Кого осудишь, в том и побудешь

Должна откровенно вам сказать, что с подругой мне потрясающе повезло - она живет в соседнем доме. Мы с ней учились в школе в одном классе, в университете - в одной группе, а потом долгое время работали хоть и не в одном НИИ, но в смежных. За долгие годы дружбы мы вместе не один пуд соли съели, и ни разу не поругались.
Кто-то сейчас подумал, что такого у женщин не бывает, но, тем не менее, это так. Катя очень добрый и легкий человек. С ней я чувствую себя свободно, потому что она все понимает правильно.
Полчаса назад Катюша позвонила и довольным голосом пригласила прогуляться в нашем парке. А почему бы не быть довольным человеку, который только что вернулся из поездки по Греции?
Наш парк - это отдельная тема и на ней я остановлюсь, потому что когда еще подвернется случай порассуждать о наболевшем. Никто не знает, когда это место стало городским парком, знают только, что специально его никто не сажал, а создали из леса, который когда-то вообще, по словам старожилов, занимал почти весь левый берег города. Но после войны началось строительство частных домов. Осваивая Левобережье, люди вырубали деревья, отвоевывая у природы жизненное пространство. А небольшую зеленую территорию оставили нетронутой и назвали ее парком.
И я верю, потому что в таком идеальном порядке деревья посадить невозможно.
Несколько могучих, абсолютно ровных тополей красовались на отдельной поляне, составляя основу композиции, которая симметрично разворачивалась вокруг. Березы, сосны и кустарники в полной гармонии и с тонким вкусом заселяли это доброе место. Особняком раскидала свои плакучие ветви ива. Ничем не теснимая, она с каждым годом становилась все пышнее и величественнее.
Здесь можно было найти тихий закуток для размышлений и отдыха или разместить качели-карусели, или притулить красочно расписанный киоск с мороженым, пирожками, газировкой и сахарной ватой. Даже для строгого здания администрации парка нашлось место без грубой вырубки зеленых насаждений. И все работало в каком-то слаженном, размеренном и умиротворенном ритме, как будто призывая людей, входивших в эти пределы, остановиться и отдохнуть от городской суеты, которая по-настоящему оставалась там, за густой зеленью, сразу как бы берущей всех в свои объятия.
Детишки бегали по мягким коврам ромашек, чистотела и одуванчиков, катались на каруселях и качелях. Сбоку даже было пристроено колесо обозрения, у которого постоянно толпилась очередь желающих обозреть город с довольно большой высоты. Старушки устраивались на полосатых лавках, зорко следя за внуками. А мы с Катюшей ходили сюда посекретничать или посплетничать. И было у нас свое место в глубине парка за тополями.
Нет, я не какой-нибудь ретроград заумный. Новое меня привлекает. Мне нравятся современные магазины, в которых все можно купить от картошки до зубной пасты. Я в восторге от того, что появилось много автобусных маршрутов, и не надо подолгу стоять на остановке, ожидая единственный на весь район троллейбус, который застрял в пургу и никак не может переехать подъем на мост, будь он неладен. Да, мало ли чего принесло новое время и новые специалисты... Но зачем же вырубать деревья полвека радовавшие людей своей роскошной прелестью? Зачем,оставив несколько островков кривеньких сосенок, открывать пространство, продлевая городские улицы, почти кощунственно врывающиеся в парковые аллеи, не оставляя человеку возможности свободно вдохнуть воздух природы и отрешиться от забот? Я этого никогда не пойму. А ведь это случилось.
Когда в местных новостях сообщили, что наш парк будут реконструировать с помощью заезжего дизайнера из Западной Европы, я сразу почувствовала неладное, схватила фотокамеру и поспешила увековечить лучшие виды парка. Я долго снимала эту нетронутую красоту, со страхом и опасением ожидая надвигающееся импортное нашествие.
Оно произошло очень скоро. Через неделю застучали топоры, загудели пилы, и вот уже нескольким женщинам из нашего дома стали вызывать скорую помощь по причине повышенного давления вследствие дизайнерского вандализма. Я долго не могла себя заставить пойти и посмотреть, что же так сильно - до предела сосудистого давления взбудоражило окружающую среду. Но все же мы с Катей решились на этот шаг. Выжившие старенькие и кривенькие сосенки, одетые в детские площадки, лавочки, кафешки и киоски с мороженым, представляют сейчас не такую плачевную картину. Но в начале разрушения... было от чего впасть в отчаяние.
Вот в этот парк мы с Катей и пошли поболтать о Греции, которую она уже посетила, а я только собиралась посетить на следующий год. Устроившись на лавочке в конце главной аллеи, мы поняли, что поговорить не удастся, потому что вокруг разворачивалась операция по поиску очередного пропавшего ребенка. Два охранника метались по парку, а мамашка только озиралась вокруг с телефоном в руке. Ребенка ей нашли быстро, и она тут же включилась в обсуждение с подругой достоинств какого-то Валерика.
- Мамаша. оторвитесь от телефона, - не выдержали охранники, взывая в мегафон, - обратите внимание на своего ребенка. Он опять куда-то рванул.
Улыбнувшись ситуации, которая в любом парке типична, мы перешли на другую лавочку, где не было суеты, но была большая деревянная горка, на которую вскоре привели видимо гиперактивную девочку. Мама устроилась на лавочке с телефоном, а папа молча указал дочке, у которой вид был и так слегка уставший, - наверх. Та послушно взобралась по ступенькам, быстро скатилась вниз и была тут же послана на повтор указательным пальцем.
Ну, что делать? Переглянувшись, мы с Катюшей покорно поднялись и пошли по аллее искать спокойный уголок. И вдруг Катя остановилась, удивленно глядя на женщину, которая надвигалась на нас в прямом смысле этого слова. Если бы мы не отпрянули в разные стороны, она бы нас затоптала и даже не почувствовала этого, настолько решительными были ее движения и отрешенным - взгляд, который слегка мазнул по Кате и опять потух.
- Да, сильно припекло Валентину, - только и смогла произнести подруга со страхом, удивлением и состраданием. - Девчонки говорили, что с ней что-то не ладное, но мне не верилось.
Прошагавшая мимо женщина была приятной наружности. Легкий летний костюм из дорогой по нынешним временам материи (поплин, явно из старых запасов) сшит был по фигуре классным мастером. Подкрашенные волосы тяжелыми локонами закрывали шею. Стильная кожаная сумка, небрежно перекинутая через плечо, гармонировала со светлыми ботинками по щиколотку, которые, правда, были не по размеру велики. Она ими хлюпала, как во время дождя, но умудрялась ровно и четко переставлять это хозяйство, при каждом шаге высоко поднимая ноги.
Наглядевшись вдоволь на необычное зрелище, я не выдержала и слегка тронула за руку ошарашенную подругу:
- Может, просветишь, по какому поводу страдаем?
... Позже, немного успокоившись, Катя рассказала, что работали они с этой Валентиной в одном НИИ и даже в одном отделе. Ничем она не отличалась от других. Была хорошим инженером, очень въедливым и принципиальным. Поэтому всегда занималась решением вопросов со смежниками. Вспомнила ее и я. Отчество у нее было непривычное для современного уха: Мефодиевна. И наши девушки, которым не посчастливилось с ней вести совместные проекты, ее побаивались. И скорее всего от страха никак не могли запомнить это самое отчество, называя то Митрофановной, то Марковной, то Макаровной, но никак не Мефодиевной. Им сочувствовали, им даже советовали записать, наконец, это самое слово. Они записывали, но в нужный момент шпаргалка каким-то образом терялась, и все начиналось сначала. Она злилась, нервно поправляла всех и, как следствие, придиралась в проектах к каждой запятой. И тихонько ругалась: "Вот ненормальные".
Это слово было у Валентины Мефодиевны чуть ли не единственным определением умственных способностей всех без исключения людей. Нет, еще:"Ты что, с ума сошла?".
Если честно, никто на нее серьезного внимания не обращал, мало ли, у кого какие словечки. Но и сторонились: кому охота лишний раз получить оценку:"Да он же сумасшедший, неужели вы не видите?".
Жила Валентина вдвоем с дочерью. С мужем развелась давно и очень на него злилась. Когда в перестройку закрыли НИИ, она не пропала, потому что хорошо умела шить одежду. Сразу нашла работу в фирме, которая подпольно производила модели "от кутюр". Воспитала хорошую дочку, выучила ее в университете. Но вскоре до Кати стали доходить слухи, что с ней что-то не так, что прошла она курс лечения в лечебнице, причем по собственному желанию. И живет в своем, никому не доступном мире...
Все это я узнала позже, а теперь стояла и пялилась то на одну, застывшую в скорбной позе, то на другую - уходящую вдаль медленно, твердо ступая и хлюпая дорогими, не по размеру ботинками.

Федосенко Л. Как говорил Козьма Прутков, глядя на мир, нельзя не удивляться; Воронеж:
Типография Воронежский ЦНТИ; 2018.
ISBN 978-5-4218-0363-8