История о путешествии Парфена Игнатьевича между тр

Парфен Игнатьевич – известный путешественник. Все его родственники, знакомые и соседи не раз слышали захватывающую историю о путешествии Парфена Игнатьевича в город Житомир, и о страшных опасностях в виде буфета на автовокзале и дождя, которые повстречались ему на пути. Это еще что! В прошлом году Парфен Игнатьевич добрался аж до Турции, а это не всякий может. Там он ознакомился с пляжем и имел короткий, но бурный роман с Ириною, педикюршей из Тагила, женщиной роскошной. Что и говорить – Парфен Игнатьевич – покоритель пространств. Он покорил и лоджию, и гараж, и даже такое непростое пространство, как диван, тоже ему покорилось.
Однажды Парфен Игнатьевич пребывал в сельской местности, на приусадебном участке. Однако возделывание помидоров быстро наскучило отважному авантюристу, и он надумал отправиться в соседнее селение, в гости к куму Григорию. Парфен Игнатьевич прихватил с собой гостинцев и бодро зашагал по пыльной дороге.
Надо сказать, что день выдался жаркий. Солнце палило немилосердно, лысина Парфена Игнатьевича сияла, как начищенная кираса конкистадора. Он, легкомысленный странник, как назло не прихватил ни панамы, ни кепки.
Жара и пыль быстро надоели Парфену Игнатьевичу, и он надумал срезать путь. «Чем по пылище топать – подумал хитроумный путешественник – лучше пойду-ка я через тот холмик – так сразу на Григорьев-то участок и попаду».
На холме, несколько поодаль друг от друга стояли три сосны, довольно чахлые.
Парфен Игнатьевич свернул с дороги и стал карабкаться на холм. И тут начало происходить странное. Солнце здорово напекло Парфену Игнатьевичу плешь, и его стали посещать какие-то странные мысли, видимо, чьи-то чужие, залетные.
«Вот, я лезу на холм – думал он – А на холме – три сосны. Пусть одна, которая повыше, будет Вера, другая, самая красивая – Любовь, а третья, кособокая – Надежда. Так даже забавно».
Пока Парфен Игнатьевич взбирался на холм, природа сыграла с ним злую шутку. Стоило ему достичь вершины холма, с ним случился форменный солнечный удар. В глазах Парфена Игнатьевича помутилось, мир вокруг закружился, и только три сосны оставались хоть какими-то ориентирами. А уж мысли-то! Мысли явно стали чужими и какими-то противоречивыми.
Парфену Игнатьевичу стало не по себе.
«Что это со мной? Где это я? Откуда вдруг туман? – думал он – Надо как-то выбираться отсюда. Пойду-ка я во-он к той сосне, которая Вера. Нужно ведь во что-то верить». И он зашагал к самой высокой сосне. Но стоило ему приблизиться к ней, как смутная тревога охватила отважного путешественника.
«Чем ближе я к Вере – тем дальше от Любви и Надежды. А как же без них? Ведь без любви мне никак – пусто мне совсем без нее». На ослабших ногах Парфен Игнатьевич заковылял к самой красивой сосне. И снова, едва он к ней подошел, стало ему страшно.
«Вот Любовь. А от Надежды с Верой я уже ого-го как далеко! А какая же любовь, если я в нее не верю, и надеяться мне не на что? Жуть ведь выходит! Пойду-ка я к Надежде – она хоть и кособокая, но без нее ни веры, ни любви не получится». Парфен Игнатьевич пошатнулся, но устоял, и поплелся к кособокой сосне. Но стоило ему дойти, как темный ужас пролился в смятенную душу путешественника.
«Вот Надежда. Но нет ли Любви, ни Веры. А на что же мне тогда надеяться?»
Туман вокруг сгустился и стал темнотой, и словно бы хохот послышался за спиной Парфена Игнатьевича. Темные птицы чертили круги над его головой, и странные знаки рисовались перед глазами.
Парфен Игнатьевич заметался меж трех сосен. Он падал, катался в невысокой траве, поднимался и бежал на четвереньках. Нигде не было ему покоя.
Наконец, он остановился. Сел, поглядел поочередно на три сосны, которые сыграли с ним такую злую шутку, и завыл, как крупная собака.
Это еще хорошо, что кум Григорий, живший неподалеку, услышал. Он опрометью кинулся на вой, решив, что это его сенбернар – пес здоровенный, но трусоватый – напуган и обижен злою сельскою крысою, как уже не раз бывало, и отыскал Парфена Игнатьевича – осоловевшего и всего в сосновых иголках.
Долго, до самого ужина, пришлось куму Григорию выхаживать незадачливого путешественника – поить его водой, кормить валидолом и участливо расспрашивать, что же случилось. Поначалу Парфен Игнатьевич и слова вымолвить не мог, а когда смог, то позабыл свои жутковатые приключения, и помнил только, что заблудился. Друзья решили, что все дело в жаре, и вскоре уже предавались мирной беседе.
А сосны, как стояли, так и стоят.
У этой истории есть мораль: Путешественник! В жаркий день не забудь о головном уборе – шляпе, панаме или кепи. А то головенку-то дурную напечет, тут и до беды недалеко.
Все.