1771 год - чудо выздоровления и чумной капитан

Летом 1771 года после недели болезни выздоровел от чумы 29–летний лекарь из Чернигова Данила Самойлович. В том, что он заболел, не было ничего удивительного. Самойлович находился в эпицентре эпидемии, в Москве, охваченной чумой. А вот то, что он выздоровел, было странно. Летальность бубонной чумы в то время составляла 95%. И даже те, кто все же выживал, болели долго и тяжело, неделями находясь на границе жизни и смерти. А тут всего несколько дней, без особой тяжести, и полное выздоровление! Один день у Самойловича болела голова и его мучила слабость, затем – была боль в паху, там возник один чумной бубон, но за неделю он рассосался. И все! Очень легкий ход для такой болезни! При том, что подлекари (помощники Самойловича) погибали один за другим! За несколько месяцев умерло трое! Самойлович почувствовал острое недоумение – почему все вокруг умирают, а он переболел так легко? И почему выздоровел?! Любой другой был бы счастлив этому чуду! А вот Самойлович удивился. Странная эмоция для человека, который должен был умереть. Удивление – не то чувство, которое ожидаешь в таком случае. Но именно это удивление приведет Самойловича к мировой славе, сделает его первым подданным Российской империи и, кстати, первым украинцем, вклад которого в медицинскую науку будет признан во всем мире.

Когда чумная палочка попадает в пищевод блохи, то оседает в зобе – у блох пищевод перед входом в желудок имеет утолщение, зоб. В этом утолщении движение пищи замедляется, и чумная бактерия оседает на стенках зоба. Здесь палочка быстро размножается, причем настолько интенсивно, что перекрывает проход в желудок, блокирует его. Блоха продолжает жить, ее мучает голод, она скачет от одной жертвы к другой, пытается пить кровь. Но бесполезно. Еда, которую поедает блоха, вся эта кровь, которую она сосет, пройти в желудок не может и стоит в пищеводе. Блоха продолжает есть, места в пищеводе мало, пищевод весь забит, и пища (кровь) выливается обратно. Вместе с чумными палочками. Эта отрыгнутая пища попадает, конечно, туда, где в данный момент ест блоха, то есть на место укуса, прямо туда, где кожа повреждена. И чумная палочка попадает в организм человека, сразу минуя барьер кожи.

С течением тканевой жидкости палочка попадает в лимфатические сосуды и далее – в лимфатические узлы. В лимфатических узлах ее ожидают стражники организма – специальные клетки, которые называются «великими пожирателями», макрофагами. Они никого постороннего мимо себя не пропустят, тем более, чумную палочку. Макрофаги пожирают ее, но убить не могут. Палочка настолько хорошо защищена, что внутри макрофагов, в смертельной для любого другого микроба среде, чумная палочка продолжает жить. Более того – размножаться. Очень быстро палочек становится так много, что лимфатический узел разбухает. Развивается острое воспаление, и лимфатические узлы, а они располагаются группами, сливаются между собой в один конгломерат. Этот конгломерат называется чумным бубоном.

Бубон – это такое утолщение, опухоль под кожей величиной с крупный орех или маленькое яблоко. Он заполнен гноем с большим содержанием чумных палочек. И он чрезвычайно болезненный. Бубон – главный признак бубонной чумы. Видишь бубон? Все, это чума!

Про чумную палочку и блох во времена Самойловича не знали. Вообще, ничего не было известно о способности микроорганизмов вызывать инфекционные болезни. Чумную палочку откроют только через 120 лет. О роли блох узнают еще позже. Чума представляла собой большую и страшную тайну.

Медики, ничего не зная о болезни, реагировали на единственный хорошо заметный внешний признак, на бубон! Подлекари, то есть помощники врача, обрабатывали бубоны припарками, чтобы те быстрее «созрели», отделились от окружающих тканей. Тогда лекарь вскрывал бубон и пальцами выжимал из него гной. При таком методе лечения именно врач подвергается наибольшему риску – ведь именно он буквально копался пальцами в чумном гное, в миллионах чумных палочек. Но почему погибали именно подлекари, а лекари выживали? Это было непонятно, это было странно. Самойлович увидел парадоксальность ситуации и застрял, пытаясь понять причины.

Сотни лет лекари видели чуму. Сотни лет они видели, как погибают почти все, кто заболел. И погибали сами. Иногда врачи становились свидетелями чуда, когда кто–то выживал. Но никто никогда не спрашивал себя, почему. Нужен был Самойлович, чтобы задать этот вопрос.

Возможно, выздоровление было случайностью? Самойлович не мог не задать себе и такого вопроса. Существуют ли другие случаи, которые подтвердили, что его парадоксальное выздоровление является результатом какой–то закономерности?

Самойлович работал в чумной больнице на 2000 коек, которую добровольно вызвался организовать и в которой добровольно сам поселился. Но эпидемия охватила весь город, и больных было слишком много для одной больницы. Существовала маленькая больница, которую организовал Петр Погорецкий, тоже выпускник Киево–Могилянской академии, тоже доброволец, который сам вызвался работать в чумном городе. Самойлович пошел к нему. Оказалось, что с Погорецким произошла такая же история – его подлекари погибали один за другим, а сам Погорецкий заболел, но выздоровел. Теперь было понятно, что парадоксальное выздоровление – это закономерность, здесь было о чем подумать.

Что же происходило? Может, лекарь все время контактирует с гноем, а следовательно и его компонентами, и таким образом постепенно «привыкает» к чумному «яду»? Когда такой врач сталкивается с «полноценной» чумой, его организм, «привыкший» к «яду», меньше страдает? А подлекари с гноем дела не имеют, их организм не имеет возможности «привыкнуть», и чума у них протекает так же тяжело, как и у других? Это была идея о возможности прививки против чумы. Более того, клинически обоснованная идея!

До времен Эдварда Дженнера с его первой в мире вакциной – вакциной против оспы – оставалось еще 25 лет, но существовала, хотя и не была очень распространенной процедура вариоляции, очень рискованный метод прививки против оспы. Оспа – на латыни «вариола», отсюда и название. В отличие от вакцины Дженнера, где вакцинация проводилась оспой коров и поэтому была безопасной для людей, вариоляция заключалась в том, чтобы втирать в кожу здорового оспенные струпья больных, то есть прививать  настоящую человеческую оспу. Неудивительно, что после вариоляция люди часто на самом деле заболевали оспой и умирали. Тем не менее, Самойлович увидел сходство. Получалось, что он невольно прошел вариоляцию против чумы!

То, что открыл Самойлович, впервые в истории человечества давало надежду в безнадежной до того времени борьбе с чумой. Нет, до вакцины против чумы было еще очень далеко, но существование научно доказанной возможности прививки кардинально меняло взгляды на чуму. В прошлом оставались времена, когда чума убивала от трети до половины всех жителей Европы. Впереди проглядывало будущее, где чума станет редкой, даже экзотической болезнью.

Этого мало. До Самойловича идея вариоляции полностью замыкалась на оспе. Теперь оказывалось, что прививать можно и против другой болезни. А где две болезни, там и сотни! Идея, что возможно ослаблять болезни другие, чем оспа, что возможно прививать против них, была подобная революционному шквалу, который пронесся по тогдашней Европе.

Неудивительно, что эта догадка мгновенно сделала Самойловича европейской знаменитостью. Двенадцать (прописью – двенадцать) академий избрали его почетным членом.

Но эпидемия чумы набирала силу. Она убила около половины всех жителей города, начался чумной бунт. Разъяренные горожане убили архимандрита, началась охота на всех «у власти» и, прежде всего, на врачей. Самойловича тоже поймали и готовились убить, но он сумел отбрехаться. В таких условиях Екатерина II направила в мятежный город своего фаворита графа Григория Орлова. Тот впервые за время эпидемии решил спросить, как бороться с болезнью, у врачей – собрал всех, все 23 врача Москвы (на 130 тыс населения), включая Самойловича. И снова умение Самойловича мыслить не так, как другие, привело к революции и закрепило его имя как неоспоримый мировой авторитет в борьбе с чумой. Он оказался гением не на одно озарение, а на полный переворот во взглядах на чуму.

В те времена борьба с эпидемиями базировалась на четырех столпах. Каждый из них на первый взгляд показался бы разумным и современным людям. Это: 1) карантин для тех, кто контактировал с больными, 2) уничтожение зараженных вещей, 3) запрет массовых скоплений людей,4) изоляция зараженной территории от остальной страны. Однако, именно эти меры оказались совершенно неэффективными и к тому же привели к бунту. Что с ними не так?

ИЗОЛЯЦИЯ КОНТАКТНЫХ
Карантин для тех, кто контактировал с больными, означал, что на 42 дня изолировались кормильцы семей. Те, кто оказывался в карантине, не могли работать и не могли кормить своих родных. Запасы еды и денег в то время у подавляющего большинства людей были минимальны, всего на несколько дней. Фактически, карантин обрекал семьи на голодную смерть. Часто, спасая родню от такой участи, больные уходили из дома и умирали где-то в городе, еще больше распространяя заразу и делая невозможным выявление контактных. Что предложил Самойлович, в чем он смог убедить графа Орлова? Опыт Самойловича показывал, что человек, который не заболела за 16 суток, уже не заболеет. И он сумел убедить в этом других. Карантин сократили с 42 суток до 16. Но главное – людей в карантине начали кормить!

УНИЧТОЖЕНИЕ ЗАРАЖЕННЫХ ВЕЩЕЙ
Уничтожение зараженных вещей означало, что целые семьи теряли все, что накопили за всю жизнь. Сжигалось жилье, одежда, мебель, вещи. Будто этого мало, часто оказывалось, что «сжигательные» команды воровали и перепродавали такое имущество, а это ведь были вещи из домов чумных больных! Это еще больше распространяло заразу. Самойлович предложил ничего не уничтожать, а – впервые в истории (!) – дезинфицировать! Это было что–то неслыханное! Чтобы убедить власть, Самойлович целые сутки сам проходил в продезинфицированной одежде чумного больного. Орлов выделил осужденных. Их привели в дом, все жители которого умерли от чумы. Там осужденных заставили жить. Да еще и носить вещи, которые там оставались, вещи, пропитанные чумным гноем. Но перед этим и сам дом, и вещи обкурили специальным дымом. Осужденные прожили в этом доме 15 суток и на 16 были выпущены на свободу – совсем на свободу, с отменой приговора. После этой демонстрации дома и вещи больных больше не уничтожали. Метод окуривания придумал уроженец Киева, тоже выпускник Киево–Могилянской академии профессор Ягельский. Тот с этой целью предложил использовать специальную смесь, почти порох – серу с селитрой. Смесь сжигали, а дымом проводили окуривание. Самойлович принимал столь активное участие в испытании метода, что весь посинел, суставы у него были будто бы вывихнутые, а руки – все в ожогах. Самойлович же написал инструкцию по процедуре окуривания.

ЗАПРЕТ МАССОВЫХ СКОПЛЕНИЙ ЛЮДЕЙ
Запрет массовых скоплений людей означал, что ремесленные мастерские и мануфактуры были закрыты, опять же перекрывая источник доходов для жителей города. Более того, были закрыты общественные бани, а грязь способствовала распространению заразы. После вмешательства Самойловича для неконтактных работу позволили, а мыться всем приказали регулярно, но индивидуально, дома.

ИЗОЛЯЦИЯ ТЕРРИТОРИИ
Изоляция города означала, что были перекрыты пути поставок продовольствия, что сделало цены заоблачными. Теперь же власть взяла на себя привоз в город продуктов.

Все эти идеи Самолойвича привели к тому, что бунт затих, эпидемия до конца года закончилась, а чума окончательно исчезла в середине 1772 году.

Авторитет Самойловича в Европе достиг небывалых высот. Самойлович не просто преодолел большую эпидемию чумы, но сделал ее последней. Чума 1771 – последняя крупная эпидемия чумы в истории человечества. И то, что она стала последней, – заслуга Самойловича. И только его. Разработанный Самойловичем метод борьбы с этой болезнью больше никогда не позволял новым вспышкам чумы разрастаться до больших масштабов. Самойлович посеял идею искать пути прививки против других, чем оспа, болезней. Он дал надежду однажды создать вакцину против чумы.

Его научную монографию издали в Париже, затем в Лейпциге и снова в Париже. Ее во французском варианте читали по всей Европе, в том числе на родине автора. На эту книгу ссылались практически в каждой научной медицинской работе в течение следующих 50 лет.

А Самойлович не успокаивался – он первым в истории заподозрил, что чуму могут вызывать микроорганизмы, и делал попытки отыскать их с помощью микроскопа! И это в конце 18 века, когда до невероятного открытия – инфекционные болезни вызываются бактериями – оставалось еще сто лет.

Что же сделало Самойловича мировым научным авторитетом? Как среди серости тогдашней медицины Российской империи и отсутствия в державе медицинской науки могла вспыхнуть сразу такая звезда? Понятно, Самойловичу способствовали обстоятельства, которые не позволили чинопочитанию и зависти заткнуть выскочку назад в деревню. В Москве Самойлович был тогда проездом. Он направлялся с русско-турецкой войны, где заболел и был списан, в Оренбург нести гарнизонную службу. Если бы чума не была такой страшной болезнью, если бы ситуация не была катастрофической, кто бы стал слушать безродного неизвестного 29–летнего проезжего, списанного из армии? Или если бы на своем пути в Оренбург Самойлович разминулся тогда с эпидемией чумы...

Одним из факторов, который выделял Самойловича среди множества других, была неподдельная любовь к своему делу. Ну вот неинтересно ему было ничего, кроме этой самой чумы! На той же русско-турецкой войне он сам, добровольно шел в чумные очаги, когда все другие вполне разумно пытались держаться от этих очагов подальше. Полк Самойловича стоял в Бухаресте, где в это время как раз была эпидемия. Местные изолировали заболевшего вне дома (во дворе) и кормили его с длинных палок. И это действительно до какой-то степени уменьшало передачу чумы. Самойлович сделал из этого неожиданный для тогдашней медицины вывод, что чума вызывается не миазмами, а «заразой», т.е. передается к человеку от больного или его вещей – только такое предположение объясняло, почему палка эффективна. А значит, с чумой можно бороться – изоляцией, чистотой, дезинфекцией. Ценными подарками Самойлович заставил «чумного капитана» Бухареста показать ему всех известных больных чумой, и научился диагностировать чуму на ранней стадии, когда она внешне не отличается от отравления угарным газом – очень распространенным явлением в те времена. Самойлович даже описал особую неравномерность пульса как симптом ранней стадии чумы. В результате в Москве 1771 г. он оказался не просто самым опытным специалистом по чуме, фактически единственным специалистом, но и ученым уже успевшим сделать в науке о чуме несколько открытий.

Но и это, наверное, не главное. Самойлович умел мыслить не так, как другие, умел задавать себе вопросы там, где другие вообще ничего достойного вопросов не увидели бы. Наверное, это и сделало Самойловича первой звездой, вспыхнувшей на небосклоне отечественной науки.

Данный текст не является научной публикацией, а представляет собой компиляцию нескольких источников, в том числе и нижеперечисленных. Для дальнейшего чтения рекомендуются: Samoilovich Danilo Lettre a l'Acad mie de Dijon, Avec R ponse a Ce Qui a Paru Douteux Dans Le M moire Sur l'Inoculation de la Peste, reprint 2018; Блинкин С. Даниил Самойлович Самойлович, 1980; Бородий Н. Самойлович, 1985; Википедия; Шифрин Михаил «100 рассказов из истории медицины», 2019; и конечно профессиональная литература!



P.S. Один из читателей указал мне (спасибо!) на то, что фраза о том, что после Самойловича больше не было больших эпидемий чумы, требует пояснений. И этот читатель прав – эпидемии были. По крайней мере две больших – т.н. Третья чума (вторая половина XIX века, формальная дата начала – 1896 год), унесшая 12,5 млн жизней, и Маньчжурская эпидемия 1910-1911 года (наверное, часть Третьей чумы), от которой умерло сто тысяч человек.

Но обе эти эпидемии как раз в очередной раз доказали действенность противоэпидемических мер, разработанных Самойловичем. Фактически обе они развились из-за того, что эти меры не применялись.

В ходе Третьей чумы случаи чумы регистрировались практически во всех странах, но нигде они не превратились в эпидемии. Были просто случаи заболевания, в крайнем случае – очаги, но не эпидемии. Единственная территория, где противоэпидемические меры не применялись в должной мере, – британские колонии в Азии (в первую очередь, в Индии), и именно там Третья чума превратилась в настоящую эпидемию с гибелью 12,5 млн человек.

В наши дни обе стороны винят друг друга. Индийцы винят англичан – сил, выделенных на борьбу с эпидемией, было недостаточно, дополнительных средств из метрополии не присылалось, разъяснительной работы не проводилось. Англичане винят индийцев – практически каждая из противоэпидемических мер шла вразрез с индийскими традициями и встречала дикое сопротивление. Дошло до убийства англичанина, который возглавлял борьбу с чумой в Индии (его звали Walter Charles Rand, убили его в 1897 г.). С британской стороны это вызвало репрессивные методы насаждения противоэпидемических мер, со стороны индийцев, особенно в провинции Пуна – настоящее восстание. В общем, все было очень похоже на чумной бунт в Москве, но в масштабах огромной, густонаселенной страны.

Таким образом, Третья чума не подвергает сомнению значение работ Самойловича, а наоборот подтверждает их значение. Был проведен своеобразный эксперимент, нежелательный эксперимент, страшный и ненужный – одна и та же пандемия, в ходе которой по всему миру противоэпидемические меры по Самойловичу принимаются, и эпидемии не происходит, а на одной конкретной территории – в Британской Азии – мер применить не получается, и погибает 12,5 млн человек.

Победить Третью чуму (т.е. чуму в Индии) удалось благодаря конкретному человеку – одесситу Мордехаю-Вольфу Хавкину (при рождении – Владимиру Ароновичу). Это был великий человек, гений, поразительная личность, самоотверженный ученый (надеюсь, рассказать о нем подробнее позже). Если Самойлович устранил опасность крупных эпидемий чумы (т.е. боролся с чумой на групповом уровне), то Хавкин устранил опасность чумы на индивидуальном уровне, разработав вакцину.

Что касается вспышки чумы в Маньчжурии в 1910 году, то там тоже были сложности с внедрением противоэпидемических мер, и эти сложности тоже были связаны с местной культурой. Население там было кочевым. Кроме того, люди там жили и живут в наше время на земле, которая является природным резервуаром чумы, т.е. чума циркулирует там тысячи лет подряд независимо от человека, вне всяких эпидемий, сама по себе. Там можно выйти в степь и заразиться. Ты пытаешься изолировать больных людей от здоровых, а здоровые в этот момент постоянно сталкиваются с, например, больными сурками… Еще и едят их…

И все же, Маньчжурскую эпидемию чумы удалось подавить вновь-таки благодаря мерам, разработанным Самойловичем. То, что эпидемия разрослась до значительных размеров, - следствие позднего внедрения мер и все тех же местных особенностей. Интересно также, что выпускник Кембриджа, доктор Ляньдэ в ходе этой эпидемии, помимо прочего, доказал высокую противоэпидемическую эффективность хирургических масок при их ношении населением – с помощью масок он устранил опасность легочной формы чумы.

Окончательно чуму добили антибиотики, и тут нам нужно кланяться целой когорте ученых, возглавляемых, конечно, Флемингом.

В наше время чума продолжает встречаться, но угрозы для человечества больше не представляет. Летальность составляет 5%, тот же порядок цифр, что и для летальности ковида. Последняя эпидемия была на Мадагаскаре в 2014-2017 гг.: количество заразившихся составило 292 человека.

Таким образом, чума 1771 года действительно была последней крупной эпидемией чумы – за исключением эпидемии в Азии, где меры, предложенные Самойловичем, вовремя применить не удалось.