Ангел и балерина

Однажды некий ангел возвращался с работы. Работал он в довольно стремном районе новостроек, ангелом-советчиком, из тех, кто стоит за правым плечом. Работа, была, безусловно, нужной, но ангелу не очень нравилась. Ну что за интерес внушать всяким алкашам и проходимцам всякие полезные, но скучные вещи, тем более, что и не слушает никто. Ангел был еще молод и горяч, хотел подвигов. Ему хотелось парить и размахивать огненным мечом на фоне каких-нибудь эффектных развалин, или, на худой конец, напрыгивать из ниоткуда на ошарашенных граждан и пугать их непонятными пророчествами. День не задался, настроение у ангела было так себе, а тут еще и дождь. Намокший и недовольный ангел решил погреться и обсохнуть. Вскарабкался на подоконник первой попавшейся квартиры, пролез в форточку. Осмотрелся. В комнате было довольно уютно – занавески, картинки на стенах, всякие забавные безделушки. Видно жильцы были люди с фантазией. Ангелу редко приходилось бывать в уютных местах с приличной обстановкой – он все больше специализировался по всяким отщепенцам и морально неустойчивым типам, а потому обретался в сомнительных тошниловках, за гаражами и на заплеванных детских площадках. В уюте ангел размяк. Он покачался в кресле-качалке, послушал как в затейливой раковине шумит море, поглядел в калейдоскоп. Особенно ему понравилась резная шкатулка с ручкой, что стояла на шкафу. Он покрутил ручку. Откуда-то из глубины резного ящичка послышалось металлическое треньканье, крышка шкатулки откинулась, а под ней оказалась – вот чудеса – механическая балеринка, вся из фарфора, изящная и тонкая. Балерина закружилась под музыку, сначала – медленно, потом – быстрее, и так, вертясь, описала несколько плавных кругов. Ангел умилился. Общение с морально разложившимся контингентом сделало его чрезвычайно слезливым и сентиментальным – он к примеру, запросто мог разрыдаться, увидев в витрине магазина открытку с котятами и цветочками. Вот и тут он расчуствовался – запрыгал, захлопал в ладоши. Балеринка и правда была замечательной. Ангел снова покрутил ручку. Чудесная игрушка ожила, и балерина продолжила танец под механическое треньканье. Ангел глупо заулыбался. Снова и снова он крутил ручку, а балерина кружилась. Но почему-то ангел улыбался все неувереннее. Потом и вовсе растерянно. Почесал в затылке, растрепал нимб. Поднял шкатулку, осмотрел. Худшие его догадки подтвердились. Балерина оказалась насаженной на металлический штырек, штырек торчал из щели, а глубже были всякие зубчатые колеса, подшипники и прочие непонятные механические детали. Ангел поставил шкатулку на место и горько вздохнул.
«Вот так – думал он – ты красавица, танцуешь замечательно. Чудо просто. А всех-то чудес – сила трения да коробка передач»
Витая над гаражными алкашами ангел нахватался от них технических терминов, и теперь употреблял их к месту и не к месту.
«Ты вертишься, танцуешь – но все твои движения давным-давно известны, и ничего нового, ничего своего – ты танцевала так год назад, и через год будет все то же, ничего не изменится. А все потому, что кто-то придумал все за тебя, насадил на штырек и заставил вертеться под музыку. А тебя, балерину, даже и не спросили, хочешь ты этого, или нет»
Тут он совсем приуныл и нахохлился. Ну точь-в-точь крупный воробей.
«Да и я ничуть не лучше».
Тут нужно сделать отступление. Как и все ангелы-советчики, наш герой действовал строго по инструкции. В начале смены строгий серафим сержант, дежурный по опорному пункту, выдавал ему особую черную книжечку с алфавитным указателем. Ангел патрулировал участок, высматривал подопечных по списку, пикировал им на правое плечо и начинал зачитывать из книжечки добрые советы, увещевания и мрачные частушки, которые вполне можно было принять за угрызения совести. В конце месяца ангел сдавал черную книжечку и получал новую. Текущий месяц только начался, и книжечка была еще совсем новой. Ангел вытащил ее из-за пазухи, перелистал. Страницы пестрели одинаковым: «Коля, не пей» (грозно), «Боря, домой иди» (ласково), «Эдуард, ведь ты же интеллигентный человек» (укоризненно). И вот так – страниц 200 убористого текста. Ангел досадливо спрятал книжечку.
«А я-то чем лучше этой балеринки? Летаю по намеченному маршруту, ни шага в сторону, и говорю уже сто раз сказанное, и толку от этого – никакого. А я ведь могу лучше! Я могу сам! Так не бывать прежнему! Балеринка – она фарфоровая, ей деваться некуда, но я-то могу выбирать! Я сам построю свою жизнь! Я покажу! Я докажу!»
И ангел стремительно выпорхнул в форточку, творить добро по мере своего разумения.
Первым делом он выбросил подальше опостылевшую черную книжечку и принялся искать подопечных и наставлять их на путь истинный, да не по инструкции, а от чистого сердца.
Проблемы начались сразу же. Стоило ангелу взгромоздиться на праве плечо прохожего, которому, судя по розовой рубашке и плохо скроенному пиджаку явно требовалось духовное руководство, как выяснилось, что и сказать-то особо нечего. Слова разбежались, мысли оказались короткими и путанными. Ангел сосредоточился и гаркнул первое, что пришло в голову «не пей! Домой иди!». От неожиданности прохожий, ранее ни о чем таком и не помышлявший, немедленно ощутил острейшее желание вздохнуть, наконец, полной грудью, плюнуть на эту мерзкую крашеную стерву, которая ему жизнь заела, и первым делом нажраться в хлам. Но ангел был уже далеко. Он поверил в свои силы и радовался новообретенной свободе воли. Он сочинял пламенные речи и нашептывал прохожим что-то о свободе, справедливости и добре. Причем довольно убедительно.
Бедолага. Вот прохожие – потрепанные, уставшие, уже немолодые люди, которые прекрасно знают, что такое головная боль, безденежье, развод, безнадежно растущая лысина и темный ужас, который накатывает всякий раз, как всерьез подумаешь кто ты есть и где оказался. Что может рассказать им ангел, который то ли соткан из эфира, то ли – вовсе придуманный. Ангел, который ни разу ничего не терял, не плакал от бессилия, не мерз под ледяным ноябрьским ветром (ведь и сейчас ангел и не промок-то вовсе под дождем – так, придумал себе интересный художественный образ), не просыпался в чужой постели (а хотя бы и в своей) и не тосковал по дому, которого почти не помнишь? Да в конце концов, что может объяснить сильно пьющему с досады и от безделья мужику бессмертный мальчишка, который об обжигающей правде водки и мутном забытьи портвейна знает лишь понаслышке? Но разве сам ангел мог додуматься до простой мысли, что ему нечего сказать? Для этого он был слишком ангелом. Но, к сожалению, весьма убедительным ангелом.
Вредительские подвиги нашего героя продолжались до вечера. За это время он успел такого насоветовать хмурым прохожим, что местному отделению милиции хватило работы на месяц (при этом одного майора с позором выгнали из органов, а два лейтенанта пошли на повышение). Еще и пожарная команда носилась по району, как угорелая.
Ангел с ужасом смотрел на свои художества. Он же хотел как лучше! Почему же без черной книжечки с бестолковой банальщиной вышло так плохо? Вроде ж хорошие вещи говорил!
Ангел все рыдал, пока два здоровых небесных санитара тащили его под микитки – оздоравливаться. Впрочем, для него все закончилось неплохо – подлечил расшатавшиеся нервишки, и вернулся к работе. Правда, его перевели на более спокойную должность – теперь он работает в городском саду, журчит в фонтане и наводит на прогуливающихся бездельников романтическое настроение.
А вот с балериной вышло хуже. Неизвестно, что за мысли крутились в ее фарфоровой голове, но после встречи с ангелом, она поломалась. Как ни старались ее починить, ничего не вышло. Поначалу она пылилась на полке, а потом и вовсе отправилась в ссылку в кладовку. Впрочем, нет худа без добра – там она сошлась с колченогим клоуном, инвалидом детства. Том оказался в кладовке за глупое выражение лица и идиотскую манеру попадать под горячую руку. Говорят, у них все серьезно.
Все