Как я сходил в армию 1

     Подполковник Максюта оказался приветливым коренастым стариком. Встретил меня с улыбкой, взял сопроводительные документы. Через штабное окно, смотрящее на автопарк, показал рукой на стоящий там автомобиль  и сказал: «Он конечно не новый, но ты же специалист, ты справишься. Иди принимай матчасть». И я пошел туда куда показал мне Максюта. На краю парковой стоянки, нулевая отметка которой находилась на уровне конька крыши здания штаба, стояло то о чем я мечтал и видел во снах весь последний месяц. То был ГАЗ-69 1963 го года рождения. В миру газик. Мой ровесник.
     Мдаа… После маза, с которым привык обращаться как с детской игрушкой, то что сейчас стояло передо мной, одним колесиком заехавши в ямку, представлялось мне передвижным комплектом сильно  попользованных  ключей от того же маза. На каталке. Газик был четырехдверным  с изрядно потертым тентом, натянутым на дуги и провисшим на них как шкура на ребрах умотанной насмерть  кобылы. Те уазики, которые мелькали на дорожных пикетах, блестя новой зеленой краской отличались от моего газика так же, как запах бензина от запаха одеколона Красная Москва. Ай да ладно!!! В мозолистой моей ладони лежит маленький ключик, врученный мне десять минут назад моим новым шефом. Нужно осваивать новую материальную часть. Не помять бы этого детеныша моими шоферскими ручищами. Отворив с жалостным скрипом маленькую калитку со стороны такой же небольшой баранки я втискиваюсь в эту конуру. Тут все так непривычно мелко! Нахожу замочек зажигания, вставляю туда ключик и поворачиваю его. На приборке зашевелились стрелки, под узким, как собачья морда капотом что-то лениво провернулось и глубоко вздохнув, виновато  замолкло. Надо бы на это что-то под капотом посмотреть. Открыв тот капот и уперев под него  имеющуюся стоечку  увидел там моторчик размером чуть большим мазовского компрессора. Худовата  лошадка.  За спинками задних сидений нашел кривой стартер, собственно он там не особо и  прятался. На щупе черная жижа. Явно этот ребенок не знал любви. Кривой стартер прошел в свое отверстие и заскочил в храповик. Пара рывков и моторчик затрясся в конвульсиях, гремя всем содержимым что имелось в его утробе. Сел за руль включил первую как нарисовано на жестяной табличке, приклепанной к торпеде, поддал газку, а оно не едет! Сам этот велосипед чуть колыхнулся, но выволочь ногу, попавшую в ямку, ему явно не по силам и он трясясь всем своим худым телом  виновато глохнет. Прям как та кобыла из анекдота: "Ну не смогла"! Делать нечего, надо с этим что-то делать. Шторка в кабинете Максюты нет нет  да шелохнется. Наблюдает! Ладно...Что тут?… Провода, свечки,... Какие же они черные. Почистим! Наконечники проводов, те просто зеленые. В нее похоже с шестьдесят третьего никто не лазил. Между тем у меня есть зритель более ощутимый чем новый  шеф. Пока пачкал и без того неотмываемые руки, на парковую горочку забрался и остановился возле меня уазик, который видел в снах своих. Из него вышел водитель в чистенькой парадке и уставился на меня, сверля узбекскими глазами. Комплекция примерно моя, угрозы особой не ощущаю. По локоть вывозив руки ныряю за руль, поворачиваю ключик. ОЙ Е!!! Оно затарахтело! Опять рычажком как спичкой втыкаю  передачку и газик лениво, но вытаскивает колесо из ямы. Зажигание надо еще покрутить… В окошке снова шторка шевельнулась. Все под контролем. Узбек долго наблюдал за моей суетой и наконец изрек на хорошем русском: «Ты что ли новенький в нашей роте»? «Ну типа того» - отвечаю. «Я  здесь год уже служу, а ты, я вижу дух еще. Сегодня много ездил с моим шефом и машину запачкал. Дам ведро, помоешь». Делаю вид, что не слышу, но узбек и впрямь достает из уазика ведро, ставит у колеса и спускаясь с площадки по бетонным ступенькам удаляется в сторону ротного барака, который своим торцом под девяносто градусов смотрит на внешний фасад штабного здания. Флаг тебе в руки и древко в ж…пу. Ты похоже с третьей ротой не пересекался! Счастливчик! Мне так-то есть еще чем заняться, да и помыть же надо газика, как раз ведро в тему. Попользовался да поставил на место, мне чужого не надо, обживусь. Пока суть да дело на стоянку поднимается мой подполковник,  Издалека вижу довольную его физиономию. «Не ожидал, не ожидал. До тебя тут несколько специалистов  затылки чесали. Я уже думал дело безнадежное, а тут смотрю поехала машинка, молодец Исаев, нашел таки мне водителя»!
   Вот же казусы памяти! Пока писал и фамилия прапора всплыла сама собой...
   « Ну что, ехать готов»? "Да не вопрос, если не сильно далеко, а то бог его знает куда она доедет"?
Боже ж ты мой!!! Какая она игрушечная, но надо привыкать! Сели да и поехали, с горки, на которой теперь мой автопарк, расположившийся на высшей отметке территории штаба управления бригадой.  Путь наш лежал в "Полк". Там, в военном городке живет Максюта и сегодня он впервые едет туда на служебной машине – своей служебной машине! Дорога туда тянется через весь поселок. Нам нужно обогнуть Архаринскую сопку справа и по единственной асфальтовой дороге, улице Восточной, которая проходит через всю Архару , доехать до ее же восточной окраины. Туда и едем. Газик теперь бежит, цилиндры заработали. Зажигание где-то близко к оптимальному, в общем опять на колесах. Вот и "Полк"! Сам он, полк красначей, расположился справа от Восточной, а наш городок, в виде двух пятиэтажных хрущевок и большой асфальтовой парковки перед ними, слева. Дальше асфальта нет, только  щебеночная дорога, ведущая в Аркадьевку. Нам пока туда не надо. Мой подполковник в добром расположении духа выбирается из газика и на сегодня  мой рабочий день окончен. «Езжай, вселяйся в роту, а завтра в семь ноль ноль Я тебя жду здесь на стоянке». Нормальный расклад. Пока мне все нравится. Нужно понюхать воздух в роте. Вот что мне уже не нравится, так это тамошние черпаки…
   Еду назад по поселку, люди ходят, барышни глазками провожают каждую военную машину, кому-то и ручками машут. Жизнь тут бьет ключом!!! Как же это меня угораздило-то,  все лето провести на каторжных работах? Чудны дела твои, Господи!!!  ...Вот мой новый КПП. Сержант у открытого шлагбаума приветливо кивает, значит я здесь прописан и номер авто значится в списках хозроты  управления  бригады. Еще вчера я к этим воротам и подойти бы побоялся. Наш брат автобатовец, равно как и любой другой служивый с рабочего батальона здесь не в почете. Живо загребут комендачи, увидев твой промасленный прикид. Хорошо что постирался перед уходом из роты. Поднимаюсь на горку автопарка. Он на самом  парадном  месте. В середине композиции стоит большой бокс с четырьмя выездными воротами на восемь парковочных мест, и если встать к тем воротам спиной, то ты окажешься на господствующей над всей управой высоте, примерно как известные всем герои, стоящие на носу Титаника!
   Тем временем на парковой площадке уже стоят несколько уазиков и два газика, таких же как мой. Один ярко красного цвета, тоже четырехдверный, с косым задним брезентовым бортом, как у меня и с большими во весь борт белыми буквами ВАИ, и другой, как мой зеленый, но двухдверный с квадратным тентом. Все как-то полегче, не один я в таком пролете. Поднимаюсь на горку, выбирая себе место для парковки, а мне наперерез уже несется давешний мой узбек с возмущенной злобной рожей: «Ты что дух такой борзый? Почему моя машина грязная»? «А ты что-то имеешь против подполковника Максюты? Может мне передать ему твои претензии – мол не могу выезжать, мне тут крутой черпак машину помыть приказал»! Смотрю осекся, желваками играет. Ну да ладно, говорил же что ему с тем флагом делать... А мне обживаться нужно. Пристроил к поребрику стоянки свой новый велосипед и пошел в роту.
    Роты в гарнизоне, они все однотипные, правда внутренним убранством отличаются. Ничего так, вроде чистенько. Ротный, тоже дай бог памяти, симпатичный такой ладносложенный мужик ростом под метр семьдесят пять, в чистой, хорошо на нем  сидящей  форме с капитанскими погонами. Лицом красив и приветлив.  Под носом пышные черные, как и на голове волосы, усы.  И вот что-то говорит мне за то шо вин хохол.  Капитан зовет дежурного по роте и тот ведет меня в каптерку, где выдает мне чистый постельный комплект и провожает меня до моей кровати на втором ярусе, что в правом крыле роты с окном на крутой травяной склон, на вершине которого расположен автопарк. Ну и ладно, я же в поезде люблю спать на верхнем ярусе. В роте человек шестьдесят, из них два десятка это водители; хозвзвод, и остальные - это писари, работники секретной части, кочегары, службисты по несению всевозможных нарядов. В общем разношерстный обслуживающий персонал. Половина этого всего наш призыв. Остальных пополам: деды, черпаки. Ну и дембеля.
    Команда к построению. Идем в столовую. Строем но скромно. Шаг не печатаем, да и где его печатать, нам нужно, обогнув слева наш большой бокс, просочиться наверх, за территорию управления и выйти на КПП учебки, где еще недавно мы с Бахтияром вытаскивали из злополучного того арыка мой маз, будь он неладен. Совсем чуть-чуть я тогда до столовой не доехал, каких-то метров двадцать.
   Столовая учебки не чета той в которой мы харчевались всем автобатом. Все чинно и благородно. Еда на порядок вкуснее. Я как в другой мир попал. В роте, там телевизор. В принципе смотреть разрешено всем, до отбоя. Я уже забыл как он выглядит.
   Построение на вечернюю поверку! Строимся в роте в две шеренги лицом друг к другу. Перекличку проводит капитан, прохаживаясь вдоль строя. Мой новый узбекский друг Хашим, так его оказывается зовут, в это время валяется на кровати, в наглую задрав ноги на ее дужку и на фамилию  отзывается оттуда же. Странная какая-то тут дисциплина. Он что тут на особом положении? Ладно, поживем увидим.
   Утро в хозроте так же начинается с крика дневального: "Рота подъем"!!! Но добрая половина нашего брата давно уже на ногах и в парке. Там гудят моторы. У  каждого свое задание и свой распорядок, в зависимости от указаний шефа. Я тоже знаю что мне делать и никто мне не указ. С полотенцем через плечо иду в умывальную  комнату, которая находится в правом крыле роты. В комнате зеркала  перед каждым умывальником. Ими увешаны  обе глухие стены помещения. В верхнем правом углу над единственным окном, что смотрит на парк, а вернее на подножие  насыпи нашей стоянки, потому как нулевая отметка роты та же что и у штабного здания, висит емкость литров на двести и заливная горловина ее выходит сквозь стену роты на улицу. После автобатовских интерьеров ощущаю себя как в пансионе. Умылся, вытерся и в парк. Мой газик скромно стоит там, где я его вчера оставил. Вокруг полным ходом идет утренняя суета. Носятся с ведрами солдатики в парадках, ныряют под задранные капоты блестящих уазиков. Громко прогазовывается штабной автобус  сильно смахивающий на армейский броневик на шишиговских колесах. Бортовой Зил с бочкой в кузове во всю его длину  стоит на старте и ждет когда эта суета перед ним  рассосется. Сажусь в свой газик и трогаюсь в сторону КПП, вливаясь в колонну съезжающую с нашей горочки по прямой, мимо штабного здания с одной стороны и гарнизонного клуба с другой. Парковый спуск упирается в офицерский туалет так же как наша дорога от Заречного в двухэтажную будку ГАИ. Тот же левый вираж на девяносто и дальше, мимо штабного здания в виде буквы «П» - вид изнутри, через КПП, еще метров двести и направо - на  шоссейку.  Та наша шоссейка  метров через двести после выезда на нее из управы, делает большой вираж на сто восемьдесят, вокруг Архаринской сопки, огибая ее с запада. Пройдя его оказываешься уже в гражданской зоне Архары и дальше,  почти по прямой, белым лебедем, через весь поселок летишь в полк, на стоянку военного городка. К пунктуальности приучила меня моя Мама с раннего детства. В сегодняшней нашей жизни  эта черта перестала быть актуальной в силу того, что вся страна ждет пока москали проснутся, но в шесть сорок пять я стоял на стоянке городка в полной боевой готовности. В семь ноль ноль мой подполковник втиснулся в газик. «Ну что, как дела? Освоился в роте»? «Так точно товарищ подполковник»!  «Да ладно, будь проще, мы же не на людях, впредь не козыряй». Нормальный ход – мне оно нравится. Не повезло с машиной, но с шефом чувствую совсем наоборот. Мне он как-то сразу понравился, да и похоже я ему не был мерзок. Двадцать минут и сержантик на КПП отдает нам честь. Приятно же! Вот бы нашего Черта туда поставить. Представляю его беззубую рожу с приставленной к виску клешней! Ха-ха!!! Максюта выходит у штаба. "Езжай на завтрак и после будь в парке".
   Обратно через КПП в учебку, на знакомую горку. Там уже стоят штабные уазики. И не надо ждать команды, чтобы влететь в столовую в надежде сунуть в карман кусок хлеба и драться с такими же как ты за пайку! За столом наши хозвзводовцы, рассказывая друг другу шоферские байки, не торопясь едят то чем заполнены тут же стоящие армейские бачки. Пахнет вкусно и в каше явно присутствует тушенка, и масляные кубики на железной тарелке. Бери и мажь себе на хлеб. В автобате, там первые полгода твое масло жрут деды и все то, что навалено дессертом сверху на кашу, ну та же тушенка - оно тоже не для духовских  желудков. Блин, привыкнуть еще не могу! Как с концлагеря освободился! Желудок издает благодарные звуки, можно жить дальше. С крыльца в газик и обратно. Один взлетаю на горку и ставлю машину в зоне видимости шефа. Остальные, с кем завтракал, паркуются там у штаба - внутри буквы П.
   У крайних левых ворот стоит красный газик. морды у него нет вообще, только овальные крылья с выпученными глазами-фарами. Над ними, обмотанный узлами проволоки с просунутой туда трубой, торчит такой же как мой движок. Рядом в явном ожидании кого-либо мается его хозяин. Увидев меня, парень в чумазой тельняшке подскакивает и машет мне рукой. Я к нему подхожу и он беря под локти трубу с той стороны кивает мне, мол делай как я. Грех не помочь в шоферском деле такому же как ты и я подхватываю на локти этот конец трубы. Движок ни сколько не упираясь выскакивает из объятий корзины и мы заносим его в бокс, где уже расстелена на бетонном полу дежурная солдатская шинель, давно уже не согревавшая солдата. У нее явно другая жизненная задача. "Это ты что ли к Максюте водилой"? "Ну да, я". "С автобата"?  "Ага". "Нормальный мужик. Второй вот зам говно. Истомин. Познакомишься еще! Мне-то оно по Х...! Я на дембель ухожу, месяц еще, ну два! Движок стучит, надо перебрать до вечера, шефу колеса будут нужны"!
   Дембель имел позывной Лось! От фамилии Лосев. Шеф его майор Добрянский. Оказалось что это местный аналог нашего Крупы! Свято место пусто не бывает!
   "А кто такой Хашим"?
   "Начальника политотдела бригады Габбасова возит, они с ним чуть не в губы целуются! Один узбек другой татарин - понимают друг друга. Хашим тот редкая тварь. Вкладывает тут всех подряд. Независимо от должности и звания! Ротный от него вешается, чуть из Армии его не турнули Хашимовскими хлопотами, служит до первого залета! Вот и живет в роте. Да его здесь все ненавидят, а он оборзел в конец, еще тот интригант! И шеф твой ему не указ. Круче только особист наш, но тот такое же говно, если не хуже"!
   Ну и ладно,предупрежден, значит вооружен. Нужно быть поаккуратнее. Вот надо же было так случиться, что первый кого я здесь встретил это был именно Хашим!
   Между тем нашего брата прибывало. На горочку один за одним забирался автотранспорт управления бригады. Заполз шишиговский автобус, возивший с полка младший и средний офицерский состав, и последней ползет груженая водой стотридцатка, уж звук ее мотора я ни с чем не спутаю. Сунув морду в тот проход, между левым торцом бокса и забором рембата, по которому мы пешком бегаем харчеваться в учебку, она задом сдает к углу роты, где много ниже уровня стоянки из стены торчит заливная воронка. Водовоз возится со сливным шлангом; в ротную емкость потекла водичка. Снизу, от офицерского сортира, наверх поднимался высокий худосочный майор, неся какой-то большой сверток или мешок - отсюда не видать. Шел и смотрел на меня, копающегося с машиной. Подойдя, он свалил  этот сверток на капот газика. Это было одеяло, но не солдатское. На нем пестрели цветочки и что-то там еще. Это тебе прокладочка под тент, подложишь под него и привяжешь к дугам чем-нибудь. Максюта попросил. Уже лучше, и теплее и вид у кобылки не будет столь ущербным!  К обеду дело было сделано и Максюта удовлетворенно покрякивал когда я вез его в полк. "Это был майор Поплавский. Ты, если что обращайся к нему, если что-то будет нужно для машины. Что сможет он достанет"! После обеда, по той же схеме заехал в парк и заглянул в бокс, с тем, чтобы Узнать как идут дела у Лося. На шинели рядком лежали шатуны с поршнями, шатунные шейки, вкладыши и куча фантиков и золотинок от конфет. Чаи что ли он гоняет? "Ты не уходи далеко, через часик поставим". Глядя на разобранный конструктор я сильно почесал затылок. Хотя в автобате тоже были кудесники и удивляться уже не спешил. Через час Лось махал мне рукой. Движок был собран и обвязан проволокой в которую была вставлена та же труба. Та же операция, но в обратном порядке. Туда сюда, пошевелили и движок на месте. Еще час и красный газик протарахтел в сторону штаба.
   Между тем от Хашима все время звучало предложение помыть его машину. Я просто его не слышал, несмотря на угрозы  расправы в ротной сушилке. Время шло, я знакомился с составом роты. Они знакомились со мной. Наш дедовский состав возглавлял Яша Лэп.  Как Киса Воробьянинов он был предводителем местной элиты в роте, но только по статусу - по ментальности точно Бендер. Яша был качком, вследствии чего имел квадратную фигуру, хоть ростом был чуть выше меня, вес имел килограмм под девяносто.  Он был адьютантом его Превосходительства! Не знаю как официально именовалась его должность, но по сути он таковым был. Думается что-то типа секретаря при командире бригады! На парадке у Яши официально красовался  аксельбанд и он гарцевал в нем по штабу! Это был единственный служивый во всей бригаде, имеющий такой атрибут. Яша был любимчиком комбрига! Как зеркальное его молчаливое отражение, в смысле квадрата, был еще в роте его двойник-качок, такой же квадратный, но злобный и молчаливый. Все чем он занимался  это качание бицепсов и хождение по нарядам. Сержант Харин - всегда стройный и подтянутый и всегда дежурный по роте был адьютантом у Яши и его распорядителем. Он четко отслеживал даваемые Яшей негласные указания и проводил их в жизнь, если они по какой-либо причине не исполнялись. Естественно все это относилось к личному составу роты. Яша, его друг качок и Харин были почти дедами. Ждали ухода дембелей. Надо заметить, что помимо Харина в списках роты значились также Рожин и Мордасов, что называется "для полного комплекта", но те были с нашего призыва. Были в роте и другие персонажи, но о них позже. Конечно же были и дембеля. В отличии от автобата они нас, духов вообще ни как не трогали и занимались в свободное время своими дембельскими альбомами, пришиванием к своим парадкам всяких блестящих штучек, погон, аксельбантов и прочей дембельской ерундой, когда не бухали. Иногда подходили ко мне с тем, чтобы я срисовал им на плечо понравившуюся картинку, которую тут же повторяли иглой и она оставалась с ними на всю оставшуюся жизнь. Грешил я этим и в автобате, тем откупаясь от ротной муштры. Дембеля готовились к неизбежному и ждали пополнения, с тем чтобы передать ему освобождающийся подвижной состав.
   Утром следующего дня я поднялся в парк и шел к машине. Лось стоял возле своего красного газика и вслушивался в его безобразное пердение. Увидев меня замахал мне рукой. Я подошел к нему. "Слышишь стук"? В этом оркестре услышать какой-то отдельный инструмент было практически невозможно. Я пожал плечами, типа не слышу. "Стучит"- заключил Лось и начал вытаскивать из газика знакомую шинель, в которую было завернуто все его слесарное оборудование. Через минуту она была расстелена на прежнем месте, а Лось уже откручивал под задранным капотом систему сложных диагональных проволочных растяжек, на которых держалось все его подкапотное содержимое. Я поехал за шефом.
   На сей раз Максюта был не один, с ним к машине подходил среднего роста майор с хорошей армейской выправкой. Втиснувшись в заднюю дверь газика он брезгливо заводил головой по сторонам и таким же взглядом посмотрел на меня. "Это майор Истомин"- сказал Максюта. "Его тоже будешь возить по мере необходимости". "Поехали"! Поехали. Майор совсем не оказался молчуном. Голос у него был поставлен на команду. И этим голосом он всю дорогу до управы ставил мне на вид, что двери плохо подогнаны и там живет сверчок, сидения не в должном порядке, брезент я должен почистить и вообще я неровно еду, ровнее надо, ровнее! Когда он вышел я перекрестился. Даже аппетит пропал. В столовой обошелся одним чаем. Кусок в горло не лезет, теперь еще в шефа ложка дегтя! Тьфу! Блин! Аж противно!...
   Лось тем временем, распотрошив еще горсть конфет, доложил новую фольгу под серые вкладыши своих шатунов и приступал к его сборке. "Шефу машина к вечеру нужна"! К слову сказать запчасти для машин в то время были большой роскошью, а еще вернее их не было вообще, особенно на наши газики, те уже были сняты с производства и наш куратор - майор Поплавский извивался ужом, чтобы хоть как-то удовлетворить наш спрос на них. Благо за забором нашей управы находился рембат с его токарными и сверлильными станками и потому имея эскиз или оригинал детали можно было что-то там выточить. Ну да ладно, нам оно на тот будничный военный день было неведомо.
   Мне нужно подрегулировать замки дверей, которым восемнадцать лет от роду, тем и занимаюсь. Заменить масло, оно убывает по мере езды и с нешуточной динамикой, фляжка с ним она всегда в багажнике. Мои однополчане, приехав в парк и ожидая вызова шефа беззаботно сидят в своих уазиках и травят байки, хохоча на всю управу. А мне так не до смеха, у меня руки по локоть черные как у Лося и голова забита тем какие болтики мне надо найти что бы полуоси прикрутить, они у меня на двух прикручены, остальные высверлить еще надо, так это на задке, передок вообще не работает, не до него пока. А тут этот узбекский придурок опять орет: "Эй дух, сюда иди"! Кто-то на его команды и откликается, я же не один здесь в этом почетном звании, а я так делаю вид, что не слышу. Он там бесится, чего-то лапочет по своему с хозяином квадратного газика, тот тоже француз. С глухим разговаривать тот еще труд...
   Обед! Дневальный по парку орет в мою сторону что шеф вызывает. Еду к штабу. Слава богу один выходит. "На вокзал" - говорит Максюта. И вот я опять у здания Архаринского вокзала. Подполковник скрылся за его углом, предложив мне тоже погулять по округе, только гляди в оба! Патрули от нашей комендатуры и красного полка не дремлют. Ни разу не попадал еще в их руки. Пару раз конечно был в самоходе, но обычно я на колесах. За тыльной стеной вокзала проходит тихая улочка. Давно не случалось по городу погулять. Вкусно пахнет  пирожками, а мне недавно выдали зарплату и первый раз ее не отобрали. Какие-то копейки в кармане звенят, можно себя и побаловать. Народ кругом гражданский, но нет нет да и промелькнет наш брат в чумазой хбэшке, испуганно озираясь по сторонам. Солдат здесь гражданские не любят, могут и отловить. Слышал истории, что и камнями забивали. Да и про наши две гауптвахты, автобатовскую и полковую ходят не самые приятные легенды. Пирожок проглотил и ожидаю возле газика. Из-за угла наконец таки появляется Максюта и мы отправляемся обратно в часть.
   "Меня здесь не будет дня два. Ты на время моего отсутствия поступаешь в распоряжение майора Истомина"! Моей радости нет предела! Спал и видел как буду с Истоминым дружить.  Ложка дегтя блин!!!
   Максюта вышел у штаба. Я пулей взлетаю в парк. Первое что бросается в глаза это красный газик упершийся задом в ворота бокса, что напротив съезда со стоянки, словно готовясь для прыжка. Возле него перетаптывается пара ротных духов, а под задранным капотом докручивает последние гайки Лось и завидев меня машет мне рукой. Похоже будем спускать со стапелей на воду новый корабль. Как я вовремя. Все вместе подталкиваем эту керосинку к спуску и она весело катится с горочки. Чих-Пых! и затарахтело!!! Газик уходит в левый вираж и скрывается за штабным зданием. Думается это до завтра. А завтра, предполагаю для меня будет нерадостным. День идет к закату. Везу шефа домой в полк, а оттуда, закинув чемодан на заднее сидение, на вокзал. Шеф за угол вокзала, а я в учебку на ужин и оттуда домой в роту.
   Утром следующего для я как всегда стою на стоянке военного городка среди таких же как я шефовозов. Погодка уже не летняя и по утрам знобит, хотя днем бывает и  тепло по летнему. В газике моем климат впрямую зависит от скорости движения. Из дверных щелей нешуточно поддувает, а печка на газике совсем смешная, для африки ее делали что ли?  Майор идет. Рожа надменная, маршал Жуков блин!!! По хозяйски распахивает дверь и вваливается в мой газик. "Трогай"! Да не вопрос, поехали. Истомин крутит башкой, критично оглядывая внутреннее содержание машины, начинает дергать дверь, она не скрипит не стучит, там все подогнано и смазано. Кожзам сидений вымыт бензином, и задний ряд прикрыт отрезом старой шинели. На потолке цветочки. Аж крякнул, но рожа недовольна. "Так, знак на дороге видишь сорок? А ты сорок пять едешь! Вот так и держи". Да не вопрос, вся дорога по Архаре под знаком сорок. Сзади меня догоняет и сигналит уазик Асипкина - начальника штаба - прямого начальника Истомина и Максюты. Торопится на службу, идет на обгон. В правом окне страшная рожа самого! Окинул взглядом мой раритет и ушел в точку. "Ты что заснул что ли? Так и до вечера не доедем! Погоняй"! Как прикажите товарищ майор. Ну вот и КПП с дежурным сержантом. Вытягивается по струнке, завидев Истомина. Как ни как зам нач. штаба по строевой части! Если что не понравится, весь день будет шаг по плацу печатать. Останавливаюсь у штаба. "С парка ни шага"! и гордая спина майора удаляется к месту обитания. Дожидаюсь пока скроется за дверью, разворачиваюсь и в столовую. За столом сидит улыбаясь Пластилин - шофер Асипкина и весело  спрашивает:" Что не тянет драндулет"? " С таким шефом только задняя включается"! Ха ха!!! Понимающе ржут сослуживцы.
   Заезжаю в парк и встаю на привычное свое место. За мной потихоньку подтягивается весь списочный состав. Пропердел автобус и немного погодя вслед за ним карабкается водовозка. Все собрались. Значит в штабе полным ходом идет оперативка. Только Лося почему-то нет. Между тем в парк в буквальном смысле врывается Боря Добрянский. Сколько я помню его появление было всегда таковым, Случалось внезапно, как взрыв гранаты! Он как из воздуха нарисовался в дежурке, что находилась в правой части нашего бокса на втором этаже. Там всегда зависал весь наш контингент. Там же был и телефон, по которому нас вызывали в штаб и рядом с ним пост дневального по парку, который был обречен на новые наряды всякий раз, когда туда врывался Боря  и застигал там всю нашу компанию. Кто-то отгребал от него боковой в ухо, если не успевал, увернувшись, выскочить из дежурки на крутую железную лесенку, служившую единственным оттуда выходом и единственным же входом. "Где водовоз"? Заорал Боря и дневальный тут же метнулся в роту.  Через минуту водовоз стоял перед майором. "Кидай в кузов трос и со мной на выезд"! Бедолага со скоростью пожарника выудил из за трубы отопительной батареи, что тянулась вдоль гаражной стены один из дежурных тросов и уложил его в кузов вдоль бочки. Хлопнули Зиловские двери и грузовик со скоростью пожарной машины умчался из парка. Кто-то потирал ушибленное ухо. Полезли в штабной автобус, что бы больше сегодня не испытывать судьбу. За этим всем удовлетворенно наблюдали три пары узбекских глаз через лобовое стекло квадратного газика. Три персонажа во главе с Хашимом сидя там и громко лапоча на своем французском, облизывали пальцы, явно перед этим куда-то их засунув. Они всегда чего-то там жрали в этой зашторенной машине. И водитель ее был похож на хомяка, только глаза у того хомяка были узбекские. Третий узбек был кочегаром. Эта троица жила своей общиной, ни с кем особо в роте не общаясь, ну кроме конечно Хашима, снискавшего себе тем большой почет и уважение. В дежурке зазвонил телефон. Планерка закончилась. Шефовозы один за другим начали разъезжаться. Та же судьба постигла и меня. Истомин хлопнул дверкой газика и мы поехали известным маршрутом. Молчание явно не было его коньком. "Так, солдат! Я вижу ты в столовую ездишь на машине. Это непозволительно! С этого момента и впредь машина остается в парке а ты, если успеваешь к строю, на прием пищи маршируешь в составе роты! Понятно? Я проверю"! Так точно товарищ Майор, понятно. Что бы ты домой к себе в полк маршировал! Туда и обратно с песней!!!...  Заезжаю в парк и жду, когда умарширует рота. Подождав ныряю за бокс по короткому пути и я в столовой. Отвык я строем ходить, да еще катюшу орать. Машина перед окнами на виду. Пусть в парк звонит да спрашивает. Еду обратно в полк и с Истоминым возвращаюсь в штаб. Слава богу молча. Видать звонил в дежурку.
   Водовозка вернулась. Лосевский газик стоял на своем привычном месте. Со всеми вытекающими. В боксе над расстеленной шинелью что-то колдовали Лось с Поплавским. Последний оттирал руки ветошью, немногим отличавшейся от его шинели. В дежурке что-то орал в телефон Боря Добрянский. Ясно почему в парке пустота. Пойду ка я в роту, приведу себя в порядок. До вечера похоже Истомину не нужен, Есть вариант частично  постираться. Завтра должен приехать шеф. У ротного разжился бушлатом, так то на улице не май месяц. Октябрь все таки. Ротный дневальный прокричал мой вызов. Иду в парк к машине, вижу Поплавского. Он что-то вручает Лосю. Тот довольно улыбается и ныряет к своей шинели. Похоже завтра затарахтит! Мой нынешний шеф, садясь в газик сообщает мне о том, что завтра в шесть я должен быть на жд вокзале и встречать Максюту. Я счастлив. Наверное улыбаюсь, Истомин смотрит на меня с усмешкой. Врубается конечно что достал. Все до полка, и больше рядом сидеть не будет.
   На следующее утро в шесть ноль ноль я на вокзале. Мой подполковик с улыбкой подходит к газику. Я принимаю знакомый чемодан кладу на заднее сидение. Едем в полк и до семи я жду его на стоянке. Можно и поспать, в бушлате разморило.
   Семь ноль ноль. Открываются двери газика и оба моих шефа вваливаются в машину. Все встает на свои места. Мы едем в управу. Истомин сидит на заднем сидении. Вот там и сиди впредь, знай свое место! Шефы уходят в штаб. Максюта ничего не говорит, я и так все знаю, и он это знает. Разворачиваюсь и в учебку, на завтрак!  В хорошем расположении духа заезжаю на парковку, вижу довольную физиономию Лося. Его газик тарахтит тише моего. Он по привычке его слушает. Я подхожу и тоже слух напрягаю. Даже не знал что он может так тихо работать. Лось достает из машины эбонитовую печку от шишиги и дает ее мне. "Приспособишь на зиму. Мой тут поорал в телефон, Поплавский вал и вкладыши новые притащил и прокладки коллектора и печку, как компенсацию, а мне оно не надо, а тебе сгодится. Дарю"! Классный подарок! Как раз в тему. Я уже и не знал что делать, штатной на стекла едва ли хватит.
   Большая эбонитовая коробка - это же надо ее как-то приспособить! Но голь на выдумки хитра! На третий день она стояла в газике, дуя в разные стороны двумя трубами, прям раздельный климат-контроль! Ха-ха! Жизнь явно налаживалась. Где-то на тот же третий день заводя утром свой газик увидел глубокую борозду, которая из под закрытых ворот нашего бокса уходила по асфальту вниз, заворачивала за штаб и моим же маршрутом тянулась через всю Архару до полка и терялась в щебенке в направлении Аркадьевки. Мои командиры  удивлялись и чесали затылки всю обратную дорогу - что мол за анамалия такая? Высадив их у штаба, поднялся до тех ворот и сгорая от любопытства нырнул за ворота. За ними, присев на заднее колесо, вернее на тормозной барабан полулежал Лосевский газик! Тем барабаном он и расписался на асфальте. Это откуда интересно он доковылял до дома на трех лапах? Весь парк обступил раненного красного зверька и пацаны ржали во все горло. Знатно они опять побухали. Браво!!! Был оказывается у этих героев такой непререкаемый имидж! Рассказывали парни, что в предыдущий раз они вдвоем, как обычно будучи под изрядным шафе, разворотили этим же газиком половину Архаринского кладбища! Кого-то помянули! Ну да. Вспомнилось мне, что ни разу ночью не видел Лося в роте. Всегда в ночном патрулировании... Шума большого не поднимали, как-то оно само сошло на нет, так же как и история с разгрузкой угля в автобате...
   Дня два, сквозь закрытые ворота доносились методичные удары кувалды. Ротные духи, те что посмекалистей, под руководством Лося сколачивали полностью завальцевавшийся, до формы колеса тормозной барабан. Периодически туда забегал шеф Лося, и с большими свертками Поплавский. День на третий, вернее на третью ночь автомашина ВАИ ушла в патрулирование.
   Между тем зачастил снег! Задымила наша кочегарка. В роте и нашем боксе потеплели батареи. Теперь машины на ночь загоняли туда. Крайнее дальнее от дежурки парковочное место всегда занимала черная комбриговская волга. Она была его гордостью . Во всей Архаре больше волг не было. Там было самое теплое место в боксе потому что там был гидроввод. Юра водитель, он родом из казахстана был еще одним любимчиком комбрига, а как иначе? Всегда чист и опрятен как и Яша, только без аксельбанта на парадке. Та волга единственная в парке была на тосоле. Для нас он был фантастикой!
   Именно там меня и отловили деды, с тем, чтобы отбить мне ложки. Я уже несколько дней старался не попадаться им на глаза. В роте полным ходом шли экзекуции. Штабные наши духи все ходили  морщась от боли. Не знаю как им там маршировалось. У нашего брата от постоянного ерзанья на сиденьях автомобилей очень нередки были амурские розочки, это такие чиряки на заднем месте, как итог акклиматизации. Не минула сия участь и меня. Кальсоны мои, с наступлением холодов частенько были мокры и красны, от чего я ерзал на сидении под подозрительным взглядом Истомина. Конечно я рад Устиновскому приказу, но неминуемое отодвигал как только мог. Но сколько веревочке не виться конец придет, и в самое неподходящее для меня время. Закон подлости! Оно и случилось. Передо мной улыбаясь стояла оперативная группа роты во главе с Яшой и Хариным, специально созданная для приемки в молодые. Я попробовал сослаться на мой мокрый зад, но армейские традиции непререкаемы. Харин приветливо размахивал поясным ремешком с аллюминиевой ложкой на его конце. " А кто не хочет катать люминий, тот будет таскать чугуний! Становись в позицию"!  В общем свое отгреб, правда в щадящем режиме, но блин, тоже больно.
   Каждый день кто-то из дембелей, при полном параде в нарядных шинелях покидал роту. В какой-то день со мной попрощался Лось, пожелав хорошей службы и с его уходом пропал из парка красный газик, больше я его не видел. На смену им приходили новые люди, в основном наш призыв из батальонов. Появился Федя Глимшин из моей третьей роты. У него была категория Д и он подменил ушедшего водителя нашего автобуса. Рады были здесь увидеться. Федя тоже был поначалу, как и я когда-то, ошарашен изменившимися условиями существования и некоторое время жил в состоянии эйфории. Он всегда улыбался, несмотря на полностью покрытый коростой подбородок от бритья "Невой". В автобате нас заставляли ей бриться под угрозой экзекуции. Одна выдавалась на пять рыл. Тот меня поймет, кто в те годы жил. Появился в роте маленький грузин Гиви. Он был принят водителем на уазик полковника Цыганкова - главного инженера бригады. Наивный и смешной поначалу, но несгибаемый, как стальной стержень во многих  принципиальных вопросах касающихся мужской чести. Грешит эта нация подобными вещами, несмотря на то, что в тогдашнем союзе большинство воров в законе были грузины. В этом водовороте изменений ротного состава  из-за спин уходящих дембелей быстро реализовывалась фигура Адьютанта его превосходительства! До того чутко дремлющий Яша Лэп с уходом последнего дембеля стал реальным лидером роты.
   Как-то с Максютой ездили на рыбалку на Архару. Залезли в такие прибрежные дебри, где в пору ползать вездеходам. Мой газик хоть таковым и числился на самом деле был в этой части ущербен, потому как грести мог только задними колесами и от рождения не имел там блокировки. После рыбалки Максюте пришлось не на шутку вспотеть, упираясь в задний борт газика на всем маршруте до нашей асфальтовой дороги. Спускаться к берегу было веселее. К удивлению, мой старик тем нисколько не был огорчен и на следующее утро в самых ярких красках рассказывал о своей рыбалке двум  пассажирам - Истомину и майору Денисову, с некоторых пор ставшему еще одним нашим постоянным спутником по дороге в часть и обратно. Они ржали! Рассказывать Максюта умел!
   Газик мой тем временем доходил до ручки. Ему все больше хотелось масла! Та баклашка  которую я всегда возил с собой в багажнике трансформировалась в двадцатилитровую канистру, и я его лил в мотор так же как и бензин в бак.
   Был уже ноябрь. Максюта как-то озадачил меня предстоящей поездкой в Заречное, где дислоцировался наш восемьдесят второй батальон. Это для газика было задачей на пределе его возможностей, туда пятнадцать километров ходу. Я заполнил автолом канистру под горлышко, залил бак и был готов. В назначенное время, а оно было поздним, мы с Максютой тронулись в путь. Погодка была самой ноябрьской, дул сильный ветер и шел крупный снег. Днем еще был плюс, а сейчас резко похолодало. Сегодня для всех, мало-мальски имеющих отношение к автомобилю людей очевидно, что резина бывает летняя и зимняя, и каждой свое время. В наше же военное время такого критерия не существовало. Вопрос звучал по военному просто, она есть или ее нет! Потому дорога, покрытая сплошной ледяной коркой для меня стала серьезным испытанием! Машину буквально сдувало с дороги ветром. Не меньше часа мы добирались до Заречного и в процессе езды я постоянно задирал капот и на ветру упражнялся с двадцатилитровой канистрой! Обратный путь был труднее, штормовой ветер дул в лицо, вернее в морду газика, и я с трудом его удерживал в пределах дорожного полотна. Как-то дотянул до полка и высадил там подполковника. На дворе гудела ветром разбушевавшаяся стихия. Стояла глубокая ночь. Я окончательно вымотавшись дорогой, где-то проворонил очередной момент заливки масла и проезжая наш КПП уже слышал отраженный от его стен стук  двигателя и он уже громко бренчал, когда я загонял машину в бокс.
   Я приехал!!! Во всех смыслах!!!
   Трагическую весть Максюта принял спокойно. К тому все шло, я о том неоднократно заикался и Поплавский, глядя в след моему сизому голубю уже давно почесывал затылок, готовясь к проблемам. Другое дело Истомин. Тот визжал и топал ногами у себя в кабинете. Только только жизнь наладилась, ведь в Архаре трамваи не ходят, да и престиж!!! Машина, как позже выяснилось, замначальнику не положена по штату и я, оказывается в том штатном расписании числился взрывником.
   Все следующее утро я, снимал двигатель. Лося бы сюда, у него в том колоссальный опыт, для него это было бы делом пяти минут. Хотя я, согласно обозначенной специальности управился бы и за секунду! Но так или иначе двигатель снят, все навесное аккуратно уложено в картонную коробку и та в свою очередь спрятана в багажник! Майор Поплавский озадачен. Я в изнурительном ожидании.
   Потянулась ротная жизнь. Наряд по парку стал для меня главной ее составляющей. Все бы ничего, но что бы в него заступить нужно было, одев дежурную шинель маршировать с такими же нарядными как я на плац автобата, на развод и мерзнуть там на пронизывающем ветру, ожидая пока эти разводящие по всей бригаде отпляшут все свои танцы и мы напоемся досыта, шагая обратно в свою управу. Холодная шинель после бушлата, затянутого ремнем была просто издевательством.  Для меня это все превратилось в пытку и я ждал мимолетного прихода в парк мойора Поплавского как когда-то в автобате прапора Исаева. В мире между тем висело что то гнетущее.
   На завтра в управе было всеобщее построение. Весь личный состав Управления бригады выстроился на плацу перед Гарнизонным клубом. Не звучало никаких песен, никакой музыки. Нам объявили о том, что сегодня в Москве состоятся похороны Леонида Ильича Брежнева! По всему Советскому Союзу был объявлен траур. Весь личный состав, свободный от несения нарядов должен был находиться в роте и смотреть телевизор. Наша страна в очередной раз понесла невосполнимую утрату! Дальше был торжественный развод и мы строем отправились в роту. У страны начиналась новая другая жизнь, а для нас так все осталось по прежнему. Дни лениво тянулись сменяя друг друга и сливались в однообразную киноленту.
    Уже кончался ноябрь, когда меня после отбоя теребил за пятку дневальный. "Тебя к телефону, там твоя мама"! Я, еще не проснувшись, босиком пошел к тумбочке дневального. Где-то далеко, на том конце провода и страны навзрыд плакала моя Мама. "Сынок, твоя бабушка умерла, только что. Приезжай, если сможешь на похороны! Будем ждать". Я в недоумении стоял на холодном полу и не понимал что мне делать. Мозг не хотел принимать такую информацию к осмыслению. Только что на другом конце света умер человек, которого я помнил с пеленок всю свою жизнь. Она меня вырастила, воспитала. Всю мою жизнь она мне говорила, что "Если мне скажут за тебя пойти в огонь я пойду"! Теперь этого родного мне человека не стало...
   На утро я позвонил Максюте и рассказал ему о своем горе. Он сказал что неволен решать кадровые вопросы. Волен их решать наш новый третий спутник майор Денисов - начальник секретной части и выписал мне к нему пропуск. Через десять минут я стоял в той секретной части прямо перед ним. Майор Денисов поведал мне о том, что согласно уставу Советской Армии, какому то его пункту, бабушка не является мне близким родственником и следовательно я не могу быть освобожден от несения  воинской обязанности в связи с фактом ее кончины. Вопрос был закрыт! Единственно чем он может мне помочь, так это отбить мне домой телеграмму отсюда с воинской части с тем же содержанием. И на том спасибо. Не в самоход же мне идти на почту!
   Я был зол на всю Советскую Армию и на ее отдельных представителей, смотреть ни на кого не мог. Несколько дней не разговаривал и избегал любых по возможности контактов.               
   Но как бы там ни было моя служба продолжалась. И как-то однажды, охраняя телефон дежурки, будучи дневальным по парку я стал свидетелем того факта, что у горячо любимого мной Хашима на уазике накрылся бензонасос и он по телефону бесконечно рапортовал о том своему шефу! По этой причине Начальник политотдела бригады уже несколько дней сидел без машины  и  совершенно очевидно что по этой же причине мылил мозг майору Поплавскому. Тот уже просто боялся появляться в парке, потому что здесь постоянно сидел Хашим и стучал на него если он решал чьи-то а не его проблемы. В конце концов, тому я был свидетелем, потому как все телефонные разговоры происходили в присутствии моих ушей, изрядно нагретый ситуацией Габбасов как-то сказал Хашиму, что через пару дней ему непременно нужна будет машина и он Хашим должен из кожи вон вылезти но найти этот чертов бензонасос и пусть хоть на шее сидит у Поплавского! Я интуитивно ждал гадости и каждый час проверял свой ящик. Мой насос не подходил к уазу, такой же уазовской была лишь клапанная его часть, но мне думалось что у узбека просто мозгов не хватит это осмыслить.
   
   На следующий день я заступил на пост дневального по парку и подходя к железной лестнице услышал как визглявый Хашимовский голос радостно орал в трубку что он выполнил поручение Габбасова и сиюминутно выдвигается в штаб к шефу!  Он чуть не сбил меня с ног на железной лесенке, вылетая из дежурки. Что-то меня насторожило! Поплавский ни как не мог в эти дни привезти ему насос. Я метнулся к своей коробке и до меня таки дошел весь расклад! Насоса там не было! Он его спер!!! Ну сволочь!!!
   Хашима не было в роте двое суток. Меня просто рвало на части... Я негодовал! Я  просто не знал что с ним сделаю. Пацаны как могли меня успокаивали и предлагали  простить узбеку этот его выкидон. Такая задача в их глазах не имела решения. Если не вся рота, то весь хозвзвод уже точно знал о том как нежданно у Хашима появился бензонасос, когда только Архаринские газеты еще не написали про эту трагедию замполита Габбасова!
   Федя Глимшин поднялся в дежурку и загадочно смотря на меня сказал что видел в роте Хашима, когда я нес наряд по парку. В роте вот вот должна была случиться вечерняя поверка. Я оставил его подежурить у телефона и закипая праведным гневом пошел в роту. Повернув налево, после входа в роту и только миновав дверь канцелярии, я взглядом встретился с Хашимом. Тот гордо подняв голову шел мне на встречу по ротному коридору и презрительно смотрел в глаза. Мы молча сближались идя по одной половице. Уступать никто не собирался. Вся рота превратилась в зрительный зал. Жестко схлестнулись плечами и я снизу на реверсе от души хлестанул  его в подбородок. Не поднимая головы увидел как у него под ногами быстро начала расползаться лужица крови и Хашим, держась за горло присел на корточки. Сзади, за мной, распахнулась дверь канцелярии и оттуда возник наш красавец ротный! Увидев открывшуюся перед ним картину, он по бабьи обхватил руками голову и завопил на всю роту: "ААА!!! ТЫ ЧТО НАДЕЛАЛ!!! МНЕ ПИ...Ц"!!! А рота молчала. Полсотни восторженных глаз смотрели на меня! Дневальный звонил в штаб и докладывал о случившемся. Нужна была скорая помощь! Оцепенение прошло, Яша бежал к Хашиму разворачивая бинт, под тем уже порядочно натекло. Народ всех сроков службы тем временем пожимал мне руку и выражал сочувствие. Мое ближайшее будущее зависти ни у кого не вызывало.
   Успокоившись, подошел ротный. "Ты конечно молодец! Я и сам мечтал ему разбить табло под дембель. Да тут целая очередь таких. Но извиняй брат, я должен отвести тебя на гауптвахту. Там переночуешь, а утром мы тебя заберем. Габбасову уже позвонили домой, он там рвет и мечет, я при всем желании бессилен. Пошли"? Пошли.  И мы идем в ночь. На губе я еще не был. Чай она не хуже автобата. Ходу тут немного. Через дорогу от учебки, метров двести и мы у железных ворот. Ротный пинает по дверям, в них выпадает квадратное окошко и нерусский спрашивает: "Почему стучищь, а"? "Дежурного зови"!- рявкает ротный. Дежурный уже за дверями гремит замком. "С управления"? Да! "Заходите, милости просим". Я перешагиваю тюремный порог и что-то мне подсказывает, что насчет завтра ротный слукавил. Мусульмане с калашами на плечах громко лязгают засовом, прикрывая за нами калитку. Справа длинное здание и мы ныряем в темный проем двери и еще через дверь оказываемся в караульном помещении, тут, пока мой ротный пишет рапорт, можно перевести дух. Дальше шмон по карманам и я в сопровождении конвойного, отдав свой ремень, попадаю в длинный коридор с железными дверями в обе стороны. Моя ближайшая слева. Она с лязгом открывается и я оказываюсь в квартире три на четыре метра с опущенными с обоих стен деревянными нарами, с которых на меня смотрят человек двадцать, вповалку на них лежащих. Вдали у стены, где проходят трубы батареи, лежат те, кто покруче. Как по сроку службы, так и по коэффициенту  борзости. Ближе ко мне ютятся те, кто попроще. Все это тюленье лежалово смрадно воняет и выглядит как свалка промасленных бушлатов, шинелей, штанов, давно  не чищенных и грязных сапог. Оно сопит, бурчит, сонно ругается. Делаю шаг к этому всему и ногой в темноте пинаю ведро. Блин, наверное параша. "Потише там! бл.ть!!! Упал на нары и затух"! Кто-то двигается, испуганно моргая в темноте глазами. Самое время прилечь в эту помойку. Все равно вариантов нет. Мой чистенький бушлат  прижимается к этому новому и не очень пока понятному для меня социуму.
   Вздрагивая, просыпаюсь от громкого стука по железным дверям и криков подъем! Лежбище в котором я оказался начинает шевелиться, громко фыркать, стонать и хрюкать. Разгрузка сплошных нар она только в сторону входа в камеру, и вся эта шобла, недовольно сталкивая друг друга с нар толпится возле железной двери. Пара тройка грязных и всегда готовых  духов привычно умело задирают вверх нары, приделанные шарнирами к стенам и закрепляют их специальными защелками. Грохоча, открывается дверь и один из всегда готовых хватает булькающее ведро и пропадает с ним в коридоре. Дверь также громко закрывается на фоне таких же гремящих в общем коридоре. Через минуту, под то же сопровождение, вслед за просунутым в проем ведром в нее протискивается тот же персонаж с напуганными глазами. Ставит ведро в угол. Там его уже ждут расстегивая гульфики несколько арестантов. Остальная публика жмется к двум трубам, горизонтально подвешанным к уличной стене  под  единственным окном, сложенным из непрозрачных стеклоблоков. Я к тому времени,  слава богу ушился. Сменил что называется имидж. В коридоре слышится шум проходящей группы товарищей явно что-то несущих и звонко задевающих этим о железные двери. "Хавку тащат"- говорит кто-то из присутствующих. Через минуту громко ругаясь на охрану проходит туда же еще одна группа товарищей и где-то там, куда все ушли слышен звук открываемых кем-то солдатских бачков, звон железных чашек, ложек, кружек и возбужденный гомон харчующихся. "Опера хавать пошли" - комментирует тот же голос.  Минут через десять та группа уже с меньшей скоростью и довольно отрыгивая шаркает за дверью в обратную сторону, и тут же слышится шум десятка пар солдатских сапог бегущих туда, откуда прошаркали опера. Звуки грохота посуды, какой-то бурной суеты и возбужденные голоса! И все по французски! "Караул хавает" продолжает вести хронологию событий все тот же голос, откровенно сглатывая слюну. Загремели замки дверей с той стороны, где разворачивались события и всем стало ясно - дошла очередь и до арестантов! Наша камера последняя и самая большая. Наш номер первый, но в очереди последний. Кухня она в конце коридора и налево. В бачках остатки еды, эквивалентные нашему духовскому содержанию в автобате. Мне собственно не привыкать. Автоматчик захлапывает за мной камерную дверь. А если по большому думаю я, глядя на дежурное ведро. "Постучишь в дверь - выведут" - отвечает тот же голос, то ли читает мои мысли, то ля я сам с собой разговариваю. "Я десятые сутки тут парюсь, сам с жилдорбата. Наша часть она на том конце Архары и махнул рукой в сторону сопки. Жду что заберут сегодня, максимально уже отмотал. Нас Ваши опера приняли у вокзала, отметелили и в Зила закинули. Друзья мои в себя пришли и на ходу через борт, а я так не успел. По приезду сюда завели меня и вон этих пятерых ваших, что до нас уже в будке комендантского Зила сидели, в коридор канцелярии, построили в шеренгу, заставили все с карманов вытащить все деньги что с собой были, ремни, значки, часы и понеслась!!! Зуб этот, который два метра ростом и Яша, они самые отмороженные. Я два дня после встать не мог, кровью харкал, да и ваши, что в машине были тоже на их морды посмотри, только только глаза прорезались, одинаковые все,  рожи как у хомяков были. А Череп ваш - их начальник, на обезьяну, похожий он улыбался, когда они нас метелили. Нравится ему это дело, похоже прирожденный садист.
   Видок прямо скажем у этой публики был неприглядный. Они по сроку прибывания тут были самые старые, освоившиеся. И явно свой срок пересидевшие.
   Дверь загрохотала и заглянувший оперативник, а это был он, караул весь состоял из французского легиона, сказал: "Шестеро за мной"! Всегда готовые, их столько и было, в мгновение ока оказались за дверью. "Так! Схватили метлы и на плац! Бегом"! И послышался хороший пендаль. Дверь закрылась. Оставшийся в камере народ был почти весь ушитым, среди прочих было два казаха и тувинец. Последний был маленького роста явно из тундры. По русски понимал с трудом и в разговорах не участвовал, а казахи те из первой роты, я их видел в автобате. Водилы с ммзух. Наверное Крупа их сюда зарядил, те хитрецы, которые свои зилы выгоняли за КПП автобата и умирали сразу за его воротами, в зоне видимости столовой, напустив под себя лужу воды из радиатора!  Коэфициент выпуска Крупе сделали а в процессе не поучаствовали и получалось что они отсюда, из под юрисдикции того же Крупы вышли а на пикет не попали, и просто весь день тащились, изображая суету. Для ротного естественные боевые потери. Может раз два и прокатывало но потом арматурина Крупы их находила и те с радостью выбирали пару суток на губе, пока их физиономии не сотрутся у него из памяти. Еще несколько хлопцев из учебки, с ними Гусь, мой будущий товарищ и как окажется земляк. Тогда не были знакомы, судьба свела позже.
   То, что утром за мной никто не пришел, оно меня не удивило, хоть и тешил себя надеждой. Но Надюха она баба лукавая и меня как водится прокатила. Парней-десятисуточников в тот день забрали, а вместо них поздно ночью в камеру запихнули Бахтияра с моей третьей роты и вслед за ним ворвались туда два персонажа из тех, что когда-то на пикете командировали меня за водой к узбекам в лагерь. Не знаю где он им дорогу переехал  но эти два здоровых пьяных бойца с ходу набросились на него, загнавши в угол камеры и начали его молотить самым диким образом. Он сначала пытался ставить какие-то блоки, пытаясь защищаться, но потом застонав под градом ударов, начал оседать в том углу. Я, находясь рядом в каком-то тупом онемении, совершенно не понимая что на моих глазах происходит, четко слышал как под ударами двух пар солдатских сапог  трещали его кости. Пацаны были в каком-то омерзительном боевом задоре и явно забивали его насмерть. Вся камера в ужасе смотрела на происходящее.
   Когда они, тяжело дыша, от него отошли тот не подавал признаков жизни. Лишь через какое-то время Бахтияр шевельнулся и еле приподнялся с бетонного пола и сел в том углу, и так сидел не шевелясь. долго сидел, глаза его были закрыты.
   Одного я знал по автобату. Это был Конь. Прямо скажем здоровый был Конь. В кино Стэйтон так крушит тела своих противников, но то в кино. Конь их крушил без сценария и каскадеров, не готовя площадок для страховки оппонентов. В миру, что называется. Да не один он был таков. Чего греха таить, автобат он ковал кадры! Но программа тем временем продолжалась. По хозяйски оглядев аудиторию Конь рявкнул: " Место у батареи освободили"! И шагнув на нары, они с приятелем, таким же по комплекции,отвесив пару пендалей нерасторопным, пройдя по освободившейся тропе
уселись в дальний, считавшийся теплым угол камеры. Хотя оно конечно условно. Трубы были нестерпимо горячими, больше ста градусов и просто обжигали, но бетон стены был также нетерпимо холодным, остужал. Конь, разглядев среди прочих маленького тувинца изрек: "Старый знакомый? Ты-то здесь как"? В самоход  оленей кормить ходил? Давай в середину, ну ка место освободили"!!! Публика расползлась по кругу, образовав мини арену на нарах. "Давай на середину, пой"!!! Тувинец ростом был наверное метра полтора, не больше. Он встал в эту середину и с равнодушным лицом запел, вернее издал утробный звук, который сначала тихо, а затем все громче и громче заполнил собой всю камеру! Это было горловое пение. Я никогда в жизни ни до того ни после не был его  свидетелем и слушателем одновременно. Звук между тем стал таким сильным, что я потерялся в пространстве и времени. Даже не знаю сколько это продолжалось, потому что время просто застыло в воздухе. В какой-то момент попробовал задержать дыхание, да куда там! Выдохся, а тувинец и не думал останавливаться. Я до сих пор не понимаю как он мог несколько минут  так мощно держать голос. Вся  аудитория была в таком же онемении, глаза у всех были как медные пятаки!!! Не помню как закончился концерт, я по моему тогда просто отрубился.
   Среди ночи прогремели двери камеры и Конь с приятелем так же внезапно исчезли  как и появились. Утром, когда опера держали свой путь в столовую, я пару раз пнул по двери. Хорошо пнул. Расчет оправдался. В открытую дверь просунулась физиономия опера. Прежде чем он начал искать зачинщика я ему кивнул на Бахтияра и сказал что у него сломаны ребра. Там куда опер посмотрел было все очень плохо. Как бы там ни было, смерть срочника в армии все-таки квалифицировалась как ЧП! Мозги у опера были в рабочем состоянии. Через некоторое время Бахтияра под мышки вытащили из камеры. Мой срок между тем тек дальше. Народ в камере менялся регулярно, больше чем трое суток, гостили редко. Текучка кадров! Иногда нас возили на работы, по рытью каких-то траншей, и чего-то там еще. Вид мой давно вернулся к автобатовскому стандарту. Помыться было негде. Умывальник он конечно был, но в виде сосулек, висящих на бачках. Днем в камере было совсем не жарко. Мы, спасаясь от холода, буквально обнимались с верхней трубой, обжигаясь руками и коленками, но спина в это время покрывалась ледяной корочкой, потому что до того была прожарена той же батареей. Все наше время между завтраком обедом и ужином было посвящено этому крайне увлекательному занятию. Вечером обычно приходили и приезжали к воротам "родители" из частей за своими питомцами, прям как в детском саду. Пару раз видел нашего Харина. Он забирал кого-то из наших, сидевшего в другой камере. Приветливо улыбаясь, сказал мне, что Хашиму зашивали нижнюю челюсть и он в госпитале. Габбасов еще зол на меня, но Поплавский вот-вот привезет нужные для газика запчасти и Максюта меня вытащит. От меня он не отказался. Также сказал, что нашего ротного куда-то перевели и на его месте теперь прапорщик Кукурика. На дворе стоял декабрь. Я уже контачил с местными операми, как-то они меня выделяли из толпы, после случая с Бахтияром, да и просто уже примелькался...
   Дело было вечером. С тюремным скрипом открылась дверь и меня позвали на выход. За воротами губы стоял улыбающийся Харин. За спиной захлопнулась калитка и меня обдало воздухом свободы! Условной конечно.
   В роте встретили приветливо. Хозвзвод салютовал и я просто купался в лучах внимания, пацаны мне были рады! Руку пожал Яша и все наши деды. А руку мечталось помыть, всю, аж до пяток, да и постираться. Друзья достали изрядно. Утюг в бытовке их уже ждал и просто сгорал от нетерпения, а я так весь чесался!
   Утром в парке меня ждал майор Поплавский. Возле моего газика, прислонившись к колесу лежал завернутый в тряпки двигатель от газ 69. Конечно не новый, но рабочий. Ну и злополучный бензонасос конечно. Все остальное мне оно понятно.
   Соскучился я по этим железкам, сидя в темнице. Все таки это мое. А ходить в наряды, орать Катюшу - пусть штабная часть роты получает с того удовольствие, что им еще делать? Измазавшись машинным маслом и солидолом я довольно потирал руки. Газик мой затарахтел и я почти готов был стартовать. Доложившись шефу о готовности, услышал от Максюты похвалу. Но вместе с тем он мне сказал что бы я особо пока не светился и машину держал в боксе. Ему еще нужно уладить мой вопрос с Габбасовым. Я и завис в боксе, решив заняться другими донимавшими проблемами. Мечталось о полном приводе, а для того нужно было сверлить оборвыши болтов восемнадцатилетней давности. Как-то ночью в бокс, где я один копался с газиком заскочила наша буханка - санитарка, такая у нас тоже была. Какое-то время стояла и  качалась, как живая, там явно кипела жизнь! Среди мужского бормотания оттуда  доносилось и женское мурлыканье. Вскоре из уазика вывалились довольные персонажи с нашей роты и хитро подмигивая предложили мне посетить салон санитарки. Я, будучи полностью погруженным в процесс и имея грязные по локоть руки и наверное такую же физиономию отрицательно мотнул головой. "Как хочешь, было бы предложено", обиженно утерлись сослуживцы и поднялись в дежурку к телефону. Через минуту перед уазиком собралась очередь, как  при завозе дефицитного товара в продуктовый магазин. Аттракцион  продолжался больше часа, уже пошли и по второму кругу, но в какой-то момент девичий голос в уазике категорично сказал хватит, и народ, оживленно обсуждая подробности события, зашагал в роту. Через неделю та же очередь собралась в госпитале, что был за автобатом со всеми вытекающими!               
    А между тем, за время моего отсутствия в нашем полку прибыло. Появился новый водитель Зуев. Родом он был из Москвы - нашего же призыва. Зуй имел в правах все  существующие тогда категории и ждал когда загонят в парк новый ГТС для комбрига. А пока утром гонял в Архару на водовозке, сливал в роту, кочегарку и штаб воду, и маялся потом весь день бездельем. Зуй был аналогом Малины в автобате, правда ни от кого не отгребал, а талантливо захохатывал любой возникающий конфликт, чем быстро снискал себе в хозвзводе почет и уважение. Умел вовремя вставить словцо, чем вызывал дружный наш хохот. С ним же пришел еще один москвич вместе с новой единицей подвижного состава, то был бортовой уазик, на нем кстати и привез Поплавский мне двигатель. Служба снабжения обрастала своей техникой.
   Под конец года в бригаду пришел состав с новой техникой. Поэтому Поплавский как-то откомандировал нас, временно свободных на его разгрузку и перегон. В очень морозный декабрьский день утром мы прибыли на знакомую нам Архару грузовую. Нас, бездельников набралось тогда четыре человека. В тупике стояли грузовые платформы, на которых елочкой, градусов под сорок к горизонтали стояли стотридцатые бортовые зилы в военном камуфляже. Были и гражданские с синими кабинами и белыми мордами. Здесь уже во всю орудовала такая же стотридцатка с автобата. Она сдергивала тросом машину за машиной с платформы на пирс и их надо было завести на морозе и после перегонять в автобат. Считалось что машины, пришедшие сюда прямо с  завода Зил должны были быть полностью комплектными, но мы поглядев на них, поостыли в своем рвении радостно перегонять новье за сопку, как должно было случиться со слов Поплавского, когда он нас вербовал потрудиться во славу родной бригады. Зрелище было грустным. Пока состав тащился через необъятную нашу страну, ее непоседливые жители регулярно и методично ощипывали все его содержимое. Добрая половина новеньких зилов была просто раздета. На многих не было стекол, где и дверей, и бог знает чего там еще. Аккумуляторы, где они и были все позамерзали. Поплавский, посмотрев на эту картину сказал нам быть здесь и умчался за сопку. Деды, что гарцевали по площадке на своем зиле, оставшись без присмотра   тоже решили куда-то смотаться и мы на тридцатиградусном морозе остались предоставлены сами себе. Холодный  Архаринский воздух свободы он конечно наполнял грудь, но как-то быстро отрезвил и заставил искать сколько-нибудь теплое местечко  на абсолютно необитаемой территории. Единственное убежище в виде новенького Зила стояло в центре асфальтированной площадки и нам четверым ничего больше не пришло в голову, как содрав с ближайшего стенда какие-то объявления забиться с ведром в его кабину, накрошить туда бумаги и поджечь. Несколько секунд мы грелись, но надышавшись дыма и чуть не спалив того зила рванули обратно наружу. Холод, он просто сводит с ума и толкает на самые безумные поступки! Когда таки вернулся  Поплавский мы не спрашивая разрешения заскочили в тот уазик, наперегонки стуча зубами и не могли членораздельно хоть что-то сказать. В уазике были аккумуляторы и мы немного согревшись потащили один к зилу, в котором недавно грелись. Зил, не сильно упираясь завелся и я рванул на нем за ворота станции, где неподалеку возле  дороги стояла колонка. Не глуша мотор, наполнил ведро водой и тонкой струйкой заполнил систему, слава богу радиатор не прихватило, в отличии от меня. Но зил тарахтел и в кабине работала печка. Это было спасеньем. Я вернулся на двор и парни быстро запрыгнули ко мне в кабину. Автобатовцы тем временем, вернувшись, продолжили сдергивать грузовики с платформы. Оставив заведенным своего, пошли заводить остальные два, по числу аккумуляторов, из тех что были с дверями и стеклами. Все по той же схеме. Собираемся в колонну и айда через сопку, по крутому косогору, минуя Архаринское кладбище, что на восточном ее склоне, спускаемся к нашей дороге и поворачиваем налево в родной автобат. И на сегодня хватит. Намерзлись на год вперед. Поплавский на нас смотрит с вопросом, чует что виноват, что чуть не заморозил, как насчет завтра? Переглянувшись кивнули.  Назавтра мы опять были там. От скуки с нами увязался Зуй, захватив с собой паяльную лампу. Сегодня погодка была по круче вчерашней, наверное под сорок и с ветром, будь он неладен!  Завели первый и погнали на колонку, с Зуем. Он как в воду смотрел взяв с собой заправленную лампу. Радиатор тут же прихватило, и его при заливке пришлось отогревать, и так было с каждым следующим. И опять в колонну, да через сопку и потом обратно. Несколько дней наша команда жила на станции Архара-грузовая, оживляя промерзшие насквозь зилы. Дальше пошел  недокомплект: без дверей, без стекол и даже без тормозов, россияне не брезговали абсолютно ни чем, забираясь ночами на платформы с машинами. Скручивали все, до чего дотягивались их очумелые ручки. И нам приходилось на морозе доукомплектовывать многие машины тем, без чего они не могли бы стронуться с места, снятым с предварительно перемещенных. Но то что могло двигаться, уходило за сопку и даже отсутствие тормозов не было тому помехой. Гоняли те зилы без  трубок пневмосистемы  на крутую сопку и с нее с одним лишь ручником. Сегодня не рискнул бы, даже за медаль "за отвагу", какая у деда была. Эх!!! Безбашенная молодость!
   Перегнали мы все, что пришло на часть. За бортовыми пришли ПРМ-ки на базе сто тридцать первых и пришел таки Зуевский ГТС. Это был гусеничный вездеход с газоновским двигателем и тентом за кабиной. Он торжественно взлетел на нашу горку под восхищенные аплодисменты хозвзвода. Открылось маленькое окошко кабины и от туда высунулась большая, с лошадиной улыбкой физиономия Зуя!
   Надо отметить, что наше желание смыться из части, хоть куда, в немалой степени было мотивировано  новой нашей  бытностью, смоделированной нынешним ротным - прапорщиком Кукурикой. Сей персонаж был к нам прислан сверху, взамен нашего старого ротного, по известной причине. Ушлый прапор, с момента своего появления в роте начал закручивать гайки, причем нешуточными темпами. Всем, под страхом наказания было приказано строиться для похода утром в туалет строем. Таким же образом и в столовую и перед каждым построением в парк засылался дневальный и переписывал номера стоящих там на тот момент машин и те кого не было в строю имели жесткий разговор с прапорщиком Кукурикой! Он реально брал нас за кадык. Выходной, когда он у нас случался стал для нас сплошной тренировкой по маршированию и песнопению. На какой-то момент Кукурика с дедами, когда их достало, заперлись в канцелярии и пришли к соглашению о том, что рота все равно будет маршировать и по максиму жить по уставу, пусть в урезанном составе, но руководить этим будут уже деды любым дозволенным способом.
   С того момента Демократичный до того быт нашей роты стал раскалываться по кастовому признаку. Деды жестко брали власть в свои руки. Мы строем шаг печатали и пели - они в сушилочке балдели.
   Тем временем случился новый год. Денек выдался не теплый. Как-то эта ходьба строем, для поднятия духа, как выразился прапор духа нам не подняла. Я ни куда не ездил, Максюта куда-то уехал на праздники и я жил ротной жизнью. Последний день года проходил в бесконечных построениях и маршированиях. Кукурика откровенно рвал жопу перед Асипкиным! Вечером в бригадном клубе у них была большая пьянка и концерт. Мы в это время сидели в роте, до предела вымотанные прошедшим днем и смотрели телевизор. По нему шли мелодии зарубежной эстрады и я в первый раз, затаив дыхание, с восторгом слушал Сикрет сервис!...Они пели свой Огонек в ночи! Время было перед отбоем, когда прозвучала команда Рота строиться на улице! Как оказалось, случилось страшное. Напраздновавшись в клубе, офицерская публика, со своими и не своими  женщинами, будучи под изрядным шафе, имела несчастье подскользнувшись, упасть мордой в снег прямо перед офицерским же туалетом, равно как и в глазах тех же женщин. А потому дежурный по штабу позвонил в роту и приказал в экстренном порядке вывести личный состав на место трагедии и вооружившись ледорубами и лопатами устранить проблему, очистив асфальт для прохода господ офицеров. Новый год для нас переставал быть утомительным ожиданием оного. Тридцать человек на морозе и ветру принялись за дело. Но оно как-то явно не шло, дорога была сильно нами же укатана. Тут мы пошушукавшись, посмотрели на Зуя. Беги в парк и гони сюда свой ГТС. Пару раз тут провернешься и мы лопатами все закидаем за туалет. Сказано - сделано! Зуй быстро спустился с горочки на ГТС-ке и надавил на газ, зажав один фрикцион. Вездеход закружился в диком танце! Гусеницы весело играли вверх и вниз, разбрасывая в стороны куски прессованного снега! Прекратить!!! раздался истошный визг старлея - дежурного по штабу. Зуй высунул из маленького окошка свою улыбающуюся во весь свой широкий рот физиономию. " Что случилось товарищ старший лейтенант"? Тот, выпучив глаза на верхнюю часть гусеницы, которая не на шутку разошлась в диком танце в исступлении заорал, тыча туда пальцем: "Оно же слабо"!!! Пауза и рота просто грохнула хохотом. Лейтеха понял, что ярко блеснул глубиной технических познаний и сказав чтобы вездеход загнали в парк с покрасневшей от стыда физиономией ретировался в свою дежурку. Но дело сделано, тридцать лопат в мгновение ока очистили асфальт. Под звон курантов мы заходили в роту!
   Вот и случился новый год. Наш дикий прапор все сильнее завинчивал нам гайки. Гаечным его ключом окончательно стал Яша и вся его команда. С какого-то момента начали случаться ночные побудки. Пацанов ночью отводили в сушилку, которая находилась через коридор от умывальника и где качал свои бицепсы злой молчун. Там каждый в свое время, кто и не по разу отгребал все то, что прописывал ему или им Яша в компании своих подельников. Все давно уже привыкли к звукам тумаков и громких вскриков, доносившихся оттуда каждую ночь после отбоя. Минимум, что приносил наш брат с сушилки это хороший бланш на физиономии. Кто имел  возражения отгребал много больше. Два квадратных мальчугана в компании резкого Харина и еще нескольких охотников до этого дела наладили регулярные бойцовские тренировки на безответных живых снарядах. Мы с Яшей и Хариным и другими дедами стали нерукопожатными. Былые симпатии испарились как из чайника вода! Кукурика довольно хмыкал каждый раз, видя новый бланш или хромающую походку у того, кому он в предыдущий развод или вечернюю поверку ставил что-нибудь на вид! Они с Яшей похоже хорошо поняли друг друга. Десяток человек в роте жили неплохо, но это неплохо кровью и потом отрабатывалось всеми остальными. Бывали конечно и комичные случаи. Как то раз на вечерней поверке Кукурика сделал предупреждение нашему Гиви, водителю Цыганкова, по тому поводу, что тот не встал в строй для утреннего похода в туалет. Ну а когда грузину заниматься этим ананизмом, если его шеф в полку ждет. Гиви с грузинской прямотой сказал прапору о том, что если надо спеть в сартире, то пусть товарищ прапорщик сам над лункой и пропоет, а меня в полку шеф ждет! Кукурика, обалдев от такого хамского ответа заорал на Гиви и объявил тому наряд в не очереди. На что Гиви, приставив руку к голове, сделал строевой шаг вперед и громко, на всю роту крикнул: "Служу советскому союзу"!!! Рота просто грохнула от смеха!
   Между тем, любой накал, рано или поздно достигает своей точки плавления. Такой момент обозначился и у нас. Как-то утром, прокричав очередную петушиную песню мы встали на пороге ротного туалета. Нас в строю было человек тридцать и кто-то в сердцах громко выругался потирая опухшую скулу и изрек: "ДО КОЛЕ"??? В другом конечно формате. Человек двадцать из присутствующих были с  Новосибирска и накануне побитый, был из их числа. Лидером в этой группе был  Игорь. Он собственно уже подсиживал Яшу на его месте и готовился стать следующим любимчиком комбрига. После ухода Яши на дембель должен был занять его место. Вопрос похоже был решенным и так случилось, что любимчики всерьез не взлюбили друг друга. Тогда этот Игорь, отвечая земляку сказал: "А что бы нам их не обломать? их десять, а нас тридцать"!!! Тут и я впрягся, как уже имевший подобную практику: "А чего тянуть? Давайте сегодня же. Как только кого-то поведут в сушилку, срываем дужки с кроватей и туда же. Главное не ссать"!!! На том порешили и разошлись.
    Зайдя в сортир, я нос к носу столкнулся с Яшиным другом. Он наблюдал за нами и слышал весь наш разговор. Персонаж этот был матерой штабной крысой в новой шинели, красивой высокой, растянутой на трехлитровой банке шапке, подкаблученных сапогах. А я такой весь потертый и в бушлате, перетянутый ремнем. Он, глядя на меня, как на шпиона, с удивлением спросил:" Ты что затеял? Восстание рабов? Ты вижу обурел в конец"!!!  В общем его красивая шапка точнехонько улетела в туалетное очко, а он потирая щеку и угрожая мне карой небесной быстро смылся из туалета. Ну не люблю я штабных да нарядных!
    День прошел в хорошем настроении, мне думалось что вся эта котовасия в роте закончится, общими нашими усилиями. Сколько можно засыпать и просыпаться в страхе! Хватит. Натерпелись!
    Прошла вечерняя поверка, на которой мы все понимающе переглядывались между собой, готовясь к возмездию... Я как-то уже засыпал, так и не дождавшись призыва к восстанию, когда меня потрогал за пятку дневальный. "Тебя зовут в сушилку".
   В сушилке было многолюдно. Девять человек во главе с неизменной троицей собрались здесь, чтобы рассмотреть и обсудить мое персональное дело. Мой утренний собеседник тоже был здесь. Он посмотрел на меня глазами прокурора и смылся из сушилки. Похоже на том его миссия закончилась. Предполагая обговоренный утром план событий, в сушилку я пришел в одних кальсонах и в полной уверенности в том, что с секунды на секунду услышу топот тридцати пар ног по ротному коридору со всеми вытекающими. Между тем, председатель собрания сразу определил мне место экзекуции, указав на середину стены, где я должен был стоя лицом к членам комиссии давать объяснения, ну и отгребать заработанные очки. Речь держал, как водится Яша, выйдя на передний план и в упор глядя на меня. " Дошло до нас, что ты революционер", улыбаясь молвил он. "На деда поднял руку. Не хорошо не хорошо". И на выдохе пробил мне прямой боксерский в грудь от чего меня впечатало в стену. Сперло дыхание. Тут же он повторил серию туда же. Весовая наша разница скомпенсировалась стеной. Я прочувствовал ощущения железной заготовки, в тот миг  когда ее суют под ударный пресс! Сказать я ничего не мог, внутри что-то нарушилось. Яша отошел в сторону, уступив место своему двойнику с теми же боевыми параметрами. Тот мне пробил боковые в голову и звезды в глазах засияли ярким светом. Когда их свет рассеялся передо мной уже была рожа Харина и он тоже лупил меня по ребрам. За ним была рожа следующего члена комиссии, и следующего. Так они меня отхаживали восьмером, меняя друг друга после проведенной серии.  Только их рожи мелькали, и я после такого града ударов потерялся во времени. Единственная мысль в голове: " Чет долго они бегут"! В какой-то момент Яша поднял руку и сказал Харину, чтобы он отвел меня в умывальник. Поглядев на себя в зеркало я увидел в нем какое-то чучело, только глаза у него были знакомые. И вдруг за чучелом появилась физиономия Игоря-новосибирца. Говорить я не мог, но и так все было предельно ясно. Он был в хб с полотенцем через плечо и сомнения не было, он все видит, все понимает и я, теша себя, подумал что просто какая-то техническая накладочка произошла, сбой информационной программы, уж сейчас-то оно случится точно. Игорь бросит клич и вся рота прибежит меня отбивать. Харин повел меня обратно через коридор в сушилку. Председатель  ставит  меня на то же место, а я напрягаю слух и жду что вот-вот рота заходит ходуном от бегущей сюда толпы. Но рота заходила ходуном от Яшиных ударов. Я опять попал на конвейер.
   На свое место полз, держась за стенку. Кальсонная моя рубаха вся была красной. Поохав, забрался на кровать и провалился в небытие. Глаза открыл задолго до подъема. На сползание с верхнего яруса и одевание ушло минут десять. Дальше по стеночке, пока рота спит, мимо дневального, побрел в парк. Там как-то втиснулся в свой газик и поехал в полк за шефом. Доехав до полка нахлобучил рукав бушлата на трубу Лосевской печки и почувствовал как тепло побежало по телу. Отрубился.
   Дверки газика открылись все одновременно. Оживленно что-то обсуждая в машину ввалились все три моих пассажира. Поехали. Я, помня вчерашнее чучело в зеркале умывальника, отвернул рожу в сторону дороги и ехал глядя на нее одним правым глазом. Между тем собеседники как-то враз притихли и я шкурой почувствовал что стал объектом их внимания, чего вот именно сейчас мне больше всего на свете не хотелось. "А ну ка братец повернись"!- сказал Максюта. "Ой ей! Кто же это тебя так"? "Неуставные"!- хором сзади определились Истомин и Денисов. "Значит так боец. Ставишь машину на стоянку и сразу в штаб ко мне в кабинет"! скомандовал Истомин. Тут похоже мне не отвертеться. Вот же попал! Максюта тоже закивал, давай мол приходи, поговорим.
   Поставил газик в бокс и поплелся куда велели, краем глаза вижу в парке суета. Чет много там народу, которого и не должно там быть. Какие-то взгляды, кто с сочувствием, кто с испугом. В воздухе висит напряжение.
   Я в кабинете Максюты и Истомина, пока шел по коридору глазами встретился с Яшей. Похоже он в свои квадратные  штаны насрал! За мной вслед зашел и майор Денисов. Полный блин комплект!!!
    Рассказывай!!! А что я вам господа офицеры расскажу? Как прапорщик Кукурика укрепляет в роте воинскую дисциплину??? Перечислять пофамильно кто и сколько мне нанес увечий? Нет господа. Чет мне сегодня нездоровится. Да и пальцы на руке вывихнуты. Рулить еще могу, а писать так вообще никак. В больничку бы мне надо. Все остальное потом. Максюта дал мне три дня на восстановление здоровья. Позвонил в учебку, там был у нас какой-то медпункт с двумя кроватями и я, дав честное пионерское, что непременно напишу рапорт с фамилиями и подробностями моего диалога с дедами, поплелся в санаторий. Там меня уже ждал местный санитар, такой же срочник как и я. Он показал мне на две кровати, стоявшие по разные стороны от единственного окошка с видом на столовую, мол любая твоя, и был таков. Я так просто был счастлив такому раскладу, как тот призрак в Снежной королеве. "НАКОНЕЦ-ТО ВСЕ УГОМОНИЛИСЬ"!!!
   Три дня я провел как на курорте. В руки попалась какая-то книжонка и я читал ее взахлеб, иногда перекусывая принесенным со столовой пайком. Полный информационный бойкот. Я никого не видел и не хотел видеть! Вся эта ротная шобла от младшей группы до старшей подготовительной, во главе с ее воспитателем была мне глубоко противна! В роту не хотелось вообще и никогда!
   Но опять вздохну по молодости. Как же все быстро заживало. Ребра мои еще иногда похрустывали но уже можно было дышать, ну если не сильно глубоко. Чучело, которое смотрело на меня из зеркала стало опять очень похожим на меня любимого. Отдохнув от ротной жизни в принципе готов был встать в строй, или лучше колонну. Автопарка.
   Газик мой стоял на месте где его оставил, у дальней стены под дежуркой. Только в парке было как-то необычно холодно. Он и так-то теплым был лишь условно. Потрогал трубу - она холодная. Авария в кочегарке!- пояснил дежурный по парку. И в роте и в штабе значит такой же Ташкент! Еще и Хашимовская рожа вспомнилась, вот обрадуется засранец, когда из отпуска вернется. С Ташкента блин! Тот же дежурный поведал мне, что роту строил Истомин с Денисовым и вскрылась жуткая правда о неуставных взаимоотношениях! Что в штабе гостит Московская дисциплинарная комиссия. Половина роты написала рапорта о регулярных избиениях их нашими старослужащими и что нашей троице светит дисбат вместо дембеля! Ну ни хрена себе! Вот это сюжет! Не позавидуешь теперь адьютанту его Превосходительства!
   Ну а пока надо ехать. Парк зашевелился, идет выезд и я вливаюсь в колонну, как и мечтал.
   В машину сели Максюта с Денисовым. Пока ехали, Денисов мне говорил о том, что я в рамках возбужденного Московской комиссией дела о неуставных взаимоотношениях должен буду явиться на допрос к следователю, за которым в Благовещенск уехал майор Истомин. А также рассказал Максюте, но и для моих ушей тоже, что из секретного архива своей секретной части выудил рапорта полуторагодовой давности, точно такого же содержания что пишутся сейчас потерпевшими, только написанные известными нам героями и сегодня они реальные кандидаты в дисбат. Дело как говорится за ДЕЛОМ!
   В роте между тем стало холодно, но с другой стороны и жарко. Завидев меня подбежал Харин и извинялся что мол так получилось, что сам не знаю как оно случилось. Бес попутал! Шипко ему интересно что я написал в рапорте, потому как я самый пострадавший персонаж на их конвейере смерти и собственно детонатор всего того что произошло, а главное того что должно произойти! Я сказал что пока ничего не писал. Тот аж заморгал глазами. Это правда? Да иди ты, не до тебя мне и до твоих квадратных друзей придурков. Сами еще недавно писали такие же стихи вот и спрашивайте друг у друга. А мне реально надо согреться да и газика бы не разморозить. Теперь нам нужно быть возле машин на вечном прогреве или как говорится сливай воду! Хозвзвод зажил в парке, зима была суровой.
   Мы, помнится сидели втроем в моем холодном газике, что-то в нем не работало и я ждал Поплавского, он, незадолго до того звонил в парк и сказал что это что-то у него уже есть и мне нужно только его дождаться, а двум моим сослуживцам, один из них был Зуй, просто некуда было деваться от пронизывающего холода. Зуевскую лампу мы давно уже приспособили для обогрева и на этот раз она стояла на заднем сидении на малом огне и мы грелись от нее, громко стуча зубами. Вдруг в маленьком окошке  газика как голова Кинг-конга, нарисовалась физиономия Бори Добрянского и громкое Бл...дь!!!  многократно отразилось от стен бокса! Лампа с горелкой смотрелась как турбина на миге, когда Зуй чесал с ней в сторону роты. Не повезло нашему третьему, у него не было автобатовской практики, он сидел на штурманском сидении  а мы с Зуем на заднем... Два раза в том боксе, случилось так, что вернувшись из полка с рукавом бушлата на трубе Лосевской печки я просто засыпал, пригревшись в машине и как во сне, едва смог из нее выбраться, каким-то чудом проснувшись в последний момент. И лежал на снегу у ворот бокса и дико болела голова. Знаю не по наслышке что значит угореть!
   Кочегарку восстановили, порванные трубы заменили, а вот парк тогда надолго остался без отопления. И это для нас порой выливалось в серьезные проблемы.
   Как-то заведя свой газик, я как обычно выехал в полк за Максютой. Еще не проснувшись, но уже выйдя на вираж, что закручивался вокруг Архаринской сопки взгляд мой остановился на приборной доске. Температура двигателя зашкаливала за край шкалы с отметкой 120 градусов. Такой поворот событий заставил меня резко нажать на тормоз и заглушить мотор, согласно инструкции пилота. Я, стоя перед машиной задрал ее капот и в утренней темноте пытался найти причину неисправности. Но не успел я привести свои мысли в порядок как газик со страшным металлическим скрежетом буквально прыгнул на меня и сбив с ног покатился по дороге. Я, получив нешуточный удар бампером по ногам оказался под ним и он, двигаясь вперед крутил и плющил меня под собой. Пока я, матюкаясь на весь белый свет наматывался на его передний мост, краем глаза срисовал чьи-то колеса стоящие позади машины. Мечтал, что он сейчас остановится, я из под него вылезу и кому-то смачно накачу за такой подъезд! Газик в конце концов остановился и я предстал перед обидчиком. Передо мной со взгорбившимся от удара капотом, разбитой в хлам никелированной решеткой и стекающим на асфальт парящим тосолом стояла комбриговская волга. Рядом с ней, с крайне озадаченным видом стоял его водитель Юра, который сегодня уже сегодня должен был отправиться на родину в отпуск. Мы вчера с ним  попрощались и ему оставалось лишь привезти  Комбрига в часть и он свободен... Чет явно у него не пошло. Поглядев на много всего видевший зад газика для себя отметил - с него не убыло. Даже бамперная петля, в которую прилетела волга не погнулась, лишь старую краску еще больше состарило. Мои потери это грязный бушлат и поцарапанная морда. Моя морда. Это просто ни что по сравнению с его попадаловом. Уже развернулся на дороге Асипкинский уазик и помчался в парк за помощью. Остановилась еще пара машин. Я подошел к своей. На головке блока отсутствовала аллюминиевая круглая заглушка. Ее оказывается выдавило замерзшей водой и она валялась там где я словил удар волги. Заглушка, легким движением руки встала на место и закрепилась таким же легким ударом молотка. Температура пришла в норму. Я поехал за шефом.
    Максюта немало удивился моему рассказу, но моей вины в том не узрел. Приехав в парк я помог затолкать стоящую перед воротами волгу на ее место. Похоже отпуск у парня накрылся медным тазом!
   Да уж, газик мой оказался настоящим танком. На нем мало что можно было открутить. За время его совершеннолетия все мелкие и даже крупные гайки и головки болтов стали круглыми и никак не хотели находить общий язык с гаечными ключами. Любой ненормативный прыжок на дороге приводил к потере сцепления - слетало коромысло привода и я всякий раз лез под машину пачкать руки. На педаль тормоза откликалось правое заднее колесо с третьего качка и лишь после того нехотя присоединялись остальные, и как-то заходя  в тот же вираж вокруг Архаринской сопки на ледяном асфальте я решил применить экстренное торможение. На третьем качке педали столб, в виде буквы Л, мирно стоящий вдоль дороги в мгновение ока переместился из вида в лобовом стекле в вид заднего зеркала и с устрашающей скоростью бросился на меня.  Удар был такой,  что я чуть не выпрыгнул из газика вверх, благо тент не позволил. Выходя, думал что убил машину. Столб, тот накренился, а у газика чуть поцарапалась петля, та же на которую недавно покушалась комбриговская волга. А как-то рано утром, заезжая и паркуясь задом, на огромной полковой стоянке, где стояла единственная машина ГАЗ-66, подпрыгнул на кочке и на маневре потерял сцепление. От того, не увернувшись со всего маху заехал шишиге в морду! У шишиги отвалился передний бампер и вылезший из нее дух в красных погонах чуть не зарыдал в голос! На заднице моего газика образовалась лишь маленькая зарубка, как на прикладе снайперской винтовки.
   В общем газик мой очень просился на пенсию. В довершении всего срезало последние болты полуосей на ступицах колес и мне, в условиях повседневной текучки ничего не оставалось делать, как просто их приварить, посредством сварочного аппарата, который решал у нас многие проблемы связанные с нехваткой запчастей!
   Появился в роте мой друг Хашим. И мне порой казалось что не отгреб он еще и малой части того что заслужил по праву, в моих глазах.
   Истомин с Денисовым не на шутку на меня обозлились, потому как мое честное пионерское, под тем или иным предлогом никак не реализовывалось. Всякий раз меня вызывали в секретную часть и приказывали подписать уже напечатанный мой рапорт о неуставных взаимоотношениях, имеющих место в нашей комендантской роте, где я оказался ключевым свидетелем и пострадавшим одновременно, и всякий раз я тем или иным образом как-то уворачивался. В конце концов Истомин или Денисов, а может и оба сразу поставили мне условие, при котором мой отказ должен был обернуться для меня новым тюремным заключением на неопределенный срок. Что-то претило мне писать подобного рода бумаги. Воспитание мое и тогда и впредь не позволяло мне кому-то и на кого-то жаловаться. Хотя этот рапорт я и носил в кармане бушлата и он уже имел крайне непотребный вид и годился лишь для одной цели, как и единственная для нас тогда доступная газета "Красная звезда".
   То ли с Кукурикой у меня не сложилось в очередной раз, то ли с Хашимом опять зацепились, а может и Истомин в том подсобил, но в какой-то момент мне выписали путевку на Гауптвахту!