Берег Алисы Скеди 31. Послание живущим

        На встречу она отправилась пешком. Даже с ориентиром найти заведение в каменном лабиринте узких улочек было так же сложно, как найти жемчужину на морском дне. Но также – невероятно приятно.
 
Им подали миниатюрные шашлычки из кастрированного барашка, фокаччо и два бокала Монтефалько. На десерт – знаменитый «семифредо». Похожее на охлаждённое мороженое желе. Здесь – шоколадное со свежей малиной… мм.  И кофе.

– Если вы хотите потерять память, то вам сюда – в маленькую тратторию с ароматной душой и добрым сердцем. 

Как пикантно и мудро итальянцы сервируют «угощение» для своих туристов.
Превосходная кухня в качестве антипасти перед знакомством с хозяевами города – великими зодчими, художниками, мыслителями, знаменитыми гражданами.

Чувство вечной признательности – самое меньшее, что в таком случае принесёт городу нескончаемый поток гостей. Самое большее – свои деньги. И самое бесценное – мир.

В конце обеда она улучила момент, чтобы выполнить задуманное.

– Марко, в свою очередь хочу попросить тебя передать Изабелле и маленькой Паоле мои подарки. Алиса достала два небольших пакетика из коричневой обёрточной бумаги и подала ему. Итальянец комично поджал губы и поднял брови. Твёрдым ногтем подцепил край пакета и высыпал на стол содержимое.

– А что это?!

Аля рассказала.
          
Они с Лизой прогуливались под стенами Детинца в заснеженном парке Волховска. У моста в «кремль» расположились лоточники – местные ремесленники. Возле огромного мужика в шапке с опущенными ушами, косухе и варежками на резинках их остановил короб из бересты. С уложенными в ячейках, подписанными шариковой ручкой пакетиками с изделиями.

– Это Ваши работы?
– Да. Голубые глаза в лучах морщин оценивающе прищурились.
– А что это? Расскажите, пожалуйста.
– Это, девушки, обереги. Хошь, языческими назови, хошь – древнерусскими.
– Вот этот – хранит род…

Дальше Алиса не слушала. Она сюда пришла за этим оберегом. Это же очевидно.
На длинном шерстяном шнурке – круг из бересты. Формой напоминает фазу луны в три четверти. Оплетённый по краю крестом той же ниткой. В центральной части тонкая резьба. Невиданный орнамент и выпуклое изображение Макоши – славянского божества благоденствия, изобилия и плодородия.
 
– Ну, коли берёте, так, вот вам довесок. Мужик улыбнулся и достал из пакетика берестяного зайца в валенках.
– Вот спасибо! Золотые руки у Вас.
– Ну, не то, чтобы, – хекнул в ответ голубоглазый дед.
               
– Алисе, cara mia! Я всем расскажу и покажу. Это очень дорогой подарок. Они будут в восторге. Щёки итальянца слегка подрагивали.

– А как же ты?! Останешься без оберега?
– Нет, я не останусь. Потому что мы побратались сейчас.

Марко понимающе закивал. Встал и обнял подругу за плечи.

– Чудесно, кара!  Я чувствовал, что ты нужна… – он на мгновение замялся и продолжил… нам. – Хорошо получилось.
– Si, Марко! Спасибо!

Они не спеша направились к площади.

– Я, конечно, люблю мой город. Итальянец решил вслух развить какую-то свою мысль.
Это место, пригодное для проживания в человеческом масштабе, толерантно к национальности и цвету кожи. Тиферно миролюбивый, потому что много повидал на своём веку. А ещё, дорогая, я люблю людей ..., люблю традиции…, люблю типичную умбрийскую кухню (он засмеялся, прижал щепоть пальцев к губам и звонко поцеловал их). Чувствами владел лучше, чем речью. Я горжусь нашим культурным наследием и известными современниками. Представляешь! маэстро Альберто Бурри родился прямо здесь, в Читта ди Кастелло!

Он немного сконфузился от откровенности, но договорил. Cкажу так: «Всё прекрасно для меня потому, что я родился».

Алиса в знак поддержки слегка прижала к себе его локоть.

– А я не узнала бы твоей Италии, если бы мы не познакомились. Веди!

Вдохновлённый одобрением, друг продолжил.

– Ты так увлечённо рассказывала про Микеланджело, что мне очень захотелось показать нашего Рафаэля. Мне больше нравится живопись и, по-моему, Рафаэля никто не превзошёл. Ни Леонардо, ни, тем более, Мике. Он шутливо прикрыл ладонью рот.

– А заодно показать тебе, что Вазари не только книги по истории искусства писал… Был прекрасным декоратором, и скульптором. Мы сейчас идём во дворец Вителли, где находится известная всему миру картинная галерея. Слова немедленно подтвердились выразительным жестом.

Алиса слушала и одновременно пыталась уловить связь между его отношением к городу и своими первыми впечатлениями. Связь не нащупывалась.

Следы человеческого присутствия в этом городе казались ничтожно малыми по сравнению с исторической глубиной места. Конечно, тут и там что-то реставрируют. Стены. Мостовые. Но время здесь намного дороже денег.

Поэтому мэрия и Дуомо стоят с непокрытой головой – недостроенными. Поэтому бесценную, знававшую подошвы сандалий первосвященников, тиранов и художников, расшатанную брусчатку ремонтируют, засыпая опилками.  Глаз выхватывает множество закрытых наглухо, представляющих историческую ценность домов. И нет никакой надежды в этом мире преодолеть мох забвения, покрывший крыльца, и проникнуть внутрь. 

Лишь общественные учреждения доступны без бюрократических препон. Любому можно подняться по стёртым ступеням XVI века и заглянуть в зал заседаний местной Думы. Власть общины демонстрирует открытость и деловую смекалку. Убивает двух зайцев, как сказали бы у нас.

Мягкие естественные фильтры приглушённого умбрского света будто бы оберегают от разрушения бесценные сокровища, сконцентрированные на маленьком пятачке центра средневекового города. Низкие облака меняют освещение в попытке оживить его строгий облик. Одним словом, это театрализованное представление самой природы, возвращающей в своё лоно Читта ди Кастелло. И вряд ли она (природа), затягивая муравой и плюшевым мхом лестницы и площадки перед входами, оставляя в недоумении пилигримов, безвозмездно вернёт людям их творение.   

Здесь можно ахать, восхищаться и вдохновляться. Но где здесь можно жить простой жизнью и не посчитать это святотатством? Алиса ещё не уловила.

Так быстро, без предисловий, окунулась в атмосферу средневековья, что, получив что-то наподобие кессонной болезни, казалось, прощупает свой пульс только на трассе-артерии, сразу за крепостной стеной…

Кстати припомнился рассказ больного раком гида в Брюгге. О решении мэрии позволять учёным, культуроведам, реставраторам проживать в городе-музее, дабы человеческим теплом и заботой отогреть его и оживить. И, правда, кружевные занавески на окнах и лебеди в пруду придают Брюгге пасторальный, лубочный вид.
Он-то и остаётся храниться на бесчисленных, любительский снимках непонятных фрагментов замкнувшихся в себе древних городов. Ничего, кроме следов тщеславия путешествующего, на них не разглядеть.

Пребывая в состоянии лёгкой меланхолии, она поделилась своими мыслями с Марко. Тот, внимательно выслушав, взял её за руку и провёл в парк внутри периметра дворца.

Строгий геометрический рисунок по канонам паркового дизайна живо перенёс их в дворцовый праздник Версаля. Они прошли часть зелёного лабиринта и присели на чугунную скамью напротив главного фасада. 

Кистью руки нарисовав в воздухе над головой круг, друг начал рассказ.

– Алисе, я не эксперт. Но думаю, тебе вовсе не интересна традиционная экскурсионная жвачка. Вот послушай историю.

Этот дворец, протяжённостью около восьмидесяти метров, заказал архитектору и художнику Сангалло-младшему кондотьер Никколо Вителли – тиран и синьор Читта ди Кастелло. Их род правил, защищал и благоустраивал коммуну три поколения. Вителли водили дружбу с Медичи. Богатство позволило им покупать самых талантливых архитекторов, скульпторов и художников для украшения своих дворцов и жизни.
Медичи в отличие от Вителли был меценатом и благодетелем гениев Возрождения. Опекал и поддерживал их, предлагая заказы состоятельных папских вассалов.

– Украсить фасад Лоренцо предложил молодому красноречивому Кристофано Герарди, – Марко продолжил рассказ:
 
Джорджо Вазари сделал для работы рисунки. Кристофано работал в стиле сграффито так искусно и так хорошо, что мы с тобой и тысячи людей не перестаём восхищаться этим шедевром шесть веков спустя.

Если сейчас задержать на минуту свой взгляд и своё дыхание, то можно увидеть молодого весёлого парня в гетрах и башмаках на лесах. То, как ловко он накладывает слои штукатурки, со вкусом подбирая оттенки. Как увлечённо твёрдой рукой процарапывает тонкий, вычурный, картушный, зооморфный орнамент великого Вазари.
 
И превращает полотно стены в таинственные подмостки для зловещей фигуры Соры Лоры – горячей любовницы Алессандро Вителли.

Женщина вся обратилась в слух – так занимательно повествовал Марко.

– Посмотри. Вон из того окошка над аркой эта бестия выбрасывала свой платок какому-нибудь недотёпе-дружиннику – очередной юной жертве любовных утех.

Пока патрон воевал «за» и «против» – на родине или за рубежом, молодая куртизанка так поднаторела в искусстве обмана, соблазнения и убийства… Да-да! Её многочисленные любовники находили свою смерть на дне ямы, утыканной острыми лезвиями... Так погрязла в грехе, что после смерти не нашла успокоения и до сих пор бродит призраком во дворце. Друг утверждающее хмыкнул.

– Есть многочисленные свидетельства её присутствия в этих залах. Несколько лет назад Даниэль Гулла, наш специалист в области акустики и спектрографии. Эксперт в области парапсихологии и паранормальных явлений, с командой провёл здесь фотометрические и акустические исследования и выдал на-гора три снимка тени женской фигуры в старинном платье.

– Можно легко отмахнуться от этого факта, как от ловкой фальсификации и рекламного трюка. А можно послушать биение сердца великой эпохи и увидеть, что утраченные связи не толще папиросной бумаги.

Надо лишь настроить свою душу на восприятие жизни как на непрерывный процесс. 

Закрыв глаза и замерев, она увидела двух мужчин. Одного, развалившегося в кресле, обтянутом толстой кожей и обитом мелкими медными гвоздиками – тирана Вителли.
Тот отодвинул на край дубового стола свои военные заботы о длине пики, более эффективном построении пехоты и использовании гужевого транспорта для перевозки орудий. Для того, чтобы выслушать склонившего в почтении седую голову, обласканного Медичи художника, который украсит и прославит на века его родовое гнездо.

Как живых представила тщеславного и завистливого Заказчика и гениального Исполнителя. 

– Нет на земле силы, во веки веков, чтобы изменить эту повторяющуюся картину земной суеты, – пришла на ум непрошенная ироничная мысль.

– А теперь, cara, время для души. Марко встал и протянул ей руку.

Пока поднимались на второй этаж по лестнице под сводами, украшенными фресками, друг рассказал, что в начале прошлого века реставратор Элиа Вольпи реконструировал дворец и преподнёс свою работу в подарок городу, который разместил в здании Пинакотеку. Что в ней двадцать один зал с выставленными картинами XIV–XIX веков. Среди них рассыпаны настоящие жемчужины: работы Луки Синьорелли, Лоренцо Гиберти, Доменико Гирландайо (при упоминании этого имени сердце гостьи ёкнуло). Восхитительные терракоты школы отца и сына делла Роббиа. 
Что сокровищем коллекции считается небольшой холст раннего Рафаэля «Троица».

От того ли, что Марко помог ей почувствовать живую атмосферу ренессанса, или искусная подсветка создавала иллюзию жизни на древнем холсте, но повреждения на нём не только не помешали ей испытать остроту момента, а наоборот, усилили восприятие.

Так как не затронули, каким-то чудом, пальцы Бога Отца, поддерживающего снизу поперечину креста с распятым Иисусом.

Полнокровное молодое тело невозможно держать с такой лёгкостью, не будь всё пространство изображения пронизано святым духом веры.

Вся драма и надежда рода человеческого отражена в этой мнимой лёгкости, с которой каждый земной отец поддерживает своего отпрыска, неизменно обречённого на смерть. Изображение выглядело недвусмысленным посланием живущим.

Во все времена сила духа и вера не только спасает нас от разрушения, но, что более важно, открывает путь для постижения непознанного – всех тех невероятных возможностей, что заложены в нас. Прямо указывает на долг и предназначение создавать новую, достойную человека-творца форму жизни.

– Вот оно! Это не просто гениальное произведение, это глубокие корни древа жизни, пронизавшие пространство и время. Нет крепче и достовернее связи.

Самые чуткие из людей передают из поколения к поколению и охраняют это послание.
Со слезами на глазах она повернулась к Марко. Но его рядом не было.
 
Растроганная, спустилась в холл, вышла в журчание и щебет парка и увидела своего друга на той же скамье. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу. Заходящее солнце золотило фигуру. Рядом стояла круглая коричневая коробка.

Услышав шорох шагов, итальянец с улыбкой поднялся навстречу.

– Алисе, не говори ничего. Всё в твоих глазах. Наверняка ты увидела своего Рафаэля. И эти цветы тебе от него. Из коробки выглядывали мелкие розы в окружении разнотравья. 

– Марко, я не смогу завтра поехать в дом-музей. «И сегодня не готова пойти ещё куда-то», – сказала женщина вдруг севшим голосом, и, помолчав, продолжила:

– К Мике я приеду отдельно. А завтра сходим в типографию. Хорошо?
– Как скажешь. Я сегодня закажу тебе билет до Анконы. На какое время устроит?
– Спасибо. Или рано утром, или вечер.
– Ciao. Жди звонка.

– Со спины ему не дашь и пятидесяти. Аля смотрела вслед удалявшейся мужской фигуре, пока та не скрылась из виду…

На душе разлилась благодать.

        (Продолжение следует)