Василий Соколов каким помню, как понимаю-6

Работая с Ним, я научился более вдумчиво, с большим любопытством смотреть на окружающий мир, на историю своей страны, на свои поступки. Он не вел с нами каких-то особых задушевных доверительных бесед, тем более о политике. Он рассказывал нам то, что было необходимо нам знать для работы над образом, над спектаклем. И уж никаких диссидентов из нас сделать не пытался. Но вот неким духом снобизма мы все же пропитались. Мы иногда свысока начинали судить о вещах, о которых знали только понаслышке («Ну что там смотреть в Москве? Разве что Таганку»). Мы готовы были в клочья разнести тот или иной спектакль, книгу, фильм.
Мы знали в те годы, что были сталинские репрессии (перегибы в деле построения коммунизма. О том, скольких конкретно «перегнули», конечно, нет), что революция 1917 года была Великая и Социалистическая. В 1974 году из страны выдворили А. Солженицына. А Он на репетиции, не помню в какой связи, упомянул его «Один день Ивана Денисовича». А у моей соседки были подшивки «Роман-газеты» почти за все годы её издания. И вот в одном из журналов я нашел эту повесть. Прочел. Никакого особо впечатления на меня она не произвела. Но я всё равно взял за правило читать все, о чем Он упоминал на репетициях, в беседах. В ту пору в так называемых «толстых» журналах начали публиковать произведения, в которых важнейшие события нашей истории освещались «не с той стороны». В 1980 году (до смерти Брежнева два года, до начала перестройки – почти 5 лет) в «Новом мире» я прочел повесть В. Катаева (того, который «Белеет парус одинокий» и «Цветик-семицветик») «Уже написан Вертер» и испытал шок. Главного героя сдает ЧК девушка, которую он безумно любит.  Ничего подобного о революции и первых послереволюционных годах в той литературе, что читал я, тогда даже близко не было. Я спросил Его, а почему повесть так называется, и получил ответ: «Потому, что казалось бы, о любви уже все сказано».

А потом были «Шестьдесят свечей» В. Тендрякова, «Буранный полустанок» Ч. Айтматова, романы Ю. Бондарева. Мне кажется, что все эти вещи, опубликованные на заре перестройки, были гораздо сильнее тех романов и повестей о революции и годах террора и репрессий, которые бурным водопадом низверглись на читателей в конце 80-х-начале 90-х. Так же как считаю, что «Покаяние» Т. Абуладзе остается самым сильным и честным фильмом о той эпохе, хотя снят был в 1984 году, а вышел на экраны в 1988-м.

Он никогда не показывал нам, как нужно играть ту или иную сцену. Он не всегда спокойно, но ждал, когда мы что-то родим сами. Никак не могу вспомнить, как рождались или ставились мизансцены. Опять же, возможно, мне это только казалось, но орал Он на репетициях только тогда, когда понимал, что из исполнителя сможет выжать то, что Ему нужно в той или иной сцене. Возможно, таким путем Он как автомобильный двигатель стартером пытался запустить механизм включения каких-то природных возможностей исполнителя. На меня Он не орал. Потому, что этих возможностей у меня просто не было.

Он без сожаления «резал» литературный материал. Доставалось и Островскому, и Казанцеву, и Толстому, и Шекспиру. Исчезали целые сцены, уходили отдельные персонажи. Убиралось все, что тормозило действие, что не относилось к основной идее. Потом текст «дорезали» и кое-кто из нас, которые никак не могли выучить свои роли. Но это так, к слову.

Что, где и в какой последовательности ставилось Им после 1982 года помню уже не очень четко. «Рампа» вернулась в пединститут, в подвал корпуса филфака. Туда же перенесли «Доходное место». Здесь вспоминается ещё один эпизод, ещё один штрих к Его характеру. Хакасское ТВ решило снять сюжет о «Рампе». Не в студии, а на нашей площадке, в наших декорациях. Для этого задействовали передвижную телевизионную студию (ПТС), штуку в ту пору редкую. Она выезжала на съемки особо важных телевизионных материалов. Время её использования было лимитировано. Он наблюдал запись в самой студии, актеры творили в подвальной комнате. Что-то не клеилось. Мы так понимали, его не устраивала картинка. Отпущенное время съемок прошло, и он в сопровождении телевизионщиков вернулся в комнату. И сказал: «Это показывать нельзя!». Надо было видеть реакцию последних. Сначала они решили, что не поняли. А когда поняли, то дружно заорали, что так нельзя, что у них пропало отпущенное время, что такое впервые на их памяти и вообще они должны выдать материал. Он был непреклонен. Мэтры голубого экрана уехали ни с чем. Казалось, после этого о передачах про нас на ТВ нам следует забыть. Ан нет, через несколько дней съемки продолжились уже в студии Хакасского телевидения. Не помню, почему я был свидетелем обеих съемок. Ведь в «Доходном месте» я занят не был.

Потом он поставил «Вагончик» («нужник», как в шутку он называл такого рода пьесы. Были ещё «глобалки» (классика) и «нетленки» (лениниана и про революцию). Из числа последних он не поставил ни одной. «Синие кони…» не в счет. Это был микс из шатровской «ленинианы» позднего периода). Здесь впервые Он пригласил специалиста, актера театра им. Лермонтова, для постановки драк. По ходу пьесы юные героини пару раз молотили друг друга в детской песочнице (песок заменяли опилки).
Тут не к месту, а потому, что вспомнил, хочу отметить ещё одну вещь: он принципиально не давал представлений за деньги. «Мы- народный театр. Мы не можем брать деньги с народа». Может потому мы часто играли для полупустого зала. Получив халявские пригласительные потенциальные зрители решали, что ничего не потеряют, если не пойдут на представление.

Пару раз в театр приносили для поставки свои пьесы авторы. В усть-абаканский театр – даже какой-то московский журналист. Пьеса была о чилийском перевороте 1973 года. Была даже попытка её поставить. У меня в голове родилась тогда «гениальная» идея декорации: с колосников свисают государственные флаги Чили (хунта обязала лояльных граждан вывесить их из своих окон) и по ходу того, как убивают очередного героя пьесы, эти флаги начинают падать на сцену. Он придумал новое название для пьесы, «Заговор мифов» (оригинального я не запомнил), но дальше разговоров дело не пошло.

В «Рампу» свой опус принес кто-то из журналистов «Советской Хакасии». Фантастику. О том, как в наше время из будущего прибывают два персонажа, чтобы в отличие от «Теминатора» не убить кого-то, а предотвратить убийство. Им нужно отговорить некую даму делать аборт, чтобы сохранить жизнь будущему великому ученому, спасителю человечества. А для этого им следовало наладить её личную жизнь. Здесь все закончилось прочтением пьесы и вежливым объяснением автору, почему мы не будем её ставить.

Году в 1983-1984-м Он в очередной раз взялся за постановку «Власти тьмы». На большой сцене актового зала пединститута. В оформлении сцены – фрагменты «Страшного суда» И. Босха, музыка- «Страсти по Матфею» И.-С. Баха,  исполнители (тех, кого помню): Анисья- Валентина Тарасова, Никита-Олег Абрамов, Матрена-Ольга Полева, Аким-Геннадий Рассказов, Анютка - Марина Соколова. Я видел премьеру. И отчетливо помню только финал: все исполнители на авансцене стоя на коленях читают молитву: «Иже еси на небеси…», несчетное количество раз, все быстрее и громче. Звучит один из хоралов Баха, медленно гаснет свет и в глазах у всех стоящих на сцене в свете медленно гаснущих прожекторов блестят слезы. Спектакль не очень долго продержался на большой сцене: то ли её опять нужно было освобождать, то ли постановка не приглянулась кому-то из влиятельных персон в пединституте. Но Он не мог так быстро расстаться с «Властью тьмы». Спектакль перенесли в ДК Гагарина в Усть-Абакане, на малую сцену. Абрамова-Никиту заменил Володя Гордеев, остальные исполнители остались, по-моему, те же.

Где-то в это же время в Усть-Абакане на большой сцене другого ДК, «Дружба», лесокомбината Он ставит «Утреннюю фею» А. Касоны. Этот спектакль стоит как-то особняком в Его творчестве, он был единственным, поставленным им в «Дружбе». Сначала я решил написать о нем для полноты картины (сам спектакль я помню плохо). Но вот для освежения памяти я залез в интернет и узнал, что у пьесы есть второе название – «Та, которую не ждут». Читаю краткое содержание: «События разворачиваются в когда — то бывшем богатым доме, в котором проживают хозяйка и трое ее детей. Женщина четыре года назад потеряла взрослую дочь, у нее затяжная депрессия, жизнь ее не радует, она запрещает своим детям играть, смеяться, ходить в школу. Однажды у них в доме появляется загадочная Странница. Ее лицо кажется таким знакомым. Очень скоро стало ясно, что это явилась к ним Смерть. Детям она понравилась, они вовлекают ее в свои игры, учат смеяться. Гнетущая обстановка в доме поменялась в лучшую сторону — получилось так, что явление Странницы подарило людям счастливую и спокойную жизнь». И тут вспоминаю, что Странницу-Смерть играла та девочка (имени её я не помню), которая в том же году повесилась в репетиционной комнате «Рампы».

В 1985 году «Рампа» замахнулась на «лениниану». В основу «Синих коней на красной траве» легла одноименная пьеса М. Шатрова. Но в неё были вшиты куски из «Так победим» и, по-моему, из каких-то ещё пьес того же автора о Ленине.  На одной торцевой стене сценического пространства – белое полотнище в вышитым золотом гекзаметром Луначарского, у другого торца – пандус, по которому где-то в середине спектакля вбегают ввысь чтобы затем, выкрикивая (даже выплевывая) клятву красногвардейцев («И если я нарушу это клятву то пусть меня преследуют по всей строгости революционного закона…) двинуться на зрителя под звуки одной из симфоний Л. Бетховена почти все исполнители. Зрителей разместили по боковым стенам, действие разворачивается в основном в центре площадки.

С этим спектаклем был связан единственный на моей памяти случай, когда мы не послушались Его. Этот показ спектакля был особенным: посмотреть на нас пришли первые лица области и города. В зале – первый секретарь Хакасского обкома КПСС О. Шенин, первый секретарь Абаканского горкома КПСС В. Торосов и ещё десяток чиновников рангом пониже. То ли об именитых гостях стало известно в последний момент, то ли ещё почему, но Он пришел на представление в изрядном подпитии. И как назло, не явился один из исполнителей. Не ахти какой значимой роли, кого-то из участников молодежной дискуссии о свободной любви или что-то в этом роде. Мы собрались в своем полуподвале, кто-то из руководства пединститута пришел к нам, чтобы напомнить, что пора начинать. И тут мы слышим Его голос: «У нас нет исполнителя. Спектакля не будет». Нужно было видеть лицо гонца с четвертого этажа. Мы тоже сначала впали в ступор. Но потом мы начали уговаривать Его, что этого исполнителя запросто заменить, что все мы знаем весь текст пьесы наизусть (вот когда нам пригодилось участие всех во всех репетициях). Ответом была брань и категоричное: «Я не видел никого из вас в этой роли, вы понимаете это?». И несмотря на это мы потихоньку потянулись вверх, в зал. Он замыкал шествие, высказывая всё, что думает о нас в далеко не цензурных выражениях. Вплоть до момента, пока мы не отдернули полу ткани, выгораживающей игровое пространство, и не вышли к зрителя. Спектакль получался хороший. Он вместе с нами вышел на обсуждение и выслушал массу похвал от сиятельных персон. Тогда Олегом Шениным была высказана мысль о том, что для такого коллектива нужно построить отдельное здание.

Впрочем, здание не построили. И первый вариант «Гамлета» опять ставили на большой сцене главного корпуса института, которую превратили и в сцену, и в зрительный зал. Но того «Гамлета» я не увидел. В конце лета 1986 года я переехал в Красноярск. И посмотреть мне удалось «Гамлета» уже в специальном зале театра, оборудованном в бывшей котельной. Вернее, лишь первую половину спектакля. Я тогда по очень срочному делу приехал в Абакан. И в ожидании человека, для встречи с которым и примчался в столицу Хакасии, я пошел к котельной и оказалось, что сегодня дают «Гамлета». Но в перерыве я сделал телефонный звонок и узнал, что человек, нужный мне, на месте, у него мало времени. И вторую часть спектакля я так и не увидел.
Году в 1991 я приехал в Абакан и на улице встретил одного из «рамповцев». Он с семьей и друзьями направлялся в сторону центра, где проходили торжества по поводу Дня города. Остановились, начали разговор. И я вдруг понял, что на свои вопросы получаю весьма односложные ответы. Разговор завяз, и мы стали тяготиться его продолжением. Наверное, я нарушал их планы. Но вопроса: «А ты надолго в Абакан?» тоже не последовало. Тогда я обиделся. Но уже гораздо позже понял одну очень важную вещь: нас всех объединял только Он. И больше ничего. Или я просто нашел оправдание тому прискорбному факту, что за многие годы не нашел времени для поездки в Абакан на Его спектакли. Самая страшная ошибка, которую совершается человек, описывается короткой фразой: «Я ещё успею».

Так что же такое Василий Викторович Соколов? Попробую объяснить на примере. Из окна моей квартиры в Пятигорске при благоприятном стечении погодных условия виден кусок одного из Кавказских хребтов, цепочку гор, покрытых вечными снегами. А если очень повезет – то и Эльбрус. Так вот, в этом случае другие горы как-бы куда-то исчезают и ты перестаешь их замечать. Все твое внимание приковано к этой двуглавой вершине, не самой красивой из всех, но самой высокой. Холодной и безмолвной, равнодушной и к тем, кто карабкается по её склону, и к тем, кто с восхищением взирает на неё со стороны. С точки зрения специалистов, восхождение на Эльбрус не ахти какое сложное мероприятие и любой человек средних физических возможностей может дойти до его вершины. Но вместе с тем, ежегодно 2-3 человека гибнут, пытаясь покорит высочайшую гору Европы. Понятней не стало? Ну, ничего не могу поделать.
В заключении хочу сказать спасибо Ему и всем тем, кто вместе с ним были в моей жизни. Имен многих не помню, а потому не называю тех, кого помню по именам.
В своем рассказе я не изменил ни одного имени, ни одного названия населенного пункта.