1939-1945. Фрагменты прошлого 3

      Геннадию было 6 лет, когда в жизнь всей страны и их семьи ворвалась война. Он совсем смутно помнил блокаду. На мои вопросы отвечал:
      - Я мало что запомнил. На улицу нас с сестрой Галей мама не выпускала. Мы лежали в кроватях тепло одетые, закутанные одеялами и платками. В комнате царил полумрак, быстро сменяющийся полной темнотой... Темнота и холод. И ещё постоянно хотелось кушать. С утра мама уходила куда-то, мы оставались одни и ждали её прихода. Только через годы я понял, что мама всю страшную блокадную зиму, спасая от голодной смерти меня и Галю, из последних сил добывала для нас еду, — получала хлеб по карточкам, стоя в длинных очередях; пыталась поменять на чёрном рынке кое-какую одежду на продукты, за мизерные деньги покупала еду. Приходила она вечером. Света в квартире не было, мама зажигала небольшую коптилку. В комнате была железная печка (типа буржуйки), раздобытая с помощью знакомых на каком-то заводе. Мама топила печь недолго, на печке кипятила воду для чая. Когда закончились дрова, растопкой служило всё, что могло гореть. Печка остывала очень быстро и опять подступал холод. Воды в кранах не было, мама приносила воду в ведёрке, видимо, с Обводного канала.
      - Мама работала?
      - До войны мама трудилась на предприятии, производившем молочную продукцию. Сохранилась фотография, на которой она снята с коллективом работников, все они в чистеньких белых халатах. С началом блокады мама пыталась работать. Но к зиме постоянное недоедание сказалось на её состоянии — она была очень хрупкая, слабая, болезненная. Суровая блокадная жизнь была не для неё. Возможно, она где-то подрабатывала, но мне об этом неизвестно.
      - А как же вы жили? На что? Ведь иждивенческий паёк был настолько мал. В третьей декаде ноября 1941 года продуктовый минимум понизился до 125 грамм на человека в сутки, и эта норма сохранялась почти до конца года… Можно ли было выжить?
      - Мама получала деньги с фронта за отца. Он воевал в звании старшины, бОльшую часть денег, которые причитались за участие в боевых действиях, перечисляли семье. Маме выдали специальный денежный аттестат, по которому она получали деньги в райвоенкомате (об этом я узнал после войны от тёти Нины, маминой сестры). На выплачиваемую сумму можно было на чёрном рынке купить совсем немного, — около килограмма-полтора хлеба в месяц. Конечно, это мизер на семью из трёх человек, но тогда любое дополнение к положенному пайку могло спасти от голодной смерти... Я был мал, но чувство голода запомнилось на всю жизнь…
      Гена помнил некоторые детали довоенной жизни. В коммунальной квартире по соседству с их семьёй две комнаты занимала хорошо обеспеченная еврейская семья. Супружеская пара с детьми и бабушка, которая всеми руководила. К бабушке относились с большим почтением и взрослые, и дети. Бабушка любила чаёвничать на общей кухне и на столе всегда оставляла вазу с кусковым сахаром. Однажды она угостила мальчика сахаром, и ему понравилось это невероятно вкусное лакомство. И он стал втихаря потихонечку потаскивать сахарок. Возможно ли ребёнку удержаться от такого соблазна?! Бабушка заметила, что количество кусков уменьшается. И как-то однажды спросила Гену: «И куда это у меня сахар из вазочки пропадает?» Тот не растерялся и ответил: «Это, наверное, мыши завелись и таскают».
      В голодные блокадные дни Гена вспоминал про сахар, смотрел на пустующий стол соседей и сожалел, что нет желанной вазочки с сахаром. С началом войны, соседи уехали в эвакуацию...
      Несколько фрагментов блокадной жизни память Гены всё же сохранила...
      Однажды мама с тётей Ниной принесли откуда-то студень. Очевидно, выменяли на чёрном рынке за вещи. Мама выложила принесённый продукт на тарелку.
      - Подожди, - вдруг сказала тётя Нина.
      И женщины начали разглядывать студень. Потом тётя Нина что-то вполголоса проговорила, они переглянулись, и мама выбросила студень. Гене было очень жалко, ведь так хотелось кушать! (Только через многие годы он узнает, что мама с тётей Ниной обнаружили в студне признаки человечины, и брезгливость одержала верх над чувством голода).
      В какой-то из зимних дней мама с тётей ножом стали срезать обои со стен. Потом из нарезанных полос обоев мама сварила жидкий, невкусный кисель. Обои были когда-то наклеены клейстером, приготовленным в лучшие времена из муки...
      У четырехлетней Гали, сестрички Гены, в памяти сохранился случай, тоже связанный с едой. Как-то ближе к весне тётя Нина пришла к ним не одна, а со своей дочкой Людой. Мама вскипятила на печке воду, сели пить чай. Мама положила каждому по несколько маленьких сухариков. Люда свои сухарики скушала мгновенно. А потом быстренько прибрала и съела сухарики Гали, которая ела потихоньку. Было обидно, и девочка заплакала...
      Видимо, самым ярким воспоминанием из всего блокадного периода в памяти Геннадия остались фрагменты, связанные с эвакуацией из Ленинграда. Рассказывая, он упоминал некоторые названия населённых пунктов.
      В июне 1942 года Александра Тимофеевна, мама Геннадия получила документ на эвакуацию, который назывался: эвакуационное удостоверение. Начала собираться в дорогу. Гена помнил, что собранные вещи мама уложила в два заплечных узла, один большой для себя, второй — маленький для него.
      Гена неплохо запомнил как происходила эвакуация. Видимо для мальчика, почти год не видевшего внешний мир, отъезд из Ленинграда стал ярким, запоминающимся событием. Они с Галей впервые покинули стены своей квартиры. Стояла тёплая летняя погода. На улицах Ленинграда было много людей. Добираясь до Финляндского вокзала, они шли сначала немного пешком, потом ехали в трамвае...
      
/ С наступлением зимы в блокадном городе возникла острая нехватка электроэнергии, свет в жилых домах появлялся по графику, в вечернее время; а потом подача электричества прекратилась совсем. 8 декабря 1941 года было остановлено трамвайное движение. Электроэнергия подавалась только на предприятия, осуществляющие выпуск военной продукции для защиты города, а также в госпиталя, хлебопекарни...
      После первой блокадной зимы 15 апреля 1942 года в Ленинграде по пяти маршрутам начали ходить трамваи. Пережившая блокадную зиму Зинаида Игнатьевна Староверова, которой в 1942 году, как и Геннадию Удоту, исполнилось 7 лет, говорила: «С огромной радостью вспоминаю, как после всего этого ужаса пошел первый трамвай. Всего один вагончик, но как он трезвонил! Люди радовались, плакали от счастья, целовали друг друга...».(1*)
      Запуск трамвая в блокадном Ленинграде стал шоком и психологическим ударом для врага. Находящийся под Ленинградом в артиллерийской части вермахта ефрейтор Ганс Фолькенхорст, рассказывал позже: «Там, над Ленинградом, по тучам бегали какие-то странные голубые вспышки. Не ракеты, нет, нечто совсем другое! Черт возьми… они пустили трамвай! В Ленинграде, на седьмом месяце блокады?! Зачем же мы мерзли здесь всю зиму? Зачем мы кричали о неизбежной гибели жителей города, о нашей победе, если они… пустили трамвай?!»(1*)
      24 июня 1942 года, в день, когда Александра Тимофеевна с детьми ехала на трамвае в сторону Финляндского вокзала, газета «Ленинградская правда» опубликовала статью генерал-лейтенанта артиллерии, командующего Ленинградским фронтом Л. Говорова, в которой он писал: «...Завершить полное окружение Ленинграда немцам не удалось. Но они были уверены, что узкий коридор, соединявший Ленинград со страной, недостаточен, чтобы обеспечить снабжение армии и города. Они ждали, что на помощь руке с автоматом придет костлявая рука голода. <...> 10 месяцев немецко-фашистские войска тщетно напрягают свои усилия, чтобы овладеть Ленинградом. 10 месяцев успешно противостоят им войска Ленинградского фронта. За это время враг не продвинулся ни на шаг вперед, не стал ближе к цели. Наоборот. Части Красной Армии неизменно срывали его планы. Они отбросили его от Тихвина и Волхова. Они блокировали отдельные его гарнизоны. Они истребили огромное количество его живой силы и военной техники. Они перехватили инициативу из его рук...»(2*) /

      На Финляндском вокзале Александра с детьми пару суток ждали поезд. Получив эвакуационное удостоверение, накануне отъезда, она сдала в райсовет продуктовые карточки и взамен их получила дорожные талоны и талоны на питание. На вокзале ей выдали сухой паёк: хлеб и шоколадки для Гены и Гали. Наконец погрузились в вагон. Состав отправился на западный берег Ладожского озера до станции Борисова Грива. 50 километров по новой железнодорожной ветке ехали около 12 часов. От Борисовой Гривы на грузовой машине их перевезли до пристани Каботажная. Оттуда через Ладожское озеро на барже плыли до Жихарево. В Жихарево в столовой их накормили супом и макаронами с колбасой.
      Опять долгое ожидание поезда. Наконец прибыл эшелон, который шёл до Ярославля, и началась погрузка. Вагон был забит эвакуированными, спали на тюках с вещами. Поезд подолгу стоял на станциях, пропуская воинские эшелоны. До Ярославля добирались около недели.
      Силы Александры Тимофеевны были на исходе, их хватило только на то, чтобы довезти детей до Ярославля. Она была настолько плоха, что в эвакопункте Ярославля ослабевшую женщину отправили в госпиталь. Гену и Галю вместе с мамой устроили в палате госпиталя. Лечение и нормальное питание не помогало, медицина оказалась бессильна и не в состоянии помочь молодой женщине, в организме которой произошли губительные необратимые процессы. Александра тихо угасала. Дети плохо понимали что мама умирает, они бегали по палате, беспечно шалили. Первые дни Александра смотрела на детей и слабо улыбалась, она понимала, что её любимые детки спасены,… но ей самой с каждым днём становилось всё хуже. Она была маленькая, худенькая и очень болезненная, и не смогла выдержать тяжелейшую блокадную зиму…
      Мамы не стало… Медсестрички, которые были в палате, когда Александра скончалась, глядя на детей, не могли сдержать слёз, они плакали и гладили Гену и Галю по головкам. Сердобольные женщины понимали, что детки остались сиротами. И Гена догадался, что случилось что-то очень плохое и непоправимое...
      Ей не было ещё и тридцати лет… Образ мамы, заботливой, доброй, нежной Гена и Галя сохранили в памяти на всю жизнь. Она никогда не ругала детей, была спокойной и выдержанной. В их комнате в коммунальной квартире всегда было убрано, уютно и чисто. У Александры был хороший вкус, волосы всегда красиво уложены, одежда отличалась строгостью и изысканностью. Детей не только содержала в чистоте и приучала к аккуратности, но опрятно и очень красиво, одевала. Платьице Гали украшали белоснежные воротнички, костюмчик Гены дополняло жабо. Мама готовила для детей вкусные блюда, сервировала стол красивой посудой, для первого и второго блюд были отдельные тарелки. Учила детей быть честными, никогда не обманывать. Мама читала детям сказки и детские книги, дарила игрушки... Доброго маминого тепла Гене и Гале не хватало всю жизнь…
      В 1980-е годы Геннадий Демьянович побывал в Ярославле и пытался найти могилу матери. Но поиски оказались напрасными. Не удалось отыскать ни госпиталь, ни документы о смерти матери, ни её могилу...
      Галя внешне была миленькой, хорошенькой малышкой. Она очень понравилась одинокой докторше, работавшей в госпитале, и та забрала девочку к себе домой в надежде со временем удочерить понравившегося ребёнка. А Гену отправили в детский дом...
      Сестра Демьяна Васильевича Валентина вслед за братом перебралась из Украины в Россию. В 1940-м вышла замуж и жила с мужем в Шуе — небольшом городке Ивановской области. Валентина была яркая, красивая молодая женщина, кареглазая, белолицая, с правильными чертами лица и красивыми тёмными вьющимися волосами. В 1941-м, за три месяца до начала войны Валентина родила дочь. Муж с первых дней ушёл на фронт и погиб в боях под Москвой.
      Жизнь в маленьком городке Шуе проходила по законам военного времени, рабочий день увеличился до 12 часов, предприятия города перешли на выпуск продукции для фронта. В учебных заведениях города разместились госпитали. Валентина Васильевна была отличным поваром и, оставляя маленькую дочурку со свекровью, пошла работать в госпиталь на кухню, готовить еду для раненых солдат.
      В конце июля 1942 года Валентина получила письмо от брата, находящегося в госпитале, в котором Демьян сообщал о смерти жены и просил её позаботиться о племянниках. Она сразу же выехала в Ярославль, до которого от Шуи было несколько часов езды, но смогла забрать только Гену, отыскав его в детском доме. Докторша, приютившая Галю, отказалась отдать девочку тёте. Одинокая женщина очень привязалась к девочке, и мечтала, что ребёнок останется с ней.
      Лечение Демьяна Васильевича подходило к концу. Узнав о том, что его дочь осталась в Ярославле у чужого человека, он смог получить краткосрочный отпуск для поездки в Ярославль. Он размышлял: «Войне не видно конца, сколько она может продлиться — неизвестно. Но сестричка и братик должны быть вместе, чтобы не растерять друг друга». Война когда-нибудь закончится и он надеялся выжить и воспитать детей от любимой жены.
      По приезде в Ярославль Демьян Васильевич отыскал докторшу (после войны её имя с годами забылось) и предъявил свои права на ребёнка. Женщина была очень огорчена, но деваться было некуда, пришлось отступить. Галя же за короткое время привыкла к чужой тёте, которая заботилась о ней, вкусно кормила, красиво одевала. Она совсем не хотела уходить из дома, где её любили. Узнав, что за ней приехал отец, она спряталась под кровать и никакие уговоры на неё не действовали. Демьяну пришлось забирать дочь с помощью обещаний и подарков.
      В Шуе Демьян побыл с детьми и сестрой всего пару часов, торопился обратно на фронт.
      Дети остались с тётей Валей. Всю войну она работала, кормила, одевала племянников и собственную маленькую дочку.
      В 1941 году в оккупации оказались огромные территории пахотных земель на западе страны. Население больших и малых городов испытывало нехватку продуктов. Уже в конце 1941 года в тылу повсеместно были введены продуктовые карточки на основные продукты питания. Работая на кухне поваром, Валентина Васильевна не могла даже представить, что можно принести из госпиталя домой какие-либо продукты. Все вокруг трудились для фронта, и каждый человек понимал, что на своём рабочем месте способствует изгнанию оккупантов из родной страны. Тем не менее, война обнажила в некоторых людях человеческие пороки. На предприятиях, где имелся доступ к продуктам, были введены суровые меры наказания для нарушителей. В госпитале были очень строгие порядки. Чтобы не было хищений, тщательно следил за порядком и за учётом продуктов военный комиссар.
      Тётя Валя очень жалела Гену, после жизни в блокадном Ленинграде он был не по возрасту маленький, худенький, и всегда хотел кушать. Иногда она брала его с собой на работу и там немного подкармливала. Однажды, когда Гена был в госпитале и тётя дала ему еду, вдруг появился комиссар. Все работники, которые были в это время на кухне, замерли от ужаса. Комиссар посмотрел на маленького, худенького мальчонку, молча развернулся и ушёл. Никаких наказаний не последовало...
      Жизнь была тяжёлая. Дети быстро вырастали из одёжек, Валентине Васильевне постоянно приходилось покупать им одежду и обувь. Денег не хватало, и Гене с Галей тоже приходилось подрабатывать. Когда случались свободные от работы часы, тётя Валя пекла очень вкусные пирожки. Дети одевались поскромнее и продавали пирожки на рынке. Тётя прикрепляла к их одежде записку: «Помогите детям-сиротам из блокадного Ленинграда. Мама умерла, отец на фронте. Купите у них пирожки, они очень вкусные». Люди жалели деток и покупали пирожки. К тому же, пирожки действительно оказывались вкусными. Так у детей появились постоянные покупатели. На деньги, вырученные за пирожки, приобретались одежда и обувь....
      У Гены об этом периоде остались светлые воспоминания. В Шуе у него появились друзья, мальчики его возраста. Здесь он начал ходить в школу.
      По соседству с квартирой тёти Вали жил инженер, работавший на военном заводе, звали его дядя Миша. Он был хорошим специалистом, трудился на предприятии, выпускавшем мины и снаряды. Дядя Миша был человеком творческим, увлечённым. Он умел просто и доходчиво рассказать Гене о своей работе, о собственных изобретениях, и эти рассказы были любознательному мальчику очень интересны. Гена привязался к дяде Мише и мечтал, что когда вырастет, тоже выучится, чтобы быть инженером, таким же умным и знающим, как дядя Миша…
      Когда Гена вырос, после окончания Горного института он действительно стал инженером, инженером-геологом. Склонности к изобретательству, которые, сам того не ведая, передал дядя Миша понравившемуся мальчику, проявились в зрелом возрасте. Геннадий Демьянович был постоянным членом общества изобретателей и рационализаторов на предприятиях, где трудился. К примеру, одним из его изобретений был пантограф (прибор для уменьшения графиков и карт), который изменял масштаб только в каком-либо одном направлении, оставляя неизменным — в другом. Этот прибор иной раз бывает необходим в том случае, когда требуется наглядно проиллюстрировать, подчеркнуть глубинные формы рельефа на геологических разрезах.
      
      Послевоенная судьба Демьяна Васильевича и его детей была далеко не безоблачной. После тяжёлых ранений старшина Удот возвратился с войны инвалидом третьей группы, а на пятом десятке лет получил вторую группу. Доставшиеся на войне раны постоянно давали о себе знать. Но нужно было работать, поднимать детей, кормить, одевать, воспитывать.
      Из воспоминаний Демьяна Васильевича:
      «После демобилизации возвратился в Ленинград. Меня вызвали в райвоенкомат и сказали, что город разрушен и для его восстановления требуются солдатские руки. Направили на работу в жилстрой участок Ленинградского района на газовый завод, расположенный на Обводном канале. Там мне пришлось работать в три смены на ремонте газгольдеров. В Ленинграде было очень тяжело с газификацией — районы Московский, Фрунзенский, Ленинский, Октябрьский не были газифицированы. Надо было отремонтировать газгольдеры, принимать газ и подать его населению. Трудились в три смены, очень тяжело, много было земельных работ. У меня на участке было около 150 человек, много женщин, мужчины, — большинство демобилизованных с фронтов».
      Без жены жить с детьми было сложно, некому вести домашнее хозяйство, заниматься воспитанием детей. Пропадая на работе, Демьян Васильевич не успевал готовить, стирать, убирать и уделять внимание детям. Уходя на работу, он вынужден был оставлять сына и дочь без присмотра.
      Вскоре у Гены и Гали появилась мачеха. Демьян Васильевич надеялся, что новая жена заменит детям родную маму. Но всё оказалось далеко не так. Это была настоящая мачеха, вполне соответствующая классическому пониманию этого слова. Ничего общего с милой, спокойной и ласковой Сашенькой у выбранной им женщины не было…
      Семья переехала из центра города и поселилась в частном доме на Средней Рогатке. Средняя Рогатка — исторический район Санкт-Петербурга-Ленинграда. Появился в XVIII веке, до 1958 года — посёлок. После войны это была сельскохозяйственная местность, снабжавшая жителей города свежими овощами и молочной продукцией. Ныне это Московский район Санкт-Петербурга по дороге в аэропорт Пулково. Семья занималась сельским хозяйством, выращивали картофель, овощи, держали корову.
      Мачеху звали Екатерина, была она деловая, хозяйственная. Отличалась аккуратностью, любила чистоту и порядок. Но злобный её нрав отравлял жизнь детям, а впоследствии — и мужу. Невоздержанна на язык, она относилась к неродным детям с презрением и злобой. Любила глумиться над ними, унижала, ругала, частенько из её уст вырывались нецензурные слова. Она таким образом через детей как бы мстила мужу за светлую память о первой жене. Заставляла Гену и Галю разносить молоко заказчикам-покупателям, но была она впридачу такой жадной, что сами они это молоко даже не пробовали. Дети много трудились на земле: помогали при посадке и уборке корнеплодов, в заготовке кормов для коровы. Вскоре у Гены и Гали появилась маленькая сестричка, но материнство не сделало Катю добрее. И Гена, и Галя мечтали скорее покинуть дом, где они подвергались пыткам унижением и злобным насмешкам...
      После войны в Ленинграде располагались лагеря для пленных немцев. Их использовали на строительстве при восстановлении разрушенных бомбардировками и артобстрелами зданий. Ленинградцы относились к ним по-разному. Известны случаи, когда горожане, потерявшие в годы блокады своих родных, подкармливали пленных.
      Как-то в четвёртом классе, возвращаясь со школы, Геннадий наблюдал за работой пленных немцев. Военнопленные сооружали на Московском проспекте, недалеко от современной станции метро Московская, бронзовый скульптурный памятник Сталину. Гена проходил мимо, когда основа памятника (корпус) уже возвышался на невысоком постаменте. Немцы, занимающиеся работой, были одеты в серые военные шинели, все они казались старыми. Он подошёл и с любопытством смотрел, как несколько пленных на лебёдке подняли бронзовый фрагмент головы вождя и пытались водрузить на корпус. При этом звучали команды на немецком языке, которые Гена не понимал. Но вот установщикам удалось удачно зафиксировать голову и прозвучала команда: «фертиг!» (fertig — нем. закончено!). Потом один из пленных, стоя на лестнице, ловко орудуя молоточком, устанавливал крепёжные детали. Когда работа была завершена, в месте соединения частей памятника не заметно было никакого шва, скульптура выглядела, как единый монолит...
      Гена с грустью вспомнил, что нужно идти домой, к ненавидящей пасынка мачехе, и молча терпеть её ругань и издёвки. Ноги отказывались нести его в сторону дома. Он смотрел на немцев, не испытывая никакой ненависти… Но всё же мысленно обращался к этим людям и с досадой говорил им: «Сидели бы вы, фрицы, в своей стране возле своих детей, не лезли бы к нам. А теперь где ваши дети? Как живут без своих отцов? Из-за вас, немчура, у меня теперь нет моей любимой ласковой мамы. И я вынужден терпеть чужую, злобную тётку…»
      Через много десятилетий, в начале 2000-ых, Геннадий напишет рассказ о запомнившемся послевоенном эпизоде и его опубликует газета «Санкт-Петербургские ведомости»...
      У Демьяна Васильевича были золотые руки, он умел плотничать, столярничать, малярничать, пилить, строгать, чинить. Соседи частенько просили его помочь с ремонтом в домах, сложить печку, провести электропроводку. Когда Гена подрос, Демьян Васильевич стал брать его с собой помощником, и Гена научился делать разные мужские работы не хуже отца.
      С годами Демьян Васильевич осознал, что ошибся в выборе спутницы жизни. Пришлось расстаться со сварливой Екатериной. Дети к тому времени уже выросли и ушли в самостоятельную жизнь. Гена учился в Горном институте и жил в общежитии.
      После окончания института по специальности «геология и разведка нефтяных и газовых месторождений», в 1958 году Геннадий уехал работать на Север, работал в Воркуте, Ухте. Занимался составлением проектов на разведочное бурение, вёл документацию скважин. Много лет работал в Академии наук в городе Сыктывкаре. Область научных интересов — тектоника (3*) и нефтегазоносность, связь тектонической активности с размещением месторождений и их запасов. В 1971 году защитил кандидатскую диссертацию, получил научную степень Кандидата геолого-минералогических наук. Многие годы трудился в Ленинградском научно-исследовательском институте ВНИГРИ старшим научным сотрудником отдела геолого-экономической оценки ресурсов нефти и газа. Воспитал сына, который, как и отец, закончил Горный институт…
      Галя после окончания школы поступила в ремесленное училище, которое закончила в 1956 году. Получила специальность токаря-фрезеровщика. Многие годы трудилась на Ленинградском механическом заводе имени Карла Либкнехта в должности токаря-револьверщика высокого разряда. Потом работала на карбюраторном заводе в маркировочном цехе.
      В советское время простой рабочий человек мог выдвигаться трудовым коллективом в различные органы власти, для этого нужно было только добросовестно трудиться и пользоваться авторитетом в рабочей среде. Труд был мерилом достоинств человека. Галина Демьяновна всегда имела активную жизненную позицию, и была избрана Депутатом районного совета. Обязанность Депутата: принимать посетителей, отвечать на депутатские запросы, оказывать помощь в решении жилищных вопросов и т. п.
      Галина создала замечательную, крепкую трудовую семью, воспитала четырёх детей: троих сыновей и дочь. Все дети имеют рабочие профессии, трудятся в разных отраслях промышленности.
      Правнуки Демьяна Васильевича ныне живут в Западной Сибири, Новгороде, и, конечно, — в Санкт-Петербурге…
            Рядовой советский труженик, солдат Великой Отечественной, Демьян Васильевич Удот с честью выполнил свой воинский долг и жизненное предназначение. Не напрасными были сверхчеловеческое напряжение, лишения, опасности, кровь и страдания, и горечь потерь 1418-ти дней и ночей войны… И хотя, к сожалению, сегодня нет на карте страны, за которую он и его боевые товарищи сражались с нацизмом, но есть политая кровью советского солдата родная земля, на которой живут их потомки — внуки и правнуки. А, значит, — есть будущее. И есть Надежда на то, что наши потомки создадут на этой земле более добрую и справедливую жизнь, достойную памяти своих дедов и прадедов — Защитников Отечества 1941-1945.

Источники;
(1*) Пуск трамвая в блокадном Ленинграде как символ Победы (Татьяна Трофимова)
(2*) Л. Говоров. Бои за Ленинград // Ленинградская правда / орган Ленинградского обкома и горкома КПСС, областного и городского Советов депутатов трудящихся. №147, 22.06.1942
(3*) Тектоника — наука о строении, движениях, деформациях и развитии земной коры.