День святого Валентина

     И не понять, покуда время не придет, хоть плачь,
                Кто в этой жизни жертва, кто палач.



                ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА.

          - Спокойно, спокойно, Рома, все будет хорошо, - сам себе внушал симпатичный молодой человек в офицерской форме с погонами старшего лейтенанта на плечах.И маялся он бедолага от неизвестности, и боялся. Нет, не за себя боялся, а за жену свою молодую, которая, может быть, именно в этот момент рожала их первенца. А он даже в больницу проводить ее не смог.
Когда с женой Светланой они обсуждали приближающиеся роды, он был убежден сам и уверял ее, что, в любом случае, ему дадут выходные, когда потребуется.
Но товарищ начштаба, старый холостяк, не имевший ни жены, ни детей, прочитав рапорт, ответил ему так:
-Ты знаешь, старший лейтенант, сколько в советской армии офицеров? А сколько из них женатых? А сколько из них детей имеют? - и не получив ответа, продолжил свою мысль, - так вот, если каждый офицер со своей женой рожать будет, то Родину, товарищ старший лейтенант, защищать некому будет. Не она первая, не она последняя. Сам понимаешь, все офицеры на учениях, заменить тебя некем. Машину дам, а сам в расположение части, шаго-о-м марш!
И, повинуясь отданному приказу, старший лейтенант Краснояров вскинул руку под козырек, четко бросил: «Есть!», повернулся через левое плечо и строевым шагом направился к выходу. Приказ есть приказ. В армии не принято пререкаться со старшим по званию. Именно в этот день выпало ему заступать в наряд дежурным по части.
           Он помог ей сесть в военный газик, укутал одеялом ноги, и солдатику-водителю:
- Не гони, но и не тащись. Аккуратно езжай. Головой мне за них отвечаешь.
- Есть, товарищ старший лейтенант. Все будет в лучшем виде.  Домчу, охнуть не успеет Светлана Валентиновна. Тут всего-то 20 километров до районной больницы, - бодро ответил рядовой Маслов и деликатно отвернулся, давая им возможность попрощаться.
- Прости, родная, служба. Я буду за тебя кулаки держать и звонить буду. Держись, ты же жена офицера. Завтра, как только сменюсь, сразу к тебе, - сказал жене на ухо Краснояров, крепко поцеловал в яркие, слегка припухшие, губы свою Светку, и решительно захлопнул дверцу машины.  Почти в то же миг заурчал мотор, и машина мягко тронулась с места, увозя Светку, еще не рожденного малыша и кусочек сердца Ромки Красноярова.

          Был полдень, но из-за туч, затянувших небо, казалось, вот-вот наступят сумерки. Погода резко менялась. Недаром синоптики обещали резкий ветер и снегопад. Февраль…. И хотя завтрашний день по народным поверьям считался днем встречи зимы и весны, было все-таки по-зимнему холодно.
Роман Краснояров крепко потер уши перчатками и решительно направился в сторону здания штаба части, где ему предстояло провести эти, решающие в его жизни, сутки.

           Он то маятником мотался по кабинету, то вдруг застывал за столом, обхватив голову руками. В памяти всплывало Светланино бледное лицо, выбившаяся из-под шапочки светлая прядь волос, шуба, застегнутая только на две верхних пуговицы, и ее тонкие пальцы, придерживавшие полы и пытавшиеся соединить их на большом животе. А еще ее глаза! Огромные голубые глазищи, за которые и полюбил он свою Светку. В них было столько всего; и боль, и удивление, и немножко страха перед тем неизвестным, что ее ожидало. А еще укор и прощение одновременно. Ее глаза говорили, что она на него рассчитывала, а он ее, получается, подвел. Но она его за это прощает, потому что знала, за кого выходила замуж. Знала, что быть женой офицера, да не штабного, а такого, который начинает свою карьеру с отдаленных гарнизонов, совсем непростое дело. Знала, но вышла замуж, знала, что будет тяжело, но уехала за ним из Питера в далекое Забайкалье, все знала, но решилась стать матерью, потому что любила своего Ромку Красноярова.

 Он отвлекался от своих мыслей, выполняя такие знакомые обязанности дежурного по части, но потом вновь возвращался мыслями к своей молоденькой жене.
- Как она там? Ведь девочка совсем, только 22 отпраздновали на Рождество. Да и одна совсем, в незнакомом месте. Ни мамы, ни подружек, ни мужа рядом. Даже поддержать некому. А еще и больно и страшно, наверно, - размышлял про себя Роман, - Господи, помоги ей справиться с этим. Пусть она родит хорошего здорового малыша. Неважно, кто родится, мальчик или девочка, пусть только здоровенький ребенок будет, да и Светка пусть в порядке будет, - просил Роман.
Молодой офицер Роман Краснояров, как и все нормальные люди, в минуты особого волнения возносил молитву, как мог, от души и искренно, Тому, существованию которого в обычной жизни особого значения не придавал. Он погружался в дела, важные и требовавшие его личного участия и присутствия, но вдруг вновь вспоминал о Светлане, хватал трубку телефона и взволнованным голосом просил:
- Егоров, соедини меня с больницей. Может, родила уже?
Дежурный коммутатора рядовой Егоров был в курсе дела. Он уважал Романа Красноярова, а потому сочувственно относился сейчас к нему, понимая, как нелегко ему, как волнуется сейчас, всегда невозмутимый, старлей.
- Нет, товарищ старший лейтенант, я пять минут назад звонил. Еще не родила,- коротко и сдержанно отвечал телефонист Егоров.

           И опять все начиналось сначала. Звонки, сводки, приказы и распоряжения, доклады в штаб округа о ходе учений. И, как только наступал перерыв, Краснояров опять вспоминал Свету. Их первую встречу, знакомство и то, до тех пор неведомое чувство, которое вдруг нахлынуло при появлении этой хрупкой девчушки, да так до сих пор и не отпускает. Он стоял и курил у открытой форточки, а мысли были в той белой ночи, когда они, молодые и беспечные, забыв о разводных мостах, гуляли по Питеру, а потом, когда пути к отступлению были отрезаны, она привела его к себе домой. Не бросать же человека на улице. Как они нежно шушукались и целовались на балконе, а потом пили чай на кухне. А утром, когда проснувшиеся Светкины родители вышли на кухню к завтраку, он решительно попросил ее руки, повергнув ее в совершеннейший шок, поскольку ведь только целовались, но ни о чем серьезном не договаривались. Он вспоминал, как вопросительно смотрели на Светку ее родители, ждали, что скажет дочь, а она вдруг, для самой себя неожиданно, прямо и проникновенно посмотрела в его глаза и сказала, что согласна стать его женой, и что поедет за ним туда, куда поедет он. Светланина мама, теперь уже любимая и уважаемая теща Ольга Трофимовна, тихо охнула, прикрыв ладошкой рот, и без сил опустилась на стул. А Валентин Егорович, нынешний тесть Красноярова, крякнул и взял продолжительную паузу. Все молчали, ждали, что скажет отец. Так уж принято было в Светланиной семье, что решающее слово всегда было за ним.
- Любишь ее? - коротко спросил будущий тесть, обращаясь к Красноярову.
-Люблю, - так же коротко и твердо ответил Ромка.
- Любишь его? - отец повернулся к Свете.
- Люблю, - и румянец смущения во всю щеку.
- А может, лучше узнать друг друга? Не получится так, что через год скажете, что характерами не сошлись?
- Нет, мы сошлись, - ответили дружно в один голос.
- Ну, тогда ладно. К свадьбе будем готовиться, чтоб все честь по чести, как у добрых людей, - и, обращаясь к жене, добавил, - иди, мать, детей благословим, да на стол готовьте. Помолвка у нас сегодня.
 Вот так все и решилось. Казалось бы, с бухты-барахты. Но ни разу в последствии ни она, ни он не пожалели о своем решении. Судьба!

           Со свадьбой пришлось поторопиться, так как заканчивался отпуск у лейтенанта Красноярова, и через три недели ему нужно было прибыть к новому месту службы в далекое Забайкалье. Хоть и не любил Валентин Егорович власть свою употреблять и пользоваться высоким служебным положением, но тут особый случай. Светка ни за что не соглашалась что-то куда-то переносить, ждать, а тем более отпускать, теперь уже своего, Ромку в дальние края одного.
- Я, как настоящая декабристка, из Петербурга поеду за тобой в дикое Забайкалье, - шутила Света.
- А ты не боишься?  Ведь даже не в городе будем жить, а в гарнизоне на границе, - проверял будущую жену на прочность Роман.
- Нет, Рома, не боюсь. Везде люди живут. Тебе ведь тоже там предстоит жить и служить. А раз ты сможешь, значит, и мне по силам. Не сомневайся во мне, я не подведу, - по-житейски мудро, как взрослая женщина, ответила эта юная девочка. И Ромка окончательно и бесповоротно поверил в тот момент, что Светлана и есть его вторая половина, которая не предаст, не подведет, и понял, что надеяться на нее ему можно, как на самого себя.

          Как говорится, только «по ходу пьесы» выяснилось, что будущий тесть Красноярова - очень высокопоставленный генерал.  Ведь Ромка и знать не знал, что девушка, с которой он познакомился четыре дня назад, единственная дочь генерал-полковника Скоробогатова Валентина Егоровича, о котором в войсках с придыханием говорили не только офицеры, но и солдаты. Боевой генерал, снискавший славу и заслуженное уважение в настоящих боевых действиях! Он честно прошел все горячие точки, и славился продуманными и успешными боевыми операциями. Насколько мог, берег солдат и офицеров, не принимая необдуманных решений, смело брал ответственность на себя. И побеждал!

         Они познакомились совершенно случайно. Светлана, прощаясь с подругой на Невском, пятилась спиной и еще что-то кричала вслед уходящей Альке, как вдруг натолкнулась на что-то большое и, потеряв равновесие, чуть не упала, но оказалась в теплых и твердых руках, бережно подхвативших ее.
- Извините, - смущенно произнесла девушка и залилась румянцем.
- Скорее не извиняю, а благодарю. Судьбу. За то, что такой подарок прямо в руки послала,- игриво поддержал разговор высокий симпатичный шатен с серыми глазами. – Я - Роман, - представился молодой человек. - А Вы?
- Светлана, можно просто Света, - ответила девушка.
И оба застыли в молчании друг перед другом. Можно было уже попрощаться и разойтись. Но вот этого как раз и не хотелось. Хотелось продолжить знакомство. Но как это сделать?! Вроде, легко и просто! А на самом деле довольно сложно завязать разговор двум незнакомым молодым людям. Ведь первой возникает мысль, не показать своей заинтересованности. Чтобы вдруг не оттолкнули, не обидели равнодушием, не посмеялись над возникшей симпатией. Поэтому зачастую и начинается, ни к чему не обязывающий, пошловатый треп, так, на всякий случай. Но между ними все было по-другому.
- Света, если Вы не заняты, давайте погуляем, - без обиняков предложил Роман.
- Я не занята. Давайте погуляем, - также просто ответила Света.
А дальше все пошло как по нотам.  Теплый июньский день, яркое солнышко на диво. Неспешно направились к Набережной Невы. И, не сговариваясь, повернули к пристани, сели в речной трамвайчик.  Разговор тек легко и свободно. Не было мучительных пауз, когда по ходу приходится судорожно соображать, чем еще можно удивить собеседника и поразить его воображение, что сказать можно, а о чем лучше промолчать. Почему?! Да потому что нечего скрывать, нечего стыдиться, нет необходимости прятать какие-то намерения, о которых, до поры до времени, собеседнику знать не стоит. Как-то получилось само собой, что они начали разговор с рассказов о себе.
- Лейтенант я, пограничник. Училище закончил и сразу на границу. Служил в Таджикистане, а теперь получаю очередное звание и еду к новому месту службы в Забайкалье, на   китайскую границу, - повествовал о своей короткой военной биографии Роман. – А в Питере я ненадолго. У меня здесь бабушка, а родители в Москве. Вот и приехал перед отъездом на новое место повидать ее. Теперь ведь только через год снова отпуск будет. А Питер я с детства люблю. Но бабушку больше! - засмеялся Ромка.
- А я живу здесь, с родителями, - подхватила разговор девушка, скромно промолчав о том, кто ее родители. С папой уже понятно, но и мама была непроста! Искусствовед! Работала старшим научным сотрудником в самом Эрмитаже, и всю свою жизнь посвятила изучению творчества импрессионистов, в чем была непревзойденным и совершеннейшим экспертом.
-Только закончила педагогический. Я учитель математики и информатики. Послезавтра вручение дипломов и можно начинать самостоятельную жизнь, - беспечно говорила Света, а Ромка смотрел на нее во все глаза. И очень нравилось ему на нее смотреть. Высокая и стройная природная блондинка была хороша естественной женской красотой. Правильный овал лица, огромные и выразительные голубые глаза, слегка вздернутый носик и задорные ямочки на щеках. И при такой-то внешности совершенно никакой вычурности и эпатажной позы в поведении! Было такое впечатление, что она просто не осознает, насколько она привлекательна! Иначе не смогла бы сохранить этой потрясающей и завораживающей простоты и естественности.

          Уже после двух часов общения, которые пролетели для них как один миг, он вдруг отчетливо понял, что это именно ТА девушка! Бабушка, конечно, святое дело, но это именно за Светкой он приехал в этот раз в Питер!  Душа ликовала и летала в облаках, но он еще боялся поверить в свое везение и спугнуть, казавшееся таким близким, счастье. Прогуляли допоздна, он едва успел до разведения мостов. Прощаясь, обменялись телефонами и договорились о встрече на завтра. И так все четыре дня! Встречались утром и гуляли до самого вечера. И не было скучно, тягостно, неудобно. И каждая встреча - как открытие нового мира. Было полное совпадение вкусов и интересов, а если различия, то незначительные и вполне терпимые. Даже определяясь с меню в кафе, они были единодушны в выборе блюд. Но самый главный восторг вызвало то, что оба, по-детски страстно, любили мороженое! И не было вопросов о зарплате, квадратных метрах, московской и питерской прописке, дачах, машинах и сбережениях, о том, какие посты занимают родители. Говорили о музыке, спорте, путешествиях, походах, книгах. Они даже не спросили фамилию друг друга. Просто Рома и Света. И этого показалось достаточно.

          О том, что его будущий тесть - большой военный чин, Роман узнал уже перед самой свадьбой, когда Валентин Егорович затеял с ним разговор о возможности изменения места службы.
- Может, останетесь здесь в Питере или хотя бы в Москве? Все не так далеко, - предложил тесть Ромке. – Одна она у нас с матерью. Ольга тосковать будет, - и выжидающе посмотрел на будущего зятя. И ждал его ответа, и боялся одновременно. Боялся ошибиться в нем.
- Нет, Валентин Егорович. Не сердитесь, но нет. Вы же сами человек военный и понимаете, приказ есть приказ. Я должен прибыть к месту службы. Да и негоже мне свою карьеру начинать с того, чтобы за спину тестя прятаться. Хочу, чтобы меня, как Вас, за мою службу, за дело уважали, а не за то, что выгодно женился. Не хочу я себя и Вас позорить. Тем более, что женюсь я на Светлане, а не на генерал-полковнике Скоробогатове. Я ведь и не знал, кто Вы, когда руки ее у Вас просил.
И боевой генерал удовлетворенно крякнул и пожал в знак одобрения руку молодому лейтенанту. И подумал про себя, что есть еще у него чутье на людей.  Такой не сподличает, не опозорит. Не хлыщ и не выжига! Достойный парень! За короткое время подготовки к свадьбе он по своим каналам навел справки об этом Красноярове. Из училища и из части в Таджикистане получил о нем самые лестные отзывы: честный, умный, рассудительный, порядочный, ответственный и т.д. и т.п., как говорится. Семья приличная, родители оба архитекторы. С такой семьей не грех и породниться.


Свадьбу гуляли в Питере, торжественно и с размахом. Гостей было много. Из разных уголков Союза слетелись-съехались друзья и родственники старших и молодых.  И все восхищались не столько широтой свадьбы, сколько красотой новобрачной пары. Когда люди любят и счастливы по-настоящему, они и красивы по-настоящему.
 Провожали в Забайкалье молодых Краснояровых из Москвы. Краснояровы старшие пригласили сватов Скоробогатовых в гости. С первых дней знакомства все у них сложилось: приняли одна семья другую не формально, а по-настоящему, по-родственному, признали так сказать, и общались теперь с неподдельным удовольствием, узнавая друг друга и сближаясь все теснее.
- Смотри-ка, Светик, не только мы с тобой понравились друг другу. Глянь, как наши родители сошлись, вроде сто лет знаются. Здорово, черт возьми! - улыбался Роман, а Светка счастливо жмурилась на солнце и прижималась к теплому боку мужа.

          А дальше прибыли на заставу на юге Читинской области, на самой границе с Китаем, и начались пограничные будни. Роман служил, а Света устроилась учителем математики и информатики в сельскую школу в 12 километрах от заставы, куда возили и ребятишек военнослужащих погранотряда. И каждый день был счастьем, несмотря на холодную, малоснежную зиму и пронизывающий ветер, малометражную квартирку в офицерском восьми-квартирном доме без водопровода и центрального отопления. Что значат бытовые трудности по сравнению с тем, что любимый человек рядом?! И никогда ни слова о том, что оставила Питер, родителей, уютную квартиру и комфортный, обустроенный быт.
А через несколько месяцев Светлана, смущаясь и немножко волнуясь, объявила Роману:
- Готовься, Ромочка, мы скоро станем мамой и папой.
- Светик мой, Светлана! Я тебя люблю! - орал обалдевший старлей и кружил по комнате свою любимую. – У меня будет с-ы-ы-ы-н! Продолжатель рода и наследник!


          - Егоров! Ну, что ты там? Новости есть? - напряженным от волнения голосом вновь обращался Краснояров к телефонисту.
- Есть, товарищ старший лейтенант, - слегка замявшись, ответил рядовой Егоров. - Дежурный врач доложил, что вертолетом час назад в Читу отправили.
- Что? Что случилось? -  начал Ромка, и голос его осел, как будто внезапно кончился.
- Да, Вы не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, вроде, ничего страшного, - скороговоркой выпалил Егоров. - Вот, Вы лучше сами с врачом поговорите, он как раз на связи. Соединяю.
- Алло! Алло! – издалека раздался в трубке незнакомый мужской голос.
- Слушаю, старший лейтенант Краснояров, - по-военному представился Роман.
- Вот и слушайте! – приказал твердый голос. – Вы не паникуйте. Спокойно, ничего страшного, но мы решили перестраховаться. Она первородящая и плод достаточно крупный, а у нас как раз вертолет санавиации был, вот и решили не мешкать, а в область отправить. Да все нормально будет. Думаю, скоро уже поздравлять Вас можно будет, - заверил Ромку доктор. – Я все сам узнаю и Вам перезвоню. Держитесь! – и в трубке послышался сигнал отбоя.
- Вот это пряники! Как она там? -  волновался Ромка, меряя шагами небольшой кабинет и ероша жесткие волосы. - Бросить бы все, да бежать к ней, помочь, поддержать! Он готов был стоять под окном роддома столько, сколько нужно, несмотря на февральский мороз! Лишь бы быть в этот момент хоть чуточку ближе к ней, его любимой! Лишь бы она ощущала его присутствие и поддержку, и понимала, что они вместе.Но, никуда не деться. Служба! До девяти утра, пока не примет дежурство сменяющий его командир, ни с места, хоть умри.
Он усилием воли заставил себя собраться с мыслями и окунуться в рабочий процесс. И через четыре часа, наконец, раздался долгожданный звонок.
 - Товарищ старший лейтенант, - голос Егорова привел старлея в чувство, - доктор на связи.
- Ну вот, как и обещал. В срок уложились, – довольно усмехаясь, произнес доктор. - Сего дня четырнадцатого февраля, ровно в двадцать три тридцать появился на свет младенец мужского пола, вес три восемьсот, рост пятьдесят три сантиметра. Мамаша и сын в порядке! С сыном Вас, товарищ старший лейтенант! Ура! – и весело добавил, - магарыч с тебя, старлей! А как сына-то назовешь? Может Валентином? А что?! Я тоже Валентин! Хорошее имя!
- И правда, Валентином можно назвать, - размышлял Роман. - Тесть очень доволен будет! Ведь получится, в честь него сына назовем. Да и Светланке тоже очень понравится эта идея! Решено, быть первенцу Валькой!



          - Томка, ну То-о-м, пойдем, погуляем, - уговаривал девушку, стоя у полуоткрытой двери, высокий и плечистый парняга. - Хочешь, в кино сходим, а можно просто погулять.
- А чего просто так по улицам шляться? Лучше в кино, а можно в кафешку сходить. Или денег нет? -  блеснула озорными глазами румяная пышная булочка.
- Нет-нет, Томка, деньги есть. Я ведь аванс получил, - поспешно заверил ее парень, и неловко вытащил из кармана брюк несколько смятых денежных купюр.
Она смотрела на зажатые в кулаке деньги и думала о том, что раз деньги есть, значит, он самостоятельный, не пьянь какая.  А он во все глаза смотрел на нее. И представлялась она ему именно хрустящей, румяной булочкой, которые часто пекла его мать.

           Девушка и вправду была хороша. Невысокого роста, узкая в кости, но с хорошими женскими формами. Вся такая чистенькая и вкусно пахнущая. Одно слово – свежая сдобная булочка. Он уже давно посматривал на нее, но вот так подойти и позвать погулять отважился впервые. Вокруг нее всегда вилось много кавалеров, но строгая Томка никого и близко к себе не подпускала. Еще тогда, давно, в детдомовском детстве, после ужасающих разговоров со старшими подружками об отношениях мужчин и женщин, она решила для себя, что сначала штамп в паспорте, а потом все остальное. Нахлебавшись досыта сиротской детдомовской жизни, она всем сердцем желала себе семьи, в которой будет все, как у людей: дом, муж, родители мужа, которых она будет почитать и уважать, как своих, потому что своих-то вовсе не было. Ну и, конечно, потом и дети будут. И не просто мечтала. Она, как могла, стремилась к этой жизни. В школе особыми успехами в науках не блистала, зато по домоводству всегда была пятерка с плюсом. Сварить, испечь, связать для нее было в удовольствие. Но больше всего душа лежала к шитью. За неспешным занятием можно было погружаться в свои мысли и мечтать, мечтать…
После окончания школы и выпуска из детдома выбор у выпускников невелик. В основном, разного рода ГПТУ. Как хорошо, что представившаяся возможность совпала с ее желанием. Она нашла свое призвание и была счастлива, поступив в швейное училище.  Модельерского таланта сначала, конечно, не было, но трудолюбие и тщательность в работе сделали ее вскоре одной из лучших мастериц ателье, в которое она пришла работать после окончания училища.
 Вопрос с жильем решился на редкость «удачно». Попала она на прием в райисполком к толстому лысоватому дяденьке, который сердечно объяснил ей, что лучше написать отказ от квартиры, которая ей, как сироте, полагается по закону, но неизвестно когда будет выделена, и получить комнату с подселением в трехкомнатной благоустроенной квартире. Сразу!  Слукавил дяденька, что квартирка нужна ему самому, для своих нужд. Но Тамарочка была так счастлива тем, что у нее будет своя комната, считай свое жилье, что и не удосужилась заподозрить «доброго» дяденьку в лукавстве. Согласилась, получила ордер на вселение, постепенно свила свое гнездышко на восемнадцати метрах и была на седьмом небе от счастья. Одно огорчало, никак не воплощалась в действительность ее мечта о своей семье, о муже.  Всех, кто пытался ухаживать за ней, осторожная Томочка почему-то подозревала в дурных намерениях, и давала им от ворот поворот. А тут вдруг нарисовался этот смешной увалень по имени Славик. Вроде добрый, вроде не наглый, не пристает с разными глупостями, работает шофером, в пьянстве не замечен, армию уже отслужил.     И главное - у него есть семья: мать и отец, да еще дом с огородом и хозяйством. И решилась Тамара попытать счастье, выбрав в женихи Славика Чернецова. После нескольких целомудренных встреч Славик, смущаясь и потея, сделал ей предложение руки и сердца. И она согласилась без колебаний. Не могла себе и представить эта славная, но бедная девочка, что в зажиточном доме не хотят видеть невестку-сироту, что мать устроила настоящую бурю с сердечным приступом и резко пахнущими лекарствами в знак протеста против будущей невестки. Но Славик проявил неожиданное упрямство и сказал, как отрезал:
- Если не примете Томку, уйду к ней в комнату. Совсем!
Пришлось мамаше сделать вид, что согласна на все. Но, даже еще не познакомившись с невесткой, затаила на нее лютую злобу за то, что та отнимает единственного и любимого сыночка. Не такую судьбу рисовала она сыну в своем воображении. И невеста у нее уже была на примете: соседская девушка, из хорошей, зажиточной семьи. А тут - голь перекатная, без роду без племени, детдомовка какая-то!

          Свадьба была похожа просто на большую гулянку: только родня жениха, хотя, довольно многочисленная. О том, что невеста может позвать своих подружек, и речи не было. Все тосты и поздравления были адресованы, в основном, жениху. Его расхваливали наперебой, поглядывая в сторону мамаши, угодили ли словами о сыночке. Невеста была просто необходимым для свадьбы атрибутом. Но Тамарочка, несмотря ни на что, была ослепительно хороша в, сшитом собственноручно, красивом белом платье. А может быть еще и потому, что лучилось счастьем ее хорошенькое личико, да то и дело слышался заразительный смех. Она порхала, как белая птица, успевая на своей же свадьбе помогать свекрови и тетушкам обслуживать гостей. Ее сердечко переполняла радость оттого, что и у нее теперь есть семья и большая родня. Она готова была всем угодить и услужить. И совсем не замечала Тамарочка, как нет-нет, да и взглянет на нее недобрым взглядом свекровь.


          - Доброе утро, мама, - обратилась невестка к свекрови в первый день после свадьбы.
-Какая я тебе мама?!- сверкнула глазами свекровь.
- А как же мне Вас называть? Тетя Дуся? - недоуменно вскинула брови Тома.
- Какая я тебе тетя?! Ишь, племянница нашлась! - пробурчала свекровь. – Зови меня Евдокия Петровна.
И сжалось сердце девушки в предчувствии тяжелой жизни в доме мужа. Но она тут же урезонила себя:
-Ничего. Я постараюсь, и она меня полюбит. Пройдет время, она поймет, что я для Славика - хорошая жена. И в доме буду хорошей хозяйкой.
Только могла ли она предположить, что эта женщина, которую она готова была полюбить, как родную мать, отвергает ее всем сердцем?! А уж видеть хозяйкой в своем доме эту «пришлую напасть» она и вовсе не намерена!
И начался вселенский ужас, именуемый семейной жизнью. В принципе, Славик был неплохим, покладистым парнем. К тому же воспитан был матерью в строгости, и ни к каким глупостям, табаку или водочке, пристрастия не имел. И Томочка готова была колдовать над своим семейным счастьем каждую минуту. Всеми возможными способами она добивалась расположения мужа, стремилась создать их собственный мирок на двоих. И все бы могло получиться, сложиться, склеиться. Но…. Евдокия Петровна не дремала. Казалось, она поставила целью своей жизни разлучить их, развести и выжить ненавистную невестку, сделав ее виноватой во всех смертных грехах.
-Неумеха, неряха, лентяйка, засоня, руки не оттуда растут, на чужое добро зарится, грубиянка зубатая! – Вот далеко не полный перечень «лестных» слов, которые каждый день слышал сын от матери в адрес молодой жены.
- А у меня давление, сердце, ноги и руки больные, спина не разгибается, - скорбно выговаривала каждый раз мамаша, когда сын возвращался с работы. -  Давеча с боем заставила ее постирать тебе, так все самой перестирывать пришлось. Навозила кое-как, а ты ведь у меня аккуратист. Какой с нее спрос? Детдомовская! Им в прачке стирали, вот и не умеет. А главное, не хочет учиться, стараться ради мужа. Может, не любит?
- Заставила обед готовить, так все свиньям пришлось вылить, есть нельзя. Только продукты переводит. Пришлось самой обед стряпать. Конечно, детдомовская, кто же ее учил готовить, - тяжко вздыхала свекровь, уплетая за обе щеки плов, приготовленный перед рабочей сменой Томочкой. - Нас с батькой не почитает. Что начну подсказывать, огрызается, матом посылает. Говорит, что взашей нас с отцом скоро отсюда попрет, - жаловалась сынку мамаша, поджимая губы куриной гузкой и собирая горькие слезы в мокрый платочек. - Только ты, сынок, ей не говори ничего, что я тебе жалилась. Она грозилась, что еще хуже будет, если тебе пожалюсь, - добавляла масла в огонь Евдокия Петровна, а сама пытливо наблюдала, какое действие возымели на сына ее слова.
И Славик, в первые дни совместной жизни с Тамарой такой счастливый и радостный, как все молодожены, постепенно становился мрачным и молчаливым. Через некоторое время родители и Тамара с удивлением обнаружили, что их Славик вдруг закурил, а еще без особого повода, ведь раньше только по праздникам, стал прикладываться к спиртному. Томочка пушистой кошкой ластилась к мужу, а он не видел в этом ничего, кроме желания охмурить его, подкрасться поближе и цапнуть побольнее. Мудрая мамаша подсказала, что женщины так делают только для того, чтобы добиться своего. А Томочка, между тем, стараясь не замечать проявлений тайной войны, объявленной ей свекровью, изо всех сил стремилась создать то, что называется таким заманчивым словом семья. Шустрая и умелая, она все успевала. И убраться в доме, и перестирать-перегладить   себе, мужу и свекрови со свекром. Варила-жарила, стряпала-пекла. И каждый раз, когда семья садилась за стол, она молчаливо ждала, что хоть кто-нибудь похвалит ее за   мастерски приготовленную еду. Но свекор, видимо, был вообще глухонемым, или онемел   в процессе жизни с этой Бабой Ягой. За все время совместного проживания Тома едва ли слышала от него и пару слов. Свекровь можно было пытать каленым железом, она все равно ни за что не сказала бы добрых слов невестке. А муж, каждый раз вставая из-за стола, неизменно говорил:
- Спасибо, мама. Вкусно, - и укоризненно смотрел в сторону жены.

             Сразу после свадьбы он был нежным и пылким. Что и говорить, молодой мужчина. И Томочка была удивлена тем, что, оказывается, это приятно, когда он, жаркий и страстный, искал любую возможность, чтобы остаться с ней наедине. Но костер любви оказался недолговечным. Не потому ли, что свекровь, едва разгоравшееся пламя, успевала полить холодной водой? После первого месяца совместной жизни свекровь сначала начала намекать, а потом и в открытую говорить о внуках. Она бесцеремонно заявляла, что семья без детей, это вовсе не семья, что жена, которая не может родить, как яловая корова, годится только на мясо. Что, если женщина не беременеет, значит, она бракованная. Томочка ужасно смущалась и чувствовала себя виноватой. А Славик мрачнел, как туча, и все больше уходил в себя. Сначала он так спешил домой, чтобы скорей увидеть свою Томку, а если она работает во вторую смену, то и встретить ее успеть.
-Нечего ее поважать. Не барыня, сама доберется. Украдут что ли? Кому она нужна? А ты устал после работы, лучше отдохни, -  настраивала мать. 
Вскоре, благой порыв встречать жену с работы тихо сошел на нет.
 С первых дней семейной жизни Славик все заработанные деньги стал отдавать жене, как и в его семье заведено было. Но это никак не устраивало мать. Контроль над деньгами – контроль над всей семьей
- Сынок, она деньги, твоим тяжким трудом заработанные, транжирит. Покупает себе всякую дребедень. Глянь в ее комод. Там помады, румяны, да духи разные. Нешто пристало замужней женщине румяниться да помадиться? Может, есть у нее кто? – травила сына Евдокия.
Славик с такой силой дернул ящик комода, что он выпал из пазов, и все содержимое вывалилось на пол. Действительно, на полу лежали рассыпавшаяся коробочка сухих румян, два потертых тюбика помады и, чудом не разбившийся, флакон духов «Красная Москва». Кровь бросилась ему в лицо. И не осталось в голове ничего, кроме слепой ярости. Даже не удосужился взглянуть, что все это столетней давности. Видимо, осталось с тех времен, когда мать сама в девках была.
- Если гуляет, убью суку! – побелевшими губами выдавил из себя Славик.
Как, оказывается, просто разбудить в мужчине ревность! Достаточно, даже вскользь, бросить, что-де твоя жена тебе изменяет, и все. Готово дело! Брошенная искра обязательно, если не сразу, то со временем, разгорится в бушующее пламя, которое унять потом почти невозможно. Да еще, если это скажет человек, которому он безгранично верит! И мамаша мысленно потерла руки. Если такими темпами будет дело продвигаться, недолго ей еще терпеть в своем доме ненавистную невестку.

            Тамара возвращалась после вечерей смены. В последнее время она все чаще размышляла над тем, что в ее семейной жизни все не ладится. Томочка прожила в детском доме все детство и юность.  А там, как известно, свои порядки. Это только в книжках пишут да в кино показывают, что педагоги там, как родные мамы, а воспитанники все дружны, как братья и сестры. Ничего подобного. Там, как на зоне, есть жесткое правило и принцип жизни: «Не верь! Не бойся! Не проси!» Там каждый сам за себя. Поэтому и не было у Томочки привычки, обсуждать свои дела, неважно, хорошие или плохие, с кем-либо посторонним, да еще и совета просить. Ведь надеяться в этой жизни можно только на себя. Когда прошла первая эйфория от того, что попала в дом и в семью, неглупая от природы Томочка все-таки вынуждена была признать, что не все так радужно, как ей представлялось. Свекровь оказалась, чего уж там скрывать, змеей ядовитой, свекор - пень немой, а сынок - телок на веревочке. Только веревочка так и осталась в руках его мамаши. И прибрать эту веревочку к своим рукам пока не представлялось возможным.  Любила ли она его?! Она над этим даже не задумывалась. Просто, ей так хотелось свою семью. Вот и вышла замуж. Он показался ей таким покладистым и добродушным! Грешным делом, Томочка подумала тогда, что при умелом руководстве мужем, она сможет быть с ним счастлива. И даже, как будто, получалось в первое время. Но Гюрза, как окрестила Тома свою свекровь, только прикинулась мертвой, вдруг ожила, и начала жалить со всех сторон. Тамара понимала, что обсуждать это с мужем бессмысленно, что только настроит его против себя, жалуясь на несправедливость свекрови. Они - мать и сын, а она - посторонняя женщина, которая все пытается перестроить на свой лад. Пришлось заставить себя не обращать внимания на происки Гюрзы и молчать, молчать. Она еще не теряла надежды, что сможет обратить мужа в свою веру. Недаром говорят, что ночная кукушка дневную все равно перекукует. Только куковать в последнее время ей все чаще приходилось одной. Муж практически перестал искать с ней близости, был мрачен и задумчив.

           Повернув в переулок, Тамара вдруг заметила огонек возле дома свекрови. И трепыхнулось сердце: неужто, Славик вышел встретить?! Может, одумался и снова все будет хорошо? Она прибавила шагу и оставшиеся пятьдесят метров не прошла, нет, пролетела как на крыльях.
- Славик, родной! Ты меня вышел встретить? - волнуясь, спросила Тома, и приблизилась, чтобы припасть к груди мужа.
- Тебя, - хрипло ответил муж, и коротко ткнул ее кулаком в лицо.
Такого фейерверка Томочке видеть еще не приходилось. В глазах мелькали цветные брызги, а левая половина лица наливалась болью и свинцовой тяжестью.
- Что это? За что? – в растерянности и недоумении прошептала Томочка.
- Сейчас объясню, - грозно прошипел муж и, грубо схватив жену за руку, буквально поволок во двор и дальше в дом.
Она была сбита с толку, да еще так болело лицо, что сопротивляться у нее просто не было сил. Втащив Тамару в дом, он поволок ее прямо в их комнату, где в беспорядке на полу так и валялись злополучные «улики».
- Что это? – прошипел Славик.
- Откуда мне знать, - растерянно ответила Тома, - это не мое.
- Не твое, говоришь? - и снова резко наотмашь ударил ее по лицу.
- И любовника, говоришь, у тебя нет?! - уже ревел, как раненый зверь, Славик.
-Да ты что, спятил? Какой любовник? - заревела Томка в голос. Она, наконец, поняла, в чем обвиняет ее муж. Но только за что?! Ведь ничего дурного она не сделала!
- Вот видишь, сынок, еще и врет нагло, и отказывается. Не мое! А чье же? Кто красится-помадится у нас в дому? Я что ли? Поучи ее, сынок, уму-разуму, чтобы не врала мужу и свекрови в глаза, - подначивала мать сына. Видимо, вид несчастной, с разбитым лицом невестки, доставлял ей удовольствие.
Лежа на полу, Тамара тихонько плакала. Никто не бросился ей на помощь, чтобы защитить от тяжелой руки мужа, никто не утешил добрым словом. Ждать помощи было неоткуда.  А Славик, тем временем, войдя в роль грозного мужа, продолжал кипятиться:
- Ишь, волю взяла!  Мамане не помогаешь, грубишь, да еще и деньги, мною заработанные, на ветер пускать взялась. Румяны-помады! Я тебе покажу! Для кого малевалась?! Отвечай! – орал Славик и пинал, лежавшую на полу жену.
- Славик, опомнись! С чего ты взял, что у меня кто-то есть? Я ведь никуда даже не хожу. Работа - дом - работа. Вот и все мои прогулки, - пыталась утихомирить разъяренного мужа Тома.
Видимо, устав от пережитых эмоций, Славик уселся на стул и, глядя сверху вниз на поверженную жену, объявил ей свое решение:
- Отныне мамаша мне все будет докладывать, во сколько ушла-пришла, куда ходила, что делала. Я тебе бездельничать да на мамаше ездить не позволю.
Тамара, хоть и не согласна была с тем, что она бездельница, хоть и хотелось ей сказать, что это мамаша буквально ездит на ней, возражать не решилась, а только согласно кивала. Важно было, чтобы буря утихла, чтобы не вздумал он еще раз броситься на нее с кулаками.
- А с деньгами решу так. Я теперь все свои деньги снова мамаше отдавать стану. И ты тоже всю свою зарплату будешь ей отдавать. А что нам надо будет купить, так мамаша нам выдавать станет.

           Вот это он напрасно сказал! Перебор вышел. Всякому терпению наступает конец! Куда девалась вся рабская покорность, страх перед наказанием и побоями?! Сейчас с ней произошло то, что пару раз случалось в детдоме. Она была очень терпелива и покорна, пока можно было терпеть. Но, как только чаша терпения переполнялась или что-то задевало совсем уж за живое, тут уж, как говорится, «кто не спрятался, я не виновата». Теперь ее можно было только убить, она все равно от своего не отступится! Уж что-что, а защищать себя от прямого нападения собачья жизнь ее научила. Она могла и словами отхлестать, а могла и в драку броситься, и биться до последнего, и рвать врага зубами и ногтями, не испытывая страха даже за собственную жизнь. Было в детдоме два подобных случая, после которых даже самые отчаянные забияки перестали задирать Тамару, прозвав ее Бешеная.
- Это какой такой мамаше?! Этой Гюрзе что ли? - поднявшись во весь рост и уперев руки в боки, угрожающе спросила Томка, и, показав неприличный жест, добавила, – Вот вам! Выкуси вместе со своей мамашей! Она мне жизнь загубила, а я, значит, еще за это ей и   заплатить должна? Вот хрен вы угадали!
От такой неслыханной дерзости онемели все: и Славик, и Евдокия. А Тома, вытерев кровь с лица и поправив растрепавшиеся волосы, бросила, направляясь к выходу:
- Ты со своей мамашей можешь поступать, как знаешь, а я умываю руки. Хватит, натерпелась!  Пожила Золушкой в вашем доме, пора и честь знать. У меня и свое жилье есть! За вещами после приду. Счастливо оставаться!
Но переступить порог она не успела. В два прыжка настигнув жену у самого выхода из комнаты, он сгреб ее в охапку и принялся месить, как боксерскую грушу. Остановил этот приступ безумия, вошедший в дом с улицы и вовремя вмешавшийся, отец.
- Ну, будет, будет тебе! Еще до смерти забьешь! Хватит! Остынь! - увещевал он сына, обхватив железными объятиями.
Тамарочка, как истрепанная кукла, окровавленная и в разорванной одежде, лежала на полу без сознания.
- Гляди, что наделал! Не до смерти ли забил? А ты что, чувырла старая смотришь? Добилась своего? Теперь вместе за убивство в тюрьму пойдете! У, злодеи! Какую девку извели! - с горечью бросил вечно молчаливый отец и еще раз, для верности, встряхнув сына, отшвырнул его в сторону.
И как будто пелена спала с глаз ревнивца. Он вдруг с ужасом увидел, что Тамарочка лежит без движений и, похоже, не дышит. Он бросился на колени перед ней, стал щупать пульс, искать признаки жизни в бездыханном теле и причитал как кликуша:
- Господи, что же я наделал? Неужели я убил ее? Томочка, открой глазки, любимая моя! Прости меня, Томочка! Я с ума сошел от ревности! Мама, неси воду, вызывай скорую!
Мамаша, понятное дело, тоже струхнула. Но только не из-за того, что Томку убили. Главное, что сынок замешан! Неужели и вправду в тюрьму из-за этой стервы сядет? Забыв про больные руки и ноги, она скоренько притащила ведро с водой и стала тщательно замывать следы крови на полу.
- Ты что, мама? Рехнулась что ли? - заорал на нее сынок. – Я тебе сказал для Томы воды принести, а ты с полами занялась! Воды мне дай, может в чувство удастся привести!
- Так ведь, сынок, надо полы замыть! Если милиция придет, скажем, что такая пришла, что, мол, по дороге избили! - предложила свою версию мамаша.
- Эх, мама! - с горечью произнес Славик,- Ей совсем плохо, может, я ее убил! А тебе, похоже, хоть бы хны.
- Твоя правда, сынок. Не за нее, за тебя сейчас переживаю,- отрезала Евдокия Петровна. – Не ровен час, нагрянут, а тут мы во всей красе. Брось ее, руки иди вымой, да переоденься. Одежду в печь кинь, хорошо, что топится. Пусть горит, новое справим, - четко отдавала распоряжения мать.
Но Славик сбегал на кухню за водой и чистым полотенцем, обмыл кровь с лица и рук жены, брызгал ей в лицо и пытался привести ее в чувство. И, когда Томочка слабо застонала, он обнял ее и с облегчением выдохнул:
- Слава богу! Жива! Остальное ерунда!
Он подхватил ее на руки и унес в их спальню. Раздел, уложил в постель. Убежал на кухню, перевернул мамашину коробку с лекарствами, нашел успокоительное и обезболивающее. Вернувшись, аккуратно напоил жену лекарствами. Она как раз уже пришла в себя и затравленным взглядом смотрела на мужа.
- Томочка, прости меня дурака! Прямо как будто озверину напился. Да еще мамаша подзудила, вот я и не сдержался. Томочка, прости, я с тебя теперь пылинки сдувать буду! А хочешь, давай, и вправду уйдем к тебе в комнату, и сами жить будем, раз тебе здесь плохо. Я больше мамашу слушать не буду. Я только сейчас понял, не любит она тебя, наговаривает, меня злит, чтобы я тебя обижал. Прости, родная, - каялся и клялся Славик.
И Томочка почему-то поверила его искренним словам и сказала:
- Если, правда, уйдем вместе, то я тебя прощаю. Я ведь тебе не изменяю, Славик. Зачем она так? – Томочка снова тихо заплакала, а он баюкал ее, как маленького ребенка, целовал в висок и клялся, что больше никогда не обидит.

Наутро у мамаши был снова сердечный приступ и слезы ручьем, уговоры и клятвы не перечить больше никогда, и обещания любить невестку, как родную дочь, а потом страшные проклятия в адрес несчастной девочки. Но Славик и глазом не моргнул, собрал свои и Томкины вещи и тихо вышел их родительского дома, уводя за руку свою жену. Отец не проронил ни слова, но мысленно благословил сына на самостоятельную и спокойную жизнь.
- Сам со змеей жизнь прожил, так пусть хоть сын нормально поживет, - думал про себя отец. - Совсем девку замордовала, ведьма. А девчонка-то, хорошая какая.

Вот, вроде бы и жизнь наладилась. Пусть не шикарный дом, а комната, но все свое. Никто не шипит в спину, не зыркает ненавидящими глазами. Сама себе хозяйка, и неплохая совсем. Славик с удивлением обнаружил, что жена - чистюля, мастерица. А готовит как! Пальчики оближешь! А еще он вновь услышал ее заливистый смех и звонкий, чистый голос, когда Томочка пела, хлопоча по дому. И вновь вернулись жаркие ночи, и желание спешить домой после работы. Руки у Славика были золотые. Как в народе говорят: «У него две руки, и обе правые». С удовольствием мастерил, прилаживал, благоустраивал домашний быт. И небольшая комната стала настоящим уютным семейным гнездышком, где все на месте и при деле. Все делали сообща, и от того, что все ладилось, оба получали настоящее удовольствие. И решения все принимали совместно, и бюджетом семейным руководили умело. Поэтому и деньги появились на серьезные покупки для дома. И холодильник, и телевизор, и стиральную машину купили. Сколько радости и гордости испытали, что все сами заработали и приобрели. На Славика было любо-дорого посмотреть. Начищенный, наглаженный! А сколько обновок сшила и связала любимому супругу умелица-жена! От соседок только и было слышно вслед: «Ай да Тамарочка! Муж у нее, как новенький целковый, прямо сияет весь»! Только нет-нет, да и вспоминал Славик о родительском доме, о матери, к которой был все-таки так привязан. Сначала думал, что не простит никогда, но время, как известно, лечит любые раны. Шли-текли денечки, и все уже не казалось таким страшным и угрожающим, каким было в тот ужасный вечер. Через соседей, тайком от жены, узнавал о матери и отце, но навестить не решался. А мать все норовила подкараулить его, возвращавшегося с работы. Смотрела из-за угла, чтобы только одним глазком взглянуть на сыночка. Тосковала сильно. И от этого ненавидела невестку еще больше, несмотря на то, что и ей было очевидно, что сынок сыт и ухожен, и выглядит вполне довольным жизнью. Однажды он все-таки увидел ее и не смог не подойти.
- Мама, ты что здесь делаешь? – спросил сын и смутился сразу, так как дураку понятно, что может делать мать у его дома, ведь столько не виделись.
И она материнским нутром уловила-учуяла, что нет уже у сына той злости и обиды на нее, и обрадовалась безмерно.
- Сыночек мой, Славик, - заплакала мать и припала к его груди.
- Мам, ну не надо, мам. Ведь хорошо все у меня, - забасил Славик и приобнял мать. – Как ты сама-то? Давно не видел.
- Как мне может быть без тебя, сынок? Скучаю, тоскую, все слезы выплакала, - запричитала Евдокия Петровна и залилась слезами. – Может, вернешься домой?
- Нет, мам. Мы с Томой здесь жить будем. Ты ее не примешь, да и она не пойдет, а я не пойду без нее. Не сердись и прости меня, - попросил сын, не глядя ей в глаза.
- Ладно, сынок, ладно. Неволить не стану, - сразу отступила Евдокия Петровна, чтобы не настраивать сына против себя. - Прости ты меня, дуру старую. Неправа была. Грех на мне. А когда внучком-то порадуете? Скоро ли?
- Не знаю, мам, почему-то не получается, - ответил сын и опустил глаза, как в детстве, когда случалось ему провиниться. 

            Этот разговор был ему явно неприятен. Потому как сам часто задумывался над этим, почему живут вроде исправно, а ничего не получается. С тех самых пор гвоздем засели в голове слова матери, что если женщина не беременеет, живя при муже, значит - бракованная. Гнал от себя эти мысли и не хотел так думать о Тамаре, но дурные мысли сами выбирают, в какой голове поселиться. А так хотелось ребеночка, лучше мальчика, конечно, чтобы все, как у людей, чтоб семья настоящая была. И промолчала Евдокия Петровна, но тут же в ее голове созрела мысль, что именно это может стать поводом для их новой ссоры и развода. Не попускалась «добрая свекровь», все хотела невестку изгнать из своей жизни, а сына вернуть к себе.
Прошло еще некоторое время, и сын вдруг самолично появился в родительском доме.
- Мам, а я к тебе с радостью, - с порога начал Славик, - Томка беременная! Будет и у меня наследник!
И захолонуло сердце! Неужели не суждено сбыться ее планам?! Неужели эта детдомовка   пересилила ее?
- Садись, сынок, к столу! Радость-то какая! Отметить надо! - запела мать, быстренько накрывая стол. И, что уж совсем было против ее правил, поставила на стол графинчик с водочкой.  А когда, уже подвыпивший, Славик блаженно развалился за столом, мать исподволь начала вить свою канитель:
- Славик, а она у тебя не гуляет? Нет, я плохого про нее ничего не хочу сказать, но на днях Нина Степановна Казыкина, соседка наша, сказывала, что видела Томку у магазина с каким-то мужчиной. И веселая она была, и довольная! И смеялась, и глазами стреляла, как будто любезничала с ним, - доложила «факты» сыну мать, и сразу примолкла, вглядываясь в его лицо. - И чего это вдруг? Два года ничего, а тут вдруг тяжелая стала? Как бы в дураках тебе не остаться. Будешь чужого растить!

         Известное дело, от осинки не родятся апельсинки, и яблоко от яблони недалеко падает. И еще черт знает что! Как ни крути, а был он сыном своей матери, настроен с ней на одну волну. Вперемежку с радостью бродили такие мысли и в голове Славика! И никак он не мог уразуметь, как это так, то столько времени ничего, а тут вдруг раз и в яблочко!Расслабился Славик за время спокойной жизни, и вновь не усмотрел угрозу своему счастью в словах и мыслях матери. Оказывается, те же самые грабли стояли на том же самом месте и только его и дожидались! Он посмотрел на мать тяжелым взглядом, налил водки в стакан и, не раздумывая, опрокинул ее в рот. Пил как воду, не морщась, не чувствуя вкуса опаляющей жидкости.
- Если нагуляла, если не мой ребенок, убью суку! – мрачно изрек Славик.
Да! Водочка – самая лучшая закваска для дурных мыслей и необратимых поступков. И Евдокия Петровна испугалась не на шутку. Один раз она уже видела сына в ярости. Нет! Не этого она хотела! Она хотела, чтобы сынок тихо расстался с детдомовкой и женился на Таньке, дочке Нины Казыкиной, которая очень нравилась Евдокии. Да и семья зажиточная, не то, что Томка, горемыка безродная. А тут, вишь, как дело может обернуться. Так и до тюрьмы недалеко.
- Ты не дури, сынок. Остынь! Мало ли, что люди скажут. Сначала сам проверь, а потом уже решай, как быть, - успокаивала и наставляла сына Евдокия Петровна. - Только руками не маши, а то ведь и свою жизнь сгубить можно. Помнишь, как ты ее метелил, насилу батька отобрал. А я ведь еще тогда тебе говорила, что не пара она тебе, лучше бы на Таньке женился. А ты мать бросил, и бежать за этой, прости господи, - всхлипнула   мамаша.
Но Славик уже не слушал ее рассуждений о перспективах новой женитьбы на соседской Таньке. В его груди  полыхал пожар ревности и ярости, требовавший немедленного выхода наружу.

          Домой Славик вернулся намного позже обычного и изрядно выпивший.
- Славик, ты где потерялся? Мы с малышом уже тебя заждались, - кинулась к мужу, ничего не подозревающая, Тамарочка.
- Отстань, - грубо оттолкнул жену Славик.
Взглянув в недоброе лицо мужа, Тамарочка сразу поняла, откуда ветер подул, но не стала связываться с пьяным Славиком. Отошла тихонько и присела у стола.
- Что молчишь? - истолковав по-своему ее покорное молчание, заводился Славик, - Знаешь, кошка, чье мясо съела?
- Ты о чем это, Славик? - недоуменно вскинув брови, спросила Тамара.
- А-а-а, ты еще прикидываться будешь! - сверкая глазами, заорал муж, и распрямившейся пружиной кинулся к Тамаре. – Говори, от кого вы….ка нагуляла!
И уже замахнулся на нее, но в этот миг Тамара, движимая инстинктом самосохранения, схватила большие и острые портновские ножницы, и волчицей ощерилась на мужа:
- Не подходи! Запорю! Пошел вон к своей мамаше! Знаю, с чьего голоса поешь! Не унимается, сука старая! Мало она моей крови выпила! – орала Томка, а слезы струями били из глаз, так ей жалко было себя, маленького и своей, казалось бы, наладившейся и в один миг снова рухнувшей жизни.
Этот ее отчаянный жест сразу отрезвил Славика. Кому же охота на ножницы налететь. Пьяный-пьяный, а сообразил, что Томка рисковая, и не задумается, пырнет. Отступил и направился к двери.
- Ладно, потом поговорим, - зло процедил муж. - Только знай, что я тебе не дурак, чужого ребенка кормить-воспитывать! Сама выкручивайся. Я на развод подаю, - и вышел, громко хлопнув дверью.


          Вот и закончилось то, что она хранила и берегла, как умела, и называла семьей и счастьем. Раз, и все! Так просто! Тамарочка без сил сидела на полу и негромко плакала, нет, скорее скулила, как маленький щенок, выброшенный жестокосердными хозяевами на мороз. В один миг рухнуло то, что так тщательно и с любовью выстраивала она в своей семейной жизни.
 Когда узнала, что беременна, радости не было предела. Первым делом сообщила мужу и разрешила рассказать свекрови, чтоб та не думала, что она бракованная, что плохую жену себе сын выбрал. Даже закралась в голову робкая мысль, что свекровь нужно простить и семью восстановить, чтобы у ребенка были не только папа и мама, но и бабушка с дедушкой, и тетки-дядья, и братья–сестры. Мечты о большой и дружной семье так и не давали покоя детдомовской девочке, пережившей мрачный ужас одиночества и собственной ненужности. Так хотелось, чтобы всех было много, чтобы все любили друг друга и жили в радости и согласии. Оказывается, у свекрови на это счет было собственное мнение, которое она так и не захотела изменить после той памятной ссоры и разрыва.
- Ну, что ж, Евдокия Петровна! - думала про себя Тамарочка. – Ты свой выбор сделала! С мужем я все равно помирюсь. Он мой и никуда не денется. Но отныне ни Славку не пущу к тебе, даже на минутку не дам увидеться, а внука и подавно не увидишь, даже не узнаешь, как он выглядит, – продумывала план мести свекрови зареванная Тамарочка.

           Через неделю протрезвевший и виноватый Славик вновь стоял перед Тамарой на коленях, умоляя простить и принять назад. Так и повелось с тех пор. Он периодически пил и бурно жалел себя, обманутого коварной женой. Он даже пытался распускать руки, но Тамара, наученная горьким опытом, всегда была начеку и давала мужу достойный отпор. Ссора заканчивалась изгнанием тирана, вышвыриванием вещей мужа и кратковременным затишьем. А потом опять все, как заезженная пластинка, начиналось сначала. Соседи по квартире сначала участвовали в семейных разборках. Они то унимали и стыдили пьяного Славика, то помогали вытолкать его взашей из квартиры, но потом устали и они. И Тамара осталась со своей неудавшейся жизнью один на один. Каждый раз она клялась и божилась, что не пустит больше на порог эту пьянь, то вдруг снова жалела его и принимала назад, все-таки надеясь на то, что однажды он прозреет и поймет, что он сделал с их жизнью. А еще она надеялась на то, что родится ребенок, и Славик признает его своим и перестанет валять дурака, снова станет заботливым и надежным. Он же все чаще и чаще думал   только об одном: где взять денег на очередное похмелье. На работе начались неприятности. Сняли с машины и перевели из шоферов в автослесари. Кто же доверит управление машиной пьющему водителю? Последний сдерживающий фактор отпал сам собой. Теперь уже ничто не мешало принимать «лекарство», когда этого просила, измученная страшными подозрениями, душа. А она просила все чаще и все больше. После домашних баталий, пьяный и со скудными пожитками в руках, он появлялся на пороге родительского дома. Евдокия Петровна, сначала так обрадовавшаяся тому, что ее план удался, принимала сына в распростертые материнские объятия и наивно полагала, что все будет по-прежнему. Но сын пил все чаще, и все чаще появлялся у матери в непотребном виде. Она уже не сочувствовала ему, а все чаще стала ругать его, а то и вовсе прогонять в тепляк. Не подумала мамаша, что раздор с женой и графинчик с водочкой, «для разговору по душам», обернется такой бедой. Теперь и сама уже была не рада, но жизнь не кинопленка, обратно не отмотаешь и снова не переснимешь.

          Тамарочка от этой нервной жизни вся издергалась. Она похудела, подурнела, часто плакала. Ни посоветоваться не с кем, ни даже просто поплакаться на свою неудавшуюся жизнь. Родителей и родных не было, подруг не завела. Муж - пьяница, свекор - подкаблучник, а свекровь была враг номер один. Соседи сочувствовали, помогали, чем могли. Но у них своя жизнь, и своих забот полон рот. Даже долгожданная беременность не радовала, а только пугала предстоящими трудностями. Известное дело, непросто растить ребенка одной. А такой муж, как Славик, не только не помощник, но еще и обуза страшная. Так что, приходилось рассчитывать только на себя. Вот такой грустный расклад получился.

          Славик с утра толкался возле пивного ларька.  Февраль, черт его дери, выдался холодным и ветреным. Замерз, как собака, но поста своего не покидал. Еще теплилась в душе надежда, что кто-то из своих же алконавтов вдруг появится и плеснет «лекарства».
- Вот он, голубчик! А где же ему еще быть!?- услышал Славик за спиной голос соседки Галины. - Ирод! Опять, поди, уже набрался!
- Ничего я не набрался, не на что, - неохотно ответил Славик. Был он почти трезв, а потому так вяло отреагировал на нападки соседки. - Чё орешь?
- Вот и хорошо, что не успел, - миролюбиво сказала Галина. - Беги домой скорее, себя в порядок приведи, да в роддом чеши.  Тамарку твою рожать увезли, папаша!
- А ведь и правда, уже пора ей родить, - тяжело заворочались мысли в похмельной голове Славика, - значит, можно к мамаше зайти и денег попросить, чтобы, значит, передачу купить. Интересно, кто родится? И мой ли? - опять дал о себе знать червь сомнений, который грыз его уже не один месяц.

           - Ну, вот, Светлана, принимай соседку. Вместе будете лежать, тоже только что родила. И тоже мальчика, - дружелюбно объявила медсестра Таня, вкатывая в палату каталку с, лежащей на ней, женщиной.
- Здравствуйте, я - Света, - откликнулась блондинка с кровати у окна.
- Тамара, - коротко ответила новенькая.
И отчего-то смутилась Светлана, показалось ей, что соседка не хочет общаться с ней. Может, чувствует себя плохо?
-Тамара, если Вам что-то нужно, Вы не стесняйтесь, скажите, я себя хорошо чувствую, могу помочь, - предложила Света.
И таким задушевным показался Тамарочке голос этой Светлой Женщины, что она сразу прониклась к ней доверием и симпатией. И захотелось и о себе рассказать, и поделиться своей радостью и переживаниями. Никогда и никому не хотелось ничего рассказывать, а вот этой захотелось. Больничные будни для этого, как нельзя, кстати, да и нездешняя она. Уедет, забудет, а на душе хоть чуть-чуть легче станет.

          - Светик, Светка! – кричал за окном, приплясывая на февральском морозце, старлей Краснояров. Уже на следующий день с утра, только сменившись после наряда, он поехал в город и стоял теперь под окнами родильного дома, где накануне его жена Светлана родила сына-первенца.
- Это мой Ромка прилетел, - радостно сообщила Светлана и кинулась к окну.
Благо, палата находилась на первом этаже, поэтому можно было близко увидеть друг друга, и даже приложить ладошки к стеклу, как бы прикоснуться. Они долго что-то говорили друг другу через стекло, посылали воздушные поцелуи и смотрели в глаза. И радовались вместе рождению первенца. Тамарочка мельком глянула в окно и отметила про себя, что муж у Светки статный и симпатичный, и так ему форма идет. Прямо загляденье, а не мужик! А еще поразило счастливое выражение лица и восторг в глазах Красноярова. Поразило и царапнуло завистью чужое счастье. Прошли сутки с момента рождения сына, а Славик еще так и не объявился, хотя соседка Галина, отправляя Тамару в роддом, пообещала его разыскать и сообщить.Появился он на третий день, но в таком виде, что с ним не только разговаривать не хотелось, смотреть на него противно было. Все его пьяные призывы остались без ответа. Тамара сделала вид, что это не ее кричит расхристанный, едва держащийся на ногах, мужчина. Все поняла Светлана, но ничего не сказала, и расспрашивать ни о чем не стала. Только очень больно ей было за эту симпатичную, но такую потерянную женщину. И Тамарочка оценила ее деликатность, и спокойно и неторопливо, как будто о чужом человеке, рассказала ей все о своей жизни, с того самого момента, как начала помнить себя, маленькую и несчастную детдомовскую девочку. Светлана слушала, не перебивая, сопереживая ей всем сердцем, и только задавала про себя вопрос: «Почему так несправедлива судьба? Одним все, а другим ничего! За что такая безрадостная жизнь досталась этой милой женщине с грузинским именем Тамара?»

    - Чернецова, Тамара, ну, что с твоим малышом делать? Кричит, как резаный. Педиатр осматривала, вроде здоров. Ты его мало кормишь, что ли? Все время приходится из бутылочки докармливать, - сетовала детская медсестра Лена.
Тамарочка сидела, отвернувшись к окну, низко наклонив голову, и украдкой смахивала капающие слезы. Уже на второй день ребенок стал неспокоен. Каждое кормление стало для нее пыткой. Он жадно приникал к груди, а потом начинал кричать и теребить сосок беззубым ротиком! Как требовательно и жалобно он плакал в эти минуты! Тамара понимала, что он просто хочет есть, но накормить ребенка было нечем. От всех переживаний и постоянной внутренней боли молоко исчезло.Она качала его на руках и тихонько уговаривала потерпеть до возвращения в детскую, где его обязательно накормят. Но, как известно, уговорами сыт не будешь, и малыш заходился в плаче, разрывая сердце, чувствовавшей себя виноватой, матери.
Света, накормив своего малыша, тихо подошла к Тамаре и просто взяла из ее рук ребенка:
- Дай его мне. У меня молока много. Чем сцеживать, так лучше я твоего сынка накормлю.
Мальчик был крупный. Судя по всему, аппетит у него был отменный. Он тут же вцепился в Светлану и припал к груди с жадностью изголодавшегося волчонка. Он сжимал пальчики, вцепившиеся в халат, причмокивал и пристанывал. Казалось, он так старался запастись пищей впрок. Наконец, насытившись, он блаженно прикрыл глаза и отвалился. На крошечном носике от проделанной работы блестели бисеринки пота.
- Ну, вот и славно! - еле слышно прошептала Светлана и легонько чмокнула малыша в носик-пуговку. - Теперь у меня есть еще один сынок, а у моего Валька молочный братец. Да и ты, Тамарочка, теперь мне, вроде, как сестрой приходишься. Так что давай держаться вместе. Ничего, моя хорошая, прорвемся, - сказала Света и прижала к себе плачущую Тамарочку. – Пока не выпишут, я его кормить буду, а там что-нибудь придумаем.
И от этой поддержки, не только моральной, но и конкретного дела, у Тамарочки слегка отлегло от сердца. И жизнь показалась не такой уж черной и страшной.
Все дни до выписки Света исправно кормила Тамариного малыша, а еще, действительно по-сестрински, делила пополам все, что успевал принести или передать ее Ромка. Они много и подолгу беседовали, в основном о том, как ухаживать за детьми. Других тем Светлана старалась избегать. Невозможно было рассказывать этой несчастной женщине с грустными глазами о любящих родителях и муже, о том, что дома уже все приготовлено, и все с нетерпением ждут их возвращения, о том, что мама обещала приехать и помочь на первых порах с ребенком.  У Светы замирала душа при мысли о том, что Тамарочка окажется после выписки один на один с младенцем, которого нечем кормить. На чью-либо помощь рассчитывать не приходилось. К Тамаре не приходил никто.
Уже тогда у Светланы возникла мысль о том, что ей нужно постараться как-то помочь Тамарочке, поддержать ее. Тамару своей сестрой, а ее ребенка сыном она назвала вполне искренне.
- Это не просто встреча, а встреча на всю жизнь, можно сказать судьба, - размышляла про себя Светлана.

         - Ну, что, красавицы! К выписке будем готовиться, - объявила на утреннем обходе палатный врач Нелли Ивановна. - Так, Красноярова, у Вас все в порядке, ребенок тоже здоров. Так что, Вам у нас делать больше нечего. Как сына-то назвала, Светлана? - поинтересовалась доктор.
- Папа Валентином назвал, - с удовольствием сообщила Света.
- А Вы, Чернецова, как назвали ребенка? - продолжила беседу доктор, обращаясь к Тамарочке. - У Вас тоже все хорошо. И Вы, и ребенок в норме.
- А я Павлом назову сына, крепкое имя, мне нравится, - сказала Тамара.
- Вот и хорошо, Валентин и Павел, - подытожила Нелли Ивановна. - Такие славные парни у вас, женщины. Прямо на загляденье, красивые и крепкие. Дай им бог здоровья и удачи. Ну, с Богом, девочки. Завтра домой!

          На следующий день, пританцовывая на месте от нетерпения, Ромка Краснояров с шампанским и конфетами встречал Светлану и сына в приемной роддома. У подъезда стояла машина, готовая в тот же миг умчать их на родную заставу. Тамарочку не встречал никто. Она сама приняла из рук медсестры сверток с ребенком. В этот миг она краем глаза успела заметить, как трепетно принимает Ромка Краснояров своего ребенка, как нежно целует жену, как светятся счастьем их лица. В носу предательски защипало, увлажнились глаза. Но, как когда-то в детстве, Тамарочка стиснула зубы. Никто и никогда не увидит больше ее слез! Она все сможет, она не пропадет!
- Тамарочка, пойдем в машину. Мы тебя подвезем. - это Света подошла, чтобы забрать подругу. Не могла она оставить ее на февральском морозе одну с младенцем на руках.
- Не расстраивайся, все у тебя и сына будет хорошо, - обняла и расцеловала новую подругу Света.
- Конечно, Светочка, и тебе всего хорошего. Пока. Мы сами доберемся, - больше из вежливости сказала Тамара и решительно пошла к выходу. Безусловно, Света была ей симпатична, но уж такой несчастной и никому не нужной чувствовала себя Тамарочка рядом с ней, что сил терпеть это дольше просто не было!
В груди все словно окаменело. Шла, стиснув зубы, и повторяла про себя одну фразу: «Я сильная, у нас все будет хорошо». Только, как все будет, и как оно будет выглядеть это самое «хорошо», даже представить себе не могла.
Вдруг позади себя услышала, как рядом притормозила машина, и мужской голос:
- Тамара, садитесь в машину, мы Вас подвезем!
- Нет, спасибо, тут рядом, я сама дойду, - автоматически ответила Тамара, и пошла дальше, даже не оглянувшись. А в голове неприязненная мысль: - «Ну, че прицепились? Не нужна мне ничья помощь, сама справлюсь».
Но Роман уже выскочил из машины и осторожно, но настойчиво подталкивал Тамару к открытой дверце. Пришлось подчиниться и сесть. Света, почувствовав внутреннее состояние Тамары, с разговорами не приставала. В машине ехали молча.

        Когда подъехали к дому, Роман пошел провожать Тамару до квартиры. С ребенком в ватном одеяле и сумкой с вещами на пятый этаж подниматься не так уж легко. Дверь квартиры Тамара открыла своим ключом. Был рабочий день. В квартире было тихо, соседи были на работе, а благоверный, видимо, опять где-то добывал лекарство для измученной души.
Тамара, войдя в квартиру, тихо ахнула и обессилено опустилась на край дивана. Перед отъездом в роддом она тщательно прибрала комнату. Знала, что никто не будут встречать ее с цветами и с накрытым столом. Но такого она точно не ожидала увидеть! В комнате был полнейший бедлам после большой гулянки. Гора грязной посуды и пустых бутылок, кругом окурки и спертый запах табака, разбросанная одежда, как будто кто-то что-то искал. И абсолютно пустой холодильник! И это несмотря на то, что она, предвидя свое одинокое возвращение, сделала кое-какие закупки на первое время.
-Извините, - едва выдохнула Тамара, - перед отъездом в роддом все прибирала, а тут вот…, - и обреченно развела руками.
- Ничего, Тамара, частично исправим прямо сейчас, - Роман стал выкладывать из сумки, принесенной им с собой, на стол крупы и макароны, молоко, сгущенное и сухое, банки с консервами. И даже несколько свежих яблок. А еще несколько коробок детского питания.
- Светланка сказала, что у вас с молоком проблема, так это Вам на первое время, а там педиатр должен прикрепить к молочной кухне, и будете питание для Павлика получать.
- Спасибо, конечно, но не надо, наверно. Вам и самим все это нужно. Время-то какое! Ведь в магазинах шаром покати, - слабо сопротивлялась Тамара, одновременно понимая, что это сам Бог послал, и без этой помощи ей сейчас просто не выжить.
- Тамара, я - человек военный, мне паек дают, мы не пропадем. Мало, конечно, извините, но при первой же возможности что-нибудь еще отправим. Ну, пошел я. Не огорчайся, Тамарочка, ты же теперь мама! Сына береги! – по-свойски перешел на «ты» Роман и поспешно вышел, потому что сказать больше нечего, а что мог, то уже сделал.
-Да, Светик, ты была права! - сказал Роман, усаживаясь в машине. - Мы вдвоем, мы справимся. А там вообще безнадега.  Вот, сволочь какая, - с горечью отозвался он о муже Тамары. - Как же так можно?!

          Как правило, к возвращению роженицы с младенцем готовятся, делают ремонт или тщательно убираются. А еще готовят праздничный стол в честь появления в доме главного домочадца. Но, это в других случаях! Ее реальность была другой. Тамара еще некоторое время посидела, глядя на спящего младенца. Слезы подступали, готовые пролиться бесконечным водопадом. Как было жалко себя, малыша и свою загубленную жизнь! Но, как не раз в прошлой жизни, снова стиснула зубы, быстро переоделась и взялась наводить порядок. Хоть и сил было не так много, не могла она позволить себе расслабиться.
- Павлик, когда проснется, должен увидеть чистый дом и улыбающуюся маму, - думала Тамарочка, яростно уничтожая следы пребывания «благородного мужа».

         Официально Тамара считалась замужней женщиной, и именно муж должен заботиться и обеспечивать свою жену и ребенка. Но ее Славику это было неведомо. Он свое новоявленное отцовство истолковал по-своему. В первый же вечер после выписки он явился за полночь, и требовал предъявить ублюдка для сличения.
-Томка, открывай, зараза! - орал и тарабанил ногами в дверь среди ночи Славик. - Посмотреть желаю на твоего вы…ка! Хочу знать, на кого похож! Предъяви!
Разбуженный малыш громко заплакал, а Тамара сидела на кровати, поджав ноги, и молилась только об одном, чтобы не выбил дверь. Или чтобы хоть соседи встали и вышвырнули его вон. Вступать с ним сегодня в новое сражение не было сил.

          Так прошел день первый. А дальше потекли денечки, похожие один на другой своей безрадостностью, напряжением, нуждой и попытками как-то приспособиться и просто выжить. Муж продолжал свои «гастроли», изредка просыхая на короткое время, и опять ныряя в омут беспробудного пьянства. Жить дома не жил, но навещал, будучи под «шафе», исправно. Изматывал и без того устававшую до одури Тамару, закатывая сцены ревности и праведного гнева в адрес «гулящей» жены.
- Итак, - подвела печальный итог Тамара, - Совсем одна. Надеяться не на что и рассчитывать, кроме как на себя, не на кого.
 Родителей и родственников, даже дальних, нет. Близкими подругами, благодаря усилиям мужа и свекрови, не обзавелась. Надежда на что, что муж с рождением ребенка одумается и все встанет на свои места, испарилась окончательно. И начался долгий период выживания. Именно выживания.Раздумывать о том, как и на что жить, ни сил, ни времени не было.  Каждый ее день был расписан буквально по минутам и подчинен расписанию сна и бодрствования младенца. Как только ребенок засыпал, она успевала убирать, стирать, готовить, ходить в магазин. Через пару недель, когда поняла, что «декретные» тают на глазах, обзвонила своих бывших клиенток и приняла первые заказы. Спала буквально 3-4 часа в сутки, но деньги, пусть сначала не такие большие, все-таки появились. Когда Павлик начинал капризничать и плакать, Тамарочка, качая, уговаривала его:
- Сынок, ну что же ты? Дай маме время. Если мама не сошьет тете блузку, тетя не заплатит денежку, и нам с тобой нечего будет кушать.
И малыш, как будто понимая тревогу матери, унимался и засыпал. Так и рос мальчик под стрекот швейной машины.

         А Тамара все шила и шила. И эта строчка была бесконечной, потому что мальчику с каждым днем нужно было все больше и больше. Себе она позволяла только самое необходимое, ему все самое лучшее: еда, одежда, игрушки.  Она запретила себе смотреться в зеркало, потому что, глянув как-то раз мельком на свое отражение, просто не узнала себя. На нее смотрела постаревшая, усталая и сильно похудевшая женщина. От былой свежести и яркости не осталось и следа. Словно кто-то недобрый, как ее бывшая свекровь, безжалостной рукой стер ее румянец на щечках и блеск в глазах.

          Кстати, о свекрови. Через месяц после рождения Павлика раздался стук в дверь, Тамара открыла и остолбенела. На пороге стояла Евдокия Петровна со своим мужем.
- Ну, здравствуй, невестушка! - запела приторно-сладким голосом Гюрза. – Вот, пришли с дедом на внучка поглядеть. Подарочки принесли, - и сунула окаменевшей Тамаре в руки какой-то сверток.
- Какая я тебе невестушка?- звенящим шепотом зашипела Тамара, чтобы не разбудить уснувшего Павлика. – Какого внучка посмотреть? Вон пошли! Оба! Нет у вас невестки, а тем более внука нет! Никогда, слышишь, никогда не смей сюда приходить! Сын только мой! Даже не покажу никогда! На своего сынка любуйся! Радуешься, что семью нашу разрушила и сына алкашом сделала? Вот теперь с ним сама и разбирайся! А своего я сама без вашей помощи выращу. И забери свои подачки, нам от тебя ничего не надо! - уже срываясь на крик, Тамара выбросила сверток и захлопнула дверь. В комнате заплакал, разбуженный криком, младенец.
Свекор со свекровью появились еще раз. Но Тамарочка, не простившая им своей исковерканной семейной жизни, даже на порог не пустила. Как ни уговаривала Евдокия невестку, разрешить хоть одним глазком взглянуть на внука, Тамара осталась непреклонной.
- У вас своя жизнь, а у нас своя! Нет у вас внука! А у меня мужа нет! Забирайте свое «счастье» и проваливайте! Глаза бы мои на вас не глядели! - заходилась в крике Тамара, вытесняя гостей из квартиры. – На подарки зря потратились! Не нуждаюсь. Сама сына выращу, - остервенело твердила Тома.
Девочки с работы тоже разок навестили, подарочек принесли. Да на этом и закончилось. У каждого своих забот полно, да и люди в принципе чужие, а задушевных подруг у Тамарочки, как известно, не было.

           И только Света и Роман не забывали Тамару с Павликом. С каждой оказией, отправлявшейся в город, они старались передать гостинцы. Роман получал офицерский паек, от которого и умудрялась Светлана выделить новой подруге гречку и рис, тушенку, рыбные консервы и сгущенное или сухое молоко. Когда на заставу приезжал «Военторг», Светлана ухитрялась покупать детские вещи в двойном экземпляре, для своего Валька и для Павлика, о котором никогда не забывала. Так и стоял у нее перед глазами малыш с носиком-пуговкой, которого она кормила, как родное дитя. Да еще бледное Тамарино лицо, на котором, как пером на бумаге, было написано отчаяние и одиночество, да стыд за то, что ни она сама, ни ее ребенок никому не нужны. А еще страх перед будущим. Как жить-быть, когда даже в малом деле понадеяться не на кого? Света приняла ее боль, как свою. И изо всех сил старалась, насколько могла, смягчить удар судьбы. Как хотелось ей, чтобы Тамарочка почувствовала в них с Ромой помощь и поддержку.

         Сначала Тамарочка была искренне благодарна Роману со Светой. То, что они делали для нее, было очень существенной подмогой. Каждый раз, получая посылочку от Краснояровых, Тамарочка плакала от осознания того, что есть на свете добрые люди. Постепенно у всех такое положение дел вошло в привычку: одни считали своим долгом отдать, а другая получить. И если вдруг «передача» задерживалась на продолжительное время, то это стало вызывать сначала недоумение, а потом и неудовольствие. А как же вы хотели!? Вы в ответе за тех, кого приручили! Со временем чувство благодарности притупилось совсем, и появилось устойчивое чувство злобы и зависти. И опять одни и те же вопросы не давали покоя: «Почему так несправедлива жизнь? Почему одним все, а другим ничегошеньки?» Тамара и сама не заметила, как в мыслях своих стала желать Светлане жестокой судьбы.
- Пусть и она тоже узнает, каково жить нелюбимой, одинокой, без поддержки! Сможет ли она остаться такой же доброй и светлой? – зло накручивала себя Тамара, разглядывая в зеркале почти незнакомую женщину с усталым, бледным от недосыпания лицом и впалыми щеками. – Куда девались былые красота и привлекательность? Где мои тугие, с ярким румянцем щечки? Где мои блестящие и озорные глазки?
И жалко ей было себя с каждым днем все больше. И ненависть ко всему миру кипела с каждым часом все круче. И даже ребенок, которого она была вынуждена кормить и ухаживать за ним, постепенно стал вызывать не любовь и умиление, а дикое раздражение и злобу. Ведь это из-за него она сейчас терпит нужду, несвободна, отдает ему столько физических сил, что порой валится с ног.
А ребенок, видно, чувствовал нелюбовь матери. Да еще посещения буйного папаши добавляли «спокойствия». Маленький Павлик практически перестал спать и орал, как резаный. А еще болел, не переставая, выматывая окончательно, смертельно уставшую мать. Так прошел год.

         Светлана и Роман, особенно первое время, частенько вспоминали Тамару. Даже пытались поддерживать с ней отношения. Как только случалась оказия, передавали с сослуживцами, ехавшими с заставы в город, вещи для ребенка и продукты. Тамара гостинцы принимала, говорила гонцу спасибо, но ни разу даже записку не написала. Просто просила передать, что у нее все нормально.
Жизнь шла своим чередом, подошло время отпуска и замены. Рома и Света планировали отпуск провести у родителей, познакомить, так сказать, внука с дедушками и бабушками. А потом уже к новому месту службы. Уезжали они из Забайкалья, думая, что навсегда.
За день перед днем рождения Валентина и Павлика Краснояровы прибыли в Читу. До вылета самолета было часов шесть, поэтому Краснояровы накупили гостинцев и решили сами навестить Тамарочку и Павлика, повидаться и попрощаться.  Тамарочка стояла у окна с ребенком на руках, когда увидела, приближающуюся к ее подъезду, молодую пару. Сердце екнуло и больно заныло. Она сразу узнала Свету и Романа. На руках у Ромы сидел пухлый младенец.
- Счастливые какие! - с завистью подумала Тамара. И сразу в голове заметались мысли, как избежать встречи. Снова быть свидетелем чужого счастья и чувствовать себя брошенной и никому не нужной, было выше ее сил. Она закрыла все двери и заперлась с ребенком в ванной.
- Странно, дома никого нет. Может гулять ушли или в магазин, - размышляли Краснояровы, стоя перед запертой дверью.
- Давай перед подъездом на скамейке подождем, ведь время еще есть, - предложила Света.
Тамара украдкой выглянула в окно и увидела их, расположившихся на детской площадке. И молила только об одном, чтобы не вернулись домой соседи и не открыли дверь ее гостям. Через полчаса, так и не дождавшись «возвращения» Тамары, Краснояровы поехали в аэропорт, передав гостинцы через бабушку-соседку, уверявшую, что Томка точно дома, так как она уже час здесь сидит, а та из дому не выходила. Уходили, бросив прощальный взгляд на окна Тамары. В душе у каждого было неуютно и грустно, но обсуждать эту тему не стали. Впереди были приятные хлопоты, встреча с родителями, новое место службы и вообще целая жизнь.
Вновь сосущая пустота, как тогда в роддоме, заполонила каждый уголок измученной души Тамары. Слабая радость по поводу годовщины сына улетучилась, как дым. Все снова было черно.

         День рождения Павлика Тамара праздновала одна. Приготовив ужин из того, что было, она купила к празднику бутылочку водки. Первая рюмка опалила горло жестоким огнем! Но уже через несколько минут по телу растеклось тепло, мысли стали легкими и приятными. Странно, но даже и заботы отодвинулись, как будто их и не бывало! Ах, если бы еще и это вечно ноющее существо заткнулось бы, хоть на некоторое время! И Тамара плеснула, совсем чуть-чуть, как ей показалось, в бутылочку с молоком огненной воды. Павлик высосал молоко, осоловел и заснул крепким сном. Какое счастье, когда в доме тихо! Сидя за столом в полном одиночестве, Тамарочка наслаждалась тишиной и возможностью, хотя бы, спокойно поесть. Не допуская в голову тяжелых мыслей, Тамара пила рюмку за рюмкой, и даже сама не заметила, как забылась тяжелым сном. Впервые за пролетевший год, она спала всю ночь, не просыпаясь. Очнувшись утром, она сначала даже не могла сообразить, отчего так тихо в комнате. И вдруг страшная мысль словно обожгла! Она вспомнила, что вчера напоила сына водкой.
- Он, наверно, умер! Господи, что теперь будет? Что я наделала! - пронеслось в похмельной голове Тамары. Ноги и руки сразу стали ватными. Она понимала, что нужно посмотреть ребенка. Но тягучий страх сковал безвольное тело. Было жутко подойти к кроватке и увидеть бездыханное тельце сына. Горло вдруг стало сухим и голос застрял внутри, как будто зацепился за шершавые стенки. Осторожно, на цыпочках Тамара подкралась к кроватке и заглянула в нее. Мальчик спал глубоким, но неспокойным сном. Темные волосы спутались на вспотевшем лобике, носик-пуговка покрыт испариной. Дыхание было тяжелым, но все-таки он дышал! Вроде, все было нормально. Жив! Слава Богу, жив! Животный страх сменился отчаянной радостью. Она пристальнее вгляделась в лицо сына и вдруг с ужасом отметила про себя, что не было в лице этого ребенка той ангельской чистоты, которой обычно дети отмечены в младенчестве. Лицо Павлика было жестким и напряженным. Выражение личика было таким, как будто за этот бесконечно долгий год жизни ему уже пришлось пережить столько много неприятностей и бед, что и в будущем ждать от жизни ничего хорошего не стоит.
Тамара безвольно опустилась на колени перед кроваткой сына. Она мысленно просила прощения у сына, у Бога за тот безрассудный поступок, который совершила, почти не помня себя. Молилась долго и истово, просила прощения и помощи. А еще просила, чтобы жив остался сынок. Клялась любить его и жалеть, только пусть живет.

          Павлик проспал до обеда, а Тамара так и караулила его, неотлучно сидя у кроватки малыша. Сначала она уловила тяжелый вздох, а потом раздался плач сына. И этот плач, который еще накануне приводил ее в бешенство, был сегодня за счастье. Ведь жив же! Тамарочка целый день не спускала сына с рук. Кормила его и играла с ним, а потом баюкала без крика и истерик.  И от искреннего раскаяния как будто вскрылся нарыв, и наступило облегчение.  Душа была спокойна и чиста! А малыш, словно растерявшись, не понимая непривычной смены поведения и настроения мамы, тоже был тих и спокоен. В этот день, после того страха, которого она натерпелась возле кроватки сына, не зная, жив ли он, Тамара поклялась себе, что всю свою жизнь без остатка она посвятит своему дорогому сыночку, в струнку вытянется, но ее сын никогда и ни в чем не будет знать отказа, чего бы ей это ни стоило.


           Годовщину своего сына Краснояровы праздновали в Питере у родителей Светланы. На это время пришелся отпуск Романа. Его родители тоже подоспели в Питер к приезду детей. Сколько радости и счастья было в глазах всех этих людей! А как же, родные люди встретились после долгой разлуки! Да еще и внука привезли на смотрины! Все, кроме матери Светланы, видели маленького Валентина в первый раз. С каким вниманием и даже придирчивостью деды и бабушки рассматривали малыша. Как хотелось каждому найти в ребенке свои черты! Каждый видел в нем и свое продолжение. Ребенка передавали с рук на руки, как переходящее Красное Знамя.
- Смотри, Оля, у него бровки мои и губки, как у нас со Светланкой, - ликовал старший Скоробогатов.
- Зато руки и ноги, даже все пальчики и ноготки, мои и Ромкины, - парировал дед Краснояров,- Значит, фигурой в нас, в Краснояровых пойдет.
- Ой, а волосики, беленькие и волнистые, как у меня и у Светланки в детстве! - восхищалась Ольга Трофимовна Скоробогатова.
- Зато глаза у него точно мои! Зеленые и все тут! Даже Ромке таких глаз не досталось, а вот внучок в меня глазами пошел. Красавец! - с гордостью завершила осмотр бабушка Красноярова.
А потом лелеяли и тетешкали, и купали все вместе свое счастье, с трепетом следя за тем, как маленький и важный Валек стал вдруг, как юркая рыбка, и принялся отчаянно бить руками по воде, обдавая всех веером брызг. И все было здорово и приятно, и счастливому умилению не было предела! А после купания и кормления, когда утомившийся малыш заснул безмятежным сном, все удалились на цыпочках в гостиную, и шушукались, и шикали друг на друга, охраняя сон своего дорогого наследника. Старшие одобрительно поглядывали на детей, а они были ужасно горды тем, что сотворили такое чудо. Любовь и благостное умиление осязаемо витали в воздухе! В такие минуты всегда кажется, что счастье вечно!


         - Разбойник! - в изнеможении кричала соседка по площадке и грозила кулаком вслед убегающему Павлику. – Вот я матери твоей все расскажу! Ишь, удумал газеты в ящиках поджигать! Ты ведь дом спалишь, ирод! Обормот! Безотцовщина!
- А ты видела, что это я ?! Не докажешь! Сама карга старая, тебе уже помирать пора, а ты все свет коптишь, - огрызался Павел, задетый за живое словом «безотцовщина», которое все чаще слышал он в свой адрес. Это слово било его в самое уязвимое место, больнее, чем все ругательства вместе взятые. В раннем детстве Павел отца, может быть, и видел, но не помнил, тем более не мог оценивать его самого и его поступки. Однако, когда мальчик уже вошел в сознательный возраст, отца он видел всего несколько раз, но уж лучше бы он умер. Так решил про себя Павлик, когда пьяный и растрепанный мужик тянул к нему грязные руки и слюнявым беззубым ртом твердил, что он его батя. Что мог испытывать к нему ребенок, кроме отвращения?! Остальных встреч он старательно избегал.
- Если Этот будет приходить к нам, я из дома убегу, - серьезно и совсем по-взрослому сказал он матери в свои неполные семь лет.
И так это было сказано, окончательно и бесповоротно, что Тамара, внутренне охнув, и вправду поверила, что так оно и будет. С тех пор дверь их дома перед Славиком закрылась окончательно. Так и жили вдвоем мать с сыном.
С того самого памятного дня в душе Тамары, нисколько не ослабевая, жило чувство вины перед сыном. И всю свою последующую жизнь она, казалось, подчинила одной цели – искуплению своего греха перед ним. За исключением коротких часов сна все остальное время она находилась в работе. Работа в ателье, шитье дома с раннего утра или до позднего вечера, домашние хлопоты, все лежало на ее хрупких плечах. Но Тамара не роптала, хваталась за любую возможность заработать денег. Одна идея безраздельно завладела всем ее существом: ее сын ни в чем не должен знать нужды. И он был всегда сыт, хорошо одет и обут, у него были самые хорошие и новые игрушки.  Все было у Павлика, причем у первого среди сверстников.

          Шло время, и в мальчике с каждым днем крепла уверенность в том, что этот мир создан только для удовлетворения его потребностей, и все, живущие вокруг него люди, существуют именно для этого. Учился он далеко не блестяще, зато физически был сильнее многих в школе. Высокий и крепкий, удавшись телосложением в отца, он ходил по школе, высоко подняв свою темноволосую, кудрявую голову. Чистое, слегка бледное, лицо, темные брови вразлет, бархатные карие глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. И всегда легкая ухмылка на полных розовых губах.  Красавец! Девчонки всех классов тайно вздыхали о нем. Он очень рано осознал свою мужскую привлекательность, но до определенного времени девчонки его мало интересовали. Гораздо интереснее было сколотить мальчишек в компанию и под своим предводительством организовать какую-нибудь игру или шалость. Павлик подрастал, и детские шалости постепенно перерастали в хулиганские выходки. Однако, все творилось чужими руками. Павлик был достаточно умен, чтобы не быть напрямую замешанным в том, что называлось противозаконными действиями. С детства у него был выраженный лидерский характер. Жизнь преподала ему урок манипулирования людьми, и он усвоил именно этот урок, в отличие от всех остальных, прекрасно.  Павлик взрослел, и авторитет его среди сверстников был непререкаем. А если кто-то осмеливался с ним соперничать, становился его смертельным врагом. Покушения на свою главную роль он не прощал никому. И рано или поздно, он наказывал своих соперников, никогда не забывая нанесенной обиды. Хладнокровный, хитрый и изворотливый! И всегда не при делах! Недаром говорят: «Гены пальцем не раздавишь». Вот где проявились черты родной бабушки Евдокии Петровны.

          Краснояровы, прослужив в Забайкалье три года, перебрались в Москву. Роман после получения очередного звания был направлен на учебу в Академию. Новое место жительства, новые заботы, новые друзья. В общем, все как у обычных людей в обычной жизни. Огорчались и радовались, преодолевали встречавшиеся трудности и праздновали достижения и успехи. С друзьями по прежним местам службы общались и встречались сначала часто, потом все реже. Жизнь! И только никогда не забывали о Тамаре и ее Павлике. В Новый год и в их дни рождения обязательно писали, присылали подарки, невзирая на то, что никогда не получали ответа. Тамара, хоть уже и не нуждалась в чужой поддержке, подарки получала исправно. Но почему-то внимание со стороны Светы и Ромы уже не вызывало в ней никаких чувств, ни радости, ни благодарности. Она воспринимала это, как само собой разумеющийся факт. И почему-то никогда не возникло у нее желание написать, просто сказать спасибо за то, что ее помнят и любят, и заботятся о ней.

           Прошло четырнадцать лет с тех пор, как Краснояровы покинули Забайкалье. И вот новый поворот судьбы. Для дальнейшего продвижения по службе Роману нужно вновь вернуться в Читу, всего лишь на год. Но уже на генеральскую должность. А после получения генеральского звания откроется еще более серьезная перспектива в карьере. Света и Рома, не колеблясь, решили, что это их шанс. Тем более, что их Забайкальем уже не испугаешь. Ведь жили же три года на дальней заставе. А тут предоставляется комфортное жилье в областном центре. Да и год всего! Хотя, ужасно не хотелось оставлять насиженное место в Москве. Валек учился в специализированной школе с математическим уклоном, быт был налажен. Да и родители за это время так привыкли, что их дети, а самое главное внук, совсем рядом. А внук, между тем, тоже не захотел отставать от родителей и засобирался вместе с ними.
- Валентин, ну тебе-то зачем ехать туда? - пытался отговорить внука дед Скоробогатов. – Живи у дедов Краснояровых в Москве. А можешь к нам перебраться, в Питер. И школу нормально закончишь, и поступишь. Зачем тебе накануне выпускных экзаменов все так резко менять в своей жизни? Зачем создавать себе лишние сложности?
- Ну, как ты не понимаешь, дед! – кипятился Валек, отстаивая свое решение.
- Мне ведь тоже нужно воспитывать характер и трудности учиться преодолевать. Да и вообще, мне, конечно, с вами хорошо, но я хочу жить с мамой и папой. Ведь мы - одна семья. Даже когда я был маленький, мама никогда и никуда не отправляла папу одного. Мы всегда и везде были вместе. А уж теперь-то, что за меня переживать? Я уже взрослый, самостоятельный. И школу нормально закончу, и поступлю как все. И вообще, я - как папа. Я ведь тоже буду военным, поэтому переезды не должны быть для меня чем-то пугающим или сверхъестественным. Мне ведь тоже придется по службе и переезжать, и место обжитое оставлять. Надо сразу привыкать. А уж если я пойму, что мне это не по нраву, значит, нечего соваться в военную профессию. Дома тогда надо сидеть!
И никакие уговоры не могли повлиять на его решение. Пришлось всем смириться с тем, что Валентин едет с родителями в Забайкалье.

         - Юлька, ну, как ты не понимаешь, что мне обязательно с родителями нужно ехать? - уговаривал плачущую девушку Валентин. - Заодно и чувства свои проверим. Если дождешься меня, значит, мы точно - пара. Юль, это всего один год, а потом я снова вернусь, и мы уже никогда не расстанемся. Впереди у нас с тобой целая жизнь!
А девушка прижималась к нему, утирала, бегущие ручьем слезы, и твердила одно и то же:
- Если ты уедешь, мы с тобой никогда не увидимся. Мы потеряем друг друга. Как ты этого не понимаешь? И не потому, что я тебя не дождусь, или у тебя появится другая девушка. Просто у меня предчувствие такое, что ты уедешь навсегда. А я не хочу тебя отпускать, не хочу с тобой расставаться! - И снова частые слезы катились по девичьим щекам.
- Ты это вообще из головы выбрось! Какая еще другая девушка? - возмутился Валек. – Ты неужели еще не поняла, что ты у меня одна?! Одна и навсегда! И не нужна мне никакая другая! Я ведь однолюб, Юлька. Так что,  настраивайся. Вот окончим школу, вернусь из Забайкалья, поступим и сразу поженимся, - планировал их общее будущее Валентин, обнимая свою любимую девушку.
- Юленька моя, солнышко, - нежно бормотал Валек и легонько, едва касаясь кончиками пальцев, гладил пушистый светлый завиток на шее девушки.
И Юлька, как маленькая птичка, как будто успокоилась в его руках, притихла. И только в самом дальнем уголке души, вонзившийся острый коготок предчувствия беды, не оставлял в покое, тревожил девичье сердце.


Первое сентября выдалось на редкость теплым. День был солнечный и яркий, как подарок к празднику. Во дворе школы толпились группки учащихся. Предстояла общешкольная линейка. Белые воротнички, фартучки в рюшечках и кружевах, и огромные банты школьниц, строгие костюмы и белые рубашки мальчиков, яркие пятна букетов цветов подчеркивали торжественность момента и создавали праздничное настроение. Соскучившись друг по другу за время длинных летних каникул, ребята радостными воплями встречали каждого, кто присоединялся к своим. Толкались, хохотали, бегали друг за другом. И только Павел держался особнячком, в окружении своей компании. Лицо его выражало надменную снисходительность. Его статус некоронованного короля школы не позволял ему вести себя также шумно и радостно, как обычные девчонки и мальчишки. К тому же, он уже выпускник, не какая-то мелочь пузатая. Стайка десятиклассниц в ожидании линейки тоже радостно гомонила. Девчонки обменивались летними впечатлениями и бросали короткие заинтересованные взгляды на своих, вдруг выросших за лето, одноклассников. Стоит ли говорить, что главное внимание девчонок приковал к себе Павел? Но его, казалось, это никак не трогало. Хотя, если присмотреться, можно было заметить, что и он, чутко и настороженно, ловил взгляд одной девушки, своей одноклассницы, на которую еще в прошлом году не обращал ровно никакого внимания. А сегодня вдруг как будто глаза открылись, и он увидел, как она хороша!

          Марина Ветрова. Маринка. Еще совсем недавно для него обычная девочка. Высокая и тонкая, рыжеволосая и голубоглазая. Ну и что? Ничего особенного! Хотя, как сказать. Уже в прошлом году ее на школьном балу выбрали Королевой. А еще она была отличницей и заводилой в классе, и всеобщей любимицей и авторитетом не только среди девчонок, но и мальчишки прислушивались к ее мнению. Только Павел ее почти не замечал. Не трогала она его сердце. Ни она, ни какая-либо другая девушка! А тут, вдруг, взглянул и зацепило! Да как зацепило! Старался не показать своей заинтересованности, но против воли искал глазами тонкий силуэт. Вот это да! Это неожиданное открытие сладко тревожило сердце, но в то же время злило и раздражало его. Переломив себя, Павел демонстративно отвернулся от девушек, но продолжал чутко прислушиваться к ее голосу, смеху.
Первого сентября всегда чествуют первоклашек. Вот и сегодня для них прозвучал первый звонок, слова напутствия от учителей и выпускников. Линейка закончилась. Все потянулись по своим классам.
 
            Десятый «А» расположился в своем родном кабинете биологии. Классный руководитель Анна Сергеевна была химик-биолог. Вот уже и звонок прозвенел, а ее все не было. В ожидании учителя ребята перебрасывались шутками, кто-то устраивался на новом месте. Минут через десять после начала урока открылась дверь, и вошла Анна Сергеевна в сопровождении молодого человека. Встала у стола в ожидании тишины. И, когда все обратили на нее внимание и притихли, объявила:
- Ребята! В нашем классе новенький. Он будет учиться с нами только один год, но, я думаю, что вы подружитесь. Представься, пожалуйста.
- Краснояров Валентин, - в меру громко и четко произнес юноша. Высокий, широкоплечий, стройный, как юный бог. Слегка волнистые светло-русые волосы, открытые зеленые глаза с длинными ресницами, прямой нос и четко очерченные губы. А еще легкий румянец на щеках и нежный пушок над верхней губой. Держался он спокойно и естественно. И эта его уверенность в себе сразу располагала, вызывала желание пообщаться, узнать его. Ребята одобрительно загудели, а девчонки, сразу окинув новенького оценивающим взглядом, зашушукались. По классу отчетливо пронеслось: «Красавчик».
- Где есть свободное место? - спросил Валек и окинул класс вопросительным взглядом.
- Если ничего не имеешь против девушек, садись со мной, - услышал Валек девичий голос и перевел взгляд на нее. Рыжая, с молочно-белой кожей, голубоглазая девушка открыто смотрела на него и улыбалась.
- Девушек уважаю, - ответил Валентин и направился, было, к ее столу.
А сердце Павла вдруг противно заныло, и волна злости накрыла с головой.
Вот это номер! Новенький! Только появился, и тут же встал на его пути. Может быть, в прошлом году Павел даже не обратил бы на это внимание. Ведь Марина для него не существовала. Но сегодня! Стоило только Павлу почувствовать, что эта девушка ему нравится, сразу появилось препятствие в виде этого выскочки. Не мог он позволить ему так запросто завладеть вниманием Маринки.
- Ишь, какой шустрый, - насмешливо произнес Павел, - Заметьте пацаны, только появился и сразу к самой красивой девчонке клеится. И окинул ребят взглядом, проверяя реакцию одноклассников на свои слова.
- Ты когда увидел, что я красивая? – вступила в разговор Марина.
Но Валек сразу оценил обстановку, увидел в этом видном парне лидера класса и, отреагировав на его слова, примирительно сказал:
- А у тебя свободно? Если ты не против, могу сесть с тобой. Ну, так как?
- Уж лучше пусть со мной сидит этот перец, а там видно будет – подумал Пашка, и широким приглашающим жестом убрал свою сумку с соседнего стула: - Добро пожаловать! Мы новеньким рады.
Валентин без лишних разговоров подошел к столу и устроился на соседнем стуле.
- Валек, - негромко повторил он свое имя и протянул руку Павлу.
- Паха, - ответил сосед и пожал протянутую руку. Пожал намеренно крепко, проверяя на прочность новенького. Но он оказался не промах и тоже ответил сильным рукопожатием.
Знакомство состоялось. Первый раунд встречи прошел вничью: один-один.
На перемене следующий пробный шар.
- Пошли во двор, покурим, - предложил Павел новенькому.
- Во двор пойдем, но я не курю, - и снова твердый ответ и открытый взгляд, без тени неуверенности или неловкости.
После уроков Павел собрал вокруг себя свою компанию. Приглашение принять участие в обмывании первого учебного дня получил и Валек.
- Проставиться бы надо. В коллектив вливаешься, - намекнул Павел.
- Не могу, мне на тренировку. Да и не пью я, - нисколько не смущаясь того, что его могут поднять на смех, ответил Валек.
- А мы употребляем, - со смехом сказал Павел и окинул взглядом компаньонов, призывая оказать давление на несговорчивого новенького.
- Дело ваше, а мне некогда, - нисколько не тушуясь, парировал Валек и повернулся, чтобы уйти.
- Эй, парень, погоди, - прихватил его за рукав Пашка. - Так не делается. Ты что, коллектив не уважаешь? Сам не пьешь, так нам налей. Правда, пацаны?
- Руку убери, - спокойно и тихо сказал Валек. – Сказал нет, значит, нет.
- Да ты че, крутой что ли? Против коллектива, значит? - с тихой угрозой в голосе зашипел Пашка. - Ну, раз ты не пьешь, значит, мы тебя по-другому пропишем, - и кивнул своим пацанам.
Вокруг Валентина образовалось кольцо. Пацаны пока еще стояли тихо, но обстановка накалялась.
- Ребята, предупреждаю, чтобы без обид потом. Я десять лет каратэ занимаюсь, у меня черный пояс. Вас, конечно, больше, но я свое дело знаю, - продолжая оставаться спокойным, предупредил Валек и встал в боевую стойку.
Такого поворота дела не ожидал никто, и в первую очередь Павел. Возникла опасность ударить в грязь лицом перед своей свитой. В неравной драке есть незыблемое правило - невзирая на остальных, выбивают главного. И Пашка это правило знал. Перспектива быть побитым на глазах у всей компании ему не понравилась.  Взвесив шансы на победу, а они показались ему совсем невелики, он отступил, постаравшись разрулить ситуацию и перевести угрозу на шутку:
- Ну ладно, ты, каратист, не кипятись. Мы же пошутили. Правда, пацаны? Надо же проверить, что ты за фрукт такой, - и смеясь, повернулся к своим и сделал знак не затевать драку.

            - Валек, ну, как новая школа, новые друзья? – интересовалась Светлана, когда сын вернулся домой.
- Нормально, мамуль. Все, как везде. Если слабый, значит, будут клевать. Но ты ведь знаешь, что я у тебя не слабак. Так что, все нормально.
- Что, уже попробовали тебя на прочность? - заволновалась Светлана. -Может, лучше в другую школу перейти?
-Да ты что, мамуль? Все нормально. Теперь уже никто не тронет. Ты же знаешь, я себя в обиду не дам. Неужели из-за каждого забияки сразу в другую школу бежать? Так ведь школ в этом городе не хватит. В каждой школе есть свой вожак, который каждого новенького старается подмять под себя. А я им сегодня показал, что со мной этот номер не пройдет. Так что, я уж лучше здесь обоснуюсь. Главное, чтобы учителя были хорошие. А со шпаной разберемся.  А класс вообще-то нормальный. Такие девчонки классные! Одна - ну, просто красавица! Мариной зовут. Думаю, он из-за нее и взбесился. Она мне предложила с ней сесть, - рассказывал Валек матери события первого школьного дня. Так уж было заведено в этой семье, что у сына не было секретов от родителей.
- Эй-эй, дон Жуан! – смешливо одернула его Света. – А как же Юля? Неужели уже забыл о ней?
- Нет, мамуль, конечно, нет. Юлька – это святое. Но ведь и на других девушек нужно обращать внимание, чтобы убедиться в том, что твоя - самая лучшая, - хохоча, парировал Валек.
- Смотри у меня, красавец. Беды не наживи из-за этой Марины, - предупредила Света сына, даже не подозревая о том, что беда только что сделала свой первый шаг в их сторону.

           - Итак, к доске пойдет новенький.  Краснояров, прошу Вас, - врастяжку произнесла математичка. - Посмотрим, как в столичных школах учат.
Валентин спокойно вышел к доске и приступил к решению задачи. Никто из класса даже не подозревал о том, что это олимпиадная задача. Вере Павловне нужно было сразу проверить его знания, способность к математическому мышлению. Если он не справится, значит, готова была задача попроще, ну а уж если и это окажется не по зубам, значит, еще одной серостью в классе стало больше. Она пристально следила за тем, как, быстро оформив условие задачи, он начал уверенно ее решать. Справившись с задачей, Валек повернулся к учителю и спросил:
- У меня есть еще минимум два способа решения этой задачи. Писать? Или достаточно?
- Блестяще! Это ведь задача с прошлой олимпиады! - призналась Вера Павловна. – Молодец! Твое участие в предстоящих олимпиадах даже не обсуждается!
Валек посмотрел на одноклассников и вдруг перехватил, полный зависти, взгляд Павла. Ему, к сожалению, вкус победы над математикой был неведом.
 
         И так на каждом уроке. Все учителя в первую очередь спрашивали новенького, чтобы определить, с кем им придется иметь дело. И ни на одном предмете Валек не ударил в грязь лицом. В учительской только и было разговоров, что о новом ученике в десятом «А». И каждый педагог уже имел на него виды, планировал задействовать его в олимпиадах, соревнованиях, школьных и городских мероприятиях. Физрук ликовал по поводу его спортивных достижений. Надо же, в кои-то веки попался такой разносторонне развитый спортсмен! Не только в своем классе, во всей школе Валек произвел настоящий фурор, хотя сам при этом оставался по-прежнему спокойным и доброжелательным ко всем однокашникам. Казалось, вся эта шумиха вокруг него его-то как раз и не касается. Ни тени зазнайства и выражения превосходства, тем более пренебрежения к тем, кто обращался за помощью или просто общался с ним. В течение первой же недели в новой школе и классе его авторитет вырос настолько, что никто даже не вспоминал о том, что Валек - новенький. Уже ни одно школьное или классное мероприятие не планировалось без Красноярова. Что и говорить, все девчонки старших классов стали тайно вздыхать по нему. Но Валек относился ко всем ровно и доброжелательно, без личного, как говорится, пристрастия. Пожалуй, только Марине Ветровой он благоволил чуть больше, чем всем остальным. Их, казалось, связывало нечто большее, чем просто тот факт, что они учатся в одном классе. Между ними сложились особенные отношения. Они были очень похожи между собой своими интересами и увлечениями. Красивые и умные, хорошо воспитанные юноша и девушка видели друг в друге не просто одноклассника и одноклассницу, скорее, близкого по духу человека. Внутреннее чутье подсказывало, что они - люди одного уровня во всех отношениях. Да и школьная жизнь все чаще требовала того, чтобы они общались все ближе и ближе. Все школьные мероприятия организовывались и проводились непременно при их участии. Как же красиво они смотрелись рядом! Отличная пара!  По школе поползли слухи о том, что они «мутят».
- На каждый роток не накинешь платок, - решили ребята.  Марина и Валек один раз обсудили эту тему, посмеялись над слухами и приняли единственно правильное решение: без комментариев, как говорится. Ведь стоит только начать выяснять отношения и что-то доказывать, потом из этих дрязг не выбраться. Пусть говорят, поговорят и перестанут.

          - Рома, мы вроде устроились. Давай навестим Тамару. Так хочется увидеть ее и Павлика, - предложила Светлана мужу. - Даже представить себе не могу, какие они стали.
- Давай, Светик, - согласился Роман. – Только будет лучше, если ты пригласишь их к нам. Надо определить день, и я постараюсь освободиться пораньше. Сама понимаешь, новое место службы, дел невпроворот.  А увидеть их я тоже хочу. Интересно, как у них жизнь сложилась.
- Вот и славно, договорились, - удовлетворенно пропела Светлана и чмокнула супруга в щеку. - Все организую и доложу Вам, мой генерал! Как хочется, чтобы Павлик с Валентином подружились, ведь все-таки они молочные братья. Да и мне подружка в чужом городе не помешает. Знаю, что часто встречаться некогда будет, но так хочется знать, что есть рядом не совсем чужой человек.  Хотя, как знать, какая она стала - Тамара. За все годы ни одного письма. Может, забыла уже нас?
Лицо Светланы подернулось тенью грусти. Память невольно перенесла ее туда, где она встретила несчастную и никому не нужную, но такую симпатичную молодую женщину.  Вспомнилось, как кормила ее ребенка, как они с Романом переживали за них и как стремились помочь, чем могли. Оказывается, годы были не властны над чувствами, пережитыми в те далекие дни. Воспоминания нахлынули так явственно, как будто бы это было совсем недавно.

          - Сынок, у меня для тебя сюрприз, - таинственно прошептала на ухо сыну Светлана.
- Какой сюрприз? - поинтересовался Валек, дожевывая яблоко, которое мама дала на десерт после обеда.
- Какой хитрый! Сюрприз - он до тех пор сюрприз, пока держится втайне до нужного момента, - рассмеялась Светлана. – Вот придет время и расскажу. Ты будешь очень удивлен, надеюсь, приятно! – и сделала загадочное лицо и хитрые глаза.
-Ну, мам, ты умеешь заинтриговать! Так нечестно! Теперь я буду мучиться и думать, что это за сюрприз! Скажи мне сейчас, - шутливо канючил Валек, обхватив маму сзади за плечи и утыкаясь ей носом в шею, отчего Светлана ежилась и смеялась, потому что ей было очень щекотно.
- Нет-нет, даже не думай выпытать у меня это секрет, - стояла на своем Светлана. - Ты же знаешь, я - кремень, сказала «нет», значит «нет».
- Ну и ладно, а я просто забуду на время об этом и все. Буду ждать, - согласился Валек. - Ты же сама всегда говоришь: «Произойдет то, что должно произойти, и именно тогда, когда этому должно случиться!» Я же спортсмен, а это значит, что умею быть терпеливым и стойким.
- Вот и молодец, сынок! - удовлетворенно хмыкнула Света. - Правильно. Всему свое время!

          Светлана была такая - активная и решительная. Жизнь в окружении мужчин-военных научила ее мыслить быстро и конструктивно, принимать решения и осуществлять их, не откладывая в долгий ящик. Решение о встрече с Тамарой было принято, значит, надо быстро приготовиться и встретиться. Что раздумывать и откладывать на потом? Света хотела, чтобы встреча была неожиданной и радостной, как фейерверк. Она решила приготовить подарки для Тамары и Павлика и отправилась в отдел военторга при универмаге. Ходила, присматривалась, выбирала, стараясь представить, какими они стали и что бы им понравилось. С Тамарой было проще. Она полагала, что с годами та не перестала заниматься шитьем, и выбрала для нее отрез ткани на платье, дорогой и очень красивый. А вот Павлик. Павлик по возрасту такой же, как ее сынок. Только вот каким он вырос?  Высокий или не очень, худенький или плотный? Чем интересуется, каким спортом занимается, любит ли читать? Какой подарок пришелся бы ему по душе?  Игрушку, как маленькому, уже не подаришь. Большой мальчик, в феврале семнадцать исполнится. Одежда может не подойти или не понравиться. И вдруг взгляд Светланы упал на витрину с часами. Идея! Это отличный подарок для мальчика. Тем более, не у каждого мальчика в семнадцать лет есть такие часы. Настоящие, командирские, на металлическом браслете! Рядом с отделом часов находилась будочка гравера, который и сделал гравировку «Чернецову Павлику в день 17-летия на память от Краснояровых». Но этот подарок она приобрела ему на день рождения, ведь он уже не за горами, так сказать заблаговременно. На день встречи Светлана купила Павлику авторучку в красивом футляре.

          В благостном расположении духа оттого, что удачно выбрала и купила подарки, Светлана вышла из магазина, намереваясь зайти в продуктовый отдел, купить кое-что для стола. Навстречу шла женщина. Она была погружена в свои мысли и, не заметив Светлану, случайно толкнула ее плечом.
- Извините, - мимоходом бросила женщина, и хотела пройти дальше.
Но одного этого слова Светлане оказалось достаточно, чтобы пристальнее взглянуть на женщину. Память тут же идентифицировала голос и толкнула к этой женщине.
-Тамара?! – несмело окликнула Света женщину. Она обернулась и взглянула Свете прямо в глаза.
- Света?! – откликнулась Тамара. И мгновение остановилось!
Встретились через шестнадцать лет две женщины, которых столько лет назад судьба свела и познакомила в роддоме. Они стояли, молчали и разглядывали друг друга.
- Господи, какая она красивая и довольная жизнью! Практически не постарела и не изменилась, только расцвела и стала настоящей женщиной! - с восхищением думала Тамара, подсознательно сравнивая себя со Светой и с отчаянием понимая, что сравнение не в ее пользу.
- Господи! Ведь это Тамара! Но, если бы не ее голос, я, наверно, прошла бы мимо этой постаревшей и блеклой женщины, даже не узнав ее! - с болью в душе думала Светлана. Как ее жизнь побила, как она к ней немилостива! Видно тяжело ей было все эти годы! От хорошей жизни женщины такими не становятся. - Такие мысли вихрем летели в голове Светланы.
Молчание длилось несколько секунд, но неловкость ситуации быстро прошла. И они бросились друг к другу, и обнялись, как две сестры, которые давно не виделись! Эмоции хлынули через край, бесконтрольно и искренно. Обнимались, плакали, засыпали друг друга вопросами одновременно, не давая возможности ответить на эти вопросы, перескакивая с одного на другое.
- Ой, Тамарочка, мы все эти годы про вас не забывали! Мы ведь опять сюда переехали, правда, ненадолго, но год или чуть больше точно проживем. Я ведь тебя разыскивать собралась! Мы с Ромой решили пригласить вас в гости. Так хочется мальчишек познакомить. Надеюсь, станут друзьями, - щебетала Света, - да и нам есть о чем поговорить, что рассказать друг другу. Столько лет прошло!
- Да, Светочка, конечно, встретимся и ребят познакомим, - постепенно приходя в себя и снова начиная осознавать реальность происходящего, отвечала Тамара, уже точно зная, что всеми силами постарается, если не избежать совсем, то, хотя бы отсрочить, насколько это возможно, предстоящую встречу. Она понимала, что похвастать ей особо нечем. А чувствовать себя серой мышкой в сравнении со Светой она совершенно не хотела. И снова, как фантомная боль, вернулась боль в душе от пережитого тогда, при выписке из роддома. Вспомнились отчаяние, одиночество, страх перед будущим, чувство собственной никчемности и ненужности! Эффект неожиданности миновал, душа снова закрылась! Но Света была полна решимости не оттягивать запланированную встречу и знакомство мальчиков.
-Тамара, вот наш адрес. Ждем вас с Павликом в будущую субботу к обеду. Хотелось бы раньше встретиться, но Ромы нет, он в командировке. А он так хочет вас увидеть! Мы вас ждем, и отказа я не приму, - настаивала Света, протягивая листочек с адресом. - Рома так спланирует работу, чтобы освободиться пораньше в этот день, хоть и занят ужасно.
- Хорошо, мы обязательно придем, если все будет хорошо, если дел срочных не будет, - обещала Тамара, готовя пути к отступлению.
-Тамарочка! Какие дела? Мы ведь заранее договариваемся! Спланируй свои дела так, чтобы освободиться на этот день, - настаивала Света. - Даже слышать ничего не хочу! Ждем вас!
Отказываться далее было просто неприлично. Тамара, вздохнув про себя, твердо пообещала, что в гости непременно придет. Еще раз расцеловавшись, женщины попрощались до скорой встречи.

          Тамара шла домой и думала о предстоящем визите. Не пойти уже нельзя. Но и предстать перед Романом и Светой в своем нынешнем обличии было для нее просто унижением. С тех самых пор, как она вернулась одна с ребенком, Тамара отключила все чувства и эмоции, кроме инстинкта выживания. Она работала как робот, зарабатывала деньги и практически все тратила на своего Павлика. Со временем она стала лучшей швеей в городе. Постепенно проявились способности модельера, появились клиентки, которые стояли в очередь и могли платить большие деньги за ее творения. Выглядели в ее нарядах богинями! А та, что творила эти шедевры, позволяла себе обновку не чаще одного раза в год, и то по большой необходимости, чтобы уж совсем нищенкой не выглядеть. Выбирала только практичные, неброские и недорогие ткани. Поход в парикмахерскую один раз в три месяца, просто укоротить волосы, чтобы не мешали работать. Никакой косметики, маникюров и педикюров. Для работы это тоже имело значение. Клиентки на ее фоне чувствовали себя еще более роскошными, жалели ее, мышку серую, и частенько платили больше, чем договаривались. Со временем скопила деньги, выкупила у соседей две другие комнаты и стала владелицей всей трехкомнатной квартиры. Обставила, благоустроила, и все для Павлика, чтобы у него жизнь была не просто не хуже, а лучше, чем у других. Для работы сняла отдельное помещение. Не хотела, чтобы клиентки видели, что она уже не та бедняжка, которая нуждается в помощи и поддержке. Деньги были, но комплекс бедности и страх нищеты оказались неистребимы. Не могла она ничего тратить на себя. Да и не хотела, наверно. Не видела смысла. Не для кого было, а для себя и так сойдет. С тех пор, как ее замужество закончилось так неудачно, не было у Тамары ни одного мужчины. Славик напрочь вытравил весь интерес к сильному полу. А еще она не хотела, чтобы Павлик рос при чужом мужчине, боялась, что его кто-то может обидеть. Поэтому на все ухаживания претендентов на руку и сердце отвечала резким и категорическим «нет».

          А Павлик рос и очень быстро понял, что он - пуп Земли и центр Вселенной. Павлик рос и понял еще одну закономерность: чем меньше мама тратит на себя, тем больше достается ему. Он никогда не спрашивал маму, есть ли деньги и может ли она ему купить то, что ему хотелось. Он просто говорил: «Хочу, купи!», и мама беспрекословно выполняла все его желания. Тамара считала своей главной заботой, чтобы Павлик был здоров, сыт, одет, чтобы у него было все, что он хочет. Вот и все воспитание.  Никакими заботами она его не обременяла, абсолютно все делала сама. А у него и желания никогда не возникало помочь матери, пожалеть ее, взять что-то на себя. Они практически не разговаривали, тем более по душам. Мать была все время занята. Все силы и время забирала работа. Да и тем общих для разговоров не было. Павлик рос скрытным. Никогда не рассказывал матери о своих достижениях, тем более о неудачах, не делился с матерью своими душевными переживаниями, никогда не рассказывал о своих мечтах и планах, не откровенничал с ней. Да и Тамара все больше молчала, полностью погружаясь в свое занятие. Каждый был сам по себе. В доме царила рабская преданность и покорность матери, и полное господство сына. Он желал и повелевал. А она беспрекословно исполняла все его желания.

           -Я иду в гости! Сто лет не была в гостях, собственно, никогда не была в гостях. При муже было запрещено. А с тех пор, как появился Павлик, не было времени и возможности. Да и не приглашал никто, - размышляла Тамара, стараясь свыкнуться с этой мыслью. - А тут это приглашение в гости! Да еще к кому! К Краснояровым!
Тамара пришла домой после встречи со Светой, подошла к зеркалу и критически осмотрела себя. Как редко она смотрелась в зеркало! Отражение ее не радовало, поэтому и не смотрелась. Но сегодня она решилась сшить себе модное платье.
- Фигура, вроде, ничего, не растолстела, - про себя констатировала Тамара. - Только плечи опустились.
При таком ритме работы Тамаре и поесть-то толком некогда было. Работая с утра до ночи, не растолстеешь.
-Ладно, худобу можно скрыть, подобрав нужный фасон платья, - подумала Тамара.
Но лицо не выдерживало никакой критики. Бледная кожа, морщинки вокруг глаз и складочки у рта стали еще глубже. Глаза тусклые, безо всякого интереса к жизни. Прическа совершенно бесформенная. Такие стрижки делают непритязательным бабушкам-пенсионеркам за самую низкую цену. Главный принцип такой стрижки – чем короче, тем лучше, чтобы часто не ходить к парикмахеру и не платить лишние деньги.
-Придется сходить к хорошему парикмахеру, сделать модную стрижку и посмотреть в журнале, как пользоваться косметикой. Никогда ведь не красилась. Только купить все надо, ничего у меня нет. Спасибо свекровушке! Раз и навсегда отбила охоту к косметике, - с отчаянием вспомнила она.
-Итак, за дело, - решила Тамарочка и принялась листать модные журналы, выбирая фасон платья и не обходя вниманием рубрики «Советы косметолога и визажиста».

         Павел своим ключом открыл дверь и, войдя в квартиру, услышал привычный с детства стрекот швейной машинки.
- Производство работает, - удовлетворенно подумал Павлик, - значит, снова будут денежки, и можно снова потребовать энную сумму на карманные расходы. Его окружение уважало его авторитет, но и материальная основа тоже играла роль. Кто, как не Павлик, мог позволить себе широким жестом угостить всю компанию пивом, спиртным или сигаретами? Жвачка и мороженое тоже шли в ход. Кстати, это тоже не давали бесплатно, нужны были денежки. За такие мелкие подачки любой из компании Павлика исполнял любое его указание, включая мелкое пакостничество. Так что, как ни крути, а без денег никак.
-Ма, жрать хочу! - громко крикнул сын, хлопая входной дверью и возвещая, таким образом, о своем возвращении.
Поцелуи, объятия и даже простые вопросы типа «как ты себя чувствуешь?» или «как дела?» были в их семье не в ходу. Мать тут же отложила шитье, прошла на кухню и молча поставила обед на стол. Сын все съел, отодвинул тарелку и ушел в свою комнату. Ни тебе «Вкусно, спасибо, мама», ни «А ты сама обедала?» Ела она или нет, достаточно ли спала, здорова ли, его никогда не интересовало. Он засыпал, она еще шила, он просыпался, она уже шила. Шила и шила, а он требовал все больше и больше.

          Павлик сидел и что-то подбирал на новенькой «Кремоне», недавно купленной мамой, когда она открыла дверь и тихо вошла.
- Че тебе? - буркнул сын, даже не поднимая взгляда на вошедшую мать.
- Сынок, посмотри, как я тебе? - робко спросила Тамара.
- Че как? – не отрываясь от гитары, спросил Павлик.
- Ну, как платье на мне сидит? - еще тише спросила Тамара.
И тут Павлик поднял глаза и увидел, что его мать стоит в стильном и очень красивом   платье из дорогой ткани и робко жмется к стене, ожидая оценки сына.
-Это ты чье на себя напялила? Кто заказал? - недоуменно вскинул брови сын.
-Это не заказ, это мое платье, - почти прошептала Тамара.
-Ты шутишь? Это сколько же стоит? Ты это себе купила? - изумился Павлик, подсчитывая минус в бюджете.
-Да, сынок, это я сшила себе. Мы с тобой приглашены в гости в приличную семью, а мне и надеть нечего. Решила потратиться, чтобы выглядеть хорошо, чтоб не стыдно было, - оправдывалась Тамара, нервно теребя в пальцах пояс платья.
- Да ты спятила что ли?! Такие деньги отвалить для того, чтобы один раз сходить в какие-то сраные гости?!- взревел недовольный сынок.
-Павлик, да тебе самому стыдно было бы со мной идти. Ты такой красивый и нарядный, а у меня ни одной подходящей вещи, - заикаясь и чуть не плача, говорила мать.
- Да мне плевать на твои гости, я и не пойду с тобой никуда! - гневался мальчик. - Ты меня спросила, хочу я или нет идти с тобой в какие-то гости!
- Павлик, это мои давние знакомые. Они теперь снова живут в нашем городе. Мы со Светой вместе в роддоме лежали. Их сын и ты в один день родились. Света тебя грудью кормила, когда у меня молока не было. Как же я могла отказаться встретиться с ними? - увещевала Тамара сына. - Познакомишься с их сыном, он ведь тебе брат молочный. И вдруг, спохватившись, замолчала. Ведь они со Светой договорились, мальчишек в подробности сначала не посвящать, а рассказать все при встрече. Хотели, чтобы все было сюрпризом.
- Ну, пожалуйста, сынок, я ведь тебя ни о чем никогда не просила, а сейчас прошу пойти со мной. Мне очень надо, - заискивающе просила Тамара сына.
- Ладно, я подумаю, - неохотно отозвался сынок и решил сразу же срубить деньжат с матери за эту услугу. - С тебя за это причитается. А то себе вон какую дорогую шмотку купила, а мне что?
- Хорошо, сынок, получу за заказ и дам тебе, сколько надо, - согласилась мать на такую сделку с сыном. - Слава Богу, согласился. А ведь мог заартачиться и отказаться идти. Он мог бы!

        Все было настолько запущено, что понадобились значительные усилия. Как хорошо, что было время подготовиться, сшить новое платье, а главное, привести себя в порядок! Тамара очень волновалась и готовилась к обычному для многих людей походу в гости, как к первому балу, как к первому свиданию, как к настоящему выходу в свет! И этот день настал!

        Тамарочка, вернувшись от парикмахера и маникюрши, надела новое платье и туфельки, подошла к зеркалу и робко глянула на свое отражение. Прическа, отличный макияж, безукоризненный маникюр и стильный наряд выглядели просто потрясающе! Но… Тамара смотрела на себя и понимала, что все это великолепие смотрится отдельно от нее. Как будто надела на себя чужую кожу, просто на время. За долгие годы равнодушного отношения к себе она разучилась ощущать себя женщиной.  Красивой женщиной! С горечью в душе она осознавала себя Золушкой! Ведь, как только часы пробьют полночь, карета снова станет тыквой, бальное платье превратится в отрепье, хрустальные туфельки снова станут грубыми башмаками. А она сама, в простом и неброском платье, снова будет сидеть за швейной машиной и творить чудеса для других женщин. Сказка в этой жизни не для нее! Увы! Она только обслуживала главных героинь, оставаясь незаметной серой мышкой. Она отчетливо понимала, что и новое платье, и туфельки вскоре придется продать. Ведь Павлик был так недоволен, что она потратила на эти покупки слишком много денег. Да и не пригодятся они больше, эти чудесные наряды. Она не ходила в театры, на концерты и в кино. Даже просто погулять по городу она не могла себе позволить, всегда занята работой, не до прогулок. Она ни с кем не дружила, ни к кому не ходила, и к себе никого не приглашала. Тамара дала себе слово, не соглашаться больше ни на какие приглашения. Да и Красноярова, думала Тамарочка, пригласила ее больше из вежливости. Она и представить себе не могла, что может быть кому-то интересна, кроме как в качестве швеи.

         Хлопнула входная дверь. В комнату вошел Павлик и, молча, уставился на незнакомую женщину.
- Здравствуйте! - обратился он к незнакомке, - А мама где? И не мог отвести взгляд от этой красивой, изящно одетой женщины, смутно понимая, что в ней есть что-то до боли знакомое.
- Павлик, сынок! Да ты что, маму не узнал? – искренне изумилась Тамара. - Как я тебе?
- Нормально, - буркнул сын, тщательно скрывая свое смущение. Щеки его вспыхнули, а на носу проступила бисеринка пота. В его душе боролись два чувства: искреннее восхищение образом незнакомой обворожительной женщины, и разочарование от того, что этот образ рассыпался, как замок на песке, и незнакомка оказалась всего лишь его матерью, пусть даже и в красивой одежде. А Тамара так ждала, что сын порадуется, и похвалит, хоть единственный раз в жизни! Поддержит и скажет: «Мамочка, какая ты у меня красивая! Пожалуйста, наряжайся так всегда! Тебе это так идет!» Но! Не царское это дело, на прислугу внимание обращать.  И Павлик промолчал, ушел в свою комнату, где его ожидали наглаженный костюм и рубашка, новые носочки и начищенные до зеркального блеска модные туфли.

- Ты мне адрес скажи, я сам туда приду, возле подъезда встретимся, - отстраненно обратился к матери Павел.
И Тамара поняла, что даже идти с ней рядом, вместе, он не хочет. И самая последняя искорка радости от того, что хорошо выглядит, мгновенно угасла. И все неимоверные усилия, которые она предприняла, готовясь к этому событию, показались никчемными и совершенно пустыми. Все зря! Даже родной сын не хочет идти рядом с ней! Ему бы с гордостью пройтись рядом с матерью! Пусть все видят, какая она красавица и модница, его молодая мама! А ему стыдно, неудобно! Или все равно? Или раздражает, что она так вырядилась?

         Боль и разочарование плотной пеленой затянули все внутри. Уже хотелось снять с себя этот выходной, красивый наряд, никуда не идти и заняться привычным делом, спрятаться за своими рутинными делами от оценивающих взглядов, досужих размышлений и предположений соседок, мимо строя которых предстояло пройти. Да куда деваться? Ведь обещала же. Ведь ждут же люди! И если вдруг просто не прийти, будет некрасиво, неприлично и просто обидно Светлане и Роману. В голове Тамары вдруг вихрем пронеслись события минувших лет. Вспомнилось все то доброе, что они для нее сделали, когда она с ребенком на руках осталась один на один с жизнью. Только в этот момент она четко осознала, что помощь и поддержка, которые она получила от Краснояровых, просто неоценимы. И стало вдруг нестерпимо стыдно за то, что только принимала помощь, но ни разу не ответила на письма, даже «спасибо» по-человечески ни разу не сказала. И Тамара решила, что пойдет, невзирая ни на что.

         По дороге к Краснояровым Тамара позволила себе еще один расточительный поступок: купила торт и цветы для Светланы.
- В конце концов, неужели я не заработала, чтобы позволить себе сделать человеку что-то приятное и поблагодарить за добро!? - пронеслась в голове крамольная мысль. Это был уже криминал! Ведь в течение всей жизни стоимость каждой покупки, если только она не была предназначена лично Павлику, Тамара всегда тщательно взвешивала. Ничего лишнего, ничего дорогого. А уж цветы и вовсе относились к категории покупок «деньги на ветер»! Но сегодня был особый случай!

Павлик ждал ее у подъезда, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Увидев мать, красивую, с цветами, он и вовсе потерял дар речи! Это было уж слишком! Но Тамара, предвосхищая его гневные высказывания, протянула букет ему и сказала:
- Ты же мужчина! Все-таки в гости идем. Подари цветы Светлане Валентиновне! Это будет красиво!
 И такое выражение лица было у нее при этом, что Павел впервые в жизни не посмел спорить с матерью и покорно принял букет.

Звонок в дверь, и через секунду за дверью раздался молодой и радостный голос:
- Бегу-бегу! Секундочку!
Дверь распахнулась во всю ширь, и перед Павлом и Тамарой предстала Светлана. Неподдельная радость на лице, искренняя улыбка и блестящие глаза! Легкое платье в светлых тонах, простого фасона. Но так ей шло! И так соответствовало домашнему уютному празднику.
- Дорогие мои, проходите! Наконец-то я вас дождалась! Милые мои, родные! - звенел голос Светланы.
Тамара и Павел вошли в дом. Оба были сильно смущены тем искренним и радушным приемом, который оказала хозяйка дома. Светлана обняла и расцеловала Тамарочку. А потом пристально стала смотреть на Павла.
- Павлик! Здравствуй, сынок! Как я рада тебя видеть! Видела тебя новорожденным крохой, а теперь ты настоящий мужчина, взрослый и красивый какой! Можно мне тебя обнять? - с волнением в голосе обратилась Света к Павлику.
- Здравствуйте, Светлана Валентиновна, это Вам, - Павел смущенно протянул ей букет.
- Спасибо, сынок, - Светлана приняла букет и обняла мальчика.
И он задохнулся от нежности в этих объятиях! Никто и никогда не обнимал его так чувственно и нежно! Даже мама! Наверно, в детстве она его обнимала, целовала и нежила, но он этого не помнил. А потом, когда он стал взрослеть и помнить, у мамы никогда не было времени на эти «телячьи нежности». Сначала ему, как всякому ребенку, хотелось, чтобы мама приласкала, обняла, посидела с ним, почитала сказку на ночь и поцеловала перед сном, но мама все шила и шила. А потом, повзрослев, и он стал считать, что все это не по-пацански и не нужны ему никакие нежности. Нежность горько вздохнула, съежилась и тихо покинула этот дом и его обитателей навсегда, под стрекот швейной машинки!

         - Чувствуйте себя как дома, располагайтесь, - хлопотала вокруг дорогих гостей хозяйка. – Сейчас придет Валек из магазина. Я его за хлебом послала. Буду вас знакомить. Да и Роман должен уже через полчасика подъехать. Сразу все вместе за стол сядем. А пока давайте устроимся в гостиной и поболтаем, - пригласила Светлана, распахивая дверь в большую и солнечную комнату.

        Павел старался изо всех сил не показать своего смущения. Все в этом доме приводило его в восторг! Красивая, просторная, со вкусом обставленная светлая квартира, уютная мебель, светлые прозрачные шторы, вздувавшиеся парусом от дуновения теплого осеннего ветерка, врывавшегося в дом из приоткрытого окна! И даже сам запах квартиры! Он никогда не знал такого запаха, домашнего от вкусной еды и одновременно напоенного какими-то изысканными ароматами. Но самое главное - эта женщина! Светлая, красивая, добрая и открытая в своих чувствах! Она его просто очаровала! Ее объятие и поцелуй в щеку мгновенно расплавили его жесткий настрой на то, что в гостях он пробудет ровно столько, сколько нужно для приличия, и сразу улизнет под благовидным предлогом. А ее слова «дорогие, милые, родные» и обращение «сынок», адресованное ему, Павлу, проникли ему в самое сердце.  Он сидел расслабленный и счастливый, и даже не помышлял о бегстве. Так хорошо ему было в доме этой волшебной женщины!

         Тамарочка, сначала скованная и отчужденная, с каждой минутой чувствовала себя в обществе Светланы все свободнее и комфортнее. Сначала она зорко наблюдала за сыном, опасаясь, как бы он не испортил встречу своими выходками. Павлик не умел считаться с чужим мнением или желаниями. Все должно было быть только так, как хочет он. Но через некоторое время Тамара уловила изменение в его настроении. Она почувствовала, что ему здесь нравится, поэтому расслабилась и успокоилась. Тем более, Светлана тактично и очень приятно отметила, как замечательно выглядела Тамара. При этом она обращалась к Павлику и говорила, какая красивая у тебя мама, как элегантно и со вкусом она одета и причесана. Павлику было все равно, как выглядит его мать, но тот факт, что Светлане это нравится и то, что ей нравится, принадлежит ему, доставляло ему удовольствие. Он снисходительно поглядывал на мать и улыбался. За это он готов был простить ей даже ее расточительность!
- Мамуль! Я дома! Купил «Бородинский»! Представляешь, здесь тоже пекут «Бородинский», как в Москве! - послышался из прихожей молодой мужской голос.
- Иду, сынок,- откликнулась Светлана и вышла из комнаты.
Как царапнуло Павлика это слово «сынок», адресованное кому-то другому! Ведь несколько минут назад эта Светлая Женщина называла так его, Павлика!
- А вот и мой сынок - Валентин! – нараспев сказала Светлана, представляя гостям высокого светловолосого парня, которого она обнимала за плечи.
- Знакомьтесь, мальчики! Вы очень сильно удивитесь, но вы – братья! Молочные! - весело сказала Светлана.
 Парни стояли и молчали. По их лицам было понятно, что они ожидали увидеть кого угодно, только не друг друга.
- В чем дело? Что-то не так? - спросила Светлана и недоуменно стала переводить взгляд с одного на другого.
- Нет, мам, все нормально, - спокойно ответил Валентин, - только мы уже знакомы. Мы же учимся с Павлом в одном классе. Вот только не знали, что мы - молочные братья.
- Ну, привет, брат, - протянул руку Валентин и другой рукой приобнял Павла.
- Привет, брат, - пожал протянутую руку Павел и тоже приобнял Валентина.
- Ну и дела! – изумилась Светлана, - а что ж ты молчал, ничего мне не рассказывал, что Павлик с тобой учится?
- Так я не знал, что из всего моего класса тебе будет интересен именно Паха Чернецов, - иронично парировал Валек.
- Здравствуйте, Тамара Ивановна, рад с Вами познакомиться. Мне родители о Вас рассказывали, - обратился Валек к Тамарочке и поцеловал ей руку.
От смущения Тамарочка просто не знала, куда ей деваться. Никто и никогда не целовал ей руки! А тут этот молоденький мальчик, сынок Светланы, такой красивый и учтивый!

          Ситуацию общего смущения разрядил Краснояров старший, вернувшийся домой. И сразу стало тесно, шумно, весело! Мужа и отца всегда встречали с радостью и искренней любовью, а еще новостями и шуточками. А тут еще такое событие: в доме долгожданные гости!  Он, как был, в генеральской форме, сразу прошел в гостиную и сердечно поздоровался с Тамарой.
- Тамарочка, здравствуйте! Рад снова видеть Вас! Выглядите великолепно! Красавица! - и склонившись, Роман галантно поцеловал ее руку. Тамара второй раз зарделась от смущения. Оказывается, как приятно слышать от мужчины комплименты и протягивать ручку для поцелуя. И вновь почувствовать себя женщиной, а не частью швейной машины.
 А потом Роман и с Павликом познакомился.
- Ну, боец! Здравствуй! Каким ты вымахал большим и сильным! С таким защитником Вам, Тамарочка ничего не страшно! Помощник! Надежда и опора! Мужчина в доме! - красивым баритоном с радостной ноткой в голосе говорил Роман, одновременно пожимая руку Павла и обнимая его по-отечески. А У Павлика душа прямо замерла, потому что так искренне, как отец, сильно и ласково, из взрослых мужчин его никто и никогда не обнимал. О своем отце он даже не хотел вспоминать.

          - Все к столу! – Это, переодевшийся в гражданскую одежду, Роман приглашал гостей и домочадцев, и объявлял пир горой открытым!
Светлана, ожидая дорогих гостей, просто расстаралась! Нажарила-напарила, напекла всяких вкусностей! Стол ломился от угощений! И было застолье таким приятным, не только хлебосольным, но и задушевным, а еще веселым. Так уж принято было в доме у Краснояровых, что они всегда шутили и смеялись, по-доброму подначивали друг друга, рассказывали разные смешные истории. Детям вкратце, без отягчающих мрачных подробностей, рассказали историю знакомства родителей, а, следовательно, и историю их первой встречи в роддоме. Итог беседы подвели следующий: раз они братья, хоть и молочные, значит, должны быть дружны, уважать и помогать друг другу. Тем более, ни у одного из них ни сестер, ни братьев, ни родных, ни двоюродных, никаких больше нет. Сама судьба подарила им по брату.
 
            Родители остались за столом, а Валек позвал Павла в свою комнату.
- Проходи, брат, располагайся, - пригласил хозяин гостя в свою обитель.
- Ну и дела! – начал разговор Павлик, устраиваясь на диване. - Кто бы мог подумать, что мы с тобой молочные братья! Чудно! - хмыкнул он. - Хотя, если подумать, ведь это круто! Все время был один и вдруг раз, и у тебя появился брат, пусть даже и названный или молочный.
- Да уж, - откликнулся Валек, - оказывается у судьбы полно сюрпризов.
- А ты, значит, старший брат получаешься. Ведь ты раньше родился, - дальше рассуждал Павлик.
- Получается так. Так мама рассказывала. Минут на десять раньше. Я родился в двадцать три тридцать. А ты во сколько? - хотел уточнить Валек.
-А я и не знаю, не спрашивал никогда. Родился да и родился, - ответил Павлик, стараясь закруглить тему обстоятельств рождения. Ведь мать об этом ничего и никогда не говорила.
-Ну, во всяком случае, точно до двенадцати ночи. Иначе бы тебе записали дату рождения не 14, а 15 февраля. А позже меня, потому что твою маму в палату после моей привезли.
- Ладно, не парься, какое это имеет значение - раньше, позже, - возвращаясь в свое обычное, равнодушное состояние, сказал Павлик.
- А что для тебя имеет значение? – открыто спросил Валек.
Эйфория братания закончилась, и перед ним предстал уже знакомый по школе Паха Чернецов, отношения с которым были далеки от дружеских и искренних.
- Да, так-то мне все по барабану, только как мы теперь с тобой жить будем? - задал острый вопрос Павлик и пристально уставился на Валентина.
- Так и будем. У меня свои интересы, у тебя свои. Только родителей огорчать не хочется, придется, видимо, общаться чаще и теснее, - просто ответил Валек.
- Понятно, - врастяжку проговорил Павел, - Значит, в кругу твоих интересов мне места нет. И тебе, значит, со мной общаться западло?
- Ну, почему же, с тобой общаться можно, пока ты из себя крутого строить не начинаешь,- спокойно парировал Валек, - А когда ты бандоса включаешь, сам на себя не похож становишься. Я этого не люблю, не уважаю, когда слабых обижают, когда исподтишка людям козни строят. А мои интересы ты уже знаешь. Если хочешь, присоединяйся. Спорт, учеба, подготовка к поступлению, книги, велосипед и ролики, лыжи и коньки, театр и кино, на гитаре играю, музыку слушаю и сам пытаюсь сочинять - вот круг моих интересов. Не пью, не курю, на улице балду не пинаю. Время жалко, его и так очень мало, а сделать надо так много.
- Ну, погнал!  Как в учительской! Ты меня воспитывать что ли будешь, старший брат? - насмешливо и в то же время с ноткой агрессивности спросил Пашка.
- Нет, и не собирался! Ты спросил, я ответил, - тихо и спокойно сказал Валек. - Просто жалко, вижу, что парень ты способный, а все никак из серости не вырвешься. И все благодаря твоему напускному равнодушию. Пока ты делаешь вид, что тебе все равно и тебе ничего не нужно, другие делают успехи и в учебе, и в спорте, и отношения нормальные строят. А ты все со своей кодлой общаешься. Но ведь все твои кореша к тебе на жвачку с пивом приклеены. И как только не будет пойла и жвачки, так они все сразу разбегутся. Не настоящая это дружба!
- За базар отвечай! - окрысился Пашка.
- Отвечаю, - твердо стоял на своем Валек, - Неправда скажешь? Конечно, правду такую неприятно слушать. Да кто тебе еще такое скажет, кроме брата? Ведь я тебе теперь брат, как выяснилось. Вот и слушай правду, да не злись, а подумай. Если помощь моя нужна, я готов помочь. И с учебой, и в спорте. А если не хочешь ничего менять, то принуждать или навязываться не буду. Сам не маленький. Разберешься.
В комнате повисло напряженное молчание. Каждый думал о своем.
- А ты почему скрывал, что ты генеральский сынок? - с ехидцей спросил вдруг Павлик - Ведь в школе никто об этом не знает. Стремаешься, что ли?
-Я не генеральский сынок, а сын генерала. И внук генерал-полковника, между прочим, - с достоинством ответил Валек. - И стесняться мне нечего. Я горжусь ими. Они настоящие боевые офицеры. А не болтаю об этом на каждом углу потому, что это не мои заслуги, а папы и дедушки. И я тоже хочу стать военным, чтобы продолжить династию. А хвастовство, между прочим, в нашей семье не в чести, стыдно это! - подытожил разговор Краснояров младший.

          Честь, достоинство, гордость, стыд! Павлик слышал и раньше эти слова, и только ерничал и насмехался над ними, но никогда не придавал им такого значения, которое сейчас вкладывал в них Валек. И было так странно, что они, эти слова, вдруг пробудили в нем сейчас какие-то, доселе незнакомые, чувства. Но и сдавать свои позиции, вот так запросто, под напором Валька, он не собирался. Каждый своему богу молится! В комнате опять повисло молчание, вызванное внутренним противостоянием.

         А в это время в столовой, сидя за накрытым столом, беседовали взрослые. И беседа, после того, как ушли мальчишки, надо сказать, не очень клеилась. Роман и Света чувствовали себя саперами на минном поле. Беседу вели очень осторожно, выбирая нейтральные темы. Так не хотелось ранить неосторожным словом или неуклюжим вопросом эту нежную и такую грустную женщину. Хоть Тамарочка и старалась изо всех сил казаться им веселой и благополучной, они отчетливо понимали, что жизнь ее сложилась, мягко скажем, не очень удачно. Памятуя события тех давних лет, можно было предположить, что с мужем у Тамары так ничего хорошего и не получилось. Про свои семейные дела она не рассказывала, значит, похвастать особо нечем. Вот и приходилось лавировать между общими темами. Но одна тема точно была доступной и разрешенной. Света расхвалила платье Тамары, а она, в свою очередь, попав в знакомую и безопасную среду обитания, о шитье и модных направлениях в новом сезоне заговорила со знанием дела и таким профессиональным азартом, что даже Роман слушал ее увлеченно.
И тут Светлана вспомнила о приготовленных подарках!
- Мальчишки, - постучала в дверь к сыну Светлана, - идите к нам. У нас приятный момент, без вас никак нельзя.
Павел и Валентин вышли из комнаты и присоединились к взрослым. Напряженная   атмосфера разрядилась.

         -ТРАМ-ТА-ТА-ТА-ТАТАМ! Подарки в студию! - торжественно произнесла Светлана, - Мастеру новый материал для воплощения в жизнь следующего шедевра! - и раскинула перед Тамарочкой приготовленный подарок.
- Какая красота! - ахнула Тамара, - Нет! Я не могу принять! Я знаю, сколько это стоит, это очень дорого!
- Тамарочка, ну, не дороже денег! – уговаривала ее Света, - пожалуйста, возьми. Мы с Ромой хотели тебя порадовать! Ведь тебе нравится? Да! Значит, это твое!
- Хорошо, - согласилась, наконец, Тамара, - но с одним условием. Ты выбираешь ткань, а я сошью тебе наряд к Новому году. Хочу тоже сделать тебе подарок от души! Будешь в моем платье самая красивая! Такое платье будет только у тебя!
На том и сговорились.
- Павлик, - обратился к мальчику Роман, - мы вас так долго не видели, но никогда не забывали о тебе и твоей маме. Сегодня у нас общая радость. Мы снова вас нашли. И в знак того, что мы снова вместе, мы хотим от нашей семьи сделать тебе маленький, но со значением, подарок, - сказал Роман, протягивая ему открытую коробочку с красивой ручкой внутри. - Пиши этой ручкой только на отлично. Пусть сбудутся все желания, которые ты ею напишешь!
Краснояров старший крепко по-мужски обнял мальчика.
- Спасибо! - только и вымолвил Павлик, потому что горло перехватило и даже, почему-то, захотелось заплакать в теплой тесноте объятий этого большого мужчины.

Жаль, но все хорошее заканчивается, и значительно быстрее, чем неприятное. Время пролетело так незаметно. Тамара из вежливости, чтобы не злоупотреблять гостеприимством хозяев, несколько раз порывалась попрощаться, но Роман и Света все удерживали ее, просили задержаться еще немного. И так искренне и от души они это делали, что просто не хватало сил встать и уйти.
Павел, как ни странно, не подавал матери никаких сигналов, и сам не порывался уйти. Напротив, они мирно беседовали в комнате Валентина. Даже общие интересы обнаружились. Гитара! Вот что сблизило двух пацанов. Они поочередно играли и даже пели свои песни. Павел переживал странные ощущения. Ему впервые в жизни не хотелось ломаться и набивать себе цену, и делать вид, что все эти детские «игрульки» ему скучны и неинтересны. Рядом с Валентином все было не просто интересно, а увлекательно! Они были один на один. Не перед кем было «давить фасон», исполнять роль главаря, поэтому он и позволил себе расслабиться. Но, когда Валек предложил выступить вместе на новогоднем вечере, Пашка как будто опомнился и сразу отыграл назад. Не по статусу ему было на сцене толпу развлекать.  Ответил неопределенно, мол, посмотрим, но сам уже точно знал, что никогда этого не сделает. Что он, дешевый фраер что ли?! А еще Валек пригласил его на тренировку по каратэ.
- Приходи, посмотри. Понравится, тоже будешь тренироваться. Тренер у нас мировой, думаю, примет тебя в секцию, - предложил Валек.
А вот с этим Павел, пусть уклончиво, но все же согласился. В этом был смысл. Лидер должен быть сильным! Так что, общение прошло вполне успешно, а главное, мирно. Стороны остались, так сказать, при своих интересах, но в некоторых вопросах достигли взаимопонимания.

          Был уже поздний час, когда все-таки вызвали такси и стали прощаться. Краснояровы все вместе вышли во двор провожать гостей. Обнимались, целовались, говорили друг другу добрые слова на прощание. И так это было искренне, можно сказать по-родственному, удивительно и волнующе для Тамары и Павлика! Ведь было это для них впервые в жизни: и гости, и такой прием, и даже такое теплое прощание. В такси ехали молча. Душа каждого была полна удивительными, новыми и хорошими переживаниями, но делиться своими чувствами и обсуждать что-то вслух ни мать, ни сын не умели.

         В своей квартире они молча разошлись по своим комнатам. Лежа в постели, Павлик вдруг понял, что дома стоит непривычная тишина. Он не уловил отдаленного размеренного стука швейной машины, который, засыпая, он слышал столько лет. Видимо, мать тоже сразу легла спать. Привычный ход вещей резко нарушился! Жизнь вдруг изменилась, сделав крутой поворот.

         Впервые за много лет Тамара так рано легла в постель. Обычно в это время она шила, и работа была в самом разгаре. Сегодня, после этого волшебного вечера, проведенного в гостях у Краснояровых, она изменила своему распорядку. Слишком много переживаний нахлынуло разом! Она лежала в постели, а сна ни в одном глазу! В памяти мелькали картинки прошедшего дня, такого насыщенного и необыкновенного. Поочередно всплывали лица всех Краснояровых, счастливые и улыбающиеся. Но главным все-таки было зримое, почти осязаемое, ощущение гармонии и семейного счастья в этом доме! И не заметить это было просто невозможно. Вспоминались их обращения друг к другу, веселый смех, взгляды, жесты и даже прикосновения, казалось бы, мимолетные, но такие значимые и красноречивые. Все говорило о том, что в этом доме живут любовь, внимание, понимание и уважение. А еще особенное отношение со стороны мужа и сына к Светлане. К Жене, Матери и Женщине!

          Горькие слезинки ручейками потекли по щекам Тамары. Как давно она не плакала! С того самого дня, когда стояла на коленях перед кроваткой годовалого Павлика и клялась больше никогда не плакать и дать сыну все, и самое лучшее. Да! Сыну дала все, что смогла, превратив себя в рабочую лошадь. А себя обокрала, обделила! Еда и одежда?! Бог с ними! В главном обделила! Сегодня она увидела четкую разницу в отношении сыновей к матерям. С какой любовью и вниманием по отношению к матери вел себя Валентин! И было понятно, что это естественное каждодневное поведение, не напускное, не один раз для гостей. И как отражение в кривом зеркале поведение ее собственного сына предстало перед ней во всем его уродстве и неприглядности. Испепелив свою душу горем и ненавистью, опустошив ее работой до отупения, превратив в пустыню от одиночества, могла ли она чувствовать себя счастливой и вырастить счастливого и умеющего дарить радость и счастье сына?! Увы! Не хлебом единым жив человек. И то, что нельзя положить в рот или потрогать руками, оказывается, тоже имеет значение. И какое! Когда в какой-то момент, осознаешь, что тебя не любит никто, даже родной сын, сама жизнь теряет всякий смысл и превращается в банальное существование. Нет! Сына она не винила. Понимала, что это она вырастила из него бездушного, эгоистичного потребителя, для которого мать - только источник его безбедной и беззаботной жизни. Под тяжестью горького разочарования и осознания собственной никчемности и непоправимых ошибок Тамара металась всю ночь, забывшись коротким и беспокойным сном только под утро. Уже засыпая, она решила все-таки попробовать хоть что-то исправить в их отношениях с сыном.

           Воскресное утро было странным. Павлик проснулся, и опять по ушам резанула такая непривычная тишина в доме. Он даже подумал, что мать ушла в мастерскую. Очень часто и на воскресенье она назначала примерки клиенткам. Павлик, позевывая, отправился на кухню. Молодой организм требовал подкрепления. Каково же было его удивление, когда он увидел мать, сидящую за накрытым к завтраку столом! Она была аккуратно одета и причесана. На лице явственно читалась бессонная, беспокойная ночь, но глаза, устремленные на сына, светились надеждой.
- Доброе утро, сынок! Проснулся? Умывайся и позавтракаем вместе, а то мы с тобой все каждый сам по себе, - обратилась Тамара к сыну.
Павлик уставился на мать, и усмешка искривила его красивые губы.
- Ма, ты че? Заболела? - спросил он. – А-а-а, я понял! – с издевкой протянул Павлик. - Ты в гостях насмотрелась на приличную семью, и у нас тоже решила прививать хорошие манеры. Семейные завтраки, сю-сю-мусюсю!  Угомонись, я и один пожрать могу, без церемониев.
Повернувшись к ней спиной, он отправился в ванную, бросив через плечо:
- Ша, больше никаких гостей. Такие походы на тебя, оказывается, плохо влияют. А я ничего в нашей жизни менять не хочу, и подражать никому не собираюсь! Усекла?
Вернулся он уже в пустую кухню. В комнате матери привычно стрекотала швейная машина.
- Так-то лучше, - поедая оставленный мамой завтрак, подумал сынок. - Производство работает, значит, будут бабульки.

          Позавтракав, как всегда, Павлик просто оставил грязную посуду на столе, даже в мойку не поставил. Ни разу в своей жизни он не мыл посуду, не прибирал не только всю квартиру, даже свою комнату. В магазин за продуктами тоже ходила Тамара. Сын никогда не задавался вопросом, почему в квартире чисто, вещи выстираны, выглажены и аккуратно сложены в шкафу, как в холодильнике появляется колбаса, сыр и масло, откуда берутся борщ и котлеты. Ему было абсолютно неведомо, сколько сил и времени тратит на это мать, и когда она все успевает. Он привык к тому, что все это просто есть, и всегда к его услугам.
 
        Насытившись, он закрылся в своей комнате. Обычно после завтрака в воскресный день он сразу отправлялся на улицу, где своего вожака уже поджидали друзья-приятели. Ватагой бесцельно слонялись по городу или шли в кино, пили пиво, задирали прохожих подростков, болтали ни о чем. Так проходил целый день. Никто из этой компании не спешил домой делать уроки или помочь родителям. Спортом тоже никто не занимался. Ни забот тебе, ни хлопот, ни дисциплины, ни распорядка! Свобода! Делай, что хочу! А делать ничего не хотелось. Вот и лезли в голову разные пакости, переходящие в мелкое хулиганство. Вся компания, кроме Павла, уже не раз побывала в детской комнате милиции. Анастасия Павловна, инспектор ДКМ, знала каждого из них лично, потому что не один раз после их проделок вызывала вместе с родителями в отделение и проводила профилактические беседы. Объясняла, ругала, грозила. Все было тщетно. Они молча, уставив глаза в пол, выслушивали нотации инспектора, получали подзатыльники от родителей, и все начиналось сначала. И ни один из них никогда не обмолвился, что заводилой и идейным вдохновителем всех «подвигов» был Павел Чернецов. Пашка всегда оставался чист! За такое геройство каждый из «правильных пацанов» получал материальную помощь и горячительное поощрение от своего главаря. Он был пастух, а они - его стадо! Всегда так было! Но сегодня Павлику вдруг не захотелось идти на улицу! Не захотелось снова проводить день в кругу корешей, над которыми он втайне посмеивался, считая их просто шестерками, недостойными его дружбы. Они годились только в услужение, что, собственно, и делали, исполняя его прихоти.
Сегодня он сидел, наигрывая на гитаре, и в деталях вспоминал вчерашний день, проведенный у Красноровых. Светлана и Роман просто все перевернули в его душе!
- Вот это родоки! - думал Павлик. - За таких предков не стыдно! Генерал, учительница! Молодые, красивые, сильные, образованные, с положением! А еще веселые и добрые! Не то, что моя мамка. Мышь серая! Просто швея, которая целыми днями шьет и шьет. Ни кожи, ни рожи, ни положения! Даже поговорить с ней не о чем, все молчит и молчит, только машинка стрекочет. Вот и весь разговор.

          Он вдруг представил, что это он сын Светланы и Романа, что это он живет с ними в той квартире, полной волнующих запахов! Что это его они любят и заботятся о нем, так, как они заботятся о Вальке. И голова пошла кругом, и в груди стало тесно от желания   сегодня, прямо сейчас, снова оказаться там, среди них! Но он отчетливо понимал, что дорога в этот дом для него лежит только через близкие отношения с Валентином.
-Ну, что ж, братец, будем дружить! - подумал Павлик и набрал номер телефона Краснояровых. Трубку взял Валек.
- Привет, брат, - обратился он к Вальку. - Чем занимаешься?
- Привет. Уроки делаю, на завтра много задали, - ответил Валек. - А ты уже все сделал?
- Нет, физика не получается. Поможешь? - на ходу придумал он повод своего звонка, и сам себя не узнал. Ведь никогда и никого он, Павел, не просил о помощи! Помощи и покровительства всегда и все искали у него. Но что ни сделаешь для достижения своей цели?!
- Конечно, приходи ко мне! - искренне откликнулся на просьбу о помощи Валек.
- Да, сейчас соберусь и приду, минут через 20 буду, - ответил Павлик, положил трубку и удовлетворенно хмыкнул. - Клюнул, дурачок! Нужна мне твоя физика, как собаке пятая нога!

          - Ой, Павлик, проходи, сынок, - защебетала Светлана, встречая Павла. - Сначала обедать будем, а потом уж заниматься станете. Дяди Романа дома нет, он на службе, поэтому обедать будем втроем.
Она обняла его и чмокнула в щеку, а он снова, как вчера, вдохнул ее запах и чуть не потерял сознание от нахлынувшей нежности.
- Светлана Валентиновна, я не голоден, - из вежливости стал отнекиваться Павел.
- Какая я тебе Светлана Валентиновна? Можно просто тетя Света. И давай без церемоний, чувствуй себя как дома.
- Спасибо, тетя Света, - искренне сказал Павел. Он достиг того, что хотел сегодня! Он дома! Только вот одно немного огорчало! Так хотелось, назвать эту Светлую Женщину не тетей Светой, а мамой!

          Стол был накрыт к обеду по всем правилам хорошего тона. Скатерть и салфетки, суповые тарелки на подтарельниках, суп в супнице, столовые приборы в полном комплекте, бокалы для воды и сока. Все как в лучших домах! Перед началом трапезы все пожелали друг другу приятного аппетита. Павел отмечал про себя каждую мелочь и невольно сравнивал с порядками в своей семье. Мальчик он был смышленый. Тем более, ему так не хотелось ударить в грязь лицом. Поэтому за столом он вел себя обстоятельно и неторопливо, внимательно наблюдая за тем, как, что и в какой последовательности делают Светлана и Валек. Обед прошел без конфузов. Павлик поставил себе «отлично»!
- Мамуль, спасибо, все очень вкусно! – Валек чмокнул мать в щеку. - А посуду я сам помою, ты отдыхай!
- Спасибо, сынок, и правда, устала немного, пойду, прилягу, а вы занимайтесь, - сказала Светлана, вставая из-за стола.
- Спасибо, тетя Света, потрясающе вкусно! – сказал Павел и тоже не упустил возможность чмокнуть в щеку хозяйку. И опять сладко заныло внутри от того, что он, вот так запросто, может подойти и поцеловать ее. Он же свой! Он дома!
Валек быстро собрал грязную посуду со стола и ловко все перемыл. Было заметно, что дело это для него привычное. Павел был сильно этим удивлен, но виду не подал.
- Значит, так правильно, так принято в этом доме, помогать маме, мыть посуду, - смекнул Павел. И подумал про себя, что в следующий раз он непременно вызовется ей помочь. Только вот дома надо потренироваться, чтобы не перебить посуду.

        В школе Павел был на особом положении. Учителя с ним просто не связывались. Сначала некоторые педагоги пытались приструнить его, заставить учиться в полную силу, спрашивали, как со всех учеников. Но выходило себе дороже. Когда его совсем уж доставали или пытались ругать или отчитывать, особенно при всем классе, он мог одним движением брови организовать беспорядок в классе. В итоге-  урок сорван, учитель на нервах. При этом сам он ничего не делал. И ругать, и наказывать его фактически было не за что.  В старших классах между учителями и Павлом было достигнуто негласное соглашение: он ведет себя тихо, не мешает вести уроки, а они ставят ему тройки, не вдаваясь в подробности его знаний. Интереса к учебе он не проявлял, хотя был далеко неглупым мальчиком. Изредка все-таки приходилось писать какие-то тесты или отвечать на вопросы, ведь даже тройку нужно поставить за что-то. Правда, к доске не выходил никогда, категорически. Память у него была отменная. Ему было достаточно прочитать один раз, чтобы запомнить и пересказать. Глубоких знаний такая учеба не давала, но из класса в класс он все-таки переходил. И всем этого было достаточно. Всех, кто учился на «хорошо» и «отлично», Пашка пренебрежительно называл «ботанами», но списывать на контрольных у них не брезговал. Вернее, они сами с радостью предлагали ему свои услуги. Он этим пользовался, но продолжал считать их «заучками», недостойными его дружбы. Их успехи его не трогали. Он все равно считал себя выше и сильнее всех! И все с этим соглашались, поэтому признавали его лидерство и заискивали перед ним. Ничьи успехи его не трогали до тех пор, пока в классе не появился Валентин. Вот кто составил ему реальную конкуренцию! И красивый, и умный, и сильный! И не боится никого, даже самого Пашку Чернецова! Всегда имеет свое мнение и ни перед кем не гнется! И авторитет Павла начал тускнеть. Ох, как больно это ударило по его самолюбию! Особенно нервничал Пашка, когда Валек выходил к доске и легко и красиво отвечал на все вопросы учителей, и возвращался на место с победной пятеркой. Он наблюдал, как при этом смотрели на Валентина все одноклассники, не скрывая своего восхищения. И это просто бесило Павла! Появилась было у него мыслишка, доказать всем, что и он не лыком шит, но как-то быстро исчезла. Ведь для этого нужно было потрудиться. И еще как потрудиться, чтобы переплюнуть самого Красноярова! А жизнь тут же подкинула ему еще один вызов. Знакомство с родителями Валентина все так круто поменяло в его жизни! Так захотелось ему стать своим в семье Краснояровых, чтобы Светлана и Роман признали его! Но путь к заветной цели лежал через дружбу с Валентином. А дружба эта могла стать реальной только через общие интересы. Пришлось пойти и на такую жертву!

         - Ну, что? За уроки! - скомандовал Валек и решительно направился в свою комнату.
Перспектива провести весь день за учебниками Павлику сильно не нравилась, но делать было нечего. Ведь он сам придумал этот повод для появления в доме Краснояровых. И он послушно направился за Валентином.
- Начнем с самого трудного предмета, - объявил Валек, - Физика, математика? Когда трудное сделаем, сразу легче станет, остальное как семечки будет. Ну, с чего начнем?
- Да без разницы, сам понимаешь, мне все сейчас трудно будет. Запустил все, - вдруг откровенно признался Пашка.
-  Ладно, тогда будем делать так. Сначала читаешь теорию. Что будет непонятно, я объясню. Потом решаем задачи, - предложил план действий Валек. - Поехали!
И пошло-поехало! Учитель был хорош! Но и ученик оказался неглуп! Все схватывал налету. Павлик вдруг осознал, что он может разобраться в вопросах, которые до сих пор казались просто непостижимыми. А Валек от души был рад, что у Павла все получается. Закончили уже к вечеру. Впервые в жизни у Павлика были готовы все домашние задания!
- Ты завтра не стесняйся и не выпендривайся, а поднимай руку на всех уроках. Ты готов и хорошо ответишь, - напутствовал его Валек перед уходом.
- До свидания, Павлик! Приходи к нам чаще, не стесняйся. В нашем доме тебе всегда рады, - прощалась с ним Светлана, обнимая и целуя в щеку. - Маме привет передавай.
Он вышел из подъезда в вечерние сумерки, но на душе было так необычно, светло и радостно. Он чувствовал себя сильным и уверенным.  А еще счастливым!

Павлик тихо открыл дверь в квартиру, разделся и прошмыгнул в свою комнату. Домашнюю тишину нарушал только привычный стрекот швейной машины. Мать даже не услышала, что сын вернулся домой.
- Вот и хорошо, что не вышла, - подумал Павлик.
 Меньше всего именно сейчас ему хотелось видеть ее, его маму. Образ Светланы неотступно сопровождал его всю дорогу домой. Он мысленно представлял, что они живут вместе, что Светлана - его мама, что она его любит и заботится о нем.  Павел попытался представить себе, что он готов сделать для нее. Ходить в магазин, убирать квартиру, мыть посуду, хорошо учиться ?! Да что угодно! Лишь бы заслужить ее одобрение, улыбку, поцелуй в щеку или прикосновение руки. А еще иметь возможность просто сидеть с ней рядом на диване и смотреть телевизор. Или рассказывать ей о своих успехах и достижениях в школе и спорте, чтобы она гордилась им, и ее глаза лучились бы счастьем. Но…! Тут же возникал образ Валька, и он не знал, какое место в его идиллии отвести настоящему сыну Светланы. В его личное счастье он не вписывался никак. И он просто отметал от себя эти мысли, будучи уверен в том, что все и всегда происходит именно так, как хочется ему. И это неприятное обстоятельство, в виде Валька, тоже как-то рассосется. Он пока не знает, как это будет, но точно все устроится!


А на следующий день в школе произошел фурор! После каждого урока учителя спешили в учительскую поделиться ошеломляющей новостью: «Вы представляете?! Чернецов САМ поднимал руку и отвечал вполне прилично и толково! Что это с ним произошло? Что это на него наехало? Заболел?! Влюбился?! За ум взялся?!» Обсуждали коллективно и бурно, но никто не мог дать вразумительного объяснения поведению этого трудного и непредсказуемого Чернецова, который слыл молчаливым манипулятором, настоящим серым кардиналом, которого даже настойчивые учителя давно оставили в покое, лишь бы воду в классе не мутил. Сегодня самым неожиданным образом был нарушен многолетний, негласный паритет: ты сидишь тихо и не мешаешь вести уроки, а взамен получаешь свои тройки.  С ума сойти! По окончании уроков завуч школы, преподававшая в выпускных классах алгебру и геометрию, и тоже сраженная наповал таким выпадом со стороны Чернецова, собрала экстренное заседание педсовета. В этот день в десятом «А» было шесть уроков. И на каждом уроке Чернецов по собственному желанию поднимал руку и просился к доске. Все шесть учителей не могли прийти в себя. Предметом обсуждения стала выработка дальнейшей педагогической тактики в отношении «этого мутного» Чернецова. Решили делать вид, что ничего не произошло, и не понукать его, а просто ждать дальнейших действий с его стороны. А вдруг и вправду парень за ум взялся?! Так как бы не спугнуть его.

Для одноклассников его поведение тоже не осталось незамеченным. Если сказать только, что все просто удивились, значит, не сказать ничего. Сам факт, что Пашка поднял руку и попросился к доске, уже был удивительным. Но ведь он еще и отвечал, правильно и толково, да еще и не тушевался и не стеснялся, вел себя так, как будто для него это обычное дело. Однокашники то смотрели во все глаза на него, то на удивленного и еле справляющегося с собой учителя, то друг на друга, тщетно пытаясь хоть у кого-то найти объяснение происходящему. Невозмутимым и спокойным оставался только один Валек Краснояров. Внешне спокойным. А в душе все ликовало от радости и гордости за своего подопечного. А еще от предвкушения продолжения совместных занятий, которые сразу дали такой ошеломительный и положительный результат. И еще дадут! Теперь Валек был в этом уже уверен. Он сумел разглядеть в Павле, что ему доставляет удовольствие получать результат. И ради этого результата он будет упорно стараться.  Накануне мальчишки договорились встречаться каждый день после школы у Валька и вместе готовить уроки. Но при этом договорились и том, что не будут афишировать своего сближения. Для всех их отношения оставались прежними.

В то же самое время в рядах Пашкиной свиты царило полное смятение. Школьное сарафанное радио уже после первого урока разнесло по школе сногсшибательное известие о том, как отличился их предводитель.  «Реальные пацаны» были буквально ощарашены и сбиты с толку такими резкими изменениями в его поведении. Когда после уроков, вместо обычного сбивания в стаю и обсуждения, куда пойти прошвырнуться, он буквально отсек их одним взглядом и пошел в одиночестве прочь от школы, они долго стояли и молча смотрели ему вслед. А Пашке до их переживаний просто не было дела. Он шагал молодой, пружинистой походкой целеустремленного человека, и мысли его были там, уже в том моменте, когда на вопрос Светланы: «Как дела в школе?», он запросто ответит: «Сегодня - шесть пятерок!».  Душа был полна ожидания сладостного момента ее похвалы и одобрения. За это он горы готов свернуть.
И он дождался и получил свою награду! Именно сегодня, в первый же свой триумфальный день! Светлана искренне радовалась и говорила, как она гордится тем, что у нее такие мальчики. А потом, пока они готовили уроки, закрылась на кухне и испекла в ознаменование такого хорошего дня замечательный тортик. Душа его плавилась от ликования. Но тонкая темная полоска затмения все-таки тронула сверкающий диск счастья. Не только ему одному были предназначены слова гордости, радости и похвалы Светлой Женщины. Даже тортик она испекла для двоих. А вот делить-то свое счастье с кем бы то ни было, тем более с Валентином, Павел не умел и не хотел.

         -Это ты что ли Павел Чернецов? - обратился к Пашке подтянутый мужчина в спортивном костюме.
- Да, я, - стараясь казаться спокойным, но все же волнуясь, ответил Павел.
- Хорошо. За тебя просил Краснояров Валентин, - продолжил тренер.  - Занятия уже полтора месяца продолжаются. Придется потрудиться, чтобы нагнать. Справишься?
- Буду стараться.
- Как успехи в школе? Как с успеваемостью? У нас с этим строго. Я двоечников-троечников здесь не жалую.
- Я учусь хорошо, - ответил Пашка, а про себя добавил, - теперь уже хорошо.
- Лады. В раздевалку, переодеваться и в зал. На все пять минут. Выполнять.
Вот так, коротко и ясно.

         И Пашка, с легкой руки своего нового друга Романа Красноярова, влился в коллектив секции каратэ. И для безделья и праздного шатания не осталось времени, а главное желания. Жизнь стала четко организованной и понятной. И что больше всего удивляло Павла, что эта жизнь ему нравилась с каждым днем все больше и больше. Ощущение сопричастности к чему-то хорошему, а еще собственной полезности и значимости наполняло всю его внутреннюю сущность и радовало.

           Несмотря на молодость и природные умственные способности не все давалось легко и сразу. Значительный пробел в знаниях, образовавшийся в результате продолжительного дуракаваляния в предыдущих классах, давал о себе знать. Но Павел упорно занимался, методично заполняя все белые пятна. Геометрическая прогрессия его продвижения в процессе обучения одних изумляла и радовала, другие же завидовали и не упускали случая позлословить по этому поводу. В основном, делали это исподтишка, памятуя о том, каков был Павел. Он ведь никогда и никому спуску не давал. Могло и не поздоровиться. Но он, казалось, ни на кого и ни на что не обращал внимания. Хотя, это только казалось. Он четко отслеживал реакции учителей и однокашников на свои успехи. И одним из главных показателей собственных успехов стало для него поведение Маринки Ветровой. Раньше, демонстративно не признавая его главенствующей роли среди ребят в школе, она либо вообще не обращала на него внимания, либо смотрела презрительно и свысока, как на хулигана и недоумка. Теперь же, все чаще, он стал фиксировать на себе ее внимательный и одобрительный взгляд. Нет, она не стремилась сблизиться с ним, их общение было по-прежнему минимальным. Но! Уже совсем скоро он четко осознал, что он есть в ее поле зрения, что перестал быть для нее пустым местом. И это тоже была победа!

         Кроме уроков и секции появился у пацанов еще один секрет. Мальчишки оба играли на гитарах и пели. С самой первой встречи это стало фактором сближения. Валентин все-таки уговорил Пашку сделать общий номер для школьного вечера, и теперь они тайно репетировали. Премьера должна состояться во время новогоднего бала.
- Паха, нам в нашем дуэте не хватает женского голоса. Давай преобразуемся в трио и пригласим Маринку. Она поет классно и на синтезаторе играет, - предложил во время репетиции Валентин.
- Я не против, можно попробовать, - почти равнодушно согласился Пашка, а сердце забилось чаще. Он сразу прикинул, насколько ближе он сможет общаться с девушкой, которая нравилась с каждым днем все больше. С тех пор, как он заметил ее заинтересованные взгляды, их отношения все так же и оставались на прежнем уровне. Ни он, ни она пока не делали шагов навстречу друг другу. Он, конечно, думал над этим. Но благовидного предлога для сближения не находил. Ведь, не дай Бог, она поймет, что нравится ему, вдруг подумает, что он за ней бегает! Такого позора школьный Король допустить не мог! А тут такая удача! Сам Валька, который был ей другом и общался с ней запросто, предложил ввести ее в ближний круг Павла.

Первое появление Маринки на совместной репетиции было обставлено с соблюдением всех тонкостей сохранения интриги. Валька пригласил ее в гости и тонко намекнул, что есть очень интересное предложение, от которого она вряд ли сможет отказаться. Но, как ни уговаривала девушка, секрета не раскрыл. Каково же было ее удивление, когда за спиной открывшего дверь Валька она увидела Пашку.
- Ты?! - не смогла сдержать изумления Маринка, - и, помолчав, добавила, - теперь мне все понятно. Так вот откуда такие перемены и успехи! Благотворное влияние Коасноярова!

        О, СЛОВО! Великое и могучее! Возвышающее и уничтожающее! Воскрешающее и убивающее! Как часто люди не осознают, что слова - не просто звуки, сотрясающие воздух. Как редко понимают, что слово может быть разящим наповал оружием, а может быть живительным лекарством. Как небрежно обращаются со словом, не придавая особого значения тому, что произносят вслух, не вдумываясь в истинный смысл. Оттого так часто потом, когда становится понятно, что сложилась неприятная ситуация, извиняются: «Простите, я совсем не то хотел сказать.»

           Все внутри оборвалось и рухнуло! Цветы в душе Пашки, было распустившиеся навстречу девушке, разом почернели и скукожились. Лицо побледнело и напряглись желваки. Ежик, как по команде: «Неприятель! Опасность!», выпустил все свои защитные иголки. Мысли неслись вскачь, на свой лад интерпретируя слова девушки: «Понятно, что ей понятно! Так вот что случилось с Пашкой Чернецовым! Это умный, образованный, воспитанный и талантливый во всех отношениях Валек Краснояров взял на воспитание и под свою опеку этого неотесанного и малограмотного недоумка и хулигана Чернецова! Дрессирует его, а он, как послушная собачка в цирке, показывает то, чему его научил хозяин!»
- Ладно, пока, - бросил через плечо Пашка и, схватив куртку с вешалки, шагнул к двери.
И Валек, внутренним чутьем поняв, что сейчас его не стоит удерживать, все будет только хуже, что неуклюжие объяснения только увеличат трещину до размеров пропасти, просто протянул ему руку, крепко пожал и сказал:
- Пока, брат. До завтра.

          Хлопнула закрывшаяся дверь, а в прихожей повисло напряженное, гнетущее молчание.
- Валька, я - дура! – покаянно произнесла Марина. - Но я ведь не думала, что он так отреагирует! Я не хотела его обидеть!
- Вот видишь, ты даже не хотела, а прямо под дых врезала. Думать надо, когда что-то говоришь - отозвался Валек. - Проходи, обсудим, как дальше быть.
Валек тоже был под впечатлением произошедшего, поэтому разговор не особо клеился. Говорила, в основном, Маринка, раскаиваясь и кляня себя за необдуманные слова, а Валек слушал ее вполуха, но мыслями был не с ней, а с Пашкой. Он представлял себе, что сейчас чувствует и переживает его брат. Как ему неприятно и обидно, как больно задета его гордость. Тем более еще и потому, что Валек уже давно заметил, что Марина нравилась Павлу, хотя тот изо всех сил не подавал виду.
- Ладно, прости, Мариш, но давай закончим этот разговор, - предложил Валек. - Слово не воробей, вылетит не поймаешь. Что сказано, то сказано. Предлагаю просто опустить этот момент, как будто его и не было. Проехали! И начнем заново, но теперь будь, пожалуйста, осторожнее. Пойми, он мне стал другом и братом. Теперь, когда плохо ему, и мне не здорово.
- Да, конечно. Виновата, обещаю исправиться. Валь, а вы меня зачем приглашали? Ты ведь так и не сказал, - спросила девушка.
- Ты знаешь, это наша с Пахой общая затея, так что и скажем вместе. Без него ничего говорить не буду. Не имеет смысла без него. Вот так, - четко и конкретно ответил Валек.


Следующего дня, по крайней мере, три человека ждали с особым волнением. Валек больше всего опасался того, что Пашка, сгоряча, под влиянием уязвленной гордости, сорвется и вообще не придет в школу. Это будет означать только одно - Паха забил на все свои положительные изменения в жизни и вытаскивать его будет крайне сложно, если вообще получится. Он еще надеялся, что можно будет встретить Пашку на тренировке. Но ведь и спорт он вполне мог забросить, лишь бы не встречаться с Валентином. Он ясно представлял себе, как невыносимо будет гордому Пахе смотреть в глаза тому, перед кем он был так унижен и оскорблен. Марина все корила себя за необдуманные слова и практически не спала всю ночь. Поразмыслив, она смогла прочувствовать, как больно ранила гордого школьного Короля. Она вновь и вновь обдумывала то, что собиралась сказать Павлу. Представляла, как она подойдет к нему и что скажет. Пыталась предположить, что он ей ответит и как себя поведет. И очень надеялась на то, что все-таки сможет найти правильные слова, которые помогут заслужить его прощение.У Пашки сначала, конечно, была такая мысль: послать всех подальше и вернуть свою жизнь в прежнее, такое знакомое и стабильное, русло. Но новый Пашка, который попробовал на вкус настоящий успех и признание, спокойствие и удовлетворение от того, что он все делал хорошо и правильно, одобрение и восхищение окружающих, воспротивился искушению снова съехать в серую тень. Темная мыслишка, что эту неприятную встречу специально подстроил Валек, пришла первой, а за ней и другая, что такой «друг» ему не нужен. Он решил для себя, что и без Вальки сможет двигаться в выбранном направлении. И без его дружбы вполне проживет. Но в памяти сразу возникал образ Светланы, и на глазах вскипали жгучие слезы. Он и представить себе не мог, что одна только мысль о том, что у него больше не будет возможности видеться с ней, слышать ее голос и смех, разговаривать с ней и прикасаться к ней, может вызывать в нем такую боль. Состояние было таким, как будто у него отнимают самое дорогое, без чего теперь ни жить, ни даже дышать невозможно. И Павел решил, что он еще всем докажет, кто есть таков Чернецов Павел. Сам докажет! Ни с Мариной, ни с Валентином Пашка решил не общаться.

Человек предполагает, а Бог располагает. Вопреки опасениям Валентина Пашка в школу пришел. Вопреки Пашкиному решению не общаться с Вальком, он первым подошел к нему и крепко пожал руку. Не ответить было бы глупо. Вопреки ожиданиям Марины, что он ее просто пошлет и процесс восстановления отношений будет долгим и трудным, если вообще возможным, все произошло совсем не так.
Она подошла к нему на перемене, когда Пашка стоял один у окна.
- Паш, прости! Я сказала, не подумав. А ты свое что-то домыслил. Получилось глупо и обидно. Прости еще раз, - тихо сказала девушка и положила на его руку свою.
От прикосновения тонких девичьих пальцев по телу прошел электрический разряд. Он вздрогнул и поднял взгляд на нее. Маринка пристально смотрела на него, не отводя глаз. И столько в этом взгляде было искреннего раскаяния и мольбы о прощении, что всегда внешне холодный и сдержанный, надменный и насмешливый Пашка не смог устоять. Сердце его дрогнуло.
- Ладно, проехали, - ответил он и взял ее пальцы в свои. - Сам дурак, напридумывал черт те что, психанул. Ты тоже прости, - пожалуй, впервые в жизни произнес это слово Пашка.
- Паш, так ты мне скажи, что у вас за дело ко мне было, - осмелев, перевела Маринка разговор на другую тему.
- А что, Валек тебе не рассказал, что ли?
- Нет. Сказал, что это ваша общая затея и без тебя говорить ничего не будет. Сказал, что без Пашки это не имеет смысла. Только вместе.
- Ну, вот и правильно сказал. И я без него ничего говорить не буду. Вот все вместе встретимся, и все обсудим, - по-взрослому рассудил Пашка.
А на душе вдруг стало так непривычно хорошо! И девушка оказалась понимающей и искренней, и друг честным и верным! А то, что Валек сказал «общая затея», «без Пашки не имеет смысла» и «только вместе», как-то по-особенному отозвалось в его душе.

Жизнь набирала обороты. И Павел понял, что ввязался в очень непростую авантюру. Лихо выставил себе слишком высокую планку, к которой, по большому счету, был не готов. Заявить о себе каким-то разовым громким поступком не так уж сложно, а вот удержаться на той высоте, на которую взлетел, как в прыжке с шестом, было куда труднее. Недаром говорят, что успех состоит не только из способностей и даже таланта. Колоссальный труд, упорный и ежедневный! Вот что развивает способности и позволяет расцвести и проявиться таланту, добиться не только высоких, но стойких результатов! Только путь ежедневного преодоления трудностей, а главное, путь укрощения собственной лени ведет к настоящему успеху. Павел же был импульсивен, ленив и капризен, и жил по принципу «хочу- не хочу».  Прежняя жизнь по этому принципу была просто в кайф. И дураку понятно, что все, что требовало самоорганизации, ответственности, дисциплины и упорства, все это раньше относилось к категории «не хочу и не буду». И управлять другими, бесхребетными и податливыми, было гораздо проще, чем справиться с самим собой.  К тому же эффект неожиданности для учителей скоро миновал. Сначала, только за то, что он поднимал руку и просился к доске, они готовы были, опуская неточности и недочеты в его ответах, ставить ему высший балл. Так сказать авансом, в расчете на то, что поддержат его в его благих начинаниях. Однако, оправившись от первого шока, учителя стали подмечать недостатки, делать замечания. Ведь Павел в классе был не один, каждый раз на учителя смотрели десятки ребячьих глаз. И пятерка Красноярова никак не могла равняться пятерке Чернецова. Шестерок, чтобы выделить лучших учеников, в школьную систему оценок не ввели, а справедливость никто не отменил, и учителя были вынуждены постепенно ужесточить свои требования. Получать пятерки с каждым днем становилось все труднее, но другие оценки Павел уже не хотел признавать. Пришло время заставить себя трудиться в полную силу. В какие-то моменты лень поднимала голову, и он уже почти был готов пойти на поводу у нее, такой легкой и беззаботной. Но спасительное воображение рисовало ужасную картинку, как он, взлетев на головокружительную высоту, роняет шест и позорно, как мешок с …, падает вниз, сбивая планку. Как при этом веселится и злорадствует весь мир, включая даже тех, кто его вовсе не знал. Нет! Только не это!
- Землю грызть буду, но такого позора не допущу! - каждый раз в такой момент клялся себе Павел и с остервенением набрасывался на учебники.
Его день был расписан по минутам и праздному шатанию в его ритме жизни места не осталось. Раньше Тамара утром десять раз заходила в комнату и будила своего Павлика, чтобы в школу не опоздал. Поднимался он кое-как и с явно выраженным неудовольствием плелся в школу. А мог вообще огрызнуться и сказать, что он сегодня болеет, отвернуться, зарыться в одеяло и крепко уснуть. Когда «болезнь» продолжалась несколько дней и звонила классная, чтобы узнать, почему Павел не ходит в школу, Тамарочка, краснея, врала, что действительно болен, температурит. Но сделать ничего не могла. Павел сам себе ставил диагноз и самозабвенно «болел», высыпаясь и болтаясь по улицам, сам себя и выписывал, когда надоедало валяться и бить баклуши. Никто ему был не указ. В последнее же время Тамара только диву давалась. Вставал сам по будильнику, без всяких напоминаний. И даже зарядку по утрам делал! Был молчалив и собран. Поговорить бы с сыном, выяснить, что с ним происходит! Но…, не решалась мать вопросы ему задавать. Утром он сам собирался, завтракал, одевал чистую, приготовленную заботливой мамой, одежду, забирал деньги, предусмотрительно оставленные на кухонном столе, и уходил. Вечером возвращался поздно, даже не ужинал и запирался в своей комнате, и все читал и читал, до самой поздней ночи. Бывали дни, когда они за весь день не говорили друг другу ни одного слова.  Каждый жил сам по себе.

            Как-то раз в его отсутствие Тамарочка залезла в школьную сумку и открыла дневник. Почти в каждой строке стройными рядами красовались пятерки и четверки!!! За все прошедшие девять школьных лет Тамара такое видела впервые! Раньше, подписывая дневник, она с грустью смотрела на двойки и тройки, а то и вовсе пустые страницы, и думала про себя, что отпрыск ее, видимо, к наукам не способен.
- Ладно, - думала Тамара, - может хоть в ГПТУ поступит, может, какую рабочую специальность приобретет.
О продолжении учебы в техникуме, а тем более в институте, и речи не было. А тут! Что это с ним?  Получается, Земля и Небо местами поменялись?!
- Да, тут и гадать нечего, с Краснояровыми общается. Как их Валек хочет быть, - с раздражением сделала вывод Тамара.
Ей бы порадоваться за сына, что на правильный путь встал. Да и за себя бы порадоваться, что сын, божьей милостью, за ум взялся, что есть шанс, хорошим человеком его в большую жизнь выпустить. Но! Отчаяние и гнев пожаром ворвались в душу!
- Гадина! Красивая, богатая, замужняя, любимая, удачливая! И муж у нее на загляденье, и сын не нарадуешься, так еще и моего сынка к себе пригребла. Будь ты проклята! Пусть и твоего сына у тебя кто-нибудь заберет! Чтобы знала, каково это, быть никому не нужной и обиженной горькой судьбой! - рыдала в голос и проклинала Светлану Тамара. И тут же испугалась той обжигающей силы, которая кипела в сердце и рвалась наружу.
- Прости, Господи, меня! – прошептала еле слышно, перекрестившись украдкой.
И тут же зазвонил телефон! Тамара вздрогнула от неожиданности и с опаской взяла трубку.
- Тамарочка, здравствуй! - зазвучал в трубке звонкий, но встревоженный голос Светланы. - Как у тебя дела? У тебя все в порядке? Вдруг подумала о тебе, и прямо душа заболела. Как ты?
-А что со мной случится? - с трудом скрывая неприязнь, ответила Тамара. – Сижу, шью, как всегда.
- Тамара, мы так давно не виделись с тобой. Приходи к нам в гости, чайку попьем, поболтаем. Мальчишки наши каждый день вместе, а мы с тобой все время не выберем, - уговаривала Светлана.
- Нет у меня времени по гостям расхаживать, - жестко ответила Тамара, а потом, устыдившись своего тона, добавила, - ты уж лучше сама ко мне приходи. Я ведь платье тебе сшить обещала.
- Ладно, договорились, обязательно приду, прямо завтра. Жаль, Роман в командировке, так мы с Валентином придем, – тут же согласилась Светлана, поняв, что вытащить Тамару к себе на сей раз ей не удастся.
И опять лихорадочно заметались мысли в голове Тамары.
- Значит, точно, Павел у них каждый день пропадает. Светлана только что это сама сказала. Чем ему дома плохо? Что ему там, медом что ли намазано? - задавала себе вопросы Тамара, но тут же, вспомнив свои ощущения от визита к Краснояровым, сама себе и дала ответ, почему Павлик так туда стремится. Как наяву вспомнила она, какими восторженными глазами Павел смотрел на Светлану и Романа, как вел себя у них. Она почувствовала это сразу, все его невысказанные мысли и невыраженные, но такие красноречивые чувства. Ведь мать все-таки. А кто лучше матери может прочувствовать все, что связано с ребенком, с его, даже тщательно скрываемыми, внутренними переменами? Пусть сформулировать четко не смогла, но ведь поняла.
- Я бы тоже туда с удовольствием ходила, а может и вовсе бы не уходила. Хорошо у них. Но ведь все равно это чужой дом и семья чужая. А он - дурачок маленький не понимает, что его просто приманили, да от родной матери отлучили, - мысленно оправдывала Тамара стремление Павла избегать своего дома и общения с ней. Оправдывала и даже мысли не допускала, как сильно она заблуждается, как несправедлива в своих осуждениях.
 
            Чтобы увидеть свою неправоту, нужно уметь критично взглянуть на себя со стороны, а еще иметь смелость признать то, что не нравится или чем недоволен в себе самом. Гораздо проще обвинить всех и вся в своих неудачах и промахах. Ребенку, тем более подростку, всегда нужен идеал, вожак, которому он будет стремиться подражать. И если родные мама и папа не становятся для своего ребенка такими авторитетами, он находит им замену. Это может быть кто-то из взрослых или старшие подростки, все равно кто. Главное, чтобы этот человек был лидером, личностью, которым гордятся, которого уважают, на которого хотят быть похожим, рядом с которым можно чувствовать уверенность в себе, одобрение и поддержку. Тамара не увидела причины происходящего между ней и сыном в своей несостоятельности. Не понимала она таких тонкостей подростковой психологии. Не знала она и того, как правильно строить отношения между родителями и детьми. Не было правильного примера, ведь детдомовская сама. Сыт, одет, обут! Что еще надо?! И от этого непонимания и неспособности построить такие отношения с сыном, какие увидела в чужой семье, злилась и ревновала с каждым днем все сильнее, и обвиняла всех, кроме себя.

           Но, слово сказано, дело сделано. Завтра и в ее доме будет гости. И Павел об этом непременно узнает и не пропустит этот визит. Значит, и он завтра будет дома. Уж это она теперь знала точно.
- Чем же угостить нечаянную гостью? Во что самой одеться, чтобы выглядеть по-домашнему, но красиво, также, как выглядела Светлана? Раз уж встречи не миновать, надо встретить соперницу не хуже. Пусть знает, что и Тамарочка не бедная родственница.
Оставив недошитое платье, Тамарочка взялась наводить порядок и обдумывать, что к столу приготовить, что надеть.

          - Ма, ты дома? - услышала Тамара голос Павлика в прихожей и вышла к нему навстречу.
- Ма, ты все приготовила? -  обеспокоенно спрашивал ее сын.
-Ты о чем, сынок? - Конечно, все она поняла, что переживает он, как важным для него гостям у них понравится, но сделала вид, что ей невдомек, о чем он спрашивает.
-Ну, как же? Ведь у нас через час гости будут! Ты все приготовила? - настаивал Павел и добавил фразу совсем не из своего репертуара, - может тебе чем помочь?
-Нет, я все уже сделала, - ответила мама, а про себя подумала - С каких это пор его стали интересовать какие-то гости? И даже помочь вызвался, чтобы она все успела! А ведь раньше даже мысли такой не возникало в его голове. И опять тяжелая обида, теперь уже на сына, ворохнулась внутри черной тучей. Ради чужой тетки готов расстараться, в лепешку расшибиться. А для матери, которая всю жизнь для него надрывается, никогда палец о палец не ударил.
Павлик прошелся по квартире и придирчиво все осмотрел, даже пыль пальцем проверил, чего в жизни никогда не делал. Раньше его это просто не волновало. Видно было, что он остался доволен. Тамара наблюдала за ним украдкой.
- В квартире прилично и чисто, Светлане должно понравиться, - удовлетворенно подумал он.
И вдруг, взглянув на мать, неожиданно увидел, что она напряжена и лицо ее как будто налито недоброй тяжестью.
- Господи, ну, как с такой рожей гостей принимать?! Ведь сразу видно, что она сердита и не рада никаким гостям, - заметались мысли в голове Павлика. - Надо что-то сделать, чтобы она растаяла, а то все испортит.
 И он подошел к ней, и обнял сзади за плечи, и ткнулся в шею, и зашептал на ушко:
- Спасибо, мамуль, ты у меня умница и мастерица.
Вышло это не очень ловко, так как не делал он никогда подобных вещей, но видел не один раз, как Валек так нежился со своей мамой и ей это нравилось. Ему и самому всегда хотелось подойти к Светлане и сделать также. И только в самый последний момент он вспоминал, что это не его мама, и ему так вести себя нельзя.

           И Тамара действительно растаяла, и все обиды улетучились, как утренняя роса. Никогда не знала она, что так приятно, когда тебя обнимает и целует родной сынок. Ради этого она готова была все забыть и простить всех, сразу и за все. Вот только Павлик от собственной, якобы, нежности никакого удовольствия не получил. Не знал он, что такое любовь и нежность к своей маме. Тщательно скрытая неприязнь и холодный расчет на то, что теперь все будет так, как надо ему, еще раз сжали в ледяные тиски сердце мальчика.

           Пришли гости. Из другого мира! Они наполнили дом Тамары такими, несвойственными этому пространству, звуками и запахами. Вели себя деликатно, но вполне свободно и раскованно. Принесли гостинцы: цветы и конфеты. Разговаривали, шутили и смеялись, обращались к хозяйке и делали комплименты ей и ее дому, а она все никак не могла соотнести происходящее со своей реальной жизнью. Все было, как в кино. Но самым главным ее удивлением было поведение сына. Он был приветлив, разговорчив и любезен! Он! Ее вечно пренебрежительный и резкий мальчик учтиво обращался к гостье и все старался усадить ее поудобнее и развлечь разговором. Но и это еще не все! К ней самой он обращался исключительно «мамочка» и «мамуля», и всякий раз старался подчеркнуть, что они на дружеской волне. Такая вот идиллия между матерью и сыном.

          Готовясь к приему гостей, вспомнила Тамара свое давнее пристрастие к кулинарии и уж так постаралась! Приглашая гостей к столу, мать и сын непроизвольно обменялись удовлетворенными взглядами. Оба были довольны, ведь Светлана и Валек, отведав всех угощений, наперебой нахваливали хозяйку. А когда Светлана стала просить рецепт особенно понравившегося салата и сказала, что никогда не ела ничего вкуснее, он просто расцвел в улыбке.
- Да, мамочка у меня настоящий кулинар. Это мой любимый салат! - гордо изрек Павлик. Он прямо весь светился изнутри, уж так ему было приятно, что в его доме его Светлой Женщине все нравится.

          Тамара, то активно участвовала в разговоре и потчевала гостей, то вдруг опять погружалась в нереальность и наблюдала за всем происходящим как бы со стороны. Настолько все было необычно: и гости в доме, и праздничный стол, и поведение сына. Когда после окончания обеда Тамара начала собирать посуду со стола, Павлик мягко, но настойчиво забрал тарелки из ее рук и сказал:
- Лучше пообщайся с тетей Светой, мама, а посуду я тебе потом помогу прибрать.
Что это?! Может, и вправду так подействовал на него хороший пример отношений в семье Краснояровых? Дай бы Бог! И Тамара, не переча сыну, все оставила и пригласила Светлану в свой кабинет-мастерскую, где все было приспособлено для кройки и шитья. Разговор на привычную тему потек плавно и с обоюдным интересом. Принялись листать журналы, рисовать и выбирать фасон будущего шедевра. А ребята, тем временем, в комнате Павлика тоже были заняты своими делами и разговорами.

Кажется, оглянуться не успели, а уже настал момент расставания. Гости благодарили, хозяева приглашали еще, слова прощания, дружеские поцелуи… Дверь закрылась. Наступило молчание. Тамара направилась на кухню, ожидая, что Павлик последует за ней. Нет. Он пошел в свою комнату.
- Ты мне посуду обещал помочь прибрать, сынок, - напомнила Тамара.
- Устал я. Сама прибери, - равнодушно отозвался Павлик.
- Так, значит, «мамочка-мамулечка», и «умница-мастерица», и «я тебе все помогу» - все это только для гостей? - еще на что-то надеясь задала вопрос Тамара.
- Отстань. Сказал же, устал я, - огрызаясь, бросил сын.
- Завтра позвоню Свете и все ей расскажу, - в последней попытке приструнить сына сказала Тамара.
- Только попробуй, - тихо и зло прошипел Павлик и хлопнул дверью.

  Все встало на свои места. И незачем было обольщаться и надеяться, что вдруг, как по мановению волшебной палочки, все переменится к лучшему. Что выросло, то выросло. Сама вырастила. А Светлана теперь, заставляя Павлика все время сравнивать их, способствовала углублению пропасти между матерью и сыном, вбивала между ними клинья. Так понимала ситуацию Тамара.
 И опять была бессонная ночь, и слезы отчаяния и горечи до самого утра. Грешным делом промелькнула шальная мысль: «Вот бы покончить со всем этим одним махом. Шагнуть что ли из своего окна с пятого этажа?!» Но тут же вспомнила свой обет у кроватки годовалого сына и устыдилась своего малодушия. А еще ужаснулась от того, что знала, что самоубийство - самый страшный смертный грех. Кто-то когда-то, еще в далекой юности, рассказал ей об этом и о том, что самоубийц даже на кладбище не хоронят, в церкви не отпевают и никогда в молитвах не поминают. Ужас! Нет, бросать на произвол судьбы своего, пусть и непутевого, сына у нее, конечно, и в мыслях не было! Только обидно очень было, что он попросту не хочет замечать, как бьется и тянется она, чтобы у него все было! Даже простое человеческое «спасибо» слышала она от Павла очень редко. Ведь все принималось, как должное! А вчерашний разговор на многое открыл ей глаза. Не любит он ее, не ценит, не уважает. Чужая тетя ему краше и дороже!

Возвращаясь домой, Светлана и Валек разговаривали о Чернецовых. Мать и сын все-таки заметили, еще с самой первой совместной встречи, что не все так гладко в отношениях Тамары и Павла, как они пытались представить это на людях.
- Что происходит с Павликом? - допытывалась Светлана.
- Да, он такой, очень непростой пацан. Но, мама, мне кажется, он начал меняться к лучшему, - и Валек поведал ей о событиях двух последних месяцев. Ведь не было у него секретов от своей мамы.
- Да, дела, - задумчиво произнесла Светлана. - Конечно, это очень хорошо, что он учиться стал и в спорт пошел. Но меня беспокоит его отношение к матери. Она при нем даже слово сказать боится. Или мне показалось?
- Нет, мамуль, и я заметил, что Тамара Ивановна все время на него оглядывается, как будто окрика ждет или одобрения. Мне это тоже не нравится, - выразил свое отношение к происходящему Валек.
- Мам, а я не слишком много на себя взял, что все время его к нам приглашаю? Ведь он у нас каждый день до самого вечера. Вас с папой это не напрягает? - задал вопрос Валек.
- Нет, сынок, ты молодец, что повлиял на него, что он за тобой потянулся. Если есть от этого толк, значит, дело стоящее. Если вам по пути и в ногу идете, то шагать веселей. А если тебе приходится его просто тащить на своих плечах, то это не дело. Смотри, не растрать время даром, ведь выпускные, да и вступительные экзамены впереди. Главное, чтобы тебе это не помешало. Все равно, у каждого свои задачи в жизни, - советовала мать. - А тарелки супа и доброго слова даже для чужого человека не жалко. А они нам не чужие, как ни крути. Жалко мне Тамару, да и парню хочется помочь себя найти.
 А потом, уже лежа в постели, Светлана еще долго не спала и размышляла о своей непростой подруге, ее драматичной жизни, о тяготах и невзгодах, выпавших на ее долю. И решила Светлана, что раз уж Павел в ее присутствии ведет себя по отношению к матери вполне сносно и уважительно, то надо чаще им вместе собираться. Раз от разу, глядя на Романа и Валентина, должен же он понять, как должно вести себя, как относиться к маме, к женщине. Постулат педагогики «детей нужно воспитывать собственным примером» был для нее неоспорим.  А у парня, к сожалению, не было хорошего примера, вот и мечется, не знает, что хорошо, а что совсем уж плохо. А плохо относиться к маме, в понимании Светланы и всей ее семьи, было - хуже не придумаешь.
- Надо еще и Романа подключить. Он обязательно поймет и поможет, - окончательно решила Светлана, погружаясь в сон.

На следующее утро Тамара все-таки вышла проводить сына в школу. Он собирался, как всегда молча, не обращая на мать никакого внимания.
- Я уже поняла, что ты все время у Красноярвых проводишь. А где ты обедаешь и ужинаешь? Или святым духом питаешься? - Тамара все же решилась начать с ним разговор.
- Там же и обедаю и ужинаю. Тетя Света очень вкусно готовит, - мимоходом бросил Павлик.
- Не сомневаюсь, что тетя Света вкусно готовит. Только вот ты хоть раз подумал, что все, что стоит на столе, покупается в магазине и денег стоит! Или и там, как дома? Поел, тарелку отодвинул и у матросов нет вопросов! Ты хоть бы раз попробовал посчитать, сколько это стоит. Да! Там мужик генерал! Только и он на зарплате, ему с неба не падает! Да и своя семья, жена и сын на шее. А тут еще довесок образовался, сынок приемный! - распалялась Тамара, впервые затронув тему денег в таком ключе. Ведь Павлик всегда только получал все и столько, сколько хотел, но никогда не спрашивал мать, что и сколько стоит, и как ей это достается.
- Конечно, они люди культурные, интеллигентные! Неприлично гостя не угостить. А ты уже постоянный гость стал! Тебя за стол приглашают, а сами, поди уж, и не рады, что ты на их голову свалился. Ведь ешь-то уже, как мужик, а ведешь себя, как дитя малое! Или делаешь вид, что не понимаешь? Никто не обязан тебя задарма кормить!
- Замолчи! Не твое дело! - оборвал ее Павел и вышел, громко хлопнув дверью.
- Дура! Мышь серая! Белошвейка безмозглая! - негодовал про себя Павел и в бешенстве пинал все, что попадалось на пути.
- Нет, они меня любят и рады, когда я к ним прихожу. Ведь никто из них, ни тетя Света, ни дядя Роман ни разу, ни намеком не дали понять, что я мешаю, что мое присутствие в тягость. Я бы это почувствовал. Да, пусть я не живу с ними. Но ведь я все время рядом, только ночевать ухожу. Так могут вести себя только родные люди, настоящие мама и папа! Они относятся ко мне, как к сыну! Значит, это моя семья! - убеждал себя изо всех сил Павел. И ни разу не мелькнула мысль, что у этих мамы и папы есть свой сын - Валек. Забыл он про него как-то. В его придуманной семье был только один сын - сам Павел.
Желаемое и действительное перепуталось в его голове. Однако, внутренний голос нашептывал, чтобы он перестал придуриваться и взглянул на все открытыми глазами. Как ни неприятно было это осознавать, все-таки пришлось признать, что мать в чем-то права. В школу он пришел в крайне плохом настроении, был молчалив и угрюм.

          Весь школьный день прошел во внутренней борьбе, с самим собой. Сформировавшаяся уже привычка рисовала волнующую картину новой встречи со Светланой, манила предвкушением снова оказаться в том месте, где хочется быть и чувствовать себя любимым, счастливым и своим. Но неприятный отголосок разговора с матерью темной тенью накрывал радость его нового бытия.
- Нет! Больше не пойду к ним. Не хочу быть им в тягость. Не хочу убедиться в том, что они меня просто терпят, - с болью в душе размышлял Павел, и сам тут же приводил себе контрдоводы, дававшие повод изменить свое же решение. Уроки закончились, и Павел, можно сказать автоматически, опять зашагал той дорогой, которая вела к дому Краснояровых, настойчиво отгоняя от себя все сомнения. И все было, как обычно. Светлана была рада его приходу, расспрашивала обо всем, а потом кормила их обедом. Как всегда вместе с Валентином готовили домашние задания, а потом до ужина репетировали песни, готовясь к выступлению. А потом был ужин, семейный ужин с Романом Васильевичем, главой семьи. И тоже было все, как всегда, спокойно и замечательно, пока после ужина отец не обратился к своему сыну с просьбой:
- Валек, ты на пятницу ничего не намечай. После обеда едем всей семьей в погранотряд. У них там юбилей, пригласили на торжество. С ночевкой поедем, вернемся в воскресенье к вечеру.
Просто сказал. Но эти слова произвели на Павлика эффект разорвавшейся бомбы!
- Значит, Валька с ними, а меня по боку?! – молнией пронеслось в голове.
- А как же я?! - непроизвольно вырвалось у Павлика.
И сказал он это, нет, даже не сказал, а почти прошептал таким полным отчаяния и растерянности голосом, что у Светланы и Романа все перевернулось внутри.
Да, конечно, после визита к Чернецовым Светлана разговаривала с мужем о Павлике и Тамаре. Но, замотался генерал, ведь голова с утра до ночи занята миллионом самых разных и важных вопросов, и он, сам того не желая, допустил такую грубую педагогическую ошибку. В комнате повисло молчание. Роман взял паузу, а Светлана, тем временем, стоя позади Павлика, подавала мужу отчаянные знаки.
- Ты тоже хочешь поехать в погранотряд? - обратился он после некоторого размышления к Павлику. - Прости, выпустил из виду, но прямо сейчас все исправим. Сейчас позвоню Тамаре и предупрежу, чтобы тоже собиралась. Едем все вместе. У полковника Комарова есть свободные места в машине, - огласил свое решение генерал.
- А она-то зачем поедет? - изумился Павел.
- Я сказал, все вместе, и ты едешь вместе с мамой, - твердо ответил Роман. - Да, кстати, бойцы, захватите кимоно. Там будут показательные выступления пограничников. Если захотите, тоже можете поучаствовать, - как будто ненароком перевел разговор с острой темы Роман.

Павлик шел домой по вечерней улице и размышлял над сложившейся ситуацией. Саднило душу от того, что повел себя, как маленький ребенок. Он прекрасно понял, что изначально брать его с собой в планы отца Красноярова не входило, и, он, можно сказать, выпросил эту совместную поездку. Вдобавок придется терпеть и присутствие этой курицы. Однако, цель достигнута. И неважно, какими средствами. Главное, что он едет, вместе со своими мамой и папой! Все остальное его не интересовало.

А в это время Тамаре звонил сам Роман. Светлана настояла, чтобы сделал это именно он. Почему-то ей показалось, что ей она непременно откажет.
- Тамарочка, добрый вечер. Это Роман звонит. Павлик, наверно, еще не добрался до дома, поэтому первым спешу сообщить тебе, что в пятницу мы все вместе, с мальчиками, едем на погранзаставу. Едем с ночевкой, поэтому приготовиться нужно на два дня, - четко, по-военному, как будто ставил боевую задачу, излагал Роман. - Все остальное обсудите со Светланой. Трубку ей передаю.
И пока в трубке была тишина, мысли Тамары метались в панике, задавая ей тысячу вопросов одновременно и не давая ни одного вразумительного ответа.
- Какая застава? Зачем туда ехать? Тем более всем вместе?! Опять быть статистом на чужом празднике жизни, смотреть на счастливую семью и чувствовать боль от осознания того, что одинока, что родной сын не любит тебя, тем более стыдится быть с тобой рядом! - НЕТ!!! Не хочу! Никуда не поеду! Отстаньте от меня! - кричало все внутри. На глаза навернулись слезы, горло сдавил тяжелый спазм.

Легкий и звонкий голос Светланы выдернул из оцепенения, вернул в реальность и заставил соображать.
- Тамарочка, добрый вечер! Рома организовал нам замечательное приключение. Все вместе, с мальчиками, едем на пограничную заставу. У них там большой праздник. Будет интересно и весело. Одеться нужно тепло, все-таки декабрь, но без фанатизма. Думаю, там будет вполне комфортно. И, пожалуйста, захвати с собой свое волшебное платье и туфли. Ведь будет банкет! Жены офицеров, конечно, будут во всей красе. И мы с тобой не должны ударить в грязь лицом! А про все остальное говорить не буду. Ты сама сообразишь, что нужно тебе и Павлику на два дня. Взять с собой только личные вещи. Никакой провизии. Нас там всем обеспечат. Едем по принципу «все включено»! Тамарочка, пожалуйста, даже не думай отказываться. Павлик очень хочет поехать. А без тебя это категорически невозможно. Рома сказал: «Или вместе, или никак!».
- Да, Света, спасибо за приглашение, - с трудом подбирая слова, откликнулась Тамара.
- Я подумаю. Мне нужно свои рабочие планы посмотреть. У меня ведь примерки назначены, - пытаясь найти повод для отказа, тянула с ответом Тамара. – Давай, я тебе завтра точно скажу, сможем мы поехать или нет. Пока. – и сразу положила трубку, отсекая всякую возможность для Светланы попытаться уговорить ее.

Павлик шел по темной улице и соображал, как сделать так, чтобы мать не испортила то, что он, можно сказать, зубами выгрыз - эту заманчивую предстоящую поездку. Он четко понял, что Роман не возьмет его одного. Значит, нужно опять включать «любящего сынка» и настроить мать, чтобы она: а) вообще не отказалась от поездки; б) не портила настроение своим кислым видом. Ее внутреннее состояние и желания не беспокоили его ничуть. Важно было то, что он хотел.
-И она сделает так, как я хочу, как мне надо! – как всегда безапелляционно решил Павлик.

Хлопнула входная дверь. Послышалась какая-то возня в прихожей.- Павлик пришел, раздевается – вяло подумала Тамара, но даже не смогла пошевелиться. Тяжелое оцепенение, охватившее ее после разговора со Светланой, будто неподъемным   грузом вдавило ее тело в кресло. Уже стемнело, но не было сил встать и включить свет. Да и к чему? Вдруг яркий свет разорвал темноту комнаты и резанул по глазам. Тамара инстинктивно сомкнула веки, но продолжала сидеть не шевелясь.

        Павлик вошел в комнату, включил свет и увидел мать, сидящую в кресле. Ее руки безвольно свисали с подлокотников. Глаза закрыты. Лицо ее было белым, как снег. Ему показалось, что она не дышит! На секунду животный ужас будто сковал все тело мальчика. Страшные мысли молниями заметались в голове: «Что с ней? Ей плохо? Она умерла?». И вдруг огромное, не помещающееся в груди, чувство охватило все его существо, заполнило каждую клеточку! Смесь страха потери, горечи утраты и неожиданной любви к матери. В этот самый миг он вдруг осознал, что единственный человек на Земле, которому он нужен, такой, каков он есть на самом деле, который любит его безусловно, это и есть вот та самая, неподвижно сидящая в кресле женщина, его мама! И что будет с ним, если не станет ее!?
- Мама, мамочка! Что с тобой?! - закричал он в голос и кинулся к Тамаре. Он тормошил ее руки, гладил лицо и все кричал: - Открой глаза, мамочка! Не оставляй меня!

         И Тамара открыла глаза. Она увидела лицо сына, мокрое от слез, и все поняла без слов. Несмотря на все его выходки, сын любит ее!
- Сынок, ну что ты, мой хороший? Испугала тебя? Не волнуйся! Мама с тобой! Просто устала, присела отдохнуть, да и задремала, - оправдывалась Тамара, а руки ее гладили голову, приникшего к ней, сына. Боже мой! Как давно она не гладила его по головушке, не перебирала его красивые, шелковистые волосы. Как давно просто не обнимала его! И это забытое чувство единения сына и матери, проявление любви и нежности друг к другу вдруг стало похоже на весенний ледоход, который сметает все преграды на своем пути. Он сидел перед ней на полу, обхватив руками ее ноги и уткнувшись лицом в ее колени, а слезы облегчения бесконечным потоком лились в подол ее платья. Тамарочка же непрерывно гладила его волосы, плечи, нежно прижимала к себе и говорила, говорила… Казалось, она стремилась высказать ему все, что не сказала за долгие годы обоюдного молчания. Две души снова узнали друг друга, распахнулись навстречу и приняли друг друга в объятия.

А потом, устроившись на кухне, они долго пили чай. Скорее, не столько чаевничали, сколько смотрели в глаза и разговаривали. И, пожалуй впервые в жизни, Павел спросил:
- Мам, нас Краснояровы пригласили поехать на погранзаставу. Тебе дядя Роман и тетя Света звонили. Что ты думаешь? Мы поедем?
- Если ты этого хочешь, конечно, поедем, сынок, - сразу ответила Тамара. А в душе снова испытала изумление от такой мгновенной перемены в сыне. Ведь раньше никогда он не спрашивал, что она думает, разрешает или нет. Он делал только так, как хотел сам. Ничье мнение его больше не интересовало. А перед тем, как уйти в свою комнату, перед сном, он вдруг снова подошел к ней, обнял, поцеловал в щеку и пожелал спокойной ночи.
Какая уж тут спокойная ночь?! Оба долго лежали с открытыми глазами, вновь и вновь переживая события сегодняшнего вечера, как некое откровение, ниспосланное свыше. И оба испытывали практически одинаковые чувства: обретения, воссоединения, взаимопонимания, доверия и любви.
Уже совсем засыпая, уютно зарывшись в подушку, Павлик вдруг подумал, что мама-то у него классная, добрая, заботливая, красивая и единственная в мире! И неважно ему, кто и как оценивает его маму, нравится она кому-то или нет. Главное, что это его мама, и она его любит. А он, оказывается, любит ее!

          И новое утро встретило обоих радостью, улыбкой и надеждой. Простые приветливые слова: «Доброе утро! Приятного аппетита! Хорошего дня!» Как они, оказывается, много значат в жизни, когда их произносит дорогой тебе человек!
Покормив сына завтраком и проводив его в школу, Тамарочка, как школьница, закружилась по комнате, раскинув руки, и запела во весь голос. И снова испытала, напрочь забытое, ощущение полета и ликования! Господи, как мало человеку для счастья надо!
- Спасибо тебе, Отец небесный, за то, что вернул мне сына! - ликовала душа Тамарочки.

         Вот, что значит настроение отличное, когда сердце поет! Все в руках прямо горело. Закончила два заказа, которые планировала выдать в пятницу. Подготовила две примерки и перенесла их на утро пятницы. В пятницу до обеда она должна закончить все дела и освободиться, чтобы отправиться с сыном и друзьями в путешествие! Пятница-пятница! Волшебная пятница!!! Да про нее ли все это?! Она, которую никто, никогда и никуда не приглашал, едет в путешествие! И неважно, что ехать надо на машине черт знает куда, а не лететь на заграничный курорт. Главное, что вместе с Павликом! Каждую секунду этого нового дня она вновь и вновь прокручивала моменты его волшебного преображения, вспоминала черты его лица, его испуганные глаза и безудержные слезы, его слова, искренние и нежные, сказанные для нее. И все это действовало как волшебный эликсир, придающий небывалые силы и желание жить, действовать, творить. Приготовила обед и втайне надеялась, что он после школы придет домой, а не, как обычно, уйдет до вечера к Краснояровым. Мечтала, чтобы это чудо не исчезло также внезапно, как и явилось. Чтобы сын домой потянулся. Перед его уходом в школу так хотелось задать ему этот вопрос, но она сдержала себя и загадала: «Если после школы придет сразу домой, значит, все у нас пойдет на лад.»

          - Паха, привет! Что с тобой? Случилось что? - приветствовал его в школе Валек и внимательно заглядывал в глаза.
- Нет, брат, все хорошо. Привет! – весело ответил Павлик и загадочно улыбнулся. - Просто настроение хорошее. Жизнь прекрасна!
- Вот это да! Вот это открытие! А я и то думаю, с тобой что-то не так! Тебе, как Ньютону яблоко, ничего на голову не упало? - по-доброму иронизировал Валек. - Весь прямо сияешь, как новенький целковый.
- И правда, сияю! Мамка у меня мировая, оказывается! Только вчера, дурак, понял, - вполголоса поделился Павлик с другом своей тайной.
- Это точно, брат. Она и правда классная, - поддержал его Валек. И все сразу стало ему понятно, и так радостно на душе за друга. А еще сразу вспомнил Тамару Ивановну и за нее порадовался. Ведь это так круто, когда у сына с мамой дружба и взаимопонимание. Уж он-то это точно знал!

Уроки для Павлика пролетели как-то незаметно, хотя и спрашивали, и даже отличиться успел. И с Маринкой был полный зрительный контакт. Понятно было, что симпатия взаимная.
- Ну, что? Ко мне, уроки делать? – как обычно предложил Валек после занятий.
-Спасибо, брат. Сегодня нет. Мама дома ждет. А уроки я сам сделаю. Ты не сомневайся, - твердо ответил Павлик и крепко пожал руку Валентина.

Он шагал бодро и быстро. Желание снова увидеть маму как будто подгоняло его. И это внутреннее ощущение удивляло своей новизной. Ведь никогда прежде он таких чувств к матери не испытывал. То, что появилось внутри него, было сравнимо разве что с тем волнением, которое он переживал, предвкушая увидеть Светлану. Мысленно он представлял, как мама его встретит, что скажет, что скажет он ей в ответ. Сейчас все это для него имело значение. Мир приоткрыл перед ним очередной занавес и то, что скрывалось за ним, показалось ему таким красивым, добрым и значимым. Душа его приняла этот новый мир и потянулась к нему.


          - Мам, я дома, - услышала Тамара голос только что вошедшего Павлика и поспешила в прихожую.
- Сынок, ты уже пришел? Здравствуй! – и взгляд прямо в глаза сына. А в ее глазах и радость, и смятение, и ожидание, и опасение, что вдруг оттолкнет. Все сразу!
- Привет, мам, - и приобнял, и чмокнул в щеку. – Голодный, как волк. Кормить будешь?
- Конечно, Павлуша, все готово. Борщ и плов твой любимый. Мой руки, а я пока накрою на стол.

Он ел с аппетитом, как говорят «уплетал за обе щеки», а Тамара, забыв о своей тарелке, смотрела на него. И не было для нее сейчас большего счастья, чем вот так просто сидеть с сыном за одним столом и наблюдать, как он ест. Отмечать про себя, какой он стал взрослый и красивый, почти мужчина.
- Мам, а ты что не ешь? Ты уже обедала что ли? - вдруг спросил Павлик.
- Нет-нет, Павлик, я тебя ждала! Да я ем, сынок. Просто не очень голодная. Ты сам ешь, - отвечала Тамара, тщательно подбирая слова. Так хотелось ей рассказать сыну о своем новом счастье, да спугнуть боялась его неловким словом.
- Спасибо, мамуль. Все очень вкусно. Ты у меня такая мастерица, - похвалил Павлик мать, на этот раз не для гостей, а просто от души. - Ты пойди отдохни, а я посуду помою и за уроки.
Боже мой! Впервые в жизни ее сын говорил такие слова! Удивлению Тамары не было предела! Она и верила, и не верила одновременно тому, что с сыном произошла вдруг такая перемена. В душе цвели цветы, но страх того, что он сейчас вдруг опять наденет маску безразличия на лицо и взглянет на нее холодными глазами, пока не отпускал. Однако, решилась продолжить разговор, такой естественный для обычной семьи.
- Сынок, а в школе как у тебя дела? Расскажешь? - и опять замерла душа, привычно ожидая ответа типа «тебе какое дело».
- Не только расскажу, но и покажу, - улыбнувшись ответил Павел. – Думаю, то, что ты увидишь, порадует тебя. Мам, ты ведь так давно мой дневник не подписывала.
Мальчик с гордостью протянул матери раскрытый дневник. А там пятерка на пятерке. Изредка четыре. В прошлый раз Тамарочка тайком залезла в его портфель и видела, что сын взялся за учебу. Но сейчас он сам рассказывал ей о своих успехах. И это дорогого стоило. Листая страницы дневника, Тамарочка уже не скрывала своего удивления и восторга.
- Павлик, сыночек. Какой ты умный! Какой молодец! Я так горжусь тобой! Я все сделаю, чтобы ты смог в институте учиться. Тебе обязательно надо учиться. Еще больше работать буду, только учись. Стань образованным и большим человеком, - смеялась и плакала одновременно Тамара.
- Мам, ну что ты, мам, перестань - засмущавшись и даже слегка испугавшись ее бурных эмоций и слез, Павлик обнимал ее за плечи и пытался успокоить.
- Мам, я сейчас за уроки. Закончу, а потом мы с тобой поездку обсудим. Хорошо?
- Да, мой дорогой! Конечно, занимайся. А я пока пирог испеку к ужину, - ответила Тамара и быстро ушла на кухню, чтобы не отвлекать сына от важных дел.

         Руки привычно замешивали тесто, готовили начинку, а мысли текли сами по себе. Размышляя над переменами, так стремительно происшедшими с сыном, Тамара окончательно пришла к выводу, что только общение с семьей Краснояровых вызвало в нем такие изменения. Семена добрых и правильных семейных отношений все-таки проросли в его душе. Недаром изо дня в день почти три месяца он там пропадал. Все, чем жила семья Валька, все их отношения, все происходило на глазах у Павлика. Проводя так много времени в кругу их семьи, он и сам стал участником этих отношений. Сначала иронизировал и ерничал. Но постепенно обожание, которое он испытывал к Светлане, и уважение к Роману, а затем и к Вальку, все-таки незаметно сделали свое дело. Да еще и этот внезапный испуг потери матери все перевернул в душе мальчика. Все наносное, грубое, равнодушное разом потеряло смысл, а истинные ценности вдруг показались такими нужными и желанными. Все она проанализировала, и все поняла. Сейчас Тамарочка со стыдом вспоминала, как обвиняла Светлану в том, что она разлучает ее с сыном, переманивает его на свою сторону. Как она проклинала ее и призывала на ее голову все возможные несчастья.
- Господи, прости меня, дуру окаянную! За мысли мои черные, за слова злые, - молилась она в душе. - Даруй рабе божией Светлане доброго здоровья и долгих лет жизни. - Надо обязательно попросить у Светланы прощения, да в церкви свечки всем им за здравие поставить, - решила Тамара.

А кто-нибудь из вас помнит, как мы в детстве говорили: «Первое слово дороже второго» ?! То-то же! Будьте осторожны в своих мыслях и желаниях!

         - Мам, пирог зачетный! Просто объедение! - констатировал Павлик, заканчивая трапезу. - Спасибо большущее. Ты давно не пекла. Прямо побаловала меня.
- Так есть за что побаловать. Ты-то меня вон как порадовал! - радостно отозвалась Тамара.
- Мам, а деньги у нас есть? – спросил сын.
-Да, сынок. А что ты хочешь? – с готовностью, как всегда, откликнулась мать.
-Мам, да я не для себя. Мы ведь с тобой на заставу поедем. Я хочу, чтобы моя мама была самая красивая. Давай завтра сходим и купим тебе новые сапожки. Твои уже никакой критики не выдерживают. А у меня все есть. Я одет-обут, дай Бог каждому, - деловито рассудил мальчик. Он ощущал себя в этот момент взрослым и великодушным!
И снова теплая волна благодарности сыну накрыла Тамарочку с головой.
- Я уже освободился. Давай посмотрим, в чем ты поедешь, что мне с собой взять, чтобы потом второпях не собираться. Завтра уже четверг. Может завтра что-то купить нужно будет - предложил Павлик.
- Какой ты у меня разумный, сынок, - еще раз похвалила мать. - Давай собираться.
- Сколько у нас денег есть? – с серьезным видом, как заправский ревизор, задал вопрос Павлик.
Тамарочка торопливо вытряхнула из всех закромов всю наличность. Оказалось, не очень густо. Павлик впервые занимался расчетами-подсчетами. Он всегда только говорил: «Хочу это или то». Где мать брала деньги, сколько их у нее было и как они ей доставались, его никогда не интересовало.
- Еще на книжке есть. Можно снять завтра, если нужно. Да еще в пятницу за заказы получу, - как бы оправдываясь, смущенно произнесла мать.
- Погоди, - задумчиво сказал Павлик и направился в свою комнату.
Через минуту он вернулся, неся в руках коробку из-под обуви. В ней хранились его сбережения. Несмотря ни на что, Тамарочка ежедневно давала ему деньги на карманные расходы, и он всегда легко тратил их, не зная им цены, на сомнительные цели. В основном «на братву», как он называл это раньше. Однако, последнее время общение прекратилось, и расходы сократились сами собой. Сумма оказалась неожиданно приличной.
- Вот и с книжки снимать не надо. На все нам хватит, - удовлетворенно констатировал сын. - А на то, что в пятницу получишь, дальше жить будем.
И эти его слова «мы, нам, для нас, для тебя» были сейчас для матери дороже всех подарков. Вырос сын, и стал вдруг взрослым и разумным.

          Первым делом было решено купить дорожную сумку, так как оказалось, что вещи-то и складывать некуда. В доме доживал свой век один старый тряпочный чемодан, который дали Тамарочке при выпуске из детского дома со скудным приданым. Никуда она не ездила, не путешествовала, поэтому и не было нужды покупать такие вещи. Во-вторых, по настоянию Павла, решили купить ей сапоги. Ну и, если хватит денег, Павлик уговорил мать купить свежую кофточку. Он просто настаивал на том, что мама должна быть на уровне.
- Соберутся там все эти офицерские тетки и будут тебя разглядывать! Так ты должна себя не хуже, чем они, чувствовать. Ты же у меня совсем молодая и красивая! Я ведь тебя тогда в новом платье даже не узнал. Вот какая ты классная! Ну и еще в пятницу с утра тебе в парикмахерскую сходить надо. Прическу сделать, маникюр! Чтоб на все сто выглядела!
-Слушаюсь, мой генерал! Буду выглядеть на все двести! - засмеявшись, ответила Тамарочка. Счастливая улыбка так украшала ее лицо.

           Казалось бы, такой благородный порыв, оторвать от себя и отдать ближнему, тем более матери. Только это было не совсем так, в чем и сам Павел не отдавал себе полного отчета.  Это многолетняя привычка на уровне подсознания требовала того, чтобы все, что имеет к нему отношение, было лучше, чем у других, все, что нравится ему, должно принадлежать только ему! 

Если повезло сразу, значит, повезет до конца! Этот постулат работал, работает и будет работать. Это был их день! Встретившись после уроков, мать и сын отправились в универмаг. Это был их первый совместный поход за покупками, поэтому важность момента ощущал каждый. И сразу повезло! Все, что запланировали, вопреки ожиданиям, нашлось в одном магазине: и сумка дорожная, вместительная и красивая, и сапожки зимние, удобные и элегантные. Нашлась и приличная кофточка модного цвета «розового зефира с пудрой», который так шел к лицу Тамарочки, делая его молодым и свежим.
Тамарочка исподволь наблюдала за Павликом и так радовалась в душе тому, что он не был равнодушным присутствующим лицом. Наоборот! Он так активно выбирал, интересовался качеством, приценивался, давал советы матери и принимал решение о покупке. Можно сказать, был дирижером их маленького семейного оркестра. Возвращаясь домой, они весело переговаривались, шутили и обсуждали события грядущего дня.

И наступила долгожданная пятница!  Все уже собрано и приготовлено. Тамарочка с нетерпением ожидала возвращения сына из школы. Оставалось покормить Павлика обедом и дождаться машины с полковником Комаровым, который должен забрать их из дома в 15 часов. Кто такой полковник Комаров не знал никто, кроме Романа. А дальше предстояло неизвестное путешествие, в подробности которого тоже никого не посвящали. Сплошные загадки и тайны. А Тамаре, по большому счету, было все равно, куда и с кем ехать. О надежности и безопасности она не беспокоилась, так как всем руководил Роман. Да еще и Светлана с Вальком тоже ехали. Главное для нее было то, что она ехала вместе с сыном. И для него это было важно и интересно. Значит, и ей это интересно и важно. Потому, что вместе! Вот и все объяснение! Но волнение все-таки ощущалось, как перед стартом важных соревнований.

Павлик после уроков несся домой стремглав. Предстоящее приключение будоражило воображение. Он пытался, но никак не мог представить, что его ожидает в ближайшие часы. Все держалось в тайне. Даже Валек не был посвящен во все детали, поэтому не мог рассказать ничего вразумительного, сколько ни пытал его Пашка. Буквально проглотив, поданный мамой, обед, он быстро переоделся в дорожную одежду и встал у окна, чтобы не пропустить машину. Но, в какой-то момент, отвлекся на что-то, казалось, буквально на секунду. Тут и прозвучал звонок в дверь. На часах ровно 15.00.
Тамарочка и Павлик оба выскочили в прихожую. Павлик открыл дверь. На пороге стоял рослый, статный мужчина в военной форме, в серой каракулевой папахе и с полковничьими погонами на плечах.
- Здравия желаю, - произнес мужчина приятным баритоном и вскинул руку к папахе.
- Разрешите войти?
- Да, проходите, пожалуйста, - растерянно произнесла Тамарочка. Уж никак она не ожидала, что сам полковник, да еще такой бравый, поднимется к ней в квартиру, да еще будет так приветствовать ее.
- Разрешите представиться, полковник Комаров Владимир Петрович, - отрекомендовался он и протянул руку Тамарочке.
Тамарочка подала руку в ответ, а полковник, сняв папаху, наклонил голову и легко поцеловал ручку.
- Тамара Ивановна, можно просто Тамара, - ответила она, смутившись, и залилась легким румянцем.
- Давай знакомиться, боец. Я - Владимир Петрович, - обратился Комаров к Павлику и протянул руку.
- Павел, - с достоинством ответил мальчик и тоже протянул руку для рукопожатия.
 Оно было уверенным и крепким, а еще вполне дружелюбным и надежным, безо всякого подвоха. Так оценил ситуацию про себя Пашка.
- Вы готовы? - спросил Комаров, - Тогда отправляемся. Где ваши вещи? Давайте сумку.
- Не надо, я сам возьму, - твердо сказал Павлик.
- Молодец, боец. Настоящий мужчина, - похвалил его Комаров и, подхватив пальто, помог Тамарочке надеть его.
И все, что он делал и говорил, было как-то ловко и ладно. И не было неудобно в присутствии незнакомого человека.  Он вел себя так, как будто был с ними близко знаком, и все, что он делает, в порядке вещей.
На улице возле машины стоял солдатик, который забрал и уложил сумку. А Комаров сам открыл дверцу и усадил сначала Тамарочку, а потом и Пашку на заднее сидение.
- Понимаю, боец, что тебе было бы интереснее сидеть впереди, но пока уступить место не могу. Таков порядок. Здесь место старшего машины, - сказал Комаров, обращаясь к Пашке и усаживаясь рядом с водителем. - На полигоне, возможно, покатаешься. Все готовы? Вперед, - дал команду полковник, и машина зафырчала и тронулась.

           От необычности происходящего у Пашки прямо дух захватило. Так хотелось обо всем расспросить этого Комарова, задать ему тысячу вопросов. Но… Он же не маленький пацан! Придет время и ему все расскажут. Пришлось заставить себя держать паузу. Тем временем он осмысливал произошедшее. И первый вывод, который он сделал для себя, что этот самый Комаров ему очень понравился. Высокий, подтянутый, волосы черные с легкой сединой на висках, нос прямой, подбородок волевой. А губы красиво очерченные и чуть пухлые. Прямо, как у самого Пашки. А глаза у него, вроде карие. Не совсем Пашка рассмотрел, какие у него глаза. Да это и не важно. Главное, что поразило Пашку, так это выправка военная и стать, прямо как у дяди Романа. Видимо, настоящие военные все такие и есть. Вот такой вывод сделал мальчишка после непродолжительного знакомства с полковником Комаровым.

         Машина легко бежала по городским улицам, стремясь к окраине. Там, по предположению Пашки, находился военный аэродром. Но он не был точно уверен, что они едут именно туда. Ан, нет! Прав оказался Пашка. Через некоторое время машина подъехала к КПП аэродрома. Вышел дежурный, проверил пропуск и открыл шлагбаум. Машина проехала на территорию и остановилась возле здания штаба. Комаров учтиво помог выйти из машины Тамаре, и они все вместе направились в здание. Там, в кабинете начальника штаба, их уже поджидали все Краснояровы и еще несколько незнакомых военных.
- Товарищ генерал, разрешите доложить, - вскинув руку к папахе, обратился Комаров к Красноярову. - Ваше поручение выполнено, важные гости доставлены.
- Спасибо, Владимир Петрович. Для меня это действительно очень важные гости, - сказал Роман и подошел к Тамаре и Павлику, чтобы поздороваться. Тут же подошли Светлана и Валек. И все заговорили разом, стало шумно и весело. Пожимали руки, обнимались, задавали вопросы.

А дальше все было, как в кино, в котором Пашка был одним из действующих лиц. Все снова сели в машины, и они подъехали к большому военному вертолету. Началась посадка. Мужчины помогали женщинам подняться и разместиться. Все устроились, заработал двигатель, закрутился винт, и вертолет поднялся в небо. Было необычно и здорово, только очень шумно. Те, кто пытался разговаривать, вынуждены были кричать друг другу на ухо. Тамарочка была на грани нервного срыва, так ей было страшно. Она сидела тихо и молча, вцепившись в сиденье так, что побелели костяшки пальцев. Это был ее первый полет в жизни. Тем более, это был не пассажирский самолет, а военный вертолет. Комаров понял ее состояние, пересел поближе и накрыл ее ручку своей рукой. А еще слегка подмигнул и ободряюще улыбнулся. И Тамарочка почувствовала себя сразу так спокойно и уверенно. Она сразу поверила, что с ним надежно и ничего страшного просто не может случиться. А Пашка был в полном восторге! Он пытался рассмотреть землю в иллюминатор. Было безоблачно, поэтому очень хорошо видно. Он видел здания, шоссе, едущие по нему машины. Только все это было до смешного маленьким.
- Круто! - кричал он на ухо, сидящему рядом Вальку. - Я первый раз на вертолете лечу. А ты уже летал?
- Да, один раз, - кричал в ответ Валек. - Только я совсем ничего не помню. Я в мамином животе в роддом летел. С тобой знакомиться.
 И оба залились счастливым смехом. Удачная шутка!

Застава в этот день жила обычной жизнью. Встречать начальство из управления вышли только командир заставы и замполит. Все остальные были заняты несением службы, исполнением каждодневных обязанностей, проведением занятий и тренировок. Кое-кто из личного состава заканчивал подготовку к завтрашнему празднику. Вообще, командир заставы Морозов Сергей Борисович был человек искренний, при этом весьма сдержанный, строгий, но справедливый. Не шаркун паркетный, прямо надо сказать. Дело свое знал четко, службу нес исправно, но перед начальством не приседал и в глаза угодливо не заглядывал. Может быть поэтому, будучи по возрасту даже несколько старше Красноярова и Комарова, все еще был майором. Видимо, не угодил кому-то из предшественников Красноярова. Да и застава его была у черта на куличках, прямо на самой границе, среди бескрайней тайги. Многие из его бывших сослуживцев уже давно сидели в теплых кабинетах по управлениям и штабам. Морозов же будто сросся с этой заставой. Как пришел после училища лейтенантом, так и остался здесь. Уже позже стал командиром заставы. Только и всего. Даже заменяться никуда не хотел.
Как только он занял первый командный пост на заставе, жена его, Софья Алексеевна, пыталась повлиять на мужа. Просила, чтобы помягче был с начальством, поуслужливее. Баньку организовать для проверяющих, охоту, даров таежных начальству в округ отправить предлагала. Но Морозов делал вид, что вообще ее не слышал. Он, конечно, делал все это, но только от души, и только для тех, кого по-настоящему уважал и с кем дружил. Но никогда в корыстных целях не подмазывал, чтоб служба легче катилась. Постепенно Соня смирилась с тем, что жить ей всю ее жизнь на этой заставе. А потом, покопавшись в себе, сделала и еще один очень важный для себя вывод: если бы Морозов стал таким, каким она ему предлагала стать, она бы его уважать перестала и, скорее всего, бросила бы. Теперь же, всякий раз, она мысленно благодарила мужа за то, что не поддался он искушению, сохранил честь и достоинство, а в ней сохранил уважение к мужу, а значит, и их семью.

          Служба шла, происходили разные события, и, в какой-то момент, командир стал, так сказать, мерилом для своих подчиненных. Не приживались на заставе злые, завистливые, корыстные, зазнайки, трусливые. Угодливым тоже было здесь неуютно. Не было условий применить такие «полезные» навыки. Поэтому они здесь хирели и, как только представлялась возможность, писали рапорт на замену. Командир его тут же подписывал и отпускал с легким сердцем такого «боевого товарища» на все четыре стороны. С годами сформировался настоящий костяк из офицеров, прапорщиков и сержантов-контрактников, которые отдали этой заставе не по одному году службы. В основном, менялись только призывники-срочники. Кстати сказать, через год службы и их взгляды практически во всем совпадали с жизненной позицией старожилов заставы. Такие вот тут бытовали нравы!

             Генерал-майора Красноярова лично он еще не знал, так как тот буквально несколько месяцев назад возглавил их управление. Это было их первое знакомство. И Морозов отнес его к разряду рядовых событий. Не было ни шума, ни пафоса по поводу приезда высоких гостей. Командир рассуждал так: «Приезд приурочен к празднику, а праздник заставы завтра. Вот завтра и будет весь антураж. А сегодня обычный рабочий день». И так было всегда.
Вертолет приземлился, винт замер, открылась дверь и из теплого его нутра в студеный воздух стали вываливаться фигурки людей, окутанные паром, идущим изо рта при дыхании, да снежной пылью, которую только что разметал сильный винт. Командир заставы и замполит двинулись к вертолету. Две машины потянулись вслед за ними. От вертолетной площадки до жилого комплекса заставы было километра два.
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор, разрешите представиться. Командир заставы майор Морозов, - начал было рапортовать Морозов.
- Здравствуйте, Серей Борисович, - прервал его Краснояров. - Давайте уже в тепло скорее, а то с нами женщины и два пацана. Вы уж извините, что прервал доклад, - и протянул руку для рукопожатия. - Краснояров Роман Васильевич.
- Понял Вас, - сказал Морозов, крепко пожимая руку генерала, а затем и всех остальных. И тут же дал команду - По машинам. В расположение части.
Они ехали в одной машине, хозяин заставы и главный гость.
- Какой регламент предлагаете, товарищ генерал? – решил определиться сразу Морозов.
- Что значит, я предлагаю? – недоуменно поднял бровь Краснояров. - Я у Вас в гостях, даже не с проверкой. Вы нас на праздник заставы пригласили. Поэтому Вы на правах хозяина и распоряжайтесь. Единственное пожелание, чайку бы с дороги горячего! А то наши женщины устали, да и замерзли. Ну, и нам втроем, Вам, Комарову и мне, надо время выбрать посовещаться. Прямо сегодня. Все остальное по Вашему плану. Да, и еще, Сергей Борисович. Если это только не будет противоречить Вашему порядку. Разрешите определить моих бойцов молодых на эти двое суток в казарму к ребятам? И чтобы все по полной программе, насколько возможно. Чтобы за это время они прочувствовали, что такое на заставе служить. Валентин уже принял решение, будет после школы в училище пограничное поступать. А вот для Павлика это сюрприз! А вдруг да и ему наша служба по душе придется?! Глядишь, одним толковым офицером в наших рядах больше будет, - попросил Роман и заговорщически подмигнул Морозову.
- Есть, товарищ генерал-майор, сделаем, - сразу оценил его замысел Морозов и довольно усмехнулся. Понравилось ему, что генерал не готовил своим мальчишкам места среди комсостава при проведении торжества. Наоборот, хотел использовать возможность, дать парням попробовать «солдатского хлеба», испытать себя на прочность.

Машины остановились возле столовой. Все дружно последовали за Морозовым и, наконец, попали в божественное тепло. Начали раздеваться, оттаивать, послышались разговоры и шутки. Конечно, все мужчины галантно пытались ухаживать за двумя женщинами. Только Комаров не особо позволял кому-то приближаться к Тамарочке. Сам все успевал и всегда находился рядом.
 
Тем временем прибыл командир взвода, вызванный Морозовым.
- Товарищ лейтенант, в Ваше распоряжение на два дня поступают два будущих курсанта. Выдать им обмундирование, поставить на довольствие, разместить в казарме и включить в процесс несения службы Вашего взвода, - поставил задачу Морозов.
- Есть, - коротко ответил понятливый Ерофеев. – Смирно! Налево! В расположение взвода шагом марш! – сразу подал команду «новобранцам».
Валек и Пашка переглянулись. Ситуация приняла неожиданный оборот, но они сориентировались сразу. Четко выполнили команду, и не оглядываясь на взрослых, вышли из помещения. Светлана и Тамара вопросительно уставились на Романа, безмолвно требуя объяснений, куда уводят их мальчиков.
- Не волнуйтесь, мамы! - пришел на помощь генералу Морозов. - Это самый лучший взводный, внимательный и надежный. С мальчишками будет все в порядке. Зато таких впечатлений нигде не получат. Ведь это настоящая граница! Пусть почувствуют себя взрослыми, настоящими мужчинами.
- Так точно, - завершил разговор Роман. - Им на пользу пойдет.
Женщинам пришлось подчиниться, хотя было неожиданно и даже слегка тревожно.

           После короткого организационного момента хозяин всех пригласил к накрытому столу. Естественно, дело не ограничилось только горячим чаем, который попросил генерал. Стол был накрыт, что называется «от души», но без городских ресторанных изысков. Из необычных блюд на столе стояли настоящие таежные деликатесы: копченая оленина, строганина из мороженой оленины, разная копченая и соленая рыба, а еще соленые и маринованные грибочки, домашние сало и салаты, которые были приготовлены женами офицеров в зиму. Сразу подали горячую картошку.
- Товарищ генерал, не возражаете? - обратился Морозов, вопросительно указывая на запотевшую бутылку водки. - Или может коньяк?
- Давайте по водочке, - согласился генерал. - Только по одной. Завтра у нас торжество! Надо быть при полном параде.

А в это время «новобранцы» прибыли в расположение взвода лейтенанта Ерофеева. И умница Ерофеев все сделал правильно. Правильно представил мальчишек, не делая упора на то, что они сынки высокого генерала, с которыми надо обращаться, как с хрустальными вазами. Правильно определил цель их пребывания во взводе на предстоящие два дня и назначил им старшего, старослужащего сержанта Котова, уравновешенного и справедливого, которого уважали сослуживцы. После короткого построения и представления была команда «разойдись», но все наоборот плотно обступили новобранцев. Знакомились уже, так сказать, в неформальной обстановке. Сами солдатики, рядовые и ефрейторы, были чуть-чуть старше новичков, но держались сначала как бывалые пограничники, уже познавшие вкус и серьезность службы. Но постепенно разговорились, понравились друг другу и, уже искренне, приняли парней в свой круг. Внутренне каждый ощутил свою меру ответственности за новичков. Вообще, в военной среде бытует мнение, что среди пограничников наиболее развито чувство товарищества. Практически не бывает случаев неуставных отношений. Кто-то объясняет это авторитетом командиров, малочисленностью воинского коллектива, где каждый, как на ладони. Но не стоит забывать и еще об одном обстоятельстве. На охрану государственной границы все бойцы заступают с боевым оружием. И никто не даст гарантии, что ты никогда не пойдешь в дозор с тем, кого обижал и унижал. Чувство самосохранения играет не последнюю роль. Правильное чувство, которое затем формирует и правильные отношения: товарищество, взаимовыручку, взаимное доверие. На границе случается всякое. И всякий раз, заступая в наряд, каждый должен быть уверен в своем боевом товарище,  что он не подведет, не бросит, прикроет, выручит и даже спасет жизнь. Вот такая простая служивая арифметика.

Мальчишек переодели в солдатскую форму, и они уже ничем не отличались от других ребят. Как-то само собой получилось, что они легко влились в воинский коллектив. Сначала их ознакомили с распорядком жизни погранзаставы. Конечно, им уделили больше внимания, стараясь ввести в курс дела. Показали расположение заставы, учебные классы и оружейку, спортивный комплекс и даже вольер, где обитали служебные собаки. На ужин в солдатскую столовую Валек и Павлик уже шагали в общем строю. К их чести, строй не ломали, шаг не сбивали. Спасибо спортивной подготовке. А после ужина приняли участие в репетиции к завтрашнему торжеству. И это, пожалуй, стало их главным козырем, когда они оба взяли гитары, и пели вдвоем. И аккомпанировали другим ребятам. Сразу заработали сто очков признания! Но главную фишку приберегли до показательных выступлений. Решились все-таки поучаствовать в показательных выступлениях по боевым искусствам.

          Правильную тактику выбрал Роман Васильевич. И как хорошо, что Морозов понял его, как отец, и поддержал. Пацаны занимались взрослым делом. Были не под опекой родителей, не скучали в окружении взрослых, не зная, чем заняться. Пусть только на два дня, но они полностью погрузились в атмосферу жизни настоящей пограничной заставы, включились в ее ритм. На себе ощутили, что такое воинский распорядок, дисциплина, приказ старшего по званию, и ответственность за исполнение этого приказа. Валек, пусть чисто теоретически, но имел представление обо всем этом. Но для Павлика все было настолько ново и непривычно! И, как ни странно, ему это нравилось. Он вдруг ощутил, что такая жизнь вполне для него. И впервые мелькнула мысль о том, что надо обсудить с Вальком совместное поступление в пограничное училище. Круто! Будут вместе учиться, а потом и вместе служить. Чувство зависти, тем более соперничества и первенства любой ценой, казалось, ушли навсегда. Грудь распирала братская любовь и уважение к Вальку, ребятам-пограничникам, гордость за то, что он с ними в одном строю, рука об руку, плечом к плечу. И все они сильные и смелые.  Мир казался добрым, справедливым и бесконечным, а все мечты и планы реальными и выполнимыми.

          Чаепитие оказалось не таким коротким, как предполагалось сначала, и, как часто бывает, плавно перетекло в ужин. Мужчины, как водится, засиделись за разговорами. Дамы, отдав должное гостеприимству хозяев и отведав всех блюд, сердечно поблагодарили за хлеб-соль и деликатно предпочли удалиться. Супруга командира пошла провожать их в гостиницу отдыхать.

          Софья Алексеевна, никогда не вмешиваясь в воинские дела мужа, тем не менее была на заставе полновластной хозяйкой. Быт заставы, хозяйственные дела по благоустройству территории, организация всех общественных мероприятий и еще масса других разных дел никогда не обходились без участия командирши. Жены офицеров прислушивались к ее мнению, обращались за советом. И даже семейные радости и раздоры не утаивали от нее. Сразу поняли, что злословить и сплетничать Софья Алексеевна не будет, а совет даст дельный, поможет всем, чем можно. А при необходимости и внушение виновнику сделает, будь здоров! Такой уж она была ЧЕЛОВЕК. Авторитет ее на заставе был о-го-го какой! Смелая, решительная, находчивая, за словом в карман никогда не лезла. К солдатикам относилась, как к сыновьям. Легко управлялась и с офицерами, и с их женами и детьми. Даже проверяющие никогда не вызывали в ней чувства робости. А тут, как будто растерялась слегка. Ведь проверяющие всегда были мужчины, пусть и в высоких чинах, но мужчины. Никогда прежде никто из проверяющих за собой баб не возил. А тут приехали две городские женщины. Молодые и симпатичные. И Бог их знает, как себя с ними вести надо. Среди жен офицеров ее круга было распространено убеждение, что генеральши - непременно капризные, вздорные и надменные бабенки. Встретить гостей по-людски, от души, было в ее характере. А вот прислуживать и исполнять капризы!? Это уж увольте! Вот и сканировала командирша приезжих дамочек, стараясь определить, какого они поля ягоды. Вела себя осторожно и сдержанно, но с достоинством и вполне гостеприимно, как настоящая хозяйка.

           Первый шаг к установлению дипломатических отношений сделала Светлана, от души похвалив Софью за щедрое и очень вкусное угощение. Тамарочка тоже поддержала подругу, признавшись, что некоторые блюда пробовала впервые, и они ей очень понравились. И сразу потеплело на душе у Софьи. Умение быть благодарным Софья считала одним из лучших человеческих качеств. Когда же они зашли в, так называемые, гостиничные номера, обе горожанки не смогли сдержать своего удивления.
- Софья Алексеевна! - воскликнула Светлана, - как тут у Вас уютно, как красиво! Вроде ничего особенного, а сразу чувствуется рука отменной хозяйки. Никакой казенщины, как в хорошем доме. Все так со вкусом подобрано и устроено. Вы просто настоящий дизайнер! Уж точно вся эта красота не без Вашего участия создавалась! Ну, признайтесь! Всю душу вложили! Без души такой интерьер не создать.
- Да, уж! Пришлось постараться! - скромно ответила Софья, а лицо озарила довольная улыбка. - Не так часто, но и к нам приезжают гости. Проверяющие из округа, родственники офицеров, да и родители солдатиков, в основном на присягу, приезжают. Хотелось, чтобы людям удобно было, приятно.  Вам этот номер понравился? - обратилась хозяйка к Светлане. - Тогда Вы с Романом Васильевичем здесь располагайтесь, а Вы Тамара Ивановна с Владимиром Петровичем в соседнем номере остановитесь. Пойдемте, я Вас провожу, - предложила она и вдруг поймала растерянный взгляд Тамары. - Что-то не так?
- Тамара Ивановна - моя сестра, Павлик - мой племянник, - разъясняя ситуацию, пришла на выручку подруге Светлана. - Поселите, пожалуйста, Тамару Ивановну и полковника Комарова отдельно, - попросила генеральша.
- Ой, простите ради Бога! - смутилась Софья, а потом, улыбнувшись, вдруг добавила, - а я прямо не сомневалась, что вы супруги. Уж так он за Вами заботливо ухаживал, как за родной женой.
Ах, Софья Алексеевна! Уж Вам ли было не знать, что не женат еще пока полковник Комаров?! Только не смогла она удержаться от искушения и не проверить свою интуицию. Их отношения были пронизаны зарождающимся чувством, хотя оба это тщательно скрывали. И Соня, как никто другой, видела это особенно ясно.
- Верно Вы подметили, Софья Алексеевна,- игриво подмигнув Тамаре, поддержала разговор Светлана. - По-моему, пропал наш бравый полковник! Влюбился, как курсант! Да не тушуйся ты, Тамарочка! Владимир Петрович - человек одинокий. Кстати сказать, очень хороший человек. Так что, если понравился, не упускай момент.
- Ой, да ну вас, девочки, - смущенно, прямо по-девичьи и так по-свойски отозвалась Тамара, что все три женщины совсем неожиданно, как будто кто-то подтолкнул их друг к другу, вдруг обнялись и рассмеялись от души, как добрые давние подружки. И сразу решили перейти на «ты» и по имени.
И как будто не было осторожности, недоверия и статусной дистанции, как будто сто лет знались и души не чаяли друг в друге. Вот так! Порой люди годами с большим старанием пытаются выстроить отношения. Но ничего не получается. Так и остаются чужими и непонимающими друг друга. А тут вдруг раз и щелкнуло! Неловкость и опасливость исчезли. Появилось желание общаться и даже доверять. И Софья Алексеевна, уже не раздумывая, пригласила новых подруг к себе в гости, в свой дом.Сидели, пили чай с домашними вареньями и стряпней, и с удовольствием болтали о своем, о женском. А потом, вдруг неожиданно спохватившись, поделилась Софья своей «бедой». Платье, предназначенное для торжества, испортила.
- Покажи мне платье, Соня, - предложила Тамарочка. - Посмотрю, может мне его спасти удастся.
- Ой, точно, Сонечка! Показывай! Тамарочка у нас настоящий кутюрье, золотые ручки у нее. А вкус какой! Закачаешься. - подхватила мысль Светлана.
И Софья принесла платье, а потом еще и все лоскуты тканей, которые в доме были. Тамарочка сразу погрузилась в привычную атмосферу, забыв о подружках. Она прикладывала к платью ткани, драпировала, сметывала, и через час дала Софье платье для примерки.
- Какая красота! Еще лучше стало. Прямо заиграло по-новому, - в восхищении воскликнула Софья, разглядывая себя в зеркале. - Спасибо тебе, дорогая моя! Ты - моя спасительница, - и от полноты чувств расцеловала новую подругу.
Тамара подобрала контрастную ткань и мягко задрапировала пояс. На месте следа от утюга красовался роскошный бант. Благодаря яркому поясу и банту ее бирюзовое платье приобрело совершенно новый и очень стильный вид.
Как смотрелась в ярком платье Софья! Слегка смуглая, с большими карими, почти черными, глазами и копной блестящих, черных вьющихся волос, она была божественно красива! Тамарочка с удовольствием смотрела на сияющее лицо Софьи и радовалась в душе, что смогла сделать добро хорошему человеку. А еще немножко гордилась тем, что она настоящий мастер своего дела. Признательности Софьи не было предела.

Утром после завтрака было торжественное построение личного состава заставы. Генерал принял рапорт командира, коротко поздравил всех с юбилейным праздником части. Под военный марш солдаты и офицеры прошли парадным строем по плацу. На этом торжественная часть на открытом воздухе была закончена. В декабре в Забайкалье на восходе солнца на термометре от минус тридцати до минус сорока и ниже. Долго не промаршируешь. И командиры, жалея своих подчиненных, не стали растягивать мероприятие на плацу. После построения в спортзале по плану были назначены соревнования и показательные выступления. Торжественная часть с поздравлениями и концертом должна была состояться в клубе части уже после обеда.

         Принимая этот короткий парад, Краснояров обратил внимание, что и его пацаны стояли в строю. Правда, стояли в конце плаца, так как одеты были не в парадную форму.  Про себя генерал отметил, что смотрелись они в солдатском строю вполне органично, выглядели серьезными, повзрослевшими и весьма довольными и гордыми.
- Как сыны полка, - довольно обронил генерал, обращаясь к командиру заставы и кивком головы указывая на пацанов.
- Хорошие хлопцы, правильные. Мне уже Ерофеев доложил. Влились в коллектив, - коротко доложил обстановку Морозов. За истекшие сутки генерал даже ни разу о ребятах специально ничего не спрашивал. Все шло своим чередом. Так сказать, служили, как все.

           В спортзале солдаты и офицеры демонстрировали мастерство владения рукопашным боем и холодным оружием, на скорость разбирали и собирали огнестрельное оружие. А потом офицер, руководивший выступлениями, объявил, что будущие курсанты тоже готовы показать уровень своей подготовки. Валек и Павлик вышли в центр зала, одетые в кимоно и босые, как и положено бойцам каратэ. Они не соревновались, просто показывали в паре ряд упражнений и приемов борьбы. Не соревновались потому, что уровень подготовки у них был, конечно, разный. Павлик пока никак не мог на равных противостоять другу. Но их все равно приняли тепло и по-дружески. И одобрительными возгласами подбадривали и поддерживали как и всех своих. Все остались довольны: и выступающие, и зрители, и, конечно, родители. А как же! Было чем гордиться. Вот каких бойцов на смену себе растим! В завершение программы была потешная эстафета, бег в мешках и перетягивание каната. Вроде взрослые все, а расшалились, как дети. Всем было смешно и весело!

          После праздничного обеда все собрались в клубе. Началась торжественная часть. Командир майор Морозов провел небольшой экскурс в историю создания и становления заставы, рассказал о воинских достижениях и подвигах солдат и офицеров, служивших на заставе в разные годы, поздравил весь личный состав с юбилейным днем рождения и передал слово генерал-майору Красноярову. Он тоже выступал, хвалил и поздравлял. Но! Главную новость до конца выступления сохранил в секрете.
- За многолетнюю добросовестную службу наградить майора Морозова Сергея Борисовича почетной грамотой министра обороны и присвоить ему очередное и давно заслуженное звание подполковник, - торжественно зачитал приказ министерства генерал.
- Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! – раскатами понеслось по залу. Так в едином порыве весь личный состав заставы поздравлял своего любимого и уважаемого командира с заслуженной наградой и повышением. Как же приятно было Красноярову видеть эти родные лица, чувствовать их искренность. Как радовался он за Морозова! А еще был очень доволен тем, что не ошибся он в этом скромном человеке, правильно понял его и оценил по заслугам. Не к каждому командиру относятся солдаты и офицеры, как к отцу родному, не за каждым готовы пойти в огонь и в воду. А за Морозовым пошли бы, безо всяких сомнений. Ведь он был для них Батя!

И концерт прошел тоже «на ура»! Артисты мгновенно сориентировались, от души поздравляли Морозова и несколько песен посвятили лично своему командиру в знак признательности и уважения. К всеобщему удивлению Валек и Павлик опять отличились. Не прошли даром совместные репетиции. Они пели и играли очень красиво и слаженно, и заслужили бурные аплодисменты и похвалы. Настроение у всех было по-настоящему праздничное.

После концерта офицеры с женами собирались в офицерской столовой на банкет. На входе всех встречала радушная хозяйка Софья Алексеевна под руку с супругом. Она блистала в новом стильном платье, притягивая к себе заинтересованные взгляды мужчин. Женщины с нескрываемой завистью разглядывали потрясающий наряд командирши. В воздухе, казалось, витали вопросы: «Где она взяла такую красоту? После отпуска никому не показывала обновку, а в центр уже давным-давно не ездила. Откуда появилась эта прелесть?»» Морозов старался выглядеть, как всегда, невозмутимым. Но и он ловил на себе пытливые взгляды. На его кителе выделялись новенькие погоны с двумя большими звездочками. Погоны заранее привез Краснояров, а Софья быстренько приладила их к кителю.  И каждый офицер считал за честь подойти и лично поздравить командира с наградой и присвоением звания. Сегодня он был, как именинник!
Женщины проявили свое извечное умение, из ничего сделать конфетку, и превратили обычную столовую в настоящий банкетный зал. Помещение было оформлено торжественно и красиво, а стол поражал сервировкой и обилием угощений. Когда все уже были в сборе, в зал под руку с женой вошел генерал-майор Краснояров.
- Какая красивая пара, - еле слышно прошелестело по залу. – Она, ну просто королева!
За генералом следовал полковник Комаров, ведя под руку Тамарочку, которая жутко волновалась. Он сквозь рукав кителя даже чувствовал, как слегка дрожат ее пальцы, поэтому успокаивая, накрыл их своей теплой ладонью.
- Тамара Ивановна, выглядите великолепно! - чуть наклоняясь к ней, говорил вполголоса Комаров. - Вы среди своих и под надежной охраной. Вас никто не обидит. Все хорошо. Успокойтесь, я с Вами.
Его бархатный баритон действовал ободряюще и помогал, хотя бы, не потерять сознание от страха перед незнакомыми людьми, которые разглядывали и оценивали ее. Выглядела она и вправду великолепно. И она понимала это, ловя на себе восхищенные взгляды мужчин и женщин. Только вот преодолеть волнение никак не получалось. Для нее этот выход в свет был настоящим испытанием. Она впервые в жизни посещала такое многолюдное мероприятие, тем более в качестве одной из важных приглашенных персон. Весь личный состав заставы единодушно решил, что она жена полковника Комарова. В отличие от Светланы, одарявшей всех приветливой улыбкой и уместными светскими репликами, Тамарочка была очень напряжена, молчалива и даже не могла улыбнуться. Как ни старалась.
 
           Вопрос рассадки гостей был решен заранее весьма распространенным способом. Возле каждого прибора стояла карточка с фамилией и инициалами. Так что никакой неловкости, тем более толчеи, не возникло. Все быстро устроились на своих местах. В центре главного стола сидели командир с супругой, по правую руку от него генерал Краснояров с женой, по левую полковник Комаров с Тамарочкой. И здесь она оказалась в эпицентре внимания. Буквально некуда было деться от, устремленных на их стол, взглядов.

          В присутствии высоких гостей и офицеры заставы, и их жены тоже сначала чувствовали себя несколько скованно. Но, как известно, через три тоста неловкость проходит. Все успокаиваются, расслабляются и уже веселье начинает набирать обороты. Голоса становятся громче, звучат шутки и смех. Поскольку основная часть коллектива все-таки были люди молодые, не обошлось и без музыки и танцев. И снова всех поразил генерал со своей красавицей-женой! Задавая тон торжеству, Роман и Светлана первыми вышли в центр зала. Элегантно, можно сказать профессионально, они станцевали аргентинское танго, сорвав бурю аплодисментов. Тамарочка смотрела на это действо, как завороженная. Четкость и слаженность движений, музыкальность и удивительное взаимопонимание партнеров вызвали в ней не только восторг, но и некоторую зависть. Сама она, конечно, танцевать не умела. Неловкие подергивания и топтания на школьных вечерах трудно назвать танцами. Но это был весь ее танцевальный опыт. После школы, а тем более после замужества, ей было уже не до танцев. Поэтому, когда полковник Комаров пригласил ее на медленный танец, она мучительно покраснела и тихо призналась, что не умеет танцевать.
- Тамара Ивановна, я тоже танцор не великий. Не умею, как Роман Васильевич, фигуры выписывать. Но мы просто потанцуем. У нас все получится, - уговаривал он Тамару, слегка склонившись перед ней в легком поклоне и подавая ей руку.
Деваться было некуда. Неловко было обидеть категорическим отказом этого замечательного мужчину. И Тамара, согласившись, подала ему свою руку.

Это ощущение доверительности и близости обрушилось на нее всей своей мощью. Она никогда прежде не испытывала таких чувств. В деликатных объятиях мужчины, который понравился ей с первого момента их встречи, было неописуемо хорошо и приятно. Он вел мягко, но уверенно, и Тамарочка следовала его движениям почти инстинктивно. И все получилось! В такт музыки попадали, ноги друг другу не отдавили. Но даже не это было главным. Главным было внутреннее чувство взаимного приятия, такое горячее и манкое! Мельком взглянув на партнера, Тамарочка поняла, что и он чувствует то же самое. И это было еще одним потрясающим открытием! Оказывается, она может нравиться мужчинам, вызывать в них такие сильные чувства. И сразу как будто крылья за спиной выросли! Она, казалось, заново познала себя. Осознала и приняла, что она красивая и притягательная ЖЕНЩИНА!

С того горького памятного дня, когда она пила водку в одиночестве в день годовщины своего сына, Тамара не брала в рот ни капли спиртного. Это было для нее табу! А тут, в водовороте общего застолья, Комаров буквально уговорил ее пригубить бокал с шампанским. Лишь один глоток! И сразу стало легко и весело. Тело обрело гибкость, движения стали мягкими и женственными. Нет, она даже не захмелела. Просто напряжение куда-то испарилось. Восхитительное чувство свободы и уверенности в себе как будто заполнило ее до краев. Тем не менее, она не теряла бдительности и незаметно наблюдала, кто и сколько пьет. Не терпела она пьющих мужчин, можно сказать, панически их боялась. Столько лет прошло, а «художества» ее бывшего мужа были живы в памяти до сих пор. Она удовлетворенно отметила, что и Роман, и Владимир дружно поддерживали все тосты, чокались со всеми, но свою рюмку только подносили ко рту, буквально слегка смочив спиртным губы. Обе их рюмки всегда были наполовину полны. Как порадовало ее это обстоятельство, что мужчины, под опекой которых она здесь находится, не позволяют себе лишнего. Так сказать, пребывают в здравом уме и твердой памяти. Доселе незнакомое ей состояние, находиться в присутствии мужчины «как за каменной стеной», оказалось таким приятным и дарящим желание и возможность чувствовать себя женщиной.
 
Вечер продолжался. Молодая семейная пара, организаторы торжества, уверенно взяли бразды правления в свои руки. Они давали слово для выступления, произносили тосты, приглашали танцевать. После того, как все уже разогрелись и расслабились, пришло время игр и конкурсов. От желающих принять в них участие не было отбоя. Никто не стеснялся и не отнекивался. Горячие аплодисменты прерывались взрывами хохота. Все отрывались на полную катушку! Так бывает в большой дружной семье, где каждый признан и любим, и нет опасения, сказать или сделать что-то не так. Даже если и не так, все равно поймут и поддержат. Никто не осудит, не будет шикать в спину, осуждающе закатывать глаза и поджимать губы. Все просто, открыто, от души! Такому настроению способствовало и поведение старших по званию. И командир с женой, и приезжие гости не сидели важными персонами, свысока взирая на подчиненных. Они с удовольствием, вместе со всеми, пели, танцевали, играли, шутили и смеялись. И не было никакого чинопочитания и низкопоклонства. Хотя и панибратством даже «не пахло». Границы субординации никто не переходил. Достоинство и уважение к старшим по возрасту и званию, казалось, было в крови у этих людей. И Тамарочка, наконец, прониклась всеобщим настроением праздника и взаимного доверия, расслабилась и просто веселилась от души, так, как никогда в жизни не веселилась. Она, впервые в жизни, пела вместе со всеми. Не напевала, не мурлыкала вполголоса, а пела! Ее сильный, красивый голос ярко выделялся среди остальных. И тут же она снискала массу комплиментов. Ее попросили спеть что-нибудь соло. Первым желанием было, конечно, сказать «нет» и спрятаться за спину Комарова. Но, увидев несколько десятков пар глаз, устремленных на нее и ожидающих ее выступления, Тамарочка, неожиданно для себя, решилась. Она согласилась, подошла к капитану, игравшему на аккордеоне, и напела ему первую фразу. Он тут же поймал тональность и сыграл вступление. Путь к отступлению был отрезан, и она запела. Сначала голос слегка дрожал, но она поймала взгляд Комарова, увидела его ободряющую улыбку и стала просто петь для него. Такого успеха и признания в ее жизни еще не было! Ей аплодировали, кричали «браво» и просили петь еще. И она спела еще пару песен, которые знали все. Откуда-то пришла смелость, и Тамарочка смогла всех подключить к своим песням. Она солировала, а все дружно подхватывали. Здорово получилось, как будто заранее неоднократно репетировали.
- Тамара Ивановна. Вы преподаватель пения, музыки? Вы дирижер? - допытывались потом новоявленные поклонники и поклонницы, столпившись вокруг нее. - Вот бы Вам остаться у нас на заставе! Мы бы такую самодеятельность с Вами организовали!
- Нет-нет, я не профессионал. Я просто люблю петь для себя, - смутившись от такого внимания, отвечала Тамарочка.
- Слушайте! Да у Вас талант! Грех его от людей прятать. Вам выступать надо, - настаивал капитан-аккордеонист.
- Нет-нет, что Вы! Я другим делом занимаюсь. А пение - это мое хобби, - вспомнила Тамарочка иностранное слово, которое в обычной жизни никогда не употребляла. И сразу испугалась. А вдруг не к месту сказала это самое слово, вдруг смеяться над ней начнут. Поймут, что дура она необразованная, за плечами восемь классов и ПТУ, и десять книжек, прочитанных за всю жизнь. И так ей стало стыдно за свою дремучесть!
- Ну, кому я могу понравиться? Такая неотесанная, темная. Говорить правильно не умею, пишу с ошибками. А туда же! Полковник мне понравился! - с горечью критиковала сама себя Тамарочка. 
А этот самый полковник уже снова галантно приглашал ее на следующий танец. И не спрашивал ее об образовании и правилах грамматики. Не было ему до этого никакого дела. Она ему просто нравилась! Ах, какая женщина!

Уже ближе к полуночи командиры со своими дамами оставили общую компанию. Времени оставалось так мало. Ведь на завтра после обеда был намечен отъезд. Хотелось еще обсудить некоторые вопросы по службе, да и просто пообщаться в узком кругу.
 
           Как-то так получилось, что пазл легко сложился. С первой встречи Краснояров и Морозов оценили друг друга. И это было очень хорошо! Ведь им предстояло служить и работать вместе. У Комарова с Морозовым были давние взаимно уважительные отношения. По большому счету, именно Комаров убедил Красноярова лично поучаствовать в торжествах заставы и познакомиться с ее командиром, дав ему блестящие рекомендации.  Про женщин и говорить нечего. Мужчины на этот счет не высказывались, но каждый про себя отметил, что их дамы ведут себя, как подружки. Значит, тоже нашли общий язык. И это тоже радовало
.
          Как легко в молодости люди знакомятся, общаются, называют друг друга друзьями, не вдумываясь всерьез в смысл этого слова. Но время идет, и приходит осознание, что не всяк, кто вращается в твоей орбите, и есть тебе настоящий друг. С возрастом происходит, так сказать, переоценка ценностей, приходит понимание истинной ценности человеческих отношений. И на смену слову «друг» приходят другие: «приятель», «коллега по работе», «сослуживец», более обтекаемые и менее ответственные. Слово «друг» звучит все реже, но поэтому и ценится дороже. Роман и Светлана пришли к этому выводу уже достаточно давно, поэтому и называли своими друзьями только годами проверенных людей. Ни время, ни расстояния, разделявшие их с настоящими друзьями, не имели значения. Пусть с кем-то очень редко встречались, пусть не писали каждую неделю писем. Они просто знали, что они есть друг у друга, что и в радости, и в горе друзья, равно как и они сами, будут немедленно рядом, стоит только позвать. И очень дорожили долголетней дружбой, не торопясь возводить новых знакомых в ранг друзей.  За полгода работы в новом управлении Роман Краснояров, так сказать по долгу службы, познакомился со всеми офицерами, непосредственно общавшимися с ним. Со всеми он был корректен и уважителен, но не более того. Никого из своего окружения до сих пор особо не выделил. Разве что, полковник Комаров вызвал в нем чуть более повышенный интерес. Чем? Скорее всего, своей сдержанностью и не многословием. Не лез в глаза новому начальнику, не старался выделиться среди всех, понравиться, стать своим.  Просто четко и безукоризненно исполнял свои служебные обязанности. У Романа сразу возникло такое ощущение, что он - человек честный, надежный, даже верный, умеет держать слово. Они не сближались, соблюдая дистанцию «начальник-подчиненный», но взаимное приятие почувствовал каждый. К большому удовлетворению Романа такие же чувства вызвал в нем и командир заставы Морозов.
- Они с Комаровым во многом похожи. Оба - высочайшие профессионалы, но скромные и сдержанные, честные и достойные уважения офицеры. А еще и люди хорошие, оказывается. Настоящие мужики, в самом лучшем смысле этих слов. Посещение заставы и близкое личное общение показало все как нельзя лучше, - размышлял про себя Роман. – Можно считать большим везением, когда в твоей команде есть такие люди. И мне опять повезло!

Настало время отъезда. Софья собрала своим новым подружкам большие коробки с таежными гостинцами. Они сначала отнекивались, вроде как неудобно. Но Софья Алексеевна, уже по-свойски, отчитала их за излишнюю скромность.
- Даже слышать ничего не хочу! Где это видано, чтобы от нас гости без гостинцев уезжали?! Мы что, не русские люди, что ли? - шутливо негодуя, выговаривала она. - Сядете дома чай с вареньицем моим пить, да и вспомните, живет где-то на дальней заставе такая Соня. А мне и приятно будет! - добавила она, обнимая сразу обеих женщин.
И все заулыбались, потому что всех тронуло такое сердечное отношение. Морозов, скрывая улыбку, тоже довольно крякнул, поглядывая на жену и одобряя ее взглядом. Молодец, мол, жена. Все правильно сделала.
Возразить было нечего, пришлось соглашаться. Благодарили от души, потому как и гостинцы были тоже от всего сердца. Все были в сборе, вещи уложены, машины фырчали моторами. Только мальчишек все не было. Родители, не видевшие своих чад целых два дня, с нетерпением их ожидали. И тут появилась целая ватага молодых ребят. Не по Уставу, конечно, но шли они не строем, а обступив со всех сторон Валька и Павлика. Завидев начальство, все сразу подровнялись, подтянулись и примолкли. Выступив вперед, лейтенант Ерофеев отрапортовал:
- Товарищ, подполковник, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору.
- Разрешаю, - коротко ответил Морозов, отметив про себя, что Ерофеев все сделал правильно. Военная выучка давала о себе знать при любых обстоятельствах.
- Товарищ генерал-майор, будущие курсанты, после успешного прохождения двухдневного курса молодого бойца, прибыли для отправки домой, - серьезно доложил Ерофеев. А потом, расплывшись в улыбке, добавил уже опять не по Уставу, - Служили честно, достойно, наравне со срочниками.  За два дня прямо своими стали. Вроде, дембель у них сегодня, поэтому и провожаем всем взводом.
-Благодарю за службу, - ответил генерал, отдавая честь своим солдатам. - За ребят отдельное спасибо, - уже по-отечески добавил Роман и пожал руку Ерофееву. - Вольно. Разойдись.
И опять смешался строй. Солдатики подходили к мальчишкам, жали руки, хлопали по плечам и по-братски обнимали их, прощаясь уже навсегда. Хоть и говорили, что ждут их снова, приглашали приезжать, но каждый понимал, что после окончания школы пацанов ждет поступление, а солдат, в скором времени, настоящий дембель. И не встретиться им уже никогда. И не только у самых младших в этот момент защипало в носу. Но все сдержались, скрывая волнение и горечь расставания за нарочито громкими словами и бурным прощанием.   «Мужчины не плачут, они огорчаются», -  сказал как-то очень правильную фразу один из киногероев.

Вертолет был готов к вылету. Все по очереди стали подниматься, на секунду останавливаясь на трапе, оборачиваясь и посылая последний привет взмахом руки. Люк закрылся, взревел мотор, завращался мощный винт, подняв настоящую снежную бурю. Вертолет оторвался от земли и поплыл вдаль, набирая высоту. Могучая машина, неумолимо уменьшаясь в размерах, постепенно таяла и, наконец, совсем пропала из вида.
Софья молчаливо стояла рядом, прислонившись к плечу мужа, и маленькая слезинка прозрачной льдинкой застывала на щеке.
- Как жаль, что так быстро уехали. Вроде, только познакомились, а прямо как родные стали. Какие люди замечательные, а, Сереж, - задумчиво произнесла она. - Грустно мне, не увидимся мы больше. Как-то тяжко на душе, как будто грядет большая беда, спаси Господи, - и украдкой перекрестилась. Муж не одобрял, когда она делала это при людях.
И помрачнел сразу, только что благодушно настроенный, подполковник. Совместная жизнь научила его тому, что Соня таких слов напрасно не произносила. Была она цыганских кровей, и чуйка у нее была развита, как у пограничной собаки. Так говаривал, шутя, сам Морозов. К тому же, владела она картами мастерски. И на простых цыганских гадала, и таро читала, как открытую книгу. А уж интуиция была развита! Один случай на миллион!
-Ты что ль смотрела? - спросил он ее тревожно. - Что там?
- Нет, не решилась сначала. Вроде, все понятно было, такие люди замечательные! Без утайки, без червоточины, чистые открытые души! А вот сейчас вдруг почувствовала, будет что-то очень плохое. Никого не обойдет, всех перемелет! - вполголоса отозвалась Софья. - А сейчас и смотреть не буду. Помочь не смогу. Даже если предупрежу, все равно будет так, как суждено. Карты если раскрыть, точно все произойдет. А если их не трогать, может и пронесет. Хотя, вряд ли. Но не стоит будить лихо, пока лежит тихо. Авось, Господь милует! - и снова перекрестилась.
- Тебя домой отвезу, а сам в штаб пойду, - размышляя о чем-то своем, сказал Морозов. - Надо дождаться, должны сообщить, как долетят. Сонь, не вертолет? - задал пугающий вопрос подполковник.
- Нет-нет, Сережа, они долетят спокойно, - устало отозвалась Софья. – Все будет позже, но уже скоро. Больше не пытай, ничего не скажу. Нельзя. - сказала, как отрезала, жена-ведунья.

В вертолете было опять шумно. Разговаривали мимикой и жестами. Взрослые спрашивали мальчишек глазами, как, мол, оно, понравилось на заставе? А они, улыбаясь во все тридцать два зуба, брызгали из глаз веселыми и счастливыми лучиками, и показывали большие пальцы обеих рук. Это означало, что все просто супер здорово! Все разговоры отложили до приземления.

Через три часа командиру заставы доложили, что по дальней связи пришло сообщение о благополучном приземлении вертолета с генерал-майором Краснояровым на борту. И Морозов выдохнул облегченно. Все, вроде, нормально. Но слова жены занозой застряли в мозгу. И так хотелось ему, чтобы Соня посмотрела в свои волшебные карты и сказала ему все, что узнает. Но он также понимал, что в этом вопросе он жене не указчик. Раз сказала «нет», значит, «нет», как ни упрашивай. За короткое время личного знакомства Сергей Морозов принял близко к сердцу генерала и его жену, и сына, и даже эту незнакомую женщину с мальчиком. Вопросов не задавал, но тоже почему-то решил, что Тамара имеет личное отношение к Комарову, которого он очень уважал. И, нависшая над ними неизвестная опасность, о которой предупреждала жена, беспокоила его, как будто лично ему или его семье что-то угрожало. А больше всего раздражало собственное бессилие, невозможность оберечь, предупредить, предотвратить беду. И Морозов решил еще раз просить жену, посмотреть и, по возможности, вмешаться. А вдруг получится отвести напасть. Не раз убедившись в ее сверх способностях, он так хотел верить, что его Сонечка, как волшебница, взмахнет своей волшебной палочкой, и зло растает, испарится, и о том, что оно только что было рядом, даже никто не узнает.

После приземления вертолета все, кроме бывалых мужчин, были слегка оглохшие и обалдевшие. Поэтому, попытавшись обменяться впечатлениями, продолжали громко кричать и размахивать руками. А потом, вдруг осознав комичность ситуации, дружно принялись хохотать, копируя друг друга.
- Так, дамы и господа, всем спасибо за компанию, - улыбаясь, подытожил Краснояров. - Впечатлениями будем обмениваться в грядущую субботу. Ждем вас всех к нам в гости. Всех. - многозначительно подчеркнул он, переводя взгляд с Тамары на Комарова. - А сейчас всем отдыхать, завтра школа и рабочий день. Владимир Петрович, надеюсь, Вы доставите Тамару Ивановну и Павлика домой.
- Безо всяких сомнений. Честь имею. - козырнул Комаров, с готовностью подхватил сумку Тамары, решительно взял ее под руку, и они направились к ожидавшей машине. - Павел, не отставай.
Павлик, не присутствовавший при развитии событий последних двух дней, удивленно смотрел вслед уходящей паре и вдруг осознал, что это его маму, так по-хозяйски, под руку уводит чужой мужик. Нет, он не отрицает, ему, конечно, Комаров понравился. Но не до такой же степени, чтобы он был готов ему, вот так запросто, отдать свою маму. Маму, только недавно им заново обретенную! Маму, которой он только-только научился дорожить. Маму, которую он так любит и которая принадлежит только ему! Они уходят вдвоем! А как же он?! Павлик растерянно обернулся на Краснояровых, инстинктивно ища объяснений и поддержки у тех, кому доверял. И Роман со Светланой без слов поняли его.  Они подошли, все втроем, и все вместе обнялись, давая понять ему, что он не один, что они вместе, и все хорошо. И в этот самый момент, как бы почувствовав, что происходит неладное, Тамарочка и Комаров разом обернулись.
- Павлик, ну ты что не идешь? Мы тебя ждем! - позвал его Комаров.
- Павлик, сынок, иди скорее. Мы же не навеки прощаемся. В субботу уже встретимся. А сейчас домой пора, - приветливо звала его мать.

          И, вспыхнувшая внезапно, обида, свернулась маленьким клубочком и отползла в дальний уголок души. Отползла, затаилась, но не исчезла совсем. Теперь уже совсем не так восхищенно и благодушно смотрел Павлик на Комарова. Он вдруг четко осознал, что в его отношения с матерью вторгся опасный конкурент. Хрупкий баланс в душе мальчика вновь зашатался. Надо было быть начеку! И Павлик это умел. Не стоило его задевать за живое. Он сел в машину и угрюмо замолчал. На все вопросы Владимира Петровича и мамы отвечал односложно, а потом вообще прикрыл глаза и сделал вид, что задремал.

          Но Комарова было трудно обмануть. Столько лет по службе он общался с молодыми ребятами, почти мальчишками. За эти годы он практически стал психологом. Молчание Павлика не предвещало ничего хорошего. Быстро прокрутив ситуацию, он понял свою ошибку и то, что придется за нее расплачиваться. Довольно трудно будет восстановить доверие мальчика. А сделать это придется. Ведь он планировал развивать отношения с этой милой, понравившейся ему, женщиной. А она была его матерью. В его голове крутился не столько расчет, как преодолеть сопротивление мальчика, чтобы он не мешал их отношениям, сколько именно сожаление по поводу своего, казалось бы незначительного, поступка, который, оказывается, так глубоко ранил парня. Они оба искренне ему понравились, и он с самого начала не отделял мальчика от женщины. Поэтому, когда подъехали к дому, и Тамара вежливо пригласила его на чай, он, чтобы не усугублять ситуацию, тактично отказался, сославшись на дела и усталость. Им всем нужно было время, чтобы все взвесить и обдумать.

          В квартиру Тамара и Павлик вошли молча. Было такое ощущение, что оба вступили в полосу отчуждения. Тишина, молчание и одиночество, которые мать и сын несколько дней назад, казалось, благополучно преодолели, вновь взяли верх. Обоим было мучительно больно, но ни один не пытался заговорить первым. Тамара боялась неловким словом спровоцировать возвращение агрессивной отстраненности со стороны сына. А Павлик! Павлик ей намеренно мстил за ее неожиданное для него, как ему казалось, предательство. Он исподволь, но очень внимательно наблюдал за матерью и отчетливо осознавал, что его поведение причиняет ей боль, что она со страхом ловит каждое его движение и взгляд, но продолжал свою психологическую атаку.
- Она должна понять, что дороже меня у нее никого нет! Она должна в полной мере, под страхом потери сына, раскаяться в своем поступке. Никогда и никого, кроме меня, не должно быть в ее жизни! - так думал Павлик, храня тяжелое молчание.

          Железный занавес семейного масштаба с грохотом опустился, вновь разделив мать и сына. Ни общих разговоров, ни совместных чаепитий и планов. Каждый опять был сам по себе. Павлик, пережив первые всплески гнева и ярости, слегка успокоился, и теперь холодно и расчетливо, планировал «процесс перевоспитания» матери. Он, как опытный кукловод, представлял себе, что как только, по его мнению, мать раскается окончательно, он сможет вновь изменить ситуацию в нужную для него сторону, сменив гнев на милость. И мама снова будет, как шелковая, и в его руках.
 
         Тамара же переживала происходящее по-настоящему, горько и тяжело! Ей было так больно от того, что взаимопонимание с сыном и его добрые к ней чувства улетучились так внезапно. И даже без видимых причин. Нет! Она, конечно, понимала, что Павлик приревновал ее к Комарову. Но ведь она ничего предосудительного не сделала! Разве что, в мыслях своих позволила признаться сама себе, что этот полковник ей понравился. Только и всего-то! Но в ее случае и это оказалось преступлением, которое каралось «смертной казнью». Невольно она провела аналогию между поведением бывшего мужа и сына, которые едва друг друга знали. Муж ревновал и жестоко бил ее за мифические, им же самим придуманные, измены. Теперь и сын заявлял на нее свои права жестко и безапелляционно, разве что еще не бил. Тамара все время украдкой плакала, но не видела выхода из сложившейся ситуации. Изменить отношение сына к себе, восстановить его доверие и уважение, тем более его теплые чувства, можно было только одним способом. Нужно было дать ему понять, что все по-прежнему, и никого, кроме единственного сыночка в ее жизни нет и не будет никогда! Она любит только его и будет служить ему вечно! Но она уже не могла отказаться от мысли, что где-то рядом есть мужчина, который так понравился ей, и она нравится ему.
- Господи! Почему все так сложно?! Ведь все просто! Просто живи и радуйся, люби и позволяй любить себя, дари тепло и заботу, и получай любовь и благодарность в ответ! Зачем все усложнять?! И кому это нужно?! Зачем ненавидеть, злоумышлять, обижать, делать больно, злиться, гневаться, строить козни?! Зачем?! - в отчаянии вопрошала Тамарочка.
Вечные риторические вопросы, которые задает уже не одно поколение людей! Но так до сих пор никто и не получил на них ни одного вразумительного ответа! У каждого в груди горит свой костер. Чье-то пламя согревает и спасает, а чье-то сжигает дотла и уничтожает!

            Комаров, вернувшись домой, все время вспоминал Тамарочку. Он скрупулезно прокручивал в памяти самые запомнившиеся моменты их короткого общения. Ее образ, тонкий и хрупкий, вызывал в нем чувство нежности и желания быть рядом с ней, и защищать ее от всех и вся.  Впервые за последние несколько лет душа откликнулась на зов другой души и как будто ожила. И это доставляло ему светлую радость. И было так удивительно и ново, потому что после пережитой трагедии ему казалось, что он просто живой труп.

           Несколько лет назад его любимые, близкие люди погибли все вместе, сразу, его родители, жена и дочка, ровесница Тамариного Павла. Пьяный водитель огромного КАМАЗа вынес им коллективный смертный приговор, не дав ни единого шанса на спасение. Легковушку Комарова старшего он превратил в груду искореженного железа. Как выжил после их гибели Владимир Петрович Комаров?! Если сказать просто, что ему было очень трудно и тяжело, значит, не сказать ничего. Как после сильнейшего землетрясения буквально разверзается земля и на, некогда ровной, поверхности вдруг образуется невероятной глубины пропасть, так и жизнь Володи Комарова раскололась на две части: до и после. В жизнь, которая было «до», он каждую ночь возвращался во снах. Там они были все вместе, и он был счастлив! И перед каждым пробуждением он вновь и вновь навек прощался с ними, просыпаясь в слезах. Утром наступал черед жизни «после». Он что-то ел, ходил на работу, разговаривал, но… Он ничего не чувствовал! Жизнь вокруг бурлила и кипела, но его ничего не касалось. Он ощущал себя сторонним наблюдателем, статистом без права голоса, присутствующим лицом без лица и эмоций.

         По существу, спас его от возможных непоправимых последствий командир дальней заставы Морозов Сергей Борисович. Ведь не случайно Бог посылает нас навстречу друг другу. Прибыв по делам в управление, Морозов как раз таки попал в эпицентр трагических событий. Они даже еще не были близко знакомы. Но Морозов, узнав о его страшной утрате, ни секунды не колеблясь, предложил Комарову поехать к нему на заставу. Просто пожить, с мыслями собраться. Командование, соболезнуя по поводу произошедшей трагедии, пошло навстречу и предоставило Комарову, по существу длительный отпуск, оформив его как командировку на заставу.  И Комаров, ухватившись за эту спасительную соломинку, без колебаний последовал за Морозовым, как нитка за иголкой.

          Его поселили отдельно, предоставив полную автономию, чтобы он вдруг не решил, что он кому-то в тягость. Да и, понятное дело, как раз одиночество и было ему так необходимо. Многие люди, зачастую, действуя из, казалось бы, благих побуждений, своими расспросами и сопереживанием не дают затянуться и зажить душевной ране. Вроде, хотят помочь, а получается так, как будто по локоть запускают руку в эту самую рану и нещадно бередят ее. Морозов и его жена Софья всегда были рядом. Но они не лезли в душу с утешениями и соболезнованиями, разговорами и развлечениями. Просто были рядом. Соня убирала комнату, когда он куда-то отлучался, готовила и стирала, оставляя еду и чистую одежду. И радовалась, забирая пустую посуду. Значит, поел. Морозов принес рыболовные снасти, и они, практически в трех словах, договорились о рыбалке. Сидели на утренней зорьке вдвоем, покачиваясь в лодочке на легкой волне, и просто молчали, уставившись на поплавки. Каждый думал о своем. Но вдвоем, оказывается, и молчать легче, чем одному. Соня заваривала какие-то травы и контролировала, чтобы Володя их обязательно выпивал.  Она потихоньку, чтобы мужчины не видели, что-то шаманила, шептала и отливала на воске. Раскладывала свои старинные карты в причудливые фигуры, вздыхала, качала головой и все начинала сначала. А потом вставала перед иконами на колени и долго молилась за этого, убитого горем, человека.

          Сначала он часто уходил в лес. С размаху бросался в высокую траву и кричал в голос, что было сил, потому что внутри все разрывалось от боли, а потом плакал до полного опустошения и забвения, часто так и засыпая в траве. Однажды, бродя в лесу, наткнулся на причудливую кедровую ветку. И неожиданно представилась она ему в виде креста. На вершине этого креста он увидел лицо отца, по краям лица жены и дочки. А в центре перекрестия лицо мамы. Не раздумывая, он притащил эту ветку с собой. А потом долго над ней работал; шкурил, чистил, убирал лишнее и по памяти вырезал лица дорогих ему людей. Когда работа была окончена, он вдруг сам с удивлением обнаружил, что изображения на кресте имеют просто портретное сходство с лицами родных.
Он нещадно нагружал себя физически. Вместе с бойцами бегал изнуряющие кроссы в полной боевой выкладке, преодолевал полосу препятствий, подтягивался и приседал с нагрузкой несчетное количество раз, с яростью боксировал в спортзале, а потом с крутого обрыва бросался в ледяную реку. И все только для того, чтобы сосредоточиться на чисто механическом и физическом исполнении, поставленных перед организмом, задач и отключить мыслительный процесс, который неизбежно возвращал его в тот момент, когда страшное известие вторглось в его счастливую жизнь, изломав и исковеркав ее. Измотанный и опустошенный к концу дня, он засыпал, как камень. Так прошло лето. И отпуск его тоже закончился. Как ни крути, пора было возвращаться на службу и в жизнь вообще.

          Провожая его с заставы, Сергей и Софья уже были за него почти спокойны. Выглядел он, как человек, перенесший тяжелую болезнь, и, можно сказать, чудом оставшийся в живых. Но ведь живой! Замкнутый, но собранный и адекватно реагирующий на окружающий мир, похудевший, но накачанный и сильный. Впервые после того трагического дня, уже перед самым отъездом, Володя взглянул на себя в зеркало. Черную пышную шевелюру оттеняли серебряные виски.
 Прощаясь с Морозовыми, он сказал только две фразы: «Вы помогли мне выжить. Теперь вы для меня самые родные и близкие люди.» Он уходил, не оглядываясь, неся вещмешок на плече и драгоценный крест, упакованный в бумагу от любопытных глаз.

         Вернувшись в город и приступив к службе, вскоре он получил очередное звание и служебную квартиру. Квартиру родителей продал, не сомневаясь. Из прошлой жизни взял с собой только семейный фотоальбом, воинские награды родителей, они были ветеранами войны, немногочисленные украшения жены, которые когда-то с любовью покупал для нее, и старенького Мишку - друга дочери. И начал жизнь с чистого листа.

            Свое новое жилище он обустраивал с нуля. Покупал только самое необходимое, без чего невозможно обойтись. Через некоторое время его квартира приобрела законченный вид холостяцкой берлоги: идеально чисто и аскетично. Взглянув на такой интерьер, можно было сделать безошибочный вывод: здесь не ступала нога женщины, ни к чему она не приложила свои ручки, не вложила своей души, не проявила полета женской фантазии, которая как раз и создает, так называемый, домашний уют. Но он не обращал на это никакого внимания, так как приходил домой только ночевать, засиживаясь на работе до тех пор, пока не приходил дежурный офицер и не напоминал, что помещения пора опечатывать.  В редкие выходные тоже старался не сидеть дома. С утра быстро наводил армейский порядок и уходил до позднего вечера. В первый год после гибели родных каждые выходные он проводил исключительно на кладбище. Они лежали все вместе, поэтому ограда была просторной. Он обустроил участочек, покрасил оградку, сделал стол и скамейку. А потом установил тот самый памятный крест. Приходя, как он определил для себя, «в гости к своим», он подолгу просто сидел и молчал, ловя шорохи и звуки в лесной тишине. И все казалось ему, что вот-вот почувствует он, что они подадут ему какой-то знак, который поможет установить контакт между ними. Но, нет! Связь с потусторонним миром могут иметь только избранные земные люди, а он был обычным.

         Софья Морозова была как раз таким человеком. Проводив Комарова с заставы, она не забыла о нем. Частенько, когда муж был на службе, она обращалась к своим верным помощникам. Ее, проверенные временем, старинные карты помогали ей отслеживать судьбу Володеньки. Так она его называла про себя. И судьба его волновала ее все сильнее. Она понимала, что он, несмотря на обретенное внешнее равновесие, все также продолжал жить исключительно воспоминаниями, по минутам восстанавливая пережитое, и все сильнее увязая в своем горьком прошлом. И видела Соня, и понимала, что именно эта непрерванная связь все дальше уводила Володеньку от реальной жизни, закрывая перед ним все двери и возможности. Нельзя забывать прошлое, но жить только им недопустимо и даже опасно! Не отпустив прошлое, нельзя сделать шаг в настоящее. А без настоящего и будущего тоже нет! Соня была человеком деликатным и понимающим. Она осознавала, что не может как-то прямо и настойчиво, даже на правах друга, вмешиваться в его жизнь. Он сам должен был все переосмыслить, сделать свой выбор и прийти к правильному решению. Она просто искала возможность мягко подсказать ему этот путь.

         Случай вновь пообщаться лично представился не скоро. Только через год Комаров опять приехал на заставу по служебным делам. И в первый же вечер, после окончания работы, был приглашен к Морозовым на семейный ужин. Понятное дело, что в присутствии подчиненных нужно было соблюдать субординацию, заниматься рабочими вопросами. Но дома! Впервые после долгой разлуки Сергей и Володя крепко обнялись по-мужски, вложив в эти объятия все невысказанные слова и чувства, которые испытывали друг к другу. А Соню Комаров просто подхватил и закружил по квартире, и нежно, как сестру, расцеловал в обе щеки. Вот такая искренняя была встреча.

          А потом был семейный ужин, и все уже настроились на долгие посиделки с разговорами по душам. Но, внезапно зазвонил телефон, и Морозова вызвал дежурный по заставе. Что-то требовало личного присутствия командира. Комаров было собрался идти вместе с ним, но Сергей остановил его:
- Ничего серьезного. Сам разберусь. Если будешь нужен, я позвоню. Ты пока с Софьей пообщайся. Для нее свежий человек, как подарок. Тем более ты! - Он быстро собрался и вышел, незаметно подмигнув супруге.
- Ну, вот, дорогой! Для тебя сейчас настанет момент истины, - спокойным голосом произнесла Софья. - Сейчас я постараюсь сделать для тебя то, что делаю очень редко. Конечно, если ты этого захочешь.
- Соня, ты что задумала? - слегка испуганно произнес Володя.
- Не пугайся! Я вижу, как ты не живешь, а мучаешься. Поэтому решила дать тебе возможность пообщаться с твоими близкими. Сиди тихо. Если они захотят ответить на твои вопросы, я тебе дам знать. А пока просто сиди и слушай. Согласен? Ты хочешь этого? Или лучше все оставить так, как есть?
- Хочу, но боюсь, - тихо и честно ответил Комаров.
- Не бойся. Это волнительно, но безопасно, и для тебя, и для них. Так да или все-таки нет? Попробуем?  - вопросительно смотрела на него Соня.
Он только утвердительно кивнул головой в ответ. Он был по жизни вполне себе твердый реалист и не верил во всякие мистические штуки. Но! Искушение установить, так давно желанный, но до сих пор неисполнимый, пусть даже призрачный, контакт с любимыми людьми, было так велико, что он полностью отдал себя в руки Софьи.
Она встала, зажгла приготовленные свечи и выключила верхний свет. Сосредоточилась на пламени свечи и через минуту мерным голосом начала говорить:
- Они здесь. Папа, Петр Владимирович. Он одет в коричневую летнюю куртку и спортивные брюки, на голове кепка. Мама, Мария Илларионовна, она в цветном платье и кофточке синего цвета. Жена, Лариса, в джинсах и белой футболке, дочка Танечка в шортах и цветной маечке. Лето, тепло, они едут с дачи.
И у Комарова зашевелились волосы на голове, потому что Софья точно описала, во что были одеты его родные в день аварии и назвала их имена и отчества. Он точно помнил, что никогда не называл их по имени, говорил только «папа», «мама», «жена», «дочка», тем более не описывал их одежду.
- Папа рассказывает тебе, что еще в войну он был представлен к награде, но тогда документы потерялись, и он махнул на это рукой. Были другие более важные дела, чем бегать-догонять. Через много лет награда его нашла. Незадолго до смерти пришли наградные документы, но в военкомат он сходить не успел. В суете похорон все про это забыли. Папа просит тебя забрать орден, который он не успел получить. Наказывает тебе, хранить их с матерью награды, как память.
- Мама плачет, потому что плачешь ты. Она приходит к тебе каждый день, потому что ты не отпускаешь. Все время беспокоится. Ей хочется покоя, а ты все время ходишь к ним и тревожишь.
- Крест твой всем очень понравился. Красивый. Все очень похожи. Сынок, Володенька, сходи в церковь, закажи по нам поминальный сорокоуст, а себе поставь свечку за здравие. И живи, сынок! Жизнь - не только радость и счастье. В ней и горе случается. И его тоже надо переживать достойно. Не сетуй на горькую долю, никого не проклинай, всех прости и живи! Тебе до встречи с нами еще очень далеко шагать, - транслировала Софья обращение матери к сыну.
- Жена Лариса. Тоже плачет. Говорит, что любит тебя, но отпускает и просит тебя отпустить ее. У нее есть важные дела, а уйти не может, ты держишь и не даешь перейти ей на новый уровень.
- Дочка Танечка, - произнесла Софья обычным голосом и вдруг заговорила высоким детским голоском, точь в точь, как Танюшка:
- Папочка, ну, хватит плакать. Здесь красиво и спокойно, только грустно бывает, когда смотрю на тебя сверху. У меня тоже дело есть очень важное. Я выбрала себе новых родителей. Мне снова пора на Землю, а ты меня тормозишь. Кстати, Мишу моего подари своему новому мальчику. Он уже взрослый будет, но подарку обрадуется и тебя полюбит.
Комаров сидел, как во сне, безумными глазами взирая на Софью, которая говорила голосом его погибшей дочери.
Из оцепенения его вывел, теперь уже обычный голос Сони:
- Быстро спрашивай, если хочешь что-то спросить. Они скоро уйдут.
- Вы меня помните, любите? - а что еще мог спросить, истерзанный горем сын, муж, отец?!
- Они говорят уже все одновременно: любят, помнят, но просят отпустить. У них там свои задачи. Просят тебя жить и быть счастливым. Напоминают, что жизнь у всех разная, но очень короткая. Надо не терзать себя прошлым, а жить настоящим. Никто не знает, в какой момент тебя заберут. Они ни на кого не обижаются, не сетуют, не гневаются. Просят помнить, но не тревожить и дать им покой, - вещала Софья, переводя язык мертвых в живой мир.
- Все, канал закрылся, - устало произнесла Соня и задула свечу.

Они еще сидели некоторое время в полной темноте и молчании, каждый думая о своем. Для Комарова эти полчаса были настоящим потрясением. До этого момента ко всякого рода мистификациям он относился скептически. И даже тогда, когда сидел на кладбище, вслушиваясь в тишину и пытаясь найти зацепки для контакта со своими, и хоть какой-то намек на обратную связь, тоже хотел верить, но не верил, что это возможно. Сейчас же он получил реальное подтверждение тому, что потусторонний мир существует. В голове звучали слова и напутствия родных, проговоренные Софьей. Было такое ощущение, что они только что были здесь и ему удалось с ними поговорить. Душа и плакала, и радовалась одновременно.

Соня включила свет, и Комаров увидел, что она необычайно бледна, а лоб покрывают мелкие бисеринки пота.
- Сонечка, тебе плохо? - кинулся было к ней Комаров.
Но Софья остановила его движением руки и велела сесть напротив.
-Нет, все нормально. Сейчас пройдет, - успокоила его она. - Конечно, такое путешествие забирает массу энергии, поэтому и практикую такие вещи очень редко. Но это не смертельно. Все восстановится. Важнее для меня то, что ты понял из этого общения. Тебе нужно сделать для себя правильные выводы и жить дальше. А теперь давай посмотрим, что происходит с тобой, - задумчиво произнесла Софья, медленно перетасовывая колоду карт таро и делая сложный расклад.
- Смотри, ты сам огородил себя забором, и установил запреты и преграды. При таком раскладе ни двигаться, ни развиваться невозможно. Такое положение дел чревато даже и более опасными последствиями, вплоть до отказа от жизни, а это смертный грех. У тебя и по службе из-за твоих заборов начинаются проблемы. Ты - хороший, грамотный офицер, но стал абсолютно неконтактным человеком. С тобой трудно общаться. Ты и сам понимаешь, что армия не психоневрологический диспансер, где командиры, как психиатры и психологи, обязаны каждую душу рассматривать через лупу. Не мне тебе объяснять, как строятся отношения у военных людей. Есть контакт? Значит, будет продвижение по службе. Если контакта нет, о продвижении забудь. В лучшем случае будешь толкаться в штабе на должности, которую ты десять раз перерос. Ни душе не будет радости от не интересной работы, ни в кармане прибытка.  Ну, а если попадешь командиру на глаза в дурной час, сошлют куда-нибудь, где Макар телят не пас, да и забудут до самого увольнения. Примерно так с моим Морозовым произошло. Неугоден был бывшему командующему, вот и застряли мы с Сережей здесь, видимо, навечно. Хорошо, что ему здесь - дом родной, да и я душой приросла. Теперь уже и не хотим никуда переводиться. Здесь до увольнения служить будем. Благо, желающих на наше место нет. Не считаем мы это ссылкой, хорошо живем. А ну, как по-другому бы мы к этому отнеслись?! Не жизнь, а каторга была бы. И выбор невелик: либо тяни лямку, скрепя сердце, проклиная каждый день, либо увольняйся без пенсии и выходного пособия. А зачем тогда служить столько лет, если на выходе шиш да маленько мелочи получишь на старости лет? О старости надо в молодые годы заботиться, пока силы и возможности есть. Давай-ка лучше снова к тебе вернемся. У тебя произошло большое несчастье. Окружающие нас люди сопереживают нашему горю только в самый острый момент. Относятся с пониманием, стараются помочь, кто чем может. А потом у всех свои дела и заботы, переживания и радости. Да! И радости у людей бывают! А ты застрял в своем горе с головой! И не хочешь видеть, что жизнь все равно продолжается. Вроде все, как у всех. На службу ходишь, обязанности свои выполняешь, но люди постепенно начинают тебя сторониться. Пугаешь ты их своим отрешенным, безжизненным видом! Ты слышал, что горе, как и любая другая сильная эмоция, заразно? Боятся сослуживцы поймать от тебя эту заразу - горе! Боятся впасть вместе с тобой в уныние и беспросветные страдания! Я не говорю тебе, что ты, в угоду окружающим, должен изображать из себя веселого клоуна. Нет! Но и так жить, как ты живешь, тоже нельзя. Ты прямо, как восставший из мертвых!       И прямая угроза живым! - Соня замолчала на минуту, переводя дух. Комаров слушал ее внимательно, не перебивая.
- Ты сейчас со своими общался, и они, все, как один, сказали тебе то же самое. Велика потеря! Но и ее надо пережить, отпустить и жить дальше! Помнить их, но не умирать с ними каждый день! Каждый из них сказал тебе: «Отпусти, пожалуйста! Плохо нам от того, что ты нас оплакиваешь каждый день. Ты нам покоя не даешь!»
- Значит, так, Комаров Владимир Петрович, - обратилась к нему Софья строгим голосом, - Ты должен понять, что на кладбище тебе ходу больше нет! Запрещено! Бывать там можешь только один раз в году, в Радуницу, в родительский день после Пасхи! Когда все добрые люди своих усопших поминают.  Все! В остальные дни дорога тебе туда заказана. Мертвым - мертвое, а живым - живое! Если бы тебе было суждено уйти вместе с ними, ты оказался бы с ними в этой машине. Ты остался жив, значит, у Бога на тебя другие планы, значит, ты еще нужен на этой Земле, не все свои задачи еще выполнил. Пути Господни неисповедимы! - закончила свой монолог Софья и решительно собрала карты.
- Сонь, спросить хочу, - обратился к ней Владимир. – Какому мальчику я должен Мишку Танюшкиного подарить?
Софья снова сделала короткий расклад и сказала:
- Не совсем скоро, но в твоей жизни появится женщина, у нее будет сын. О нем тебе твоя дочь говорила. Пока все. Придет время, захочешь, все подробно посмотрим. На долгий период гадать не стоит. Жизнь течет, все изменяется. А пока учись жить заново, товарищ подполковник, - подвела итог Соня и уже совсем убрала карты.
- А вот и Сереженька пришел, - радостно приветствовала жена входящего супруга. – Ну, что мужики, по рюмке чая и отдыхать, - предложила хозяйка.

          Заснул он как-то необыкновенно быстро. В эту ночь он опять был с ними. Уже под утро они попрощались, на этот раз легко и радостно. И он понял, что навсегда. Впервые за последнее время он проснулся с надеждой в душе, и лицо не было мокрым от слез. А еще он вдруг ощутил прилив сил и бодрости.    И солнце за окном ослепительно сияло, щедро заливая своим светом все вокруг!
- Все не так уж плохо! Жизнь все равно прекрасна! - промелькнула в голове такая замечательная мысль, и Комаров неожиданно улыбнулся.
Спиритический сеанс, устроенный Софьей накануне, дал свой положительный результат.

Вернувшись из командировки, Комаров продолжал вести обычный образ жизни: дом, служба, спорт, командировки. Вроде, все как всегда. Кардинально он ничего не поменял. Он не стал шутником и балагуром, затейником и заводилой всяческих мероприятий, которые нет-нет, да и случаются в любом коллективе. Но внутри него, в его душе, после того судьбоносного разговора с Софьей, что-то изменилось. Как будто лед тронулся. И уже через некоторое время он и сам отметил, что сослуживцы стали относиться к нему по-другому, теплее что ли. Стали теснее общаться, больше разговаривать, спрашивать совета, просить о помощи. Постепенно у них исчезло отчуждение и опасение нарваться на мрачный взгляд и красноречивое молчание Комарова. Он перестал быть прокаженным и отверженным, которого все, по возможности, обходили стороной. Он снова стал своим среди своих.
 
          Есть закон дуальной Вселенной, который мало кто может четко сформулировать, но каждый, даже неосознанно, испытывает на себе, раз за разом, практическое действие этого закона. Закон гласит: «Внешнее отражает внутреннее». Проще говоря, все, что окружает тебя снаружи, происходит у тебя внутри. Если тебе не нравится то, что происходит с тобой и окружает тебя, если окружающие тебя люди бесят и раздражают, если все время нарываешься на бесконечные неприятности и потери, поищи причину в себе. Изменись сам, и мир изменится по отношению к тебе!

          Краснояровы, после возвращения с заставы, дома обсуждали все довольно бурно. Валек делился своими впечатлениями о двухдневной солдатской службе. И все в превосходных степенях! Конечно! Не каждому мальчишке в шестнадцать лет выпадает удача полетать на боевом вертолете, побывать на настоящей границе, пострелять из боевого оружия, воочию увидеть, как работают кинологи с пограничными собаками, да еще много чего интересного испытать и попробовать. Даже тот факт, что их, пацанов, настоящие пограничники приняли в подразделении, как своих и на полном серьезе, был очень важен. Все было хорошо, но у Валентина занозкой в мозгу сидел вопрос: «Что в последний момент произошло с Павликом»? Валек, даже не подозревавший о тех чувствах, которые бурлили в его друге, не понял ничего, кроме того, что у Пахи вдруг неожиданно испортилось настроение.  Взрослые, конечно, все поняли, но с сыном это обсуждать не стали. И только в спальне решились поговорить об этом вполголоса.
- Да, дела, - задумчиво произнес Роман. - Вот что теперь делать? Все, вроде, только так удачно сложилось. И Пашка с матерью в контакт хороший вошли, и Комаров с Тамарой друг другу понравились! И вдруг он так взбрыкнул! Приревновал мать, не иначе. Опять двадцать пять! Нате вам, новая закавыка! Свет, что делать будем? - спросил он жену. - Вроде, мы эту кашу заварили, нам и расхлебывать.
- Ромочка, все будет хорошо. Все у нас соберутся в субботу и все перемелется, - устало отозвалась Светлана, удобнее устраиваясь в постели.
- Не скажи, мать, не думаю я так, - размышлял Роман. - Пашка - парень с характером. И характер у него, прямо скажем, не золотой. Первое, что мне приходит в голову, так это то, что он и сам не пойдет к нам в субботу, и Тамару не пустит. И только для того, чтобы не дать ей встретиться с Комаровым. А я уж было, грешным делом, подумал, что двум одиноким людям могу помочь стать счастливыми. И он рассказал Светлане историю жизни Комарова, которую перед самой поездкой поведал ему начальник отдела кадров управления.
Остатки сна улетучились одним махом, и Светлана очень внимательно выслушала рассказ мужа, прослезившись не один раз.
- Господи, какие страсти в жизни случаются! Да и у нашей Тамарочки жизнь не сахар. Вот бы и правда им понять друг друга, да и сойтись. А как они смотрелись хорошо вместе! Какая пара! Прямо расцвели рядышком! Давай, стратег, думай, предлагай обходной маневр. Неужели ты, целый генерал, мальчишку не сможешь в правильное русло направить?! Я помогать буду, - с готовностью предложила свои услуги Светлана. - Рома, и правда, вся ответственность сейчас на нас. Он тебя очень уважает, а меня вообще боготворит. Давай использовать все наше влияние на него. Нельзя допустить, чтобы он опять Тамару закабалил, лишил ее надежды на счастье.
 
        И они придумали! Можно сказать, разработали план укрощения строптивого Павлика. По их замыслу Павлик сам должен был выбрать Комарова, признать его и согласиться с его присутствием в их жизни. По-другому никак. Заставить его было невозможно. Главную линию определили. Оставалось продумать детали. Но это они отложили на завтра.

В эту ночь не только Роман и Света думали над тем, как жить-быть дальше. Тамара, скользнув в свою холодную, одинокую постель, опять беззвучно плакала. В памяти всплывало лицо Володи Комарова, вспоминались его слова, жесты, прикосновения. Она готова была сорваться и босая, в одной ночной рубашке, сквозь темень и холод бежать к нему, чтобы хоть на секундочку прижаться к крепкому плечу, вдохнуть его запах. Вот как запал в душу этот самый полковник! Но в то же время, с отчаянием человека, обреченного на казнь или пожизненное заключение, она отчетливо осознавала, что никогда не сможет сделать этого. В соседней комнате был тот, кому она обязана служить вечно, кто никогда и ни с кем не станет делить ее.  И он уж точно не допустит, чтобы мать проявила своеволие и попыталась стать счастливой. Мысль о том, что она никогда не посмеет переступить через его несогласие, лишала ее последних сил и надежды на то, что счастье все-таки возможно.

Павлик лежал в кровати, закинув руки за голову и уставившись в темный потолок. Сна не было ни в одном глазу. А в душе бушевала холодная ярость. Мысль работала только в одном направлении: как не допустить их сближения, развести в разные стороны, пресечь возможные попытки общения. Он предполагал, что Краснояровы будут предпринимать какие-то действия, чтобы они все вместе оказались в одном месте, будут убеждать его, что Комаров хороший человек. Но!  Охраняя незыблемые рубежи своего самодержавия и единовластия, он готов был пойти на самые крайние меры, вплоть до разрыва отношений с ними. Для достижения цели, которой он был сейчас всецело одержим, средства и последствия не имели значения!

Утром в школе одноклассники увидели прежнего Пашку Чернецова; холодного, надменного и дерзкого. Пережитая в душе буря требовала выхода наружу. Он, казалось, искал того, на кого можно выплеснуть весь свой пылающий гнев. Но желающих связываться с ним, как всегда, не нашлось, поэтому он заводился еще сильнее. Поддержать разговор с Валентином отказался, только коротко поздоровавшись. На все вопросы друга отвечал грубо и холодно:
- Отвали. Сам разберусь.
Валентин решил не приставать, не расспрашивать и дать ему возможность остыть и разобраться в себе.

         На большой перемене Пашка вышел во двор школы, где тусовались его давние приятели и попросил закурить. Давно он этого не делал, поэтому и сигарет в кармане не было.
- Ну, что, наигрался во фраера? К своим потянуло? А Краснояров не заругает? - ехидно спросил Сява.
Еще совсем недавно он бегал в шестерках у Пашки и услужливо исполнял его распоряжения. Но, как говорят: «Король умер. Да здравствует Король!»  И, после добровольного отречения от королевской власти Пахи, шустрый и хитренький Сява забрал бразды правления в свои руки, постепенно подчинив всю гопку себе. Мелким шакалятам всегда нужен предводитель. Постепенно, уверившись в том, что Паха отошел от дел навсегда, Сява осмелел и заматерел. Теперь его приказов все слушались беспрекословно. Сейчас для него был как раз тот случай, когда можно укрепить свой авторитет окончательно, одержав победу над бывшим предводителем. К тому же, он рассчитывал на поддержку своего окружения.
- Глохни, тундра, - рыкнул в ответ Паха. – Быстро за сигаретой метнулся, - отдал распоряжение, как в старые времена.
- Ты с кем базаришь, слышь, ты, фраер? - ухмыляясь, ответил Сява. - Ща сам метнешься и за куревом, и за пивком, - и обвел победным взглядом свою банду, цинично сплюнув на землю под ноги Пашке.
Шакалы, в предвкушении схватки между лидерами, бывшим и настоящим, напряглись.

         Вопреки обычному для таких разборок закручиванию интриги с взаимными оскорблениями, подначиваниями и мелкими тычками и толканиями, Пашка, без слов и лишних разговоров, ударил первым. Ударил сильно и хлестко, точно под подбородок, вложив в этот удар всю накипевшую злость. Сява только всплеснул руками и грохнулся на землю. На губах запузырилась кровь.
- Добавить? Или уже вспомнил, кто - ты, а кто - я? На кого хайло раскрыл, олень?! – Кто еще хочет вякнуть против меня?! Кому зубы жмут? - леденящим душу шепотом спросил Пашка, мрачно оглядывая притихших корешей.
Желающих не нашлось. Никто даже не вступился за своего нового предводителя, не подал руки, не помог встать.
Сява медленно поднялся, размазывая кровь по лицу, и сквозь разбитые губы невнятно прозвучало: - Еще увидимся. Поквитаемся.
Но Пашка этого не услышал, потому что уже шагал прочь от бывшей своей компании. Навстречу ему почти бежал Валек.
-Ты куда пропал? Я тебя искал, а ребята сказали, что за школу пошел. Что тут у тебя? - тревожно спрашивал он друга.
-Да, нормалек все. Прописал кое-кому лекарство от наглости, - спокойно ответил Павлик. - А ты че галопом прискакал?
- Я так и подумал, что с прежними своими опять разговоры водить будешь. Думал, может помощь нужна будет, - как бы между прочим ответил Валек. - Спиной к спине в таких делах надежнее.
- Спасибо, брат, но я в таких делах сам справляюсь, - негромко проронил Павлик, но все-таки приобнял Валька за плечо в знак признательности за готовность помочь.

Вернувшись домой, Комаров все прокручивал в памяти сложившуюся ситуацию. Мысли о Тамаре вызывали в нем теплую волну чувств, приливавшую к сердцу и заставлявшую его учащенно биться. Но тут же возникал образ мальчика, с ненавистью смотрящего ему прямо в душу. Его глаза красноречиво говорили о том, что он непримиримо будет противостоять ему. Он корил себя за то, что, охваченный своим увлечением, так неосмотрительно и, получается, бестактно вторгся в жизнь этой непростой семьи. Это он своим необдуманным поведением вызвал в душе подростка бурю ревности и гнева. А еще страха за то, что будет с ним, с этим мальчишкой, если мама все свое внимание переключит на чужого дядю. Понимал его Владимир Петрович, и ни в коем случае не сердился и не раздражался, и не воспринимал его, как досадное препятствие, которое нужно устранить любым способом. Нет. Он размышлял над тем, как теперь вести себя, как убедить Пашку в том, что он ему не враг и не помеха. Как дать ему понять, что он не отбирает маму? Наоборот, хочет и ему стать отцом и опорой в жизни. Вот такие непростые задачи, порой, мы сами себе задаем, а потом сами же вынуждены их решать. Долго, терпеливо, кропотливо восстанавливая разрушенные отношения, неоправданное доверие и обманутую любовь. И по-другому никак. Конечно, проще, как говорится, «сломать через колено», заставить ребенка сделать так, как нужно взрослым. Только толку от этого будет мало. Вернее, вообще никакого толку, один вред. Подобные «воспитательные приемы через колено» оборачиваются большой бедой. Недаром говорят все психологи, что причины всех наших комплексов и неудач нужно искать в детстве. Многие взрослые полагают, что ребенка можно обмануть, улестить, купить подарками и обещаниями. Можно. Только получается при этом, что взрослый обманывает сам себя. Никогда такие отношения не будут прочными и искренними, и развалятся при первом же легком толчке, как карточный домик. И Комаров решил, что единственный способ восстановить доверие Павла - это серьезный и откровенный разговор с ним. Разговор на равных, без ухищрений и обмана.

От принятого решения сразу стало легче на душе. И откладывать этот разговор не имело смысла. Близился Новый год, и он хотел встретить его в кругу своей новой семьи. Комаров оделся, направился было к выходу, но вдруг резко вернулся к шкафу и достал из ящика Мишку - друга дочки Танечки. Просто сделал это интуитивно, безо всяких объяснений своего намерения.

Он шагал по заснеженной улице, глубоко погрузившись в свои раздумья. Мороз настойчиво щипал щеки и нос, но он, казалось, даже не замечал этого. Он проговаривал про себя то, что хотел сказать Павлу. Приводил доводы и тут же опровергал их как неубедительные. И снова строил план разговора, пытаясь нащупать ту единственно правильную канву, которая приведет их к взаимопониманию и согласию.

         Так незаметно дошел он до дома Тамары. Оставалось только повернуть за угол. Вдруг его внимание привлекли необычные звуки, доносившиеся из-за ограждения мусорных баков. Громкое сопение, возня, вскрики, тяжелые удары. Не раздумывая, Владимир Петрович бросился в опасную темноту, сунул пальцы в рот и неожиданно громко засвистел. В тот же миг все звуки резко смолкли. А потом послышался топот ног убегающих. Он достал карманный фонарик и осветил тело лежавшего человека. Человек лежал лицом вниз и не шевелился. Комаров перевернул его на спину и посветил в лицо.
- Паша! Павлик! Сынок! - позвал он мальчика.
Мальчишка застонал и открыл глаза. Лицо заливала кровь, но он сумел узнать Комарова.
- Дядя Володя, помогите, - тихо прошептал он.
- Господи! Кто тебя так? Ты видел, кто это был? - расспрашивал Павлика Комаров.
- Нет, сзади напали, - с трудом прикрывая глаза, тихо ответил мальчик.
- Что болит, где? Руки-ноги целы? - волнуясь, ощупывал он пацана.
- По голове ударили, голова сильно болит.
Комаров взял его на руки и, прижимая к себе, как драгоценную ношу, быстро пошёл по направлению к больнице, которая находилась неподалеку. Раздумывать было некогда. Пашке срочно была нужна медицинская помощь.



Поздний, зимний вечер. Глубокие сумерки. В квартире тихо и темно. Павлика нет дома, и Тамара сидит одна в тяжелой задумчивости. Руки безвольно лежат на коленях. В пальцах запуталось неоконченное платье. Предновогодние дни - самая работа для швеи. Все хотят встретить праздник в обновке. Но у Тамарочки, кажется, нет сил закончить заказ, который нужно отдать завтра. Мыслями она снова там, на заставе, где ведет ее в танце полковник Комаров. Воспоминание переполняет ее чувством нежности. Но! Разумом Тамарочка понимает, что всем ее мечтам о женском счастье просто не суждено сбыться. Павлик никогда не позволит ей быть счастливой. Он никогда не согласится, чтобы еще кто-то, кроме него, был с нею рядом. Он не потерпит соперничества. А она, конечно, не сможет пойти поперек его воли. Вот и вся сказка! И опять карета стала тыквой…

Тамарочка смахнула с ресниц непрошенную слезу, включила свет и только было принялась за шитье, как раздался пронзительный и тревожный звонок в дверь. Она испуганно встрепенулась и быстро направилась к двери, явственно представляя, что за дверью стоит ее своенравный сын. После возвращения с заставы он всегда был намеренно-холодно молчалив, всем своим видом демонстрировал состояние сжатой пружины. Тамара не то что разговаривать с ним, дышать на него боялась, чтобы не спровоцировать очередной взрыв ярости. Открыла дверь и замерла в удивлении. На пороге стоял Комаров.
- Володя, здравствуй! Ты что здесь делаешь? Зачем ты пришел? Павлик скоро вернется, - испуганно зачастила Тамара.
- Добрый вечер, Тамарочка. Ты только не волнуйся, - стараясь быть спокойным, произнес Комаров и вошел в квартиру, закрывая за собой дверь. Он взял ее ладони в свои и посмотрел прямо в глаза. - Не волнуйся. Ничего страшного не произошло. До свадьбы заживет.
- Что с Павликом? – прошептала Тамара, теряя сознание. Она даже не услышала, просто сразу поняла, что с сыном что-то произошло.
Очнулась она уже на диване, ощутив холодные прикосновения мокрого полотенца к лицу.
- Тамарочка, ну, приходи в себя, - приводил ее в чувство Комаров, похлопывая по щекам. - Вот, молодец! - удовлетворенно произнес он, увидев ее открывшиеся глаза. - Хулиганы на него напали. Побили. Хорошо, что я шел мимо и нашел его. В больницу его доставил. Там врачи ему уже помощь оказали, - вполголоса докладывал он. – Тебе нужно собраться, и мы пойдем сейчас туда. Нужно отнести его документы, одежду, ну и все остальное, что нужно в таких случаях. Полотенце, пасту, щетку, попить-поесть. Хотя, это можно и завтра отнести. Сейчас он уже спит, скорее всего. Собирайся, я тебя жду.
И Тамара, увидев его спокойствие и собранность, и сама тоже собралась с силами и мыслями. Она стала четко соображать и складывать все необходимое для сына. Через полчаса они уже шагали в направлении больницы.

В палату их, конечно, не пустили. Павлику обработали и зашили раны, и ввели снотворное. Он уже спал, и тревожить его было нельзя. В приемное отделение вышел дежурный врач, оказывавший помощь пострадавшему мальчику. Устало, а потому коротко, но вполне доходчиво, объяснил Тамаре, что жизни ее сына сейчас ничто не угрожает. Помощь оказана вовремя. Спасибо человеку, подобравшему и доставившему его в больницу. Могло быть значительно хуже, вплоть до значительной потери крови и обморожений. Ведь мороз-то какой на улице! А сам он, конечно же, до больницы бы не дошел. Мог и до утра пролежать.
- Вот и получается, что этот мужчина и есть спаситель Вашего сына. Его и благодарите. - подытожил врач, указывая на Комарова. - Слава богу, внутренние органы целы, переломов нет. Ушибы и гематомы есть.   Главные неприятности - сотрясение головного мозга средней степени тяжести и рассечение мягких тканей лица. Шрам у парня будет от виска до подбородка. Но ничего катастрофичного. Он не девушка. Мужчину шрамы украшают. Все заживет! Правда, Новый год встретит в больничной палате. И даже не просите! Отпустить не смогу. Надо наблюдать. Но это не страшно! Главное жив! А остальное пустяки. Что в жизни не бывает, - философски завершил свою речь доктор.

Обратно шли молча. Тамара держала Комарова под руку и тесно прижималась к его плечу. Волнение от пережитого еще не улеглось, и он сейчас был единственной опорой в ее жизни, той соломинкой, за которую, как известно, хватается утопающий. Такой сильный, мужественный и желанный! Все в ней трепетало от, переполнявшего ее, чувства благодарности за спасение сына. А еще, в чем ей самой себе было совестно признаться, она вдруг ощутила себя такой счастливой! Она шла рядом, опираясь на его руку, с человеком, который с недавнего времени завладел всеми ее мыслями и чувствами. Вот как бывает! Говорят же: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Пойди разберись!
Володя подстроил свой размашистый шаг под неширокий шаг Тамарочки, и они шли в ногу, ладно, не мешая друг другу. И каждый, в какой-то момент, вдруг физически почувствовал, что вот так удобно можно шагать лишь с близким человеком, которого воспринимаешь практически на уровне подсознания. Без предварительных обсуждений, договоренностей и тренировок. Свой - он и есть свой! И также не сговариваясь, поднялись в квартиру, и оба поняли, что Володя отсюда больше не уйдет. После горьких потерь и долгих лет холодного одиночества они нашли друг друга!

         Утром Павла в палате опрашивал следователь районного отдела милиции. Но мальчишка упорно твердил, что никого не видел. Темно было. Он полез на забор. Оборвался, поранился обо что-то острое и сильно ударился головой. Никто его не бил. Врагов нет, никого не подозревает. Опытный следователь понимал, что парень отчаянно врет. Это как же надо было упасть, чтобы все тело было в кровоподтеках, которые образуются, как говорят судмедэксперты, от «ударов твердым предметом с ограниченной ударяющей поверхностью» ? Судя по характеру повреждений, его били кулаками и пинали ногами. Да еще и не один человек. Все тело избито в кровавое мясо! А лицо рассекли, скорее всего, кастетом. От этого и сотрясение такое сильное получил.  Знает он, кто на него напал! Знает, но молчит, паршивец! Но сломить упрямство пострадавшего не смог. А может не захотел. Тамаре сын категорически запретил писать заявление. Ей казалось, что она совершает роковую ошибку. Но перечить ему, как всегда, не посмела, и на возбуждении дела о нападении на сына настаивать не стала.
- Ну и хорошо, - решил про себя следователь. - Нет заявления - нет дела. Зачем мне лишние хлопоты? Да еще перед Новым годом! Обычные пацанские терки. Сколько он перевидел таких ситуаций. Вот, если бы убили, тогда уж деваться некуда. Надо дело возбуждать, надо расследовать. А так… Ну, подрались, ну, слегка попинали парня. Ну, жив же! И претензий ни к кому не имеют ни сам пострадавший, ни его мать.
- Вот и славно, - думал он, давая лист протокола на подпись Тамаре и Павлу. - Сейчас по ходу в универмаг надо забежать. Все с этими уголовниками крутиться приходится. А сыну подарок под елку еще не купил.
Он торопливо попрощался и с чувством выполненного долга покинул палату. Какое ему дело до проблем чужого мальчишки!

Вот так большая беда, как мозаика, складывается из, казалось бы, незначительных отступлений от своей совести, от равнодушия и нежелания честно исполнить свои обязанности. А еще и эта родительская любовь! Святая! Только СЛЕПАЯ. И именно это определение имеет такое разрушающее значение!

Как только следователь вышел из палаты, Павел опять замкнулся, с матерью разговаривать не желал. И даже есть при ней то, что она ему приготовила, отказался. Правда, как только за Тамарой закрылась дверь, аппетит вернулся. Несмотря на неважное самочувствие, молодой организм требовал подкрепления сил. И мама, как всегда, принесла сыночку все самое вкусное.

В приемном покое Тамару ожидал Комаров.
- Ну, как он? Как самочувствие? Что врач сказал? Следователь был? Мне к нему можно? – засыпал он вопросами подошедшую женщину.
- Выглядит жутко! Весь в синяках! И лицо все заклеено, голова забинтована, - заплакала Тамара, уткнувшись в плечо Комарова. – Только навещать его всем запретил. Всем без исключения. И даже рассказывать о том, что с ним случилось, тоже запретил. И заявление писать запретил. Я отказ подписала. Вот такой он у меня строптивый! Что с ним делать?
- Ничего, Тамарочка, все утрясется, - успокаивал ее Комаров, поглаживая по плечу. – Ему станет получше, он оттает, и мы с ним поговорим. А вот заявление зря не написала. Надо бы этих отморозков найти и наказать, чтобы ни им, ни другим неповадно было.

Тамара, исполняя волю сына, держала круговую оборону. Позвонил Валек. Она ответила, что Пашка заболел. И, предваряя предложение мальчика зайти навестить друга, сказала ему, что у Павлика инфекционное заболевание и у них карантин. Позвонила Светлана, предлагала свою помощь. Но Тамарочка отказалась. Сказала, что справляется сама. На предложение Светланы встретить Новый год вместе тоже ответила отказом. Болеет, мол, сын, инфекция, и они никуда не пойдут, и к себе никого не приглашают. И сказала это так определенно и даже жестко, что Светлане сразу стало понятно, что настаивать на чем-то бесполезно.

Тамарочка, что и говорить, была расстроена тем, что с сыном случилась такая беда. Перед глазами периодически всплывало его бледное лицо, с заклеенной от виска до подбородка щекой. А как будет выглядеть ее красивый мальчик, когда снимут повязку?! Она никак не могла согласиться с тем, что он будет изуродован шрамом! Ей вдруг припомнилось, какой ужас вызвал в ней Жофрей де Пейрак - герой фильма про Анжелику, который она смотрела в далекой молодости. Такой благородный и красивый, и одновременно, такой безобразный! Жуть!
- Нет-нет! Только не это! – не соглашалась она. – Господи, помоги моему мальчику! Исцели его и отведи беду, – страстно молилась Тамарочка о спасении здоровья и красоты сына. А вот про душу-то и забыла!

Переживала, плакала, думала о том, как лечить сына, и как оплатить пластическую операцию, чтобы сын не остался уродом. Но жизнь все равно берет свое. Тем более тогда, когда в ней происходят такие волшебные перемены. Тамарочка влюбилась! Взаимно! И мысли о жизни и возможном счастье потихоньку вытесняли печальные думы. Завтра канун Нового года. Как замечательно, что этот день выпал на субботу! Значит, завтра выходной. Можно будет спокойно все приготовить. Да и Володя будет дома. Он обещал освободиться от всех дел и помогать ей во всем. А еще им предстоят продолжительные новогодние праздники, которые они планируют провести дома. И только вдвоем! И не нужны им шумные компании и посторонние люди. Им так хорошо вместе, что она даже себе в этом признаться боялась, чтобы не сглазить свое нечаянное счастье. Такие мысли весенними бабочками порхали в голове Тамарочки и давали силы жить и действовать. А еще эти мысли вселяли надежду на то, что и в ее несуразной и горькой жизни наступили перемены к лучшему. И она стремилась к этому светлому счастью изо всех сил! Вопреки всем бедам и огорчениям!
- Господи, прости меня! Но это даже к лучшему, что Павлика в эти дни не будет дома, - стыдясь сама себя, думала Тамара. - Хоть несколько дней я смогу почувствовать себя просто любимой женщиной. Пусть эти праздничные дни будут для нас медовым месяцем! А дальше видно будет!

          Если бы сын был дома, ничего бы и быть не могло. Он бы не позволил, да и она сама бы просто не посмела, подумать о себе, поступить так, как хочется ей и позволить себе стать хоть чуточку счастливой. Возможно, если бы Павлик был в тяжелом состоянии, которое требовало бы ее личного присутствия возле его постели и ухода за ним, если бы он захотел видеть ее рядом с собой и просил бы ее об этом, она бы пожертвовала всем, даже и не помыслила бы о том, чтобы использовать это время для себя. Ей бы и в голову не могли прийти такие крамольные мысли. Но! Угрозы его жизни не было, и ее присутствие в больнице было лишним, потому что сын всем своим видом демонстрировал нежелание видеть ее рядом и общаться с ней. Когда она входила в палату, он просто отворачивался к стене и угрюмо молчал. Она каждый день навещала его, приносила еду и гостинцы, несколько минут сидела в молчании у его постели и уходила. На ее вопросы он не отвечал, на новости никак не реагировал. Казалось, он переселился в параллельный мир, с которым все контакты отсутствуют. О состоянии его здоровья она узнавала из бесед с лечащим врачом. Он был вполне удовлетворен тем, что Павел довольно быстро идет на поправку и обещал выписать его недели через две-три.
- Пусть это будет через три недели, - промелькнула шальная мысль. - Хоть дух переведу. Да и он поуспокоится, - думала Тамарочка, тщательно маскируя от себя то, о чем действительно думала.  А думала она, конечно, о Володе, о себе и об их отношениях, которые складывались так замечательно. Возвращение домой Павла грозило изменить все коренным образом. Чуда от него она, по известным причинам, ждать не могла.

        Она навестила сына и 31 декабря. Наготовила вкусностей на всю палату, принесла подарок, поздравила с наступающим Новым годом. В ответ на все ее слова и поздравления - красноречиво молчащая спина. Даже повернуться не соизволил.
- Пашенька, сынок! Ты хоть повернись ко мне, хоть слово скажи. Ну, в чем я виновата перед тобой? - тихо взывала к нему Тамара, глотая слезы.
- Уходи. Я не хочу тебя видеть, - зло бросил он. - Зачем он меня спас? Лучше бы я сдох! Все бы рады были.
- Павлик, сыночек! Что ты такое говоришь?! Я тебя так люблю!
- Знаю я, кого ты любишь! - резко повернувшись и ненавидяще глянув ей в глаза, почти прокричал он. - Уходи к своему…
- Эй, парень, ты что это так с матерью? - вмешался пожилой мужчина - сосед по палате. - Мать, понимаешь, перед тобой на цыпочках ходит, кормит, ублажает.  А ты нос воротишь! Неблагодарный! Ремня бы тебе дать вместо котлет и конфет!
- Тебе дело? Своих детей ремнем дери, а от меня отвянь! - огрызнулся Пашка и снова уставился в стену. Разговор окончен.

Владимир Петрович ожидал Тамару, надеясь на то, что мальчик захочет его увидеть. Взглянув на нее, он все понял без слов. Теплый трогательный Мишка так и остался лежать во внутреннем кармане пальто. Комаров так надеялся, что сегодня он сумеет поговорить с мальчишкой. Он готов был рассказать ему свою историю и подарить самое дорогое - частицу памяти о погибшей дочери. Но…
- Подождем. Значит, время еще не пришло, - сказал он Мишке и легонько похлопал ладонью по карману. - Терпи, брат. Все будет хорошо.

        Присутствие Володи и предвкушение волшебного вечера все-таки исправили настроение! Любовь и надежда на счастье делали свое дело. Ведь все в жизни Тамарочки, вот так по-настоящему, было в первый раз! Неведомое ранее ощущение праздника наполнило всю ее сущность. Ее несказанно радовало все.  Даже, казалось бы, незначительные мелочи, на которые множество людей просто не обращают внимания. Для нее же все было наполнено высоким смыслом.  То, о чем она когда-то мечтала, представляя себе свою семейную жизнь, вдруг начало материализовываться. Они вместе нарядили ёлку и украсили квартиру, создавая настроение праздника, самого сказочного праздника в году.В доме витали аппетитные запахи. Готовили и накрывали стол тоже вместе. А потом, нарядные и красивые, вместе обедали, ухаживая и подкладывая друг другу лучшие кусочки. Ну, что, казалось бы, особенного в том, что люди вместе обедают?! А вот и нет! Прелесть совместной трапезы в полной мере могут оценить только люди, которые долгое время были вынужденно одиноки, и даже не надеялись на то, что счастье возможно.

          Для каждого из них сегодня все имело особенное значение. Они сидели друг напротив друга, и глаза их лучились счастьем. Первый совместный семейный праздничный обед! Именно так они оба и расценивали сегодняшнее событие.
- Тамарочка, а теперь сюрприз первый, - торжественно объявил Владимир Петрович и протянул удивленной Тамаре конверт.
- Что это, Володя? – завороженная словом «сюрприз», спросила она. Никто и никогда не делал ей приятных сюрпризов, не пытался удивить и порадовать ее.
- Ну, открывай и смотри! Это же твой сюрприз, - держал интригу Комаров.
- Билеты?! – удивленно и одновременно растерянно спросила она, открыв конверт и вынув из него два нарядных прямоугольника.
- Дорогая моя! Я приглашаю тебя в театр на новогодний спектакль, - с удовольствием объявил он.
- В театр?!- удивлению Тамары не было предела. Само слово «театр» звучало загадочно и маняще, как будто слегка приоткрывая завесу в неведомый и прекрасный мир. Она лихорадочно припоминала, когда она была в театре в последний раз. Оказывается, еще в детском доме воспитанников водили на какой-то спектакль. Как давно это было! Даже название спектакля забыла. Но то ощущение возвышенного счастья, которое она испытала тогда, вдруг вспыхнуло с новой силой. Вот это действительно сюрприз!
.
Первое действие для Тамары пролетело мгновенно. В зале ее не было. Она вся была там, на сцене, среди героев спектакля, настолько увлекло ее дивное зрелище, и пришла в себя только тогда, когда в зале вспыхнул свет. Люди зашумели, вставая с мест и переговариваясь, и потянулись в фойе, в буфет. Тамара с Владимиром Петровичем тоже отправились туда. Каково же было ее, а тем более его удивление, когда почти на каждом шагу их стали останавливать люди!
- Здравствуйте, Тамара Ивановна! Рада видеть Вас! С наступающим Новым годом! - то и дело обращались к ней красивые солидные дамы. Многие поздравляли от души и еще раз благодарили за прекрасное настроение, подаренное искусно выполненным нарядом. Но основная масса смотрела удивленно и любопытствующе.
- Как!? Эта незаметная серая мышка в театре?! Да еще на вечере для избранных! Да еще с таким красивым и элегантным мужчиной, который, открыто демонстрирует, что она ему небезразлична! Он так галантно ухаживает за ней! А как одета! Прическа, макияж! Настоящая королева! Ну и хитрюга! Как умело скрывала свое истинное лицо! - вот такие мысли молниями летали вокруг, приковывая к их паре внимание довольно большого количества людей.
Но Тамаре было не до них. Она не замечала изучающих взглядов, разговоров вполголоса, которые шлейфом тянулись за ней, когда они проходили мимо очередной группы людей. Она была счастлива! Зато от внимания Комарова не ускользнул этот ажиотаж, вызванный появлением Тамары.
- Тамарочка! Ты знакома со всеми этими дамами? – тихонько на ушко спросил он ее. - Откуда?
- Не удивляйся, Володя. Все они - мои клиентки. Почти всё, что на них одето, моя работа, - со спокойным достоинством ответила она.
- Какая красота! Да ты мастерица! Настоящий кутюрье! Тебе можно модные показы устраивать, - искренне похвалил ее Комаров.
 И Тамара зарделась смущенным румянцем. Не привыкла она к похвалам, но было так приятно, что он так высоко оценил её труды. Честно говоря, было чем гордиться.

После спектакля они вышли в зимнюю сказку. В центре Театральной площади стояла замечательная ёлка, усыпанная сотнями цветных огней. Был легкий минус, но безветренно, поэтому тепло. Тихо падал снег. Крупные редкие снежинки блистали в ёлочных огнях, создавая впечатление нереальной, загадочной красоты. Вокруг звучала музыка, работали сказочные избушки, в которых продавцы, одетые в карнавальные костюмы, продавали горячий чай и кофе, пирожки, чебуреки и еще много чего, что помогало тем, кто решил встретить Новый год на воздухе, согреться и дождаться заветного боя московских курантов. Люди вокруг были веселые и доброжелательные.
Коллектив артистов задавал тон общему празднику. Было шумно, озорно и бесшабашно весело! Взрослые и дети, все вместе, участвовали в смешных конкурсах, пели, водили хороводы, с хохотом катались на санках с горки. И не поддаться общему настроению праздника было просто невозможно! И Тамара с Володей от души веселились вместе со всеми.
 
        Праздник все набирал обороты, приближаясь к кульминационному моменту. И вот уже ведущий народного гулянья объявляет в микрофон, что сейчас будет транслироваться поздравление президента страны. Ну, что уж тут душой кривить! Мало кто слушает дежурные поздравления. Зато все с нетерпением отсчитывают минуты уходящего Старого года и суетливо готовятся встретить Новый! А как же! Ведь это так важно, с громким хлопком открыть заветную бутылку шампанского и, пока бьют куранты, разлить пенный напиток по бокалам, успеть загадать желание, выпить все до дна, а потом всем вместе, самозабвенно и до хрипоты в голосе, дружно кричать: «С Новым годом! С новым счастьем!» Некоторые ухитряются успеть написать самое заветное на клочке бумаги, сжечь его, разболтать в шаманском и выпить. Есть поверье, что уж это-то желание точно исполнится! И все в этот момент свято верят, что все то плохое, что было у каждого в уходящем году, с последним ударом часов непременно уйдет в небытие, и с первой же секунды года наступившего в жизни каждого начнутся счастливые перемены, и исполнятся самые сокровенные желания. Люди веками верят в сказку, в чудо, поэтому и исполняют этот ритуальный танец-заклинание каждую новогоднюю полночь. И пусть в реальности наступивший день практически ничем не будет отличаться от дня предыдущего. Сейчас это совершенно не важно! Сейчас главное - верить!
 Бом-бом-бом! Это начали бить куранты, отсчитывая такие важные последние мгновения до наступления Нового года!
- Эй, ребята! А вы почему без шампанского? - обратилась к Тамаре с Володей румяная, разгоряченная весельем, женщина. - Давайте к нам! Присоединяетесь! - и уже протягивала им пластиковые стаканчики с заветным волшебным напитком. -  Всех с Новым годом! - снова кричала она, чокаясь и обнимаясь со всеми подряд. И неважно ей было, что люди незнакомые. В такие минуты все друг другу братья-сестры, близкая родня, друзья-товарищи самые закадычные, с которыми хочется поделиться самым лучшим!  Широта русской души, особенно в праздники, не знает границ!
- С Новым годом, любимая! С Новым счастьем! - произнес Володя и так посмотрел Тамарочке в глаза, что все в ее душе замерло от счастливого предчувствия.
- С Новым годом, любимый, - тихим эхом ответила она, словно, робко пробуя на вкус это новое, доселе неведомое ей, слово.
- Я так тебя люблю! Я так долго тебя искал! Тамарочка, выходи за меня замуж, - сделал предложение руки и сердца Володя, и, как волшебник, преподнес ей на открытой ладони красную бархатную коробочку. В ней блистало золотое колечко.
- Да, любимый! - уже смелее произнесла это слово Тамара. – Я тоже тебя очень люблю! Как долго я ждала, когда ты появишься в моей жизни!
Колечко и пальчик совпали, как прежде совпали две одинокие души.


         Вернулись домой далеко за полночь. Румяные от мороза, радостные, слегка уставшие, но бесконечно довольные и счастливые.
- Раз-два-три, елочка, гори! – загадочным голосом произнес Володя, делая одной рукой магические пассы в сторону наряженной елки, а другой незаметно втыкая вилку в розетку.
- Ура! Горит! – оба хлопали в ладоши, как дети. И никак не хотели возвращаться из мира сказки в реальную жизнь. Пусть продлится она хотя бы до утра! Оба понимали, утро неизбежно наступит, и снова все встанет на свои места. Вернутся взрослость, ответственность, заботы. Но! Только не сейчас!
- Раз-два-три, елочка, гори! - как заклинание проговаривал каждый из них про себя. И каждый верил, пока елочка горит, с ними будут происходить волшебные чудеса! И в этой чудной сказке возможно все!
- А что принес Дед Мороз под елочку девочке Тамарочке? - продолжая игру, загадочным голосом вопрошал Володя. - Ну-ка, поищи!
И Тамарочка, волнуясь, нашла под ватой и мишурой, украшавшими подножие елки, еще одну красную коробочку. Открыла ее и ахнула!
- Володенька, спасибо тебе, мой волшебник! Какая красота! - Сережки были в пару, подаренному ранее, колечку.
- А что принес Дед Мороз под елочку мальчику Володе? Ну-ка, поищи! - подыгрывая партнеру, предложила она Комарову.
- Вот это да! – восхищался Владимир Петрович. Белое кашемировое кашне, кожаные перчатки и портмоне. Все стильно и очень красиво! Днем с огнем такого не сыщешь! А Тамарочка расстаралась.

Целуя Тамарочку, он вдруг ощутил соленый привкус ее слез.
- Тамарочка! Душа моя, что с тобой? - заволновался Комаров - Ты плачешь?
- Да! Я плачу. От счастья! -  с трудом произнесла она и заревела навзрыд, уткнувшись в его плечо. - Это мой первый Новый год в жизни! Такой счастливый! Мне никто и никогда не делал подарков. Никаких! Подарки в детском доме, когда всем раздают одинаковых нелепых зайцев и кукол, и стандартные кульки с конфетами, я воспринимала, как обиду. Меня никто и никогда не спрашивал, что хочу в подарок я, что порадовало бы меня. Все было, как у всех. Я всегда была одна из многочисленной толпы. А после детского дома и таких подарков не было. Никому до меня дела не было. Никогда! А ты! А с тобой! ... – и дальше бесконечный поток рыданий, который он не спешил прерывать. Он просто обнимал ее за плечи, прижимал к себе и мысленно клялся, что сделает ее счастливой. В носу защипало, глаза увлажнились, а в горле появился ком, который было невозможно проглотить. Как давно не трепетало его сердце от любви! Он ощущал себя большим и сильным. Мужчиной, которому подвластно все!

Повинуясь настроению, они устроились на диване в обнимку. И как же хорошо было Тамарочке в его теплых и нежных объятиях!
- Володя, ты ведь ничего обо мне толком не знаешь. И, прежде, чем мы примем окончательное решение, быть ли нам вместе, я хочу рассказать тебе все. Ты замечательный, красивый, умный, образованный! Я не хочу, чтобы ты брал «кота в мешке». Не хочу, чтобы через какое-то время ты разочаровался и пожалел о своем выборе. Помолчи, не перебивай меня. Выслушай, а потом я буду слушать тебя, - опередила она его попытку вступить в разговор, прикрывая его рот своей ладошкой.
Отчасти ее рассказ был созвучен тому, как когда-то, почти семнадцать лет назад, она вела свою исповедь перед Светланой в роддоме. Она старалась говорить спокойно, отстраненно, как о постороннем человеке, но то и дело боль пережитого прорывалась наружу, обнажая вечно кровоточащие душевные раны.
- А Новый год я в детстве не любила. Раньше, когда совсем маленькая была, как все дети, искренне верила во всемогущего и доброго Деда Мороза. Мне казалось, что уж он-то может все! Ты знаешь, какое желание я всегда загадывала перед Новым годом?! Нет! Я не просила игрушек, подарков и гостинцев. Я просила его привести мою маму! Много лет в новогоднюю ночь мне снился один и тот же сон. Вот он, большооой, в красной шубе и шапке, с белой бородой, идет ко мне навстречу и ведет за руку женщину. А она почему-то в легком летнем платье, с распущенными светлыми волосами. И такая красивая! А сон неизменно заканчивался тем, что она меня не узнает, и они проходят мимо. Я ей кричу изо всех сил: «Мама, мамочка! Это я!» Но она меня не видит и не слышит. И каждый раз я просыпалась в слезах и в отчаянии. Я корила себя, что я так тихо кричала, поэтому она меня не услышала. Потом пришло понимание, что Дед Мороз - это просто обман, сказка. Значит, и верить не во что! Тогда я перестала любить Новый год и ждать чуда. А было мне тогда лет десять. Тогда я стала взрослой. Потом мое неудачное замужество. Замучество, как я его теперь называю. Не сложилось. Старалась изо всех сил. А он пил, бил, куролесил. Да, что там говорить! Всю душу мне наизнанку вывернул! Даже вспоминать о нем не хочу. Когда Павлик родился, думала, что он опомнится. Как все женщины опять надеялась на чудо. Но чудо в очередной раз не произошло. Всегда одна. Работала, как лошадь ломовая, и растила ребенка, а он продолжал пить кровь и требовать деньги, пока Павлик лет в семь мне не сказал, что из дома убежит, если «Этот» приходить будет. Он его никак, кроме как «Этот» и не называл. Ни разу в жизни мой сын не произнес слово «папа»! Развелась. И всю себя отдала сыну. А что из этого вышло, ты и сам теперь видишь. Плохой из меня воспитатель вышел. Вырастила, выкормила, а ничему хорошему, получается, не научила, - горько вздохнув, Тамара замолчала.
- Тамарочка, ты о своих родителях что-нибудь знаешь, - задал вопрос Комаров. - Может, стоит их найти?
- Не стоит, - устало и пусто ответила Тамара. – Я искала. Об отце вообще никто и ничего не знает. Как говорится, в списках не значился, - невесело усмехнулась она. - А мать… Обычная история. Залетела неизвестно от кого. Родила, потому что аборт делать не захотела. Но и заботиться о младенце не входило в ее планы. Сбежала из роддома, даже отказ не подписала. Поэтому меня и не удочерил никто в младенчестве, хоть я здоровенькая и хорошенькая была. Сначала проблема с документами была. Никто возиться не хотел. А потом я угрюмая и неприветливая стала. В детдоме все ребятишки всем незнакомым взрослым навстречу с криками «мама» и «папа» бросаются, и виснут на них гроздьями. Только для того, чтобы их выбрали и в семью взяли. А я исподлобья на всех волчонком смотрела. Ни одна из этих тёть на мою маму из сна не походила. Не нравились они мне. Я все её, мою маму, ждала. Естественно, кому нужна такая бука? Основная масса потенциальных родителей будущих детей, как товар, выбирают. По цвету кожи, волос, глаз. Всем нужны здоровые, красивые, умные, покладистые. Многие усыновители тех детей, которые не понравились, так сказать не «подошли», просто назад в детдом возвращают. Представляешь?! Как ботинки, которые жмут! Я рано все это поняла. И потом даже старалась, чтобы меня никто не облюбовал. Специально грубила, на вопросы отвечать отказывалась, рожи дурацкие строила. Я все ждала, когда я вырасту и ее найду.
- Нашла?
- Нашла. Через два года после моего рождения она погибла в пьяной компании. Ножом кто-то ткнул. Я в уголовном деле ее фотографию увидела. Представляешь?! Она была точно такая, как в моем сне! И даже платье такое же! Получается, что я именно ее в своих снах звала, а она меня уже услышать не могла. Не было ее в живых. Хотя, зачем себя обманывать? И не захотела бы услышать, даже если бы и могла. Ведь крошкой совсем меня на произвол судьбы выбросила. Может, поэтому я для своего Павлика наизнанку выворачиваюсь, чтобы в его жизни была мать, счастливое детство и полный достаток. Пусть у него будет все, чего не было у меня. - Тамарочка надолго замолчала. По щекам текли тихие слезы. А он все лелеял ее в своих объятиях, не решаясь прервать тяжелую паузу.

         За окном тихо падал снег, елка все так же горела огнями, но настроение изменилось. Горькие воспоминания радости не добавляют.
- А у меня были любящие родители, счастливое детство и юность. Школа, спорт, потом училище. А потом я встретил Ларису и женился. По любви. Потом Танюшка родилась. И счастлив я был в полной мере. И вдруг в одночасье все кончилось. Погибли они все вместе, сразу. И я пять лет был, как соляной столб. У меня даже ни одной женщины за это время не было. Мне казалось, что я тоже умер вместе с ними. И вдруг ты! Меня как будто в грудь сильно ударили, когда я к тебе в квартиру вошел и увидел тебя! Сначала дух захватило, а потом сердце снова биться начало. Я в жизни такую ситуацию видел. На учениях одному нашему офицеру стало плохо, сердце у него остановилось. Все растерялись. И до больницы не довезти, далеко очень. Думали, что умрет. Так вот наш доктор со всего маху его кулаком в грудь ударил. И сердце снова заработало. Жив остался мужик! И я тогда подумал, что и я жив, благодаря тебе, буду. Ты - жизнь моя, счастье мое! -тихо говорил Комаров, целуя Тамарочку в висок.
И она еще теснее прижалась к нему, такому теплому и родному.
- Так что, жить нам с тобой, Тамара Ивановна, в любви и согласии долгие-долгие годы! - стараясь поменять настроение разговора, полушутя изрек Комаров. - Согласна?
- Я согласна, Володенька! Дорогой ты мой и любимый! Я-то согласна. Только вот что с Павлом делать будем? Мне уже сейчас страшно становится, что он уже через несколько дней домой вернется, - вздрогнув, произнесла Тамара. - Как его убедить, Володенька, что я тоже человек, и имею право любить и жить своей жизнью с любимым человеком? - в отчаянии вопрошала она. - Так уж сложилось в нашей семье, что я при нем рта раскрыть не смею.
- Ничего, милая, я с ним по-мужски поговорю. Я очень постараюсь, чтобы он нас правильно понял, - уверял ее Комаров.
- Ты, Володенька, его совсем не знаешь! Хоть и сын он мне, но характером в свою бабку пошел. Какая же она хитрая, злая и коварная! Уму не постижимо! Это ведь она нашу жизнь разрушила, сына споила, внука лишилась! Сама все потеряла, и только из-за того, что так меня невзлюбила. Считала, что я не пара ее сыночку! Ничего её не остановило, вот как меня ненавидела! - Тамарочка перевела дух и продолжила. - Как Валек Краснояров у них в классе появился, да как мы их со Светой познакомили поближе, меняться он стал постепенно в лучшую сторону. И перед поездкой на заставу у нас с ним все так хорошо наладилось.  Я прямо нарадоваться не могла. Только не в добрый час он углядел, что мы с тобой друг другу понравились. Сразу снова на дыбы встал! Ой, Володенька, как он на меня в больнице смотрел! Мне прямо страшно стало. Чисто свекровушка моя бывшая Евдокия Петровна, Гюрза подколодная, не к ночи будь помянута, - вымолвила Тамара и украдкой перекрестилась.
- Да, брось ты, Тома! Ведь он же мальчик еще, ребенок! Поговорим, объяснимся. Ведь не враги же мы ему!  Все он поймет! - в полной уверенности в своей правоте говорил Комаров.
- Дай Бог, дай Бог! - сомневаясь и желая этого одновременно, произнесла Тамара.
- Вот завтра пойдем вместе в больницу и поговорим. Зачем откладывать? Нужно внести ясность в наши отношения, - по-военному четко поставил задачу на завтра Комаров.
- Ой, Володенька, может, не завтра? Может, дождемся, когда его выпишут? - испугалась Тамара и даже сильно вздрогнула, как от удара.
- А зачем откладывать? Что от этого изменится? Думаю, лучше прямо завтра ему и сказать, что мы собираемся пожениться. Сначала вспылит, скорее всего. Не без того, я думаю. Но у него еще несколько дней в больнице на раздумья будет. Вот как раз и остынет. Все обдумает. Не беспокойся, любимая, я умею разговаривать с мальчишками. Я найду для него нужные слова. И терпения мне не занимать. Все будет хорошо! - убеждал ее Комаров.
И так захотелось ей поверить в то, что этот сильный и умный мужчина, настоящий защитник и опора, точно знает, как сделать ее жизнь счастливой и правильной, что она беспрекословно согласилась подчиниться ему и следовать его указаниям. Какая же женщина не мечтает быть ведомой, слабой и нежной, подчиняясь твердой руке мужчины?!

Гостинцы в больницу были щедрыми. Все праздничные деликатесы, которые подавались к столу накануне, были приготовлены и Павлику. Кто бы не порадовался такому отношению со стороны родных?! Только Тамарочка все переживала и очень сомневалась, что сын оценит её старания. Он обладал удивительной способностью, сводить на нет все её благие начинания и стремления. Уж она-то точно знала, как одним холодным взглядом или едким, насмешливым словом он мог парализовать все высокие порывы её материнского сердца.Они сразу договорились, что первым к Павлу пойдет сам Володя. Он настойчиво просил её не входить в палату, пока они будут разговаривать один на один. Именно в этом откровенном разговоре он видел залог успеха.

         - С Новым годом, товарищи выздоравливающие! Деда Мороза вызывали? - шутливо приветствовал обитателей палаты Владимир Петрович.
Павлик сидел на своей кровати. Видимо, до появления Комарова он разговаривал с соседями. Но, как только он вошел, сразу лег и демонстративно отвернулся лицом к стене.
- Мужики, вы бы погуляли пока в коридоре, - обратился он к двум взрослым соседям Павлика. - Мне с сыном посекретничать надо.
- Так ты отец ему что ли? - с нескрываемым любопытством сразу откликнулся мужичок с гипсом наперевес. - Он, вроде, говорил, что одна мамка у него.
- Вот тебе дело! Прямо как та Варвара! Руку тебе уже сломали, смотри еще и нос оторвут, - сразу смекнув, в чем дело, прервал его второй и легонько ткнул досужего соседа в бок. – Пошли покурим.
 
Мужики вышли, и в палате повисло тяжелое молчание. Всем своим видом Павлик давал понять Комарову, что ни поворачиваться к нему, ни, тем более, разговаривать с ним он не намерен.
- Ну, и чем же мы с мамой перед тобой так провинились, что ты даже разговаривать с нами не хочешь? Ну, хорошо, я тебе - человек чужой. Пока. Но мать-то свою за что так казнишь? Не за то ли, что родила и вырастила тебя, и все самое лучшее тебе все эти годы отдавала? Не за то ли, что жизнь свою к твоим ногам положила, забыв о себе совершенно? А ты и рад стараться! Давай! Дави сильнее, как асфальтовый каток! Она - мать, она стерпит! Главное, чтобы тебе было хорошо и удобно, чтобы о себе она даже и подумать не смела! Эх, брат, молод ты еще. Только это тебя и извиняет в какой-то мере. Не понимаешь ты еще, что жизнь такая короткая. Что каждый момент этой самой жизни, и не только своей, ценить надо. Ты себе даже не представляешь, как все может круто измениться. В один миг. Я теперь это точно знаю. Поэтому расскажу тебе свою историю. Я хочу предостеречь тебя от главной ошибки в жизни - неблагодарности по отношению к родителям, к матери. Когда приходит запоздалое раскаяние - это страшно! Вдруг осознАешь, что вел себя, как последний идиот, и так захочется все исправить. Но, поздно! Захочешь поговорить по душам, а не с кем, захочешь обнять, а некого, захочешь прощения попросить, а не у кого! Все поздно!      И этот камень на душе тяжелее самой тяжкой ноши. И нести его вовек, и не скинуть никогда.

        Владимир Петрович задумался на мгновение, а потом подробно рассказал Павлику о своей семье, и о том, как в одночасье стал круглым сиротой. Он был хорошим сыном, мужем и отцом. Вроде, и винить себя не в чем. Но чувство огромной утраты все равно заставляет разбирать каждый прожитый день по минутам. Порою так и кажется, что мог быть еще добрее, внимательнее, ласковее. И если бы начать сначала, то… В том-то и дело, что жизнь - она здесь и сейчас, а повторов и исправлений в ней не бывает. И жить надо сразу набело!

          Павлик сначала лежал все в той же позе, но постепенно повернулся к Комарову лицом и смотрел на него уже во все глаза. Он и сам не понял, что за неведомая сила так незаметно сломила его упрямство и сделала непосредственным участником этого тяжелого монолога. А сила эта - сострадание, простое человеческое участие, доброта души. Вот через эти качества и приходит к человеку осознание смысла и ценности жизни.
- Ты и твоя мама, вы мне так нужны. Мы с твоей мамой любим друг друга. Теперь решение за тобой. И для меня это очень важно, поверь. Я не хочу входить в семью, где меня не принимают, не хочу бороться с тобой, ломать тебя. Потому что пользы это никому не принесет. Ссоры и распри только душу выматывают. А я хочу быть вместе с вами, любить вас, жить одной семьей. Давай попробуем понять друг друга, поверить в хорошее. Мы будем общаться и научимся жить вместе, - с воодушевлением продолжал Владимир Петрович. - Паш, я тебе хочу подарить самое дорогое, что у меня осталось. Танюшка моя мне приснилась и велела подарить это мальчику, который полюбит меня и сыном мне станет. Возьмешь? - волнуясь, Комаров протянул Пашке заветного Мишку. – Это друг моей Танюшки. Пусть и тебе он будет другом. И я хочу тебе другом быть. Другом и отцом.
И Пашка робко протянул руку и взял Мишку. И вдруг оба, в одно и то же мгновение, подались навстречу и крепко по-мужски обнялись. Они сидели неподвижно несколько минут, как будто заново знакомясь и обретая друг друга. Пашка прятал лицо, уткнувшись в плечо Владимира Петровича. Напряжение и злость, сковывавшее его все эти дни, постепенно отступали. Хоть и считал он себя взрослым, сильным и самостоятельным, но был совсем еще ребенком. И, как всякому мальчишке-подростку, ему нужен был отец, старший товарищ, наставник, авторитет, которым хочется гордиться и подражать ему. В этот самый миг он вдруг ясно понял, что именно в Комарове есть все то, чего ему так не хватало в жизни.
- Ну, что, сынок, маму зовем? – бодрым голосом спросил Комаров, украдкой утирая увлажнившиеся глаза. - Она там уже, наверно, вся извелась. Заждалась нашего решения. Мы вкусностей всяких тебе принесли. Ведь праздник же! С Новым годом, сынок! С новым счастьем!

         Солнце всходит и заходит, ясный день сменяет темная ночь. В природе этот процесс контрастных перемен закономерен и никого особо не удивляет. Люди воспринимают его, как данность, и живут, просто подчиняясь законам природы. Если не вдаваться в божественные подробности мироустройства, все это можно объяснить с точки зрения физики и астрономии. Все четко и стройно. А как же быть с человеческой душой?! Как объяснить «светлый день», а иногда и затяжную «полярную ночь» в душе, резкие смены настроений и, как следствие, непредсказуемые поступки людей? Редкий человек никогда не испытывал внезапных всплесков лучезарной радости и всепоглощающей любви, которые вдруг, мгновенно могут смениться необъяснимыми приступами черной, злобной ненависти и ярости, или тупого, засасывающего, как болото, равнодушия и безразличия. Душа человека - субстанция особенная! Она все время тонко вибрирует и подстраивается под великое множество условий и условностей. И, как все живое, имеет, проще говоря, свои плюсы и минусы, темное и светлое, доброе и злое. А люди устроены так, что все эти проявления особенностей души условно делят на «хорошее» и «плохое». Отсюда складывается оценка человека и отношение к нему. Очень просто, на первый взгляд. Но, как же это сложно! Сложно понять и услышать себя, и научиться управлять собой. Но еще сложнее понять другого, того, кто рядом с тобой, особенно, если это ребенок. Как научиться не судить, не осуждать, не диктовать свои условия, не принуждать, не гневаться, но терпеливо и внимательно, и очень деликатно наблюдать, подсказывать, аккуратно направлять? Как научиться взрослому не подавлять ребенка своим правом старшего, требуя беспрекословного подчинения? Как научиться не только слушать, но и слышать, не только смотреть, но и видеть?

Павлика выписали. Но он пребывал в далеко не радужном настроении.  Как выйти за пределы больницы с ненавистной повязкой на лице?! А без нее вообще невозможно! Швы уже сняли, но он отказывался убрать наклейку. При каждом взгляде на лицо, обезображенное красно-фиолетовым рубцом, внутри у него, всякий раз, как будто что-то резко обрывалось. И болело нестерпимо! Доктор, зашивавший рану на лице, сделал все грамотно, добротно и даже, насколько это было возможно в условиях обычной районной больницы, аккуратно. Но! Этот красный, едва заживший рубец, перечеркивал не только лицо. Павлу казалось, что он перечеркнул всю его жизнь. И мать, и Владимир Петрович активно поддерживали и успокаивали его. Владимир Петрович говорил, что их ждут в Санкт-Петербурге в военном госпитале на пластическую операцию, что грубый рубец иссекут, и от него останется едва заметная белая ниточка Но это была далекая перспектива. А существующая реальность была такова: теперь он не красавец Пашка Чернецов, по которому сохли почти все девчонки школы, а Квазимодо! Урод! Страшилище! Не бесспорный предводитель и непререкаемый авторитет среди всех пацанов в округе, а поверженный, обезображенный и обесчещенный лох! Такое поражение он потерпел впервые! Воображение рисовало любопытствующие и сочувствующие взгляды, которыми отныне и навсегда будут сопровождать его все встречные-поперечные. Он физически ощущал весь ужас собственной ущербности и понимал, что никогда не сможет смириться ни с этими взглядами, ни со злорадным шепотом недоброжелателей. Жестокие внутренние переживания рвали его на части. Он буквально сгорал от бессильной злобы, бушевавшей внутри.
 
        Взрослому человеку со сформировавшейся психикой порой нелегко принять так круто изменившиеся условия игры. Каково пережить это мальчишке с его юношеским максимализмом, гипертрофированной гордостью и обостренным чувством собственного «Я» ?
- Ладно. Я с вами поквитаюсь. Вы мне заплатите за все! - Пашка натянул шапку ниже бровей, накинул капюшон, практически полностью скрывавший лицо, и решительно шагнул за ворота больницы в свою новую, так резко изменившуюся, жизнь.

Дома тоже все изменилось. Нет, внешне все было как обычно. Но!       В семье появился чужой взрослый мужчина, и расстановка приоритетов резко поменялась. Теперь по праву старшего он, Комаров, должен был занять главенствующее положение среди домочадцев. Как научиться с этим жить и взаимодействовать? Как его принять и заставить себя подчиняться его правилам? Павлик, не раздумывая, по привычке собственного единовластия ответил себе на этот вопрос в своей обычной манере: «Никак. Я - сам по себе. Пусть пока живет. А если мне что-то не понравится, он просто уйдет».

Непросто было и Владимиру Петровичу. С того памятного дня, когда он в ночной темноте нашел окровавленного и полуживого Пашку, волновался и переживал за него, как за близкого человека, с той самой новогодней ночи, когда он, безумно влюбленный, сделал Тамарочке предложение руки и сердца, жизнь Володи Комарова сделала новый, неожиданный виток. Охваченный эйфорией влюбленности и предвкушением долгожданного семейного счастья, он ощущал себя могучим атлантом, которому под силу держать на своих плечах целое небо!     Он верил в любовь, в доброту, в искренность чувств и намерений. Он был убежден, что на доброту и любовь возможно ответить только тем же. Он ни минуты не сомневался в том, что Тамарочка и есть его суженая-ряженая. Он даже думал о том, что у них, возможно, будет общий ребенок. Да. Ребенок. Ведь они еще не старые! Так хотелось вновь взять в руки маленький и совсем родной комочек счастья. Конечно, он не забывал о Павле, не сбрасывал его со счетов. И относился к нему он вполне дружелюбно и тепло. Если быть до конца честным, нельзя сказать, чтобы совсем по-отечески, как к единокровному сыну. Скорее, как старший товарищ, наставник. В принципе, и это уже было неплохо. Ему казалось, что открытую конфронтацию, возникшую после поездки на заставу, они уже пережили. И, как ни странно, их сближению помогло это несчастье с Павлом. Комаров был вполне искренним, когда называл его сыном, предлагал ему дружбу и заботу. И план в отношении Павла у него сложился вполне конкретный и очень перспективный. Как человек военный он мыслил четко и определенно. Парень заканчивает школу. Учится вполне прилично, поэтому ему ничего не мешает поступить в военное училище. Тем более, на заставе Пашка выказывал явную заинтересованность в службе на границе. Значит, с его стороны возражений быть не должно. Пять лет учебы в училище, и он уже лейтенант. Самостоятельный человек с вполне определенной судьбой. А там своя семья и т.д. и т.п. А они с Тамарочкой будут жить-поживать и растить свое чадо. Так рассуждал про себя Комаров, и все казалось ему вполне логичным и осуществимым.
А вы слышали когда-нибудь такое изречение: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах»?

В самом «интересном положении» оказалась Тамарочка. Так сказать, между молотом и наковальней! Она влюбилась! Впервые в жизни! И готова была отдавать себя своему любимому каждую секунду, капля за каплей. Душа была полна нежных чувств и прекрасных порывов. Она все время старалась угодить своему избраннику, порадовать его, чтобы услышать от него в свой адрес слова восхищения и одобрения. А еще ей непрерывно хотелось его нежности и ласк, по которым она так стосковалась за долгие годы своего вынужденного одиночества. Вполне понятная ситуация. Непонятно было одно, как сочетать все это с постоянным присутствием в доме взрослого сына. Ей казалось, что он неотрывно следит за ними и укоряет ее в том, что она вдруг стала счастливой. Когда Володя обнимал или целовал ее, она резко вздрагивала и испуганно оглядывалась, нет ли рядом Павла. Даже уединяясь с любимым в спальне, она не чувствовала себя спокойно. Все время прислушивалась, дергалась и шикала на Комарова.Когда ребенок растет с папой и мамой с самого рождения, все отношения родителей, их проявления чувств друг к другу и их взаимные ласки он видит каждый день. Он живет в этой атмосфере, поэтому и воспринимает все происходящее, как само собой разумеющееся. И совсем другое дело, когда в среде обитания подростка появляется чужой взрослый человек со своими взглядами и суждениями, особенностями общения, а еще бытовыми привычками и потребностями. Сколько терпения, такта и деликатности потребуется с обеих сторон, прежде чем совместная жизнь войдет в нормальное русло?! Возможно ли соединить несоединимое?

Тамарочка почистила и нагладила Павлику его школьный костюм. Каникулы закончились. Завтра нужно идти в школу.
- Вот, сынок, я тебе все приготовила, - сказала мать сыну, вешая плечики с костюмом и новенькой рубашкой в его шкаф. - А у тебя все уже готово? Ты собрался? Ведь завтра рано вставать, - уже тише спросила она, робко глянув на Павлика.
- Незачем мне рано вставать, - неохотно буркнул Пашка. - Я никуда не тороплюсь.
- Так как же, сынок? Ведь завтра школа начинается, - растерялась Тамара. И в тот же миг сердце прямо ухнуло вниз. Все ее дурные предчувствия начинали сбываться. Пашка снова своевольничал, и никому и ничему не хотел подчиняться.
- Тебе непонятно что ли? - рыкнул мальчишка. - Куда я с такой рожей пойду? Хочешь на посмешище меня выставить? Чтобы они все оборжались, чтобы злорадствовали надо мной? Фиг вам всем! Пока пластику не сделаем, даже из дома не выйду! И не лезьте ко мне! - истерически прокричал он и демонстративно отвернулся от матери.
И Тамарочка со слезами на глазах тихо вышла из комнаты. Спорить с ним было бесполезно.

- Дура! Овца тупая! Курица безмозглая! Неужели непонятно, что я не могу появиться в школе в таком виде???!!!  - кипел и негодовал Павлик. - Все будут на меня пялиться и делать вид, что сочувствуют. А на самом деле будут злорадствовать и думать, что так мне и надо. В глаза будут сожалеть, вздыхать, сопли и слезы распускать, а отвернувшись, ржать надо мной. Ненавижу всех!
          В его несчастье были виноваты все! И степень вины не подразделялась на прямую и косвенную. Даже вовсе невиновные и не имевшие к нему никакого отношения, все равно были виноваты! Потому что они здоровы и у них все хорошо, а ему достались все несчастья, страдания и это безобразное уродство, с которым он никак не хотел смириться. Перед глазами все время маячили Валек Краснояров и Маринка Ветрова. Красивые и здоровые. И это видение добавляло еще больших страданий. Валек – пышущий здоровьем и силой красавец, во всем успешный и всеми признанный, любимый родителями и уверенный в себе, вдруг снова вызвал в нем бурю зависти и неприязни, отторжения и даже ненависти. После произошедших событий Пашка даже не вспоминал, что еще совсем недавно, на заставе, они назвали друг друга, уже не в шутку и не в угоду родителям, а вполне серьезно братьями и лучшими друзьями. И даже поклялись в верности и вечной пацанской дружбе. В изменившихся условиях все клятвы померкли и разом потеряли свою значимость для Павла. В голове и в душе была настоящая каша из противоречивых чувств. Все темное, безобразное, гневное и отвратительное перло наружу, напрочь забивая остатки светлого и хорошего.
- Теперь Маринка вообще на меня не посмотрит. Зачем ей такой урод с перекошенной мордой, когда вокруг полно парней с нормальными физиономиями. Хоть бы и Валек. Ведь он всегда с ней рядом, - горько размышлял Павлик, накручивая и распаляя себя еще больше.
  Его, до сих пор невысказанная, любовь к девушке корчилась от боли и невыносимых страданий. Он отчетливо понимал, что уже никогда не посмеет претендовать на ту, которая последние полгода владела всеми его мыслями и чувствами. Ту, в том числе и ради которой, собственно, он и проделал эту огромную работу над собой. Можно сказать, целую революцию совершил! Теперь все казалось напрасным и бессмысленным. Раньше не решался объясниться, рассказать о своих чувствах. Стеснялся, опасался отказа и насмешки. А теперь и подавно не рискнет. Ему казалось, что если она его и выслушает, то только из жалости. Выслушает и ответит что-то типа «ты хороший парень, но…». Но никогда она не сможет ответить на его чувства и искренне полюбить его.       А другого развития событий он даже в мыслях не допускал. Шрам на лице превратился в глубокий, непреодолимый ров между ним и другом, и любимой девушкой.

После возвращения домой Пашка демонстративно ограничил свою жизнь пределами собственной комнаты, в которой метался, как зверь в клетке. Он то бессмысленно ходил из угла в угол, в тысячный раз измеряя шагами свои шестнадцать метров, то бросался на кровать и лежал неподвижно, уставившись в потолок, то брался за гитару и тут же откладывал ее. Не хотелось ни играть, ни петь, ни читать. Ничего не хотелось. Все творческие и созидательные порывы души как будто умерли. Ему не хотелось думать ни о себе, ни о будущем. Он сосредоточенно думал только об одном. Он вынашивал план мести тем, кто сотворил с ним такую чудовищную расправу, одним ударом кастета распоров на две половины не только его лицо, но и всю его жизнь и его будущее.

        В сотый раз, проверив, заперта ли дверь, он открывал потайной ящичек под подоконником, который сам и смастерил несколько лет назад для своих мальчишеских секретов, и вынимал оттуда складной нож с выбрасывающимся лезвием. После легкого нажатия на кнопку и едва слышного щелчка из корпуса молниеносно вылетало длинное стальное жало. Заботливо смазанный механизм работал безотказно. Лезвие переливалось на солнце, и его холодный ровный блеск, казалось, говорил только об одном: оно никого не оценивает, не делит на плохих и хороших, оно не знает жалости, оно без вопросов и сомнений лишь исполняет волю хозяина. И этот стальной блеск завораживал мальчишку и дарил ему иллюзию возможности справедливого возмездия тем гадам, которые искалечили его жизнь. Насладившись уверенной тяжестью рукоятки и блеском лезвия, мальчик аккуратно убирал оружие в тайник. 
- Месть - блюдо, которое нужно подавать холодным, - настойчиво сверлила голову где-то прочитанная мысль. И Пашка все обдумывал ее, вникая в ее глубокий смысл и каждый раз открывая для себя новые скрытые грани грозного значения этого изречения.

         Он прокручивал в голове десятки сценариев, как, где и когда он встретит своих обидчиков. Апогеем наслаждения была сцена, где они, трусливые и поверженные, стоя на коленях, молят о прощении и пощаде. Но нет! Он будет непреклонен и отомстит за себя! Как? По меньшей мере, каждого из своих обидчиков он планировал «наградить» такими же безобразными шрамами на лицах. Око за око! Мальчик он был очень непростой, вспыльчивый, резкий, мог подраться и просто заехать в ухо, как следует. Но мог быть и абсолютно хладнокровным, мог спланировать и осуществить любую подставу или злой розыгрыш. Вот только так холодно и расчетливо планировать настоящую расправу на грани убийства еще не приходилось. И именно нож наводил его на такие мысли.
Этот нож попал к нему случайно. Так считал Пашка. Но, бывают ли случайности в нашей жизни?!  Опять же «случайно», он оказался однажды в ненужном месте и в ненужное время. Была облава ОМОНа, и воровской авторитет, которого местная шпана знала, как дядю Мишу, воспользовавшись возникшей суетой, сбросил этот самый нож в карман Пашки. При этом, он так посмотрел ему в глаза, что даже мысль, сдать нож и дядю Мишу, у него не возникла. Он как будто парализовал его, без слов связав общей тайной. Не произнеся ни слова, Пашка будто дал ему обещание, сохранить его секрет. Никем не замеченный мальчик ушел с места происшествия и унес важную улику. Понимал ли он тогда, что стал невольным соучастником преступления, совершенного при помощи этого ножа?! Скорее, нет, чем да. Но то, что похваляться нечаянным приобретением очень опасно, он усек сразу. Спрятал его и помалкивал. Можно сказать, забыл о нем до поры до времени. «Добрый» дядя Миша встретил пацана через несколько месяцев на бульваре, где он тусовался со своей компанией.
- Привет, кореш! - по-свойски приветствовал взрослый дядя мальчишку. И это обращение как к равному вызвало ликование в душе подростка, а в глазах его гопки подняло его на недосягаемую высоту.
- Давай пойдем, посидим. Побазарить надо, - предложил он Пашке и, приобняв за плечи, увлек в небольшое кафе.
Пацаны так и остались стоять с открытыми ртами. Вот это да! С самим авторитетом запросто в кафе сидит!
- Тебя как кличут? – незаметно окидывая взглядом помещение кафе, спросил дядя Миша, усаживаясь напротив.
- Пашка.
- А погоняло есть?
- Черный, - с достоинством ответил мальчик.
- Круто! Пашка Черный! Годится, - удовлетворенно хмыкнул дядя.
- Ты меня помнишь? -  скрывая настороженность, поинтересовался Миша.
- Да, помню, - бесхитростно ответил пацан, думая тем самым потрафить авторитету.
-Зря. Лучше бы тебе меня не помнить, - тихо проронил Миша, разочарованно цыкнув зубом.
И вдруг в душе у Пашки щелкнул тумблер пожарной тревоги. Никогда он не бывал прежде в таких ситуациях, но тут, как говорится, спинным мозгом почувствовал, что встреча эта не сулит ему ничего хорошего. Он не подал виду, что учуял опасность, продолжал сидеть, спокойно и доверчиво глядя в глаза коварному человеку напротив. Только внутри весь напрягся и был готов дать деру, если что.
- Ты подарочек мой сохранил? – ласково поинтересовался Миша.
- Нет. Я ушел и выбросил его в реку. – без зазрения совести соврал Пашка. Прикидываться, что он не понимает, о чем идет речь, было глупо и опасно.
- Что так?  Я думал, ты себе на память оставишь. Вещь хорошая,- допытывался Миша.
- Хорошая, да не моя. А раз хозяину не нужна, то и мне ни к чему ее хранить. Ты же меня не просил сберечь, вот я и выкинул. - спокойно и убедительно брехал Пашка.
- Складно поешь, щегол. Смотри мне. Если соврал, из-под земли достану. - От слов Миши и его стылых глаз потянуло могильным холодом. Пашка упорно молчал, достойно выдержав испытующий взгляд бандита.
- Ладно. Заметано. Поверил я тебе. Только совет один дам. Если вещица эта вдруг всплыла, да опять к тебе попала, улучи момент, когда дома никого не будет, да промой ее щеткой с мылом хорошенько. Протри насухо. А в дырочку маслица машинного капни. Да убери подальше и забудь про нее.
 Миша замолчал ненадолго, глядя на мальчишку. И что-то человеческое вдруг мелькнуло во взгляде. Черт его знает, о чем он в это момент подумал. Может быть о том, что и у него мог бы быть такой пацан. Да вот, не случилось обзавестись женой и детьми.
- И еще, Пашка Черный!  Никогда не доставай нож без дела. А уж если достал, значит, бей! Первым бей! Но никогда не форси им, не пугай никого. Нож - дело серьезное. Не зря его к холодному оружию причисляют! Хотя, лучше все-таки поберегись и не играй с ним. Не доводи до греха. Потому что, парень, запомни навсегда, в первый раз всегда нож тобой руководить будет, не ты им. Усек, малек? Ладно. Теперь прощай, - подытожил разговор мужик. Он еще раз внимательно вгляделся в лицо Пашки, как будто старался запомнить его в деталях перед расставанием на долгое время, как-то виновато улыбнулся, встал и, не оглядываясь, вышел. Неужели и впрямь осознавал, какое опасное наследие передал ни в чем неповинному пацану?!
Пашка сидел неподвижно еще несколько минут. На лбу выступил холодный пот. Руки мелко дрожали. Он отчетливо осознал, что беда на сей раз миновала, лишь обдав ощущением животного страха.
- Пронесло, вроде, - с облегчением подумал мальчишка и поспешил домой.

         Ох уж эти пацаны! Рисковый и безрассудный народец! Особенно такие, не присмотренные, которые «каждый сам себе хозяин»! Нет в них чувства самосохранения. Только одна бесшабашность, да жажда приключений, что и ведет их к беде прямой дорогой. И взрослеют они только через свои шишки, да роковые ошибки! Сколько их даже не дожило до этого самого взросления? Сколько сгинуло ни за понюх табаку? Вместо того, чтобы выбросить опасный подарок и навсегда забыть о нем от греха подальше, он все сделал именно так, как подсказал ему старший «друг».  Прочистил, смазал и спрятал. Не доставал до тех пор, пока в городе не прогремела новость об очередной бандитской разборке, в которой был застрелен этот самый дядя Миша. В «лихие 90-е» такие новости были не редкость.

        В день похорон он пошел на кладбище. Нет, не из желания отдать дань уважения безвременно усопшему. Просто из любопытства. Он толкался среди множества разношерстного народа, не подходя слишком близко к эпицентру событий. Но ему все и так было отлично видно и слышно. Люди, преимущественно молодые парни, рослые и мощные качки, одетые практически одинаково, как в униформу, в кожаные куртки и спортивные костюмы «Адидас», в основном китайского пошива, стриженые под ноль, вполголоса обсуждали подробности нападения на машину, в которой ехал Миша. Увиденное зрелище прощания с «выдающимся» бандитом поразило Пашку своим размахом и пышностью. Хоронили Мишу, как народного героя, в красивом лакированном гробу, усыпанном морем цветов. И даже склеп сверху поставили. А бритые братки возле могилы «клялись» отомстить за братана. Только Пашка, после подслушанных разговоров, им почему-то не верил. Ему вдруг подумалось, что это они сами и укокошили Мишу. И еще он случайно окинул взглядом те могилы, которые были рядом. А там! Сплошь одни молодые ребята! Год смерти от года рождения отстоял лет на 18-20. Дядя Миша в свои тридцать шесть был, по сравнению с ними, глубоким старцем.
- Вот это да! – пронеслось в голове Пашки. - Романтично, конечно. И так по-пацански - умереть, например, в перестрелке. Только не хочется так рано помирать, тем более, непонятно за что. Прям ни за какие коврижки не согласен, - подумал Пашка, поежившись.

         С кладбища он ушел с чувством успокоения и восстановленной безопасности. Теперь никакой Миша ему не страшен! Миша унес их общую тайну в могилу, в прямом смысле этого слова. Посещение кладбища сыграло свою роль, значительно остудив юношеский пыл блатной романтики. Он вдруг сделал для себя открытие, что вся эта блатата – не игрушки, не развлечение и совсем не подвиг. И плата за все это непомерно высока – жизнь человека. Возможно, и его собственная жизнь! Ощущение было не из приятных. По существу, он прошел по краю пропасти. А ведь мог и не пройти! Да и слова-наказ дяди Миши еще крепко сидели в памяти. Поэтому нож Пашка все-таки, поразмыслив, решил не держать в опасной близости. Чтобы не соблазняться и не искушать судьбу, он спрятал его в надежное место.

        Нож преспокойно лежал в тайнике до поры-до времени. Пашка жил своей обычной пацанской жизнью, лишь изредка вспоминая о своем, полном криминальных тайн, сокровище. Но барабаны «Джуманджи» уже тогда начали исподволь свою роковую песню смерти. Их рокот еще не был слышен явно, но он все усиливался по мере приближения назначенных событий. Нашедший и принявший да испытает все в полной мере! Таков закон этой жестокой игры!

        В первые дни после возвращения домой из больницы он жил, как улитка в своей раковине, даже к общему столу не выходил. Тамарочка приносила еду ему в комнату. Но Владимир Петрович все-таки настоял, чтобы хотя бы ужинали они все вместе, раз уж они семья. Ведь это единственное время для общения и обсуждения всех семейных дел. Пашку это, конечно, злило. Не хотел он с ними ничего обсуждать! Он был полностью погружен в свои раздумья. Но, чтобы пока не перечить отчиму, парню пришлось подчиниться. Он со стороны наблюдал за тем, как ведут себя взрослые. Он все подмечал, но не вмешивался ни во что. Просто упорно молчал. Не до того сейчас ему было, не до их любовных игр. Хотя, он все видел, и это коробило его. У него, понимаешь, горе, а у них любовь. Получается, не особенно-то они и расстраиваются из-за этого! Но он не затевал никаких конфликтов, потому что его занимал сейчас только один вопрос: как скоро его повезут в Петербург на пластическую операцию, которая, возможно, пусть не совсем, но хотя бы как-то, исправит его ужасное лицо. Он так надеялся на благоприятный исход дела. Он был готов терпеть любую боль, только бы избавиться от этого ненавистного рубца. И все это зависело от одного человека - его нового отчима. Только он мог организовать и осуществить эту поездку. Павлик ясно понимал, что матери это просто не по силам: ни финансово, ни морально, ни физически. Поэтому по отношению к Комарову вел себя, не сказать, чтобы подчеркнуто-любезно, но вполне сдержанно и сносно. Весь негатив, все его психи и дерганья, крики и истерики доставались исключительно матери. Естественно, в отсутствие Владимира Петровича.
Сегодня он ждал его возвращения со службы с особым нетерпением. Комаров пообещал вечером объявить результаты переговоров с госпиталем о назначении дня операции. Пашка даже вышел в прихожую встретить его и смотрел на него во все глаза, вопросительно и с надеждой, ожидая узнать все прямо здесь, как говорится, не отходя от кассы.
- Привет, мои хорошие, - бодро приветствовал домашних бравый полковник. Он поцеловал Тамарочку и приобнял Пашку. - Сначала накормите, я голодный, как волк. А потом все разговоры. - И быстро ушел в ванную мыть руки.
Нервы были на пределе, но пришлось смириться и ждать окончания ужина. Ведь правда, не маленький же он! Не бросаться же на пол и не дрыгать же ногами, требуя желаемого.

         Его терпение было уже на исходе, когда Владимир Петрович, отставив пустой стакан, наконец заговорил по делу.
- Итак, мои дорогие, нас ждут в Петербурге в конце февраля. Все документы госпиталь получил, провели консультации и обещают благоприятный исход дела. Все вместе поедем, - с удовлетворением объявил он свою хорошую новость.
- Только в конце февраля?!- срывающимся голосом вскрикнул Пашка. - А как мне жить до конца февраля? Вы что, не понимаете? Я даже на улицу не могу выйти, не то что в школу пойти!
- Паш, погоди, не газуй, - спокойно осадил его Комаров. - Мне отпуск дают только в конце февраля. Ты же понимаешь, я на службе, я не могу просто так все бросить и уехать.
- Ах, вот в чем дело! - с издевкой протянул Пашка. - Конечно, служба важнее всего. Так и скажи, что тебе на меня наплевать. Был бы свой, так ты бы уже вчера своего сына на операцию увез. Все бы бросил! А я могу еще полжизни подождать! Какое тебе до этого дело! - Горькие слезы неожиданно брызнули из глаз. Он вскочил из-за стола и попытался выскользнуть из кухни, но Комаров успел поймать его за рукав и усадил на место.
- Вот, ты сейчас неправ, - возразил Владимир Петрович, стараясь сохранять спокойствие. - Я пробовал ускорить события и подходил к генералу, но он разрешил мне отпуск только в конце февраля. У нас проверка серьезная намечается. Нельзя никому отлучаться.
- Значит, дяде Роману тоже на меня наплевать! Если бы с Валькой такое случилось… Понятно. Да, пошли вы все! Все только прикидываетесь, что я вам нужен. Никому я не нужен! Ну и ладно! Буду уродом до конца жизни! Что уж теперь!
- При чем здесь дядя Роман? Он ведь и не знает ничего о том, что случилось. Никто не знает, - попытался объяснить ситуацию Комаров. - Вспомни, ты же сам категорически запретил нам с мамой что-то кому-то рассказывать. Мы тебе слово дали и сдержали его. Никто ничего не знает. Всем сказали, что у тебя инфекционное заболевание. Поэтому и не приходит никто, мама всем запретила. Карантин, мол, у нас. Твои друзья, Валек и Маринка, уже телефон оборвали, но ты ведь и к телефону тоже запретил звать тебя. Вот мама и говорит, что ты не можешь подойти, плохо себя чувствуешь. Врем всем, как школьники! Как ужи извиваемся!
Комаров прервался ненадолго, чтобы перевести дух и унять нахлынувшее волнение.
- Ты, брат, определись, нужен тебе самому кто-то или нет. Если нужна помощь, умей просить ее и принимать с благодарностью. Но только делать это надо честно и открыто. А то тебе хочется, чтобы о тебе заботились, помогали тебе, но при этом, чтобы все обо всем догадались сами! Чтобы тебе поклонились и нижайше попросили принять то, что тебе нужно. Гордый ты! Никогда, и никого, и ни о чем не просишь! Так не бывает! С людьми нужно уметь контактировать, взаимодействовать, и правильно формулировать и выражать свои просьбы и желания. У каждого своя жизнь, и дела свои, и заботы. И радости есть, и разочарования. У каждого свое! Никто не обязан день и ночь думать только о тебе. Это только в семье, где люди живут одной жизнью, могут быть такие отношения. Но ты и здесь заборов настроил. Варишь свою кашу, а нас с мамой держишь на расстоянии. Мы, порой, к тебе и подступиться не смеем, чтобы ненароком не «прогневать Ваше высочество»! Вот и выходит, что ты не получаешь то, что хочешь, а от этого злишься и еще больше отдаляешься от тех, кто тебя искренно любит.
Комаров мысленно вернулся в тот далекий день на заставе, где его самого, измученного болью потерь и отчаянием непонимания, почти такими же словами лечила мудрая Соня.
- Спасибо, Сонюшка! Пригодилась твоя наука. Ты спасла меня. Помоги и мне найти слова, которые спасут моего парня, - с благодарностью в душе подумал он о Соне.
И в этих, довольно жестких, но таких искренних словах Комарова была заключена простая истина человеческих отношений: поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Борись с гордыней своей! Не считай себя Пупом Земли! Ты сам есть среди людей равный среди равных! Не стремись возвыситься, унижая других! Хочешь честности - будь честен сам, не ври, не хитри, не злоумышляй! Нуждаешься в помощи - не стесняйся попросить, но будь готов и сам откликнуться на чужую просьбу, помогай другим бескорыстно! Хочешь любви - люби от всего сердца сам и не требуй ничего взамен! Будь открытым и искренним, и люди откроют свои сердца тебе навстречу! Истина - древняя, как мир. Она даже в Библии записана. Может быть, несколько другими словами, но смысл ее от этого не изменился. На то она и есть истина!

Пашка сидел сначала набычившись, приготовившись к тому, что Комаров, этот чужой дядька, начнет учить его жизни, песочить и воспитывать. Но неожиданно слова отчима тронули его молодую душу своим глубоким смыслом и искренностью. По сути, прав был Владимир Петрович! И он готов был бы с ним согласиться, если бы не одно обстоятельство. Как быть честным, искренним, добрым, белым и пушистым, если на тебя смотрит лицо, изуродованное шрамом?! Как простить подонка, заклеймившего тебя страшной меткой? Забыть? Подставить ему для удара другую щеку?! Он обдумывал все это и мучился отчаянно. В душе все кипело и клокотало от злости и желания отомстить. И ни о каком прощении и примирении он и думать не мог! И больно ему было, и тревожно, ибо понимал он, что его решение на него же и ляжет тяжким бременем. Но так же он понимал и то, что поступить по-другому уже просто не сможет.

       В этот момент вдруг стало отчаянно жалко мать и этого, поначалу совсем чужого, а теперь вдруг ставшего близким, мужчину. Он понимал, что они любят его, а он причиняет им боль и страдания.
Пашка поднял, полные слез, глаза на мать и отчима и тихо сказал:
- Простите меня. Помогите мне. Мне очень плохо и страшно.
И, как по мановению волшебной палочки, они все разом поднялись и обнялись, образовав тесный круг. И каждый мгновенно почувствовал силу единения и взаимной поддержки родных людей. Так бывает только в настоящей семье или духовном братстве, когда синергия мыслей и чувств, направленных в единое русло, сообщает задуманному небывалой силы толчок вперед. И нет преград для этакой силищи! Все сбудется и исполнится!

- Владимир Петрович! Ну и дела у вас творятся! - возбужденный Краснояров старший взволнованно ходил по кабину. - Что ж Вы сразу мне ничего не рассказали? Мы бы уже все решили! Вот партизаны! А я и то думаю, что это Пашки у нас не видно. Ведь раньше они с Вальком дни напролет у нас проводили. А тут уже почти месяц не появляется. И мы со Светланой тоже хороши! - огорченно сетовал он. - Сказала нам Тамара, что болеет мальчишка, но она со всем справляется, мы и не стали досаждать. Все ждали, когда поправится. А тут, вон что оказывается! Зря Вы так. Ведь не чужие они нам, сами теперь знаете, - укорил он Комарова.
Полковник Комаров сидел молча, не прерывая старшего по званию. Хоть и сблизились они после совместной поездки на заставу, но субординацию никто не отменял. Вообще, не в правилах Комарова было лезть со своими проблемами в глаза начальству.  И в этой ситуации поскромничал, да и на поводу у Пашки пошел. Все тайну его сохранял. А зря! Не тот случай оказался. Надо было во все колокола бить, у всех помощи просить, чтобы пацана быстрее вытащить. Ради благого дела просить не стыдно!
- Выходит, Пашку учил-наставлял, а сам опять неправ оказался, - покаянно думал Комаров.
-Значит, так, - прервав молчание и немного поразмыслив, снова включился в разговор Роман Васильевич. - Летите в Питер все вместе завтра военным бортом. Жить будете у тестя с тещей. Они вас, как родных, примут. И даже не возражайте, - опередил он попытку Комарова вставить свое слово, исключая намечавшиеся прения. - Валентин Егорович и с машиной, и с госпиталем все организует. Отвезете, устроите их, парня в госпиталь определите и вернетесь. Комиссию никто не отменял. А потом слетаете еще раз за ними, когда выпишут. Оформляйте на всех проездные документы и себе командировочное. Я распоряжусь.

Шасси мягко коснулись взлетной полосы. Самолет зарулил на стоянку и замер в ожидании следующего полета. Подали трап, и немногочисленные пассажиры, в основном в военной форме, вереницей потянулись из самолета, уже торопясь каждый по своим делам.
- Вот и все! Мы дома, - подумал Пашка. – Как хорошо, что все закончилось.
 И не просто закончилось, а удачно. Пластические хирурги практически сотворили чудо. Восстановили симметрию лица, иссекли грубый рубец и тонкий шов увели почти к самому краю скулы. Осталось набраться терпения и дождаться, когда шов из ярко-розового станет совсем светлым и незаметным. Так определенно обещал хирург. И Пашка ему верил. Настроение было хорошим, спокойным и ровным. Завтра день его рождения. И эта удачная операция стала главным и самым желанным его подарком.

        До дому добрались быстро. Выгружая из машины вещи, Владимир Петрович, Тамарочка и Павел были веселы, переговаривались, по-доброму подшучивая друг над другом. Эта совместная поездка, да еще с таким потрясающим результатом, сделала почти невозможное. Они, наконец, почувствовали себя семьей, где нет соперников и противников, а есть только единомышленники и любящие друг друга люди. Пашка оценил старания родителей, так он теперь называл маму и Комарова, и был им очень благодарен за помощь, без которой и представить трудно, что могло бы с ним статься. Они реально сделали все возможное, чтобы вытащить его из этой тяжелой истории. Жизнь налаживалась!

          И вдруг боковым зрением Пашка выхватил силуэт самого ненавистного ему в этом мире человека! Из-за запорошенных легким инеем кустов возле соседнего подъезда за ним наблюдал Сява и издевательски ухмылялся, показывая на него пальцем другим пацанам. Первым желанием было рвануться к нему и вцепиться в глотку. Но Пашка сдержал себя усилием воли.
- Ничего, ты еще свое получишь! Все получите! - подумал про себя Пашка.
 И сразу лицо его стало жестким и сосредоточенным, на скулах заходили крутые желваки едва сдерживаемого гнева. От радужного, благодушного настроения не осталось и следа. В приутихшее было пламя давно желанной мести как будто плеснули бензина, и оно заполыхало с новой силой, вытесняя все остальные чувства.
Тщательно охраняемый фигурант неотвратимо, как сама судьба, вкрадчивой поступью уже начал выходить на первый план. Неужели, время пришло!? Все слышнее и ближе, все тревожнее и громче зазвучали барабаны «Джуманджи»!

         Четырнадцатое февраля выпало на субботу. В самолете они договорились, что Павлик отдохнет еще и выходные, придет в себя после госпиталя и перелета, а уж, как водится, с понедельника пойдет в школу. Предварительно они с Комаровым много говорили о том, как ему появиться в классе после долгого отсутствия, как реагировать на вопросы однокашников, как достойно не реагировать на любопытные взгляды и двусмысленные подколки, если таковые вдруг кто-то рискнет себе позволить. Как не дать спровоцировать себя на грубость, и уж тем более на рукоприкладство, попросту говоря на драку. Ведь у Пахи Чернецова на все раздражающие факторы еще совсем недавно ответ был коротким: раз и в глаз. За что и побаивались, и язык держали за зубами, так как вставлять зубы больно, да и дорого. Но это было до того, как… Сейчас же его мучил главный вопрос: не пострадал ли его авторитет лидера, после того, как его так позорно избили, да еще и изуродовали. Пашка был уверен, что шакалята сразу же донесли сногсшибательную новость о том, что страшный лев повержен, всем его недругам. А их, обиженных и униженных им в свое время, а еще тех, кто всегда безумно завидовал его первенству среди ребят, но сам был слаб и не способен на лидерство, было немало. И Пашка сейчас ожидал от них любых подлостей. Комаров терпеливо, снова и снова проговаривал с ним все эти больные темы, проводя своего рода психологический тренинг, старался помочь сыну снова почувствовать твердую почву под ногами и уверенность в себе и своей правоте. Он вел себя как тренер, наставлявший именитого и титулованного, но неожиданно проигравшего, спортсмена перед новыми соревнованиями. Владимир Петрович рассказывал ему и том, как он, в свое время, помогал ребятам-новобранцам выстоять против дедовщины, не потерять чести и достоинства, стать равноправными членами воинского братства. Такова уж мужская доля. Мужчины во все времена соревнуются за право быть первым. Только вот методы у всех разные. Кто-то борется честно и заслуженно добивается этого права, а кто-то не брезгует обманом и вероломством, предательством и подкупом, коварством и ударом в спину. Много говорили о чести и достоинстве, благородстве, справедливости, дружбе и взаимовыручке. Не последняя роль в выравнивании ситуации отводилась и Вальку Красноярову. Оба, и Павел, и Владимир Петрович, были уверены, что он обязательно поддержит друга и брата. Ведь его авторитет в школе был, как и прежде, непоколебим. Павлик твердо был настроен идти в школу и с хладнокровным достоинством выдержать все, что его ожидает. Первый день - решающий! Даже не день, а час, или даже первые минуты. Они же и самые трудные. Устоять, не поплыть, не дать слабину, не пойти на поводу у провокаторов и их подпевал. Вот какую сверхтрудную задачу ставил перед собой Пашка. Все сомнения, вроде бы, были развеяны, стратегия и тактика поведения выработаны, соответствующий настрой достигнут.

        И тут такой облом! Этот гнусный Сява спутал все карты! Злость снова накрыла с головой, отключая разум. Тут уж не до битвы интеллектов и соревнования высоких моральных принципов! Пещерное желание тупо набить ему морду, разорвать и уничтожить врага физически, сокрушительно отомстить за свой позор и унижение горячей лавой кипело внутри, практически лишая возможности мыслить и принимать правильные решения. Не было еще у Пашки крепкого внутреннего стержня, который в минуты смятения, волнения, гнева и даже страха, не позволяет стушеваться, сломаться и изменить своим жизненным принципам. Такое состояние души не появляется из ниоткуда. Это большая внутренняя работа над собой, опирающаяся на достойные примеры в реальной жизни и генетическую память предков. Вот и опять подвернулся удобный случай, и вновь бабушка Евдокия Петровна и папа Славик, которых он не знал и знать не хотел, показали свои отвратительные гримасы. Недаром говорят: «Что посеяли, то и выросло».

          Семнадцатый день рождения Павлика решили отмечать скромно, в семейном кругу, втроем. С утра позвонили Краснояровым, и Владимир Петрович и Тамарочка поздравили родителей Валентина с днем рождения сына. Краснояровы-старшие, в свою очередь, поздравили Тамарочку с рождением Павлика, а потом передали трубки сыновьям.
- Привет, брат! С днем рождения, - немного волнуясь, произнес Павел.
- Привет, брат! И тебя с днем рождения! - искренне радовался Валёк. – Давай скорее встретимся. Пропащая твоя душа, как же я по тебе соскучился!
- Нет, сегодня не получится, - с сожалением ответил Пашка. – Мои решили дома в семейном кругу посидеть. Извини, брат. В понедельник в школе увидимся. Ну, как там вообще? - затаив дыхание, спросил он.
- Да, нормалёк все. Кое-кто пытался ёрничать, но мы с ребятами быстро им рот прикрыли, - серьёзно и честно, не притворяясь, что не понял, о чем речь, ответил на вопрос Валентин.

         Весть о случившемся с Павлом несчастье все равно просочилась и стала быстро распространяться среди школьников. Дошла она и до Валентина. Его поразило злорадство тех, кто распускал слухи. Они говорили об этом мерзким шепотком, смакуя подробности и приукрашивая их, каждый на свой лад. Есть такая гадкая порода людей, которым доставляет удовольствие «пнуть мертвого льва». Уму непостижимо, но ведь были и такие, кто не скрывая, радовался тому, что их однокашника жестоко избили и покалечили! Их это веселило и развлекало!
 - Я им пообещал, что тех, кто много знает и много болтает, обязательно пригласим к участковому. Пусть с ним своими знаниями поделятся. Ведь сокрытие информации о преступлении – тоже есть преступление. Все быстро сдрейфили и молчат в тряпочку. Гиены трусливые! А теперь ты вернулся, вот и начнем с ними разбираться, - предложил свою помощь Валёк. – Есть много нормальных ребят, которые нас поддержат.
- Нет, брат! Спасибо за поддержку, но я сам. Это мой должок, и я его верну сполна, - с холодной яростью в голосе отозвался Пашка.
Они попрощались до понедельника. Разговор окончился, но в душе осталось ощущение тепла и признательности за дружбу, честное выражение своих мыслей и чувств, и братскую поддержку. И настроение постепенно улучшилось.

Тем временем Тамарочка закончила приготовления и пригласила своих мужчин к праздничному столу. И только они было устроились за столом, как раздался звонок в дверь. Комаров пошел открывать, и через несколько минут в дверях комнаты уже стояли улыбающиеся и веселые Краснояровы, все в полном составе.
- Ах вы, партизаны! Такое событие хотели втихаря отмечать?! – шутливо-грозно изрек Роман Васильевич. – Уж не обессудьте! Мы решили этот праздник сделать общим. Не прогоните?
- Проходите, гости дорогие, - уже суетилась вокруг них Тамарочка, придвигая стулья к столу и освобождая место для тарелок и приборов. - Как хорошо, что вы все-таки пришли!
Краснояров-старший встал с поднятым бокалом и обратился ко всем:
-  Сегодня у нас двойной праздник! Нашим мальчишкам по семнадцать! И жизнь вся впереди, и успехи, и достижения. Я рад, что они поняли друг друга и подружились. И пойдут по жизни вместе, деля все пополам, как настоящие друзья и братья. Ведь не напрасно свела нас судьба семнадцать лет назад, правда Тамарочка?! Давайте поднимем этот тост за наших сыновей, за этих замечательных пацанов, будущих командиров-пограничников.
- Это тебе подарок - командирские часы с гравировкой «Павлу Чернецову в день 17-летия от Краснояровых» на память. Носи, сынок! Надеюсь, что ты найдешь свой правильный путь в жизни, станешь офицером и толковым командиром. Хотя, кем бы ты ни стал, главное, чтобы ты стал настоящим, хорошим человеком.
Роман открыл коробочку с часами и надел их на запястье Павлику, и крепко пожал ему руку, а потом также крепко, по-отечески обнял мальчишку. И у Пашки от этого искреннего и торжественного поздравления защипало в носу, захотелось еще теснее прижаться к этому сильному, доброму и обожаемому им человеку, и стоять так долго-долго, впитывая его любовь, мудрость и силу.

Тамарочка и Владимир Петрович тоже, в свою очередь, приготовили подарок для Валентина. А еще привезли кучу гостинцев и подарков от бабушки и дедушки из Питера. Валек искренне радовался подаркам, разбирал их и разглядывал. А кто же не радуется подаркам?! Подарки любят все: и взрослые, и дети, и взрослые дети тоже! Только у каждого своя мера оценки. Кому-то важна ценность и значимость, а еще полезность, а кому-то дорого оказанное внимание. Валентин относился, как раз, к таким, не меркантильным людям. Может быть, поэтому он с таким чувством прижимал к себе именно книгу, отправленную и подписанную дедом и бабушкой, с вложенной в нее их фотографией.
 
Взрослые еще сидели за столом, а пацаны, как водится, быстро поели и уединились в Пашкиной комнате. Было о чем поговорить. Валек увлеченно рассказывал школьные новости, но упорно не заговаривал о том, что волновало Пашку больше всего. Конечно, ему хотелось узнать, как Маринка отреагировала на то, что с ним случилось, что она говорит по этому поводу. Но Валек как будто не понимал, какой информации ждет от него Пашка. А сам он спрашивать об этом не хотел. Гордость не позволяла! И от этого начинал злиться на Валентина.
- Вот тупица! Врезать бы ему сейчас между глаз, чтобы мозги на место встали. Зачем мне все эти байки про физику и математику, про контрольные, и кто какие оценки получил? Где так умный, а тут как кретин себя ведет! - закипая, мысленно ругался он, но очень старался не подавать виду. И от этого не получался между ними контакт, полный и доверительный, как это бывало раньше.
 - Слышь, брат, ты давай, собирайся на вечер. Сегодня в школе дискотека ко дню Святого Валентина, - продолжал свой монолог Валек. – Девчонки с меня честное слово взяли, что я обязательно буду. Маринка сказала, что они мне сюрприз приготовили, - сказал и тут же неловко замолчал, поняв, что допустил бестактность по отношению к Павлу. - Ну, и тебе, конечно, тоже. Ведь и у тебя сегодня днюха! Просто никто не знает, что ты в городе и сможешь прийти. Вот и им сюрприз будет! Все будут очень рады, - попытался исправить свою оплошность Валек.
Но! Слово - не воробей, вылетит –-не поймаешь!
- Это и у тебя вместе со мной сегодня днюха! Но в первую очередь это мой день! А ты его у меня отобрал! - зло пронеслось в голове Пашки, но вслух произнес:
- Нет, я не пойду. Не до праздников мне пока. Видишь, какая рожа у меня ? Я еще от этого нахлебаюсь!
Сказал, как отрезал. А втайне надеялся, что Валек, как настоящий друг и брат скажет, что и он, из солидарности с ним, никуда не пойдет. Ждал этих слов, а Валек их не сказал. Значит, то, что его ожидало на вечере, показалось ему важнее, чем чувства и переживания Пашки! По крайней мере, Пашка понял это именно так. Вот и еще одна трещинка пролегла между ними. Проклятый шрам продолжал свою разрушительную работу! И померкла радость встречи, улетучилось чувство единения и братства.
- Какое уж там, «делить все пополам», «сам погибай, а товарища выручай», -ожесточаясь, думал про себя Пашка. – Все это сказочки для дурачков, которыми все пользуются. В этой жизни каждый сам за себя. Тем более в любви.  Тут все средства хороши. Вот и Красный туда же. Ему Маринка всегда нравилась, а тут такой случай подвернулся. Как только мне морду изуродовали, они быстро меня со счетов списали. Гуляют, наверно, уже. Помеха я им. – распалял себя он.
И ни разу в его голову не пришла мысль спросить себя: «А как бы он сам повел себя в такой ситуации? Поступился бы своими интересами ради друга?» Судить других и оправдывать себя легко, труднее понять и быть справедливым, тем более милосердным.
- Паха, ты не дури! Плюнь на все и пойдем вместе, - старался исправить ситуацию Валек. - Нормально ты выглядишь. А краснота пройдет, скоро вообще незаметно будет.
Ох уж эти «юные дипломаты»! Лучше бы промолчал! Обратил внимание на то, о чем бы вообще не вспоминать, чем поставил окончательную точку в этом вопросе.
- Отвали! Сказал же, дома останусь. Иди, развлекайся! - это говорил опять прежний Паха, жесткий и грубый.
Спорить или переубеждать было бесполезно. Валек неловко попрощался и, мысленно укоряя себя за неосторожные слова, вышел из комнаты. Наконец, до него дошла суть происходящего, но дело было сделано, точки над «и» расставлены. Всегда чуткий и тактичный, почему именно в этот момент он допустил такую оплошность?! Вот так, почти случайно, от необдуманных слов, окончательно треснула, казалось бы, крепкая пацанская дружба.Замок двери необычно громко щелкнул, как запор камеры, в которой опять один на один со своими тяжелыми мыслями и остался Пашка. Он ничком бросился на кровать и закрыл глаза, погружаясь в свои грезы.

Когда-то, примерно пару лет назад, случился в его бесшабашной жизни первый сексуальный опыт. Это краткое, постыдное приключение не принесло ни радости, ни счастья. Осталось только ощущение грязи и мерзости, да еще презрения к той, которая дала ему этот первый урок. Поэтому и относился он к девчонкам соответственно, невольно приравнивая всех к ней, его первой жрице любви. И вдруг появилось настоящее чувство к Марине!  Оно было настолько чистым и возвышенным, что и мысли не возникало представить, как это могло бы быть с ней. А тут его воображение как с цепи сорвалось! Все было бурно и красочно, как наяву. Только вот был с ней не он, а Валек! Пашка жестоко страдал от навязчивых откровенных сцен, чувствовал жуткую физическую боль, как будто его живое тело резали ножом. И ненависть к любимой и к другу становилась фантастически огромной, не знающей границ.
- Если правда, убью суку, и его убью! - как сумасшедший повторял про себя, разгоряченный терзающими видениями, Пашка.
  И эта мысль все более и более приобретала формы руководства к действию. В голове мало-помалу складывался план отмщения его поруганной любви. Какой там Сява и иже с ним?! Да сдались они ему! Он и думать про них забыл. Валек и Маринка! Вот кто сейчас был виновен во всех его несчастьях!   И теперь они, и только они, должны заплатить ему за его страдания!
Как в такой момент не сойти с ума от низости и мерзости своих мыслей и осознания изощренно-планируемых поступков, безумных в своей жестокости?!

          - Павлуша, дядя Роман и тетя Света уходят. Выйди, попрощайся, - сказала Тамарочка, зайдя в его комнату. Но он оставался неподвижен, сделав вид, что крепко уснул. Она так и поняла, тихонько вышла и притворила дверь.
- Спасибо вам за приятный вечер! Ждем вас в гости на выходных, - прощались Краснояровы с Тамарочкой и Владимиром Петровичем. -  Как чудесно пообщались! Какие у нас замечательные мальчишки! Надо же, как крепко они подружились, как понимают друг друга! Будем надеяться, что дружба их будет на всю жизнь!

        Свечерело. В феврале темнеет рано. Пашка не помнил, сколько времени он пролежал неподвижно. Эти ужасные мысли еще долго метались в его воспаленном мозгу, но понемногу горизонтальное положение тела и, сгустившиеся в комнате, сумерки сделали свое дело. Тело его постепенно расслабилось, и он задремал. Сквозь дрему он услышал вдалеке звонок телефона, а потом открылась дверь и, мать тихонько сказала:
- Павлик, ты спишь? Марина Ветрова звонит. Подойдешь?
Его как будто ударило током. Он резко вскочил. Остатки сна как рукой смахнуло. Душа возликовала!
- Она! Моя Маринка! Нет, она не такая! Она самая лучшая! – такие мысли летели в голове, пока он стремглав несся по коридору к телефону.
- Алло, я слушаю, - внезапно осевшим голосом произнес он в трубку и замер в ожидании звука ее голоса.
- Слушай сюда, лох педальный! Урод недоделанный! Сидишь дома с кривой рожей, а дружбан твой Краснояров твою шмару лапает. И еще как лапает! Танцульки с ней танцует и мнет ее по ходу. А ей, похоже, нравится! Она так смеется и аж глаза закатывает! - и несколько голосов залились сальным, гадким гоготом. Это звонил Сява, и его компания стояла рядом. Уверенные в своей безнаказанности, они решили добавить масла в огонь. Мало причинить врагу физическую боль, нужно добить его морально. Вот тогда будет полная победа! – Это тебе за мой выбитый зуб. А если рыпнешься, вообще уроем и в лесу закопаем. Никто до весны не найдет! Лошара! Ха-ха-ха!

Пашка безвольно опустил руку с трубкой и прислонился к стене. В голове все помутилось.
- Ло-ша-ра-а-а-а-а! - эхом неслось в мозгу. - Ха-ха-ха-ха! - не прекращаясь звучал, казавшийся демоническим, хохот.

        А дальше был амок! Неведомая сила отключила мозг и сама руководила его действиями. Он четко положил трубку, пошел к себе в комнату, оделся и достал из тайника свое грозное оружие.Родители в зале смотрели телевизор. Он быстро прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки и жадно припал к горлышку. Пил, как воду, не ощущая горечи сорокоградусной жидкости, пока не перехватило дыхание.
- Мам, я прогуляюсь возле дома немножко. Не волнуйся, я недолго, - сказал он ровным голосом, чтобы не вызвать подозрения у взрослых, и вышел из квартиры.

Он шел по улице, держась темной стороны, в направлении школы, а в голове продолжало назойливо звенеть: «Ло-ша-ра-а-а-а-а! Ха-ха-ха-ха!». Не встретив ни единого человека, он обошел здание школы и заглянул в окно спортзала, где проходил вечер. И надо же было так совпасть, что именно в этот момент начался тот самый сюрприз, о котором говорил Валек. Суть его заключалась в том, что все девочки встали в круг, а в середину его поставили Валька, как единственного именинника, да еще и Валентина. Звучала музыка, и девочки подходили к нему и танцевали с ним несколько тактов. Настала очередь Марины. Она подошла к нему и положила руки на его плечи. Он радостно улыбнулся в ответ. В этот момент в окне появилось лицо Павла. Больше ничего ему не нужно было объяснять. Все так и есть! Они оба гнусные предатели! Сердце как будто остановилось, внутри стало холодно и пусто. Но больно уже не было. То, что так сильно болело, вдруг умерло.
 
        Он привалился к стене, был спокоен и сосредоточен. Рука опустилась в карман и плотно обхватила рукоять ножа, а большой палец нащупал заветную кнопку. Во двор выскочил мальчишка из класса помладше. Он узнал Пашку и поздоровался.
- Слышь, шкет, позови Красноярова и Ветрову. Пусть сюда ко мне во двор выйдут. Скажи, Пашка Чернецов зовет, только пусть вместе придут, - произнес Пашка и сам не узнал своего голоса.
Пацан согласно кивнул головой и стремглав бросился в школу. Распоряжения Пашки выполнялись без вопросов, тем более младшими.

        Он стоял, высоко запрокинув голову, и смотрел в темное звездное небо. И было у него такое ощущение, как будто неведомая сила неумолимо отрывает его от земли, и тело его устремляется вверх.  И вот он уже почти рядом со звездами! На землю его вернул голос Маринки.
- Пашка! Пашка пришел! - кричала она и бежала к нему навстречу, раскинув руки. И полы ее, накинутого на плечи, пальто, застегнутого только на верхнюю пуговицу, развевались за спиной, как крылья. - Пашенька, - бросилась она ему на шею, и вдруг обмякла и обвисла у него в руках. Нож входил в живот мягко, как в масло. Раз! Раз! И еще раз! На светлом платье стремительно расплывалось бурое пятно.
 - Больно, - тихо сказала она. - Что это? Мне больно, Паша. И совсем осела на землю.
- Что с ней? - закричал подскочивший Валек. - Паха, что с ней?
 Он вдруг догадался, что Маринка упала не просто так. - Ты чё, Паха? Ты чё сделал? - закричал во весь голос Валек, и сам начал оседать на землю. Его живот тоже показался Павлу мягким и непрочным, несмотря на накачанный пресс. Падая, Валек ухватился за левую руку Пашки, под пальцами оказался браслет подаренных часов. Он не выдержал, расстегнулся, и часы, сдирая кожу, остались в слабеющих пальцах Валентина.
- Помоги, брат, - прошептал Валек. - Скорую вызови.

        Они лежали рядом, еще живые, но уже совсем ослабевшие. Жизнь, вместе с пульсирующей кровью, быстрыми толчками уходила из них. А он неподвижно стоял над ними, с окровавленным ножом в руке. Что он чувствовал в этот момент? Радость от того, что его ущемленная гордость отомщена? Или наоборот ужас от содеянного? Страх, раскаяние? Пожалуй, нет. Внутри было стыло и безразлично настолько, что и до самого себя любимого дела не было. А в голове набатом звучали слова-наказ дяди Миши: «парень, запомни навсегда, в первый раз всегда нож тобой руководить будет, не ты им».
- Это сделал Он. Это не я, - отстраненно думал Пашка. А потом, как будто очнувшись на краткое мгновение, и осознав содеянное, признал, - Нет. Это я их убил.  Зачем я это сделал? - спросил он себя. Но не смог найти объяснение своему поступку.
 Он повернулся и медленно пошел прочь. Дома он проскользнул в ванную, долго и тщательно мыл руки, а потом, сказав, «Мам, я спать», заперся в своей комнате.

        - Убили! Красноярова с Ветровой убили! – с истошным криком ворвался в зал тот самый пацан, который звал их по просьбе Пашки. И тут началась паника! Пока толпой побежали во двор удостовериться, что действительно что-то произошло, пока вернулись и позвонили в скорую и милицию, пока они ехали, а потом не могли подъехать ближе, так как проезд был перегорожен бетонными блоками, чтобы не ездил кто попало!!! А время утекало вместе с последними каплями крови…

        - Тамарочка, что это Пашка наш сегодня совсем тихий и незаметный? Прямо не видно и не слышно, как будто и дома его нет, - спросил Комаров жену, укладываясь в кровать.
- Нет, Володенька, дома он. Уж часа два как пришел. Спать он лег, - ответила Тамара и тоже легла в постель. - Давай отдыхать. Завтра поговорим, - и выключила свет.

Тишину темного дома разорвал тревожный и настойчивый звонок. Тамара и Комаров проснулись разом, вскочили и кинулись вместе в прихожую.
- Милиция. Откройте! - требовательно прозвучало из-за двери.
Они, недоумевая, в халатах и тапочках на босу ногу стояли у раскрытой двери, а в квартиру входили чужие люди в милицейской форме.
- Павел Чернецов здесь проживает? Где он? - строго спросил майор.
- Дома. Спит он. – испуганно ответила Тамара. - А что случилось?
- Случилось! Он подозревается в убийстве двух своих одноклассников, - не скрывая причины своего позднего визита, прямо сообщил сердитый майор.
- Где его комната?
Тамара, как во сне, не веря ушам своим, как привидение двинулась по коридору к комнате Павлика, толкнула дверь. Заперта.
- Павлик, сынок, проснись, открой дверь, - и настойчиво постучала в дверь. Но за дверью не было слышно ни звука.
- Павлик, Павлик! - стала в истерике кричать Тамара и колотить в дверь кулаками. Сердце ее сжалось в предчувствии страшной беды.
- Ломайте! - распорядился майор.
Дверь хрустнула под напором монтировки и крепкого плеча сотрудника, распахнулась, и все увидели, безвольно обвисшее, тело юноши на шведской стенке.
Тамара истошно закричала и потеряла сознание.
На письменном столе лежал тетрадный листок, исписанный ровным почерком.
«Это я убил Валентина и Марину. Я - убийца и нет мне прощения. И все-таки, тетя Света и дядя Роман, и родители Марины, простите меня, если, конечно, сможете. Мамочка, прости меня. Я тебя очень люблю. И Вы, дядя Володя, простите. Я всех вас сделал несчастными. Я не смогу больше жить и ухожу за братом и любимой.» На полу у его ног лежал Мишка, видимо, выскользнувший из рук в последний момент агонии.

Владимир Петрович с трудом привел Тамару в чувство. Странно, но она тотчас встала и без слез направилась в комнату сына. Вокруг суетились люди, производившие обыск в комнате. Тело лежало на полу, прикрытое простыней. Но она не обратила на него внимания. Она смотрела на окно и шла к нему. А за окном она видела своего Павлика. Он был в одной рубашке, ежился от холода и говорил ей:
- Мамуль, здесь так холодно и страшно! Не бросай меня, мамочка!
- Нет, сыночек. Конечно, я тебя не оставлю. Это я во всем виновата. И отвечать вместе будем, - еле слышно бормотала женщина.
Никто даже сообразить не успел, как она открыла окно, встала на подоконник и шагнула в пропасть.



         Что это было???!!!  Когда случается трагедия, почти все в отчаянии мучаются вопросом: «За что, Господи? Чем я заслужил такие страдания?» Кто-то, кто ищет смысл жизни и пути спасения, вопрошает: «Для чего это, Господи? Чему ты хотел научить меня через эту потерю?»
 
        Каждый из этой трагической истории, которая произошла когда-то на самом деле, наверное, сделает свои выводы. Я же могу сказать только одно: мне безмерно жаль, что так страшно и нелепо погибли молодые, красивые ребята, а их родители тоже перестали полноценно жить. И даже время, вопреки известному утверждению, эту боль не лечит. Оно учит жить с не проходящей болью! Когда взрослые дети провожают в последний путь своих престарелых родителей, это больно и трудно, но объяснимо с точки зрения устройства жизни вообще. Это Закон жизни. Но когда родители хоронят своих безвременно, по чужой злой воле погибших, здоровых детей, это против всех законов здравого смысла!!!
Как трудно выносить, родить и вырастить человека! И как легко лишить его жизни! Навсегда!

          Мамы! Папы! Присмотритесь внимательнее к своим детям! Не довольствуйтесь поверхностными наблюдениями. Не всегда бывает так, как кажется. Не нужно быть параноиками, но и очевидных вещей не замечать нельзя. Не стремитесь просто убедить себя, что у ребенка все в порядке. Научитесь доверять детям, но и их научите доверять вам. Ведите себя так, чтобы они не боялись и не стеснялись делиться с вами самым сокровенным, не только своими победами и успехами, за которые вы их обычно хвалите, но и своими сомнениями, переживаниями и даже поражениями. Пусть вам достанет вашей родительской любви, чтобы уберечь детей ваших от роковых поступков. Научите их вести себя так, чтобы и сами они не становились жертвами чужого злого умысла.
  Родители, учите своих детей беречь и ценить жизнь, свою и любого другого человека! Будьте и сами им достойным примером! Ибо дети наши есть отражение и повторение наше! И прости меня, Господи, если согрешила я в словах и мыслях своих!