Русские люди. Картина четвертая

               

   На правой большей половине сцены, купе санитарного вагона. На полках лежат раненые бойцы. Возле молодого бойца по имени Максим сидят Анна Петровна и Ирочка. После рассказа Максима, все молчат.

Ирочка. Что же Вы замолчали, дядя Максим? Расскажите нам что же было дальше, где находится профессор Мещанинов со своим коллективом?

Максим. Коллектив госпиталя по прежнему слажено работал. Горожане и селяне помогали им чем могли. Профессор , рискуя жизнью и жизнью своих коллег, работал и любыми средствами отводил беду от своего заведения; а раненые все прибывали и прибывали.

Анна Петровна. Хорошо, а как же выбрались Вы из этого ада?

Максим. К этому времени я уже был на ногах. Чтобы не маячить в хирургии, нас перевели в терапевтическое отделение. Но, немецкие врачи стали частенько захаживать и туда. Обстановка накалялась. Здесь, я должен сделать небольшое отступление, вновь вернувшись к рассказу о профессоре. На Холодной Горе фашисты создали концлагерь для военнопленных. Там в ужасных условиях содержались до двадцати тысяч человек. Люди в лагере от голода и болезней умирали сотнями. Их ежедневно вывозили на машинах. Мещанинов и его коллеги не могли спокойно слушать о злодеяниях варваров. Он решил пойти и поговорить с комендантом  лагеря, по фамилии Гембек. У него была надежда, что гитлеровец не решится на расправу с
человеком, пользующимся популярностью во многих странах мира. Конечно, это был риск. Но, профессор пошел на это, и добился встречи с главным палачом.

Левая сторона сцены - кабинет начальника лагеря. В окна видны заключенные и их надзиратели. Профессор  пришел со своею дочкой, хорошо знающей немецкий язык.
Вилли Гембек держался высокомерно, думая, что профессор обратиться к нему с какой-то личной просьбой.

Профессор. Я пришел к вам, чтобы выразить свое негодование и горячий протест…

Гембек. Чем вы недовольны?

Александр Иванович. Тем что творится в лагере. Вы нарушаете международные конвенции о военнопленных…

Гембек. Вы оскорбляете великую Германию…

Профессор сильно волновался. В такие минуты, его дочь обращала свой взгляд к отцу и как бы мысленно спрашивала его: переводить дословно или несколько смягчить. Мещанинов хорошо понимая ее, кивком головы  отвечал ей: «Дословно».  Встреча принимала опасный характер, Гембек вскочил с кресла, начал бегать по кабинету.  Когда он немного остыл…

Мещанинов. Я пришел к вам не для того, чтобы спорить, у меня есть два деловых предложения.

Гембек. В чем они заключаются?

Профессор. Я прошу  тяжело больных и раненых направлять на лечение в девятую больницу. Мне кажется, немецкое командование от этого получит большую выгоду: мы будем возвращать здоровых людей, которых Вы сможете направлять на работу.

Предложение Гембеку показалось заманчивым…

Ваше второе предложение?

Профессор. Мы просим разрешить больничной организации Красного Креста, где я состою председателем, оказывать военно-пленным помощь продовольствием.

Гембек. О, вы так богаты?

Мещанинов.  У нас очень мало продуктов, но мы хотим поделиться своими крохами с людьми,  попавшими в беду…

Гембек. Хорошо, я подумаю. Через пару дней вас известят о моем решении.

Вскоре в больницу начали поступать больные и раненые военнопленные. Вид их был ужасный. Работы в больнице прибавилось, пришлось потеснив поликлинику, открыть второе отделение хирургии. Операции следовали одна за  другой.

Никитская Валентина Федоровна (хирург открывшегося отделения в разговоре с зав отделом Делевским Павлом Севостьяновичем.
 
Никитская. Вы знаете, Павел Севостьянович, страшно смотреть на поступающих. Иногда смотришь на какую-нибудь ужасную рану, ты врач все видишь, умом понимаешь, а глазами не веришь что затянется.  Внутренне напрягаясь, все делаешь механически … И все таки, рана затягивается, это какое-то чудо…

Делевский.  Это побеждает молодой организм, стремящийся выжить. Это наш, русский характер- наперекор судьбе и… (их разговор прервала молодая сестричка, больному требовалась неотложная помощь.

 В концлагере работала подпольная организация, состоявшая из медицинского персонала военнопленных, руководителем ее был врач Седов Константин Рафаилович. По договоренности с профессором, он переправил из лагеря в больницу несколько здоровых военнопленных, которым угрожала неминуемая смерть. По договоренности с профессором, их частично вывезли вместе с мертвецами, остальных– под видом раненых. Один из спасенных был Юрий Евгеньевич Корсак, начальник разведывательного отдела 307-й стрелковой дивизии, Брянского фронта…

Максим.  Чтобы не создавать дополнительные трудности руководству больницы, я решил уйти. С этим вопросом я обратился к профессору. Он не возражал. Нас собралось семь человек, здесь были и те кто выбрался из лагеря. Корсак остался; работая в больнице, он руководил подпольем...  К этому времени Юрий Узуньян передал в больницу чистые бланки документов. Их аккуратно заполнили… Нас одели в гражданскую одежду. Приобретя какое-то оружие, однажды ночью Мы покинули наше доброе пристанище. Проводник, с большой осторожностью, вывел нас из города.

Третий боец. К этому времени фронт был уже далеко. Как же вам удалось пробиться?
 
Максим. Наша зима была незаменимым помощником. На дворе стоял жесточайший мороз. Пронизывающий ветер бил в лицо колючими снежинками и гнал снег по твердому насту словно в бесовской пляске. В такую погоду, как говорят, хороший хозяин собаку на двор не выгонит, а фашисты сидели по теплым хатам. (Он замолчал, задумался, словно вновь переживая все тяготы и испытания, выпавшие на его долю)

Анна Петровна (нетерпеливо). Что же было дальше?

Максим.  Дальше мы шли сами. В лесу наткнулись на выходящую из окружения воинскую часть… Ну, а дальше все было как на войне,.. и бои и жертвы. При переходе к нашим, в бою, меня тяжело ранило, но на этот раз я оказался в окопах наших бойцов…

Ирочка. Значит, Вы добрались до наших?

Максим. Да, Ирочка, на это раз я был у своих. Сделав перевязку, меня отправили в медсанбат, где прооперировали и отправили в тыл на лечение. Так я попал в этот санитарный вагон.

Анна Петровна. Что же стало с профессором и его коллективом?

Максим. Профессор со своим коллективом по прежнему трудился в оккупированном городе, спасая раненых и больных, помогая пленным концлагеря, при возможности, спасая их. Его жизнь - это хождение по лезвию бритвы. Вот какие люди оказались в нужную минуту на моем не легком пути.
 
Николай Степанович. (После долгого молчания, говорил он медленно и трудно). Трудно им приходится, а войне, как говорят- ни конца ни края.

Максим. Ничего. Мы, русские люди, долго запрягаем, зато быстро едем и сила наша в единении. Посмотрите, даже в нашем вагоне кто едет?  Белорус, украинец, татарин, казах, грузин, и все это наши- русские люди, это один надежный монолит…

В купе наступила тишина. Только колеса вагона монотонно выстукивали,- вот это патриот, вот это патриот,..  да изредка раздавался хриплый крик паровоза. Тишину нарушила Анна Петровна.

Анна Петровна. Проклятая война, сколько горя она принесла нашему человеку. Но придет и ей конец. Люди облегченно вздохнут, займутся своими личными делами. Когда-нибудь эти ужасы забудутся, а раны затянутся -  это закон жизни.

Максим. Да, а пока мы лежим и без помощи медперсонала обойтись, к сожалению, не можем.

Анна Петровна (обращаясь к третьему бойцу).  Мы как-то внимательно слушая всех и сопереживая,  забыли спросить Ваше имя.

Третий боец (прерывая Анну Петровну).  Меня зовут Остапом. Моя судьба перекликается с судьбой многих бойцов.  О том, что мы услышали от Максима, меня глубоко потрясло.  Раньше, это можно было прочитать в книге, или увидеть в кино, сегодня оказалось нашей обыденностью. Я думаю, если все закончится  благополучно и профессор со своим коллективом выйдет победителем из этой смертельной схватки, народ отдаст дань своим героям. О нем будут писать книги ставить спектакли и фильмы. Ну, а  благодарные потомки назовут в его честь  улицы и  больницы…  А пока, как говорит Анна Ахматова,
 
         Было горе, будет горе,
         Горю нет конца.      
         Да хранит святой Егорий
         Твоего отца.

Анна Петровна. Вы сами-то, Остап, до войны военным были, или тоже гражданским?
Остап.  Когда-то я был артистом.
Анна Петровна. Оперным?

Остап.  Нет, драматическим.

Анна Петровна.  Ну, это еще ничего.

Остап.  Почему?

Анна Петровна. Я драму люблю. Бывало, тронет тебя какая-нибудь вещь, вот и ходишь, переживаешь… К сожалению, это уже ушло в далекое прошлое.

В купе наступила тишина. Каждый из присутствующих думал о своем сокровенном.

Максим. (Нарушая тишину). Как хорошо, что мы едем по земле, которая не слышала взрывов, хорошо что здесь живут и трудятся люди не видевшие фронта. Побольше бы было людей, не видавших эти ужасы, особенно женщин и детей.

Вано. Да, ты прав дорогой. И какие это люди? Это люди труда. Это они, живя впроголодь, поставляют в армию: оружие, снаряды, технику, продовольствие.   Каждый день кто-то из них получает телеграммы - солдатские треугольники.  Они плачут и радуются нашим успехам и неудачам, но никто не видит их слез. Вот какие наши женщины, посмотрите на их натруженные руки и обветренные лютым ветром лица… Ничего, мы вернемся и все поправим. Правильно я говорю Анна Петровна?

Анна Петровна. Скорее бы это свершилось.

Вано. Да, и я так хочу. Хочу чтобы наши красивые девушки были хорошо одеты. Ну, а Вы, Анна Петровна, пусть даже немного раньше, чем все.

Анна Петровна. Почему?

Вано. Вы больше пережили  чем многие другие и раньше всех имеете право на это маленькое женское счастье…  Вы показали себя настоящим человеком, матерью, а это- талант, который есть не у каждой.

Николай Степанович(говорит тихо и трудно). Хорошо ты сказал Вано, нам только бы дожить до победы. Мы все помним и всех помним, думаю, что когда-то всем воздастся по заслугам...  А впереди еще много преград и трудностей,.. (после долгого молчания). Ничего, одолеем.

Анна Петровна. Спасибо Вам всем за Ваше мужество, пока на нашей земле живут такие люди, наша страна непобедима.

                Занавес.