорят на собственном наречии, отличного от других. Более того, жители верхних кишлаков раньше не понимали нижних. Путь по Бартангу был столь труден, что в некоторых кишлаках еще недавно не было скота, его нельзя было туда провести по оврингам.
         В гостиничном номере с нами поселился почтовый чиновник. Он что-то долго писал, и у него была толстая папка с кучей канцелярских бумаг. В республиках Средней Азии каждый хочет выглядеть солидным начальником, хоть самым маленьким. Мы познакомились. Посидели в чайхане у шумного ручья, где было не жарко. Чиновник дал нам свой домашний адрес и пообещал подарить рога архара, когда я буду вновь на Памире в командировке в августе-месяце этого же года. Хотели сходить в кино, но в клубе шел индийский двухсерийный фильм, а я таковые не люблю. У местных жителей наоборот индийские фильмы пользуются успехом и популярностью.

                Тугак
                20 июля 1988 г. – 15 день
         Ехали мы теперь совсем в иных климатических условиях. Вокруг зелень, тепло. Кончилась фотоплёнка, а жаль. Были такие виды!
         Проехали самый опасный участок тракта – Тугак. В этом месте неделю назад река снесла дорогу. Сейчас, когда в горах самый жаркий период, таяние ледников наиболее интенсивное и воды в Пяндж поступает очень много. Еще на Восточном Памире шофера нас предупреждали, что дорогу смыло, и мы там не проедим. К счастью насыпь к этому времени восстановили, но зато сейчас там случился завал. Скопилось большое количество машин. Завал бульдозеры уже почти разгребли, но машины проезжать еще не могли. Нам легче. С велосипедом мы пробрались по завалу, с трудом пересекли бурный ручей, когда вдруг высоко на горе заметили какой-то дым или туман. То была пиль обвала. Мы успели проскочить место, куда посыпались камни. Задела нас лишь мелочь.
       Миновав этот участок, остановились на недолгий привал под развесистой чинарой. Рядом ручей с прозрачной водой. Умылись. Отдохнули. Закрепили, свернутый на завале, руль.
        Вдоль дороги стоит много памятников погибшим шоферам и пассажирам. У мраморного карьера попили в чайхане чаю. Потом дорога пошла на подъём. Встретились с пограничниками. Попросили у них воды. Они дежурят на боевой позиции в каменном доте. Таких дотов вдоль границы с Афганистаном выложено много, а районе Ванчской долины стоят бетонные доты, и есть проволочные заграждения. Это сделано на случай обороны при возможной попытке прорыва банд душманов в богатейшую Ванчскую долину. Мы спросили пограничников:
         - Не беспокоят?
         - Сейчас им не до нас. У них сейчас уборка урожая.
         Доехали до кишлака и решили здесь остановиться на ночлег. Место хорошее: родник, зелень. Но вот только одно плохо – сыро, везде полив. Выехали за кишлак. Там нашли очень хорошее место среди табачных плантаций и фруктовых деревьев. Насобирали вишен, из которых сварили компот. Деревья заплетены виноградными лозами. Невдалеке родник с чистой водой, а ниже, ближе к реке крестьяне соорудили детям для купания небольшое озерцо. Пянж здесь настолько бурный, что  купаться в нем невозможно и опасно. Мы покупались, постирали одежду в озере. Благодать. Рай. Местные ребята принесли нам булку хлеба. Приготовили на костре ужин. Виноград и гранаты здесь еще не зрелые. Ужалила меня необычная красная, большая оса. В палатку налетело много мошек, и они нас ночью беспокоили.

                В Калай-Хумбе в гостях.
                21 июля 1988 г. – 16 день.
         Поставили задачу – доехать до Калай-Хума. В этом районе живут настоящие таджики. Есть там у меня хороший знакомый по имени Мирзо. Веселый парень. Ранее работам в Хороге, в обкоме комсомола инструктором. В феврале ехал вместе с ним сюда из Хорога на УАЗе. В Калай-Хуме он теперь занимает должность І-го секретаря райкома комсомола.
         Калай-Хумб был когда-то столицей Дарвазского ханства. Расположен поселок на высоте 1260 м. Высота для Памира небольшая. Это единственный район в ГБАО, где растут субтропические растения: гранат, инжир, хурма, виноград, фисташки, миндаль. Из-за жары ехать сегодня тяжело. К тому же поднялся ветер. При подъезде к поселку на афганской стороне из бокового ущелья вышел ослиный караван. Мы ехали с ним параллельно, но по разным берегам реки. Перед поселком долина расширилась, по ней разгулялся ветер и песок. Этот караван двигался в этой пляске песка и ветра, как в тумане.
         Подъехали к райкому комсомола. Мирзо пригласил к себе домой. Живет он с родителями, и хотя еще молод, у него уже трое детей. Дом стоит у реки. Двор полон детворы и родственников. Нас усадили на топчан и стали угощать экзотическими национальными блюдами. Некоторые я пробовал впервые. К примеру, вишни посыпанные солью. Был и плов, и шурпа, и дыни, ну и, конечно, чай. Здесь пьют чай зеленый.
         После ужина мы слушали национальные песни, которые напевала семья. Спали на том же топчане, на котором ужинали, на открытом воздухе у реки. Курорт: шумит река, тепло, тихо, кисти винограда висят над нами.

                Автостопом через перевал Хобурабат
                22 июля 1988 г. – 17 день.
          Утром выпили чаю. Мирзо собрался идти на работу в райком, а мы – на штурм перевала Хабуработ (3270 м), который лежит на гребне Дарвазского хребта. Собравшись, поехали вместе в РК. Там сфотографировались у знаменитой чинары. Ей лет пятьсот, может больше. Когда-то возле неё стоял дворец шаха Дарвазы. В дореволюционный период рядом была построена крепость русского военного отряда, а сейчас находится райком партии и комсомола. Затем мы опять вернулись к дому Мирзо. Забыли там нож. Нас накормили, и мы двинулись в путь. Через Хабуработ я уже проезжал на автомашине в начале июня. По высоте перевал не высок по сравнению с перевалами Восточного Памира. Но там трудны только те перевалы, которые являются граничными, а остальные, хоть и имеют большую высоту, но на фоне общей поднятости они не высоки, более того их можно проехать на автомашине не заметив. Перевал Хобуработ имеет подъём крутой, затяжной, серпантинистый от 1260 м. до 3270 м.
         За Калай-Хумом мы миновали последний пограничный КПП. Проверяли здесь документы тщательно. Ведь дорога уходит от границы вглубь страны. Этот перевал закрывается в ноябре, а открывается только в июле. И сейчас на перевале есть снег, но только в ложбинах. А преодолели мы перевал на грузовике. При подъёме мы шли пешком. Остановился ЗИЛ-130 и водитель сам предложил нам не мучится, а сесть в машину. Вначале мы хотели доехать только до перевала. Машина ревела, медленно продвигаясь по серпантинам вверх. В Хороге, на автовокзале есть картина этого перевала. Есть и аэрофотоснимок перевала в буклете о Памире. Это впечатляющая картина. С перевала видны вершины хребта Петра І. Прошло всего два часа, и вот из зеленой долины и субтропического тепла мы прибыли опять в холод. Юра ехал в кабине, а я в кузове грузовика. На перевале пришлось надеть теплую куртку.
         Спустились вниз до кишлака Тавильдара, который окружен скалами из пород бурого цвета. Мост. За рекой Обихингоу уже не ГБАО. Ехали долго. Вначале тракт шел по ущелью Обихингоу. Река бурная, вода в ней мутная и вымыла глубокий каньон. На склонах в ущелье – дикорастущие орехи, яблони, груши, клен, береза, арча. Кишлаков в долине почти нет. На лугах много овец.
На перекрестке дорог, идущих в трех направлениях: на Джиргиталь, на Душанбе, на Памир, стоит столовая для путников. Мы там поужинали. Время подходило к вечеру. Миновали Комсомолабад. Здесь простояли два часа из-за размытой дороги. Пока взрывали скалу и разгребали завал, стало темно. Вода в реке, которая размыла дорогу, почему-то горькая. Дальше ехали мимо стоящейся Рогунской ГРЭС, Файзабада. Здесь много садов, виноградников. Этим маршрутом я проехал уже трижды.
         В Душанбе прибыли глубокой ночью, и нам показалось, что мы свалились с луны. Не верилось, что вокруг нас  настоящий большой город, с огнями светофоров, придорожными фонарями, телефонными будками, троллейбусами и современными многоэтажными зданиями. А мы в пыли, с загрубевшими, обветренными лицами. Еще не залечили губы, опаленные ультрафиолетом. Город велик, много в нем людей, домов, а вот заночевать нам было негде. Поехали на велосипеде в аэропорт. Но там милиционер не разрешал спать даже сидя в кресле. Решено было ехать в общежитие ПТУ, в котором я жил в командировках. Ехали на велосипеде довольно долго. Улицы пустынны.
         Постучали в двери общежития. Нам не открывали до тех пор, пока я не назвал имя коменданта. Дежурная вахтер русская. Поселила нас в комнату, где я жил при первой командировке. На наше счастье в душевой была теплая вода. Мы с удовольствием смыли с себя дорожную пыль и завалились спать.

                Душанбе – сын Юра болен
                23 июля 1988 г. – 18 день
         Утром у Юры температура поднялась до 39°С. Причина неясна. Возможно, просквозило в машине? Но ехал-то он в кабине. Возможно, сказывалась переаклиматизация или переутомление. Вызвал скорую помощь. Врач сказала, что у него ангина. Наверное, застудил он горло, когда пил воду из ледниковых ручьёв. Вставать с постели я сыну не разрешал. Сам сходил на рынок и накупил того, чего нам больше всего хотелось на Памире. Купил дыню, помидоров, огурцов, зелени, винограда и даже клубники. На электроплитке пожарил картошку, нарезал салат. Сашка-комендант раздобыл бутылку водки, и мы очень сытно пообедали. Температура у Юры снизилась до нормальной, но к вечеру опять поднялась.
                24 июля 1988 г. – 19 день
              Поехал в аэропорт за билетами. Взять билеты на самолет  невозможно. В железнодорожной кассе взял билеты в спальный вагон. Очевидно, кто-то сдал их в кассу или их придерживали для начальства. Стоят билеты в СВ-вагон дороже, чем на самолет. Билеты на завтра, на вечер.

                Нас обокрали
                25 июля 1988 г. – 20 день
         Состояние здоровья у Юры улучшилось. Быстро он выздоровел. Температура нормальная. Поблагодарили всех за гостеприимство и выехали из общежития. Решил немного Юре показать город. Душанбе мне хорошо знаком. Бывал здесь уже трижды в командировках. Посетили зоопарк. Походили по центральному рынку. Затем осмотрели немного центр Душанбе. На Зеленом базаре пообедали в чайхане, полакомились виноградом, какого у нас не купишь. В Комсомольском парке взяли напрокат водный велосипед. Час катались. Я искупался. За это время у нас из рюкзака украли алюминиевую флягу. Времени до отправления поезда было еще много. Часа полтора сидели в тени сквера у площади Айни. Приехали на вокзал. Разобрали велосипеды. К перрону подошел наш поезд. Втащили вещи в купе. В вагоне жарко. Вышли на перрон купить лимонада и булочек.
         Отправление. Проводник объявил, чтобы пассажиры приготовили билеты для проверки, и тут выяснилось, что нет сумки, которую мы положили под сиденье. В ней были самые ценные вещи: 345 рублей, фотоаппарат ФЭД-10, проездные билеты, документы, записная книжка с адресами памирцев, карта, пропуск в ГБАО и др. Пропажа сумки для нас была ударом. Нас обокрали, и думаю не без участия проводника. Мы потеряли бдительность, пока путешествовали в глубинке. Здесь же, в Душанбе, да и не только в Душанбе, а и в других городах республик Средней Азии народ воровитый. Работая в училище, я видел, как азиаты, уезжая, домой на каникулы, тащили все, и своё, и чужое, и государственное: полотенца, простыни, наволочки, одеяла, одежду своих же товарищей. Однажды они ночью выбили двери в камере хранения общежития и растащили оттуда всё кто, что мог ухватить.
         А вот еще один случай. Двое ребят попросили у меня, у руководителя фотокружка, фотоаппараты, чтобы сделать  снимки в нашем городе самому. Потом выяснилось, что они бросили учебу и уехали с фотоаппаратами домой. Их домашние адреса были известны, да и документы находились в отделе кадров. Я написал письма родителям с предупреждением, что если не вернут фотоаппараты, то сообщу о краже в милицию.
         В Коканде, когда я и парторг училища только сошли с автобуса, продавец морса (смесь фруктового сока с водой) предупредил меня, чтобы я убрал из заднего кармана брюк бумажник.
         В пос. Нау у меня украли даже пустую авоську, пока я примерял туфли.
Сказанное не относится к памирцам и особенно к шугнанцам.
Да! Средняя Азия – не Кавказ. Там тоже есть подонки, но они редкость. Мы оставляли велосипед, палатку где угодно, и никто, никогда ничего не тронул. Более того, когда мы высказывали опасения по поводу воровства, то это даже оскорбляло грузинов. «Кому нужен твой велосипед? Месяц стоять будет – никто не возьмёт» - так нам однажды ответили.
        И вот теперь в поезде мы оказались в очень сложном положении: без билетов, денег, документов. Проводник предложил нам сойти на следующей станции и вернуться в Душанбе.
        - Может найдете свои вещи там, - сказал он.
         Но я отказался. Шансов найти сумку с содержимым не было никаких.
         - Мы предъявляли Вам билеты при посадке в вагон, и потому мы не покинем поезд, - заявил я проводнику.
          В кошельке у нас осталось всего 12 копеек. А впереди три дня пути только до Волгограда. Ехали в СВ-купе мы вдвоем. Шикарно. Кондиционер, ковры, зеркала. Но теперь всё это обернулось против нас. Если бы мы ехали среди людей в плацкартном вагоне, то нам хоть чем-то помогли, а так сидели в купе в полной изоляции.
         Пришел милиционер. Я написал заявление и объяснительную записку, чтобы не высадили с поезда как безбилетных. Ночью проехали Термез.

                26 июля 1988 г. – 21 день
         Из вагона не выходили – не зачем было. Больше спали. Съели и выпили все припасы. Одна русская женщина принесла нам две банки тушенки, два яйца, банку сгущенного молока и хлеб. Миновали Бухару, Чарджоу и въехали в казахские степи.

                27 июля 1988 г. – 22 день
         Весь день за окнами вагона мелькали высохшие соленые озера, верблюды, одинокие хижины скотоводов у железнодорожных разъездов.

                В Волгограде
                28 июля 1988 г. – 23 день
         Восемь часов утра. Поезд прибыл в Волгоград. Высадились. Поплелись в отделение милиции, но там нас не поняли и вежливо выпроводили вон. Пошли в комнату инспекции по делам несовершеннолетних. Там восседала солидная женщина и она пообещала нам помочь.
        - Ваш поезд в 17 часов 30 минут. Ждите. Встретимся в 16 часов. Я вам выпишу справку и посажу в поезд до Дебальцево, - пообещала капитан милиции.
Уселись в зале ожидания. Позавтракали двумя пирожками, купленными на последние 12 копеек. Подошло время обедать. Есть хотелось все сильней. Я подумывал, что бы мне продать. Но кому здесь были нужны наша палатка и прочее барахло. И тут неожиданно за окном на перроне промелькнула знакомая личность. Это был коллега из г. Макеевки, Донецкой области. С ним я жил в общежитии, в Душанбе, когда набирали учащихся для учебы в ПТУ. Ну, я, как говориться, уже и «губы раскатал». Думаю, у него-то я смогу занять хотя бы рублей десять на еду. Но не тут-то было. Знакомый человек, педагог, оказался из того племени хохлов, которые считают, что «своя рубаха ближе к телу», и отдать червонец без полной уверенности, что его возвратят, он не захотел. Я ему обещал за каждый рубль возвратить два, но он упорно твердил: «Сам без копейки почти остался». В конце разговора мы сошлись на том, что он покормит меня в вокзальном буфете. Купил он мне кусок курицы и стакан напитка. И на том, спасибо.
         - Ну, земляки! Ну, хохлы! Половина купленной еды я оставил сыну. Приношу ему её, а он уже ест огурец с хлебом. Угостила его какая-то бабулька.
Однако приближалось время прибытия нашего поезда Казань - Симферополь, а инспектора не было, и её кабинет был закрыт. Что делать? Я побежал в отделение милиции, а там: «Раз обещала, то должна прийти». Она пришла, когда поезд уже стоял на перроне. Быстро написала справку, и мы едва успели сесть в поезд, как он отправился. Устроились неплохо, в плацкартном вагоне. Ночь прошла голодно.

                Вот мы и дома!
                29 июля 1988 г. – 24 день
        Утром высадились в Дебальцево. Собрали велосипед и поехали к родному Красному Лучу своим ходом. У нас в Украине никто бесплатно не повезет. «Спасибо на хлеб не намажешь и в карман не положишь» - говорят у нас.
        - За три часа с нами ничего не произойдет, с голоду не помрём. Мы почти дома.
       По пути сорвали несколько яблок. Приехали домой. Покупались. Пообедали домашним борщом, и всё «как рукой сняло». Жаль только, что лишились фотоаппарата и адресов памирцев. Будут ждать обещанные фотографии, и думать, что я их обманул.
         Так закончилось еще одно наше дальнее путешествие на Памир.

                4. АВГУСТ - СЕНТЯБРЬ

                В общем вагоне до Душанбе
                16 – 21 августа 1988 г.
         Эта командировка наиболее длительная – 29 дней. Я лишь немного отдохнул от путешествия по Памиру на велосипеде и всего через двадцать дней вновь еду в Таджикистан, в ГБАО. Еду за учащимися, которых я агитировал к нам на учебу. Взять билет на самолет не удалось. В летнее время это можно было сделать только за 30 дней, не раньше, не позже. А поскольку в это время я был на Памире, то другого способа, как доехать туда поездом, не было. До Волгограда доехал без проблем. Поздно вечером того же дня был уже на волгоградском вокзале. Поезд Москва-Душанбе идет в полдень следующего дня, а потому нужно было искать место для ночлега. Зал ожидания к этому времени был забит до отказа. Пошел в гостиницу, которая находится на привокзальной площади. Желающих устроиться на ночь было много. Администратор пытался убедить народ, что мест свободных в гостинице нет. Однако никто не расходился. В полночь нас начали уговаривать покинуть вестибюль, но потом дали несколько мест в номера. Одно из них удалось заполучить мне. Номер многоместный. Там все уже спали. Я тихо пробрался к кровати и счастливый уснул. Представляю, какой мучительной была бы ночь на вокзале, где даже присесть было негде. Утром я побежал к кассе, чтобы закомпостировать билет на душанбинский поезд. Хотя я пришел к дверям кассового зала за полчаса раньше, но там уже стояла толпа людей. Когда открыли дверь в кассовый зал, мне удалось стать у кассы одним из первых. Однако выяснилось, что мест на этот поезд нет. Это было печальное известие. Болтаться в Волгограде еще одни сутки не хотелось. Нужно было что-то предпринимать. Пошел к начальнику станции, но от него я ничего не добился. Помог мне молодой парень, дежурный милиционер, и что самое удивительное, он отказался от предложенных мною денег. Билет купил в общий вагон, но все равно ехать без удобств лучше, чем сидеть на вокзале без гарантии, что и на следующий день сяду в поезд.
Прибыл поезд. К нему прицепили ещё два вагона. Мой вагон был последним. В нем я занял верхнюю полку. А людей набилось в вагон, как селедок в бочку. Предстояло провести в этом кошмаре три ночи и четыре дня. Спали на полке по очереди. В Каракалпакии в вагон набилось огромное число аборигенов. Сидеть им уже было негде, и они стояли в проходе. В соседнем вагоне было свободней. Я сказал об этом стоящему рядом каракалпаку. Но тот воспринял мой совет как то, что я его прогоняю, и озверел. Выпучив глаз, он начал жестикулировать и угрожающе кричать. От неожиданности я не знал что делать. Объяснять свои благие намерения этому дикому человеку было бесполезно. Выручила меня женщина-татарка. Она с еще большей силой крика накинулась на оторопевшего каракалпака. Инцидент быстро утих. Татарка позже сказала, что работала на стройке мастером и знает, что «только так с ними можно договориться».
         Чем дальше на юг, тем жарче и душнее в вагоне. Особенно жарко было на участке Карши-Термез-Душанбе. В открытые окна залетал горячий воздух пустыни. Металл вагона нагрелся до невероятной температуры. Закрывать окна тоже нельзя – задохнемся без кислорода. Мое тело покрылось липким потом. Одежда стала мокрой. Я несколько раз ходил в туалет обмываться до пояса, но пробиться туда было не так-то просто.
         Поезд прибыл в Душанбе ночью. Заночевал в вагоне-гостинице на станции.

                Я вновь в Душанбе
                22 – 23 августа 1988 г.
         В семь часов всех в вагоне-гостинице подняли, и я сразу же поехал в министерство народного образования. После реформы Госкомитет ПТО объединили с министерством среднего образования. Была в тот день суббота. В министерстве дежурил студент. Прочитал объявление, что для командированных по набору учащихся в гостинице «Душанбе» есть бронь. Неплохо устроился в двухместном номере: телефон, телевизор, холодильник. Впереди два свободных дня. Конечно, первое, что я сделал, так это сходил на Зеленый рынок, купил овощей и других продуктов и, конечно, виноград. Среднеазиатский виноград несравненно слаже кавказского и крымского. Купил не только крупноягодного, но и мелкого бескосточкового. Есть виноград, не запивая его чаем, невозможно, настолько он сладок. За день съел четыре килограмма винограда. Без чая от такого его количества было бы мне худо, а с чаем все было в норме.
За два дня отправил шесть посылок с сахаром и книгами. Сахар у нас продают только по талонам. В Душанбе он в свободной продаже.
         Бродил по улицам и скверам, наслаждаясь колоритом восточного города. У меня уже есть для прогулок по Душанбе любимый маршрут: проспект Ленина, площадь у здания Совета министров. Там фонтаны, тенистые грецкие орехи.


                Пропуск  и вино на Памир
                24 августа 1988 г.
         Понедельник. Министерство образования. Отдел повышения квалификации, которому поручено набор учащихся в Украину и РСФСР. Познакомился здесь со старшим мастером одного из училищ в Поволжье. Решил взять его с собой на Памир. Вдвоем в пути все-таки веселей и удобней.  Оформили письмо в ОАИР и получили там пропуск в ГБАО. Процедура получения пропуска мне знакома, и потому не заняла много времени. Улететь в этот день не удалось, т.к. полеты в Хорог только до полудня.
         Съездил в винно-водочный магазин в район старого аэропорта, купил несколько бутылок вина. Ведь в ГБАО зона трезвости, т.е. спиртное там не продается. Иногда привозят водку шоферы по спекулятивным ценам.

                В Азии бардак даже в авиации
                25 августа 1988 г.
         Аэропорт. У кассы огромная полпа беснующихся людей. Полнейший беспорядок. Вначале я даже не пытался влезть туда, сходил в отделение милиции с просьбой навести порядок у кассы, показал свое командировочное удостоверение, но все мои отчаянные просьбы, ни к чему не привели. Мне вежливо отказали. Моё терпение кончилось, и я ринулся в атаку на кассу. Билеты взять удалось. Рейс и время вылета были указаны, но улететь не получилось. Регистрация билетов на самолет здесь напоминает посадку в городской автобус в часы пик – кто первый и наглее, то и сел. И получилось так, что я остался с Николаем на последний рейс. Ждали регистрации. Её время прошло, а объявления на регистрацию и посадку не было. Потом оказалось, что самолет забрали под мясо. В Азии бардак даже в авиации.

                Полет из Душанбе в Хорог
                26 августа 1988 г.
         Вылетели в Хорог утром. Вновь из иллюминатора видны поля, арыки, распаханные холмы постепенно перешли в горы, а потом и в остроконечные заснеженные пики, простирающиеся во все стороны до самого горизонта. Лечу этим маршрутом не впервые, но все равно это так восхитительно. Теперь больше смотрел на афганские горы Гиндукуша. Воздух над горами идеально чист, без дымки. Думаю, что видимость не менее чем на 100 км. Виден на горизонте даже массив пика Коммунизма. Он резко выделяется ослепительно белой заснеженностью на голубом небосклоне.
         Посадка. Проверка пропусков. Из аэропорта поехали сразу в обком комсомола. Был радушно встречен. Решили, что Николай будет набирать себе учеников в тех школах, где я не был. Я же поеду по районам области. Олимшо поселил нас в гостиницу.

                В Ишкашим на автобусе
                27 августа 1988 г.
          Рано утром побежал на автовокзал. В Ишкашим ходит автобус ПАЗ. Опять дорога вдоль пограничного Пянджа на 104 км. Мелькают заросли облепихи. Иногда в расширенных местах долины, где река течет спокойно, видны серые барханы песка. На афганском берегу, на тропе иногда видел людей пеших или в седлах коней или ослов. По серым склонам гор высоко проложены зеленые нити арыков.
          Шлагбаум. Пограничный пост с каменным дотом и бронетранспортером. Проверка документов.  Прибыл в Ишкашим. Нравится мне этот поселок. Что-то в нем есть европейское. Зашел в Райком. Набор у них, если верить списку, хороший – 48 человек. Обещанный старый медный кувшин мне так и не подарили. Здесь, в Азии, как я понял, обещания необязательны к выполнению. Ночевал в гостинице. Без высокого начальства, как это было в прошлый раз, кормить меня не стали, столовая вечером закрылась, а в магазине покупать было нечего. Купил банку консервов, хлеба, вскипятил в гостинице чайник чаю.

                Человек без совести и чести
                29 августа 1988 г.
         Мой попутчик, которого, по сути, я «взял под своё крыло», оказался нехорошим человеком. Пока я два дня был в Ишкашиме, он переагитировал моих ребят в Хороге. Я дважды уже ездил в командировку, проводил профориентационную работу, а он приехал и взял готовое без всякого труда. Профессия, на которую он агитировал учиться, более престижна, чем наши.  Учиться на автокрановщика с водительскими правами мечтает каждый хорогский мальчишка. Я, конечно, высказал Николаю свое негодование, но совести у него, как видно, нет. Для него все средства хороши для достижения цели, и я на него обиделся. Хотел человеку помочь, т.к. он в Таджикистане впервые и не знал куда пойти или куда поехать за набором учащихся. Ему ни за что не попасть было на Памир. Определил  и подсказал методы работы в школах. Он, как видно, неблагодарный, решил, что мы сегодня с ним вместе, а завтра врозь, а если он не привезет никого в училище, то дирекция будет недовольна. Николай оказался человеком без чести и совести.
         Познакомился в обкоме ЛКМС с новым куратором ЦК ЛКСМ по ГБАО. Абдусалом же теперь не курирует ГБАО, а назначен командиром лагеря по сбору и отправлению учащихся в РСФСР и Украину. От зав. орг. отделом обкома узнал, что этот новый куратор хочет поехать к леднику Федченко, а потом из Рушана слетать на вертолете к Сарезскому озеру. Мне тоже очень хотелось увидеть эти известные на Памире места, но навязываться им в попутчики я не захотел, а сами они не предложили.

                Езда в пыльной будке автомобиля ГАЗ-66
                30 августа 1988 г.
        Поскольку сбор учащихся из ГБАО будет проходить не в Хороге, а в Душанбе, то я решил, что здесь, в Хороге, мне делать нечего. Райцентры Калай-Хум, Ванч будут самостоятельно отправлять ребят самолетами в Душанбе. Кроме того, в лагере командовал Абдусалом Рахимов, а я его хорошо знаю по февральской командировке. Я надеялся, что в случае неудачи с набором учащихся с Памира, он мне поможет собрать ребят из других районов республики. Мне и моему руководству училища было все равно, откуда они будут. Главное – количество.
         Утром я с Олимшо отправился в хорогский аэропорт. Однако такого столпотворения я здесь еще не видел. Собралось около 400 человек, и потому улететь было очень сложно. Тут уже не помогали никакие связи. Обком комсомола не мог отправить своих комсомольцев в трудовой лагерь в Астраханскую область на уборку арбузов. Этот период таков, что все учащиеся училищ, техникумов, вузов ехали к месту учебы. Уезжали и отпускники с детьми-школьниками. К тому же в предшествующие дни из Хорога самолеты на Душанбе не летали.
         У кассы стоял милиционер и никого к ней, ни под каким предлогом не подпускал. Встретил здесь Николая из орг. отдела обкома с куратором из ЦК. Им удалось взять билеты на почтовый АН-2 до Калай-Хума. Мы тоже кинулись к кассе, но остальные два из четырёх билетов уже забрали.
Стал с Николаем (моим попутчиком) ловить попутную машину. Простояли два часа. Напротив, на взлетном поле аэропорта стояло два военных вертолета МИ-22. Солдаты проводили технический осмотр. Потом вертолеты, подняв в воздух облако пыли и песка, улетели в Афганистан.
         Уехать нам удалось на почтовой машине ГАЗ-66 с будкой. Сели в машину шесть человек. Впереди кузова  лавка, на которой уселось четверо, и двое пассажиров сели на пол. Будку освещало лишь небольшое окошко.
         - Если будет всё хорошо, то в Душанбе будем утром, – сказал водитель.
          От Хорога до Душанбе 536 км. Машину крутило и трясло во всех четырех степенях свободы: вверг, вниз, бросало в обе стороны, трясло и шатало по оси. В будке стоял удушающий туман пыли. От такой езды, да и от высотности Николаю стало дурно. Вначале он терпел, останавливал машину, выходил подышать. И тогда ему становилось немного лучше. Но потом он не выдержал таких испытаний и на полпути к Калай-Хуму сошел. Договорились встретиться в Калай-Хуме, но больше я его не встречал, ни в Калай-Хуме, ни в Душанбе. Канул в неизвестность мой соперник по набору учащихся. Единственным приятным впечатлением в этой поездке была игра на сопилке старика. Он иногда насвистывал национальные мелодии, и тем скрашивал нашу жизнь в пыльной будке автомобиля.
          В Калай-Хум приехал под вечер. Я сразу устроился в гостиницу, смыл пыль с лица и отправился искать обкомовцев. Нашел их в комнате, в которой проживал в феврале. Выпили бутылку вина, поиграли в карты. Договорились вместе ехать в Ванч, а это полпути назад.

                Полпути назад по той же дороге
                31 августа 1988 г.
         Еду по той же дороге, что и вчера, назад, т.е. в Ванч. А Ванч находится на полпути между Калай-Хумом и Хорогом. Но еще нужно проехать от тракта шесть километров по долине Ванча. Теперь я ехал с комфортом в «Ниве» с магнитофонной музыкой. Шофер Рахмат – старый знакомый. В Ванче опять поселился в гостиницу, где проживал до этого дважды.
               
                К леднику Медвежий.
                1 сентября 1988 г.
         День сегодня необычный. 1 сентября 1979 года я женился, и у меня  с женой в этот день была свадьба.
        1 сентября – первый день нового учебного года во всех учебных заведениях страны. А я сегодня вместе с товарищами отправился на автомобиле УАЗ-450 вглубь Памира по Ванчской долине к леднику Медвежий. Дорога проходит мимо кишлаков с абрикосовыми и яблоневыми садами, мимо рощ грецких орехов, тутовника, дикорастущих яблонь и груш, в верховья реки к ледникам. Дома в кишлаках Ванчской долины не такие, как в Ишкашимском, Шугнанском или Мургабском районах. Крыши здесь двухскатные, покрыты шифером. Значит, осадков здесь выпадает больше. Об этом же свидетельствует и более пышная растительность. Грунтовая дорога петляет по левому склону долины. Потом дорога опустилась к реке и пошла прямо по речным наносам из гальки, песка и валунов. При пересечении бродов дорога теряется. Долина постепенно сузилась, река Ванч в верховьях стала немноговодной.
         Добрались до последнего небольшого кишлака Поймазар, а от него к одинокому домику геологоразведовательной партии. Этот домик находится у края ледника Медвежий.
         Ледник Медвежий является оттоком огромного ледника Федченко, который имеет 70 км в длину и 6-7 км в ширину, а толщина льда достигает у него километр. Ледник Медвежий необычен. Он имеет ледопад. Но не это его отличает от других ледников. Он часто упоминался в газетах летом 1963 года, т.к. катастрофически быстро продвинулся на полтора километра вперед. Запрудив реки Абдукагор и Дустироз, ледник создал искусственное озеро глубиной 80 м, которое при внезапном прорыве могло бы затопить кишлаки, уничтожить поля и сады в долине Ванча. Население было своевременно эвакуировано. 19 июля 1963 года поток селя высотой до 10 метров ринулся вниз.
         Летом 1973 года Медвежий вновь проснулся, и вновь образовалось озеро. Дед, у которого мы пили чай в Поймазаре, рассказал нам, как кинооператор из Москвы снимал озеро, ожидая прорыва плотины, а к моменту прорыва ледниковой плотины кинопленка у него кончилась.
         - Он чуть не рвал волосы на голове, - сказал таджик.
Этот дед подарил нам несколько образцов кварца, добытого здесь в штольне.
         - Сейчас добычная кварцевая жила кончилась и геологи ищут новую, - рассказал он. – Для этого пробивают штольню, но пока жила не найдена.
От домика геологов мы смогли проехать еще с километр, и путь машине преградила река, вытекающая из-под ледника Медвежий. Мы находились на морене, т.е. на каменных осыпях скал, принесенных ледником и оставленных здесь после таяния. Но чтобы добраться до льда, нам пришлось карабкаться по леднику, засыпанному камнями, т.е. по самому краю языка ледника.
         Медвежий – ледник долинный, т.е. он ползет  с верха по долине. Николай и комсомольский начальник, взобравшись на край ледника, идти дальше не захотели. Я же прошел на правую сторону ледниковой долины и пошел вдоль неё по склону. На одной из горизонтально поднятой от ледника площадке долины зеленела трава. Здесь даже росли карликовые березки. А ниже я видел ледник, покрытый разломами и трещинами. Выше громоздились грозные скалы с осыпями.
Я прошел вдоль ледника с километр и обнаружил прекрасную поляну с озерцом. Возле озера на небольшом холме было выложено из камней какое-то кочевье или альпинистский приют. Вероятнее всего сюда когда-то гоняли на выпас скот, т.к. сохранился обложенный камнями небольшой загон. Но видно и альпинисты, и топографы не проходили мимо него. Здесь во множестве валялись кастрюли, котелки, канистры, ведра и прочие предметы.
         Я прошел еще километра четыре, а вернее пробежал, т.к. меня ждали с нетерпением внизу попутчики. Я их не понимал.… Приехать сюда и не проявить интерес к такой красоте. Я всё шел и шел вдоль ледника, и мне казалось, что я не на Земле, а на какой-то другой планете - настолько всё было необычным. Уже хорошо было видно место ледопада ледника. Был большой соблазн добраться туда и сфотографировать его. Думаю, были бы эффектные снимки. Но нужно было для этого еще не менее часа, чтобы дойти туда, и я повернул назад. Реку решил не огибать по леднику, а спуститься вниз и перейти её вброд. Пришлось снять брюки и перейти в самом широком месте, где был брод. Река там течет спокойнее. Вода в реке по температуре близка к нулю. Мои ноги настолько оцепенели от холода, что я их не чувствовал.
         В кишлаке Поймазар сытно пообедали у родственника шофера. Вернулись в Ванч вечером уставшие. Мне уже никуда из гостиницы не хотелось идти, но за мной прислали, и я побывал еще на званом ужине у секретаря РК, устроенного в честь куратора из ЦК.
         Вот так закончился наиболее интересный день моей командировки. Не многим же удается вот так, в командировке на Памире, добраться и увидеть верховья Ванча и ледник Медвежий.

                2 – 7 сентября 1988 г.
         Вылетел из Ванча в Душанбе, а на следующий день выехал автобусом в лагерь сбора учащихся. Встретился там с Абдусаломом. Вместе пообедали. Я был рад встрече с ним. Думал, что он поможет мне с набором учащихся в наше училище. Но он встретил меня не совсем радушно. Позвонил ему из гостиницы, пригласил в гости, но он не пришел. За обедом Абдусалом мне рассказал, что, вероятно, его направят секретарем РК в Ишкашим. Ишкашим не Душанбе, а глухая окраина, периферия.
         На третий день после моего приезда в Душанбе, в лагерь прибыли памирцы. Ребята были в основном из Хорога, и только двое из Ишкашима. Всего 17 человек. Затем прилетели из Ванча, но из переагитировали на шоферов, и они наотрез отказались ехать со мной в Красный Луч.

                8 – 12 сентября 1988 г.
         Вечером выехали из Душанбе поездом. Пришлось изрядно поволноваться. Перед отправкой многие из ребят разошлись по городу к родственникам, и мне с трудом удалось их собрать на вокзале перед посадкой в поезд.
         На дорогу купил себе продукты, а домой огромную дыню (12 кг). Продукты выложил на столик в купе, а утром их не обнаружил. Хорошо, что спрятал дыню под сидение, а то бы и ее сожрали. У других мастеров так это и случилось.
         По пути фотографировал из окна вагона пустыню, верблюдов, степь, глинобитные хижины, соленые озера.
         Кормили ребят в вагоне-ресторане. В Волгограде организовал экскурсию по городу на экскурсионном автобусе. Высадились с поезда в Родаково. Там нас уже ждал автобус. Доехали до училища. В этот же день ребята, отслужившие в армии, подняли «бунт» из-за того, что дирекция не пообещала направить их в ДОСААФ на курсы шоферов. Из семнадцати осталось только одиннадцать.
         Так закончилась моя последняя поездка в этом году на Памир, и, как знать, может быть и последняя в жизни.

                РАЗНОЕ:

                Опасный автостоп.
        Казахстан. Атырауская область Путь от пос. Кульсары до пос. Опорный.
                25. 04. 1997г.
           За поселком Кульсары остановил «Урал», груженный двумя пачками шифера. В кабине – шофёр-казах и его племянник. Водитель был очень уставшим и, к тому же, немного пьян. От пос. Кульсары дорога покрыта асфальтом всего 40 км, а дальше идут пески. Дорога прорезает песчаные барханы, укрытые растительностью. Травы на песках зеленей и выше, чем в глиняной степи. Мело песок, как в пургу снег. Он укрыл автомобильные колеи, а кое-где образовывались даже небольшие барханчики. Я ехал в кабине и думал: «Туго бы мне здесь пришлось с велосипедом».
         Через 40 км пески закончились, и пошла песчано-глинистая степь Устюрта. Лишь  перед пос. Опорный началась грейдерная дорога. Полотно этой дороги было настолько разбитым, что водители предпочитали ехать не по ней, а по проложенным сбоку просёлочным колеям. Эти дороги сложной сетью переплетались между собой, но далеко от основной не уходили.
        В одном месте мы остановились перекусить. Водитель здесь выпил 100г водки, и совсем «расклеился». Он буквально засыпал на ходу. Я старался разговорами бодрить его и следил за тем, чтобы тот не закрывал глаза.
         - Не закрывай глаза! Уснёшь! – говорил я ему.
         - Я не закрываю. Они у меня просто узкие, - оправдывался тот.
         Машины по этой дороге шли с интервалом в 10-20 минут. Для здешних мест это довольно оживленное движение. В разных местах мы проехали мимо нескольких неисправных машин. Шоферы или ремонтировали их, или ждали новую деталь. Многие водители здесь друг с другом знакомы. Разминаясь, они приветствовали друг друга сигналами. В местах, где стояли неисправные машины, наш шофёр останавливался, о чём-то переговаривался по-казахски, а затем мы ехали дальше. У азербайджанцев выстрелило сразу две шины задних колес. Пришлось этим бедолагам разгрузить с кузова 10 тонн древесноволокнистых плит.
         Этим путём идут не только казахстанские машины, но и машины из Узбекистана, Каракалпакии, Туркмении и даже Азербайджана и Ирана.  Движение на этой дороге оживлено благодаря разработке месторождений нефти и урана на Мангышлаке, а также из-за того, что на Кавказе пограничный переход между Азербайджаном и Россией закрыли. А я сомневался при разработке маршрута в возможности проехать этим путём в Туркменистан. Железная дорога здесь  всё время идет рядом, а на ней через каждые 25 км есть разъезды. Там можно пополнить запас воды. В пос. Опорный есть железнодорожная станция и газокомпрессорная станция газопровода. Здесь мы заехали в автобазу, где работал автокрановщиком брат того парня, что ехал с нами. Он залил в наш «Урал» несколько ведер солярки из своего автокрана. Потом мой водитель пошел в вагончик-столовую, захватив с собой бутылку коньяка, плату за горючее. Я остался сидеть в кабине. Через некоторое время увидел, что мой водитель схватил за петельки другого казаха, и таскает его, намереваясь ударить. Мне и другим людям пришлось вмешаться в эту разборку и растащить «петухов» в разные стороны. Драка не состоялась. Что они не поделили – не знаю.
        От пос. Опорный до пос. Бейнеу было еще 110 км, т.е. больше, чем мы уже проехали. Путь этот был нелегким. Незаасфальтированная дорога была вся в ухабах и ямах. С большой скоростью по такой дороге не поедешь. Из Опорного выехали, когда уже стемнело. Видно было, как к железнодорожному вокзалу подошел пассажирский поезд со светящимися окнами вагонов. Водитель вдруг резко свернул с дороги и поехал по степи к станции. Но поезд уже тронулся и набрал скорость.
         - Хотел сесть на поезд, - сказал водитель
         - А машина? – спросил я.
         - Он бы доехал, - сказал водитель, имея в виду своего племянника.
         Через несколько километров казах совсем скис. Я предложил ему передать управление «Уралом» его племяннику, думая, что тот умеет водить машину. Шофёр передал управление парню, а сам сразу же уснул, навалившись на меня. Но оказалось, что его племянник имел самые первоначальные навыки вождения. Грейдерная дорога здесь была лучше, но мой новый водитель всё время норовил слететь с насыпи. Фары машины освещали дорогу плохо, и только ближним светом. Дорога шла по ровной степи, но, слетев под откос с насыпи, вполне можно было перевернуться с машиной и погибнуть. Так что я не знал, с кем было опасней ехать, с пьяным и сонным водителем или с водителем, не умеющим управлять машиной. Грузовик у него все время уводило вправо с насыпи, и я в момент опасности кричал: «Куда же ты едешь!? Слепой что ли!?»
Через полчаса шофер проснулся и уже увереннее повёл свой «Урал». От пос. Джангельдино, что стоит в 20 км от Бейнеу, проложен уже асфальт. Водителю стукнула дурь в голову, и он разогнал машину до бешеной скорости, освещая дорогу ближним светом.
         В Бейнеу мы приехали глубокой ночью. Высадили меня перед посёлком на перекрестке, где стоял стационарный пост ГАИ. Инспектор записал мои данные в книгу и сказал: «Вдруг куда-то исчезнешь, так будем знать хоть кого искать». В комнате поста висела крупномасштабная карта области. Рассмотрев её, я понял, почему дорога от Атырау делает крюк, а не проходит прямиком через поселки Прорва и Сарыкамыс на Мангышлакский полуостров. Оказывается, эту огромную территорию занимает Мёртвый Култук. Слово «мертвый» впечатляет. Местные жители говорят, что там нет нечего живого. Там только соленые болота и ссоры. Они вязкие и топкие. Вот где, наверняка, не ступала нога человека.
 
                Сай – Утёс
                Казахстан. Мангистауская область
                Пос. Бейнеу – пос. Сай Утёс. 26 апреля 1997г.
         В Бейнеу уже теплей. Все-таки я продвинулся на триста километров к югу. И до холодных вод Каспийского моря, которые еще не прогрелись, здесь далеко. Так что утром ходил по песку босиком.
         В Бейнеу с пресной водой проблем нет. Сделал максимальный запас воды и выехал на Сай Утёс. Степь в окрестностях  Бейнеу зеленая. К востоку от посёлка видны уступы чинков Устюрта. Говорят, что в этом году  зима была снежной. Оттого и травы в степи много.
         Еду лениво, потому что жарко. Совсем разморило меня тепло. Много пью жидкости. Ветер слабый, но встречный. В этом случае, общее сопротивление воздуха при движении складывается из сопротивления встречного ветра  и сопротивления от скорости моего движения. Если бы ветер был попутным, то всё было бы наоборот. Но мне в этом году с попутным ветром не везет. В какую бы я сторону не ехал, он мне, как назло, встречный или, в лучшем случае, боковой, но только не попутный.
         После полудня остановился  у дороги поесть.  Мимо меня проехала «Татра», груженая блоками ракушечника. Вероятно, я на них нагнал аппетит, и они тоже остановились.  Я уже собиралися их объехать, но казахи сами предложили мне подъехать на их авто.
         - Но ведь кузов машины полностью загружен? Велосипед куда деть? – спросил я.
         - Положим на козырек, - предложил шофер.
         - Упадет, - возразил я.
         – Не упадет, привяжем.
         - А рюкзак?
         - Уговорили добрые люди. Узнаю характер казахов. Они угостили меня котлетой и хлебом, и мы поехали. Машина была перегружена. В кузове 15 тонн ракушечника. Поэтому её даже на ухабах только покачивало. Ехали быстро. Дорога грейдерная. По обе стороны безлюдные степи. По пути нет ни единого поселка, но вдоль железной дороге и здесь есть через каждые 20 км разъезды.  Железная дорога идёт параллельно автомобильной. Расстояние между ними около километра. Чтобы меньше машину трясло на ухабах, свернули на просёлочную дорогу, идущую по степи. Это было ошибкой. Шины в мягком грунте быстро нагрелись, и внутреннее колесо заднего моста вдруг выстрелило. Ехать с таким грузом и пробитым колесом было невозможно. Пытались поставить запасное колесо, но груженый автомобиль поднять домкратом не удавалось, несмотря на разные хитрости, которые мы при этом применяли. Доски, подложенные под домкрат, постепенно проваливались в пухлый глиняно-гипсовый грунт. Тихонько доехали до ж/д  разъезда. Там, на бетонной плите, удалось заменить колесо. Ремонт закончили незадолго до темноты.
         Поселок Сай Утес  очень маленький. В нем нефтеперекачивающая станция и три газовых печи подогрева нефти. Дело в том, что мангышлакская нефть в своем составе содержит много парафинов и серы. Она густеет уже при подъеме из скважины. Поэтому здесь используют специальные эмалированные трубы. Перекачивать по трубам нефть можно только после подогрева до 60-70 градусов.
         Мне повезло. Шоферы определили меня на ночлег в ведомственную импортную гостиницу блочного типа, и бесплатно. Сосед по комнате объяснил мне, как найти душевую. Находилась она у газовых печей подогрева нефти. Мне пришлось побродить ночью в поисках операторной, где был ключ от душевой комнаты. Зато купание доставило мне истинное удовольствие. Ведь я был покрыт пылью как цементом.
         Гостиница первоклассная. Все комнаты рассчитаны на проживание по два человека. В ней умывальная комната с холодной и горячей водой, комната отдыха с телевизором, кухня, туалет. Все оформлено по высшему классу: эстетично и красиво. Все новое. Заботятся американцы о трудящихся. Именно американская компания сейчас руководит добычей нефти на Мангышлаке.

                На полуострове Мангышлак
                Казахстан. 1997 г.
          Степь полынная, почти ровная. Заблудиться здесь невозможно. Ориентир – линия электропередач и земляной вал нефтепровода. Проехал около 40 км по степи. Потом передо мной вдруг открылась глубокая впадина. Дорога пошла круто вниз, да так, что оба тормоза едва сдерживали велосипед. Я знал, что должен быть крутой спуск. Об этом мне писал московский путешественник Г.Ф.Гончаров: «Там спуск такой, что только держись!». Шоферы тоже предупреждали о крутом спуске.
         Впадина имела круто обрывающиеся края, которые здесь называют чинками. Там, где я спускался во впадину, лежали огромные обломки осадочных пород. Одни блоки были уже отколоты и готовы были упасть вниз, другие уже лежали в грудах огромными обломками. Дорога опускалась к тому месту, где начиналось соленое дно с белой, как снег, коркой соли. Эта впадина и сухое озеро уходили в обе стороны очень далеко. Обрывы чинков имели самые причудливые формы. В обнажениях известняки, лёсы, осадочные глины и песчаники, имевшие самую разнообразную окраску, от бледно-розового и голубого, до ослепительно белого и красного. В чинках я обнаружил выветренные и вымытые за столетия эрозиями гроты, пещеры, карнизы. Дело в том, что нижние слои песчаников были менее твёрдыми и плотными, а потому они легче разрушались эрозией. Это и привело к образованию причудливых гротов, козырьков и мостов и прочих природных архитектурных форм. В них, и только в них можно было укрыться от палящих лучей солнца и постоянно дующего ветра.
         Пообедал в пещере продуктами из натовского пайка, который утром мне дали шофёры. Эту впадину местные чабаны называют Сынды. Их я встретил с отарой овец. Чабаны были на лошадях. Лица их по глаза были завязаны платками. Затем встретил еще двух чабанов со стадом верблюдов. И у этих лица тоже были защищены платками. От них и я усвоил этот нехитрый метод защиты лица от солнца, ветра и соляной пыли. Я также стал повязывать платок на нос и рот. При этом не так пересыхало во рту, т.к. дышал я через увлажнённую собственным дыханием ткань. И второе – нос и губы в путешествиях по югу у меня всегда страдали от солнечных ожогов, покрывались коркой ран, трескались и очень болели. В последние годы я стал брать  с собой гигиеническую помаду, но она не спасала кожу от облучения. А платок – это просто и надежно. Он закрывал половина лица, а лоб и глаза защищали поля шляпы.
        Оставил велосипед, а сам пошел к краю солончака. Немного зашел на него, оставляя на ровном иле и соляной корке свои следы. Затем взобрался на белую гору. Не понятно было, из какого минерала сложена гора. Похоже, что это был мел и известняк, но соленые. На склоне этой горы вымыты глубокие овраги, а растительности на ней нет совсем.
         Дорога постепенно стала выходить из впадины. На ней стали появляться сыпучие пески. Ползали черепахи. Возьмешь их в руки – шипят, прячут голову и лапы в панцирь. По степи хожу с осторожностью, боясь наступить на змею. Именно сейчас у них начался наиболее активный период, и они теперь наиболее опасны. От самого Волгограда видел змей каждый день по десятку, раздавленных на дороге машинами.
         - Еще километров пять проедешь, а потом пойдут пески. Обычные машины там ехать не могут. Проходят только вездеходы, - предупредил меня пастух.
В одном месте увидел небольшое озерцо с чистой водой, но вода в нем оказалась очень соленой.
         В том месте, где дорога уходит в пески есть развалины газовой печи, которая подогревала в трубопроводе нефть. Вместе с нефтепроводом и газовой трубой здесь идет и водовод. В водопровод вварен кран, и я пополнил свои запасы воды. Мне повезло, т.к. одну бутылку с питьевой водой я потерял.
Уже собирался идти в пески, но тут подъехала новенькая «Газель». Двое казахов перегоняли её из Нижнего Новгорода в Новый Узень. Предложили мне поехать  на машине. Погрузили велосипед и рюкзак в кузов. Велосипед закрепил веревкой.
         - Попробуем, как машина пойдёт по песку, - сказал перегонщик.
Машина на большой скорости прошла метров пятьдесят и остановилась, зарывшись колесами в песок. Двигатель заглох. Назад эти пятьдесят метров мы двигались задним ходом по два метра, откапывая колёса, подкладывая под них листы железа, ветви полукустарника, и толкая машину изо всех сил. Намучились вдоволь, выгребая из-под колес песок.
         - Эта машина не может ходить по песку. Слабый двигатель, - сделал мудрый вывод казах.
          От того места, где стоят развалины печи, влево уходит объездная дорога. Поехали теперь и мы в объезд песков. Во многих местах и там были на пути пески. В одном месте не удалось преодолеть их с ходу на скорости, и опять пришлось грести песок из-под колес и толкать машину. У этой дороги есть несколько хозяйств с хижинами.
         Пески эти протянулись узкой линией вдоль ещё более протяженной гряды холмов. Эти холмы начинаются у залива Мангышлак и форта Шевченко. Там они наиболее высокие, и носят название горы Мангистау. Тянется эта гряда почти до залива Карабогазгол, отделяя полуостров Мангышлак от полуострова Бузачи. Наверное, потому здесь скопились пески, что они нашли у холмов защиту от, гнавших их по степи, ветров. Холмы эти глиняные, порой лишенные полностью растительности. На вершинах холмов видны древние могилы.
Объездная дорога, по которой мы ехали, шла у высоких песчаных барханов и среди глиняных холмов. В песках растет саксаул. Дорог здесь много. Каждый выбирает сам себе подходящую. Мы несколько раз упирались в пески, и, чтобы не застрять в них опять, возвращались и ехали по другой дороге.
         - Хватит! Нагрёбся и натолкался на целый год, - сказал упитанный казах, который был владельцем машины.
         В этих песках еще держат двугорбых верблюдов, но чаще видны уже одногорбые. Казахи их называют по-разному, считая одногорбых и двугорбых верблюдов разными животными. В потомстве эти два вида верблюдов не смешиваются.
         К вечеру в степи задул сильный ветер, и поднял в воздух серый пылевой туман. Но к этому времени мы уже объехали пески и выехали на грейдерную дорогу, а километров за двадцать до Узеня уже пошел асфальт.
Высадили меня в кромешной тьме на окраине Нового Узеня, где стоял неудачный дачный посёлок. Палатку я поставил за высокой стеной ограды, которая частично спасала меня от ветра. Всю ночь брезент трепал ветер, скрежетало железо ворот и что-то скрипело.

                В Прикаспии
                Казахстан. 2007 г.
         В Макате много соров (соленых озер). Близость грунтовых вод к поверхности и их засоленность объясняется тем, что поселок расположен в Прикаспийской низменности, а Каспийское море там не так далеко.
Здесь необходимо было запастись питьевой водой. На окраине посёлка с просьбой дать нам воды обратились к пожилому казаху, и были приглашены в дом на завтрак. Посреди комнаты, устланной большим ковром, стоял низкий продолговатый столик. На нём традиционный для завтрака набор продуктов: хлеб, мясо, масло, чай, молоко, сладости. За  едой обменялись мнениями о политических событиях в Украине и Казахстане. Старик придерживался коммунистических убеждений, хотя положительно отзывался о нынешнем росте экономики и жизненного уровня в его стране.
         Дорога Атырау - Актюбинск представляет собой попеременный набор участков с асфальтированным и грунтово-щебневым покрытиями. Проехали по ней 20 км своим ходом, а затем нас подобрала попутная машина. На этом КАМАЗе мы ехали до самого вечера. Дорога ухабиста и разбита. Машина шла чаще не по грейдерной насыпи и разбитому асфальту, а по полевым дорогам, проложенных в степи водителями параллельно основной. Тряска, жара, пыль сопутствовали весь день. Правда, водители встречных машин  при приближении к нам сбавляли скорость или уходили в сторону. Ехать за рулем по такой дороге было очень сложно. Водитель то резко тормозил, переключая передачу, то вновь разгонял автомобиль. Так, повторялось  в течение дня сотни раз. Кругом необъятные степные просторы. Населенных пунктов на пути немного. Дорога в районе Сагиза имеет дурную славу грабежей машин. За день мы проехали всего две с половиной сотни километров. Вечером нас высадили у небольшой речки и моста. Там и заночевали.

                От Сосногорска к Лабытнанге
                Россия. 2006 г.
         Федеральная дорога «Вятка» заканчивается в Ухте. Дальше в сторону Воркуты есть еще 10 км асфальтированной дороги до Сосногорска. И всё. Дальше только железная дорога. К Воркуте нет даже автозимника. Воркута, Инта, Лабытнанги, Салехард связаны с «большой землёй» только железной дорогой.
         В Ухте я зашел в отряд МЧС, чтобы узнать, можно ли мне добраться своим ходом, т.е. на велосипеде хотя бы до Печоры. Но там никаких точных гарантий на этот счёт мне никто дать не мог.
         Через Ухту и Сосногорск проходит немало пассажирских поездов на Воркуту. Сесть в поезд было не сложно. Однако такая езда меня не устраивала по двум причинам. Стоимость билета была приличной (около 500 руб.), и что я мог увидеть из окна вагона – мелькающие стволы деревьев? Да и спешить было не нужно. На свежую травку в Воркуте выпал снег, а температура ночью опустилась до – 2°С, - передало телевиденье. В Салехарде же снег ещё окончательно не сошёл с весны. А ведь тогда уже было 15 июня.
         На грузовой станции Сосногорска есть погрузочный пункт, где перегоняемые на Север автомобили ставят на железнодорожные платформы. Мне повезло. Там на одну из платформ увязывали три легковых автомобиля на Воркуту, а на другой укрепляли новенький самосвал КАМАЗ-Супер, идущий через Полярный Урал в Лабытнанги. У меня уже был опыт передвижения на ж/д платформе по Транссибу от Чернышевска  до Сковородино. Там уговаривать, сопровождавших машины людей долго не пришлось. Зато были некоторые проблемы с администрацией станции и охраной. В Сосногорске уговаривать владельца КАМАЗа пришлось дольше.
         - Ты не вписан в документ, что сопровождаешь машину. Тебя снимет с поезда охрана, - говорил он мне.
         - Да никто не проверяет, - сказали ему рабочие, закреплявшие на платформе машину.
         - Ну, так я загружаюсь? – спросил я.
         - Давай. Только в кабину я тебя не пущу.
         Я, в общем-то, и не претендовал на место в кабине. Оно и понятно. Владелец КАМАЗа побаивался меня. Поезд ведь пойдёт среди дикой тайги. Я хоть и предъявил ему свои документы, но моя личность вызывала всё-таки у него подозрительность.
         - Стукнет ночью в кабине чем-нибудь по голове, столкнёт с поезда в тайгу, и пиши, пропало, - так, вероятно, думал, владелец КАМАЗа.
         Заплатил он за него 2 млн. рублей. Не один год копил он деньги на машину. 50 тысяч рублей заплатил только за перевозку по железной дороге, да и с собой у него, вероятно, были какие-то деньги. В общем, было за что опасаться.
         К полудню я уже обосновался в кузове КАМАЗа. Автомобиль был новеньким, чистым и оранжевым. Борта кузова высокие. Свободного места в кузове оказалось не много. Там были разного рода массивные задвижки для трубопроводов, колёса, какие-то запчасти, мешки с картошкой, ящики с зелёным луком и прочее. Пока платформа  стояла у погрузочной площадки, я сбегал в автомастерскую и набрал на дорогу несколько бутылок питьевой воды. Позже нас отогнали на запасной путь, и там я уже старался «не мелькать» перед  глазами охраны. Погода была теплой и солнечной. Я расстелил под задним бортом каримат и продремал там до вечера. А вечером прошёл дождь со шквальным ветром, после которого небо ещё долго было в облаках. Я укрылся от дождя под плёнкой. В кузове скопилась дождевая вода, и мне пришлось её вымакивать тряпкой. Потом платформы с КАМАЗом и легковыми авто перетянули маневровым тепловозом в другое место на формировку состава. Там мы и простояли, не двигаясь, всю ночь.
         Настало утро, хотя темноты ночью как таковой вовсе не было. В Сосногорске ночи не совсем белые, но и не тёмные. С полуночи до двух часов есть сумерки. Хозяин КАМАЗа молод, но не общителен. Он больше сидел в кабине и  лишь изредка выходил поговорить с  Андреем, сопровождавшим платформу с тремя «Mizubisi». Он живет и работает в Салехарде, и ему приходилось ездить по автозимнику в Надым. Об этом участке маршрута я ничего не знал, кроме того, что на карте, над чёрной линией дороги была надпись – «недействующая».
         - Не действующая. Ну и хорошо. Не будут мне мешать идти по шпалам поезда. Мне не нужны даже рельсы. Главное, чтобы была насыпь и мосты, - думал я.
Александр (так звали владельца КАМАЗа) рассказал мне, что от Салехарда до Надыма 320 км, и мне летом с велосипедом там не пройти.
         - Дорога строилась ещё в сталинские времена зэками. Насыпи там почти уже нет. Ее зэки насыпали тачками. Рельсы ещё кое-где ещё лежат, он в основном они сняты на металлолом. Вдоль этой дороги проложен зимник. Сейчас там болота, много воды. Некоторые реки имеют ширину до трех километров. Людей там нет. Зато есть медведи и волки, - рассказал мне он.
        - Зачем тебе туда ехать погибать?  Лучше здесь повесься, - с таким чёрным юмором закончил он свой рассказ.
         Такие вести меня очень огорчили. От него я узнал также, что на Надым летает самолёт, а из Салехарда можно выбраться ещё и теплоходом по Оби.
Платформы не отправляли, даже когда был уже набран весь 52-ух вагонный состав, и мы целый день простояли, скучая и бездельничая каждый на своём месте. Отлучаться было нельзя. Грузовой состав в любой момент могли отправить без предупреждения. Так до вечера нас и не отправили. Солнце зашло за горизонт, но темно от этого не стало. С заходом солнца стало холодно. Я оделся потеплее, влез в зимний спальный мешок и улегся спать. Простояли мы в ожидании отправления поезда ещё один день.
         - Нет тепловоза, - оправдывалась диспетчер.
         Мы простояли на станции в Сосногорске  двое с половиной суток, и тронулись в путь лишь 16 июня в 23 час 30 мин. Сопровождавший иномарки Андрей, позволил мне сесть в одну из трёх «Мizubisi». Поезд шёл быстро. Дорога двухколейная. Вдоль неё по обе стороны тянулись покосившиеся столбы недействующей телефонной линии. Провода на многих пролетах были уже оборваны. С другой стороны тянулась новая линия электропередач с бетонными пронумерованными столбами. Проехали вначале несколько старых деревень. В них бедность, беспорядок и разруха. Дорогу окружала сплошная тайга. Поезд, извиваясь меж холмов, мчался как по туннелю или глубокой траншее, пробитой в массиве тайги. Полная глухомань и дикость природы. Лишь изредка проносились мы над реками, и только тогда, с моста, можно было обозревать дальние таёжные дали.
         - В тайге наверняка бродят медведи, лоси, олени и прочая живность, - думал я, глядя на безлюдный таёжный край.
         В массиве тайги росли ель, сосна, береза, осина. На заболоченных низинах, у рек и ручьёв были видны ещё кусты тальника и ивняка. Мне повезло, что я сидел в салоне автомобиля, ибо почти всю дорогу до утра моросил дождь. Я представил себе, как холодно и сыро было бы мне ехать в кузове КАМАЗа. Поезд шёл очень быстро. Сцепки между грузовыми вагонами практически не имеют амортизации, а потому каждый толчок платформы отдавался ударом в моём позвоночнике. В шесть часов пересекли реку Печору, и почти сразу же прибыли на станцию Печора. В городке, кроме электростанции, сортировочной железнодорожной станции и ДЭПО никакого производства больше нет. Здесь я сразу же решил пополнить свои запасы питьевой воды и сбегать за продуктами в магазин. Андрей и Саня утверждали, что в Печоре мы простоим два дня. Однако, вернувшись из поселкового магазина, я не обнаружил на прежнем месте своей платформы, и это испугало меня. Но железнодорожный рабочий успокоил меня.
        - Состав отправили на горку для расформировки. Ищи свою платформу на 42 пути, - сказал он мне.
          Свою платформу, с далеко видным оранжевым КАМАЗом, я увидел на горке сразу. Оттуда её пустили катиться самоходом к набираемому составу на Лабытнанги. Состав был пока сформирован лишь на треть, а вагонов в составе должно было быть 52. Андрея с его иномарками поставили на другой путь, и мы, таким образом, с ним расстались.
         17 июня день был безветренным. Опять прошёл дождь. Такие климатические условия способствовали «лётной погоде» для комаров. Их было ещё не так много, но первые комары были необычно большими. От безделья я тем и занимался, что, лёжа или сидя, ловил этих тварей на лету или бил их на себе ладонью. Хорошо, что у них в это время года было слабая реакция и плохая маневренность. Вот и здесь, в Печоре, мы простояли на отшибе два дня. Шофер Саня нервничает. К нему приходят какие-то люди и о чём-то говорят с ним в кабине. Вероятно, они «выжимали» с него взятку, обещая, в таком случае, побыстрей отправить КАМАЗ. Саня говорил, что по договору Железная дорога должна доставить его авто из Сосногорска в Лабытнанги не более чем за пять суток.
         Наш состав застучал вновь  по стыкам рельс лишь в 17 часов. Двухпутка закончилась километров за пятьдесят от Печоры. Чем дальше я продвигался к северу, тем ниже становилась тайга. По-прежнему в тайге росли только ели, березы, сосны да осины. Лиственницы нет совсем. Местность слабовсхолмленная. Пересекли десятки речек и ручьёв и лишь три сравнительно крупных реки: Большая Сыня, Косью и Кожим.
         Дорога на Воркуту строилась в сталинское время заключёнными. Поэтому, кроме вполне современных небольших станций и разъездов, по пути было видно много полуразрушенных, полусожжённых или завалившихся от времени каких-то бараков, строений и изб. Наверное, в них жили во времена строительства дороги люди. Интересно, что многие названия станций в тех местах оканчиваются на «Ю». За станцией Косью стали видны вдали заснеженные горы Приполярного Урала. В центре этих гор находиться самая высокая гора всего Урала, гора Народная (1895 м.). Но с дороги мне казалось, что эти заснеженные горы стоят ниже насыпи железной дороги. Это был оптический обман. От железной дороги местность, как бы понижалась. Равнинная тайга здесь подступает до подножия гор. А горы Приполярного Урала от подножий и до вершин были заснежены и белы, как сахар. Над вершинами гор висели белые кучевые облака.
         Станция Косью. В стороне от неё стоят два жилых многоэтажных дома, и всё. До гор километров сорок, до реки Косью – всего два. Уже перед заходом солнца стало очень холодно. Я ведь ехал теперь в кузове КАМАЗа. Потом и вовсе стало нетерпимо холодно, и я уже не мог с платформы обозревать окружавшие меня пейзажи. Пришлось натянуть на себя всё, что было  у меня из одежды в рюкзаке. Надел трое штанов, обмотал шею и грудь, найденной в пути накидкой, одел две пары носков, поверх ботинок натянул ещё и, сшитые мною из ватной подкладки, бурки. На голову надел шерстяную шапочку и влез  с головой в спальник. Поезд нёсся с большой скоростью, и спальник даже на дне кузова продувало леденящим ветром. Верх спальника я стянул веревкой, но там оставалось всё же небольшое отверстие, и через него тянуло в голову холодом. Если все части тела были как-то утеплены, то пальцы и ладони рук оставались незащищёнными от проникающего в спальник холода. Я прятал их под мышки, меж ногами, и так страдал от холода до прибытия на станцию Инта. Поезд здесь остановился на два часа – меняли локомотив. Я вылез из спальника. Было уже 10 часов. Горы Приполярного Урала здесь были подальше, чем в районе Косью или Кожим., но всё равно они были хорошо видны.
         Инта – город шахтеров. Но он, как и Донбасс, умирает. Из всех шахт работает теперь только лишь одна, да и та «на ладан дышит». После Инты дорога отошла от Урала. Теперь уже потянулись горы Полярного Урала, но они были далеко справа. Тайга становилась всё более редкой и низкорослой.
Не смотря на то, что теперь я поверх спальника обмотался полиэтиленовой пленкой, чтобы не продувало, всё же теплей, не стало. Ведь поезд приближался к тундре и Северному Полярному кругу. Так, корчась и мучаясь от холода, я дожил до утра. Дрожащий от холода и озноба, я выполз из спальника только тогда, когда поезд остановился на небольшой станции Сейда. От неё до Воркуты оставалось всего километров шестьдесят. Окинув взглядом окружающую местность, я вдруг понял, что уже нахожусь в тундре. Вокруг ни единого деревца, а лишь голая степь и холмы. Солнце уже успело немного прогреть воздух, но земля излучала холод вечной мерзлоты. Я созерцал окружающее, и меня здесь всё удивляло. Мой взгляд не упирался здесь в стены, прорубленной в тайге для дороги, траншеи. Я так долго ехал в окружении высоких стволов деревьев, что просторы тундры и холмы показались мне чем-то родным, похожим на донецкую степь.
         У станции Сейда небольшой поселок из десятка стандартных одноэтажных деревянных домов для железнодорожников, штабеля шпал, рельсы. Вокруг голая тундра. Станция Сейда уже в Заполярье. Северный Полярный круг остался позади. Это самая северная точка, которой я достиг в этом путешествии. Еще 10-15 километров на север, и наша дорога ответвляется от той, что идет к Воркуте. Поезд стал приближаться к Полярному Уралу, чтобы затем пересечь его. Слева от дороги, на севере, маячили невысокие горы, а справа тянулась зеленая тундровая равнина, по которой текла река Елец. Чистейшая вода текла по серому галечнику. Я уже привык к таёжным рекам с кофейным цветом воды, и давно не видел прозрачной воды. Здесь я увидел, стоявшие вдали, две ненецких яранги с белой струйкой дыма от костра.
         Постепенно горы сдвинулись, и поезд  пошёл, извиваясь змеёй, по ущелью. Склоны гор укрывали пятна снежников, переходившие к вершинам в сплошное покрытие. По притокам Ельца лежали наледи. Горы голые, вполне проходимые, каменистые, но не скалистые. На склонах никакой растительности. Зато по ущелью, ближе к реке, рос лес. Кое-где, среди елей и берез, я видел и лиственницы. Горный воздух был свежим и прохладным. Он пропах снегами и хвоей. Я стоял в кузове и, обдуваемый ветром, с поезда фотографировал горы Полярного Урала.
         Проехали небольшие станции Елецкую, Полярный Урал, Полярный. Эти поселения железнодорожников очень маленькие. Новые станционные здания, построены совсем недавно, и выглядели они вполне современно. Их стены и крыши покрыты желтым, белым или синим металлопластиком. А потому они выделялись на фоне беспорядочно разбросанных там вагончиков, хижин, бочек, гусеничной и колесной техники, разных материалов, угля, леса, шпал, рельсов и всякого прочего хлама и мусора, как китайские фонарики. У одного из вагончиков развивалось на флагштоке трёхцветное знамя России.
         За станцией Полярный Урал стоит невысокая белая стела, символизирующая границу Европы и Азии. Здесь перевал, который, в общем-то, незаметен для глаза, но отсюда поезд уже пошёл по ущелью реки Собь. Станция Полярная – это уже Азия, а значит уже не Коми, а Ямало-Ненецкий автономный округ.
     На многих участках дорога реконструируется: делается выше насыпь, меняются деревянные шпалы на железобетонные, укрепляются мосты, водоотводы. Изредка видны небольшие вахтовые лагеря строителей с вагончиками, строительными материалами и техникой. Занимаются реконструкцией дороги московские фирмы, и местные жители жалуются, что они забирают у них работу и большие деньги, выделяемые на строительство. Старые сталинские шпалы уложены в штабеля вдоль железной дороги, и их почему-то не убирают и не сжигают.
         Постепенно горы полярного Урала стали понижаться, и там, где они уже заканчиваются, стоит большой поселок Харп. Знаменит он тем, что в нем есть две исправительно-трудовых колонии строгого режима. Говорят, что сюда привозят и тех, кто приговорён к расстрелу. У посёлка есть кладбище с часовней. Один из лагерей находится прямо у дороги, и он хорошо весь просматривается с неё. Там стоят многоэтажные жилые здания, большая больница и церковь. По другую сторону железной дороги стоят современные жилые здания поселка, в которых, наверное, живут с семьями охранники и обслуживающий персонал лагерей. Охранная зона и проволочные заграждения не очень бросаются в глаза. Поэтому Харп выглядит вполне прилично. Говорят, что здесь отбывает срок заключения известный российский олегарх, который был осуждён за неуплату в российскую казну налогов. Рассказывают, что к месту заключения, т.е. в Харп, он прибыл на собственном поезде.
         На дороге в Харп я увидел грузовик с надписью на кабине крупными буквами «Бандюган». В Харп крупный щебёночный завод, где работают заключенные, а в десяти километрах от поселка есть месторождение хромовых руд. Шофер Саня рассказал, что за вывозку руды там платят большие деньги.
         - За несколько рейсов можно окупить стоимость КАМАЗа, - говорил он.
Боюсь, что такие деньги платят там не зря. Вряд ли только за содержание хрома в руде там платят такие большие деньги. Предполагаю, что и заключённых используют там не зря.
         За Полярным Уралом тоже тундра. Она твердая, из природного щебня и глины. Болот нет. Разве что есть в ней сточные ручьи с кочками и водой. Тундровую степь укрывают местами очень низкие карликовые березки. Их высота не более 50 см. Растут ещё какие-то полукустарниковые растения и травы, названия которых мне неизвестны. Ягеля здесь я не видел. Его не трудно отличить от других растений. Он светло-зелёный, а когда высыхает, то становится почти белым. Ягель это не мох, а симбиоз гриба и водоросли.
         От станции Сейда через Полярный Урал до Лабытнанги 160 км. От Харп до Лабытнанги всего 30 км, и здесь проложено уже асфальтированное шоссе.
Городок Лабытнанги вполне современен и невелик. Своим существованием он обязан железнодорожной станции и грузовому порту на Оби. Здесь конечная станция Северной железной дороги. Отсюда водными путями по Оби и её притокам расходятся грузы по Крайнему Северу. Здание вокзала современное, новое и оригинально по архитектуре. Со станции в течение суток уходят два поезда: на Москву и на Воркуту. Жители Салехарда, города стоящего на противоположном берегу Оби, тоже едут на «большую землю» со станции Лабытнанги. Через Обь здесь регулярно курсирует автомобильный паром.
         В момент прибытия нашего грузового состава на станции стоял фирменный поезд «Полярная стрела».
         Хозяин КАМАЗа помчался сразу  в здание вокзала, а сам я выгрузить велосипед и рюкзак не мог. Вокруг ни души. Вернулся он только через час, недовольно бормоча о том, что с него требуют 700 руб.  за инструктаж, как нужно съехать с платформы. Вот это и есть рэкет на государственном уровне.
Сойдя с поезда и попрощавшись с попутчиком, я зашёл в станционное отделение милиции, отметил там в маршрутке своё прибытие и поехал к паромной переправе через Обь. Нужно было к вечеру добраться до Салехарда.

                Ох! Эти перевалы!
                Россия. Дагестан.
                3 и 4 июля 1992 г.
         Чтобы попасть во Внутренний Дагестан, нам нужно было пересечь хребет Салатау через перевал Харигавуртай. Неплохая дорога, усыпанная мелким белым гравием, довольно круто набирала высоту гор. Сразу же за аулом Буртунай нас накрыло облако. Густой туман скрыл от нас всё. Стало сыро и холодно. Моросил мелкий дождь. Мы считали, что туча пройдет быстро и туман рассеется. Но этого не произошло. Туча зацепилась за гору и осталась здесь надолго.
        Одели куртки. Температура снизилась до 14°С. От вчерашней жары и солнца остались только воспоминания, в которые сегодня верилось с трудом. Прошел час, но облако не ушло. Туман  настолько плотный, что мы не могли видеть приближение автомашин. Услышав шум двигателя, мы прижимались к краю обочины, и лишь после проезда автомобиля продолжали подъём.
         Прошёл ещё час. Наши куртки основательно промокли. Что было вокруг нас – мы видеть не могли. Белая пелена тумана скрывала от нас всё. Лишь на несколько десятков метров могли видеть склоны гор с низким травостоем.   Сколько до перевала километров, мы не знали Идти  стало тяжело и морально, и физически. В кратком описании маршрута говорилось: «Ближе к перевалу, когда справа обозначится глубокое ущелье Ак-Таш, пойдут крутые серпантины». Но при такой погоде ничего видеть мы не могли, шли вслепую, а потому при случае решили остановить грузовик.
         - К чему мокнуть, если ничего не видим и ничего нельзя сфотографировать.
          Ещё через час подъёма нас подобрал бортовой ЗИЛ-130, в кузове которого уже ехало двое аварцев. Они помогли нам втащить рюкзаки и велосипеды, и мы дальше поехали на автомашине. К вершине перевала Харигавуртай (2229 м) ехали довольно долго. Машина шла, монотонно гудя, вначале на второй скорости, а потом стала подниматься круто вверх по скальным полкам серпантин на первой скорости. Белокаменные отвесные скалы угрожали нам обвалами. В тумане не трудно было слететь с дороги в пропасть или столкнуться со встречной машиной. Ведь по краю дороги не было никаких защитных ограждений или хотя бы белых столбиков. Дорога размокла, колеса грузовика катились по размокшему грунту и скользким камням.
         Вершину перевала проехали тоже в густом тумане. Начали спускаться, и тоже по серпантинам. Из двигателя машины вырвало свечу. Остановились. Стали искать на дороге утерянную свечу. Нашли. Вкрутили. Вновь покатили вниз. При торможении двигателем, он стрелял выхлопами газов, которые гулко разносились по горам. Вновь вырвало свечу. Потом ещё и ещё…И каждый раз остановка, поиск свечи на дороге, наматывание на резьбу ниток, проволоки, фольги, вкручивание, но всё бесполезно. В конце концов, машина вынырнула из тумана, и нам открылась великолепная панорама гор. Внизу зияло глубокое ущелье. Крутые склоны хребта Салатау уходили от нас вверх и вниз. Казалось, мы не ехали, а летели на самолёте. А облако, из которого мы вынырнули, медленно опускалось в долину белым пушистым комом. Высоко в горах, на противоположном склоне ущелья, почти под облаками я увидел небольшой аул.
         - Как же там могут жить люди? – сказал я. - Ведь туда добраться даже летом, и то нелегко. А зимой как там жить? Наверное, занесёт аул снегами, и до весны из него не выбраться?
Сосновые леса были гораздо ниже этого аула, а значит, аул стоял в зоне альпийских лугов.
         - Они привыкли. Там летом хорошо, не жарко, много травы баранам. А дорога к этому аулу есть, - сказал мне попутчик.
И мне показали еле заметную белую нить дороги, проложенную по склонам гор.
         - Как же по такой дороге можно ехать? – думал я. Впрочем, так казалось издали. Наша дорога была не лучше. Она петляла, извивалась серпантинами, круто спускалась или резко взбиралась вверх.
         Вскоре тот аул закрыло облако, и мы потеряли его из виду.
При очередной остановке из-за вырванной свечи, мы оказались над аулом Данух. Он был виден весь, как на ладони. Ничего подобного я ранее не видел. На плоской «макушке» небольшой горы увидел я каменные соты строений. Сакли (жилища горцев) густо облепили вершину горы. Стояли они вплотную друг к другу, иногда даже сливаясь меж собой. Планировка извилистых улочек совершенно произвольная. Собственно, улиц в ауле не было, а были лишь узкие проходы и тупики, да небольшая площадка. У края селения – небольшой водоём. Вероятно, в нем горцы накапливают дождевую и снеговую воду. В ауле почти нет растительности. Видны лишь каменные сакли с плоскими крышами, да ленточка серой дороги. С южной стороны аул замыкается крутым скальным обрывом. Не аул, а каменный лабиринт.
         Начали спуск к реке Тлярота. В четырех километрах выше, в широкой долине истоков этой реки находится райценр Мехельта. Далее мы спускались по ущелью Тляроты к реке Андийское Койсу. Вода в Тляроте белая от размываемых известняковых мергелей. И здесь дорога опасная. Из кузова грузовика я наблюдал, как колёса нашего ЗИЛа катились порой у самого края обрыва. А вниз сотни метров пропасти. Машину на ухабах подбрасывало так, что можно было вылететь из кузова. Наши велосипеды всё время падали, их подбрасывало вверх, а потом они ударялись о дно, хотя на каждой остановке мы привязывали их к бортам кузова и старались всячески удерживать. Но верёвки рвались, и велосипеды опять прыгали по дну кузова, как мячи.
        - Превратятся наши велосипеды в груду металлолома на такой дороге, - думал я, но ничего поделать было нельзя.
         Высадились мы близь хутора Сагри. В том месте дорога пересекает Сагрийский каньон, в котором беснуется река Андийское Койсу. В отличие от белых вод Тляроты, в Андийском Койсу она, напротив, черная, словно смешана с угольным шламом.
         Рассказывают, что в этом месте Шамиль, спасаясь от погони, перепрыгнул через каньон и, таким образом, ушел от преследовавших его русских воинов. Смелым и отчаянным был этот человек. 25 лет он возглавлял борьбу горцев в Кавказской войне 1818 – 1859 годов.
         Высадившись, мы взялись за ремонт наших велосипедов, а они были в ужасном состоянии. Свернуло рули, согнуло обод колеса и шатун педали, выбило спицу, повредило ручные тормоза.
         Во время ремонта к нам подошел мужчина и пригласил в гости в селение Тантары. Разумеется, мы не отказались от этого предложения Магомета.  Он спешно отправился домой. И мы, после того, как закончили ремонт велосипедов, тоже поехали к аулу Тантары. К нему через Андийское Кейсу есть мост. Небольшой аул в 70 дворов расположился на правом склоне горы. Вокруг скалистые серые горы. Дома искусно сложены из белого камня.  Крыши плоские. Многие дома имеют застекленные веранды с ажурными оконными рамами. Нам было очень интересно побывать в аварском доме, посмотреть, как они живут, как устроен их быт, походить по аулу. Мы сегодня получили уже массу впечатлений, и трудно было отказать себе в удовольствии отдохнуть в домашней обстановке. Мы мокли, мерзли, тащились вверх по склону, тряслись в машине и преодолели немалое расстояние. Теперь мы имели право на отдых.
         Магомет ждал нас у моста. Он сказал, что велосипеды и все вещи лучше оставить во дворе его брата, чтобы не тащить наверх аула. Мы так и сделали. Затем по каменистой тропе прошли наверх селения. Дороги к дому Магомета нет. Среди скалистых серых гор аул выглядел зеленым оазисом. Лишь на левом берегу, высоко в горах виднелся лес. Места эти во Внутреннем Дагестане самые теплые. Здесь уже выспели абрикосы, которые даже в Махачкале еще не созрели. Защищенный со всех сторон горными хребтами от проникновения холодных потоков воздуха, находящийся в тоже время на довольно низком уровне, этот район Внутреннего Дагестана славится жарким сухим климатом.
         У Магомета десятеро детей: пять сыновей и пять дочерей. Сыновья уже все отслужили в армии. Самый младший Али только недавно демобилизовался. Второй сын построил дом рядом с отцовским. Его дом, так сказать, находится ступенькой ниже, а дом дочери ступенькой выше. Дома его детей уже имеют двухскатные крыши, укрытые жестью. Многие крыши старых домов в ауле, а также крыша дома Магомета, плоские.
         Сразу по приходу нас завели в дом и усадили в комнате за стол. Обстановка в доме скромная. Нас накормили простоквашей, хинкалами (квадратные печеные или вареные оладьи не из кислого теста, которые дагестанцы часто употребляют вместо хлеба) и каким-то блюдом из перемолотого сушеного мяса с пряной травой. Пили чай.
         Магомет работает в магазине. Но в селе теперь, как правило, никто и нигде не работает за исключением некоторых государственных служб, типа милиции, школы, почты, магазина. Колхоза теперь нет. Небольшие садовые и огородные участки земли, которые принадлежали колхозу, разделили меж собой жители аула, разделили и колхозный скот. Теперь основными доходами жителей аула является продажа абрикос консервным заводам, продажа сыра и мяса. Деньги, по словам Магомета, им нужны в основном для покупки сахара и муки.
          После обеда мы отправились в дом его дочери смотреть кувшины. Для этого из маленького дворика по ступеням мы поднялись па плоскую крышу дома Магомета, которая является одновременно его вторым двориком. На крыше сушились абрикосы, стояла, сплетенная из ветвей квадратная ёмкость, в которой сушат осенью и хранят зимой початки кукурузы, а осенью также сушат мясо. На крышу выходит небольшое окошко из дома, есть небольшая грядка лука. Эта крыша находится почти на уровне двора дочери Магомета. Крышу строят так. На балки перекрытий набиваются доски. Они являются потолком. Затем на доски укладывают камни и засыпают их щебнем, а затем песком с землей, плотно укатывают каждый раз после дождя. Для этого на крышах многих домов лежат каменные катки.
         Кувшины в доме дочери современные, и они блестели никелировкой. Теперь они не служат посудой, а являются украшением дома. Это что-то наподобие наших чайных сервизов или хрустальных ваз в сервантах.
У Магомета есть два старых медных кувшина. Когда мы поднимались по тропе к дому Магомета, то заметили на крыше одного из домов старый кувшинчик. Магомет обещал попросить его у соседей для нас.
         Затем мы пошли осматривать его сад. Для этого нужно было идти за аул. Сад этот до образования колхоза принадлежал отцу Магомета, и теперь опять перешел ему от колхоза. Он самый крупный из всех хозяйств селения. Деревья растут на террасах. Для этого на склоне вымощены стены из каменных валунов. Затем выравнивается площадка. Насыпается грунт, сажаются деревья, кукуруза, картофель, фасоль и др.  Должен сказать, что для того, чтобы вырастить такой сад, то не одно поколение должно было в поте лица работать над его устройством. Магомет водил нас по саду и не без гордости рассказывал, показывал и давал пробовать сорта  абрикос. Выращивает там он еще айву, хурму, сливы, вишни, шелковицу и др. Но все-таки основным фруктовым деревом являются абрикосы. От наших, диких абрикос они отличаются не только величиной, но и сладостью, сочностью и малой кислотностью. Они не такие жилистые, как наши не сортовые. Зерна косточек тоже можно есть. Наши же зерна в косточках горькие, и, говорят, что в них содержится ядовитая синильная кислота. Юра и Роман даже соперничали из-за косточек, и я, после того, как съедал абрикосу, давал их, то одному, то другому.
         Из одной террасы на другую мы переходили по каменным ступеням. Для этого в стены террасы вкладывались выступающие ступенями камни. По ним мы взбирались или опускались. Наелись мы абрикос вдоволь, и еще нарвали полный пакет домой. У сада из бокового ущелья вытекает небольшой горный ручей, который мы запрудили и сделали маленький водоём.  В нем искупались.
Ущелье ручья уходит высоко в горы, и вдали виден водопад и лес. Выше леса плато. Вероятно, там сельчане пасут скот.
         У этого ущелья, выше сада стоит старая крепостная башня и развалины каких-то сооружений. Башня сложена из песчаных прямоугольных камней. Когда-то она имела три этажа перекрытий. Вход в башню находится на высоте трех метров. Но мы в неё попали через пролом. Внутри башни в стене есть небольшой камин. Труба устроена также в стене и выходит на самый верх башни. В стенах также есть небольшие ниши, в которые, вероятно, ставили светильник и посуду. От башни открывается красивый вид на реку, ущелье, и мы спускаться оттуда не спешили.
         Магомет и его сын рассказали, что где-то там, наверху нашли однажды кости  человека в два раза большие, чем у нормального человека. Но трогать и брать их не посмели, т.к. есть примета, что от этого может приключиться болезнь. Рассказали еще, что в прошлом году зимой неподалеку от башни убили снежного барса.
         Вечером ужин. Смотрели фотографии. Оказалось, что Магомет в 1957 году жил в Краснодоне, и теперь встреча с нами оживила у него воспоминания о Донбассе.
         Утром  я сфотографировал семью Магомета. Нас снабдили в дорогу по обычаю сыром, лепешкой, а ещё дали абрикос и подарили на память медный кувшинчик.
        Теперь наш путь пойдет к селению Тлох, и далее на Хунзахское плато. Мы вновь вернулись к Сагрийскому мосту и далее правым берегом Андийского Койсу ехали до аула Нижний Ихно.
        Дорога идет по сравнительно широкому ущелью. Жарко. Температура выше 30°С. Мне почему-то все время казалось, что мы не на Кавказе, а на Западном Памире. Такие же безлесные, серые горы, ущелье с бурной рекой. Такие же жилища с плоскими крышами в аулах. Эти громады серых гор украшали лишь зеленые островки садов и огородов. Те же абрикосовые сады и тутовник (шелковица). И женщины-аварки чем-то похожи на памирок. Нет только здесь высоких пирамидальных тополей и зеленых нитей арыков по склонам гор.
        Пыльная дорога лишь несколько раз пересекала небольшие речушки, где можно искупаться. Вода в них чище и теплее, чем в Койсу. Но мы ни разу этой возможностью не воспользовались. Иногда дорога проходит прямо по улицам аула. В аулах везде продаются ведрами и в банках абрикосы. Мы удивлялись, кто же их купит, когда они тут всюду. У нас тоже абрикосов много в бидоне, котелке.
         Движение по дороге на этом участке довольно оживленное, и мы глотали пыль из-под колес автомашин и обливались потом. За три последних дня мы ощутили на себе контрасты гор. В Махачкале платили за абрикосы по 50 руб. за кг. Теперь же их было навалом. Еще вчера мы мерзли и мокли в районе перевала Хариговуртай. Теперь же спина не высыхала от пота.
         На 71 км от Дылыма повернули влево через мост к аулу Тлох. Здесь мы расстались с мутным Андийским Койсу и начали подъем на Хунзахское плато. Дорога, идущая прямо вдоль Андийского Койсу, уходит на Ботлих. От селения Ботлих через перевал Харами можно попасть в Чечню, а также через селения Агвали и Эчеда к верховьям Андийского Койсу.
         Прежде чем расстаться с Андийским Койсу, мы сразу за мостом опустились к реке и устроили на берегу, среди валунов, а самой воды обеденный привал. Спуститься к реке здесь не так-то просто. Мы по очереди опустили велосипеды, а с моего велосипеда и вовсе пришлось снять тяжелый рюкзак и перенести его отдельно. У бурных и холодных вод Койсу и воздух был прохладнее. Мы хорошо отдохнули в тени, наполнили фляги чаем и по извилистым улочкам Тлоха начали подъем к Хунзаху. Прошли всего пару километров, и неизвестно, сколько бы еще поднимались на плато, если бы попутная машина не подобрала нас. Вероятно, на это ушёл бы остаток сегодняшнего дня и весь завтрашний день. Подобрал нас «Урал» без полуприцепа. На нем не было ни кузова, ни бортов. Мы поставили велосипеды впереди платформы, привязали их и стали удерживаться сами. Только потом я осознал, сколь рискованным был этот путь на таком автомобиле для детей. Подъём длился долго даже на машине. Мы ехали по серпантинистой дороге с бесконечным числом поворотов. Немели от напряжения руки и ноги. Мы поднимались все выше и выше. Чем выше, тем зеленее склоны гор. От Тлоха до Хунзаха 47 км подъёма. Поскольку в Тлохе было очень жарко, то мы были одеты там лишь в рубашки, а Роман и вовсе сел на машину с голым торсом. Но по мере того, как мы поднимались, становилось все холодней. Я вытащил на ходу из рюкзака Роману рубашку. Затем все мы вынуждены были одеть и куртки. За аулом Харахи, справа по ходу стоит аул Цельмес – родина Хаджимурата, лучшего наиба Шамиля, героя кавказской войны, прообраза повести Л.Н. Толстого «Хаджи  Мурат».
         Узнав, что машина идет в аул Гоцетль, в котором находится комбинат художественных изделий из серебра, мы, заинтригованные возможностью купить там подешевле кинжал, не остались осматривать Хунзах. Не понравилось нам плато своим холодом. Тучи шли над ним низко, и было тут как-то неуютно. От Арани мы проехали по ровной дороге несколько километров и начали с плато спуск. Крутыми серпантинами спустились в селение Гоцетль. Иногда повороты серпантин были настолько круты, что машина не вписывалась в них. Тогда её передние колеса подъезжали к краю обрыва, и нам было страшно. А что, если бы шофер не рассчитал бы проезд по габаритам и подумал, что машина может пройти поворот? Дорого могла бы обойтись такая ошибка. Улетели бы вниз. В тех случаях, когда машина не вписывалась в поворот, то останавливалась, сдавала назад и вновь поворачивала.
         Спустились в аул Гоцетль. Здесь теплей. После высадки мы стали искать место для ночлега. Палатку поставили у речки на поляне. Вот так прошли два дня путешествия по Внутреннему Дагестану, который В.В. Докучаев назвал бесконечным лабиринтом горных цепей, пиков, скал и ущелий.

                Конный «автостоп»
                Россия. Дагестан. Верховья Самура.
                29 июля 1993 г.
          Джиних – последний аул на реке Самур, до которого проложена автодорога. Выше есть небольшие высокогорные аулы Атал, Кальял, Мухах, Кусур. К ним можно добраться по горной тропе только пешком или на коне. Но вот с нашими «железными конями», т.е. велосипедами и баулами, там не пройти. Поэтому  мы оставили их в ауле Джиних. За полтора дня не без приключений  добрались до последнего аула Кусур. Были там гостеприимно приняты горцами, переночевали, и на следующий день отправились в обратный путь.
         В километре от аула Кусур нас догнал человек на коне. С ним шло еще два коня, полностью экипированных для верховой езды. Оказалось, что чабан  ехал с пастбища в азербайджанское селение Закаталы за продуктами. Пасут азербайджанцы свою отару в Дагестане. Чабан предложил нам сесть на коней и мы, таким образом, продолжили свой путь верхом на лошадях. Возглавил караван чабан, за ним ехал мой сын Юра, а замыкал группу я. Управлять лошадьми было не нужно. Они шли по тропе сами. Сойти с тропы вверх или вниз коню сложно. Порой приходилось коней чуть подгонять, когда те пытались по ходу движения пастись. Ехать было страшновато, т.к. проезжали иногда в весьма опасных местах, где зияли пропасти и обрывы. Конь сам выбирал темп ходьбы. Иногда он разгонялся, чтобы вскарабкаться  сходу по каменистым выступам крутого подъёма, скользил на скале стальными горными подковами, а порой наоборот медленно спускался вниз. Несколько раз приходилось спешиваться, т.к. было очень опасно ехать верхом, а вероятность свалиться с обрыва вниз с конем была велика. Чтобы не съехать с коня вместе с седлом назад на крутых подъемах, чабан опоясал груди коней веревками и привязал их к седлам. На затяжных подъёмах мы делали небольшие остановки, для того чтобы дать коням отдых. По каменистым осыпям, то поднимаясь на несколько сот метров вверх, то опускаясь прямо к реке, среди уступов скал и валунов горной реки мы ехали так два часа. Не доехав до селения Мухах километр, мы остановились. Наш конный «атостоп» закончился.  Чабан с лошадьми  перешёл вброд бурный Самур и ушёл в сторону перевала в Азербайджан. А мы продолжили свой путь теперь пешком.

                Украинская нищета
                Украина. Красный Луч – Мариуполь.
                30 июня 2001 г.
         Я отправляюсь в длительное путешествие вокруг Черного моря через семь государств: Украину, Молдавию, Румынию, Болгарию, Турцию, Грузию, Россию. Чтобы побыстрей проехать густонаселенный и грязный Донбасс, решил я до Мариуполя доехать электричкой, тем более что в Украине проезд в ней для пенсионеров, коим являюсь и я, бесплатный.
         Отъезд из дому событие всегда волнующее. Сын Юрий помог втащить велосипед и рюкзак в вагон, мы обнялись, и он, не дожидаясь отправления электрички, уехал домой. А я остался со всем окружающим миром один на один.
Как только электричка отправилась по ней поочередно стали ходить попрошайки и всякого рода артисты-передвижники. Вначале по нашему вагону прошел с баяном старик, распевая хриплым голосом старые песни. Затем пел жалобную песню о маме мальчишка.  За ним пел песни о донских казаках еще один самодеятельный артист. И уже перед Донецком трое парней-гитаристов довольно профессионально исполнили хорошую казачью песню. Все эти «артисты» пытались собрать в награду за пение немного денег на свою нищенскую жизнь, которой сейчас живет большая часть населения «самостийной» Украины.
         А вот после Донецка в вагоне прошла совсем другая концертная программа. Группа подвыпивших парней весь вечер, до самого Мариуполя горланила очень гадко и громко известные современные шлягеры.

                От моря Черного в Понтийские горы
                Турция. От города Тарсус  в горы Понтийские.
                4 августа 2006 г.
         Теперь мне предстоит пересечь Турцию с юга на север от моря Средиземного к морю Черному. Мой маршрут пройдет по Понтийским горам, Анатолийскому плоскогорью и горам Тавра. Вехами на пути станут города Тарсус, Кайсери, Сивас, Токкат, Никсар, Юне, Орду. Я распрощался со Средиземноморьем и теперь ухожу в горы. Известно, что средняя высота территории Турции 1000 метров над уровнем моря. Весь полуостров Малая Азия, на котором лежит Турция, занимает Малоазийское нагорье. Это и есть основная территория страны, и климат там гораздо суровей, чем в узкой прибрежной зоне четырех морей, омывающих Малую Азию. Климат там сухой, и зимой бывают морозы до - 25°С. Понтийские горы (Карадениз даглары) с севера и горы Тавра (Торос даглары) с юга изолируют плоскогорье от морского климата. Оттого климат там континентальный.
        Как только я выехал за пределы города Тарсус, со мной начали случаться всякого рода неприятности. Я пробил заднее колесо. Целой запасной камеры не было. Нечем было и заклеить пробоину. Попросил принести клей двух турецких мальчишек.
        - Давай доллар, марк, - сказал старший.
         Завязал с обеих сторон от пробоины камеру веревками, накачал колесо, и так дошел до ближайшей вулканизационной мастерской у заправочной станции. Там турки окружили меня заботой. Очень уж им хотелось заработать на моей беде. Но я не спешил им давать деньги, и расплатился за клей найденным порнографическим журналом, дал сынишке вулканизаторщика лимон, угостил его сладким чаем, и на этом всё…
         Проехал еще с десяток километров, и тут случилась вторая неприятность. В Средиземноморье растет кактус сабара с большими мясистыми листьями. На краях листьев желтоватые плоды, по форме похожие на маковые коробочки, только они крупней. Я много раз видел эти растения, растущими вдоль дорог как сорняки. Плоды этого кактуса турки продают наравне с другими фруктами. Но сорвать и попробовать их я не решался. Побаивался, что они не съедобные. « Вдруг турки продают их не для еды» - думал я. Но однажды я все же проглотил немного мякоти этого плода, и после этого со мной ничего не случилось. В общем, решил я всё же поесть этих экзотических плодов. А то ведь растут они лишь в прибрежной субтропической зоне, и в горах их нет. Взял я пакет, влез в колючие заросли кактусов и нарвал с десяток плодов. После этого кожа моих рук стала побаливать. Оказалось на плодах растут пучки иголок. На каждом плоде их тысячи, и по величине они тоньше волоса. При моей дальнозоркости я их сразу не заметил. В мои руки, грудь, губы, язык впились эти мельчайшие колючки, да так, что от них невозможно было избавиться. Не помогло мне при этом мытье рук и полоскание рта водой, обтирание платком и даже соскабливание иголок с кожи и языка ногтями и ножом. Оказалось, что кончики иголок крючковатые. Все мои старания избавиться от них оказались напрасными. Так, весь в колючках, я поехал дальше. Лишь постепенно, в течение дня я освободился от них, но губы и язык от этой мерзости у меня распухли и задеренели, а на коже рук и груди появились мелкие гнойники. Возможно эти иголки ядовиты.
         Дорога от побережья поднимается все время в гору. Я весь взмок от жары и усилий. Меня обгоняли машины, и вдруг я заметил, что спереди на меня катится задом грузовичок. Я отошел в сторону. Но водитель-турок затормозил и показал, чтобы я садился в кузов. Кабина была занята женщиной и детьми. С ветерком помчался вверх.
         - Вот повезло, - подумал я, и это действительно так. Провез он меня километров двадцать, а это не мало, если учесть, что дорога идет там все время на подъем в горы.
         Вначале вдоль дороги виднелись голые склоны гор. Селения, придорожные чайханы и источники питьевой воды на этом участке стоят не часто. Виноградники бедные, но их все-таки больше, чем каких-то других сельхозугодий.
         Поднялся я в горы на автомашине до уровня лесов, и здесь меня высадили, указав на перекрестке направление к городу Кайсери.

                Через Понтийские горы к Черному морю.
                Турция. г. Никсар – г. Акуша – г. Юне.
                10 августа 2001 г.
         Никсар – небольшой городок. Заезжать в него я не стал. От Никсара начинается подъем к перевалу. Однако я не мыслил, что путь этот столь труден. Ну, перевал! Ну, высокий! Вскарабкаюсь. А там спуск к Черному морю, - думал я. Однако реально всё было не так. Ведь до Черного моря ехать еще 90 км.
         Я начал подъем к перевалу. На самом его верху стоят какие-то строения. Просматривалась участками и горная дорога, врезанная в склоны гор уступами.
         Вначале дорога пошла круто вверх, затем свернула в боковое ущелье, и вдруг, к моему удивлению, покатилась вниз. Это значило, что потом мне опять нужно будет подниматься на такую же высоту вверх.
         Подъехал к источнику, набрал воды и решил: «Поднимусь немного в гору, найду место для ночлега, а штурмовать перевал буду завтра. На следующий день я должен доехать до Черного моря». Однако, если бы я двигался туда на велосипеде, то вряд ли был бы на следующий день у моря. Путь по горам долгий. Но судьба подкинула мне сюрприз. В одном из дорожных «карманов» стоял грузовик, груженный доверху кирпичом. Я жестом показал водителю, что желал бы, чтобы мой велосипед оказался у него в кузове, а я в кабине. На то, что он меня возьмет, я особенно не рассчитывал. Ведь машина нагружена доверху, и велосипед пристроить было некуда. Но молодой водитель кивнул мне головой в знак согласия.  Я остановился, снял рюкзак, привязал веревку к велосипеду, и хотел было лезть по лесенке в кузов, чтобы затащить туда велосипед. Но турок вдруг замахал руками, и я понял, что должна подойти еще одна машина, и только тогда можно будет погрузиться в одну из них.
Зазвонил мобильный телефон (В Турции мобильники не редкость. Телефоны имеют не только шоферы, но даже чабаны и крестьяне). С кем-то переговорив, водитель дал мне команду грузиться. С его помощь на веревке я втащил велосипед и рюкзак в кузов. Укрепил их на козырьке кузова самосвала над кабиной, привязал веревками. Мы тронулись в путь. Велосипед виден в зеркале заднего вида, а вот рюкзак нет. На крутых виражах я боялся, что он соскочит с машины. А в нем были ценные вещи: два фотоаппарата, диктофон, деньги, палатка, одежда, запчасти, часть инструмента, посуда, продукты и прочие вещи, без которых дальше ехать было бы очень сложно.
         - Дорого же мне может обойтись эта поездка. Может быть, встать и поехать на велосипеде? – думал я.
         Но с еще большим ужасом я наблюдал из кабины автомашины за дорогой. Она поднималась вверх очень круто. На вершине перевала стоит ресторан. Возле ресторана мигают гирлянды цветных ламп. Есть автостоянка. На ней полдесятка легковых авто.
         С перевала дорога покатилась вниз в довольно глубокую долину. В этих горах нет диких мест. Наоборот, всюду видны лоскуты полей, дома крестьян, скот и др.
         Из долины дорога опять поползла в горы.
         - Да, - думаю я, - долго мне пришлось бы идти здесь. Много затратил бы сил. А они у меня к концу дня уже на исходе.
Последние дни бреду по горам и толкаю велосипед как робот. Нет сил крутить педали даже на горизонтальных участках дороги, и то, что я сел в машину, было огромной удачей. Но если я потеряю рюкзак – это беда. Я сидел в кабине, и при каждом крутом вираже у меня замирало сердце. Дважды мы останавливались на пути к городу Аккуш и проверяли нагрев тормозных барабанов и как лежат велосипед и рюкзак. Велосипед от тряски влип на козырьке в рулон тента. Рюкзак привязан к велосипеду и тоже, кажется, утрясся и лежит прочно.
         К городу Аккуш, до которого от Никсара 37 км, мы доехали только к полуночи. Туман облаков окутал этот высокогорный, необычный по архитектуре городок, затерянный в Таврических горах. Дома здесь стоят не отдельно друг от друга, а идут сплошной стеной вдоль дороги. Жилье – два верхних этажа. А на первых, как обычно у турок, устроены магазины, мастерские, харчевни и прочие дорожные заведения. По всему было видно, что здесь часто бывает дождливо и сыро, т.к. побелка на домах имела потеки и обмытый вид. Мы остановились в Аккуше. Подошла к нам машина, с которой мы ехали в паре.  Шоферы предложили мне зайти в кафе поужинать. Но я отказался, имея горький опыт двух посещений ресторанов такого типа. Турки поняли мою бедность и показали, что угощают меня. Пришлось согласиться на предложение. Как говориться, скромность украшает человека до определенного предела, а дальше она переходит в глупость. Кафе, или харчевня для шоферов обставлена просто: несколько столов, пластмассовые стулья, телевизор и большая печь, похожая на русскую. В печи горели дрова и тлели древесные угли. Водители заказали кока-колу, а  чурек с сыром нам испекли в печи. Сидели мы в кафе около часа, пока остывали диски и тормозные колодки колес. Иностранцы в Аккуше – явление редкое, поэтому местный полицейский потребовал у меня паспорт.
         От Акуши спусков больше, чем подъемов. Машина шла ночью медленно из-за большого количества поворотов, тормозить приходилось часто. Снижали скорость на спуске не только тормозами, но и двигателем. Однако, когда мы остановились у заправочной станции, то увидели, что заднее колесо горит пламенем. Шофер выхватил из кабины бутылку с водой  и сбил пламя, потом стал поливать ею диск и ступицу колеса. Вода трещала и парила, как на раскаленной печи. Что горело? Скорее всего, смазка ступицы колеса. Опять пришлось стоять нам около часа у заправки, и мы зашли в кафе. Шоферы угостили меня стаканчиком крепкого турецкого чая. Стограммовый стаканчик чая стоит 150 тыс. лир, это приблизительно равно одной украинской гривне, что для меня дорого. Вот до чего довели наши «дерьмократы» Украину. Я не могу позволить себе, когда хочу, выпить стаканчик чаю, а ведь Турция одна из самых «дешевых» для туризма стран.
         Дальше опять спуск. Только к двум часам ночи мы преодолели 90 км пути. Сколько же времени понадобилось мне для этого, чтобы проехать это расстояние на велосипеде? Я сошел в городке Юне у заправочной станции и автостоянки поздно ночью. Юне стоит на берегу Черного моря. Куда мне деться, где заночевать? Поставил палатку на газоне, посреди автостоянки, предварительно предупредив охрану.

                От Белой Калитвы к Морозовску
                Из путешествия вокруг Каспийского моря.
                15 апреля 1997г.
         Степная дорога привела меня к Белой Калитве. Город стоит на правом берегу Северского Донца, там, где река Калитва впадает в Северский Донец. Через город проходит, пересекая реку, железнодорожная и автомобильная магистрали, ведущие к Волгограду. Северский Донец в этом районе огибает Донецкий кряж. Его долина  является, как бы, границей Донбасса, хотя и за Белой Калитвой еще видны небольшие терриконы шахт. Город весь хорошо виден с объездной дороги. Его новый микрорайон действительно белый.
         Из долины по затяжному подъёму я поднимался пешком полчаса. Там, где объездная дорога выходит на степной простор и сливается с дорогой, выходящей из города, стоит пост ГАИ. Погода сегодня теплей, но ветер дует встречный, и оттого ехать очень тяжело, а порой и невозможно. Приходилось тогда идти пешком.
         Проехал еще с десяток километров. Увидел на обочине дороги машину ГАИ и двух инспекторов. Проезжая мимо, без всякой надежды, сказал им: «Помогите поймать попутку». А сам, не останавливаясь, поехал дальше.
        - Ну, куда же ты поехал, - услышал я вслед.
Я остановился. Вернулся. Объяснил, что еду в сторону Волгограда и очень устал бороться со встречным ветром.
         - Стань вон там, дальше и подожди. Посадим.
         Инспекторы работали очень активно. Останавливали все машины, идущие в обоих направлениях. Порой машин скапливалось несколько штук, как грузовых, так и легковых. Инспекторы проверяли документы на перевозимый груз, водительские удостоверения, технические паспорта машин, придирчиво осматривали техническое состояние автомобилей. Если какая-то машина не останавливалась, один их инспекторов быстро садился в ВАЗ и, включив сирену, догонял не остановившуюся машину на подъёме. Пока я стоял, гаишники дважды пускались в погоню, но быстро возвращались. Очень долго они держали два КАМАЗа, груженых мешками, с водителями разговаривали в своих «Жигулях».
В конце концов, они остановили КАМАЗ с пустым кузовом и в нужном мне направлении. Водитель дагестанец, с ним в кабине русский экспедитор. Машина ехала из Армавира. Дагестанец родом из-под Дербента. Село, в котором он родился, скоро будет праздновать 200-т летие основания, и он уговаривал меня непременно заехать туда, узнав, что я буду ехать с Баку мимо его села. Одет он был как-то по-турецки: в зеленые шаровары и белую тюбетейку (зеленый цвет – символ мусульманства). Белая тюбетейка говорила о том, что этот мусульманин совершил хадж в Мекку. Там он побывал дважды: летал самолётом и ездил автобусом. У лобового стекла машины, рядом со справочником автомобильных дорог, лежит Коран. По пути мы друг другу рассказывали разные истории, анекдоты. В этом КАМАЗе я проехал 170 км, т.е. через Морозовск до Суровикино.
         Мелькали лесопосадки без малейших признаков листвы, поля и нераспаханная степь. Сёл по дороге практически нет. Степь, степь, степь. Представляю, каково здесь было в этих степях немцам зимой 1942 года. Ни воды, ни тепла. Тогда не было здесь даже лесопосадок вдоль дорог. Да и дорога эта ещё целиком, как магистраль М 21 даже в атласе за 1971 год ещё не существовала. Отдельные её участки построены только сейчас. К примеру, в районе г. Калач ещё недавно не было моста через Дон, и соответственно не было дороги от Калача к Суровикино.
          Высадился я уже в Волгоградской области за Суровикино. На перекрестке дорог водитель и экспедитор зашли в вагончик-кафе выпить кофе. Дагестанец устал, дремал за рулём. Лишь я с экспедитором разговорами не давали ему уснуть. Я в кафе набрал воды и дальше поехал своим ходом.
Проголодался. Ведь позавтракал слабо и рано. Ехал я на велосипеде недолго, не более часа. Свернул в посадку, разжег костер, открыл банку гороха с мясом, почистил картофелину, сварил суп, вскипятил чай. Уселся на валявшуюся автопокрышку, сытно пообедал и поехал дальше. Было тогда 16 часов. Так что ехал затем на велосипеде не долго.
         Надежды на то, что смогу где-то пристроиться на ночь в тепле и сухом месте, не было. В седьмом часу вечера я заметил в лесопосадке кучу соломы и три автомобильных покрышки.
         - Лучшего варианта для ночлега не будет, - подумал я.
В лесопосадке, которая всё равно просматривалась насквозь,  поставил палатку, предварительно набросав под неё много сухой соломы. Затем набросал  на неё и сверху.
         - Будет теплей и незаметней с дороги.
          Вскипятил чай. Поужинал. Натянул на себя всю одежду, что  была в рюкзаке, и улёгся спать. Холодно. Всю ночь дул восточный ветер. Перед утром начал мерзнуть и корчиться от холода. Укрылся с головой одеялом, но и это не помогло.
          Проехал за день: на велосипеде – 120 км, на автомобиле – 170 км

                На «собаке» по побережью Белого моря
          Россия. Пограничные районы меж Карелией и Архангельской областью
                24 июля 1996 г.
         Для ясности, «собаками» автостопщики называют электрички и дизель-поезда местного назначения. Районы меж Карелией и Архангельской областью связывает лишь железная дорога. Местность здесь таежная, болотистая, автодороги нет. Из Беломорска я и сын часть пути проехали на велосипедах, петляя по лесовозным дорогам. От Вирандозера до Маленги шли по полотну одноколейной железной дороги, что весьма опасно. Из Маленги решено было ехать «собакой». Дизель поезд отправился вечером и состоит он из двух плацкартных вагонов. Уговорили проводника не брать с нас много денег за проезд, т.к. их у нас было всего-ничего (нас в Пскове обокрали). Заплатили всего 10 тысяч рублей и дали из своего НЗ плитку шоколада. Велосипеды загнали в купе, сами завернулись в одеяла и всю ночь проспали. Пассажиров ехало мало, и посадку проводник делала только в один вагон, т.е. не в наш.
         Хотели сойти на станции Порог, а дальше продолжить путь на велосипедах. Но за окнами вагона моросил дождь, и мы доехали до конечной станции Емца, которая стоит на железнодорожной линии Москва – Архангельск.
В Емца купили хлеба. Слава богу, здесь он в свободной продаже. Правда, стоит он дорого: 4200 рублей – белый пшеничный, 3700 рублей – черный ржаной.

                Блуждая по России.
                Россия. Из Ярославля в Москву.
                2 августа 1996г.
         Я и сын Юра возвращаемся домой из велопутешествия к Мурманску. В Ярославле долго задерживаться не стали. С городом мы основательно знакомились два года назад, когда путешествовали по «Золотому кольцу России». Не смотря на лето, в Волге и даже в её притоке Которосли никто не купается – холодно.
         Выехали их Ярославля, и проехали несколько десятков километров до автостоянки, где увидели два КАМАЗа. Кавказцы народ добрый, и они нас согласились довезти до Москвы. Ехали в пустом фургоне, но наблюдение за дорогой вели через два вентиляционных окошка. Интенсивность движения транспорта по Ярославскому шоссе заметно увеличилась.
      Проехали Ростов Великий, Переславль Залесский, Сергиев Посад. Путь этот мы преодолели на велосипедах в 1994 году, но только в противоположном направлении. К Москве прибыли ночью. Высадили нас кавказцы на автостоянке  Московской кольцевой дороги. Там мы и заночевали в фургоне иной автомашины. Втащили в него рюкзаки и велосипеды, расстелили палатку, укрылись одеялами.  Шофер закрыл нас на замок, а утром он о нас не вспомнил, т.к. с вечера был пьян. Пришлось нам стучать, раскачивать фургон до тех пор, пока нас не выпустили на свободу.
         Водителю понравилась наша шахтерская алюминиевая фляга, и мы выменяли за неё кусок мясной корейки и несколько помидоров. А еще в придачу нам дали дыню.
         После завтрака мы продолжили путь в Москву на велосипедах в район Царицыно к известному художнику Ленькову, с которым познакомились на Красной площади в 1994 году.

                Из верховий Самура к Каспию
                Россия. Дагестан.
                31 июля 1993 г.
         Ехать на велосипедах по ущелью Самура вниз по течению, не смотря на каменистую дорогу, легче. К полудню добрались до аула Кака. Заехали вновь к школьному учителю Мейлану, с которым познакомились ранее, когда двигались к верховьям реки. Нас накормили обедом, и мы поехали дальше. У двора у нас украла детвора флягу для воды, и тем омрачили наше впечатление об этом горном селении. Я все чаще убеждаюсь, что доброта, гостеприимство, разбой, воровство и жестокость у кавказцев удивительным образом уживаются рядом.
За селением Ахты, где заканчиваются сочные высокогорные луга и начинаются безлесные засушливые края, жара, безводье, пыльная дорога, нас подобрал автосамосвал ЗИЛ-ММЗ-555. Шофер остановил машину, и предложил подвезти нас сам. С нами в кабине ехал лезгин по имени Зейдулак. К нему-то домой мы и прибыли в конце сегодняшнего пути. В саду у него растут грецкие орехи, алыча, айва, яблони, в огороде помидоры, картофель, лук, зелень и пр. Таким образом, за день мы опустились из высокогорья, где не растет ничего, кроме луговых трав, где холодно почти круглый год, а рядом снежники даже летом, в субтропическую зону, где растут теплолюбивые персики и виноград. А еще здесь очень жарко даже по ночам. Велика разница условий жизни горцев и жителей прикаспийской равнины, и не только в природных условиях, но и в материальном и культурном плане.

                Два неудачных автостопа
                Россия. Дагестан. 6 мая 1997 г.
         Утром ясно. Облачность рассеялась. Вершины гор и их склоны в снегу, белые, искрящиеся. Ночью, когда над равниной шел дождь, в горах выпал снег. Я смотрел издали на горы и думал: «Где-то там, среди скальных обрывов, горных склонов и вершин, гнездятся аулы с гостеприимными горцами. И я там бывал».
         Велосипед по прикаспийской равнине бежит быстро. Окружающая природа прекрасна: цветут сады, на зелёных лугах пасутся овцы и коровы, с ними усатые и в папахах чабаны, деревья в зеленом убранстве молодой листвы. 60 км проехал быстро. В 10 часов я уже был в Дербенте – древнем городе-музее.  Здесь я бывал с сыном в 1993 году. Побывали тогда в крепости, музее ковроделия, купались в море и т.д. На этот раз я также заехал на рынок. Цены здесь приемлемые, продукты дешёвые. Купил пучок редиски, лук, петрушку, огурец, яблоко, творог, хлеб. У входа в рынок, где оставил велосипед, сел позавтракать. Собрался народ. Стали задавать мне вопросы. А я слушал, отвечал, да ел. В 1993 году мне не удалось побывать на древнем кладбище Кигляр, и сегодня я собрался посетить его. Но опять это мне не удалось осуществить. Один из шоферов вызвался довезти меня на КАМАЗе до Махачкалы. Я согласился, т.к. уже проезжал там в 1993 г. Еще у рынка собрал рыночных зевак человек с собакой. Собака - кавказский волкодав, чемпион собачьих боёв в Дербенте (здесь иногда проводят такие кровавые соревнования). У пса крупная голова, мощная шея, широкая грудь, толстые лапы. Многие спрашивали, продает ли хозяин собаку.
         - Эта собака поедет с нами, - сказал мой водитель.
Мы пошли к машине. Я погрузил велосипед и рюкзак в кузов. Водитель и владелец пса собирались ехать в Кизлярский район за овцами. Но доехать с ними до Махачкалы у меня не вышло. Когда мы выехали за город, то, посоветовавшись меж собою, дагестанцы решили сегодня не ехать.
          - Поздно, - сказали они. – До вечера не успеем. Будем ночью блудить по степи. Придется ночевать в степи. Лучше поедим рано утром завтра, а сегодня поспим дома.
         Они высадили меня за городом у поста ГАИ, а сами вернулись в город. На посту ГАИ я попросил постового инспектора посадить меня в попутку на Махачкалу.
         - А ну, стой, еврей проклятый. Ты куда едешь? В Махачкалу? Возьми туриста, – сказал, шутя, гаишник водителю грузовика ГАЗ-53.
          Я загрузил рюкзак и велосипед в кузов, и мы поехали. Водитель действительно еврей. Машина - его собственность. Мы заехали на заправку и залили всего 10 литров бензина АИ93. Нужного бензина А76 на заправочной станции не оказалось. На следующем посту ГАИ нас остановили и выписали штраф за то, что машина не прошла в положенный срок техосмотр. Выписывали квитанцию долго. Затем нужно было заплатить этот штраф в сбербанке ближайшего села и привезти инспектору квитанцию. Штраф 50 тыс. руб. И мы поехали в село. Но сберкасса оказалась закрытой. Поехали к кассиру домой. Уплатили. Вернулись к посту ГАИ, отдали квитанцию, отъехали несколько километров, и заглохли… Кончился бензин. Еврей хотел развернуться в обратном направлении, но машина стала поперек дороги, перекрыв движение.
        - Что делать? Что делать?– засуетился шофер.
        - Включи первую скорость, стартер, и отъедь на аккумуляторе, - дал совет я ему.
         Так он и сделал. Но, волнуясь, он не повернул руль, и передок машины заехал в кювет.
         Начали «голосовать», чтобы выпросить немного бензина, но никто не останавливался. Так простояли час. В конце концов, остановились «Жигули».
         - Что, помогут? – спросил я.
         - Если они не помогут, то никто уже не поможет, - сказал водитель.
         Оказалось, что на «Жигулях» ехали его родственники из с. Маджалис.
    - Я сегодня в Махачкалу не поеду, - сказал он. – Поеду с родственниками в село.
         Так я вновь оказался на дороге. За прошедшие три часа я только выехал за город. Продолжил путь своим ходом. В поселок Избербаш заезжать не стал, хотя там у меня есть знакомые по двум адресам. Останавливаться на ночь еще рано. У перекрестка на Карабудахкент стоит пост ГАИ. Набрал у них воды и сел в попутку, которая довезла меня до Каспийска. От Каспийска знакомой дорогой я добрался до Комсомольского проспекта Махачкалы, где проживает давно знакомый мне аварец, у которого в 1992 году мы жили несколько дней в гараже на берегу моря. Алибулатов Тамин – бывший капитан рыболовецкого судна. Жена у него русская. У них две дочери и сын. Квартиру его нашел в многоэтажке не сразу.
        Приняли меня замечательно. Я сразу же искупался, постирал кое-что из одежды. Потом был ужин: суп с бараниной, яйца, сало, торт, водка, чай, конфеты.
        Спал на мягком диване. Благодать. Проехал за день на велосипеде 160 км, на автомобиле 30 км.

                Везучий день.
                Россия. Самарская область.
                14 июля 2012 г.
         Проехали 24 км по шоссе Балаково – Самара. В селе Ивантеевка постовые ДПС по нашей просьбе помогли нам сесть в грузовую «Газель», и мы доехали менее чем за два часа до пригорода Самары. Высадились у моста окружной дороги. Под мостом, в тени вскипятили чай и пообедали. Вновь сели на велосипеды, но и на этот раз ехали на них не долго. Увидели неисправную «Газель», водитель которой менял пробитое колесо. С ним ехал человек, нанявший машину для перевозки стройматериалов. Он слегка во хмелю. Попросили его подвезти нас, и получили «добро». Угостили арендатора водкой и салом. Я сел в кабину, а Саша Ремезов, мой спутник, с велосипедами и рюкзаками в кузов. Сергей, так зовут нанимателя, оказался довольно общительным, а от спиртного еще и разговорчивым человеком. Служил он ранее офицером в Афганистане, был начальником ГАИ района, директором совхоза, дальнобойщиком и даже зэком. Имеет звание капитана и высшее с/х образование. Одним словом, человек имеет богатую на события биографию. Он пригласил нас к себе  домой, пообещав завтра утром вывезти джипом на шоссе М5. Мы прибыли в пос. Сарбай, что в 12 км от магистрали. Сергей женился, и теперь строит большой деревянный дом. В нем мы и заночевали. Но прежде поужинали. Жена Сергея, Светлана, принесла из родительского дома окрошку, котлеты. А мы угостили еще раз хозяина водкой и салом.
         В семье два легковых авто: джип и еще какая-то иномарка. После ужина поехали осматривать местную достопримечательность к с. Вечканово, откуда родом Светлана. От Сарбая до Вечканово 18 км. Село небольшое, и многие жители уже покинули его. Не осталось теперь и дома, в котором родилась Светлана, но на сельском кладбище покоятся её предки. Рядом с Вечканово находится мощный родник, из которого вытекает холодная как лед вода. Родившийся в этом селе «новый русский» с криминальным прошлым решил увековечить память о себе и прославить свою деревню. У родника и на склоне горы он соорудил целый архитектурный комплекс, вложив в него немалые деньги. Склон холма огорожен высокой стеной с башенками из красного кирпича. На вершине поставлен великолепный лабрадоритовый крест и деревянная часовня. К ним ведет каменная лестница из красного гранита и лабрадорита. Внизу, под холмом, у источника две часовни в виде башен с шатровыми позолоченными куполами и большая купальня. Все это тоже облицовано гранитом и лабрадоритом. С вершины холма открывается обширная панорама на холмистую степь, вершины которых лесисты.
         Я и Александр омыли свои тела в купальне. Вода чистейшей прозрачности, но очень холодная. Близкая к нулю температура обжигает кожу. А после этой купели мы наблюдали интересное оптическое явление.
         Вечер. Солнце клонилось к закату, и его диск скрыт облаками. Но в какой-то момент через небольшое голубое отверстие в облаках пробился яркий сияющий свет. Пучок солнечных лучей на фоне темных облаков я воспринял как дивный знак Всевышнего. Это озарение длилось минут пять, а потом исчезло так же быстро, как и явилось. Говорят, что сей архитектурный ансамбль освящен церковью, но я не увидел в часовнях, ни икон, ни свеч.
         Вечером мы еще долго разговаривали с Сергеем о Самарской Луке и Жигулях, которые наблюдали издали из окна автомобиля, о здешней природе. Граница Оренбургской области отсюда недалеко. Ночевали в недостроенном доме мы одни. Воздух округи чист и свеж. Пахнет смолой бревен новенького сруба. Из мебели в доме пока только диван да стол. Сергей и Светлана уехали на ночь к матери.

                Атостопом на «бочке»
                14. 07. 12г. – суббота – 11 день.
         Вчера Сергей обещал, что утром отвезет нас на джипе к автомагистрали М5, а сегодня утром явился не таким бодрым и активным, как вчера. Он взял из авто какую-то папку с бумагами и сказал, что у него дела, и он не может нас отвезти. Скорей всего  была против сего его жена, а может он понял, что затолкать два велосипеда  и посадить двух пассажиров без вреда для джипа сложно. Но мы на него не в обиде.
         До шоссе М5 14 км, и еще 20 км  мы проехали на велосипедах по М5. На обочине, напротив автостоянки мы увидели два грузовых «Рено» с бочками-полуприцепами. Нам известно, что бочкари, перевозящие горюче-смазочные материалы (ГСМ), пассажиров не берут, на автостоянки и заправочные станции им заезжать строго запрещено. Но, как говориться, спрос не бьет в нос. Выяснилось, что в бочках не горючая жидкость, а жидкость, которую добавляют в бетон для повышения его прочности.
         - Подвезем. Но нам нужно поменять шланг, перекачать насосом жидкость из одной цистерны в другую, выровнять перекошенный задний мост полуприцепа, съездить и получить деньги на дизтопливо. – Хотите, ждите. – А куда вы едите? В Екатеринбург! Вот он как раз туда и едет.
         Но на все дела, даже при нашей активной помощи, двух часов не хватило, и мы провозились с ремонтом авто и перекачкой 30 тонн жидкости до вечера. Тронулись в путь лишь вечером после захода солнца. Но проехали в паре со вторым авто не долго. Из-за смещения от удара в ухабине согнулась тяга и перекосило один из колёсных мостов. На стоянке мы долго пытались выровнять мост, затем немного подтянули его ближе к днищу полуприцепа, чтобы снизить нагрузку на этот мост. И вот теперь у него отказал компрессор (сжатый воздух необходим для тормозов). Мы оставили водителя с машиной на дороге и покатили дальше одни. Заказанный груз и без того шел на завод Екатеринбурга с опозданием. Ну, ничего, тот свяжется по мобильному телефону со своим предприятием или автосервисной мастерской, заменит или отремонтирует компрессор и вернется домой в Москву порожняком.
         Нашего водителя зовут Максим. Он небольшого роста, худощав и волочит при ходьбе правую ногу. Весь он в шрамах и наколот татуировками. За те полдня, которые провели сегодня вместе, мне показалось, что он человек добрый, спокойный, работящий и расторопный. Однако Максим сам нам рассказал, что «мотал срок» и в молодости был буйным хулиганом. Живет теперь он в Москве, в Черёмушках, имеет квартиру и работает на автопредприятии, владелец которого его сосед.
         Ехали мы всю ночь, порой останавливались, чтобы Максим мог немного отдохнуть. Вес груза и автомобиля около 40 тонн. Поэтому двигатель автомобиля работает на подъёмах на пределе своей мощности. Максим часто переключает скорости. Узкая магистраль, глубокие колеи в асфальте, ночная дорога с оживленным транспортным движением очень утомили его. Он не спит уже вторую ночь, а днем, как известно, был занят ремонтом автомобиля.
         В кабине французского «Рено» мне и Александру вздремнуть не удалось. В не совсем заполненной цистерне жидкость переливалась вперед, назад и в обе стороны. От этой болтанки прицеп трясло и дергало, да так, что я прыгал на мягком сидении, как мячик и еле удерживал себя обеими руками за сидение и дверь кабины. Порой я бессознательно проваливался на секунды в сон, но приходил в себя сразу при очередном подскоке. Этой тряски не было бы, если бы французский «Рено» имел независимую подвеску кабины, но…
Наши велосипеды, затянутые веревками наверх цистерны, мы привязали к крышкам люков прочно. И все же мы боялись, что от такой тряски перетрутся веревки, и мы их потеряем в пути.
         15. 07. 12г. – воскресенье – 12 день. Утро. Позади Оренбургская область, Татарстан, Башкортостан. Еще полста километров, и вот уже Урал.
Пробили заднее колесо при заезде на АЗС. Поменяли на запасное. Залатать брешь ни в одной вулканизационной мастерской не берутся. Каждая из них специализируется на определенном типоразмере покрышек, а у нас она бескамерная.
         Перед г. Аша Максим не выдержал испытаний, выдохся и скис. Он решил часа два поспать, т.к. боялся, что уснет за рулем, что уже было с ним однажды, и он чудом не столкнулся со встречным автомобилем, а, вернее, столкнулся, но лишь зацепил его, снёс зеркало заднего вида, помял дверь кабины. Нам Максим предложил погулять в округе, но мы решили продолжить путь по Уралу на велосипедах. Сняли их с цистерны, навьючили велобаулы, и тут же, на площадке встретили двух велотуристов из Тайваня. Они экипированы классно: китаец – на велосипеде с одноколесным прицепом, а девушка с европейскими чертами лица – с велорюкзаками на передней оси и заднем багажнике. Сфотографировались с ними.
         Проехали до первой встречной речки, спустились под мост, искупались, постирались, приготовили на костре еду, пообедали и, расстелив на галечнике коврики, проспали около часа.
         Дорожные условия для езды на велосипеде  и на Урале нелегкие. Движение интенсивное, шоссе узкое, а теперь ко всему прибавились еще и горные подъемы. К тому же дорожники затеяли ремонт моста. Образовалась двухсторонняя пробка длиной в три километра, и потому нам пришлось ехать по усыпанной щебнем обочине.
         Заночевали в лесу, отъехав от шоссе по лесовозной дороге метров пятьсот. Палатки поставили у огромного 300-400-летнего дуба. Опять с питьевой водой проблема. Найденная 3-х литровая фляга, наполненная водой, оказалась с явным запахом бензина. А еще к биваку приблизилась дождевая туча и начал накрапывать дождик. Прошлось навесить тент из полиэтиленовой пленки. Но туча обошла нас стороной, а от дождя в небесах образовалась многоцветная радуга.
        Спали крепко, ведь прошлую ночь не спали вовсе. Горная дорога утомила нас. А еще  мы заварили чай, собранными тут же, душицей и зверобоем. Душица успокаивает нервную систему, и заваренный ею чай полезен перед сном.

                Южный Урал. Июль 2012 г.
         Вновь весьма долгий и изнурительный подъем, а затем не менее длинный и скоростной 6-ти километровый спуск к городу Юрюзань. В 1999 г. в этом городке я ночевал в вагончике-сторожке на контейнерной транспортной базе. Теперь это место не узнать. Построена новая дорожная развязка, кафе и пр. Жители Юрюзани обслуживают ж/д магистраль. На перекрёстке к Юрюзани продают самовары. Спросили у сего торговца, где можно набрать питьевой воды.
         - Зайдите в кафе. Для питья не откажут, - посоветовал он.
Наполняя в кафе водой «торпеды», мы поговорили там с парнем, и он сам предложил довезти нас до Миасса. Таким образом, на авто мы перевалили через гору и перевал Уреньга и оказались в Азии. В 1999 г. путешествуя на Д. Восток мне здесь пришлось туго. Я попал в зону циклона. Снег, ветер, холод вполне могли погубить меня. Автомобили на моё голосование не реагировали. К счастью, на вершине перевала я обнаружил кафе, и меня впустили на ночь в товарный склад. А утром я спускался с Уреньги пешком по заснеженному склону в двенадцатиградусный мороз 10 км.
         Водитель рассказал, что зимой здесь порой бывают заторы автомашин, длиной в 10 км. Сегодня же мы легко и просто миновали сей горный перевал, и также легко добрались почти до перекрестка к г. Миасс. Всего проехали около 150 км. В 23 часа местного времени мы сошли у озера, не доехав до поворота на Миасс 14 км. Ужинали без костра. Наспех поставили палатки и безмятежно уснули. Спали прекрасно, и утром просыпаться не хотелось.
Проехали за день 70 км. на вело и 150 км. на авто.

                Самый дешевый вид транспорта
                Россия. От Пугачева до Волгограда
                30, 31 июля и 1 августа 2012 г.
          Железнодорожный вокзал. Узнаю в справочном бюро, что через станции Лихая из Самары в сутки проходит четыре поезда. Стоимость одного купейного билета 4900 рублей. Это приблизительно 2/3 моей месячной шахтерской пенсии. Вот так, самый дешевый вид транспорта стал для многих людей недоступным. А расстояние всего-то 800 – 900 км. Сколько же теперь стоит билет из Москвы до Владивостока?
         Решено продолжить путь своим ходом, и по возможности, использовать автостоп. Выехали из Самары к мосту через протоку, и далее через окраины Куйбышевска на шоссе Самара -  Саратов - Волгоград. Едем по левому берегу Волги до Саратова, т.е. той же дорогой, что и к Уралу.
         Удалось с помощью передвижного патруля ДПС сесть в КАМАЗ, который провез нас 50 км. Еще нас подвез 20 км грузовой «Мерседес». Но у него кончились горючее и деньги, и он на автостоянке, у заправочной станции стал на прикол ждать перевода денег.
         Еще одна попытка сесть в попутную машину с помощью ДПС не удалась. Зато в следующей получилось. Патрульные ДПС не отказались помочь нам, но во все, останавливаемые в течение получаса машины, нам сесть не удалось.  Последним автомобилем, который остановил патрульный, был бортовой ЗИЛ-130.  Мы спросили водителя, куда он едет. Он ответил, что едет в г. Пугачев, до которого всего 20 км.
        - Садитесь. Подъедете хоть немного. Мы уезжаем, - сказал нам патрульный.
         Они сели в патрульную машину и укатили. Мы были разочарованы таким поворотом событий. Но в кабине автомобиля нас ждал сюрприз. Оказалось, что водитель едет в Волгоград, а в Пугачеве он намерен заночевать. К вечеру мы доехали до Пугачева, и там, на охраняемой полицией автостоянке, заночевали.  Шофера зовут Александр, у него есть газовый примус, на котором приготовили еду. Ужинали в кузове в компании еще одного водителя «Газели». Этот переезжал со всеми пожитками на постоянное жительство из Казахстана в Белоруссию.
Палатку поставил в кузове, а мой попутчик Александр улегся спать на палатке под открытым небом. Водитель же ночевал в кабине.
        Шофер Саня человек добрый, общительный, и мы с ним проехали сегодня по левобережью 200 км. до Саратова, и еще 200 км. по правобережью до Камышина. Обедали, заехав в лесопосадку. Готовили вновь на газовой плите. Ночевали у Камышина на охраняемой площадке. Купили к ужину бутылку водки, помидоров, угостили водителя. На автостоянке много фургонов американских, немецких, французских, есть рынок, магазины, кафе, автомастерские. Ничего этого в советские времена здесь не было.
        На пути в Поволжье много бахчей. Арбузов и дынь еще больше, и они не дорогие. Купили и съели арбуз и мы. Ночью гул моторов, визг тормозов, механизмов и прочие звуки. Кто-то заезжал на стоянку или, наоборот, уезжал с неё. И так до утра.
        Продолжаем путь автостопом, т.е. бесплатным видом транспорта. От Саратова едем теперь по правобережью Волги. Дорога здесь с постоянными спусками и подъёмами. Каждая такая волна имеет длину в несколько километров. Хорошо ехать с горы на велосипеде, но зато тяжело на подъёмах. А ведь спуск, благодаря большей скорости, недолгий, а пыхтеть наверх гораздо дольше. В общем, повезло нам, что мы этот участок пути проехали на автомобиле. Перед Волгоградом остановились покупаться в Волге. Вода цветет микрофлорой, т.е. она зеленая.
        Волгоград. На въезде в город мы распрощались с водителем Сашей. Ему через плотину ГЭС в Волжск на завод. Там он должен загрузить кузов кремнем, и повезет его в Пермь, из которого там изготовят абразивы. Нам же теперь на запад через Калач, Суровикино, Морозовск, Бел. Калитву, Гуково к дому.

                Последний день путешествия
                Россия. По Ростовской области.
                3 августа 2012 г.
         На велосипедах проехали совсем немного. У автостоянки и кафе увидели два самосвала МАЗ. Их водители стояли вместе. Я спросил их:
         - Подвезете?
         - А вам куда?
         - Да хоть куда, – сказал я без всякой надежды. Нам в сторону шоссе Ростов – Воронеж – Москва.
         - Ну, загружайтесь. Мы едим за углем в Гуково.
         - И нам туда же. К таможне. Мы с Украины, с Красного Луча.
         - Знаем. Не раз подвозили таких, как вы. Путешествуют автостопом, и им все равно куда ехать, лишь бы ехать.
         - Не. Мы теперь домой. Ездили на Урал.
         - А что у вас там родственники?
         - Нет. Просто захотелось посмотреть Урал.
          Мы загрузили в пустой кузов велосипеды и рюкзаки, привязали их резинками, а сами сели в разные кабины. Александру попался неразговорчивый шофер, а мой наоборот… Рассказал, что покупает в Гуково донбасский уголь, который затем продает в селах. Из Луганщины  в Гуково на базу уголь приходит в железнодорожных вагонах. Розничная цена угля в полтора раза выше, чем у нас, в Красном Луче. Еще у этого водителя проблема с лишним весом, живот мешает крутить баранку, и он теперь на диете. Я посоветовал ему купить велосипед, и сказал, что за месяц потерял 12 кг веса, но тот отнесся к моему совету скептически.
         Высадились мы в двух километрах от пограничного перехода. Проблем с пересечением границы не было. Еще 20 км пути на велосипедах, и мы на станции Должанская в Луганской области. Это рядом с г. Ровеньки. Три часа ожидания электрички, два часа езды на ней, и мы в Штеровке. Еще не темно, но уже вечер. До Красного Луча 15 км, а это на велосипеде час езды. В родной Красный Луч прибыли ночью. На перекрестке улиц я расстался с Александром, и через полчаса прибыл к родному дому. Жена рада моему возвращению, но еще большую радость проявлял мой пёс Мишка.

                По Казахстану в теплушке
                Прикаспийская низменность.
                28 мая 2007 г.
          В Индерборском есть тупиковая железнодорожная станция, но она только товарная, и отсюда не ходят даже местные пассажирские поезда. У начальника станции выяснили, что вечером на Макат будет идти товарный поезд. Искупались в реке Урал, а потом вновь вернулись на станцию. Я завалился в тени спать, а Александр клеил камеру колеса велосипеда и отвечал на вопросы рабочих. В 23 часа, когда стемнело, к станции подогнали тепловоз с двумя вагонами. Один из них загружен керамическими изделиями местного производства, а другой прицепили специально для нас. Подобная забота в наших краях была бы невозможной. Ведь это прямое нарушение служебных инструкций.  Но для казахов внимание и отзывчивость к путникам - это норма. Мы забросили в крытый товарный вагон свои велосипеды и рюкзаки, раскатали на пол рулон картона и проспали под монотонный перестук колес до утра. Поезд шёл медленно. Перед станцией Макат машинист остановил поезд, и мы в поселок въехали своим ходом.

                Дорога с дурной славой
                Казахстан.
                1 июня 2007 г.
         Дорога Атырау - Актюбинск представляет собой попеременный набор участков с асфальтированным и грунтово-щебневым покрытиями. Проехали по ней 20 км своим ходом, а затем нас подобрала попутная машина. На этом КАМАЗе мы ехали до вечера. Дорога ухабиста и разбита. Машина шла чаще не по грейдерной насыпи и разбитому асфальту, а по полевым дорогам, проложенными в степи водителями параллельно основной. Тряска, жара, пыль сопутствовали весь день. Правда, водители встречных машин  при приближении к нам сбавляли скорость или уходили в сторону. Ехать за рулем по такой дороге очень сложно. Водитель часто резко тормозил, переключая передачу, затем вновь разгонял автомобиль, и  так повторялось  в течение дня сотни раз. Кругом необъятные степные просторы. Населенных пунктов на пути немного. Дорога в районе Сагиза имеет дурную славу грабежей машин. За день мы проехали всего две с половиной сотни километров. Вечером нас высадили у небольшой речки и моста. Там и заночевали.

                В эвукационном вагоне
                Казахстан. Кандыагаш – Челкар.
                3 июня 2007 г.
         На следующий день двигались на велосипедах от Кандыагаша к Эмбе. В степи немало интересных растений, и мы увлеклись фотосъёмкой. В районе Эмбы есть нефтегазовое месторождение, видны скважины с насосными установками. Перед поселком Эмба хозяин местного карьера Рамид пригласил нас заехать к нему на ужин и ночлег. Но это предложение реализовать не пришлось из-за того, что сели в пригородный поезд на Челкар. Народу при посадке много, но нас впустили по распоряжению бригадира в совершенно пустой вагон, который проводник назвал эвакуационным. Кого и куда эвакуировали в нем для нас осталось загадкой.
         Пересекли горы Мугоджары. Железная дорога здесь проложена так, что образует почти замкнутое кольцо. Мугоджары – горы невысокие, не скалистые, сухие. Лишь изредка меж гор видны небольшие рощицы берез и карагача.
Прибыли в Челкар в 22 часа 30 минут. Темно. Выезжать ночью из городка не рискнули. Челкар, наряду с Сагызом и Иргизом, в Казахстане славится бандитизмом и разбоями. Завели велосипеды в зал ожидания вокзала и устроились там на ночлег. К полуночи пассажиров в зале ожидания не стало. Они сели в поезда, а мы остались в пустом вокзале с бомжами, алкоголиками и бродячими уголовниками. Эти люди стали приставать к нам с расспросами, но потом им это надоело, и они начали просить у нас денег. Поскольку наш внешний вид не намного отличался от их, то нам не трудно было убедить этих людей в том, что мы сами испытываем нужду в деньгах. Спали по очереди. Вначале три часа подремал в кресле я, а затем Александр. Бомжи же спали прямо на бетонном полу под рядами кресел. Глубокой ночью дежурный полицейский проверил у нас документы, а также выгнал с вокзала всех бомжей. В зале ожидания мы остались одни.

                По безжизненной степи.
                Казахстан. Челокар – Иргиз и далее.
                4 июня 2007 г.
          Выехали из Челкара на Иргиз. На всём, 156-ти километровом пути здесь нет ни единого селения. Местность полупустынна. Лишь изредка  можно увидеть в стороне от шоссе фермерские хозяйства, да небольшие стада верблюдов. На плоской поверхности степи они видны издали. С их тел свисают длинные клочья линяющей шерсти. В степи ни тени, ни ручейка. Погода солнечная, сухая, но прохладная. Ветер попутный, северный. С трудом верилось, что еще день назад мы страдали от жары. Степь ровная. В ней ни единого кустика. Суп и чай готовили на костре, топливом для которого были всё те же верблюжьи кизяки. Иного топлива здесь не найти. Машины идут по дороге редко, да и те чаще легковые. За час проезжает одна-две машины. Только вечером, шедший с прицепом КАМАЗ подобрал нас на дороге и вывез  на шоссе, идущее к Аральску, Кзыл-Орде и далее в страны Средней и Центральной Азии. Эта трансазиатская магистраль в этом районе весьма сильно разбита колесами тяжелых автофургонов. Местность в районе Иргиза пустынна и безжизненна. В ней соры – мелководные обширные озера, вода в которых от растворённых солей мутно-белая. Пресной воды  не найти. Разработанный мною маршрут от Иргиза должен уходить в степи, где расположен космодром Байконур. Но водитель КАМАЗа сказал:
         - Там пески, людей нет, воды нет. Вы там не пройдете.
         Решено изменить маршрут, хотя это удлинило его на три сотни километров. Мы проехали на автомашине по трансазиатскому тракту еще с сотню километров, и ночью высадились у придорожной чайханы. Быстро поставили палатки и, не ужиная, улеглись спать.

                Из Прикаспия в Приаралье.
                7 и 8 июня 2007 г.
          Утром встретили пилигримов, двигавшихся на велосипедах из-под Ташкента в саудовскую Мекку. Считается, что каждый мусульманин должен посетить хоть раз в жизни священную Мекку, где находится Кааба - главная святыня мусульманского мира. Двое пожилых паломников-узбеков двигались к портовому казахскому Актау. Там они намерены сесть на паром и переплыть Каспийское море. Затем их полугодовой маршрут должен пройти через Азербайджан, Иран, Турцию, Сирию и Саудовскую Аравию. Лица пилигримов Ислама поросли жидкими азиатскими бородками и постриженными усами. Согласно мусульманским правилам, бороды стричь нельзя, а вот усы, наоборот, нужно подстригать так, чтобы они не мешали приёму пищи. Тащили на велосипедах и в тяжело нагруженных прицепах узбеки всё, что им было нужно и ненужно не только летом, но и зимой. Ведь в Мекку они рассчитывали добраться только до конца года. Возможно, и сейчас эти бедняги тащатся где-то по пустыне Аравийского полуострова. Продвигаются они тяжело и медленно. В день проезжают всего 20 – 30 километров.
         И сегодня день ветреным. Ветер в Казахстане явление обычное. Вопрос лишь в том, попутный он или нет. Если попутный – он помощник. Если встречный – создает немалое сопротивление движению. Ведь сопротивление воздуха в этом случае пропорционально скорости ветра и скорости движения велосипедиста. Но сегодня нам повезло. Ветер дул нам в спины, и мы ехали быстро.
         В полуденный час увидели в стороне от шоссе большой полуразрушенный мавзолей. Свернули к нему. На невысоком холме стоит древнее сооружение, сложенное из сырцового кирпича. Казахи говорят, что в старину в глину кирпичей для прочности добавляли не только траву, конский волос, но и кумыс. Это хоть как-то защищало мавзолей от воздействий атмосферы. Но время всё равно делает своё дело. От дождей и снега, постоянных ветров купол мавзолея рухнул. Остались стоять лишь развалины стен, да массивный арочный вход, пройти по которому можно только полусогнутым. Узкий и низкий проход по такому коридору построен так специально. Каждый входящий в мавзолей, хочет он этого или нет, нагибается, кланяется, кто бы он ни был, тем самым, выражает уважение  усопшим.
          Огонь для приготовления еды развели всё на тех же сухих верблюжьих кизяках. После обеда устроились, кто, где дремать. Александр нашел тень подле стены, а я забрался  вовнутрь мавзолея. Там зияло три темных дыры могил. Ведь мусульмане покойников в могилах не зарывают, а устраивают над ними перекрытия, и лишь потом насыпают холм или выкладывают из таких же сырцовых кирпичей надгробие.
          Вечером нам опять повезло, а вернее нас повезли. Нас подобрали  шоферы перегоняемой колонны новеньких автобусов. Проехали Байконур – город, который обслуживает российский космодром. Он справа от шоссе. А центр управления полётами стоит слева от дороги. Несмотря на то, что мы ехали в большой колонне, Александру удалось уговорить водителя автобуса остановиться на несколько минут, и он заснял видеокамерой купол и антенны центра управления пилотируемых космических аппаратов. Сам космодром находится далеко от шоссе. В этом регионе Казахстана простирается красноглиняная полупустыня, где практически нет селений, где солончаки, плоская степь и скудная растительность. Здесь бедные почвы и нет пресной воды даже в глубоких колодцах и артезианских скважинах.
         В Кызылорду въехали в три часа ночи. Водители принялись приводить в порядок новенькие автобусы, чтобы затем передать их в автопарк. И мы тоже в благодарность за бесплатный проезд стали им помогать мыть машины. Затем все улеглись в салонах автобусов спать. Этим и закончилось наше путешествие из Прикаспия в Приаралье.

                Казахский мелкосопочник
                18 июня 2007 года
         Утром выезд из Каркаралинска. Мы проехали 70 км по асфальтированной дороге, идущей по межгорным впадинам, а дальше пошла дорога грунтовая. Сопки здесь разные: гладкие, покрытые травой или каменистые, с гранитными останцами. Далее 100 км тянется грейдерная дорога, по которой носятся, поднимая пыль, крупнотоннажные КАМАЗы. Перевозят они по этой дороге медную, цинковую и золотоносную руду. Дорога хорошо накатана, но в дождь по ней не проехать – глина. На сопках  и в межгорных впадинах растёт только трава, и нет здесь ни единого деревца или кустика. Рек тоже нет. Лишь у аула Буркутты протекает речка Талды. Здесь мы пополнили свой запас воды. За мостом стоят два древних мавзолея. На изгороди повязано множество белых тканевых полос. На этой дороге нет придорожных чайхан и даже фермерских хозяйств. В одном месте мы помогли водителю КАМАЗа забросить в кузов автомобиля отвалившийся задний борт. В другом – водитель сам остановился и предложил подвезти нас до перекрёстка к посёлку Кайнар. Проехали на этом грузовике 60 км, и заночевали у перекрёстка. Там стоит белый домик чайханы. Взрослых людей в нем не было. Двое мальчишек накормили нас вермишелью с мясом и напоили чаем с молоком. Мы угостили их килькой, копченой рыбой, изюмом и орехами в сахаре. В итоге за этот день проехали 110 км. Казахский мелкосопочник в этом крае поражает своей необычностью ландшафта. Необычность не в сопках, а в разнотравных, а потому разноцветных межгорных впадинах. Впадины обширные, ровные, как футбольные поля, только размером они в десятки и сотни раз больше.

                В центре Азии
                Россия. Тыва.
                9 июля 2007 г.
         Клееная, переклеенная камера вновь спустила воздух, и ехать своим ходом было нельзя. Постовые пообещали посадить меня в попутный автомобиль, но машин с утра нет  – ночью никто через горы и перевал из Хакасии в Тыву ехать не решается. Лишь в 12 часов подъехал к шлагбауму ГАЗ-66 с экспедицией радиационного замера местности из Новосибирского Аккадемгородка. Крытый кузов машины  завален снаряжением, приборами, продовольствием и забит людьми. Свободного места практически нет. Поэтому они не захотели меня принять в свой коллектив, но гаишники настояли на своём, принудили взять меня, и они потеснились, найдя место не только для меня, но и для моего велосипеда и рюкзака.
         Дорога здесь проходит еще через один невысокий перевал. Горы в этом районе сухие с безводными впадинами, вдали видны заснеженные горы Алтая. Там, где есть хоть какая-то речка или ручей, стоят юрты скотоводов. Скот: коровы, лошади, овцы.
         Вот так, в тесноте, но не в обиде, я оказался в Ак-Довураке и республике Тыва, которая лежит в  географическом центре Азии.

                Перевал Нулевка.
                Западный Саян.
                15 июля 2007 г
         Утром, не выходя из вагончика, заклеил камеру заднего колеса. Постовые ГАИ накормили меня завтраком и предложили подняться на перевал на машине. Но сесть в попутку быстро не удалось. Автомашину ждать пришлось довольно долго. В конце концов, меня посадили в КАМАЗ, кузов которого был с горой нагружен металлоломом. Велосипед затащил наверх металлолома и привязал, а сам сел в кабину. Подъем на перевал долгий и крутой. Перевал Нулёвка весьма живописен. Окружают его  и скалистые и махровые горы  оригинальные по форме, одна из них похожа на палатку. Здесь заповедник.
        На перевале Нулевка погиб вместе с другими пассажирами вертолета генерал Лебедь, бывший губернатор Красноярского края (его брат губернатор Хакассии). При перелете через перевал вертолёт задел провода ЛЭП и рухнул на землю. Говорят, что вертолет был перегружен, и поэтому не смог набрать в нужный момент высоту над перевалом и ЛЭП.
        На перевале есть смотровая площадка, с которой открывается  не только величественная панорама Саян, но и   видно глубокое ущелье, глубина которого около километра. Вдоль него и пошла вниз дорога с перевала. Сразу мы проехали в акведуке, а потом со спусками и подъемами понеслись вниз.  Машина, тяжело груженная металлоломом, визжала на спусках тормозами,  а на подъёмах напряжено гудела мотором. Мы дважды останавливались, чтобы дать время остыть тормозным барабанам и колодкам колёс. От их нагрева плавилась и дымила в подшипниках ступиц смазка. Вождение груженого автомобиля в горах дело сложное, опасное и требует навыка. Нужно знать, где тормозить, а где дать машине разогнаться на спуске, чтобы, используя энергию инерции, как можно выше заскочить на подъёме.
         Горы Западного Саяна здесь лесисты. Крутые склоны поросли густой темнохвойной тайгой с примесью березы. В тайге густой подлесок из багульника. На обочинах дороги цветет иван-чай. В межгорных ущельях текут шумные и бурные реки. Места дикие, необжитые. Деревень на пути нет.
Водитель вез металл в Абакан, но меня он высадил в с. Танзыбей, а сам заехал в Покровку к знакомым. Снимая с кузова велосипед, у меня с нагрудного кармана выпал бумажник, в котором находились 600 руб., пенсионное удостоверение и пр. Он  лежал на самом дне кузова среди металла, но я его, после поисков, не обнаружил, да и не был уверен, что потерял его именно в кузове автомобиля. Бумажник мог выпасть и раньше, когда я выходил из авто на стоянках. Я был огорчен потерей, но к счастью, когда я уже прекратил поиск и отошел с велосипедом от КАМАЗа, шофер обнаружил на дне кузова мой бумажник, и мы с помощью проволоки достали его.

                Гидростопом через Каспий
                Туркмения – Азербайтжан.
                14 - 15 октября 1989 г.
         Красноводск. Я и мой девятилетний сын поехали на велосипедах осматривать город. Узнали, что паромы из Красноводска в Баку идут часто (раз в сутки). В Красноводске есть нефтеперегонный завод, рыбный и торговый порты. Расположен город в заливе и окружен невысокими и голыми горами-сопками. Побывали в парке, у моря на набережной, в рыбном порту, в музее истории, в мемориальном музее 26-ти бакинских комиссаров, на рынке. В Красноводске в этот день проводилась ярмарка. Здесь нет свободной продажи сахара и конфет, как в других областях Туркмении.
         Обследовав город, мы направились в порт. У причала стоит огромный железнодорожный паром. В его трюм загоняют железнодорожные вагоны и автомашины. Билетов на этот паром не продают, т.к. он грузовой, а на следующий рейс они уже проданы. После разведки мы нашли лазейку и затащили свои велосипеды в трюм. Поставили их в укромном месте, закрепили, а сами поднялись на верхнюю палубу. Пассажиров мало - только шоферы и сопровождающие груз люди.
         После погрузки паром отчалил, и это радовало нас. Прощай Средняя Азия, Туркмения, Каракумы и Красноводск. Не выкинет же нас команда за борт, когда обнаружат наше нелегальное проникновение на паром. Нас «вычислили» сразу. Заплатили по 10 рублей за себя и 10 рублей за велосипеды. Всего 30 рублей. Надо учесть, что обслуживают паром азербайджанцы, а это жадные до денег кавказцы.
         Начало неплохое. Выходил паром из залива в море тихо.  Паром сопровождают чайки, а мы им бросали кусочки хлеба. Обследовали снизу доверху паром. Зашли в кафе. Съели по порции какого-то азербайджанского блюда, выпили чаю. На судне есть видеосалон, два салона для пассажиров. Есть и каюты, сауна, душевая.
        Вышли в открытое море, и тут началось. Паром огромен, но волны его все же раскачали. Начался шторм. Вначале это забавляло нас. От ударов больших волн о правый борт образовывалась пена и брызги, которые порой долетали и до палубы. Первым ощутил морскую болезнь Юра, а затем и я. Сын несколько раз бегал из салона в туалет. Его тошнило. Шторм нарастал. Ходить по парому, не держась за что-либо, стало невозможно. Очень хотелось спать, и мы задремали в креслах салона. После полуночи нам стало холодно. Ведь свитеры и куртки остались в трюме, в  рюкзаках на велосипедах. В трюм же во время рейса никого не пропускают.
         Из Красноводска вышли в 13 часов 30 минут. Причалили в порт Баку в 2 часа 30 минут. Итого плыли по Каспию 11 часов. Расстояние 310 км.
Начали выезжать из трюма машины. Мы тоже выкатили свои велосипеды, и в числе первых. Ночь. Выезд из порта в город свободный, без каких-либо проверок и контроля. Ориентировались в Баку по дорожным указателям. Прохладно. Надели куртки. Улицы ночного Баку пустынны. Остановили прохожего и спросили «Где центр города?». «А вот это и есть самый, что ни есть центр» - ответил он.  Это было у мемориала 26-ти бакинским комиссарам и у республиканской библиотеки имени М.Ф. Ахундова. Хотелось нам лучше познакомиться с Баку, да забастовки, беспорядки и погромы армянских семей к этому не располагали. Выехать бы благополучно из Азербайджана! Центр города патрулируют наряды милиции.
        На железнодорожном вокзале узнали расписание поездов. На Ростов поездов идет несколько. Билеты в свободной продаже есть. Стали искать багажное отделение. Нашли его с трудом. Оно находится на самом отшибе станции, и далеко от вокзального перрона. Пришлось перетаскивать велосипеды через несколько рельс. Место отстоя пассажирских поездов усыпано стеклами окон. Много разбитых погромщиками вагонов.
        Велосипеды в багаж у нас принимать до утра отказались. Грузчики  же попросили наркотиков, узнав, что мы прибыли из Туркмении.
        - Не может быть, чтобы у вас не было гашиша, - сказали они нам.
        Не хотелось тащиться назад к вокзалу  с велосипедами, и я начал просить и спорить с приемщиком. Удалось уговорить его принять велосипеды в багаж. Рядом с багажным отделением стоял тогда вагон с заключенными. К вагону подъезжали «воронки», и зэков пересаживали в машины. Нас предупредили, чтобы мы близко к этому вагону не подходили.
        - А то вас могут солдаты подстрелить, - сказали грузчики багажного отделения.
        Но все же, когда мы шли по помосту, нам удалось заглянуть в окна зэковского вагона. На окнах решетки. Вместо дверей купе тоже решетки. В проходах стоят солдаты. В купе на полках есть постели.
Билеты взяли на поезд Тегеран – Москва на 8 часов 00 минут. Начался дождь. В Баку уже не лето. Народ одет по-осеннему.
        В купе с нами ехало двое азербайджанцев. Везли они десять ящиков гранат в Ворошиловград. Но нам они врали, что едут к сыну в воинскую часть.

                Опять через Каспий.
                Из Туркмении в Азербайджан.
                3 мая 1997г.
         Ныне Красноводск стал городом Туркменбаши. Морской вокзал. Бакинский паром стоит под погрузкой. Как сесть на паром? Сделать это теперь не так просто, как раньше. Теперь все подходы к причалу огорожены высоким металлическим забором, и попасть туда можно только через таможню и с билетом. Билет на паром в советские времена стоил 10 рублей, теперь – 25 долларов.
         Обратился к начальнику таможни. Объяснил ему кто я, и откуда еду. Стал убеждать его, что не могу заплатить такую сумму денег за билет. Думал, что и здесь это не поможет, и будет, как в Мурманске. Там мне сказали: «Это Ваша проблема». Но я ошибся. Таможенники согласились пропустить меня без билета на причал.
         - А там с паромщиками разговаривай сам, - сказал начальник таможни.
Я пытался незаметно проскользнуть с велосипедом в трюм парома, но меня сразу задержали. В огромный трюм загоняли железнодорожные вагоны и автомашины.
        - Могу заплатить только 50 тысяч русских рублей, - сказал я.
        - Ладно, хватит, - сказал человек из команды.
         Это небольшая сумма, но больше дать им я не мог. Нужно было оставить себе немного денег на хлеб. У меня осталось всего сорок тысяч рублей. А путь домой ещё долгий.
         Загнал велосипед в трюм, привязал его к металлоконструкции на случай качки судна в шторм. Вспомнил, как мерз на пароме в ноябре в 1991 года в своем первом плавании через Каспий, поэтому кроме сумки с едой взял с собой и теплую куртку.
        «Итак, я на пароме, а значит, преодолею главное препятствие путешествия – Каспийское море. Ведь в противном случае, если бы я не смог сесть на паром, то пришлось бы ехать назад, и опять же через безводные степи Устюрта. Но я на борту парома, и это плюс» - подвел я итог.
         Погода отличная. Все пассажиры собрались на верхней открытой палубе. Там стоят лавочки, столы и есть чайхана. С палубы теплохода виден весь залив, город Туркменбаши и поселки Уфру и Джангу. С севера залив окаймляют невысокие горы.
        Отплыли. Вышли из залива в открытое море. Меня пригласил пообедать вместе азербайджанский журналист, с которым я познакомился на таможне. Он угостил меня водкой и солениями. Я разрезал вяленого леща.
         На пароме есть отдельные каюты, бар, кафе, чайхана, сауна и прочие заведения услуг. Но я устроился, как и большинство людей,  в обычном пассажирском салоне. Таких салонов на судне два. Свободных мест предостаточно. Кресла – как в самолете. Подняв подлокотники – можно лечь, что все к ночи и сделали, хотя табличка предупреждала «На креслах не лежать!».
         В салоне я познакомился с группой азербайджанских мужчин из города Али-Байрамлы. Вместе ужинали, играли в «дурака». Ночь прошла на этот раз в море спокойно. Море, на редкость, было тихим, и паром шёл плавно, без качки.
К Баку подошли в четыре часа утра. С полчаса простояли на рейде. «Ну, вот, всего одна ночь, и я из Средней Азии перебрался на Кавказ» - подумал я.
Пока стояли на рейде, у меня была возможность любоваться залитым электрическими огнями Баку. Со стороны моря город очень красив. Весь залив, вокруг которого дугой расположились городские кварталы и набережная, сиял отраженными огнями. Вспомнилась некогда популярная песня  «Вечерний Баку».
         Причалили. Спустился в трюм с водителями автомашин. Сошел с теплохода на причал первым. Прошёл тройную пограничную проверку. Контроль здесь был строгим. Ведь Азербайджан в состоянии войны с Арменией. Сейчас опять нарушено перемирие и в Карабахе начали стрелять. Вначале «попал в руки» пограничников. Они сверили мои паспортные данные с какими-то списками. Далее я попал под контроль таможни, которые работали уже с моим паспортом и своим компьютером. Потом была ещё одна проверка – полицейская.
        И вот, наконец-то, я свободен. Все остальные пассажиры толпились ещё за оградой порта. Узкая и  по-азиатски плотно застроенная улица от причала вывела меня в город. Было раннее утро. Горел рассвет. Начинался новый день.  «Что нам готовит день грядущий?…», - мысленно процитировал я А.С.Пушкина, и отправился осматривать столицу Азербайджана – город Баку, с которым не удалось познакомиться в 1989 году.

                Пасхальный «военстоп».
                10, 11 и 12 апреля 2015 г.
                Красный Луч
         Гражданская война в Донбассе не прекращается почти год.  Активные боевые действия сейчас не ведутся. Два крупных окружения украинских силовиков под Иловайском и Дебальцево, где они потеряли много бронетехники и живой силы, охладили пыл фашистской хунты, и в Минске, при участии президентов России, Германии и Франции, были подписаны договоренности. Первым пунктом в них записан отвод крупнокалиберного вооружения диаметром свыше 100 мм., и соблюдение «режима тишины». Украинская сторона эти договоренности не соблюдает, и по-прежнему применяет тяжелую артиллерию, минометы и стрелковое оружие на линии разграничения. Ежедневно обстреливаются донецкий аэропорт, поселок Пески, на юге ДНР – село Широкино и др. В ЛНР, меж Луганском и Станично-Луганским взорвали автомобильный мост через Северский Донец. Стреляют из минометов и стрелкового оружия по уже разрушенным Первомайску, Славяносербску, Пятихаткам. Нацистские карательные батальоны «Айдар», «Азов», «Днепр», «Торнадо» и другие отказались выполнять Минские договоренности по соблюдению «режима тишины». Поэтому на линии фронта и сейчас гибнут не только солдаты Новороссии, но и гражданское население. Обстреливают снайперы и минометные расчеты даже представителей международной организации ОБСЕ. Совсем недавно, сопровождавший их журналист, подорвался на мине-растяжке, поставленной диверсантами в Широкино. В Киеве, да и во всей Украине совершаются политические убийства неугодных киевской власти. Последим пал от пуль УПА в Киеве известный писатель и журналист Олесь Бузина.
        Красный Луч находится в тылу ЛНР. Ближайшая точка линии фронта находится меж Дебальцево и Артемовском, и теперь нам не слышны раскаты артиллерийской канонады фронта. Но это не значит, что в городе течет спокойная и мирная жизнь. Порой по вечерам слышны автоматные очереди – это вылавливают украинских диверсантов.
         Прошла и смена власти. Казаки скомпрометировали себя вымогательством денег с предпринимателей, укрытием и сбытом российской гуманитарной помощи. И здесь не обошлось без крови, т.к. казаки оказали сопротивление сотрудникам службы безопасности ЛНР.
        Вся Новороссия в финансово-экономической блокаде. Затруднена поставка продовольственных товаров с Украины. Цены на продукты  выросли в разы, и они теперь выше, чем в Москве. Разрешено свободное хождение  в торговле не только гривен, но и долларов, евро, рублей. Уже начата выдача пенсий в российских рублях. До нас они пока не дошли.
         После заключения второго перемирия, в районе меж поселком Н. Павловка и селом Есауловка образован Новопавловский военный полигон. На нем артиллерийские подразделения, отведенные от линии фронта, упражняются в стрельбах из гаубиц 152 калибра, самоходных артиллерийских установок (САУ) «Гвоздика», установок залпового огня «Град», проводятся тактические учения с участием боевых машин пехоты «БМП-2». Стреляют ежедневно: в будни, выходные  и праздничные дни независимо от погоды. Эти артиллерийские стрельбы не дают жителям Красного Луча забыть, что война еще не окончена.
        Апрель-месяц в этом году не радует теплом и солнцем. Погода, чаще всего облачная, ветреная, нередко дождливая. Но особенно дождливо было в предпасхальную неделю. Еще не подсохший от снеготаяния грунт в степи и на полевых дорогах пропитался влагой дождей еще глубже. Но даже в такую погоду учебные стрельбы на Новопавловском полигоне не прекращались.
        9 и 10 апреля небо прояснилось и засияло солнечным светом. Тепло, солнце и ласковый весенний ветерок подсушили проселочные дороги. Зазеленели, выжженные нацистами в августе прошедшего года, степные травы. Зазвенели в небесах бесконечные песенные трели жаворонков. Радостно засвистали на деревьях синицы, зачирикали воробьи. А, возвратившиеся из теплых стран, скворцы изливают, заученные звуки и трели зверей и птиц тропиков. Они, то мяукают и свистят, то заливаются, подобием соловьиной трели, звуками.
После дождливой и слякотной недели и меня «потянуло на природу». Хотелось подышать свежим весенним воздухом. А потому, я и жена прогулялись к балке Должик с целью нарезать дикорастущего чеснока, крапивы, подорожника для приготовления салата. Ведь наши организмы за зиму изголодались по витаминной пище. На рынке свежую зелень продают не дешево. В балках же кое-где уже проросла съедобная, бесплатная и, к тому же, не насыщенная нитратами, зелень. Дикорастущего чеснока нарезали достаточно много. Крапива, подорожник, одуванчик еще не выросли.
        Идя к балке по полевой дороге, я убедился, что на велосипеде по ней можно ехать, грязь подсохла. А потому на следующий день, 11 апреля решил прокатиться на велосипеде к отвалам шахтенок у села Есауловка, куда частенько наведываюсь в поисках коллекционных минеральных образцов. В 1937- 39 г.г. в них велась разведка и небольшая добыч свинцово-цинковых руд. В небольших отвалах этих шахтенок еще можно отрыть редкие минералы: горный хрусталь с включениями буланжерита и еще более редкий, и, недавно мною обнаруженный, анкерит с включениями буланжерита. Да и сам по себе минерал буланжерит в природе встречается не часто.
        Выехал ранним утром, чтобы успеть проехать до того, как артиллеристы поставят свои пушки и выставят воинские посты. Ведь дорога проходит через военный полигон.
        Пять километров от Красного Луча до поселка Н. Павловка преодолел без проблем. А вот оставшиеся шесть километров меня поразили своей изуродованностью. Это настоящая фронтовая дорога. До войны село Есауловку и поселок Н. Павловку связывала довольно накатанная одноколейная грунтовая дорога. Теперь эта дорога превращена в месиво грязи с десятком и большим числом глубоких колей, проложенных по степи колесами «Уралов», ЗИЛов и гусеницами военной техники. Ширина этой дороги теперь 10 – 15 метров. Глубина колей в некоторых местах доходит до 70 см. 
        Разница высотных уровней Н. Павловки и Есауловки более ста метров. Ранее спуск по этой степной дороге занимал у меня совсем немного времени. Теперь же мне пришлось эти шесть километров пройти пешком. Даже там, где в колеях грязь подсохла ехать невозможно – глубина и узость колеи не позволяют ехать. Педали цепляются за стенки колей, а её узость не даёт поддерживать равновесие велосипеда. В нижней части пути дорога пересекает балку. Здесь протекает ручей, благодаря которому грунт дороги превращен военной техникой в грязевое месиво. Попытка преодолеть заболоченный ручей выше по течению, не замочив ноги, прошла неудачно.
        Выбравшись из балки по глинистому склону с засохшими ухабами грязи, и пройдя по ним еще с полкилометра, я почти дошел к нужному мне месту – отвалу шахты «Центральной». В ста метрах от отвала увидел САУ «Гвоздика», а возле неё небольшое сооружение из зеленых деревянных ящиков, в каких хранят и перевозят снаряды. Внутри потрескивали в костре дрова, а сверху, через небольшое отверстие в плоской крыше, выходил дымок. Вокруг, вмешанные в грязь, гильзы снарядов.
        - Есть здесь кто? – громко спросил я.
Из-за брезентовой занавески входа вышел молодой солдат: глаза припухшие, лицо от копоти костра, ветра, солнца, а может и от ночного холода, как у цыгана, почернело. На груди форменной куртки комсомольский значок.
        - Заходите, - пригласил он меня в эту воинскую полевую «келью». В ней две лавки. Солдат подкинул в костер немного дров от разбитых ящиков.
В этом незамысловатом сооружении сидел еще один солдат – водитель САУ, который после знакомства почти сразу покинул нас. Возможно, он решил проверить, не подложил ли я к его машине какую-нибудь «гадость».
       - Какой  у тебя позывной? – спросил я молодого солдата, который назвался при знакомстве Владимиром.
       - Сумской. Сейчас мой дом в Снежном, раньше я жил с матерью в Сумской области, в поселке. Жили бедновато. Отчим сагитировал нас переехать в Снежное.
       - Да и у нас, в Донбассе, люди живут не богато. В Чапаевке, что в ложбине перед Н. Павловкой укроповская танковая колонна проходила в августе к Боково-Платово. А по этому небольшому селу, где есть и небольшие шахтерские дачи, пустили отряд карателей правосеков. Один из них нашел среди дачников своего земляка, и сказал ему: «А я думал, что  на Донбассе люди живут богато.  У нас на Житомирщине дачи лучше»
        - Сколько тебе лет? – спросил я Владимира.
        - Я 1990 года рождения.
        - Давно воюешь?
        - Почти с самого начала, с июня прошлого года. Воевал под Саур-Могилой, в Иловайске, под Дебальцево в Чернухино. Зачищал  и вашу Н. Павловку в августе. Кстати, возле крайней многоэтожки в поселке мы обнаружили захоронение. Укропы своих не забрали, а прикопали. У них там стоял минометный расчет. Разрыли и обнаружили в яме негра и поляков. Наёмники. Поняли это по документам. – Сейчас я на САУ наводчиком. Не хочу здесь служить. Поссорился с командиром. Я ему говорю: «Столько воюю. Где мои награды?».  А он мне… Если останусь жив, что потом покажу после войны своим детям?
         - А ты женат? Есть дети?
         - Нет. Но девушка в Снежном есть.
         - Ты, Володя, не принимай все близко к сердцу. На войне много несправедливостей. Главное, что ты защищаешь Донбасс от неофашистов и народ благодарен таким добровольцам, как ты. Все остальное не столь важно.
         - Я пошел в ополчение за идею. Теперь разочаровался. Плотницкий в зону боевых действий ни ногой. Пригрел вашу Филиппову, которая была мэром в Красном Луче.  Теперь вроде бы работает в Луганске, в прокуратуре. Она же воровка. Её казаки разоблачили. Теперь вот недавно служба безопасности Луганска наехала на казаков. И казаки тоже не святые. – Уйду я под Широкино. Там наши ребята, надежные. – Знаете, я, наверное, уже не смогу привыкнуть к мирной жизни. Тянет туда, где стреляют…
        - Завтра Пасха. Будете стрелять? – спросил я еще.
        - Не знаю. Командир сказал: «Пока война – забудьте о выходных  и праздниках».
        - Я хочу покопаться в отвале старой шахты, - сказал я.
         Мы вышли из убогого строения из снарядных ящиков. Водитель самоходки занимался своей техникой. Он старше Владимира.
        - Вон там, видишь, стоят у горелой лесопосадки два дерева. Это очень старые яблони. Их посадили еще до Отечественной войны. А возле них отвал шахты. Там добывали свинцово-цинковую руду. А на том бугре, куда вы стреляете, геологи искали золото. На карте этот бугор обозначен как Острый Бугор, а местные называют его Золотым бугром. Гора изрыта траншеями, штольнями, стояла буровая вышка. Золото нашли, но мало. Для промышленной добычи не годится.
        - Не знал, что в Донбассе есть золото. Уголь – да. А золото…
        - Есть, есть. В Бобриково, в тридцати километрах отсюда австралийская компания пыталась добывать золото. Вырыли  карьер, насыпали три больших отвала. Но что-то у них не пошло. Прекратили работы, увели технику. А ведь уже начали строить обогатительную фабрику. – Пойдем к отвалу. Покажу руду, - предложил я Владимиру.
         На отвале есть горка, ранее мною отрытой руды. Я выбрал сравнительно неплохой образец свинцового блеска, обстучал его молотком, и он засиял. А еще поднес ему кристаллические щетки горного хрусталя и анкерита. Владимиру камни понравились.
         - Возьми с собой на память об этих местах.
         В это время к САУ  и хижине из ящиков подъехал автомобиль «Урал».    Владимир заторопился к своим.
        - Главное, останься живым. А все остальное после войны приложится, - прокричал я Володе вслед.
         Через время САУ и «Урал» уехали.  А я стал внимательно всматриваться в поверхность отвала, омытого дождями, в надежде, что из породы где-нибудь вымыт хотя бы небольшой кристаллик горного хрусталя с буланжеритом. Для улучшения поиска я даже стал «на четыре кости», и так ползал по отвалу около получаса, но ничего стоящего не нашел. Рыться же здесь в породе не хотелось, и я покатил свой велосипед в сожженную лесопосадку, где занялся поиском другого минерала – анкерита с включениями кристаллов буланжерита, и небезуспешно. Отвал с этим минералом я обнаружил лично, и до меня в нем никто из коллекционеров не копался.
        Прозвучал одиночный залп «Града». Ракета пронеслась в небе чуть западнее от меня. Она невидима, но после выстрела послышался слабый звук реактивного двигателя, какой издают и современные самолеты. Секунд через пять до меня дошел звук разорвавшегося боезаряда ракеты. Первый одиночный залп – предупреждение для  жителей Есауловки, после чего начинаются стрельбы и действовать принцип: «Кто не спрятался – мы не виноваты». А то ведь есть безумцы, которые в силу своей бестолковости могут попасть под обстрел. Ведь учебные стрельбы ведутся боевыми снарядами.
         После предупредительного выстрела последовали многопусковые залпы ракетами «Град». Вероятно, затем на позицию с места стоянки вышли и самоходные артиллерийские установки «Гвоздика». Каждый оглушительный звук выстрела 152-х миллиметрового орудия проносился по долине дуплетом. Мне казалось, что орудия стоят где-то невдалеке. Залпы гремели через неопределенное время и были всегда для меня неожиданными, а потому пугали меня. Вначале стрельб их интенсивность была невелика, но часа через два они усилились. «Грады», да и САУ (самоходные артиллерийские установки) стали палить уже батареями. Ракеты и снаряды пролетали надо мной западнее, затем их не столь сильные разрывы слышались где-то вдали, юго-западнее Есауловки.
Внезапные выстрелы установок залпового огня и самоходных артиллерийских установок действовали на мою психику. К тому же  я уже устал рыть породу в отвале. То, за чем  приехал, я уже нашел - поисковая страсть удовлетворена. Но по времени было всего лишь 12 часов дня. Я собрал обгорелые ветви и стволики в сожженной лесопосадке, развёл костёр, пожарил в углях картошку, разложил на молоденькой травке «тормозок», достал из рюкзака термос с горячим кофе и пообедал. После обеденной трапезы у меня родилась мысль проехать к Семёнову бугру, а заодно увидеть своего знакомого в Есауловке и узнать у него сельские новости за прошедшую зиму.
         У подножия Семёнова бугра, в балке Широкая есть старинные отвалы из штолен. Еще в конце 19 века предприниматель А.Н. Глебов вел здесь работы, построил производственные здания. Но кварцевые жилы «Варвара», «Вера», «Надежда» оказались бедными на золото и серебро, а с глубиной выклинились и исчезли. Читал, что здесь все-таки удалось добыть несколько килограммов золота и три десятка килограммов серебра. Глебов обанкротился, не смог погасить крупный денежный займ, и потому застрелился.
         В мае прошлого года старые отвалы были разворошены бульдозером, нанятого коллекционерами Москвы, Донецка, Киева в надежде найти там редкий минерал – красный сфалерит. Я в этом участия не принимал, т.к. был в своём экспедиционном путешествии на севере Луганщины, где в песчаных карьерах искал окаменелые деревья.
         Я не единожды ездил к этим отвалам Семеновского бугра. Осматривал их и осенью 2014 года, но, как и прежде ничего стоящего там не обнаружил. Вот и теперь решил еще раз побывать там, надеясь, что дожди и таяние снега что-то вымыли для меня.
        В Есауловке Виктора дома не оказалось, и я, перейдя по пешеходному мостику речку Крепенькую, выехал за село, поднялся по проселочной дороге из долины. Наверху по левую сторону дороги тянется лесополоса, а справа – засеянное озимой пшеницей, поле. Через сотню метров у дороги увидел шест с красной тряпицей, а поперек дороги бревно. Еще через сотню метров я понял  куда летят и падают снаряды. Не свист, а шелест пролетающих снарядов я слышал совсем рядом, а за лесополосой увидел  облака пыли от разрывавшихся снарядов. До Острого бугра, где рвались снаряды, осталось всего метров четыреста. Семеновский  же бугор лежит за ним. Одним словом, я не мог ехать дальше – мог быть ранен или даже убит осколками.
         Я вернулся в село, а от него поехал к пос. Н. Павловка. На полпути я встретил двух подвыпивших крестьян, намеревавшихся проехать на минитракторе через район полигона, над которым летали снаряды.
         - Куда вы едете? Там стреляют.
         - Едим в Донецк. По этой дороге можно доехать до Донецка?
         - На Донецк? На этой колымаге? Туда же сто километров! Вы что с ума сошли?
         - Да, мы сбежали с дурдома, - ответил мне один из них.
          Я понял их юмор, но все же предупредил об опасности.
          - Мы знаем… «Грады» стреляют не ближе, чем на шесть километров.
          - Но кроме «Градов», стреляют еще и из гаубиц. К тому же бракованные ракеты могут упасть и ближе.
          Я брел к Н. Павловке под гору по изрезанной глубокими колеями, дороге. Вспомнил, случайно услышанный разговор двух женщин о бестолковости жителей микрорайона Красного Луча. Одна из них рассказывала: «Услышали взрыв мины во дворе, и вместо того, чтобы укрыться в подвале, все выбежали из любопытства во двор. И тут упала еще одна мина. По счастливой случайности осколки полетели не на людей, а врезались в стену. Только после этого все бросились к подвалу. Вот так, по глупости кто-то мог погибнуть. Одного пожилого мужчину всё-таки ранило в ногу».
         Уже на подходе к гребню горы, где были поставлены четыре САУ, я увидел на бруствере капонира для БМП (боевая машина пехоты) пожилого солдата, поздоровался с ним, и мы пошли вместе.
         - Вот я здесь, а моя семья в Лисичанске под укропами. Работал раньше шофером, ездил и в ваши края. Вот уже подошел возраст оформлять пенсию, а как… Разве кто думал, что будет война.
         За спиной солдат нес вещмешок. Он снял его с плеча, достал банку мясного паштета, две порционных упаковки сливочного масла и отдал их мне. Я стал отказываться, но он настоял.
         - Бери. Мне этот паштет надоел, - сказал он.
Четыре самоходных орудия поставлены в ряд на гребне горы. Экипажи этих машин сидели на них сверху и грелись на солнышке. Чуть в стороне от них я увидел группу молодых солдат, а рядом с ними их командира.
Оставив велосипед у дороги, я подошел к этой группе, поздоровался и хотел спросить офицера, будут ли стрельбы завтра, т. е. на Пасху.
         - Подождите минуту. Сейчас закончим…
         Только тогда я заметил, что солдаты не просто сидят на травке, а заняты расчетами стрельб.
         - Будете завтра стрелять? – спросил я позже.
         - Завтра, нет. Пусть люди спокойно празднуют.
         - Устаревшая техника, - сказал я, имея в виду САУ «Гвоздика».
         - Зато надежные. Эти самоходки созданы на базе прицепных гаубиц, которых во время Великой Отечественной войны сбрасывали с самолетов без парашютов. – Подрихтуют, поставят прицелы – и стреляют.
         После этого офицер скомандовал: «Расчеты к бою», а через время: «Огонь».
      Грянул выстрел первой установки, от которого у меня чуть было не лопнули ушные перепонки. Я закрыл уши ладонями. Вторая машина тоже вздрогнула от выстрела, подняла с грунта подле себя пыль. Вот здесь я понял, что те выстрелы, которые я слышал, когда рылся в отвале, были совсем не от невдалеке стоящих орудий, и что настоящий звук вблизи самоходки многократно сильнее.
         - А почему внизу я слышал каждый выстрел как бы двойным? – спросил я артиллериста.
         - Это от того, что вначале слышен звук выстрела из ствола, а затем сразу же за ним отраженный от склона горы, - разъяснил мне офицер.
         12 апреля. Пасха – один из семи самых почитаемых праздников православной церкви. День солнечный, тёплый. Я и жена решили проехать в Грузскую балку, к тому месту, где праздновали Воскресение Христово и в прошлом году. Место там красивое, и нынче, в военное время, безлюдное. На окружающих балку холмах зелень трав и цветы. Деревья в балке только начали распускать листья, поют птицы, греет солнце. На нашей поляне даже сохранились рогатины прошлогоднего костра. А еще я сегодня взял с собой фотоаппарат, чтобы заснять ту дорогу, по которой ехал вчера к отвалу шахты.
        Но перед тем как спуститься в низовья балки Грузской, мы заехали к месту дислокации артиллерийской техники армии ЛНР. К востоку от поселка Н. Павловка (Октябрьский), всего лишь в сотне от его окраины сосредоточена та артиллерийская техника, на которой упражняются в стрельбе на военном полигоне боевые расчеты САУ, прицепных гаубиц. Эта техника была отведена от линии соприкосновения, т.е. от линии фронта на расстояние, предусмотренными Минскими договоренностями. Всего в этом месте было сосредоточено около 20 – 25 САУ и прицепных гаубиц.
         Сегодня, в пасхальный день учебные стрельбы на полигоне командование отменило, и на стоянке военной техники лишь охранение из пяти человек, двое из которых, как нам сказали, ушли упражняться в стрельбе из автомата. Оставшиеся трое бойцов уже разговелись, и были навеселе. На двух зеленых деревянных ящиках из-под снарядов, поставленных один на другой, я увидел то, чем кормят солдат. В патронном ящике гречневая каша с тушенкой, хлеб, и на этом всё. Вместо стульев с одной стороны такой же ящик из-под снарядов, с другой – вбитые в грунт гильзы снарядов.
         - Христос воскрес! – поприветствовал я солдат, как это полагается в этот день.
         Меня и жену солдаты встретили доброжелательно, и мы выложили на импровизированный стол часть того, что взяли с собой для пикника: освященные в церкви паску, крашеные яйца, сало, колбасу, редис, зелень и два литра домашнего виноградного вина. Постаралась сегодня утром освятить эти продукты наша соседка.
        - Ну, что, давайте познакомимся и разговеемся? – предложил я солдатам.
        - Сатана. Водитель «Гвоздики», - сказал из них самый  старший.
        - Это позывной. А как звать по-настоящему?
        - Виктор Григорьевич. Я из Славяносербска.
         Второй водитель-механик, севший напротив меня на вбитую в грунт гильзу, назвался Юрием. Он молод, худощав, небольшого роста. Вероятно поэтому из всех троих на него, до нашего прихода, выпитая водка подействовала больше других.
         С третьим человеком, с короткой стрижкой и темной бородой  я познакомился позже, потому что, к нашему застолью он не присоединился и налитую ему водку пить отказался, а стал о чем-то разговаривать с моей женой.
         У всех троих на лицах кожа с темным загаром. Нет, это не тот бронзовый пляжный загар, а загар, как у киргизов, пасущих отары баранов в высокогорьях или как у цыган – коричнево-черный.
         - А Вы кто? – спросил меня Юрий.
         - Пенсионер, бывший шахтер, педагог, любитель путешествий на велосипеде, писатель-публицист. – Да, вы ешьте. Все освящено в церкви. Не в поселке, а в Красном Луче. Мы ведь из Красного Луча.
         Виктор и Юрий взяли по крашеному яйцу и, как это делали в детстве, стукнулись ими носиками и жопками. Победил Юра, и он радостно захохотал.
         - А Вы кем работали на шахте? – спросил еще меня Юрий.
         - Электрослесарем.
         - А вот у меня на аккумуляторе горит клемма и провод – это отчего, может подскажите?
         - Возможно, плохо зажата клемма или плохой контакт. Там же проходят большие токи, - ответил я.
         - Владимирович. Знаете, у меня своя тактика. Мы делаем пару выстрелов, и уезжаем. Укропы думают, что мы появимся в другом месте. А я сделаю круг и опять стану на то же место, откуда уже пристрелялись. Хитро? А? – не унимался говорить захмелевший Юрий.
         - Давайте я вам прочту и подарю стихи об этой войне. Написаны они не мною, а моими товарищами, - предложил я.
          После чтения я раздал каждому по листку стихов, отпечатанных на принтере. Владимиру подписал свою небольшую книжицу.
         - Это для знакомства. Здесь вопросы, которые мне задают в путешествиях, и мои на них ответы. Прочтете, узнаете, где я побывал, что повидал.
        - А мне? Подарите мне тоже книжку, - обиженно сказал Юра.
        - Тебе подпишу еще не изданную книжку «Безнравственный роман». Это еще только макет книги, не редактированный.
         Есть у меня еще одна книга, написанная о событиях, происходивших с 7  по 14 августа 2014 года под Красным Лучом. Это тоже пока макет и он в единственном экземпляре. Подарить не могу. Один экземпляр у меня уже увели в больнице раненные дэнээровцы. Просил их прочесть и высказать замечания и впечатления. Это было, когда шли бои в дебальцевском котле. Тогда раненых ДНР и ЛНР везли в Красный Луч. Но дэнээровцев после оказания первой медицинской помощи через день-два увозили в Донецк. Вот кто-то из них и забрал книгу с собой.
        Я процитировал некоторые отрывки из моей книги «Нацистское вторжение в Донбасс», показал десятка два фотоиллюстраций, снятых мною в поселке Н. Павловка, селах Мариновка, Степановка, Сауровка, на Саур-Могиле.
Наши разговоры о войне в Донбассе привлекли и третьего бойца - трезвенника Виталия из Лутугино, служившего до войны в СБУ.
         - Я дал себе слово – пока война, пить не буду. И Вас прошу – не приносите сюда спиртное. Нельзя.
         - Да это же домашнее вино. Чтобы захмелеть от него – нужно выпить ведро. Да и праздник сегодня большой.
         - Я не верующий, и для меня Пасха не праздник.
         - Я тоже не верю в эти религиозные сказки о всевидящем и всемогущем боге, которого нужно не только бояться, но и любить. Верить в рай, ад, загробный мир мне не позволяет образование. Но, видите ли, Виталий, христианское православие у нас уже в генах. Религия это ведь не только вера, но история, архитектура, иконопись, и нужно считаться с народными традициями, обычаями  и культурой.  Кроме того, человеческая психика так устроена, что в лихие годины, когда человеку уже никто не в силах помочь, то он обращается к сверхъестественным силам.
        - У меня есть дочь, и я воспитываю её патриоткой Донбасса. Если можно, я хотел бы привезти ей Вашу книгу, - попросил Виталий.
        - Эту отдать не могу. Распечатать её на принтере, да еще с фотографиями дело нелегкое. У меня все есть в цифровом виде. Я Вам завтра привезу диск со всеми моими книгами. Договорились?  - Давайте сфотографируемся. Можно?
        - Почему ты его спрашиваешь?! – вмешался в наш разговор Виктор Григорьевич.
         - Ну, потому, что он трезвый, - ответил я. Здесь же стоит военная техника. Может фотографироваться запрещено.
         - Кому надо, тот уже давно сфотографировал – хоть с космоса, хоть с машины. Стоим здесь в степи как три тополя на Плющихе. – Можно. Садитесь на ящики.
          Виталий и я сели на штабель ящиков со снарядами. Виктор открыл один из них, достал 152-миллимитровый матово-серый снаряд и сунул его меж моих ног. Пришлось держать его и с ним фотографироваться. У Виталия на руках автомат, с которым он, в отличие от других, всё это время не выпускал из рук.
         - Что бы Вам подарить? Щас.. – сказал Виктор. Он на время исчез, и явился с танковым шлёмом. Затем написал на нём: «От 3-й батареи. САУ «Гвоздика» С 325 Сатана».
          А еще он открыл снарядный ящик, достал из него три банки мясного паштета и банку тушенки и сунул все это в мой велобаул. Я стал отказываться от этих консервов, но Виктор твердо настоял на своем:
        - Берите. У нас этого хватает. – Давайте ещё выпьем по стаканчику вина. Отличное у Вас вино. Я такого вкусного еще не пил.
        - Да, ну! Это что… Вот в Молдавии… Один молдаванин угощал нас вином лет пятнадцать назад. Вот это было вино!..
        - Ну, тож в Молдавии…
        - Вы не боитесь того, что случилось с лагерем укропов под Изварино? Тогда одним залпом «Градов» их смешали с землей. И вы тут стоите скопом в степи. Прилетит штурмовик и спалит  вас и всю технику, - спросил я Виктора.
        - Не прилетит. У нас ПВО в постоянной готовности.
        - Ну, мы поедем дальше. Спасибо всем за общение. Приятно было познакомиться, - сказал я солдатам, но уехать сразу нам не удалось.
        - Пошли к моей машине – сфотографируемся, - предложил Виктор.
        Я и жена взяли свои велосипеды и повели их, к недалеко, стоящей самоходке. Виктор влез на машину, открыл люк водителя, достал из него автомат.
        - Одевайте шлем. Берите автомат. Становитесь на сидение в люке.
        Сам он стал внизу у машины. Жена Валентина дважды сфотографировала нас. Над САУ Владимира, на длинном стальном пруте развивалось красное знамя серпом и молотом.
        - Вы сейчас куда?..
        - В сторону Есауловки, - был мой ответ.
        - Я подвезу вас.
        - Не. Не надо. Здесь с горы. Поедим на велосипедах, - попытался я возразить.
        - Я вас прокачу хоть немного, до горы.
        Потом вдруг изменил своё решение, и командным голосом, не терпящего возражения, сказал:
        - Не. Поедешь ты.
       Он открыл сзади САУ большой люк, через который загружают в самоходку снаряды, и сказал. Один велосипед затолкайте сюда. А второй привяжите к скобе на башне.
       Так мы и сделали. САУ «Гвоздика» я видел в жизни всего трижды, да и то со стороны. Лишь вчера я узнал, что САУ весит 15 тонн, имеет слабую броню, но, как это ни странно, сие железо может плавать. Об остальных её технических возможностях и устройстве пришлось сегодня догадываться интуитивно. Думаю, что её экипаж состоит из четырёх человек, поскольку в машине четыре люка. Левый передний люк – место водитель-механика, правый передний – командира, левый задний – наводчика, правый задний – того, кто заряжает орудие, и там находится боекомплект снарядов.
        - Я не смогу управлять, - ещё раз пытался воспротивиться я.
        - Сможешь. Там всё написано. Я буду подсказывать. На автомашине ездил?
        - Да. Имел когда-то права 3-го класса. Служил в армии и работал шофером полтора года.
        - Ну, вот! В самоходке всё также: скорости, сцепление, газ, только вместо баранки два рычага. Дернишь правый – поворот направо. Дернишь левый – влево. – Залезай. Садись на сидение.
        Я опустился в люке на сидение. Вокруг весьма тесное пространство и слабое освещение. Вид впереди - лишь через смотровую щель.
        - Найди справа вверху белую большую кнопку. Это «масса». Нажми посильней на неё. – Загорелся возле кнопки глазок? Ниже кнопки «массы» маленькая черная кнопочка – нажми её, - говорил мне Виктор, сидя не рядом, а сверху на броне. Даже то, что я делаю, ему видно не было.
        Я нажал на кнопку. Двигатель запустился.
        - Теперь нажми сцепление. Справа есть рычажок переключения передач.   Переведи его вправо и вверх. Это передача заднего хода. – Перевел? Теперь, не газуя, потихоньку отпускай сцепление.
        Как ни странно, эта стальная махина легко пошла назад, и я, таким образом, выехал из ряда самоходок. Затем, включив первую скорость и потянув на себя правый рычаг, я развернул машину на 90 градусов и немного проехал вперед. Но в это время, вероятно из-за малого «газа», двигатель заглох.
       - Ладно, хватит. Вылазь. А то Вы мне посадите аккумулятор, - сказал Виктор.
       Он занял мое место, а я до пояса влез в люк, где головками взрывателей вверх торчат снаряды. Валентина стояла также до пояса  в люке наводчика. И мы понеслись по степи. Меня удивила плавность хода машины. Она мчалась без тряски и особого шума. Лишь спустя некоторое время я догадался на ходу добраться до рюкзака, вынуть фотоаппарат и заснять в движении короткий видеосюжет.
        Минут через пять мы прибыли на гребень холма, откуда начинается спуск в довольно глубокую и обширную котловину реки Крепенькой. Обычно, проезжая эту точку дороги, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться той картиной юга Донецкого кряжа, которая называется Нагольным кряжем. Отсюда видны Острый, Семенов и Золотой бугры, поля, лесопосадки и лесополосы, а в ясную погоду даже стела легендарной Саур-Могилы. Ныне же её гранитно-бетонная шпиль-стела взорвана и лежит в развалинах.
        На гребне холма, мы круто развернулись и остановились.  Отсюда артиллеристы ЛНР проводят учебные артиллерийские стрельбы  по району Золотого бугра.
        Далее я и жена стали спускаться вниз по дороге, которую иначе, как фронтовой, не назовешь. К счастью за два солнечных дня грунт на дороге подсох. Обратный путь после недолгого пикника и прогулки до поселка Н. Павловка преодолели пешком и по иной дороге.
В этот же день я распечатал на принтере фотографии для Виктора (Сатаны) и Виталия и записал на цифровой диск тексты своих книг. А утром следующего дня я всё это повез в лагерь артиллеристов, но встречен был вопросом офицера: «Это Вы их вчера напоили?»
        - Нет, не я, - был мой ответ. Я и жена пробыли здесь  недолго, выпили с солдатами ради праздника совсем немного.
        - Да, понемногу. Оторвали задний люк машины, раздавили канистру.
Тут я заметил сидящего сгорбленным, с зажатыми у живота руками водитель-механика Юру.
       - Юра, - сказал я ему, - ты что еще не отошел от вчерашнего?
        - Вот, я же вам говорил, что к нам заезжал вчера писатель, - как бы оправдываясь, пролепетал Юрий.
         Я показал офицеру фотографии, и попросил его передать тем, кто на них изображен. Тот был согласен, но как-то неохотно.
        - Сатана здесь, а Виталий на стрельбах, - сказал мне шофер «Урала». Я могу передать, а хотите, пойдем к нему.
Виктор копался в двигателе САУ, и, увидев меня, встретил тоже без радости. Это и понятно – синдром похмелья. Как говорят в народе в таком случае: «Вечером не нарадуешься, а утром жить не хочется». Вероятно, после нашего ухода, компания продолжила разговляться. Ну, что ж! Пьянствовать, особенно на службе, нехорошо. Однако в Великую Отечественную войну солдатам официально выдавали по двести грамм водки, которые солдаты называли «наркомовскими».
        Вот с такими приключениями прошёл пасхальный день.

                Содержание

     Предисловие
    Между Доном и Волгой
    Земляки-земляне
    Нытик…………………………………………………….
    Лучше плохо ехать, чем хорошо идти
    С ветерком
На «собаках»
ГУЛАГ
Машина с дерьмом
Сибирский городок Зима
Чертова дюжина
На родине Чингисхана
Платформа
Становой хребет
«Красный крест» на золоте
Амуро-Якутская магистраль
По исконным землям якутов
Ралли в тайге
Паромная переправа на Алдане
Колымский тракт
Хождение по двум морям Тихого океана
Вдоль границы с Китаем
Таёжный космодром
Конец Золотого кольца или золотой конец кольца
Дорога домой
Серия рассказов: «Четыре Памира 1988 года»
Предисловие

1. Февраль
Впервые на Памире
Самая сложная авиатрасса в мире
Знакомство с Хорогом и его обитателями
В Ишкашим вдоль афганской границы
Работа и отдых в Ишкашимском районе
На УАЗике в Калай-Хумб
Районный центр калай-Хумб
Торжественная линейка
Курьёз с ширчаем
Ущелье Язгулёма
Обида
До новой встречи, Памир!
Домой

2. Май
В Среднюю Азию
Ташкент 
Ленинабад
Ленинабад и поселок Нау
Коканд
Самарканд 
Поездом в Душанбе
И вновь в Душанбе
Ожидание
На Памир через перевал Хобурабат
В Ванч
Из Ванча в Душанбе
Конец командировке

3. Июль
Предисловие
Город Ош
К Алаю 
Алайские горы
В Алайской долине
Перевал Кызыл-Арт
Озеро Каракуль
Перевал Ак-Байтал и столица Восточного Памира
Автостопом к Аличуру  и спуск в Джиланды
В Джиланды к снежнику
Спуск в Западный Памир
В столице Апмира, в Хороге
По Западно-Памирскому тракту на велосипеде
Наблюдение за афганским берегом
Тугак
В Калай-Хумбе,в гостях
Автостопом черзперевад Хобурабат
Душанбе – сын Юра болен
Нас обокрали 
В Волгограде 
Вот мы и дома

4. Август – сентябрь
В общем вагоне до Душанбе
Я вновь в Душанбе 
Пропуск и вино на Памир
В Азии бардак даже в авиации
Полет из Душанбе в Хорог
В Ишкашим на автобусе
Человек без совести и чести
Езда в пыльной будке автомобиля ГАЗ-66
Полпути назад по той же дороге
К леднику Медвежий
2 – 7 сентября 
8 – 12 сентября

Разное
Казахстан. Опасный автостоп
Казахстан. Сай-Утёс
Казахстан. На полуострове Мангышлак
Казахстан. В Прикаспии
Россия. По европейскому Северу, Полярному Уралу
и на Ямале. От Сосногорска к Лабытнанге
Россия. Дагестан. Ох! Эти перевалы
Россия. Дагестан. Конный «автостоп»
Украина. Украинская нищета
Турция. От моря в горы   
Турция.  Через Понтийские горы к Черному морю
Россия. От Белой Калитвы к Морозовску
На собаках по побережью Белого моря
Россия. Блуждая по России
Россия. Из верховий Самура к Каспию
Россия. Два неудачных «автостопа»
Россия. Везучий день
Россия. Автостопом на «бочке»
Россия. Южный Урал
Россия. Самый дешевый вид транспорта
Россия. Последний день путешествия   
Казахстан. По Казахстану в теплушке
Казахстан. Дорога с дурной славой 
Казахстан. В эвакуационном вагоне
Казахстан. По безжизненной степи   
Казахстан. Из Прикаспия в Приаралье 
Казахстан. Казахский мелкосопочник
Россия. Тыва. В центре Азии   
Россия. Перевал Нулёвка 
Туркмения–Ажербайтжан. Гидростопом через Каспий
Туркмения – Азербайтжан  Опять через Каспий
Новороссия. ЛНР. Пасхальный «военстоп»
Содержание