Компот

Более паршивого и скудного питания я не помню –  ни до, ни после того сезона.

Удаленность Базы от всех транспортных путей и её полная изолированность не позволяли периодически пополнять запасы продуктов и снаряжения, поэтому благополучие партии зависело от одного-единственного завоза в самом начале сезона. В том году, где-то по пути, пропала часть продуктов. То ли утопили при разгрузке с парохода, то ли просто своровали, но экономия на Базе была жесткая, и разнообразие котлового питания поддерживалось только за счет рыбы, которую несчастный повар, с переменным успехом, пытался выловить в Реке ежедневно в послеобеденные часы.

Раз в неделю на Базе пекли хлеб. Но Шеф никогда не позволял выставлять свежий хлеб на стол. Мол, быстро съедят. Поэтому хлеб на стол, в лучшем случае, шёл позавчерашней свежести.

Шеф выделял две банки тушенки на «едку». Повар кидал эти две банки в прошлогоднюю пшёнку на котел, предназначенный для пропитания почти сотни человек. Тушёнка растворялась в котле бесследно. Если кому-то в миску попадала пара мясных волокон толщиной с волосок, - это считалось большой удачей. Чтобы можно было есть эту прогорклую замазку, называемую «кашей пшённой с тушёным мясом», я добавлял себе в миску пару ложек отсыревшего сахара и представлял, что ем «кашу пшённую молочную». В конечном итоге, с тех пор я не прикасаюсь к пшённой каше уже не один десяток лет…

Места были изумительные – и с точки зрения природной красоты, и с точки зрения геологии. И если бы не скудное питание, то эту практику можно было считать очень удачной.

В конце концов, настала пора возвращаться в институты, и мы с Димкой – два студента-практиканта, загрузив в рюкзаки свое барахло и собранный для дипломов каменный материал, распрощались со всем честным геологическим народом, включая Шефа и разношерстную свору партийных собак. Мы выдвинулись с Базы, чтобы начать свой долгий путь к дому: не будучи декабристами, он – в Сибирь, а я – на Кавказ…

Хорошо, что мы дошли до Поселка днём. Всё-таки мы с Димкой поступили мудро, что вышли с Базы вчера после обеда. Как раз, до наступления темноты успели добраться до Заставы, отметиться у погранцов и расположиться на ночлег на берегу моря, без мошкары и комаров. А сегодня  с рассветом дернули в путь, и вот мы уже в Поселке, как раз в разгар рабочего дня. Столовая ещё работает и магазины открыты. За сутки пешего пути мы порядком проголодались, да и после шефовской пшёнки хотелось чего-то более существенного. Прямиком, не останавливаясь, мы ввалились в столовую, которая днём столовая, а вечером – единственный на Острове ресторан. Зайдя внутрь, скинули у дверей свои тридцатикилограммовые рюкзаки. Рюкзаки были мокрые от пота, как, впрочем, и сами наши спины. Пот сбегал по спине вниз, растекаясь под ремнем штанов по всей пояснице, и стекал в трусы и сапоги. Под ремнем кожа была раздражена и чесалась. Сегодняшние сорок километров, сначала по тайге, потом по океанскому песчаному берегу, конечно, легче, чем вчерашние двадцать – по скалам и камням вдоль моря, но тоже нас умотали, будь здоров! Мы повытаскивали поверх штанов свои, заправленные под ремни, «энцефалитки» и по нашим спинам побежала приятная прохлада, сменившаяся затем неприятным холодом от соприкосновения с сырой одеждой. Плечи ныли и были в синяках от лямок. Ноги, привыкшие за сутки к полуторной тяжести, никак не могли приспособиться ко вдруг полегчавшему  телу, и при каждом шаге казалось, что тебя сейчас оторвет от земли и унесет как пушинку порывом ветра. Местный народ, давно уже привыкший к разного рода геологам, вулканологам и просто праздношатающимся туристам, особого внимания на нас не обращал, как и на наши потные одежды. Постоянно подергивая плечами, чтобы мокрая одежда отставала от липкой спины, мы встали в небольшую очередь, и через пару минут приблизились к прилавкам. Перед нами открылись все преимущества покинутой нами, несколько месяцев назад, цивилизации.

На жаровнях, лотках, в кастрюлях, стаканах, тарелках лежала, шкворчала, булькала, парила и источала изумительные запахи – еда. Господи, разве у еды бывает такой аромат?! Ровные ряды румяных котлет, мясная поджарка, бифштексы... Яичница!!! Я сто лет не ел яичницы! На подносах лежали горы нарезанного свежего хлеба. Ах, как он пахнет! Картошечка толчёная, густой борщ с плавающими кусками сала, рассыпчатый плов, переливающийся россыпью драгоценных камушков-рисинок… Блины!!! Боже, как я обожаю блины! Винегрет! Салат «столичный» с курицей! Цыплята табака! Мама моя, в мире оказывается, помимо сгущенки, существуют другие молочные продукты! Сыр, кефир! Белая, как мечта, сметана! Творог со сметаной! Булочки с маком, колечки с орехами, коржики! Ой, пирожки! С повидлом! О боже, колбаса!!! Сок! Я обожаю яблочный сок!...

Глаза разбегались. Нам хотелось всего, и всего много. Наши руки работали без устали, заставляя подносы тарелками и стаканами…

Еда не помещалась на стол, рассчитанный на четверых обедающих. Мы теснили тарелки и стаканы как могли, иногда для экономии места сваливая в одну тарелку несколько блюд сразу. Наконец-то, разместив на столе все взятое и присыпав сверху это большой горой хлеба, мы приступили к трапезе. Окружающий мир перестал для нас существовать.

Минут через десять мы вдруг почувствовали, что стали объектом всеобщего внимания. В столовой висела тишина. Оторвав ненадолго взгляды от еды, мы увидели, что на нас смотрят все посетители столовой. В окне для приема посуды, тесно прижавшись друг к другу, торчали три пышных торса работниц общепита. Мы оглядывались по сторонам, но процесса поглощения пищи так и не прерывали, - это было не в наших силах.

Ещё за недавно шумным соседним столиком, обернувшись к нам, сидели три молодых парня и молча смотрели на нас. Вдруг один из них поднялся, сгреб в ладони со своего стола три стакана сметаны и молча поставил к нам на стол. Мы благодарственно промычали, кивая головой, не в силах освободить рты. Парень, пятясь назад, выставил руки ладонями к нам, как бы успокаивая, мол, все в порядке, не отвлекайтесь, я уже ухожу.

Прибежала сердобольная повариха с кастрюлькой и налила нам еще добавки борща, уже за счет заведения.

Темп приёма пищи мы сбавили минут через двадцать-тридцать, когда стали ощущать, что голод потихоньку нас отпускает и в животе появляются первые признаки сытости.

Очистив все тарелки и стаканы, мы посидели за столом еще минут десять, теперь уже спокойно изучая окружающую обстановку, рассматривая интерьер столовой-ресторана, стоящую на подиуме музыкальную аппаратуру и находящихся в зале людей. Многие из них наблюдали за нами и улыбались. В конце концов, поблагодарив кассиршу и поваров, сказав «до свидания» всем зрителям, с трудом поднявшись из-за стола и кое-как водрузив на плечи свои рюкзаки, мы вывалили из дверей столовой на улицу.

По соседству с дверью столовой, коварно располагалась дверь в продуктовый магазин. Уже скорее рефлекторно, движимые афтершоками  приступов голода, мы зашли в продуктовый магазин и купили газетный куль конфет и две жестяные банки болгарского компота. Кое-как дотащили свои рюкзаки до берега и, скинув сапоги, сидя над обрывом над живописной бухтой, на газоне в центре Поселка, закончили свой обед, поглотив по пол кило шоколадных конфет и по литру густого как кисель, компота из консервированных абрикосов. Затем, с болью в животе, растянулись на траве. Больше мы, в ближайшие несколько часов,  шевелиться были не в состоянии…