Впервые этот сон приснился Александру тогда, когда он еще не знал – что такое сон.
Ему было года полтора, наверное.....
КМБ
Три стройные светящиеся фигуры на контровом свете заходящего светила. Одна, поменьше, стоит перед двумя, повыше.
Голос высокой фигуры: «Синклит Координаторов Галактики давно наблюдает за планетой Земля. Мы периодически помогаем существам, населяющим данный космический объект. Сейчас планете угрожает опасность. Скорости движения и плотности негативной энергии накоплено на 50% выше положительной, с разной концентрацией на отдельных участках. Земля теряет возможность сохранять свою орбиту и начинает привлекать из пространств Вселенной остатки разрушенных планет с негативным энергетическим зарядом. Высшие Силы направляют на Землю передовой отряд Помощников Света. Готов ли ты одно из своих воплощений посвятить спасению человечества?»
Голос фигуры поменьше: «Что я должен сделать?»
Голос первый: «Твоя задача состоит в увеличении количества любви на Земле. Когда злоба людей достигнет предела, тебе будет дан знак, и ты вспомнишь все.»
Голос второй: «Как я смогу узнавать своих?»
Голос первый: «У вас у всех будет одинаковый цвет ауры – цвет
индиго!»
Голос второй: «Мне оставят на Земле мою способность – видеть
цвета?»
Голос первый: «Тебе оставят все твои способности. Просто, некоторые из них тебе придется вспоминать долго... Ну, что? Ты согласен?»
Голос второй: «А, если я не справлюсь?»
Голос первый: «Ты в любой момент сможешь вернуться....Хотя, конечно, это не очень желательно...»
Голос второй: «Почему?»
Голос первый: «Это значит, что ты не пройдешь Земные уроки и тебе придется возвращаться туда еще...»
Голос второй: « Хорошо! Я согласен!»
На фоне ночного неба из ярких мерцающих звезд выстраивается название фильма:
СВОБОДА
КМБ
Ощущение полета в аэродинамической трубе.
Скорость, темнота, неяркие световые пятна – возникают периодически.
Голос: «Эй! Не так быстро, пожалуйста! Я не успеваю трансформироваться!»
Светлый родильный зал с огромными окнами. На двух столах – две роженицы. Одна из них ругается бранными словами. Вторая (наша) стонет.
Голос второй (встревожено): «Почему она стонет? ...Я не хочу делать ей больно!»
Голос первый: «Иногда земляне приходят к любви через боль. Это – нормально. Не волнуйся.»
Врачи, принимающие роды, склоняются над первой роженицей. Вынимают неживого ребенка, опутанного пуповиной. Пытаются реанимировать. Роженица продолжает ругаться.
Ультразвуковая съемка «нашего» ребенка в утробе матери. Он лихорадочно машет руками, крутит головой.
Голос второй: «Я не хочу! Это – больно! Здесь неприятно! Позвольте мне вернуться!»
Голос первый: «Ты отказываешься от задания?»
Первого ребенка не удается вернуть к жизни. Каталку с его матерью увозят из родильного зала.
Голос второй: «Но вы же разрешили ЕМУ вернуться!»
Голос первый: «Он выполнил задание! Это был урок, который должна
пройти его мать. У тебя другой путь.»
Наша роженица тихонько шепчет, улыбаясь сквозь слезы: «Ну, что же ты, солнышко мое... Ну, давай еще попробуем... Ну, миленький... хороший мой...»
Голос первый: «Ты слышишь, как тебя просят прийти? ...Ты очень нужен на Земле! Смелее!»
Ультразвуковая съемка. Кажется, – ребенок прислушивается к словам.
Яркая вспышка света. «Рывок из аэродинамической трубы». Лица в белых масках, склонившиеся над роженицей.
И – руки врача поднимают новорожденного вверх. Маленький человек осмысленным взглядом смотрит на мать.
Мать (встревожено): А, почему он молчит?
Медсестра: Сейчас, шлепну – подаст голос! Видать, в себя еще не пришел! Вон, какой путь проделал! Герой... (Заносит ладонь для стандартного шлепка новорожденного по попе.)
Мать: Не надо!
Медсестра приостанавливает ладонь. Недоуменно смотрит на роженицу.
Мать: Не надо... унижать его с первого дня... Я хочу, чтобы он вырос мужчиной.
Медсестра (пожимает плечами): Да, ради Бога! Я – как лучше хотела... Мать: Я – тоже.
Ребенок внимательно смотрит на мать.
Каталку с роженицей везут по больничному коридору.
Ребенок спокойно лежит на груди матери.
В светлом потоке солнечного света каталка «уплывает» в глубину
пространства.
Отбрасывая сверкающие лучики, ритмично вращаются колеса.
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. Вечер.
Размашистый росчерк молнии по густо-фиолетовому небу... Атакующе-воинственный удар грома...
И – порыв ветра резко распахивает окно.
Капли дождя ударяют по подоконнику.
Александр – высокий стройный подросток с правильными чертами слегка удлиненного лица и светлыми вьющимися волосами, метнувшись к окну, закрывает створку, но – мгновенье спустя, вдруг вновь распахивает окно и азартно подставляет лицо под струи веселого апрельского дождика.
Капли воды, искрясь и переливаясь яркими блестящими бусинками, танцуют на свежей упругой коже страстный бешеный танец.
Александр стоит, закрыв глаза, и ему начинает казаться, что эти обжигающие лицо шарики, складываются в удивительно мощную симфонию, звучащую все громче и отчетливее.
А струи дождя, приобретая неожиданно оттенки всех цветов радуги, рисуют в небесном пространстве удивительно-красочные картины, как будто прорываясь к жителям Земли с какой-то волшебной информацией.
Александр не видит этих радужных картин – он стоит с закрытыми глазами, но чувствует что-то очень хорошее... улыбается, слушая фантастическую музыку... и не сразу осознает, что она постепенно переходит в радостный звон телефона за его спиной.
Интерьер.
Номер в гостинице. Ночь.
Елена – мать Александра, сидит на велотренажере и старательно крутит педали.
В одной руке у нее телефон.
- Ну наконец! – не прерывая своего занятия радостно восклицает Елена. – Ты не забыл про «завтра»?
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. Ночь.
Александр одной рукой закрывает окно, другой, в которой телефон, вытирает лицо и говорит в трубку: Ты что, мама! Как я мог забыть про «завтра»! «Завтра» наступит после «сегодня»! – Бросает мимолетный взгляд на часы, висящие на стене: – О, практически уже наступило! Так что, «завтра» уже – «сегодня»! ...Подожди! А ты имеешь в виду – «завтра», которое – завтра? Или – «завтра», которое «сегодня»?
Интерьер.
Номер в гостинице. Ночь.
Елена крутит педали: Послушай, милый, не запутывай меня, а то не доеду! Мы завтра... то есть, сегодня! – идем в Большой театр...
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. Ночь.
Александр в ужасе хватается за голову и, стараясь произносить слова спокойно, говорит в трубку: Да, конечно. Да, я помню. Идем, конечно... Э-э-э! ...А куда это ты едешь ночью?! У тебя съемки... или уже закончились? Ты завтра, то есть – сегодня, приезжаешь? – Но Елена уже отключила телефон и в трубке раздаются лишь короткие гудки.
Интерьер. Бассейн. День.
Голубые брызги взмывают вверх и разлетаются в стороны. Серая лавина заливает глаза.
Яркая вспышка света ударяет в лицо.
С ритмичной периодичностью одно сменяет другое.
Вспышка света! Брызги! Лавина!
Вверх! Вниз!
Вверх! Вниз!
Голова пловца в синей шапочке с белым треугольником по центру то появляется, то скрывается на голубой поверхности плавательной дорожки.
Тренер с секундомером в руках не отрывает взгляд от пловца.
Пловец доплывает до бортика, с силой отталкивается от него и плывет назад.
Тренер бросает взгляд на секундомер, одобрительно улыбается и кричит: «Молодец! Добавь! Добавь!»
Кажется, «добавлять» уже некуда, но все же взмахи рук пловца становятся чуточку чаще.
Тренер подходит к самому краю стартового помоста и вытягивает перед собой руку с секундомером.
Когда рука пловца касается бортика, тренер резко нажимает кнопку секундомера.
Александр тяжело дышит, держась за край стартового помоста: Ну что, ОЛЕГ АНДРЕИЧ? Нормально?
Олег Андреевич довольно улыбается: Нормально! Отлично! Будет что прибалтам показать! Ты тут поработай еще, а я пойду пока в тренерскую – письмо тебе для школы подготовлю. Окей?
Александр кивнул: Окей, Олег Андреич. – Резко оттолкнулся от бортика и размеренно ускоряя темп, поплыл по дорожке.
Вода за ним медленно сходилась, пытаясь склеить разорванное пространство.
И склеенное пространство становилось все уже и уже... а может, это просто обман зрения так выстраивал сужавшуюся вдаль дорожку.
Интерьер.
Большой театр. Вечер.
На сцене Большого театра идет балет «Щелкунчик». Александр с Еленой сидят в зале.
Балерины взлетают в воздух так легко и невесомо, как будто они и в самом деле умеют летать.
Откуда-то сверху на сцену падает искрящийся снег.
Красивый и пушистый, он выглядит совсем как настоящий.
Балерины порхают между снежинками и белая сцена начинает плыть под легкими пуантами.
Александр без особого желания шел с матерью на этот спектакль, но вдруг ему становится хорошо и тепло на душе.
Перед глазами всплывает картинка детства: елка посреди большой комнаты, мать с отцом вешают на нее игрушки, он сам – трех- или четырехлетний малыш, помогает им, подавая шары.
Один шар – белый, украшенный золотом, искрится и переливается в руках у маленького Александра.
А сцену тем временем заволакивает густым белым дымом, из которого выплывают сверкающие сани со стоящей на них стройной принцессой в белоснежном платье.
В музыке отчетливо слышится звон колокольчиков, принцесса начинает танцевать; розоватый луч света падает на балерину и... Александр чувствует, что его щеки тоже начинают слегка розоветь – то ли от жары в зале, то ли от того, что платье принцессы становится прозрачным и в свете прожекторов кажется, что под ним ничего нет...
А принцесса вспархивает над сценой и ее длинные руки, взлетая как крылья, казалось, помогают ей парить в воздухе...
Александр откровенно любуется балериной.
Натура.
Площадь перед Большим театром. Вечер.
Перед зданием Большого театра стоят Александр, Елена (мать Александра) и принцесса из «Щелкунчика» – на ней уже обычные джинсы и легкая курточка, и узнать ее в этом наряде можно лишь по взгляду Александра, который смотрит на девушку так же восхищенно- смущенно, как смотрел, когда она танцевала.
Филомена, улыбаясь, говорит по-английски: Папа сейчас придет. Он пошел доставать Лучано из оркестровой ямы...
Александр встревоженно: Он упал туда? Мне помочь?
Филомена смеется: Нет, что ты! Просто он на каждом спектакле сидит в яме с оркестром и его никак невозможно оттуда вытянуть!
Елена – Александру: Что она говорит? Я не понимаю...
Александр, не отрывая взгляда от Филомены: Сейчас они придут...
Елена: Кто они? Марго говорила он будет с дочкой...
Александр пожимает плечами: Сейчас увидим...
По ступенькам Большого театра сбегают двое: высокий черноволосый мужчина и маленький мальчик, как-то странно размахивающий руками.
Филомена машет им рукой и кричит (по-итальянски): Папа! Мы здесь! Буонасэра! – здоровается мужчина, подойдя к троице.
Мальчик дергает отца за рукав и продолжает жестами что-то азартно рассказывать ему.
Отец приседает на корточки и не менее азартно начинает говорить по- итальянски.
Филомена тоже садится рядом с ними и – горячо размахивая руками перед обоими, дополняет свои жесты быстрыми отрывистыми фразами.
Александр и Елена переглядываются. Елена пожимает плечами.
Александр улыбается.
Интерьер. Ресторан. Вечер.
Александр, Елена, Филомена, Лучано и Франко сидят за столом уютного ресторана.
На маленькой сцене играет ненавязчивую тихую музыку небольшой ресторанный оркестр.
Франко (отец Филомены), ловко подхватывая палочками для суши очередной кусочек рыбы, успевает отправить его в рот и произнести несколько слов по-итальянски, Филомена переводит сказанное на английский, Александр переводит Елене на русский язык.
Лучано (сын Франко и брат Филомены) поочередно переводит взгляд на каждого из говорящих, затем смеется, делает двумя пальцами правой руки над столом вращательное движение, как будто закручивает по кругу длинную гирлянду... в конце движения аккуратно подхватывает маленький ролл с блюда отправляет себе в рот.
Франко делает паузу, как бы желая что-то сказать сыну, но передумав, продолжает свой рассказ.
- Когда-то давно в Киото я ставил спектакль в местном театре. Работать с японцами – одно удовольствие. Они трудолюбивы, исполнительны, подхватывают на лету любую инициативу. Правда, сами не очень любят предлагать что-либо... У меня, естественно, был переводчик... Замечательный такой парень! У него отец – японец, мать – итальянка, и он великолепно владел обоими языками. Плюс еще знал английский, французский, русский... еще какие-то языки! Полиглот, одним словом... А в спектакле, который я ставил, была фраза «я тебя люблю»! Все герои ее периодически повторяли! И вот, я как-то на репетиции обращаю внимание, что они ее каждый раз по-другому произносят! Я говорю: «Послушайте! Что за самоуправство! Здесь надо говорить: «Я тебя люблю!» А вы мне что-то там свое сочиняете?» Переводчик наклонился ко мне и тихонько так: «Сэнсей...» – это они меня так называли! – «они все время говорят одно и то же!» – Я – ему: «Да, нет! Я же слышу, что они какие-то другие слова произносят!» И тогда он рассказал мне удивительную историю! Оказывается, в японском языке вариантов произнесения местоимения «я» больше десяти! В зависимости от возраста, пола, общественного положения, воспитания, самоощущения, еще там чего-то! Представляете! Обозначение себя имеет такое количество вариантов!»
Александр: Может, это связано с тем, что в Японии часто происходят землетрясения, и ненадежность точки опоры предполагает обозначать себя всякий раз иначе...
Франко с интересом посмотрел на Александра: Любопытно мыслите, Александр!
Елена (оживленно): А я недавно была на съемках в Болгарии! И представьте себе – когда они говорят «нет!», то делают вот так! – Елена закивала головой. А, если «да!», то наоборот! – И она, энергично замотала головой из стороны в сторону.
Все засмеялись.
Несмотря, на присутствие постоянного перевода с итальянского на английский, затем – на русский, и наоборот – за столом пошла оживленная беседа, и никто не обратил внимание, что Лучано, разломив две деревянные палочки для суши, осмотрел их
внимательно и, захватив с собой, направился к играющему что-то невразумительное, оркестру.
Подойдя к оркестрантам, он какое-то время слушал, кривясь от неудовольствия, затем подошел поближе и постучал палочкой по блестящей крышке фортепиано.
Пианист вопросительно кивнул мальчику.
Лучано поднял палочку вверх и сделал ею несколько взмахов.
Пианист перестал играть, удивленно глядя на Лучано – который, поняв, что он услышан правильно, сделал еще несколько легких рисующих движений палочкой.
Пианист осторожно взял несколько аккордов...
Лучано отрицательно замахал из стороны в сторону левой рукой и – повторил движения палочки.
Пианист правой рукой пробежался по клавишам...
Лучано одобрительно кивнул и сделал еще несколько взмахов палочкой.
Пианист «поймал» мелодию и – вопросительно посмотрел на Лучано.
Мальчик сделал левой рукой одобряющий жест и ускорил взмахи палочки.
Скрипач обратил внимание на происходящее, подошел поближе – Лучано сделал несколько взмахов специально для него...
Тут подключился аккордеонист...
Подошел и трубач.
Лучано всех включил в поле своего зрения и успевал давать указания каждому.
Казалось, он дирижировал не только руками, но и всем телом.
Музыканты заиграли слаженно и гармонично.
Александр с удивлением повернул голову в сторону оркестра – звучала музыка, которую он слушал сегодняшней ночью!
В исполнении – дождя!
А Лучано взмахнул в сторону трубача и – руками, телом, глазами... – нарисовал тому его партию в общей партитуре.
И запела труба...
Нежно и страстно, радостно и сердито, грустно и вопрошающе...
В этой музыке было потрясающее сплетение абсолютно разных эмоций... Но!
Замечательно гармонично сочеталось это – несочетаемое, казалось бы... Как множество оттенков и произнесений одного «Я», которое несмотря ни на что, все же является – одним целым... всегда!
Натура.
Площадка перед школой. Утро.
Александр подбегает к школе, а в ушах его продолжает звучать вчерашний чарующий звук трубы...
Внезапно – резкий школьный звонок разрушает это очарование.
Интерьер.
Холл школы. Утро.
Александр пробегает мимо двух рабочих в зеленых спецовках, устанавливающих прямо на проходе массивный турникет с высокой металлической трубой.
Возле скучающего охранника, лениво наблюдающего за установкой турникета, стоит завуч школы – Анна Степановна Давыденко, обладающая мощной фигурой суворовского гренадера, которые, как известно, штыками били вражескую кавалерию, чего в истории военных сражений не бывало прежде никогда!
- Эй, Яковлев! – басом окликает Анна Степановна Александра. – Ты «СБ» получил?
- Нет! – Непонимающе отвечает Александр.
- Давай, скорее в сто девятый кабинет...
- Так, у нас – история...
- Ничего! Скажешь, что я велела!
Александр пожав плечами, побежал в 109 кабинет.
Интерьер.
Школьный медпункт. Утро.
В небольшой комнате сидят две женщины и один мужчина – все в голубых медицинских халатах.
Раздается стук в дверь.
Дверь приоткрывается, в комнату заглядывает Александр: Можно?
Женщина, сидящая за столом, не отрывая голову от бумаг: Заходи давай, быстрее! Иван Тимофеевич, это... – она бросает короткий взгляд на Александра – одиннадцатый класс... Ты чего со своими не прошел?
Александр: Да, я...
Мужчина: Ладно! Давай, сюда! Быстро! Садись! Ничем не болен?
Александр пожимает плечами: Да, вроде, нет...
Мужчина: Руку давай! Ты – правша?
Александр: Левша...
Мужчина: Тогда правую давай!
Александр, огорошенный натиском, послушно протягивает мужчине правую руку.
Мужчина берет ватку, смоченную спиртом, оттягивает на ладони Александра кусочек кожи между указательным и большим пальцами, протирает ваткой, смеется: О! Линия жизни длинная, жить будешь долго! Надюша, подай степлер!
Девушка подает ему блестящий медицинский инструмент и вправду, чем-то похожий на степлер.
Мужчина неуловимым движением – Александр даже понять не успевает, что произошло! – легонько «прокусывает» инструментом кусочек оттянутой кожи: Ну, все! Свободен, боец! Будь здоров!
Александр автоматически говорит «спасибо», встает и лишь в дверях спохватывается: А, что это? – он поднимает растопыренную ладонь.
Медсестра за столом, все так же, не поднимая головы, отвечает: «СБ- 10-68».
Интерьер.
Школьный кабинет истории. Утро.
За столом сидит пожилая женщина с красивым усталым лицом. Это преподавательница истории ИРИНА ИВАНОВНА.
Она согласно кивает в такт словам отвечающей у доски девочки – отличницы СТЕЛЛЫ СТЕПАНОВОЙ.
Стелла: ...К середине лета 42-го года бои дошли до берегов Волги. Гитлер прекрасно понимал, что взятие Сталинграда – крупного промышленного города, предприятия которого выпускали военную продукцию, может стать переломным моментом в ходе войны, после которого победа фашистской Германии уже будет практически решена. Он планирует осуществить захват важных стратегических объектов всего за одну неделю войсками одной армии генерала Паулюса.
Мальчишки и девчонки, сидящие за партами, явно скучают. Кто-то переговаривается друг с другом, кто-то – играет в игры на смартфоне, кто-то – слушает музыку в наушниках.
Александр за последней партой тихонько спрашивает соседа: Слушай, что это за «сб» такое?
Игорь растопыривает левую руку и машет ею перед лицом Александра: Это, что ли?!
Александр кивает.
Игорь усмехается: Да, придумали фигню какую-то! «Система безопасности», типа... В четырех школах эксперимент проводят! Якобы, в качестве борьбы с терроризмом! Здесь... – он потирает кожицу между большим и указательным пальцем левой руки, – вроде, микросхемка какая-то вставлена! Чтобы своих узнавать и чужих не пропускать в школу! Турникет видел?
Александр кивает.
Игорь, продолжая тереть кожу: ... не прощупывается! Микроскопическая, наверное... Да, ладно! Ты – про балерину давай! Какая она?
Александр расплывается в улыбке: Она... она... такая...
Учительница стучит карандашом по столу и, привстав со стула обводит взглядом притихших мальчишек и девчонок: Кто-то хочет добавить? Пожалуйста! – Она переводит взгляд на Стеллу: Садись, Степанова. Молодец!
Стелла проходит к своей парте, садится.
Ирина Ивановна: Та-а-к... Ну, пожалуй, Яковлев давно у нас не отвечал. Давай, к доске, Александр.
Александр нехотя выдвигает свое длинное тело из-за стола и направляется к доске. Молча осматривает класс, затем переводит взгляд на доску с картой военных действий, затем смотрит на Ирину Ивановну.
Учительница так же молча какое-то время смотрит на Александра. Первой не выдерживает Ирина Ивановна: Ну, что! Тебе нечего сказать о причинах победы советского народа в Великой Отечественной войне?
Александр молча качает головой из стороны в сторону. Ирина Ивановна (растерянно): Ты сегодня не готов к уроку? Александр пожимает плечами: Можно сказать и так...
Ирина Ивановна, пребывает в состоянии некоего оцепенения, так как для Александра такое поведение нетипично: То есть... ты совсем не знаешь материала?
Александр: Да, материал-то я знаю... просто, с некоторыми формулировками не согласен.
Оцепенение спадает с Ирины Ивановны и с явным облегчением она произносит: Ну, и с какими же формулировками ты не согласен?
Александр: Мне кажется, в данной ситуации неуместно говорить о – победе советского народа.
Ирина Ивановна: Та-а-а-к! Хорошо. Значит, ты утверждаешь, что в Великой Отечественной войне победу одержал не доблестный советский народ, а кто-то другой! – С сарказмом произносит она, делая жест в сторону ребят, сидящих за партами, как бы приглашая их посмеяться, что те незамедлительно и делают.
Раздаются реплики:
«Да, негры победили в той войне!»
«Не, не негры! Инопланетяне!»
«Да, чурки понаехали и победили всех своими метелками на хрен!»
Ирина Ивановна стучит пальцами по столу: Прекратите балаган! – Поворачивается к Александру: Так, кто же все-таки победил фашистов? А, Яковлев?
Александр (спокойно): Да, не было победителей в той войне! Понимаете, не бы-ло!
Ирина Ивановна: Слушай, Яковлев! Как же я устала от твоих вечных заумных разглагольствований! Хватит! Если тебе не нравятся уроки истории, забирай вещи и выметайся из класса!
Александр: Да, пожалуйста. – Направляется к своей парте.
Но тут класс начинает галдеть:
«А, чего! Пусть расскажет правду!»
«Интересно же! Давай! Мочи их, коммуняк этих!»
«Ирина Иванна, ну пусть выскажет свою версию, а мы обсудим!» – Предлагает отличница Степанова компромиссный вариант.
Учительница, скрепя сердце, соглашается: Ну, ладно. Давай! Выдавай нам очередную военную тайну, Мальчиш-Кибальчиш! – Милостиво разрешает она.
Александр возвращается к доске и берет в руки указку: Можно, да?
Учительница делает невразумительный жест руками, как бы произнося: «Ну, что с тобой поделаешь!»
Александр указательным пальцем поправляет на носу воображаемые очки и приступает к очередному своему спектаклю. Судя, по веселым взглядам, которыми обмениваются друг с дружкой его одноклассники, спектакли такие разыгрываются им довольно часто:
- Итак, друзья мои, вы по-прежнему продолжаете утверждать, что фашистская Германия вероломно напала на великий Советский Союз и нарушила самые, что ни на есть, миролюбивые планы этого спокойного государства?!
Ирина Ивановна: Яковлев! Не юродствуй!
Александр: Да, я не юродствую, Ирина Ивановна! Просто... кто мне скажет... а что было до 22 июня 1941 года?
Верзила, сидящий за партой у окна, басит: 1 сентября 1939-го года Германия напала на Польшу...
Александр: ДАНИЛА! Ты – гений!
Данила шутливо кланяется во все стороны.
Александр: А, еще раньше! Ну! Смелее!
Все молчат.
Ирина Ивановна нарочито безразлично отворачивается к окну.
Александр (торжественно): А, до этого... 23 августа того же 39-го года Молотов и Рибентроп подписывают пакт о ненападении! То есть, СССР и Германия договариваются не воевать друг с другом! А, зачем им воевать друг с другом, если в Европе полно других стран! И поэтому, к пакту прикрепляется секретное приложение, в котором Сталин и Гитлер расписывают сферы своего влияния в Европе и договариваются, в частности, разделить Польшу между собой... по линии реки Висла!
Сашка подходит к карте и указкой проводит линию раздела Польши.
Кто-то выкрикивает с обидой: «А нам-то поменьше выходит!»
Александр (с иронией): Кому это «вам», Ильяз? «»
Кто-то бросает еще реплику: «Да, они – татары! – себе и Крым, и кусок Польши отхватить хотят!»
Ирина Ивановна: Так! Вы мне тут, что? Передел земель устраивать будете? Яковлев, ты закончил?
Александр: Сейчас-сейчас, Ирина Ивановна! Минутку... Так вот, самое интересное, что перед этим, еще раньше, где-то в апреле 39-го Польша отказывается от любых мер коллективной безопасности, если в них будет участвовать СССР! А? – Александр торжествующе смотрит на притихших ребят. – И вот, смотрите! 1 сентября Гитлер нападает на Польшу... А 17 сентября! Советский Союз вводит в Польшу свои войска! 21 стрелковую! 13 кавалерийских дивизий! 6 тысяч пушек! Четыре с половиной тысячи танков! Четыре тысячи самолетов! Ну, и конечно, согласно официальной версии, немцы и русские вошли в Польшу, чтобы восстановить порядок и спокойствие! Так вот, в результате этой «освободительной» операции, Германия отхватила себе часть Польши и передала Словакии, которая входила в сферу немецкого влияния. Ну, а СССР достались Западная Белоруссия и Западная Украина!
Раздался чей-то голос: «Ни фига себе!»
Ирина Ивановна: Но только ты забыл сказать, что эти польские территории до революции были действительно землями Украины и Белоруссии!
Александр: Совершенно верно! И – добровольно (!) не захотели вступать в Советский Союз! А в Польше эту операцию до сих пор называют «Радянска атака на Полску!»
Чей-то голос: «Радянска» - это что?»
Александр: «Радянска» - это значит, советская! Ну, вот! Так, может ли считать себя победителем и освободителем страна, которая фактически вместе с Германией развязала эту войну?! И втянула в нее почти всю Европу! И по вине которой погибли тысячи, миллионы людей! ...Для чего нужна была эта война маленькой мирной Хорватии?! Которая отдала двадцать тысяч здоровых крепких мужиков! Да, это не двадцать миллионов русских, которые погибли на войне! Это всего лишь двадцать тысяч! Мелкая цифра какая-то! Это... – Александр обвел взглядом класс. – Это тысяча таких классов, как наш! Таких мальчишек, как мы! Которые воевали... за что они воевали? За что – погибли?
Мальчишки за партами неожиданно серьезными глазами смотрят друг на друга.
А, Румыния?! Румыны сначала начали воевать против Советского Союза... И потеряли триста пятьдесят тысяч своих солдат! Их... наши... советские убили! А потом они перешли на нашу сторону и стали воевать против немцев! И потеряли еще сто семьдесят тысяч человек! Только теперь их убивали немцы и венгры! Румыния понимала – за что она воюет?! Или это понимал кто-то другой!
Ирина Ивановна: Что ж ты так страну свою родную ненавидишь?!
Александр: Ну, зачем вы так, Ирина Ивановна? Я люблю свою землю.
Ирина Ивановна: А, что для тебя – «твоя земля»? Ты себя хоть русским-то считаешь?
Александр: Я – гражданин планеты Земля! Землянин! И я люблю свою планету! А деление на нации, религии и прочее – это так смешно!
Ирина Ивановна: Так... Значит, для тебя священные слова – патриотизм! Героизм! Мужество советского народа! Освобождение родины!.. Ничего не значат!
Александр: Слова... пустые слова! Для меня действительно ничего не значат! Для меня значат... понятия! Понятие – Чести! Достоинства! Правды!
Ирина Ивановна (язвительно): Ну, да! Яковлев, оказывается, у нас живет – «по понятиям»! Ты, что – вор в законе? Полюбуйтесь на него!
Совершенно неожиданно для учительницы никто в классе даже не засмеялся. Ребята как-то по-взрослому серьезно смотрели... кто – на Александра, кто – на Ирину Ивановну.
Александр аккуратно положил указку и пошел к своей парте. На полпути остановился, оглянулся и тихо произнес: Да, Ирина Ивановна. Я живу – по понятиям! По закону правды и чести. А вы согласились жить в этом мире... по другим правилам...
Ирина Ивановна: Это по каким же правилам я согласилась жить? По каким?
Александр (спокойно): По правилам лжи и угодничества сильным мира сего!
Ирина Ивановна (срываясь на визг): Вон! Вон из класса! Чтоб глаза мои тебя не видели! Слышишь!
Александр (тихо): Будьте осторожны со словами, Ирина Ивановна...
Ирина Ивановна: Нет, посмотрите, каков наглец! Он мне еще и угрожает!
Александр подходит к своей парте, собирает вещи и идет к выходу. Весь класс молча провожает его взглядами.
Вдруг худенький чернявый парнишка, до этого момента никак не проявлявший себя, хватает свой портфель и встает со стула: Я, пожалуй, тоже пойду! Что-то мне неинтересно стало с вами со всеми!
Ирина Ивановна: Шалва, ты хорошо подумал?
Шалва (с легким грузинским акцентом): Зачем – думать? Я знаю, что должен сделать так – и я так делаю.
В полной тишине Шалва и Александр выходят из класса.
Интерьер.
Огромный школьный зал с большими окнами. День.
Молча ребята проходят через весь зал и, не сговариваясь, подходят к окну.
Какое-то время стоят и смотрят на дождь, косыми струями хлещущий по стеклу.
ВСТАВКА: Капли дождя ползут по стеклу.
Шалва (глядя в окно): Знаешь, ты конечно, красиво сказал, что ты – землянин, но я, например, горжусь, что я грузин! И я люблю Грузию. Я там все знаю, каждую тропку в горах своими ногами истоптал... А планета... она такая огромная. Мне ее за всю жизнь не обойти! ...А как я могу любить то, что я не знаю?!
Александр: В принципе, ты прав... У каждого человека есть место, которое он любит больше всего... Где он родился, или – где очень долго жил...где прошло его детство. Человек ведь быстро привыкает... к дереву за окном... к скамейке... или – к горной вершине, за которой каждый вечер скрывается солнце... Нас всех тянет домой, потому что дома – всегда хорошо... Но знаешь, я как-то так устроен... не знаю даже почему... но мне – везде хорошо! Мне кажется, что мой дом – везде! Вот, я приезжаю на Украину, к бабушке... и мне там – хорошо! Я был в Болгарии, на море... и там мне хорошо. Ездил к папе, в Америку... и там я – дома!
Шалва: А ты в Тбилиси был?
Александр: Нет еще.
Шалва: А в Зугдиди?
Александр: Тоже нет!
Шалва: А в Батуми?
Александр отрицательно качает головой.
Шалва (горячо): Вах, генацвале! Так ты нигде не был! Как ты можешь жить на свете?! Ты не видел Сванетии! Кхевсурети! Казбеги! Знаешь, что такое Мкинварцвери?
Александр отрицательно мотает головой.
Шалва (ликующе): О.... Это – гора с ледовой вершиной! Или – белая гора. У нее наверху – такая большая белая шапка! Там лед... никогда не тает! Говорят, к этой горе боги приковали Прометея, когда он украл у них огонь! И вечером... – переходит на таинственный шепот, – когда за нее постепенно заползает солнце... и остается один, самый последний лучик... он начинает – биться об эту ледовую шапку! Вот так! – Шалва пульсирующими движениями рук показывает, как бьется солнечный лучик. – И он отражается от ледяной поверхности, и распадается на много-много таких искрящихся фрагментов... И они – медленно-медленно... – движения рук мальчика замедляются, становятся плавными, – ...так, спокойно... сползают вниз... как языки огня...
А ты видел когда-нибудь, как настоящий грузин танцует настоящую лезгинку?! А?!
Александр смеется: Нет!
Шалва: Смотри и завидуй, брат!
Он отходит от окна и принимает горделивую позу: его худенькое стройное тельце вытягивается, как струна, и становится еще стройнее – плечи расправлены, голова с высоким подбородком слегка развернута вбок, правая рука заведена за спину, левая лежит на области солнечного сплетения. Несколько секунд Шалва стоит замерев, как будто отсчитывая про себя какой-то свой внутренний ритм. Затем кисти его рук делают несколько неуловимых рваных движений в районе пояса и вдруг... Нет! Это уже не Шалва! Это сгусток энергии взлетел над площадкой школьного зала и, как птица, невесомо понесся по кругу. Широко распахнутые руки-крылья то взмывали вверх, то плавно уходили вниз, то вспархивали за спиной. Ноги выделывали немыслимые пируэты. Проносясь мимо Александра, Шалва сдвинул набекрень невидимую папаху, лихо подкрутил воображаемый ус, зыркнул озорно и – полетел дальше.
Он сделал два круга, затем резко развернулся и пошел назад.
Шалва смотрел на Александра и... уплывал куда-то вдаль. Две руки – одна над другой – взмывали то слева, то справа от туловища.
Ступни ног мягко перекатывались с носка на пятку.
Александр в восторге наблюдал за Шалвой, который, казалось, сам превратился в тот загадочный переливающийся лучик, отражающийся от ледяного склона горы и одновременно оказывающийся в разных местах.
Шалва танцевал в абсолютной тишине, но Александр абсолютно отчетливо и ясно слышал – и музыку, и раскаты весеннего грома в горной долине, и гортанные возгласы ликующих горцев...
Он уже и сам был готов сорваться с места и даже не обратил внимания, что правая нога сама стала отбивать ритм Шалвиного танца.
Интерьер.
Гостиничный номер. День.
В раскрытый чемодан, лежащий на кровати, летят вещи.
Филомена подбегает к отцу, подает ему сложенные рубашки: Папа, давай я уложу! (Говорят по-итальянски)
Франко: Ай, отстань, некогда! Дома разберусь! Позвони лучше Елене!
Филомена хватает телефон, набирает номер: Алло! Елена? Папу срочно вызывают на съемки в Милан! (Говорит по-английски)
Интерьер.
Квартира Александра и Елены.
Елена берет трубку, слушает: Ой! Возьми! – Протягивает телефон Александру.
Тот берет трубку, слушает, улыбается: Да... Да... Понял! Спасибо... (говорит по-английски) – Поворачивается к матери (говорит по-русски) – Она сообщает, что Франко вызывают на съемки в Италию, и он сегодня не сможет с тобой встретиться, но хочет... сейчас-сейчас, подожди. – Слушает, что ему говорит Филомена.
Интерьер.
Гостиничный номер. День.
Франко ходит по комнате: Скажи ей, что мы обязательно встретимся! Как только я отсниму материал, я прилечу в Москву! Где-то, на следующей неделе...
Филомена переводит сказанное отцом по-итальянски на английский язык.
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. День.
Александр переводит матери на русский язык: И еще он говорит, что ты очень красивая и... экспрессивная... и он надеется поработать с тобой... и
Интерьер.
Гостиничный номер. День.
Франко нервно ходит по номеру: Еще скажи ей, что мой следующий сценарий будет о женщине, которая... Ай! Дай мне! – Он выхватывает телефон из рук Филомены и выходит на балкон, продолжая говорить в трубку по-итальянски: Елена! Со мной давно такого не было!
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. День.
Александр протягивает трубку матери: По-моему, это – тебе! Елена растерянно берет трубку, слушает, начинает улыбаться.
Александр хватает с подоконника русско-итальянский словарик, начинает лихорадочно листать: Так, так... Вот! – громким шепотом матери. – Ма! По-итальянски «отлично» – пэрфэтто!
Елена, прикрывая трубку ладонью (шепотом): Как? Александр: Пэрфэтто!
Елена, дождавшись паузы в словесном потоке горячего итальянского парня, важно произносит: Пэрфэтто!
Интерьер.
Гостиничный номер. День.
Франко стоит на балконе и, размахивая руками, о чем-то импульсивно говорит в трубку телефона.
Прерывается, удивленно переспрашивает и начинает хохотать – очевидно, услышав «пэрфэтто»!
Спиной к балконной двери в гостиничном номере стоит Лучано и, размахивая руками, что-то «говорит» Филомене жестами; затем – протягивает палочку, которой дирижировал ресторанным оркестром.
Филомена (говорит по-итальянски): Ты хочешь, чтобы он стал дирижером??? – берет палочку в руки.
Лучано на языке жестов «произносит» какие-то фразы.
Филомена: Хорошо, я передам...
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. Вечер.
Елена сидит боком на стуле вполоборота к окну, глядя на ночной город.
В дверях появляется Александр: Ма, а где словарик?
Елена поворачивается к сыну: Что?
Лицо Александра вытягивается – по щекам матери текут слезы. Александр: Тебе... плохо?
Елена молча мотает головой из стороны в сторону.
Александр: Ты это... по-русски или по-болгарски?
Елена улыбается сквозь слезы: По-русски... Мне – хорошо...
Александр: А разве, когда хорошо, плачут?
Елена кивает: Ты знаешь... я ничегошеньки не поняла... но это... это было так красиво... – Она опять отворачивается к окну.
Александр подходит к матери и осторожно кладет ей руку на плечо.
Елена берет руку сына и прижимается к ней мокрой от слез щекой.
Александр медленно, очень медленно... вытирает материнские слезы и, наверное, еще не совсем осознает, что постепенно превращается в мужчину...
Потому что только тогда, когда мальчишеские пальцы обожжет материнская слеза... в мальчике начинает рождаться мужчина... и если это будут слезы счастья – есть большая вероятность, что наряду с силой в душе этого мужчины будет присутствовать и великая нежность...
Взрослая женщина и – не совсем взрослый – мужчина молча смотрят из окна высотной многоэтажки на ночную Москву.
И такая щемящая неж-ж-жность изливается из их глаз на этот полууснувший город, что он невольно сам начинает излучать добро...
Интерьер.
Центр программного управления – ЦПУ. Ночь.
Два программиста в серых комбинезонах сидят перед экранами. На экранах – построение сложных графиков, быстро меняющиеся изображения географических фигур.
Открывается дверь, входит среднего роста коренастый мужчина в форме полковника.
Один программист подскакивает, второй не обращает на вошедшего внимания.
Полковник машет рукой: Сиди! ...Ну, что там?
Сидящий программист поворачивается, делает движение, пытаясь подняться.
Полковник останавливает его, положив руку на плечо: Какой процент?
Программист: Да, какой там процент, товарищ полковник! Семь с половиной человек на четыре тысячи шестьсот девяносто восемь... Мелочи!
Полковник: А почему – «с половиной»?
Программист: Да, сиганул один из неадекватов с девятого этажа... В реанимации сейчас.
Полковник: Что врачи говорят?
Программист: Вряд ли...
Полковник: А сиганул по какому поводу?
Программисты молчат, затем один из них, нехотя: Ну, увеличили мы вчера импульс... совсем на чуть-чуть...
Полковник: Кто родители?
Программист: Да, грузины какие-то...
Полковник: Ладно... Не борзейте тут! Докладывать каждые два часа!
Программисты подхватываются (хором): Есть, товарищ полковник.
Полковник выходит, программисты облегченно переглядываются: Пронесло!
Полковник идет по длинному коридору, бормоча себе под нос: Свободы им захотелось... А, вот вам свобода! – ударяя левой руке по правой, резко сгибает правую в неприличном жесте.
По длинному сужающемуся коридору удаляется от нас фигурка полковника.
Натура.
Площадка перед школой. Утро.
Александр, весело размахивая сумкой подбегает к школе, вбегает в помещение.
Интерьер.
Школьный холл. Утро.
Александр быстрым шагом идет от входной двери к турникету, кого-то хлопает по плечу по дороге, с кем-то здоровается и вдруг – глаза его расширяются и застывают в немом ужасе: на стене висит фотография Шалвы, перевязанная черной лентой.
Александр замирает в оцепенении.
Охранник, сидящий на стуле возле турникета, сочувственно трогает парня за руку: Дружок, что ли?
Александр непонимающе смотрит на охранника: Он же... вчера только... здесь... наверху... лезгинку танцевал...
Охранник безразлично: Ну, дотанцевался, значит... Говорят, наглотался чего-то и с балкона сиганул...
Александр: Да, он... не курил даже...
Охранник: Ну, не курил, так – ширялся! Че уж, теперь... Проходи, давай! – Он подталкивает Александра к турникету, но тот покачивается и берется рукой за горло: Мне что-то... душно здесь...
Охранник: Ну, выйди на воздух! Продышись...
Александр медленно идет к выходу.
У двери останавливается, оглядывается – Шалва, весело улыбаясь, смотрит со стены на толпу учеников, проходящих через турникет, прикладывая растопыренную ладонь к металлической трубе. Шеренга проходящих похожа на тупой резиновый шланг, втягиваемый через узкое отверстие в какую-то страшную черную пасть.
Александр с силой толкает тугую дверь и выходит на улицу.
Натура.
Площадь перед Большим театром. День.
У фонтана стоит Филомена, с любопытством смотрит по сторонам. Замечает Александра, весело машет ему рукой.
Александр тяжело подходит к девушке.
Филомена с тревогой смотрит на парня: Что-то случилось?
Александр молча кивает.
Филомена: Можешь рассказать?
Александр опять кивает.
Филомена: У меня есть время до вечерней репетиции... пойдем! – Она берет Александра за руку, ведет за собой. Он послушно идет.
Струи фонтана сверкают под лучами солнца радужными красками.
Натура.
Дальний уголок тенистого парка. День.
На скамейке сидят Филомена и Александр.
Александр, опершись локтями в колени, держит голову на сжатых кулаках и легонько покачивается.
Филомена сочувственно смотрит на парня.
Осторожно дотрагивается до его руки: А у меня подарок для тебя есть...
Александр пытается улыбнуться: Ты прости меня, пожалуйста... Мне так неудобно, что я на тебя это выплеснул...
Филомена: Ну, что ты! Ты правильно сделал! Спасибо тебе...
Александр удивленно: За что?
Филомена очень серьезно: За доверие... Понимаешь, когда человек приходит к тебе с радостью, то он делает вот так! – Она протягивает ладони к Александру, как будто что-то отдавая ему. – А когда с болью, то вот так! – Она прижимает ладони к сердцу и внимательно смотрит Александра. – Понимаешь?
Александр осторожно кладет свою ладонь поверх ладони Филомены: Я не хотел сделать тебе больно...
Филомена: Люди имеют право делиться болью, чтобы понять друг друга... – Она берет ладонь Александра и зажимает ее между двумя своими, молитвенно сложенными перед грудью.
Какое-то время Александр и Филомена смотрят в глаза друг другу и, наверное, что-то правильное происходит в этот момент между ними, потому что неожиданно пушистое белое перышко, мягко кружась, спускается откуда-то сверху на их сложенные руки.
Филомена успевает распахнуть ладони и поймать белого пушистика: Ой, какой мягкий! – она прикладывает перышко к своей щеке. – Слушай, я же совсем забыла про подарок! Подержи! – Она вручает перышко Александру, открывает свою сумочку и достает из нее деревянную палочку. - Вот! Это Лучано просил передать тебе! Лично в руки!
Александр кладет перышко в верхний карман своей куртки и берет из рук Филомены палочку: Это... это та самая? Да? – Он неумело делает ею несколько взмахов.
- Да! ...И еще он просил передать тебе, чтобы ты научился дирижировать... Я спросила: чем? Оркестром? А он... Представляешь, он сказал: «всем!» И, вот так показал! – Филомена сделала широкий жест рукой, захватив кусок парка с высокими мощными деревьями, озеро и даже огромное колесо обозрения, медленно вращающее прозрачные кабинки. – Филомена задержала на нем взгляд и вдруг озорно глянула на Александра. – А, давай, прокатимся!
- Давай! – Улыбнулся Александр и, взявшись за руки, они побежали по тенистой аллее.
Интерьер.
Центр программного управления. День.
Два программиста в серых комбинезонах сидят перед светящимися экранами.
Один – другому: Ну, что, тихо пока? Другой: Да, вроде, нормально. Первый: Давай, чуть добавим? Второй: Давай!
Натура.
Городской парк. День.
Александр и Филомена сидят в покачивающейся прозрачной кабинке колеса обозрения, находящейся на самом верху.
Филомена смотрит вниз: Ты знаешь, когда смотришь с высоты на землю... вот, даже не из самолета, а с каких-нибудь верхних этажей... или, как сейчас... А ты любишь высоту? – Она бросает взгляд на Александра и резко хватает его за руку: Ты куда?
Александр приоткрыл дверцу и уже привстал к ней к ней, как будто собирается выйти.
Филомена резко дергает его на себя.
Александр падает на скамейку и непонимающе смотрит на Филомену: Я... собирался... выйти? Да. Я собирался выйти! Мне показалось, что Шалва зовет меня... Он ведь приглашал меня в Грузию... А ты хочешь поехать в Грузию?
Филомена обнимает Александра и прижимает его голову к своей груди.
Интерьер.
Центр программного управления. День.
Один программист – другому: Смотри, какая интересная связь получается! Если мы на этом участке увеличиваем сигнал, то здесь... за тысячи километров! – возникает подобная ситуация! Ты представляешь! Чуть-чуть добавляем дуновение ветерка в эту сторону, а здесь уже буря начинается! А?!
Второй внимательно вглядывается в экран с какими-то движущимися геометрическими фигурами: Да... А ведь программа этого не предусматривала... Пойдем докладывать!
Первый: Пойдем!
Натура.
Здание Большого театра. Вечер.
Филомена и Александр о чем-то спорят на ступеньках Большого театра.
Александр: Да, ну! Неудобно как-то... Я буду мешать, наверное...
Филомена: Ты, что?! Он даже любит, когда кто-то на репетиции сидит! У него тогда – «градус повышается»! – Филомена смеется и тянет Александра за рукав.
Александр нерешительно идет за девушкой.
Интерьер.
Зеркальный зал для репетиций. Вечер.
Возле стенки разминается несколько балерин.
Балетмейстер стоит у другой стенки и что-то обсуждает с балеруном, показывая тому балетные фигуры.
Александр и Филумена входят в зал.
Филумена – в тренировочном трико и пачке, Александр – без верхней одежды.
Филумена подбегает к балетмейстеру и что-то начинает объяснять, показывая на Александра.
Балетмейстер – худощавый невысокий мужчина – бросает зоркий взгляд на Александра и, что-то сказав балеруну, подбегает к Александру, неожиданно хватает его за руку и, резко крутанув, заставляет обернуться вокруг себя.
Александр, очевидно, реагирует достаточно гармонично, потому что балетмейстер восклицает: Браво! – затем что-то быстро-быстро начинает говорить Филумене, энергично жестикулируя при этом обеими руками.
Щеки девушки пунцовеют, она отмахивается от балетмейстера, берет Александра за руку и ведет его к ряду стульев у противоположной стены, где уже сидят несколько человек, наблюдающих за репетицией.
Но балетмейстер не унимается.
Он догоняет Филумену и Александра, разворачивает девушку к себе и продолжает что-то настойчиво ей говорить.
Потом хлопает Александра по плечу и, показав ему две растопыренные пятерни, несколько раз повторяет «Бада! Бада!»
Растерянный Александр вдруг почему-то произносит единственное итальянское слово, которое он накануне подсказал Елене: «Пэрфэтто!»
Балетмейстер заливается радостным смехом и убегает.
Филомена растерянно смотрит на Александра: Ты... понимаешь итальянский?
Александр качает головой: Нет... А что он сказал?
Филумена смеется и, махнув рукой, убегает.
Александр садится на стул.
Оказавшийся рядом мужчина подмигивает ему: Ну, парень, ты попал!
Александр: А, что он сказал? Вы знаете итальянский?
Мужчина: Он сказал, что рожать ей разрешит только через 10 лет! – И мужчина тоже растопырил пальцы обеих рук перед носом Александра. – А тебе он сказал, чтобы ты занимался любовью с ней очень осторожно! «Бада!» Понимаешь, «бада»! – Мужчина расхохотался и едва успел схватить за рукав подскочившего Александра. – Куда ты? Сядь, дурачок! Смотри, как он репетирует! Ты же такого нигде не увидишь!
Залившись краской, Александр присел на стул и уставился на танцующих балерин и... – мгновение спустя, он действительно забыл обо всем: началось священнодействие!
Это был не спектакль, всего лишь репетиция, но...
Целая жизнь раскручивалась вокруг действующих лиц этого... все же – спектакля! Пусть – репетиционного, но – спектакля! И главным героем, конечно же, был маленький черноволосый балетмейстер.
Он носился по зеркальному залу, отражаясь во всех зеркалах!
И создавалась иллюзия, что одновременно он присутствовал в разных точках этого небольшого помещения.
Он успевал одной балерине показать какую-то балетную фигуру, другой – поправить локон, третью – поцеловать в щечку, на четвертую – топнуть и наорать!
Он успевал, пробегая мимо Филомены, сделать вид, что собирается ущипнуть ее, потом – оглянуться на Александра, нашлепать себя по рукам, шаркнуть ножкой, засмеяться и полететь дальше!
Это был – вихрь, смерч, тайфун! С одной существенной разницей: он не сметал и не уничтожал все на своем пути, наоборот – он давал жизнь всему, что вертелось вокруг него!
- Вот, черт! – Восхищенно выдохнул мужчина рядом с Александром. – Ну, ты посмотри, что вытворяет! А?! – От избытка чувств он локтем подтолкнул Александра.
Александр согласно кивнул.
А балетмейстер уже подвел к Филомене мужчину-балеруна и велел им репетировать в паре.
Мужчина поднял Филомену высоко на руках и закружился вместе с ней.
Потом – опустил и отбросил от себя...
Филомена подбежала, умоляюще подняв руки... Мужчина отвернулся.
Филомена оббежала вокруг него и стала танцевать прямо перед его глазами.
Мужчина отворачивался, уходил, но девушка догоняла его и настойчиво... языком танца... пыталась в чем-то убедить.
И вдруг... Александр привстал со стула: прямо из зеркальной стены... откуда-то из глубин – стали вырываться языки пламени...
Филомена танцевала, ничего не замечая вокруг, а языки подбирались все ближе и ближе и вот – огненная лава хлынула на девушку...
Александр в два прыжка преодолел ширину зала и, схватив Филомену за руку, помчался к двери...
Девушка, ничего не понимая, бежала за ним.
Они вылетели из танцзала и побежали по лестнице вниз.
На первом этаже, в холле, Филомене удалось, наконец, затормозить и остановить Александра.
Девушка развернула парня к себе: Что с тобой? Что случилось?
Александр посмотрел в глаза Филомене и вдруг – из зеркал за ее спиной хлынул на них вращающийся смерч огня и закружил в бешеном ритме, понес куда-то...
Александр затряс головой, пытаясь сбросить это наваждение, и рухнул на пол.
Когда балетмейстер, балерины и редкие зрители, присутствовавшие на репетиции, сбежали вниз – оцепеневшая Филомена стояла и смотрела на лежавшего у ее ног Александра.
Натура.
Ранчо Фрэнсиса в Америке. Вечер.
Отец Александра Фрэнсис следит за тем, как его дочь – четырехлетняя Стефани – учится ездить на лошади.
Фрэнсис в центре большого круга держит длинный повод, на котором спокойно ходит по кругу стройная красивая лошадь.
На лошади сидит маленькая Стефани и улыбается отцу.
У ног Фрэнсиса спокойно лежит собака стального цвета породы грейхаунд.
Вдруг собака подскакивает и с тревогой смотрит на Стефани.
Секунду спустя, девочка привстает в седле и, протягивая руку вперед, кричит (по-английски): Там! Там!...
Лошадь срывается с места и пускается вскачь. Собака пулей летит за лошадью.
Фрэнсис бежит следом. Ветки хлещут его по лицу.
Фрэнсис выбегает к небольшому озеру с чистой прозрачной водой. Пес стоит перед лошадью, готовой войти в воду.
Стефани плачет и, указывая пальцем куда-то за озеро, кричит: Там! Там! Помоги ему!
Фрэнсис снимает дочку с лошади и несет ее в дом.
Из дома выбегает и бежит им навстречу Марика – мать Стефани и жена Фрэнсиса.
Интерьер.
Россия. Больничная палата. Вечер.
Александр лежит на кровати.
Рядом, на стуле, сидит Филумена и держит его за руку.
Интерьер. Вечер. Коридор больницы.
У окна стоят Елена и врач в белом халате.
Врач: Не волнуйтесь, Елена Владимировна. Это, скорей всего, элементарные проявления психологического кризиса возрастного периода... плюс – половое созревание, первая влюбленность... Он у вас вообще-то, впечатлительный?
Елена: Да, нет... Обычный парень... Я бы не сказала, что слишком эмоциональный... Правда, когда с мужем разводились, переживал... Но это когда было! Уже лет пять назад...
Врач: Ну, бывает – застарелые психологические травмы неожиданно дают о себе знать! Давайте, пару дней подержим его, понаблюдаем, успокоительное что-то попробуем... договорились?
Елена: Ну, может, вы и правы... Я все равно на съемки уезжаю, присмотреть за ним некому...
Врач: А, это что за девушка? – Кивает в сторону палаты.
Елена: Да, ничего особенного! Балерина из Италии...
Америка.
Интерьер.
Комната в доме Фрэнсиса. Вечер.
Фрэнсис стоит у окна с телефоном, прижатым к уху. Слушает.
Отнимает телефон от уха, набирает другой номер. Слушает.
Выключает телефон, кладет его на подоконник. Смотрит в окно.
Россия.
Интерьер.
Больничная палата. Вечер.
Александр в полосатой пижаме стоит у окна и, подняв руку, делает несколько движений из стороны в сторону.
На улице – стоящая у машины Елена, тоже делает несколько взмахов рукой, глядя вверх на окно больницы.
Садится в машину.
Машина уезжает.
Александр поворачивается к сидящей на стуле Филомене: Извини, пожалуйста... Ты можешь постоять там... пару минут? – Показывает рукой на дверь.
Филомена кивает: Да, разумеется. – Выходит.
Александр открывает тумбочку, достает брюки и рубашку, молниеносно переодевается.
Интерьер.
Коридор больницы. Вечер.
Открывается дверь палаты, из нее выглядывает Александр.
Взяв за руку, стоящую у двери Филомену, он осторожно продвигается с ней по коридору в сторону выхода.
Натура.
Двор больницы. Вечер.
Из дверей больницы спокойно выходят Александр и Филумена, идут к калитке.
Вахтер загораживает им дорогу: Вы откуда?
Филомена начинает кокетливо щебетать что-то по-итальянски.
Александр – вахтеру: Это, – кивает на Филомену, – актриса из Италии... Приходила на консультацию... А я – переводчик...
Вахтер: К Степану Ильичу?
Филомена: Си! Си! Степьяно Ильичо! Си!
Вахтер нажимает на кнопку турникета, начинает мигать зеленая стрелочка: Проходите!
Александр и Филомена отойдя от проходной, пускаются бежать. Отбежав на приличное расстояние, останавливаются.
Филомена – Александру: Ты куда сейчас? Александр пожимает плечами: Не знаю...
Филомена, секунду подумав, принимает решение: Значит, так! Пойдем сейчас ко мне. Я приму душ и побегу на спектакль... Ты останешься, отдохнешь немного... Потом я приду, и ты все мне объяснишь! Договорились?
Александр: Хорошо...
Интерьер.
Гостиничный номер. Ночь.
Александр, сидя на диване, рассматривает фотографии.
Раздается телефонный звонок.
Александр берет трубку.
Мужской голос на итальянском языке что-то горячо говорит. Александр пытается вставить несколько фраз по-английски, но мужской голос перебивает его и продолжает яростно настаивать на своем.
Из потока слов Александру удается разобрать несколько раз повторяемое слово «Этна» и «нонно».
Наконец, поток слов иссякает. В трубке раздаются короткие гудки.
Александр с облегчением вздыхает, кладет трубку и продолжает рассматривать фотографию, бывшую все это время у него в руке.
На фотографии отец Филомены Франко обнимает за плечи молодую черноволосую женщину, чем-то неуловимо похожую на Филомену. Возле их ног лежит большая собака.
Александр ложится на диван и закрывает глаза.
Сон-воспоминание.
Натура.
Ярко-зеленая поляна в летнем лесу. День.
В центре поляны разложен оранжевый плед.
На нем полулежит, опершись правым локтем о землю, ФРЭНСИС – отец Александра. Черты его лица, как будто высечены из камня – строги и резки. Волосы – черные, как воронье крыло, густые и блестящие – мягкими волнами спадают на плечи. Левой рукой Фрэнсис подбрасывает тот самый красно-синий резиновый мячик, отведя длинную руку подальше от туловища, чтобы случайно не задеть лежащую у него на животе голову Елены. Елена ест вишню из цветной керамической мисочки, стоящей рядом, и старательно выплевывает косточки, целясь в ближайшую березу. До березы несколько метров и косточки – увы! – не долетают!
За спиной Фрэнсиса Санька осторожно подбирается к руке подбрасывающей мяч.
Елена, покосившись на Саньку, тихонько хихикает.
Фрэнсис, поведя свою крупную красивую голову чуть вправо, понимает, что за его спиной замышляется какое-то коварство.
Не переставая подбрасывать мячик, он очень осторожно вынимает свое тело из-под головы Елены, мягко помогая правой рукой переместиться супруге на свободный участок пледа.
И! – В ту же секунду, когда Санька прыгает на мяч, резко взлетает в воздух, изворачивается и бросается в сторону.
Они начинают носиться по поляне, пытаясь завладеть мячом.
Движения Фрэнсиса мягки и невероятно пластичны.
Он напоминает большого грациозного леопарда, играющего со своим детенышем.
Елена какое-то время любуется ими, затем не выдерживает, вскакивает с пледа и присоединяется к игре.
Втроем они носятся между деревьев.
Фрэнсис неуловим.
Наконец, Санька и Елена вдвоем набрасываются на Фрэнсиса – он падает на траву, уморительно задирает вверх свои длинные ноги и начинает болтать ими в воздухе и кричать: Help me, help!
Санька отбирает мяч у отца, но когда мяч уже в руках у меньшего, старший дотягивается – ударяет по мячу и тот летит за пределы поляны, в сторону огромных вековых сосен.
Санька бежит за мячом, крича по пути: Я сам! Сам!
Но родители и не думают следовать за сыном – Елена завалилась на Фрэнсиса, и он страстно целует ее.
Санька бежит по траве за катящимся мячом, почти догоняет его и вдруг резко останавливается.
В нескольких метрах от мяча, возле густого орешника стоит, наклонив голову и глядя в упор на Саньку, большой серо-коричневый волк. Выглядит он совсем не агрессивно, и смотрит на Саньку без злобы, а скорее с любопытством, но... уж очень большой зверь! И подойти к мячу мальчик не решается, тем более, что из орешника выскакивают еще трое серых щенков и начинают с визгом катать мяч по траве.
Волк или скорей, – волчица – садится на задние лапы и начинает следить за детьми, успевая, впрочем, бросать короткие взгляды на Саньку.
Понаблюдав за звериной игрой в мяч, Сашка решает уяснить правила: Послушайте! Вы кто? Собаки или волки?
Волчица с удивлением смотрит на Саньку.
Сашка: Понимаете! Если вы – собаки, то мы можем поиграть вместе! А, если волки... – он подумал и покачал головой, – то мне, скорей всего, не разрешат с вами играть! Жалко, конечно! – Мальчик вздохнул. – Но я могу принести вам колбасу! У нас там еще осталась! Вы ж любите колбасу?
Один из волчат подбежал к Саньке, посмотрел на него снизу вверх и звонко тявкнул.
Волчица резко встала и настороженно посмотрела на мальчика.
На поляне резко поднялся и сел Фрэнсис: Тихо! – он поднял вверх указательный палец.
Елена тоже поднялась, оглянулась вокруг: Где Саша?
Фрэнсис приложил палец к губам: Чш-ш-ш-ш... Сиди на месте. – Он мягко поднялся и осторожно ступая по траве, крадущейся походкой пошел в сторону орешника.
Елена растерянно смотрела ему вослед.
Фрэнсис дошел до края поляны, оглянулся на Елену и еще раз приложил палец к губам.
Елена смотрела на Фрэнсиса, и вдруг голова ее стала медленно поворачиваться влево, а глаза становиться круглыми.
Фрэнсис проследил за ее взглядом и замер: на поляну медленно выходил Санька; в нескольких метрах за ним осторожно шествовала волчица.
Фрэнсис тихо, очень тихо, но, впрочем так, чтобы Елена все же услышала, спокойно произнес: Только не шевелись и не кричи. Сиди на месте.
Волчица остановилась у кромки леса, на поляну не пошла. Села и стала внимательно следить за всеми действующими лицами.
Санька подошел к матери и спокойно спросил: У нас ведь колбаса осталась? Да, ма?
Елена закивала.
Фрэнсис: Спокойно... достань колбасу и дай ему...
Елена осторожно дотянулась до сумки, лежащей на пледе, вынула из нее палку колбасы, протянула Саше – он взял.
Из леса вышли трое волчат и сели рядом с матерью – она заволновалась. Стала резко поглядывать – то на Фрэнсиса, то на Елену с Сашей, то – неодобрительно – на волчат.
Сашка, как ни в чем ни бывало, спросил у матери: Я отнесу им, ладно?
Елена растерянно посмотрела на мужа.
Фрэнсис очень тихо, почти не раскрывая рта, произнес: Саша, постой на месте...
Сашка вопросительно посмотрел на отца, но послушался.
Фрэнсис вдруг стал медленно-медленно, очень плавно разводить руки в стороны, как будто собирался взлететь.
Волчица напряглась. Серая шерсть встала дыбом на загривке. Елена крепко зажала зубами нижнюю губу и закрыла рот руками.
Фрэнсис какое-то мгновение постоял с распахнутыми к небу ладонями, затем поднял голову и... Вначале из его горла вырвался какой-то хриплый полустон-полурык. Он был длинный и очень тихий.
Волчица села и стала пристально смотреть на Фрэнсиса. Казалось, на всех остальных она перестала обращать внимание.
Фрэнсис помолчал и – вновь повторил этот звук.
Один из волчат тоже поднял голову к небу и попытался скопировать было... но – лишь жалобно тявкнул.
Волчица снисходительно глянула на волчонка и, казалось, ухмыльнулась. Резко перевела взгляд на мужчину.
Фрэнсис поднял раскрытые ладони еще выше к небу и – неожиданно тонким, высоким голосом... завыл? запел? заскулил... Это выглядело и звучало очень странно, но – красиво и благозвучно!
Сашка, раскрыв рот, смотрел на отца.
Выражение лица Елены тоже было... мало сказать – удивленным.
Волчица склонила голову набок... послушала и вдруг – подняла морду к небу и тоже запела...
Этот дуэт был удивительно прекрасен.
В нем слышался – шум ветра... шелест листвы... грохот водопада... одиночные вскрики птиц...
Елена с Санькой заслушались и не заметили, как один, самый бойкий волчонок, буквально по-пластунски подполз к Сашке, схватил зубами колбасу и потянул на себя.
Санька захлопал ресницами: Да, на! Я ж для вас взял! – Он разжал пальцы.
Волчонок так же по-пластунски уморительно пополз назад и поволок за собой колбасу.
Елена опять ладонью зажимала себе рот, но уже от еле сдерживаемого хохота.
Когда все благополучно завершилось и звери ушли, Сашка спросил отца, сидящего на пледе рядом с матерью и крепко обнимающего ее:
- Папа, что это было?
- Это была песня... свободного волка. Мне показал ее как-то наш
мексиканский шаман... Это было... лет девятнадцать назад. На Юкатане. Я еще мальчишкой был... Вообще, волки – очень умные существа. Они дружелюбны и миролюбивы. И всегда стараются решать конфликты без лишней крови. Не их вина, что человек изо всех сил старается превратить их в хищников. К сожалению, самый большой хищник на планете – человек. А волки... – Фрэнсис засмеялся, – у нас в Мексике и у американских индейцев тоже – волк был символом танца!
- А ты меня научишь? – загорелся Санька.
- Танцевать или петь?
- И то, и другое!
- Обязательно! – отец притянул Сашку к себе и обнял его. – Ты
очень мудро вел себя сегодня, сын. Ты растешь сильным и добрым человеком. Это правильно. Сила без доброты, как и доброта без силы не имеют права существовать! По отдельности их очень легко сломать... А вот, если они объединятся... – отец улыбнулся, – тогда они непобедимы! Понял?
- Понял. – кивнул Санька.
Интерьер.
Гостиничный номер. Ночь.
Открывается дверь и в комнату входит Филомена.
Видит спящего Александра, подходит к дивану, осторожно садится рядом.
Долго смотрит на парня, улыбается.
Протягивает руку, осторожно дотрагивается до волос, гладит... Александр резко подхватывается на диване.
Филомена отшатывается, встает, отходит к окну.
Александр: Извини! Я заснул, да?
Филомена: Да, это нормально... После такого дня...
Александр: Тебе кто-то звонил. Я ничего не разобрал... Он так быстро говорил... Подожди... Два слова помню: Этна и, кажется, нонно... Есть такие у вас?
Филомена смеется: Все понятно! Это мой дедушка из Этны объявился! У меня их двое – один из Этны, и один из Катаньи. Такие... два горячих сицилийских парня! Когда я уезжаю на гастроли, они дерутся за то, к кому я первому приеду!
Александр: Правда, что ли?
Филомена: Когда приедешь ко мне – сам увидишь! Ты ведь приедешь? – Она лукаво смотрит на Александра.
Александр смущается: Ну... если ты приглашаешь...
Филомена: Да, конечно, приглашаю! Ой! Я же тебе твою сумку принесла и куртку... Ты их в театре оставил. Там, в сумке, телефон все время звонил... Сейчас молчит. Наверное, разрядился уже...
Александр: Спасибо! Я и забыл про них совсем... – Он кладет на тумбочку фотографию, с которой уснул. – А это... твоя мама?
Филомена кивает.
Александр: Красивая... Ты на нее очень похожа...
Филомена берет фотографию: Да... Похожа... Мне было одиннадцать лет, когда ее не стало... Лучано совсем маленький был... С того времени он и замолчал...
Александр: Извини...
Филомена: Да, что ты... А твой папа – где? Он живой?
Александр: Да! Да, конечно! Он – журналист-международник. Очень хороший журналист! И отец очень хороший. Просто... Он не смог жить в Москве... Говорил, что город... душит его. Он привык жить на свободе... А мама... Для мамы главное – ее кино... театр... Она прекрасно понимала, что Голливуд для нее закрыт... – Александр помолчал. – У меня очень хорошие родители. Я люблю их...
Филомена: А почему мама положила тебя в психлечебницу?
Александр: Я думаю... Она просто испугалась... Я же ей ничего не объяснил...
Филумена: А мне... можешь объяснить? Что с тобой случилось? В парке... И в танцзале? Что это было?
Александр стал нервно ходить по комнате: Я не знаю! Мне кажется, что я что-то забыл! Я пытаюсь вспомнить и не могу! ...И еще! Мне очень мешает это! – Он схватился за участок кожи между указательным и большим пальцем на правой руке. Стал разминать его.
Филомена подошла к нему, взяла за руку: Что там?
Александр: Я не знаю... Нам вставили какие-то микросхемы... в целях безопасности...
Филомена потрогала кожу, потерла ее: Не больно?
Александр: Нет... Но как-то странно немеет...
Филомена: Может, просто – с непривычки?
Александр: Не знаю... Можно, я пойду – умоюсь?
Филомена: Да, конечно! Там, в тумбочке, возьми полотенце чистое... Интерьер.
Ванная комната. Ночь.
Александр входит в ванную, открывает кран с водой, подносит к струе ладони и – резко отшатывается: из крана хлещет поток огненных змей, которые, извиваясь, подкрадываются к лицу Александра...
Он отшатывается.
Собирает последние силы и, отвернувшись в сторону, хлопает по крану.
Вода перестает течь – видение исчезает.
Тяжело дыша, Александр в ужасе смотрит на кран.
Он медленно протягивает к нему руку, чтобы включить воду и – не может пересилить себя.
Раздается голос Филомены: У тебя все нормально?
Александр смотрит на себя в зеркало: Да! Нормально! – он берет из тумбочки полотенце, начинает с силой тереть лицо.
Интерьер.
Гостиничный номер. Ночь.
Александр сидит в кресле.
Филомена ходит перед ним по номеру, энергично жестикулируя: Ты знаешь, он очень смешной! Он утверждает, что человечеству речь вообще не нужна! Что вполне достаточно – жестов, взгляда, мимики! Хотя, сам при этом ужасно любит поговорить! И еще он уверен, что балет – это самый основной вид искусства! Ну, если честно, то я тоже так думаю! – Она остановилась и испуганно взглянула на Александра. – Ты только маме своей об этом не говори!
Александр засмеялся: Хорошо! Не скажу!
Филомена тоже рассмеялась: Слушай, а хочешь я покажу тебе, какой он мне танец придумал для нового спектакля?
Александр: Конечно, хочу!
- Сейчас! Только музыку поставлю... Я не буду переодеваться, ладно?
- Ну, конечно! Что ты!
Филомена достала ноутбук из чемодана, стоящего у двери.
Поставила его на стол, открыла, полистав экран, нашла музыку, включила и отбежала к окну, на ходу сбросив шлепанцы и оставшись в одних белоснежных носочках, светло-серых брючках и голубой блузке.
Она подняла руки и замкнула их высоко над головой.
Раздались первые аккорды.
Филомена успела сказать: Это Элвис Пресли. Слышал?
Александр замотал головой и тут раздался удивительной красоты мужской голос, очень спокойно сказавший... пропевший... – «love me Tender, love me sweet....»
И вдруг руки... – тело Филомены оставалось почти неподвижным, а вот руки – заговорили... запели вместе с Элвисом... заиграли удивительную зримую музыку... пробиравшую до самых кончиков пальцев и достававшую откуда-то из глубин души такую удивительную нежность, о существовании которой Александр и не подозревал у себя прежде...
Натура.
Улицы арабского города с полуразрушенными зданиями. День.
Фрэнсис с микрофоном в руке смотрит в объектив камеры: Готово? Оператор от камеры молча делает взмах левой рукой.
Фрэнсис говорит в микрофон (по-английски): Мы ведем прямой репортаж... – Раздавшийся рядом взрыв заглушает его голос. – ... Войска оппозиции ведут ожесточенные бои на улицах столицы... Точное количество раненых и убитых установить достаточно сложно... – Опять взрыв заглушает слова. Фрэнсис слегка пригибается, но продолжает вести репортаж. – Сегодня – Сирия! Завтра – Иран! За ними – Китай! Кто следующий? Опомнитесь, люди! Серия войн на Земле в итоге приведет к гибели самой планеты...
Совсем рядом с Фрэнсисом и оператором пробегают военные. Кто-то из них толкает Фрэнсиса, заставляя пригнуться.
Мимо проносят носилки с раненым ребенком.
Интерьер.
Аппаратная американского телевидения. День.
Девушка-диктор, пустившая прямой репортаж в эфир, не выдерживает и прямо в кадре произносит: Уйдите в безопасное место! Я не понимаю – зачем нужно так рисковать!
Натура.
Улица арабского города. День.
Фрэнсис поправляет наушник: Что? Я не слышу! Нарушена связь! Я ничего не слышу... – Он провожает взглядом двух санитаров, бегущих в укрытие с носилками с ребенком...
Они почти уже добегают до убежища, как внезапно... снаряд попадает прямо в носилки и, когда развеивается дым, на том месте, где только что были трое – лишь глубокая воронка...
Интерьер.
Комната в доме Фрэнсиса в Америке. День.
Стефани и ее мама – Марика, сидят перед экраном телевизора и смотрят репортаж Фрэнсиса.
Когда снаряд попадает в носилки, Марика делает движение, чтобы обнять дочку и прижать ее к себе, но девочка делает предупредительный жест рукой, останавливающий мать.
На экране появляется рекламная заставка – какие-то напитки, детские игрушки...
Стефани поднимает на мать не по-детски взрослые глаза: Мама, а что папа там делает?
Марика, стараясь быть спокойной, очень медленно отвечает: Он объясняет людям, что нельзя убивать друг друга...
Стефани: А они разве не понимают этого?
Марика обнимает дочку и прижимает ее к себе.
Натура.
Улица арабского города. День.
Фрэнсис сидит на корточках под стеной разрушенного здания. Рядом, так же на корточках, сидят арабские солдаты – курят, вполголоса переговариваются.
Оператор снимает перекуривающих солдат.
Один из солдат, глубоко затянувшись, протягивает свою сигарету Фрэнсису – он берет, делает пару затяжек.
В нагрудном кармане куртки Фрэнсиса звонит телефон – он не обращает внимания.
Солдат толкает его, показывает на карман.
Фрэнсис отдает сигарету солдату, достает из кармана телефон, смотрит на экран – номер не определен.
Фрэнсис слушает – трясет головой, опять слушает... говорит в трубку: Не слышу! Ничего не слышу! – Протягивает трубку солдату, говорит по-английски: Спросите – кто это, что хотят... Я ничего не слышу! У меня контузия! – показывает на уши.
Солдат берет телефон, говорит в трубку по-арабски: У него проблема с ушами! Он ничего не слышит! – Где-то невдалеке раздается взрыв. Солдат прикрывает трубку ладонью, кричит: Здесь идет бой! Очень плохо слышно! – отдает телефон Фрэнсису, пожимает плечами.
Интерьер.
Квартира Александра и Елены. День.
Елена в недоумении смотрит на телефон в своей руке, подносит его к уху, прислушивается, хмурит брови, кричит в трубку: Фрэнсис! Ты где? Я ничего не понимаю! С Александром происходит что-то странное! ... Алло! Фрэнсис!
Натура.
Улица арабского города. День.
Фрэнсис с камерой бежит вместе с солдатами, снимая на ходу.
Оператор сидит у стены разрушенного здания с перевязанной рукой. Возле него солдат что-то кричит в трубку.
Вокруг – дым и разрывы снарядов.
Натура.
Москва. Красная площадь. День.
Александр и Филомена гуляют по Красной площади.
Проходя мимо храма Василия Блаженного, Александр спрашивает девушку: Нравится?
- Очень! – отвечает Филомена.
- Представляешь, когда царь Иван Грозный увидел этот храм, он
был так восхищен его красотой, что спросил мастера: «А,
сможешь ли ты выстроить храм еще краше этого?!»
- И что тот ответил? – С любопытством спросила девушка.
- ...И мастер дерзко ответил «смогу»!
- Какой молодец! – Филомена восхищенно захлопала в ладоши. –
И где этот храм?
- Нигде...
- Как это – «нигде»! Почему???
- Он его не построил...
Филомена удивленно смотрит на Александра: Почему???
- Царь велел выколоть мастеру глаза...
- Зачем???
- Чтобы этот храм оставался самым красивым на Земле!
Девушка внимательно осматривает купола храма: Странная история... Как можно казнить за красоту? ...За желание сделать что-то еще более волшебное... прекрасное...
Александр и Филомена, взявшись за руки, идут по Красной площади и все дальше и дальше уплывают в небеса за их спинами десять куполов сказочной красоты...
Натура.
Москва. Площадь перед Большим театром. День.
Александр и Филомена подходят к Большому театру. Филомена напевает мотив «Крейцеровой сонаты» Бетховена.
- Знаешь, там два инструмента всего – скрипка и фортепьяно... Та-ра-ра-ра-ра... Соната No 9 Бетховена... Неужели не слышал?
Александр смущенно качает головой: Нет!
- ...Потом еще ваш Лев Толстой роман написал об этой сонате! Тоже не читал?!
- Я прочитаю! Обязательно прочитаю! – Александр залился краской.
- Ну, что ты... – Филомена ласково дотронулась до руки Александра. – Конечно, прочитаешь... – Она вдруг взяла торчавшее из верхнего кармана куртки Александра то самое белое перышко. – Ой! А что это у тебя здесь?! – Девушка шутливо пощекотала нос Александра и рассмеялась.
Александр от неожиданности закрутил головой и тоже рассмеялся.
Филомена стала рисовать перышком в воздухе какие-то узоры: Представляешь, в этом романе муж убивает жену, потому что она полюбила другого человека... Но самое страшное не это, а знаешь, что?
- Что?
- ...что суд его оправдывает! Понимаешь?!
- Нет! Не понимаю...
Филомена, подув на перышко, отдает его Александру: Впрочем, может, тогда у них такие правила были...
Александр берет перышко тоже легонько дует на него: Все равно – не понимаю... Неужели, за любовь можно убивать?! Какая разница – кого любит человек?! Ведь он – любит! ...Странные какие-то правила у нас на Земле... – Он прячет перышко в верхний карман рубашки, поднимает глаза на Филомену. – А ты сегодня...
- ...я после спектакля буду ждать тебя здесь. Придешь?
- Конечно! – Расплывается в улыбке Александр. – Я сейчас – на
тренировку! А потом сразу – сюда!
- Ну, до вечера! – Взмахнув рукой на прощанье, Филомена
скрывается за колонами Большого театра.
Александр, забросив снятую куртку на плечо, посвистывая, удаляется от Большого театра.
Настроение у парня хорошее.
Впрочем, проходя мимо фонтана и покосившись на него, он опять улавливает в водяных брызгах огненные струи и, резко отвернувшись, ускоряет шаг.
КМБ.
Межгалактическое пространство.
Две фигуры на контровом свете заходящего светила.
Голос первый: Может, и впрямь: пора менять земные правила?
Голос второй: Мы не имеем права вмешиваться в ход развития человеческой цивилизации.
Голос первый: Но у нашего парня остается совсем мало времени!
Голос второй: Ну, что ж! Значит, эксперимент не удался...
Интерьер.
Раздевалка в спортивном комплексе.
Александр сидит на скамейке в плавках и купальной шапочке.
Пробегающий мимо парень, хлопает его по плечу: Пойдем, че размечтался!
Александр кивает: Сейчас... – Продолжает сидеть... В задумчивости озирается по сторонам, как будто не понимая, где он находится... резко встает и выходит из раздевалки.
Интерьер. Бассейн. День.
На бортике, свесив ноги в воду, сидит в одних плавках Олег Андреевич – тренер Александра.
Проходя мимо тренера, Александр здоровается: Добрый день, Олег Андреевич!
- Привет! – Тренер протягивает Александру руку. Александр пожимает ее. – Давай-ка! Покажи «класс»! Послезавтра едем сражаться!!
- Постараюсь. – Улыбается Александр.
- Что значит – «постараюсь»?! Ты – обязан победить! Слышишь?
Обязан!
Криво улыбнувшись, Александр направляется к стартовому помосту.
Олег Андреевич встает, поднимает руку: Всем! Всем! Всем! Аб-солютное внимание! Мы идем на рекорд! ...Вперед! – Он делает резкий взмах рукой и включает секундомер.
Александр стоит на помосте, изогнувшись в стартовой позе, и неотрывно смотрит на воду – откуда-то из самой глубины начинают вырастать на него языки пламени. Они все ближе... ближе...
Олег Андреевич выключает секундомер: В чем дело? Давай, еще раз! На старт... внимание... пошел! – Он резко нажимает кнопку секундомера.
Александр неподвижно замерев, смотрит в воду и вдруг... – закачавшись, падает вниз...
Раздается женский вскрик...
Олег Андреевич молниеносно прыгает в воду и плывет к Александру.
Откуда-то сбоку уже бежит медсестра с чемоданчиком, на котором нарисован красный крест.
Натура.
Ступеньки лестницы Большого театра. Вечер.
На ступеньках, поеживаясь от вечерней прохлады, стоит Филомена, улыбается и поглядывает по сторонам.
Интерьер.
Салон машины. Вечер.
Елена ведет автомобиль, искоса поглядывая на сына. Александр, сжавшись, сидит на пассажирском сидении.
Проезжая мимо красивого храма, Елена бросает взгляд за окно и вдруг останавливает машину: Ты посиди здесь! Я быстро...
Александр кивает. Его бьет мелкая дрожь.
Натура.
Площадь перед Большим театром. Вечер.
Филомена прогуливается по площади, поглядывает на часы.
Интерьер.
Церковный зал. Вечер.
Александр и Елена стоят перед священником. В руках у них свечи.
Чуть в стороне стоят, склонив головы, два монаха. Один из них держит емкость со святой водой.
У другого в руках – пучок иссопа.
Александр, не отрываясь, смотрит на колеблющийся огонек свечи... медленно поднимает взгляд на священника.
Интерьер.
Комната в доме Фрэнсиса. Америка. День.
Фрэнсис держит возле уха телефон, слушает гудки.
Интерьер.
Салон автомобиля.
На заднем сидении лежит телефон – зажигается экран, высвечивается надпись – «папа».
Интерьер.
Церковный зал. Вечер.
Священник произносит вполголоса: Иисусе Христе, сыне Божий, госпожа Богородица Дева Мария, святые престолы, ангелы, архангелы, херувимы, серафимы...
Елена в простом белом платочке чистыми глазами смотрит на священника.
Один монах молится, опустив глаза. Другой – украдкой поглядывает на Елену.
Александр не отрывает взгляда от горящей в его руках свече.
Натура.
Улица Москвы. Вечер.
Филомена медленно идет по вечерней улице.
Натура.
Беседка у озера. День.
Фрэнсис сидит в беседке за ноутбуком и пишет статью для журнала, периодически просматривая фотографии недавнего боя, с которого он вел прямой репортаж. На фотографиях – разрушенные здания, раненные солдаты, дети...
Интерьер.
Церковный зал. Вечер.
Священник продолжает говорить:
...Прости Боже прегрешения великие рабу твоему Александру. Отпусти грехи ведомые и неведомые, отпусти, прости, яко исповедаю тебе, Единому Господу и Богу моему... – Он подносит к губам Александра массивный тяжелый крест. – Целуй, крест...
Александр послушно прикладывается губами к кресту.
Священник протягивает руку – монах вкладывает в нее пучок иссопа. Другой монах подносит чашу со святой водой.
Священник окунает иссоп в чашу... Александр в ужасе начинает пятиться...
Священник забирает у монаха чашу и делает легкий кивок головой...
Два монаха с двух сторон подступают к Александру и резко – хватают его за плечи.
Александр кричит: Нет! Нет! – Пытается вырваться...
Священник подымает руку с мокрым пучком иссопа и замахивается на Александра...
Елена со страхом наблюдает за происходящим...
Александр кричит: Нет! – Делает сильный рывок. Один монах ослабляет хватку. Александр вырывается и бежит из церкви...
Елена растерянно: Батюшка! Святой отец... – Бросается за Александром.
Священник качает головой: Тяжелый случай...
Один монах, опустив глаза, шепчет про себя молитвы...
Другой – растерянно смотрит вслед Александру и Елене.
Натура.
Улицы города. Вечер.
Александр в одной рубашке бежит по улицам города. Одна сменяет другую.
Александр растерянно озирается по сторонам.
Интерьер.
Гостиничный номер. Вечер.
Филомена стоит у окна и смотрит на ночной город.
Интерьер.
Салон автомобиля. Вечер.
Елена сидит на водительском сидении, опершись на руль и охватив голову руками.
Натура.
Берег озера. День.
Фрэнсис сидит на траве. Рядом лежит телефон;
Фрэнсис берет телефон, нажимает кнопку вызова, слушает.
Интерьер.
Салон автомобиля. Вечер.
На заднем сидении звонит телефон.
Елена перегибается назад, берет трубку: Фрэнсис! Ну, наконец!
Натура.
Берег озера. День.
Фрэнсис слушает, что ему говорит Елена. Лицо его сосредоточенно.
Он медленно поднимается с травы.
Засунув два пальца в рот, резко свистит. Прибегает конь.
Не переставая слушать телефон, Фрэнсис взлетает на коня. Конь скачет по лужайке... по тропинке... по горной дороге...
Интерьер.
Зал для пассажиров железнодорожного вокзала. Вечер.
Александр сидит на деревянном сидении, сжавшись в комочек и дрожа – то ли от холода, то ли от перевозбуждения.
В зал заходят несколько полицейских, зорким глазом оглядывают помещение.
Бомжеватого вида «пассажиры» тут же начинают суетливо покидать зал.
К Александру подходит парнишка, зыркнув по сторонам, хлопает парня по плечу: Иди за мной... спокойно...
Александр встает, послушно идет за парнем.
Натура.
Небольшая полянка среди горных вершин. День.
В центре полянки стоит тростниковая хижина. Возле нее пасется конь Фрэнсиса.
Чуть поотдаль горит костер.
Возле него сидит Фрэнсис.
Вокруг костра ходит шаман с бубном.
Шаман бросает в костер пучок травы и начинает бить в бубен и танцевать.
Из костра поднимается густой дым, заволакивающий все вокруг.
Интерьер.
Комната в доме Фрэнсиса. Вечер.
Возле окна стоит Стефани и смотрит на звездное небо.
В кресле кутается в теплый плед Марика.
Стефани подходит к матери: Мама, ему очень плохо...
Марика: Кому? Папе?
Стефани: Нет... Ему... – указывает головой куда-то за окно.
Марика подходит к окну, смотрит на небо – оно усыпано крупными яркими звездами.
Марика оглядывается, внимательно смотрит на дочь.
Натура.
Хижина шамана.
Возле затухающего костра сидят рядом Фрэнсис и шаман.
Шаман беспомощно разводит руками: Он закрыт от меня...
Фрэнсис: Такого не может быть! Ты же все видишь! Посмотри еще раз!
Шаман: Да... такого не может быть... но я не могу пробиться через какую-то стену...
Фрэнсис: Но он... жив?
Шаман: Может быть...
Фрэнсис встревоженно смотрит на него. Шаман встает, идет в хижину.
Фрэнсис ждет...
Встает, начинает ходить возле костра...
Бросает в костер несколько сухих веток – яркий сноп искр поднимается вверх...
Из хижины выходит шаман, дает Фрэнсису небольшой сверкающий диск на кожаном шнуре: Поспеши – ему грозит большая опасность... Постарайся привезти его сюда! Это... – он дотрагивается до диска, – поможет тебе...
Фрэнсис прыгает на коня, резко разворачивает его, уносится прочь.
Шаман смотрит в огонь... начинает что-то негромко бормотать... поднимает ладони и, направив их на костер, начинает мягкими плавными движениями, как бы отодвигать огонь от себя...
И вдруг огонь... образует ровную искрящуюся «стену», параллельную ладоням шамана, и действительно начинает ...отодвигаться от ладоней... дальше... дальше...
Шаман самодовольно усмехается: Ну! Совсем другое дело! – Он делает резкое круговое движение рукой и – огненная стена рассыпается на сотни маленьких искорок... постепенно тающих в воздухе...
Интерьер.
Полутемное помещение с цементными стенами. Ночь.
Вспыхивает огонек спички, и мальчишеская рука зажигает толстую оплавленную свечу, стоящую в баночке из-под майонеза.
Александр озирается вокруг: Где это мы?
Димыч – парнишка, забравший Александра из зала ожидания, усмехается: Что, нравится? Cадись! – Он кивает на низенький топчан, застеленный серым толстым одеялом.
Александр садится, оглядывается вокруг – в маленькой каморке, освещенной мигающим светом свечи, находится топчан, деревянный ящик, накрытый куском клеенки, вполне приличный стул, вешалка с висящей на ней одеждой и неожиданно – металлический сейф с двумя приваренными ушками и висящим на них большим амбарным замком.
Александр улыбается: Серьезно тут у вас все устроено...
- А ты думал! – Довольно подмигивает ему Димыч и протягивает руку. – ...Димыч!
- Александр!
Парни пожимают друг другу руки.
Сдвинув в сторону кусок фанеры, Димыч начинает доставать из ящика, служащего столом – яблоки, помидоры, несколько лепешек, трехлитровую банку с розовой жидкостью, пластиковые одноразовые стаканчики.
Периодически поглядывая в сторону Александра, Димыч рассказывает свою историю: Я – детдомовский... Родителей не знаю... Мать, вроде, была какая-то... а отца и вовсе не было! Закончил школу! Учился нормально... Особенно физика у меня хорошо шла! Хотел на физмат поступать... – Он дает Александру лепешку. – Ешь, давай! Не стесняйся! – Ну, а тут ситуация возникла... Исполком мне после детдома квартиру должен был выделить... А квартир свободных не было... Так, они решили меня пока в больницу положить... типа, на обследование! – Димыч берет лепешку, помидор и садится рядом с Александром. Ребята начинают есть. – Ну, а в больнице начали мне уколы какие-то колоть... Затормаживающие реакцию... Я чувствую – что-то не то со мной происходит! Тупить начинаю! Реально! В овощ превращаюсь! А они меня в психушку везут и говорят: «Неадекватен, мол, пацан! Надо, мол, на учет ставить и оформлять, как психа!»
Александр покачал головой: Ничего себе!
Димыч ухмыльнулся: А, что ты думал! Они ж американцам запретили наших детей усыновлять, а девать-то куда-то их надо! Вот, – по психушкам да по тюрьмам разбросать решили! ...Ну, мне еще повезло! Там такой врач оказался! Говорит: «Если вы мне его еще раз привезете – я вас самих в психушку направлю! Он – нормальный парень!»
- Ну, а здесь ты как оказался?
- Сбежал! ...Когда они меня в очередной раз обкалывать стали...
думаю, на фига мне такие перспективы! Еще на органы разберут! ...Я-то парень здоровый! Не пью, не курю! Спортом занимаюсь! Вот, смотри! – Димыч вдруг перевернулся через себя, встал на руки и – опершись ногами о стенку для равновесия – стал отжиматься на руках от бетонного пола. – И – раз! И – два! И – три! И – четыре! – Отжавшись несколько раз, он снизу озорно глянул на Александра. – Можешь так?
- Запросто! – Александр тоже встал вверх ногами рядом с Димычем, и ребята стали синхронно отжиматься.
Отжавшись раз по двадцать, они расхохотались, попадали на пол и тут же подскочили на ноги.
Димыч хлопнул Александра по плечу: Ну, ты молоток! Это дело надо отметить! – Он разлил розовую жидкость из банки по стаканам и протянул стакан Александру. – Давай! За добро!
Александр резко отвернулся: Нет, спасибо! Я не могу!
- Да, чего ты? Это ж компот! Фарида сварила! Она на рынке продавцам помогает... То посторожит, то ящики поможет перенести! Они ей своей продукцией платят! Не бойся – не ворованное!
Александр, не глядя в сторону компота, замотал головой: Не могу я! Извини...
- Ну, ладно! – Димыч выпил оба стакана. – А у тебя родители имеются?
- Да...
- Счастливый... Обое?
- Что? – Александр непонимающе взглянул на Димыча.
- Ну, в смысле – и мать, и отец есть?
- Ну, да! Они хорошие у меня...
- Так, чего ж ты... – Димыч взял банку, стал наливать компот в
стакан и случайно плеснул мимо...
Александр шарахнулся в сторону и забился в угол топчана. Димыч с удивлением посмотрел на парня: Что с тобой?
Александр закрыл лицо руками: Не знаю! Я не знаю, что это!!!
Димыч: Давай, рассказывай!
Александр: Да, что рассказывать! Ты все равно не поймешь... А... – он махнул рукой и уставился в стенку.
Димыч: Слушай, я в психушке такого насмотрелся...
- Я не псих! – Вскинулся Александр.
- Да, вижу я, что ты – не псих... Успокойся... Не хочешь – не
говори!
- Ладно... Смотри! – И Александр растопырил перед лицом
Димыча свою правую ладонь. – Смотри внимательнее...
Интерьер.
Холл гостиницы. Утро.
Филомена стоит возле мужчины, разговаривающего по телефону. Вокруг снуют люди с вещами.
Мимо пробегает балетмейстер, трогает Филомену за плечо, что-то быстро говорит ей на итальянском языке.
Феломена не успевает ответить, а балетмейстер уже мчится в противоположный конец холла и начинает ругаться с грузчиками, выносящими громоздкие ящики.
Филомена – мужчине, говорящему по телефону: Что она говорит?
Мужчина (по-итальянски): Говорит, что он не ночевал дома. Спрашивает – не был ли он у тебя?
Филомена отрицательно качает головой: ...Скажи ей, что мы сегодня в восемь часов вечера отъезжаем от Большого театра.
Мужчина кивает, говорит в трубку по-русски: Нет, синьора, она его не видела! Передайте ему, пожалуйста...
Филомена отходит в сторону.
Интерьер.
Комната в квартире Александра и Елены. День.
Елена сидит перед столом, на котором лежат два телефона: один – ее, другой – Александра.
Раскачиваясь, она смотрит на обе трубки и твердит монотонно, как заклинание: Ну, позвони... ну, позвони же... ну, позвони...
Вдруг один из телефонов действительно начинает звонить. Это – телефон Елены.
На экране высвечивается – ФРЭНСИС.
Елена берет трубку: Да... Нет... не объявился... Ты где?
Натура.
Улицы Москвы. День.
По дороге едет легковой автомобиль.
Фрэнсис сидит на пассажирском сидении, говорит по телефону: Да... Прилетел... Еду в машине. Скоро буду...
Автомобиль проезжает мимо Курского вокзала.
Фрэнсис вдруг поворачивается к водителю: Простите... Притормозите здесь, пожалуйста...
Водитель согласно кивает, сворачивает к обочине, останавливается.
Фрэнсис выходит из машины, оглядывается по сторонам. Внимательно смотрит на здание вокзала.
Раздается звонок телефона.
Фрэнсис слушает, говорит в трубку: Я уже совсем рядом. Скоро буду.
Садится в машину: Поехали!
Автомобиль удаляется от Курского вокзала.
Интерьер.
Каморка Димыча. День.
Димыч сидит, уперев локти в колени и положив голову на сцепленные пальцы. Внимательно смотрит на Александра, который закончив рассказывать, подтянул колени к груди и, обхватив их руками, сжался в тугой комок, неестественно маленький для его достаточно крупного тела.
Димыч (задумчиво): Ты знаешь, вот смотрю я иногда на людей и думаю: зачем они живут на земле, что хотят, для чего пришли сюда... Вот, ты – знаешь?
Александр: Мне кажется... я знал... давно когда-то... Это было что- то... яркое! Такое... важное очень... А сейчас забыл! Как... вышибло из меня все...
Димыч: Ну, что ж, значит будем вспоминать!.. Пойдем!
Интерьер. Узкий коридор.
Александр и Димыч идут по узкому темному проходу, озаряемому непонятными вспышками и шумом проносящихся невдалеке поездов.
Димыч: Знаешь, как-то ученые... биологи!.. Провели эксперимент: в стеклянную банку поместили блох!
Александр: Кого?
Димыч: Блох! Маленьких таких... кусачих... И закрыли банку крышкой! Вот! ...А когда через три дня эту банку открыли и блох выпустили... – Димыч загадочно посмотрел на Александра и усмехнулся. – Знаешь, что произошло?!
Александр качает головой: Нет, не знаю...
Димыч: Блохи уже никогда... слышишь, – никогда! Не смогли прыгнуть выше уровня крышки! Вот! – Он левой рукой устанавливает высоту крышки, а правой показывает, как воображаемые блохи бьются о заграждение. – Вот так! ...А потом крышку убрали! – Он отводит левую руку в сторону. – А они все равно не могли выше! Понимаешь?! И даже их потомство... этих самых «баночных» блох... тоже никогда! Слышишь – никогда! – не прыгало выше уровня крышки! ...Кто-то захотел сделать так, чтобы ты – не «прыгнул выше»! Понял? ...Но они просчитались! Они не учли, что ты – человек, а не блоха! Понял?! – Последние слова Димыч произнес очень жестко, даже с какой-то злостью...
Они остановились возле деревянной двери с выведенным на ней масляной краской номером «13».
Димыч постучал: Степаныч, открывай! Я тебе пациента привел!
Из-за двери донеслось хриплое: Не... У меня сегодня не... не-при-е- емный... день!
Димыч: Открывай, Степаныч! Это – по «скорой»! – Он улыбнулся Александру. – Не волнуйся, все нормально!
За дверью что-то зашуршало... потом – загромыхало... потом – чертыхнулось...
Наконец, дверь распахнулась и в ней, заняв весь проем, вырос громадный небритый мужик в тельняшке с закатанными рукавами и в шлеме танкиста на голове.
Он хмуро глянул на ребят и нехотя посторонился, освободив проход: Заходи, по-одному...
Ребята зашли.
Димыч кивнул Александру на деревянную скамейку: Садись!
Александр сел, с интересом оглядывая помещение: на стенах висели картины! Настоящие, написанные маслом! На картинах была – война...
Димыч шепнул Александру на ухо: Он Афган прошел... Их после медучилища... всю группу туда направили! И ребят, и девочек... Он один в живых остался! Все погибли! ...Кто – там... А кто – когда уже вернулся... Или – спился, или от наркотиков умер...
Александр еще раз внимательно посмотрел на стены: с каждой картины кричала боль... Впрочем, чуть в стороне висела картина, на которой были – маки, небо, солнце и двое... парень и девушка... они держались за руки и улыбались друг другу... девушка – задорно и открыто, а парень – чуть смущенно и грустно...
Димыч, заметив, что Александр смотрит на маки, тихонько шепнул: Это – его невеста... она уже здесь... от наркотиков умерла... Светланой звали... Светлячок... Он ее до сих пор забыть не может...
Степаныч появился откуда-то из-за шкафа в белом халате и со щипцами в руках.
Подойдя к Александру, он рявкнул: Рот открой!
Вздрогнув от неожиданности, Александр широко раскрыл рот и уставился на Степаныча.
- Который? – Степаныч левой рукой ухватил Александра за челюсть, а правой – со щипцами – полез в рот.
- Эй-ей-ей! – Димыч подскочил и повис на правой руке Степаныча. – Ты чего? У него не зубы!
- А что тогда? Ты ж говоришь «по скорой»! – недоуменно посмотрел «доктор» на Димыча.
- Да, ты не так понял! Извини! ...Вот, у него! Покажи сам!
Александр растопырил правую руку и, оттянув кожицу между большим и указательным, посмотрел на Степаныча.
- А-а-а... Че, уже и до вас добрались? Парни переглянулись.
- А ты откуда знаешь? – осторожно спросил Димыч.
- Откуда-откуда! Да, они еще в Афгане нашим ребятам такие
хреновины вставляли... Не всем, конечно! Тем, кто по особой
статье проходил...
- Степаныч... удалить надо эту штуку... Сможешь? – Димыч с
надеждой посмотрел на «доктора».
- Да, че ж не смочь! Смогу, конечно... – Степаныч пощупал участок
кожи на ладони Александра. – Вот, заразы! Наловчились... Почти не прощупывается... Только не сегодня! Тут работа тонкая... А у меня, видишь! – Он вытянул свои дрожащие ладони перед Димычем. – Тремор... Давай, завтра приводи своего... пациента...
- Степаныч, это – не пациент! Это – друг! И надо – сегодня! Потому что завтра будет поздно! Понимаешь? – Очень серьезно произнес Димыч.
- Сегодня... сегодня... – Раздумчиво протянул Степаныч. – Тогда так! Вечером приходите! ...А до вечера... приставь ко мне кого- нибудь... чтоб не сорвался!
- Фарида сгодится?
- Сгодится! – Махнул рукой Степаныч. – Давай свою змею
подколодную! Она ж из меня всю кровь выпьет... – Он жалобно
посмотрел на Димыча.
- Да, из тебя давно уже пора... – Пробурчал Димыч и кивнул
Александру. – Пойдем!
Интерьер.
Монашеская келья. День.
Перед иконой с горящей лампадой стоит на коленях монах.
Это тот самый, – который ослабил хватку и позволил Александру вырваться.
Над монахом стоит священник и строго отчитывает его: Молись, сын мой! Отмаливай грехи свои тяжкие. И раба Божьего Александра тоже отмаливай... Искушает его нечистый... И твоя вина в этом немалая! Не устоял ты... Слаб оказался! Осмысли грехи свои... Слезно кайся и проси у Господа прощения! За себя! За весь род свой! И за раба Божия Александра! Слабы вы и немощны! Демон внушает вам, что у вас способности необычайные и развивать их надо! Искушение это! Смирись, сын мой! – Он осеняет монаха крестным знамением, дает поцеловать крест и уходит.
Монах начинает молиться и отбивать поклоны.
В один из чересчур рьяных своих поклонов он сильно ударяется головой о каменный пол, вскрикивает, хватается за лоб и вдруг резко подскакивает.
Какое-то время стоит, прижав руки к груди, и внимательно глядя на иконы.
Потом начинает говорить: ...Господи! Если я слаб и немощен, значит, ты создал меня таким... А зачем я тебе – слабый? А?... Господи! ...Я ведь нужен тебе сильным... Да? Ведь ты создал меня по своему образу и подобию... А ты ведь сильный, Господи! Ты ведь – все- сильный! – монах говорит горячо и сбивчиво... Потом начинает ходить по келье... – Значит, и я – сильный? А? ...Я ведь такой, как ты! Да, Господи? – Он останавливается поднимает глаза к иконам, – ... а что, если меня искушает нечистый сейчас? А? Господи! – монах почти кричит. – Но ведь ты создал этот мир чистым! Чистым, Господи! Ведь, так? Ведь ты не мог создать его нечистым? А, значит... значит... Мир – чистый! Господи... Ведь, это – правда? – Прошептав последние слова, монах тихонько открывает дверь кельи и выходит наружу.
Натура.
Монастырский двор. Солнечный день.
На крыльце появляется монах.
Смотрит вокруг себя так, как будто первый раз видит этот мир...
Поднимает глаза к небу... чуть прищурившись, глядит на солнце...
Потом – садится на крыльцо, срывает травинку, растущую рядом с крыльцом и, слегка размяв ее пальцами, прижимает к лицу, вдыхая ее аромат.
Тихонько шепчет: Господи... я не хочу бояться... я устал бояться... я хочу быть сильным, Господи...
Монах резко встает, сбегает со ступенек и вдруг внезапно останавливается: ему под ноги, откуда-то из-под крыльца выкатывается мохнатый рыжий комочек – тут же подхватывается на все четыре лапы и начинает заливисто лаять.
Монах удивленно смотрит на щенка...
А рыжий смельчак – пятится, мотает головой, скулит, но! – продолжает лаять! – то заливисто, то хрипловато, то поскуливает и пятится, а то вдруг – пытается наброситься и цапнуть хотя бы за ботинок...
Монах приседает на корточки, внимательно смотрит на щенка, улыбается, затем протягивает руки и берет маленького задиру – тот доверчиво идет к человеку и, оказавшись в теплых ладонях, перестает лаять и вдруг высовывает розовый влажный язык и, пару раз лизнув пальцы, держащие его, выжидающе смотрит прямо в глаза.
Монах прижимает щенка к груди, поднимается и, окинув взглядом сверкающие на солнце купола храма, медленно, но твердо идет к калитке – открывает ее и, не оглядываясь идет по дороге.
С высокой колокольни хорошо видно – маленькую фигурку, удаляющуюся от храма...
Интерьер.
Комната Александра в квартире Александра и Елены. День.
Фрэнсис нервно ходит по комнате: Как ты могла?! Ну, как ты могла это сделать?!
Елена стоит у окна, прислонившись к стене, и молча следит за мечущимся Фрэнсисом.
Фрэнсис останавливается перед Еленой, берет ее за плечи и смотрит прямо в глаза: Ну, что ты молчишь?
Елена: Я... верила. Я ведь – искренне верила!
Фрэнсис (мягко): Есть – вера и есть – знание! Ты же знала, что он не выносит контакта с водой... Во что ты могла верить, зная это!
Елена растерянно смотрит на Фрэнсиса: В Бога... Разве ты не веришь...
Фрэнсис: Я – не верю. Я – знаю! ...что он есть! А верю я – в себя! И еще я знаю, что человек должен сам отвечать за все, что с ним происходит! ...А не взваливать свои проблемы на чужие плечи!
Елена: Но ведь... если дорога привела в храм
Фрэнсис: Маршрут не должен иметь конечной точки... даже, если это – храм... – Он убирает свои руки с плеч Елены, делает пару шагов в сторону и смотрит в окно.
Елена: ...Для чего тогда Бог?
Фрэнсис: ...Может, для того, чтобы человек понял...
Елена: Понял – что?
Фрэнсис улыбнулся: ...кем он может стать в этой жизни... – Он замечает на столе Александра деревянную палочку от набора для суши: Что это? Почему она лежит здесь?...
Елена: Это... – Она берет палочку в руки. – Это ему подарил один человек... маленький человек... он... дирижировал этой палочкой...
Фрэнсис в недоумении: Дирижировал? Чем?
Елена: Оркестром... небольшим, правда... в ресторане... Знаешь, это было... восхитительно...
Фрэнсис: Дай мне ее... пожалуйста... Можно? Елена молча протягивает палочку Фрэнсису.
Фрэнсис кладет ее во внутренний карман своей куртки и направляется к выходу.
От двери он поворачивается к Елене: Я могу тебя попросить об одной услуге?
Елена кивает: Ну, да... наверное.
Фрэнсис: Пожалуйста, постарайся сегодня не выходить из дому... Елена растерянно смотрит на Фрэнсиса: Но, я...
Фрэнсис (очень мягко): Постарайся... пожалуйста...
Он выходит, аккуратно прикрыв дверь.
Звонит телефон.
Елена хватает трубку: Да... Кто? ...Милиция? ...Да, сейчас приеду...– Она садится на стул, безвольно опустив руку с телефоном.
Натура.
Площадь возле Курского вокзала. День.
Фрэнсис мягкой походкой дикого зверя пересекает площадь.
Бросает короткий взгляд на яркие вывески: ЕВРОСЕТЬ... АВТОЗАПЧАСТИ... ЧЕБУРЕКИ...
Возле вывески КОМПЬЮТЕРНЫЕ ИГРЫ он чуть задерживается... но что-то привлекает его внимание на противоположной стороне площади, и он, резко развернувшись, направляется туда.
Натура.
Небольшая каменистая площадка между высоких гор.
В центре площадки горит костер.
Вокруг костра, ударяя периодически в бубен, танцует шаман.
Недалеко от костра, на большом треугольном камне, как на постаменте, сидит белый сокол и внимательно наблюдает за происходящим.
Шаман ускоряет свои движения.
Его рука летает над бубном, полы цветного халата развеваются, как крылья, несколько колокольчиков на поясе непрерывно звенят...
Огонь в костре поднимается все выше и выше... – потом вдруг начинает распадаться на мелкие участки огней по всей территории площадки...
И вот уже на площадке горит – не один большой костер, а десятки мелких... которые, впрочем, очень быстро начинают становиться достаточно крупными...
И вот уже вся площадка залита огнем, как будто – водой...
И эта огненная вода начинает колыхаться... переливаться... сверкать...
Это выглядит красиво и... страшно!
Сокол взлетает с камня, тяжело взмахивая крыльями, делает несколько кругов над площадкой и улетает...
Интерьер.
Кабина едущего микроавтобуса. День.
Серебристый микроавтобус оборудован под мини-лабораторию. Внутри сидят – Елена, уже знакомый нам полковник и два программиста.
Один программист поворачивается от компьютера к полковнику и говорит: Есть сигнал, товарищ полковник! ...Район Курского вокзала...
Полковник – водителю: Слышал?! Давай, туда!
Микроавтобус разворачивается через двойную осевую и едет в обратную сторону.
Полковник – Елене: Видите, как правильно, что его школу подключили к этой программе электронной... У нас теперь все преступники вот здесь будут! – Он сжимает кулак и трясет им.
Елена растерянно: Но ведь он – не преступник...
Полковник: Так что, не искать?!
Натура.
Пригородные платформы Курского вокзала.
Димыч и Александр идут по платформе.
Димыч: Сейчас денег немного заработаем, и поедешь к своей балерине!
Александр скептически осматривает себя: Куда я к ней – в таком виде?!
Димыч: Ну, одежду мы тебе найдем... а с фейсом... – он тоже критически оглядывает грязное лицо и испачканные руки Александра, – даже не знаю, что делать...
Навстречу парням идет поток пассажиров. Димыч: Нам – сюда!
Парни подходят к краю платформы, где уже внизу, на рельсах, скопилась группа пассажиров, а сверху на платформе стоят несколько пацанов.
Димыч – пацанам: Ну, как тут, все нормально?
Один из мальчишек, тот, что поближе, кивает на толпу внизу: Да, вон, гляди – сколько желающих!
Димыч: Ну, сарафанное радио разнесло! ...Значит, так! Мы с тобой – вниз, а вы тут оставайтесь!
Он прыгает с платформы и тянет за собой Александра. Александр, не понимая в чем дело, следует за Димычем.
Димыч оглядывает толпу и быстро начинает раздавать указания: Значит, так! Первыми – дети и девушки! Потом – тетеньки и старушки! Мужики – последние!
Из толпы улыбается неопределенного возраста женщина: А мне – куда? К девушкам или – к тетенькам?
Димыч внимательно оглядывает ее худощавую фигуру: Вам, гражданочка, в особую очередь – для интеллигенции!
Какой-то кавказец горячо затарахтел: Слушай, красавица, я тебя сам на руках в электричку внесу! Пойдем со мной!
К Александру обратилась бабулька с громоздкими тюками: Послушайте, а с вещами можно?
С другой стороны подошла девушка: А сколько берете? Александр растерянно оглядывался по сторонам.
Димыч тем временем вытащил откуда-то из-под платформы два куска разрезанных автомобильных покрышек.
Один положил на землю и встал коленом на него, другим накрыл вторую ногу согнутую в колене и упертую в землю под прямым углом. Махнул Александру: Давай сюда!
Александр подошел, встал рядом.
Димыч подозвал ту самую «гражданку»: Вперед, гражданочка! На ногах женщины были туфли на высоких каблуках.
- Только колено мне не продырявьте! Носочком-носочком... Вот так! Легонечко... Спасибо! Счастливого пути!
Димыч постучал по своему колену, накрытому резиновой покрышкой – женщина осторожно поставила ногу на колено Димыча, оперлась на Александра и подав руку парню, стоящему сверху, взлетела на платформу.
- Спасибо, ребята! – крикнула она сверху, сунула парням какую-то денежку и поспешила к электричке.
Народ пошел один за другим – дети, старики, женщины, девушки, мужчины...
Кто-то поднимался на платформу быстро и достаточно легко, с кем-то – как, например, с грузной пожилой женщиной, приходилось повозиться подольше.
- Внучек! А у меня денег нету... вот, только яблочки остались... возьмешь?
Маленькая сухонькая старушка протянула Димычу два больших красных яблока.
- Не надо, бабушка! Мы вас так... просто... Димыч помог бабульке подняться на платформу.
Старушка уже сверху вновь протянула ему яблоки: Возьми, пожалуйста... От сердца ведь даю!
- Ну, если – от сердца! – Широко заулыбался Димыч. – Спасибо, бабушка! – Он взял яблоки и протянул одно из них Александру. – Подкрепись, брат!
Александр обратил внимание на стоящего невдалеке мужчину в хорошем дорогом костюме и с кожаным портфелем в руке. Мужчина внимательно наблюдал за происходящим и, когда народ снизу весь переместился на платформу, подошел к ребятам.
- А с меня сколько возьмешь?
Димыч бросил взгляд на мужчину, усмехнулся и произнес: С тебя, дядя, только «спасибо».
- Почему это? – удивился мужчина.
- Потому что ты сам элементарно поднимешься наверх! ...Во-о-н,
гляди – камень видишь? – Димыч рукой, в которой было надкусанное яблоко, указал на черный камень под платформой. – Становишься на камень... рукой берешься за этот прут на платформе, делаешь «ап»! И ты наверху! Показать?
Мужчина усмехнулся: Да, нет! Не нужно. – Он встал на камень, взялся рукой за металлический штырь, выступающий из платформы, оттолкнулся и легко взлетел наверх. – Ох, извини! «Ап» забыл сказать!
- Ладно, прощаю! – Махнул рукой Димыч.
- А отблагодарить я тебя могу? – Мужчина подошел к краю
платформы и присел на корточки.
- Так, я ж сказал – «спасибо»...
- А вот это возьмешь? – мужчина достал из кармана пиджака две
пятитысячные купюры и протянул Димычу. Димыч напрягся: Я этих денег не заработал!
- А совет твой стоит денег, как думаешь?
- Я не думаю, что мой совет стоит таких денег!
- Ну, смотри. Как знаешь! – Мужчина спрятал деньги в карман. –
Тогда возьми вот это. – Он протянул Димычу визитку с
тесненными на ней золотыми буквами.
- Зачем? – Димыч в упор смотрел на мужчину.
- Понимаешь... – мужчина придвинулся еще ближе к краю
платформы, – твой совет – самому подняться наверх! – на самом деле дорогого стоит! А визитка на тот случай, если тебе захочется зарабатывать деньги нормальным способом... Бери, нам такие люди нужны. Надумаешь – позвонишь!
Мужчина сунул визитку Димычу, поднялся и пошел по платформе, небрежно помахивая портфелем.
На визитке вверху золотыми буквами было выведено М Ч С.
Димыч посмотрел на Александра: Что скажешь?
Александр улыбнулся: По-моему, достойный вариант!
Димыч махнул рукой: Не... я на физмат пойду! – Но визитку все-таки спрятал поглубже в карман.
Натура.
Тропинка в лесу. Солнечный день.
Монах идет по тропинке и негромко разговаривает со щенком, прижатым к груди: ...Смотри, какой хороший день! А? Нравится? Солнышко светит... Ты любишь солнышко? Я очень люблю... Правда, я дождь тоже люблю! И – снег люблю... А после дождя знаешь, что самое красивое? А? ...Это, когда все – чистое-чистое... дождиком вымытое... А на небе – радуга! ...А знаешь, я когда-то в детстве такую радугу видел... широкую-широкую! Она начиналась у самой земли... прямо в поле... там пшеница росла... такие толстые колосья... тоже – золотистые, как твоя шерстка... А радуга... она из колосьев вырастала и шла высоко-высоко... куда-то, аж на другой конец земли... мне казалось, если я найду в колосьях ее начало, то смогу взойти по радуге на небо... и я бежал... бежал в поле... и все никак не мог найти начало этой радуги... я тогда маленький был... Как думаешь, может, сейчас найду? А? – Он посмотрел на щенка и потрепал его золотистую шерстку.
Щенок подумал-подумал и лизнул монаха в щеку. Монах засмеялся.
Вдруг щенок заскулил и стал рваться из рук. Монах удивился: Что это с тобой?
И тут, с той стороны, куда рвался щенок, раздался пронзительный женский голос: Ой, мамочки! Ой...
И тут же – мужской голос: Помогите! Помогите кто-нибудь!
Монах взглянул на щенка и рванул через заросли густого кустарника – прямиком на раздававшиеся голоса.
Когда он выскочил из зарослей на небольшую лужайку, то – глаза его в ужасе расширились, и от увиденного монах попятился назад, но не тут-то было...
К монаху подскочил парень в голубом свитере, схватил его за руку и потянул за собой.
- Скорее, скорее! Батюшка, сделайте что-нибудь!
Щенок вырвался из рук и тоже побежал за парнем и монахом... обогнал их и – прибежал первый...
На краю лужайки сидела, раскинув ноги, испуганная девушка и держалась за огромный живот.
Щенок подбежал к девушке и стал заливисто лаять, временами оборачиваясь на бегущих...
Монах растерянно смотрел на девушку – похоже, она собиралась рожать...
Монах знал, что ему нельзя смотреть на обнаженную женщину... а уж, на такое...
Он сделал шаг назад: Мне нельзя... это – грех...
Парень чуть не плакал: Какой грех, батюшка! Она же умрет!
- Я – не батюшка... я – монах... мне нельзя... – заикаясь от волнения и сам чуть не плача, произнес монах.
- Ой! Ой! Больно! – закричала девушка.
- Маша! Машенька! – парень упал перед девушкой на колени. –
Потерпи, родная! Сейчас скорая приедет! Они уже едут!
- А-а-а-а-а... – закричала девушка, и живот ее вдруг стал ходить
ходуном.
И монах решился.
Он даже не успел помолиться...
Он сорвал с себя рясу, расстелил ее на лужайке и крикнул парню: Давай ее сюда!
Вдвоем они подняли девушку и положили ее на рясу.
- Ты хотя бы видел, как это делается? – крикнул монах парню.
- Т-т-только по телевизору к-как-то...
- Давай, снимай с нее трусы и ноги пусть раздвинет!
Но девушка уже сама рванула с себя трусики и, раздвинув ноги, вновь принялась кричать.
Монах вдруг увидел, как из женского лона полилась вода... а затем – показалась волосатая головка...
Монах стянул с себя белую рубаху и на вытянутых руках подставил под эту волосатую головку...
Потом на волю вышли плечики... туловище... потом показались ножки... и, наконец, окровавленный человечек плюхнулся на белую рубаху...
Парень перочинным ножом перепилил пуповину, завязал ее узлом и... заплакал...
Монах завернул человечка – это оказалась девочка – в свою рубаху и посмотрел ей в глаза.
Ребенок смотрел на него осмысленно и очень внимательно. Монах почувствовал, что лицо девочки расползается перед его глазами и понял, что тоже плачет.
И тут, наконец, девчонка заорала. Громко, весело и неожиданно – басом!
Монах засмеялся: Певицей будет! Слышь, папаша!
Потом приехала «скорая помощь». Роженицу занесли в машину.
Врачи что-то делали с ней и с ребенком. Отец был рядом со своими двумя... теперь уже двумя! женщинами!
Монах стоял, опершись о дерево... кажется, это была береза и смотрел в небо.
Щенок, понимая торжественность момента, молча сидел рядом.
Вдруг из машины выскочил парень, подбежал к монаху и – упал перед ним на колени: Спасибо тебе, добрый человек!
- Что ты, что ты! – Монах стал поднимать парня. Ему вдруг стало неловко и даже немного стыдно.
- Век за тебя буду Бога молить. – Серьезно сказал парень и вдруг поцеловал монаху руку. – Ой, ты же голый совсем! – Воскликнул парень и стал стягивать с себя свитер. – Возьми, одень! Я хоть в рубашке...
Машина уехала.
Монах сидел на траве и гладил щенка, мирно спавшего рядом.
На монахе был тонкий голубой свитер и черные брюки.
И он совсем не походил на себя, недавнего, в черной рясе.
Сидел на поляне молодой улыбчивый парень в голубом свитере, приятно гармонировавшем с его ярко-синими глазами.
Он поднял голову к небу – оно тоже было чистым и свеже-голубым... улыбнувшись, раскинул руки, как будто хотел обнять весь мир... и, закрыв глаза, медленно опустился на траву
Да, и понятно! – после такой серьезной работы необходимо хоть немного отдохнуть...
И не видел он, как из центра его правой распахнутой ладони – той самой, что первой приняла маленького человека, пришедшего на эту землю – стала вырастать яркая широкая радуга... и устремляться высоко-высоко в небо...
Интерьер.
Комнатка Фариды. День.
Из женской руки широкой струйкой сыплется светло желтый речной песок.
Фарида поворачивается к казаху Кудайберды, сидящему на полу в полосатом ватном халате: Уже немного горячий!
На электрической плитке в большой чугунной сковороде греется песок. На деревянном топчане сном праведника спит Степаныч.
Кудайберды: Надо, чтобы – хорошо был горячий! – он поворачивается к сидящему в алюминиевом тазу Александру. – Скидывай рубаху! Не стесняйся, тут все свои, однако!
Димыч протягивает руку: Давай, выброшу! Она все равно никуда уже не годится! Вот, я тебе подготовил одежку! Не бойся – не ворованное! Это нас благотворительные фонды одевают! Чего-чего, а тряпочек бездомным они не жалеют...
Александр протягивает рубашку: Не выбрасывай ее... там у меня в кармане... Ой! Щекотно!
Фарида, набрав в ладони песка, стала растирать спину Александра. Димыч захохотал: Фарида, ты никак и в бане успела поработать?
Фарида: Ты спроси, где Фарида не работала! – Она умелыми движениями растирала Александру спину песком. – В столовой – работала! На бензозаправке – работала! В детском садике – работала! На железной дороге – работала! Везде на доске Почета висела! Уважали меня, однако!
Александр смеется и пытается увернуться от ее ловких рук: Ой, щекотно!.. Ой, горячо!..
- Да, что ты, как девушка! Горячо – не холодно! Терпи! Я тебе сейчас волосы обработаю! А то завшивеешь скоро!
- Что? – С ужасом повернулся к ней Александр, и она тут же горстью песка стала растирать его лицо.
Кудайберды, попыхивая трубочкой с ароматным табаком, с явным удовольствием наблюдал за этим процессом: Мы в пустыне водой никогда не моемся... Это нерационально! Воду беречь надо... А ты знаешь, что кочевники на одежду никогда не пришивают карманы? – Он посмотрел на Димыча.
- Почему? – С удивлением спросил Димыч. – Неудобно ж – без карманов!
- Да, нет! С карманами – неудобно! – Глубокомысленно произнес Кудайберды и запыхтел трубочкой.
- То есть... это... А, понял! – Радостно воскликнул Димыч. – Туда песок набивается и идти тяжело становится!
- Ай, молодец! – Обрадовался Кудайберды. Он вынул изо рта трубку, поковырял в ней металлическим стерженьком, осторожно подул и опять запыхтел. Потом резко глянул на Димыча. – А знаешь, парень, я понял, что «без карманов» по жизни вообще гораздо легче идти...
Натура.
Площадь Курского вокзала. День.
Возле серебристого микроавтобуса стоит полковник и нервно курит. Докурив сигарету, он выбрасывает окурок и заглядывает в микроавтобус: Ну, что там?!
- Не можем поймать сигнал, товарищ полковник! – Отвечает один программист.
Второй программист сидит в наушниках и сосредоточенно наблюдает за экраном компьютера с меняющимися картинками.
Елена выходит из микроавтобуса и подходит к полковнику: Дайте мне сигарету, пожалуйста.
Они молча курят.
Наконец, из машины раздается радостный возглас: Есть, товарищ полковник! Район Кузнецкого моста!
Полковник – Елене: В машину! Быстро!
Они садятся в микроавтобус. Он разворачивается и уезжает.
Натура.
Площадь у Большого театра. Вечер.
Филомена стоит у большого автобуса, который заполнен артистами.
Из театра выбегает балетмейстер, быстро спускается по ступенькам, подбегает к Филомене: Ну что, не объявился?
Девушка отрицательно качает головой: Нет. И на звонки не отвечает...
Балетмейстер обнимает девушку за плечи, ведет в автобус: Ну... у них тут в России чего только не бывает!
- Ты что? Чего это у них не бывает?! – Рассерженно смотрит на него Филомена.
- Да, я... совсем не это имел ввиду! Ну, что ты сразу!
- А, что ты имел ввиду? Что?! – наступает на него Филомена.
- Эй! Хватит уже! Пора ехать! На самолет опоздываем!– кричит
кто-то из автобуса.
Филомена и балетмейстер заходят в автобус, он трогается с места. От метро идут к Большому театру Димыч и Александр.
Вдруг Александр замечает автобус, отъезжающий от Большого театра и мелькнувшую в окне Филомену.
Александр с Димычем бросаются за автобусом.
Александр бежит по дороге, пытаясь догнать автобус.
Интерьер.
Салон автобуса. Вечер.
Филомена проходит по салону автобуса к заднему сидению, где лежат вещи и начинает что-то искать.
Натура. Дорога. Вечер.
Александр бежит за автобусом.
Ему сигналят проезжающие машины. Водители, обгоняя, крутят пальцем у виска.
Димыч бежит за Александром.
Интерьер.
Салон автобуса. Вечер.
Филомена что-то ищет в открытой сумке...
Вдруг поднимает глаза, смотрит в заднее стекло автобуса и начинает улыбаться.
Она видит бегущего Александра и машет ему рукой.
Филомена понимает, что автобус не остановится – они уже опаздывают в аэропорт – и она показывает Александру, что – набирает номер и слушает телефон... пишет письмо... а потом вдруг делает странный жест – прикасается указательными пальцами к своим плечам, а затем направляет пальцы в сторону Александра... И еще раз... и еще...
Натура. Дорога. Вечер.
Автобус удаляется и теряется в потоке машин.
Александр останавливается, тяжело дышит.
К нему подбегает Димыч: Ну что, увидела?
Александр кивает: Да...
Ребята отходят в сторону.
Александр садится на корточки, прислоняется спиной к фундаменту каменного здания и начинает сбивчиво говорить: Какое-то предчувствие у меня нехорошее... Плохо мне, Димыч... Огонь везде... огонь... И здесь жжет... – Он растопыривает правую ладонь и начинает внимательно рассматривать ее.
Серебристый микроавтобус, лавируя в потоке машин подъезжает к тротуару и тормозит. Дверь медленно начинает открываться.
Александр поднимает глаза на микроавтобус, вскакивает и с криками «нет! нет!» бросается бежать...
Димыч бежит за другом.
Из окна микроавтобуса высовывается рука, ставит на крышу синий маячок, включается милицейская сирена и – микроавтобус мчится за ребятами.
Димыч дергает Александра в подземный переход.
Ребята бегут, сталкиваясь с людьми, перескакивая через чьи-то сумки и ноги.
Димыч на ходу достает телефон, кричит в него: Степаныч! Тревога! Готовься!
Ребята забегают в метро, перепрыгивают через турникеты, мчатся к электричке, успевают заскочить в нее.
Дежурная возле турникетов с опозданием свистит в свисток.
Интерьер.
Комнатка Степаныча. Вечер.
Степаныч в белом халате, одевает на руки резиновые перчатки. Рядом, в боевой готовности, стоит Фарида.
Степаныч: Фарида! Водку – в стакан и в миску! Быстро!
Фарида выбегает из комнаты.
Интерьер.
Салон микроавтобуса. Вечер.
Программист в наушниках – полковнику: Товарищ полковник, я веду их! Они на синей ветке! Скорей всего, опять на «Курскую»...
Полковник – второму программисту: Вызывай подкрепление! Пусть перекроют все выходы из метро!
Второй программист наклоняется к миниатюрному микрофону, вмонтированному в воротничок его комбинезона: ...Четвертый! Четвертый! Я – седьмой! Срочно перекрыть выходы метро «Курская»! Как поняли?
Елена испуганно переводит взгляд с одного на другого, на третьего... и опять на первого.
Натура.
Площадь перед Курским вокзалом. Вечер.
Фрэнсис стоит посреди площади и держится за металлический диск, висящий на груди – тот самый, что подарил ему друг-шаман.
Диск вибрирует и вдруг начинает светиться голубым светом.
Яркий лучик из самого центра диска направлен в сторону... – выхода из метро.
Фрэнсис бросает резкие взгляды по сторонам и видит, что к метро поспешно направляются несколько полицейских с большой серой овчаркой.
Фрэнсис усмехается, засовывает два пальца в рот и затейливо свистит.
Пес поворачивается, в несколько прыжков пересекает площадь и останавливается перед Фрэнсисом, с любопытством глядя на него.
Полицейские раздраженно оглядываются. Один из них кричит: Вулкан, ко мне!
Пес, совершенно не реагируя на зов, внимательно смотрит в глаза Фрэнсису.
Фрэнсис тихо, одними губами, произносит: Можно... Давай!
Пес рычит и вдруг набрасывается на Фрэнсиса и начинает его трепать. Фрэнсис падает.
Собака и человек начинают кататься по земле в яростной – так это выглядит со стороны! – схватке.
Полицейские бросаются на помощь.
Краем глаза Фрэнсис успевает заметить, что из дверей метро выбегает Александр с Димычем и бегут налево.
Интерьер.
Комнатка Степаныча. Вечер.
Распахивается дверь и врываются Александр и Димыч.
Димыч: Степаныч! Скорей! Они сейчас будут здесь!
В комнате, кроме Степаныча, находятся Фарида и Кудайберды со своей трубкой.
Степаныч спокойно: Понял! Фарида, готова?
Фарида протягивает Александру стакан водки: Пей!
Димыч выхватывает у нее стакан: Ему нельзя!
Степаныч растерянно: Ну, я в Афгане по-живому резал... Но это больно... Ты как, парень? – Он сочувственно смотрит на Александра.
Александр закусывает губу: Стерплю.
Димыч: Кудайберды! Трава – есть?
Кудайберды загадочно щурится: Ну, так...
Степаныч: Давай, чуток!
Кудайберды вынимает из кармана щепотку мелкой травы, засыпает в трубку, раскуривает...
Степаныч – Димычу: Ты – выйди! Тебе еще работать! Димыч послушно выходит.
Степаныч – Кудайберды: Давай!
Кудайберды начинает выдыхать дым на Александра.
Степаныч: Ну, с Богом! – Берет руку Александра и делает резкий надрез скальпелем...
Александр молниеносно закрывает глаза, увидев кровь, и крепко сжимает зубы.
Степаныч: Держись, браток! У нас в Афгане похлеще бывало...
Натура.
Американское ранчо Фрэнсиса. День.
Возле озера стоит маленькая Стефани и, протянув ладошки над озерной гладью, медленно говорит по-английски: Ты – молодец... ты все сделал правильно... все хорошо... все хорошо... успокойся...
Стефани делает круговые движения над водой, как будто гладит зеркальную поверхность.
Над озером начинает расползаться густой белесый туман.
Интерьер.
Комнатка Степаныча. Вечер.
На стуле сидит бледный Александр с забинтованной ладонью.
Перед ним из белесого тумана выплывает лицо Степаныча, который слегка поглаживает Александра по плечу и тихонько приговаривает: Ты – молодец... ты все сделал правильно... все хорошо... успокойся...
Александр заторможено смотрит на Степаныча: ...А где она?
- Кто – «она»? – не понимает Степаныч.
- Девочка...
- Какая девочка?
- Я ее видел... только что... И – туман... туман... – Александр
говорит очень медленно как-то нерешительно.
Кудайберды, посасывая трубочку, задумчиво произносит: У него, однако, сейчас долго туман будет... У меня, однако, тоже... А у тебя?
Степаныч хмыкнул: У меня – ясно... Ясно?! ...Димыч, заходи!
В помещение заскочил Димыч: Ну, что? Ты как, брат? – Он похлопал по плечу Александра.
- Да, он сейчас никак... Вот, благодаря ему... – Степаныч хмуро кивнул в сторону невозмутимого Кудайберды. – На! И – пулей отсюда! – Он протянул Димычу микросхему, завернутую в кусочек газеты. – Лучше... в воду брось где-нибудь! Понял?
- Так точно! – козырнул Димыч и вылетел из комнатки.
Засобирался и Кудайберды: Ну, и я пойду... Травки ему чуток оставить? А? На – потом! Чтоб в себя пришел!
Вдруг побледневший Степаныч подскочил к Кудайберды, схватил его за плечи и стал трясти: В себя пришел, да? В себя пришел! Или – ушел от себя?
Испуганный Кудайберды съежился и затрясся: Ты чего? Чего? Я ж, как лучше хотел...
- Как лучше?!! Как лучше хотел!!! Ей – тоже, «как лучше» хотели! Иди отсюда! Видеть тебя не хочу! – Степаныч открыл дверь и вышвырнул Кудайберды из комнатки.
Растерянный Кудайберды стоит в темном узком коридоре. По щекам его катятся слезы.
Он тихонько шепчет: Я ж, как лучше, хотел...
Италия.
Интерьер.
Салон легкового автомобиля. День.
Филомена едет в автомобиле с Франко и с Лучано.
Франко за рулем: Довезем тебя до развилки... бандиты уже там! Ждут! Филомена смеется: Кто из них победил, не знаешь?
Франко: Нет! Не звонили. Наверное, еще дерутся!
Филомена: А почему Лучано не хочет со мной поехать?
Франко: О чем ты говоришь!!! У нас же – ре-пе-ти-ции! – Он засмеялся и кивнул Филомене на заднее сидение. Там сидел Лучано и в упоении размахивал перед собой руками, не обращая никакого внимания на отца и сестру.
- А ты Елену не видела? – Осторожно спросил Франко.
- Нет! Я даже Александра уже в автобусе едва успела заметить...
Он все-таки пришел меня проводить... А ты не пробовал с ней
связаться?
- Пробовал... но...
- Ой, смотри! Вон они стоят! – обрадованно запрыгала на сидении
Филомена.
Италия.
Натура.
Дорожная развилка. День.
На обочине, возле своих автомобилей, стоят двое седовласых мужчин и не смотрят друг на друга.
Заметив машину Франко, один из мужчин – тот, что пониже и коренастей, выбежал прямо на дорогу и стал прыгать и размахивать руками.
Второй стоял неподвижно, как изваяние.
Интерьер.
Салон автомобиля. День.
Франко хмыкнул: Ну, все понятно! Этна победила!
Натура.
Дорожная развилка. День.
Автомобиль съехал на обочину.
Начались взаимные – объятия, поцелуи, шутки и т.д.
Филомена подбежала к насупленному дедушке из Катаньи: Нонно! Ну,
что ты так расстроился? Я же потом сразу к тебе приеду! – И она на ухо ему шепнула. – И я у тебя дольше побуду!
- Правда? – Расплылся в улыбке дедушка из Катаньи и, не глядя, процедил сквозь зубы в сторону своего соперника. – Я тебя когда-нибудь пристрелю! Слышишь ты, неполноценный мафиози!
- Что? Ты опять! – Дедушка из Этны бросился в драку.
- Так! Прекратите! А то, вообще, сейчас в Москву уеду! Навсегда! –
Грозно закричала Филомена.
- Ты, что! Там же – мафия! – Хором воскликнули оба сицилийские дедушки.
Москва.
Натура.
Набережная реки. День.
Серебристый микроавтобус стоит на набережной.
Елена сидит в салоне одна.
Водитель с одним программистом курят возле автомобиля.
Второй программист и полковник прогуливаются вдоль набережной. Программист оглядывается на микроавтобус: Нас там не слышно? Полковник: Да, вроде, не должно...
Программист: Похоже, что он там... – глазами указывает на воду. Полковник: ...Твою мать! Вы что, увеличивали импульс? Программист: Ну... Вы ж сами...
Полковник нервно зыркает на него: Заткнись! Пока – молчок. Понял? Программист молча кивает.
Интерьер.
Комнатка Степаныча. Вечер.
Александр с закрытыми глазами лежит на топчане, покрытом клетчатым одеялом.
За столом сидит Степаныч, тяжело подперев голову кулаком. Перед ним пустая бутылка водки. Он тихонько, без слов, напевает мелодию песни Love me Tender.
Александр медленно поднимается и, пошатываясь, подходит к столу. Он садится напротив Степаныча, так же подпирает полову кулаком и так же начинает намурлыкивать знакомую мелодию.
Сидят друг напротив друга двое мужчин – абсолютно разные по форме и пройденному пути, но – вполне схожие по своему содержанию.
Сколько длится этот странный дуэт – минуту? две? три?
Мужчины смотрят в глаза друг другу, и боль, что плещется в их душах, сливается вместе... но это тот случай, когда слияние двух величин, не влечет за собой увеличение, а совсем наоборот – боли становится чуточку меньше...
Степаныч кивает на пустую бутылку: Будешь? У меня еще есть... – он наклоняется, достает из-под стола еще одну бутылку водки и ставит ее на стол.
Александр отрицательно качает головой: Не...
Степаныч вздыхает: Тогда и я «не...» – Он ставит бутылку обратно под стол и смотрит на картину. – Ну, что, Светлячок? Как тебе там... без меня, а? ...Мне без тебя плохо...
Александр тоже смотрит на улыбающуюся девушку на картине: Она – настоящая... как живая...
Степаныч пристально смотрит на парня: Знаешь, за что я себя кляну?
Александр: Не знаю...
Степаныч: Я не сказал ей, как сильно ее люблю... Да, мы вообще, как-то о любви не говорили... Не до того было... Там... – он поднял голову и посмотрел на картины, где была изображена война, – там не до того было... Знаешь... когда твой лучший друг... с которым ты только что смеялся, ползет по песку и запихивает себе кишки в живот, а ты... ничего! ничего не можешь сделать, потому что санчасть разбомбили... ты... Знаешь, что мы делали...
Александр молча смотрит на Степаныча.
Степаныч: Заскакивали в ближайший дом, хватали наркоту – ее там валом! – и... Затолкаешь в него, и он, счастливый, умирает... А ты смотришь на него и – в себя тоже... заглотнул и – пошел месить всех, кто под автомат попадется... У тебя девушка есть?
Александр пересохшими губами прошептал: Есть...
Степаныч: Ты ей говорил, что любишь?
Александр: Нет еще...
Степаныч стукнул кулаком по столу: Так, что ж ты сидишь тут, мать твою! Беги! Кричи ей о своей любви! Не успеешь, как я, что тогда делать будешь, а?! А?...
Степаныч подошел к картине и ласково провел рукой по щеке улыбающейся девушки: Я ей каждую секунду готов кричать о любви... да только... хрен докричишься теперь...
Александр в ужасе смотрел на здорового мужика в тельняшке, который плакал, упершись лбом в разрисованный холст...
Когда он поднял на Александра лицо, залитое слезами, – оно было испачкано красной краской с картины: Поклянись мне...
Александр молча смотрел на Степаныча.
Степаныч: Поклянись! ...что как только увидишь свою девушку... первые слова твои будут: я тебя люблю! Слышишь – Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ...
Александр тихо и очень серьезно: Клянусь...
Италия.
Натура.
Открытая веранда. Вечер.
Филомена и дедушка сидят за празднично накрытым столом – виноград, персики, ломтики арбуза, сыр, красивая бутылка домашнего вина в ажурной соломенной оплетке...
Дедушка держит бокал с вином: Я хочу выпить за – незнакомого мне, но – прекрасного человека Александра! – Он поднимает бокал и делает им приветственный жест в распахнутое окно, – За тебя, Александр! Ты мне понравишься! ...Да, ты мне уже нравишься! – Протягивает бокал к Филомене, чокается. – Ti amo, Филомена!
Филомена: И я тебя люблю, дедушка! – Она делает несколько глотков вина и качает головой. – Это урожай какого года?
- А что, не нравится? – Встревоженно спрашивает дед.
- Perfetto! – Восклицает Филомена и смеется. – Ты
представляешь, дедушка, Рикардо... ну, наш балетмейстер, он сам знаешь, какой! Когда увидел Александра, сразу все понял и стал давать указания – где нужно свадьбу праздновать! – где мы будем жить! – и сказал, что рожать он разрешает мне только через десять лет...
- Как – через десять лет! Что значит – через десять лет! Я внука хочу! Мне, вон – вино не с кем давить! – вскочил дед и стал бегать по веранде.
- Да, сядь ты! Дай договорить! Ну, что за непоседа!
Дед садится, подпирает голову рукой и внимательно уставляется на Филомену: Прости... Ну, прости, дурака старого!
- Да, ладно, дедуль... И представляешь, Александр ему отвечает на это: perfetto!
- Что значит, perfetto?! Как это?! – Дед встает и опять начинает ходить по веранде.
Филомена с улыбкой наблюдает за ним.
- Ты знаешь... что-то он мне уже не очень нравится... – Остановившись у окна, задумчиво произносит дед. – Нет ну, конечно, если ты очень хочешь...
- Дед, ты невыносим! Я сейчас уеду в Катанью!
- Нет! Нет! Никогда! Я не позволю! К этому гангстеру! – Он
мгновенно подскакивает к Филомене, обнимает ее за плечи. – Девочка моя... Да, конечно же, я рад за тебя... Знаешь, мне сейчас твоя бабушка вспомнилась... Она была такая же... легкая... как ты... – Дед замолчал.
- Ты очень любил ее, дедушка? – тихо спросила Филумена.
- Что значит – «очень!», «не очень!» Любил... В нашей семье
только так: либо – любишь! Либо – не любишь! Я – любил... А почему «любил»? ...Я и сейчас ее люблю... – Он опять замолчал. Потом сел рядом с Филоменой, заглянул ей в глаза. – А ты сказала ему, что любишь?
- Нет еще...
- Почему?
- Ну, как-то... Не до того было... Но я ему показала!
- Как – показала? – удивился дед.
- Вот так! – Филумена приставила два указательных пальца к
своим ключицам, а потом направила их в сторону деда.
- А он тебя понял? Он разве знает язык глухонемых? – Удивился
дед.
- Наверное, нет... – Грустно ответила Филумена.
- Девочка моя... когда ты говоришь «я люблю», необходимо, чтобы
тебя поняли...
Москва.
Натура. Площадь возле Курского вокзала. Вечер.
По площади, насвистывая идет Димыч.
В руках у него сумка, из которой торчит длинный французский багет и болтаются какие-то продукты.
От стены отделяется фигура мужчины и идет за Димычем след в след.
Это – Фрэнсис.
Димыч его не замечает.
Перед тем, как нырнуть в лаз, ведущий к подземному бункеру, Димыч оглядывается и натыкается на Фрэнсиса.
Фрэнсис успевает схватить попытавшегося было рвануть наутек Димыча за руку и резко развернуть к себе.
Димыч жестко смотрит в глаза незнакомому мужчине: Ты кто?
Фрэнсис: Я – его отец.
Димыч: Кого – его?
Фрэнсис свободной рукой достает из кармана фотографию.
На фото Александр и Фрэнсис стоят, обнявшись, и радостно улыбаются.
Интерьер.
Веранда в доме деда Филомены. Италия. Вечер.
Филомена стоит у окна и пальцем обводит на запотевшем стекле контур виднеющегося вдалеке вулкана.
Улыбнувшись, девушка отворачивается от окна и опирается на подоконник.
Над ее головой – начинает медленно разгораться ярко-алая корона – это просыпается вулкан Этна.
Интерьер.
Комната в доме Франко. Италия. Вечер.
Резко поднимается с кровати спящий Лучано. Подходит к окну. Перед окном на улице качается от ветра одинокий фонарь.
Лучано какое-то время сосредоточенно смотрит на него, затем берет с подоконника мобильный телефон, пишет смс – отсылает.
Выбегает из комнаты, бежит по дому, забегает в комнату отца – она пуста.
Лучано бежит в гостиную – она тоже пуста. Он пишет на телефоне еще смс – отсылает.
В комнате у отца, на тумбочке, светится экран незамеченного Лучано телефона – это пришла смс.
Интерьер.
Веранда в доме деда Филомены. Италия. Вечер.
Лежит на столе телефон Филомены.
Падают на стол яркие блики разгорающегося вулкана.
Интерьер.
Квартира Елены и Александра. Москва. Ночь.
Елена курит у окна.
Звонит телефон за ее спиной.
Елена хватает трубку: Фрэнсис... Что???
Интерьер.
Гостиничный номер Фрэнсиса. Москва. Ночь.
Фрэнсис разговаривает по телефону.
Александр сидит на кровати и рассматривает в ноутбуке фотографии Неапольского театра, в котором работает Филумена.
Фрэнсис в трубку телефона: Не волнуйся... Мы... у меня в номере... Да. ...Вдвоем. Нет, приезжать не нужно... пока... Я перезвоню. Хорошо... Передам... Да... Спасибо... До скорого...
Фрэнсис кладет телефон на подушку: Она не приедет...
Александр: Спасибо. ...Извини, отец, но я сейчас не могу... с ней...
Фрэнсис: Я понимаю... Придешь в себя – позвони обязательно...
Александр: Конечно.
Какое-то время они молчат.
Фрэнсис смотрит в окно.
Поворачивается в Александру: Так ты летишь со мной?
Александр усмехается: А у меня есть выбор?
Фрэнсис: Выбор есть всегда... И он обычно – достаточно прост!
Александр внимательно смотрит на отца.
Фрэнсис: ...сделай рывок изо всех сил! Либо – сам, либо – ухватись за руку друга... – он протягивает Александру свою ладонь.
Александр, мгновенье подумав, протягивает отцу – правую, забинтованную ладонь.
Глядя сыну в глаза, Фрэнсис сжимает его забинтованную руку и резко рвет на себя...
Скривившись от боли, Александр тем не менее, группируется и делает шаг – прямо отцу в объятия.
Обняв его за плечи, Фрэнсис шепчет: Ничего, сынок, прорвемся... Бывает больно иногда... Это – нормально... Боль заставляет двигаться вперед сильных людей... А мы же с тобой сильные, правда? – Из его глаза выкатывается слезинка и падает на голое плечо Александра.
- Правда. – Успевает ответить Александр и вдруг отскакивает от отца в другой конец комнаты.
- Ты что? – Испуганно смотрит на него Фрэнсис.
Сжавшись в комок, Александр затравленно смотрит на отца и шепчет: Огонь... Огонь...
- Где – огонь? – Фрэнсис делает шаг к сыну.
- Не подходи! Не надо! Больно...
Натура. Италия. Ночь.
Летят во все стороны искры из разбушевавшегося вулкана Этна.
Выбегают люди из домов, садятся в машины.
Крики, паника.
От вулкана начинает сползать вниз, к городу, широкий поток огненной лавы.
Из дома выскакивают Филомена и дедушка, бегут к машине, садятся в нее.
Филомена замечает ребенка, растерянно стоящего на дороге, – выскакивает из машины, бежит к ребенку.
Дедушка бежит следом за Филоменой.
Филомена подхватывает ребенка на руки, разворачивается к машине...
В это мгновение на машину падает принесенный ветром сноп искр – машина вспыхивает ярким факелом...
Подбежавший дедушка хватает Филомену за руку, увлекает за собой... – они бегут в сторону от дороги, по которой неукротимо ползет алый огненный поток.
КМБ.
Межгалактическое пространство.
Две фигуры на контровом свете полыхающего светила.
Первая фигура: Армагеддон?
Вторая: Возможно...
Первая: А что же наш Посланник?
Вторая: Он потерял слишком много времени...
Первая: И нам по-прежнему нельзя вмешаться?
Вторая: Сколько можно?! Земляне исчерпали наш лимит доверия!
Первая (удивленно): Но мы ведь ничего не делали!
Вторая: Мы давали им самое ценное – ВРЕМЯ...
Натура.
Полянка возле хижины шамана. Южная Америка. Ранний вечер.
На поляне горит костер. У костра спит Александр.
Рядом с Александром сидит шаман и держит в своих ладонях его правую руку, покачивая ее...
Чуть в стороне стоит Фрэнсис, подняв голову к небу. Белым комком начинает падать с неба сокол.
Перед самой землей он мягко планирует и, совершив плавный полукруг, садится рядом с шаманом.
Фрэнсис подходит к троице и тоже садится рядом.
Сокол, шаман и Фрэнсис сидят в форме правильного треугольника. В центре – спит Александр.
Шаман поднимает глаза на Фрэнсиса: Что тебе сказало небо?
Фрэнсис: ...Что наше время закончилось...
Шаман переводит взгляд на сокола: А твой мир может помочь человеку?
Сокол машет крыльями, взмывает в небо и, сделав пару кругов, улетает.
Шаман молча смотрит ему вслед. Переводит взгляд на Фрэнсиса: Все понял?
Фрэнсис: Неужели совсем ничего нельзя сделать! Ведь так не бывает!
Должен быть какой-то выход!
Шаман отпускает ладонь Александра, встает, кивает Фрэнсису: Пойдем...
Вдвоем они поднимаются на одну из высоких горных вершин, которыми окружена поляна с горящим костром и спящим у костра Александром.
- Смотри! – шаман простирает руки вверх, указывая на стаи кружащих птиц высоко в небе. – Они тоже ищут выход!
Фрэнсис поднимает голову, смотрит на птиц, и вдруг лицо его искажается в болезненной гримасе – птицы начинают бросаться вниз и разбиваться о скалы...
В гнетущем молчании шаман и Фрэнсис подходят к костру. Проснувшийся Александр сидит у костра.
Увидев подходящих, он встает: Я вспомнил! Я знаю, что должен сделать!
Отец и шаман выжидающе смотрят на парня.
Александр: Я должен найти очень чистую воду... бескрайнюю воду... и войти в нее!
Шаман: Ты можешь погибнуть... Александр: Я знаю!
Шаман: А можешь – возродиться... Александр: Да!
Шаман смотрит на Фрэнсиса: Я покажу вам путь к самой чистой воде!
Интерьер.
Театральная сцена. Москва. Вечер.
Елена ходит по освещенной сцене, наталкиваясь на стулья.
Бормочет вполголоса:
Это будет в день святого Никогда...
В день святого Никогда
Сядет бедный человек на трон...
В этот день берут за глотку зло...
В этот день всем добрым повезло...
Резко разворачивается и, приплясывая, идет на зал:
А хозяин и батрак
Вместе шествуют в кабак! В день святого Никогда!
Из темноты зала раздается громкий крик: Стоп! Стоп! Давай сначала! Что это с тобой сегодня? Ты, как сонная муха, Елена!
Елена садится на стул и вытягивает ноги: Да, я сегодня... вообще не спала...
На сцену выбегает режиссер: Ну и что мне с тобой прикажешь делать? Премьера на носу! А ты... – Он начинает нервно ходить по сцене, спотыкается о вытянутые ноги Елены. – Ч-черт!
Елена не реагирует никак – она спит.
Режиссер удивленно смотрит на Елену и прикладывает палец к губам: Тс-с-с-с... Тихо все... Репетиция окончена... Завтра в десять...
Со сцены начинают спускаться в зал актеры.
Тихонько, на цыпочках, проходят мимо Елены и стоящего возле нее режиссера.
Когда уходит последний из актеров, режиссер присаживается на корточки возле Елены и осторожно берет ее ладонь в свои руки: Ну, чума... чума... Разве ж можно так себя загонять... Вот, артисты, мать вашу...
Елена спит, тревожно вздрагивая во сне. Режиссер улыбается и ласково гладит ее ладонь.
Интерьер.
Салон самолета. Вечер.
Александр спит в кресле, тревожно вздрагивая.
Сидящая рядом Стефани осторожно гладит его руку.
С соседнего ряда поглядывают на них Марика и Фрэнсис.
За окном самолета проплывают – то густые облака, то – мигающие россыпи звезд.
Интерьер.
Аккуратная комнатка в деревенской хатке. Утро.
За столом сидит монах в голубом свитере и жадно ест густой украинский борщ.
На деревянной лавке у стены сидит старая женщина и сочувственно смотрит на монаха.
Доев борщ, он откладывает ложку и стеснительно смотрит на женщину: Спасибо, мать...
Она встает и молча наливает ему еще.
Он, уже с меньшей жадностью, но так же вкусно, принимается за еду.
Женщина улыбается: Откуда ж ты идешь, такой изголодавшийся по живой пище?
Монах поднимает на женщину серьезные глаза: Из плена, мать... из плена...
Женщина переводит взгляд на фотографию молодого солдатика на бревенчатой стене: А мой... все никак не дойдет... из плена...
Монах тоже смотрит на фотографию: И – давно?
Женщина: Тридцать лет уже...
Монах: Он придет... Обязательно придет... Я знаю! Женщина: А ты поживи пока у меня... Подождем его вместе...
Монах улыбается: А меня Сережкой зовут!
Женщина: А меня... можешь мамой звать... Можешь?
Монах кладет ложку, подходит к женщине, обнимает ее голову и шепчет в волосы: Ма-ма...
Интерьер.
Номер в гостинице. День.
Александр стоит спиной к окну и смотрит на сидящего на кровати отца.
Фрэнсис: Ну, что! Я предлагаю такой вариант: сейчас все отдыхаем, а потом... как скажешь...
Александр: Ты знаешь, а мне мама приснилась... в самолете...
Фрэнсис: Может, позвонишь ей?
Александр: Я думаю... лучше потом... когда все закончится...
Фрэнсис улыбается: Или – начнется!
Александр: Или – начнется... Хорошо, отец! Иди отдыхай...
Фрэнсис: А ты?
Александр: И я, разумеется...
Фрэнсис выходит из комнаты.
Александр медленно поворачивается к окну и... резко разворачивается обратно – за окном шумит и волнуется огромный океан.
Интерьер.
Номер Фрэнсиса и Марики. День.
У окна стоит Стефани и смотрит на огромные волны бушующего океана.
Марика смотрит телевизор.
Диктор с телевизионного экрана: «Планету ожидает массовое извержение вулканов – прогнозируют ученые Норвегии, Австралии и Гавайев. Ядро земли пульсирует от жара. Его температура скоро достигнет пика и тогда потоки лавы обрушатся на человечество... В подтверждение прогноза вчера в Италии проснулся вулкан Этна... Власти в спешном порядке эвакуируют жителей и пытаются вывезти скот... На сегодняшний день в списках погибших уже 290 человек... О трехсот пятидесяти ничего не известно...»
На экране телевизора появляется балетмейстер Неапольского театра. С нескрываемой тревогой он говорит: «Солистка нашей балетной труппы уехала к родственникам в Этну два дня назад...»
На экране появляется фотография Филомены.
Диктор: Уважаемые телезрители, если кто-то видел эту девушку или обладает хоть какой-нибудь информацией о ней, звоните в студию прямо сейчас...
На экране появляется номер телефона. Распахивается дверь, и в комнату входит Фрэнсис.
Он смотрит на экран: Это она! Боже мой! Это она... – он разворачивается, чтобы выйти, но Марика успевает схватить его за руку.
Марика: Стой! Нельзя ему сейчас говорить ничего! Он должен принять решение независимо от любой... слышишь, от любой информации! Пожалуйста... Пойми!
Фрэнсис останавливается: Да... Ты права... Я понимаю...
Стефани отворачивается от окна и идет к двери.
Марика: Стефа, ты куда?
Стефани невозмутимо проходит мимо матери: Мне нужно.
Интерьер.
Гостиничный коридор. День.
Открывается дверь одного из номеров, из нее выходит Стефани.
Девочка переходит коридор и подходит к двери – та распахивается и из нее выходит Александр.
Стефани протягивает ему руку: Я – с тобой.
Александр смотрит на девочку и, секунду подумав, протягивает ей свою руку: Хорошо. Пойдем.
Взявшись за руки, они идут по сужающемуся коридору.
Интерьер.
Каморка Степаныча. Вечер.
У холста, натянутого на подрамник, прикрепленный к железному крюку, выступающему из стены, стоит Степаныч.
В руках у него палитра и кисточка.
Степаныч окунает кисточку в краску и делает быстрые небрежные мазки на холсте.
Слева от холста вполоборота стоит Фарида завернутая в цветастую шаль и время от времени скашивающая глаза на картину.
Степаныч прикрикивает на нее: Не вертись! Модель должна стоять неподвижно!
Фарида: Слушай, ну зачем неподвижно? Она же должна немного ходить... туда-сюда, сюда-оттуда...
Степаныч: Не должна она ходить! Понимаешь! ...Она от него уходить не хочет! Совсем не собирается она уходить... Там просто... я не пойму, что там случилось... Ну, что – похожа? – он оборачивается к Димычу, сидящему на топчане.
Димыч подходит к картине, вглядывается в изображенных на ней парня и девушку.
Девушка, оглянувшись на парня, почему-то делает шаг от него. Парень, очень похожий на Александра, догоняет ее и протягивает руку, чтобы остановить.
Димыч нерешительно: Да, вроде, похожа... Знаешь, я ж ее только мельком видел
Фарида: А почему она от него уходит? Ты же сам говоришь – она не хочет уходить? А что, если он ее не догонит? Что тогда?
Степаныч: Слушай, помолчи, а! Должен догнать! Просто обязан догнать! ...Потерпи еще немного... пожалуйста... Если я их смогу соединить здесь, у них и там – все получится... Верно я говорю? – Он смотрит на Димыча.
- Абсолютно! – Очень серьезно отвечает Димыч. – Мне, чего делать?
- Сиди и думай! ...Думай о том, как они встретятся и обнимут друг друга. – Степаныч усердно принимается выписывать тянущуюся к Филомене руку Александра.
Димыч забирается на топчан с ногами, прижимает коленки к груди и начинает мечтательно улыбаться...
Натура.
Берег океана. Вечер.
Александр сидит на песке, спиной к океану, в такой же позе, как и Димыч – обхватив руками колени прижатые к груди.
Лицом к Александру и, соответственно, к океану – сидит Стефани.
Протягивает Александру обе свои ладошки: Дай мне свои руки, пожалуйста...
Александр нехотя протягивает ей левую...
Стефани настойчиво: И правую тоже.
Александр: Зачем тебе...
Девочка перебивает его: Если я что-то прошу тебя сделать, ты не спрашивай «зачем!», а сразу делай!
- А, если я не хочу! – удивляется Александр.
- Ты должен захотеть! Потому что я знаю, как правильно! –
упорствует Стефани.
- И что, ты никогда не ошибаешься? – Иронично усмехается
Александр.
- Ошибаюсь, конечно! Я ведь только учусь быть волшебницей! Поэтому, ты – слушай меня, а – спрашивай у себя, как надо! – Невозмутимо отвечает девочка, заставив все-таки Александра расхохотаться и дать ей вторую руку. – Ну, вот... молодец...
Довольная Стефани держит в своих ладошках ладони Александра и внимательно смотрит ему в глаза.
В какой-то момент парень не выдерживает серьезного взгляда маленькой девочки и отводит глаза в сторону...
- Ну, что ты? – ласково говорит Стефани. – Не обижайся на меня...
- С чего ты взяла, что я на тебя обижаюсь?
- Это не я взяла! Я этого и не собиралась брать совсем! Это ты
себе придумал обиду! ...На меня, на папу, на мою маму и на
свою маму тоже!
- Откуда ты знаешь? – Александр растерянно посмотрел на
Стефани.
- А я все о тебе знаю... Мы ведь родные с тобой... Только ты этого
еще не понял почему-то... Давай уже, начинай меня любить! А то неправильно как-то – я тебя люблю, а ты меня не очень! Но я тебе сейчас все расскажу и тогда, наверное, ты меня сразу полюбишь!
- Ну, расскажи... – Улыбнулся Александр.
- Понимаешь, когда я захотела прийти на вашу Землю, мне нужно
было выбрать себе маму и папу... Маму я сразу нашла... А папа очень долго не находился, а потом вдруг нашелся! И я решила, что он уже готов!
- А как же моя мама и я? Ведь он же был с нами тогда?
- Нет! Твоя мама и наш папа они уже были не вместе... Они были
рядом, но не вместе... Понимаешь?
Александр внимательно смотрел на девочку.
Он вдруг вспомнил, как незадолго до того дня, когда папа окончательно уехал в Америку, он оказался свидетелем разговора между родителями...
Они не ругались, они спокойно разговаривали... и папа вдруг сказал маме эту фразу: «Мы рядом, но не вместе...»
И мама... мама кивнула головой и улыбнулась: «Да! Ты абсолютно прав – то, большое и красивое, что было между нами, закончилось... А новое почему-то не начинается...»
Стефани молча гладила ладони Александра, и он вдруг почувствовал такую щемящую нежность к этой девочке, какую даже предположить в себе не мог.
Стефани подняла глаза: ...А тебя я тоже тогда выбрала! Я очень хотела, чтобы ты стал моим братом... Ты мне понравился... А я тебе нравлюсь?
Александр заулыбался и закивал: Нравишься... очень нравишься. Ты – смешная!
Стефани: Я – хорошая! И очень умная! Хочешь, дам совет?
Александр вдруг почувствовал спиной... абсолютно – физически, как напрягся океан сзади...
Волны поднимались все выше и выше и издавали странные звуки, похожие на человеческий голос...
Александру казалось, что еще чуть-чуть и он разберет слова...
Спина его выпрямилась... стала ровной, как струна... он уже готов был оглянуться и броситься в воду, но Стефани потянула его ладони к себе: Не спеши... Не спеши... Ты знаешь, зачем мы пришли на эту Землю?
Александр: Я знал... Я знал... Но сейчас я забыл... Я не помню...
Стефани: Ты вспомнишь... Обязательно вспомнишь... Они присылали многих... сделать это... У них не получилось... Они не смогли... Ты – сможешь! Я знаю! Ты только...
- Что? Говори! Я слушаю! – Закричал, не выдержав Александр.
- Научись слышать! Научись договариваться... с ними... со
всеми... Не бойся! Ты – свободен!
- Да! Я – свободен! – Александр встал, сбросил с себя одежду и
резко повернулся к океану...
- Подожди! – закричала девочка.
Александр повернул голову.
- Я люблю тебя! – Стефани прижалась к брату.
Александр взял ее лицо в свои ладони и прошептал: Я тоже... тебя... люблю...
Интерьер.
Гостиничный номер. Вечер.
Фрэнсис и Марика стоят у окна, держась за руки.
Они видят, как Александр обнимает Стефани, прижимает ее к себе и – резко отодвинув, бежит к океану и бросается в бушующие волны.
По щекам Фрэнсиса бегут слезы.
Марика кусает губы и шепчет: Он все сделал правильно... Он – свободен...
Фрэнсис садится на пол и закрывает лицо руками. Марика садится рядом с ним.
Открывается дверь и входит Стефани.
Видит сидящих на полу родителей и удивляется: Вы что-то потеряли? Или играете?
Фрэнсис поднимает на нее мокрое от слез лицо.
Стефани невозмутимо: Папа, у тебя вода на лице! Надо высушить! А то вдруг... – Она улыбнулась. – Ой, как я спать хочу!
Родители удивленно смотрят на нее.
Марика, поняв что-то важное, начинает несмело улыбаться.
Стефани потягивается: Ой... Все нормально! Он немного поработает... А я спать пошла!
Родители молча переглядываются. Стефани спокойно выходит из комнаты.
Натура. Океан. Ночь.
Александр плывет по бушующему океану.
Волны то набрасываются на него, заставляя упорно бороться, то – ласково поднимают вверх и мягко опускают вниз...
В небе, усыпанном звездами, вспыхивают молнии. Начинается гроза.
Слышатся гулкие раскаты грома.
Начинается дождь.
Вода сверху...
Вода снизу...
Яркие вспышки в небе...
Грохот волн в океане и грохотанье грома с небес...
Природа или... Нечто! – испытывают парня по полной программе!
Но Александр упрямо борется и в какой-то момент, подняв голову к небу, кричит: Я – свободен!!!
Натура.
Берег океана. Ночь.
Фрэнсис стоит на берегу океана и напряженно вслушивается и всматривается во все происходящее.
Его лицо, озаряемое вспышками молний, напряжено; взгляд предельно сконцентрирован...
Кажется, в любое мгновение он готов броситься в океан... А вокруг происходит невообразимое!
Небо, вода, молнии и звезды смешиваются в одну сверкающую карусель...
Карусель эта кружится вокруг Фрэнсиса и в какой-то момент он не выдерживает...
Фрэнсис делает шаг к океану, поднимает кулаки и кричит, что есть сил: Зачем! Зачем тебе он нужен! Возьми меня! Я расплачусь за все!
Налетевшая огромная волна сбивает Фрэнсиса с ног...
Он мгновенно вскакивает и бросается на волну...
Начинается дикая странная схватка не на жизнь, а на смерть...
Фрэнсис бьет волну кулаками, она в ответ – хлещет его по лицу, сбивает с ног...
Он подскакивает и вновь бросается вперед...
Интерьер.
Гостиничный номер. Ночь.
На диване спит Стефани.
Рядом сидит Марика и держит дочку за руку, тревожно поглядывая в окно.
В один из особенно сильных раскатов грома, Марика встает и делает шаг в направлении двери.
Стефани полусонным голосом останавливает ее: Не надо, мама... Не ходи... Они должны разобраться сами... Это мужская работа...
Взглянув на дочку, Марика вновь садится к ней и берет ее за руку. Стефани в полудреме гладит руку матери.
Натура.
Каменистый берег маленького острова. Утро.
Александр сидит на берегу и, трясясь то ли от холода, то ли от перевозбуждения, повторяет: Я свободен... Я свободен...
За его спиной к нему осторожно подбираются дикари в набедренных повязках и с копьями...
Получив сигнал от самого рослого, дикари набрасываются на Александра...
Он вскакивает, пытается отбиваться, но...
Связанного Александра ведут по узкой тропинке, вьющейся между тропическими лианами и огромными пальмами.
С ветки на ветку, прямо перед самым носом у проходящих, перелетают маленькие юркие обезьяны...
Симпатичный шимпанзе вдруг запрыгивает Александру на плечо и протягивает ему банан.
Несмотря на серьезность ситуации, Александр улыбается и говорит примату: Спасибо, конечно... но видишь ли – у меня руки связаны! – Он протягивает вперед свои связанные лианами руки.
Шимпанзе начинает бурно возмущаться.
Он дергает одного дикаря за копье, другого кусает за ухо.
К нему на помощь подскакивают еще три обезьянки.
Они отталкивают дикарей от Александра и начинают развязывать ему руки.
Дикари начинают о чем-то бурно совещаться.
Затем самый рослый ударяет копьем о землю и все умолкают, позволяя обезьянкам развязать Александра.
Когда лианы спадают с рук пленника, дикари вновь начинают советоваться...
А Александр отряхивает руки, улыбается и произносит: Я свободен! – спокойно глядя на дикарей.
Самый рослый улыбается и делает приглашающий жест вперед.
Александр направляется к самой большой хижине, у которой стоит вождь в красивом головном уборе из раскрашенных перьев.
Рослый дикарь подходит к вождю и тихонько что-то ему говорит. Вождь внимательно смотрит на Александра.
Качающиеся на лианах обезьяны начинают в свою очередь громко галдеть.
Вождь бросает взгляд и в их сторону.
Наконец, наступает тишина.
Вождь кивает Александру, приглашая войти в свою хижину.
Александр идет к дверному проему, заходит.
Вождь входит за ним.
Юркая обезьянка тоже успевает заскочить в хижину до того, как рослый дикарь встанет перед дверью.
Интерьер.
Хижина вождя. Утро.
В высоком деревянном кресле сидит вождь.
Перед ним, в одних плавках, стоит Александр. В углу хижины прячется обезьянка.
В дверной проем вбегает запыхавшийся маленький дикаренок и падает перед вождем на колени, уткнувшись головой в его босые ноги.
Вождь что-то строго ему говорит.
Мальчишка вскакивает и испуганно глядя на Александра, говорит на плохом английском языке: Нош хочет сказать тебе... пэхэна, чтобы ты зажег нуто в его саки мать... Она уже совсем саки...
Обалдевший Александр смотрит на мальчика: Что ты сказал? Я тебя не понимаю...
Вождь очень жестко произносит короткую фразу и мальчик, запинаясь, повторяет: Отец... велит тебе... потерянный белый брат... зажечь огонь жизни в его матери... Он почернел в ее теле...
Вождь вскакивает, начинает ходить по хижине и, размахивая руками, выкрикивать какие-то слова.
Мальчик, заикаясь от страха, говорит на ломаном английском: Она потерять... очень важную вещь... и теперь умирать... без нее... если ты не найти эту вещь... нош... отец убьет тебя...
Обезьянка подкрадывается к Александру, осторожно стучит по его ноге и, когда он бросает на нее взгляд, указывает пальцем на мальчика.
Не совсем понимая, что он делает, Александр резко выбрасывает руку в сторону мальчишки.
Мальчишка начинает рыдать, падает на землю и ползет к вождю. Вождь кричит на него и указывает на дверь.
Мальчишка выскакивает из хижины.
Обезьянка прячется.
Вождь нервно ходит по помещению. Растерянный Александр замер в молчании.
Через небольшой промежуток времени в хижину вбегает мальчишка. В руках он держит какие-то черные пластмассовые куски.
Вытирая рукой слезы с грязного лица, он протягивает эти куски Александру.
Александр нерешительно берет, разглядывает – это расколотая старая пластинка.
На ней написано – Elvis Presley “Love Me Tender”.
Александр читает название и вдруг – начинает улыбаться: в его ушах звучит голос Элвиса Пресли...
Вождь что-то гневно говорит.
Мальчик, всхлипывая, переводит: Отец сказать, что ты должен... это... – он руками показывает, что пластинку нужно собрать вместе, – я не знаю, как это сказать... Он сказать, что тебя сожгут на костре, если ты ее не... – он опять начинает делать судорожные движения руками.
Александр останавливает его: Не надо. Я понял! Пойдем к ней... – он берет мальчика за руку и выходит с ним из хижины.
Натура.
Площадка перед хижиной вождя.
Александр с мальчиком, а за ними – вождь, дикари, обезьянки – все вместе движутся к хижине матери вождя.
У дверей хижины стоит молодая девушка с глиняным кувшином в руках.
Она что-то тихо говорит вождю – выслушав, он склоняет голову и входит в хижину.
Мальчик, всхлипывая, переводит Александру: Она сказать, что принес ей чистой воды, но она... отказаться пить... она хотел умирать... Я не хотел... правда, не хотел... – Мальчик поднял на Александра заплаканные глаза. – Я только посмотреть... а она ломаться... и я спрятать... подумать, что это... унес уомблиска...
- Кто унес? – не понял Александр.
- Уомблиска – белый орел... А теперь она умирать и тебя сжигать
на костре... А меня прогонять из племени...
Из хижины выходит вождь и кивает Александру, приглашая войти. Александр и мальчик входят в хижину.
Интерьер.
Хижина матери вождя.
В центре стоит большая деревянная лежанка – на ней лежит женщина в белых одеждах с закрытыми глазами.
Александр подходит к ней и протягивает осколки пластинки: Вот... то, что вы потеряли...
Мальчик благодарно смотрит на Александра.
Женщина открывает неожиданно яркие глаза и смотрит на Александра: Ты кто?
Затем она замечает осколки пластинки, протянутые к ней – дрожащей рукой берет их и кладет себе на грудь.
Александр тихо: Я – Александр...
Мать вождя слабо улыбается: Его звали Алекс... Он учить меня танцевать и говорить на свой язык... А я его учить – смотреть на звезды... Мы вместе танцевать и смотреть на звезды... Теперь мне не с кем смотреть на звезды... и я скоро сама стать звездой... – Она смотрит на осколки пластинки. – Это все, что у меня быть от него... Он просить меня уехать с ним... но я была вождем племени и я... Я очень его любить... но я не могла уехать... А у тебя есть кого любить?..
Александр кивает.
Он присаживается на корточки, берет руку женщины в свои ладони и тихонько произносит: Я не могу склеить пластинку... это не в моих силах... Но в моих силах – вернуть вам песню... ту, что подарил Алекс...
Женщина недоверчиво улыбается: Нет! Это невозможно...
Александр: Возможно...
И он тихо начинает петь: Love Me Tender... Love Me sweet... Never let me go... You have made my life complete and I love you so...
Глаза женщины расширяются... улыбка становится радостнее...
Александр поет, может, не очень умело, но – искренне и душевно.
Женщина медленно начинает подниматься...
Она протягивает Александру руки и они начинают... танцевать...
Танцующая пара, кружась в медленном танце, выходит из хижины, продолжая танцевать.
Дикари, собравшиеся перед хижиной, замирают в восторженном ужасе.
Вождь, широко раскрыв глаза, смотрит на свершившееся чудо. Обезьянки, качавшиеся на лианах, замирают и раскрывают рты...
Пара продолжает медленно кружиться в танце... Александр поет.
По щекам обоих танцоров текут слезы.
Александр смаргивает слезы и пытается плечом вытереть щеки...
Женщина улыбается сквозь слезы: Не стыдись... Когда мужчина... уметь плакать... чистые слезы... это есть хорошо... Очень хорошо...
Натура.
Побережье океана. День.
К берегу причаливает украшенная яркими тропическим цветами длинная деревянная лодка.
На берег ступает вождь и уважительно подает руку Александру.
Смущенный Александр сходит на берег.
На нем – красивые кожаные брюки, расшитые бахромой, кожаная жилетка и головной убор из красочных перьев.
Стефани видит его из окна гостиничного номера и стремглав выбегает из комнаты.
Вождь обнимает Александра и с чувством произносит выученное слово: Брат! Брат! ...Брат!
Расталкивая скопившихся людей на берегу, наблюдающих за необычной церемонией, бежит Стефани: Пропустите! Это – мой брат! Мой брат! – с гордостью объясняет по пути девочка.
Подбежав к Александру, Стефани бросается ему на шею: Брат! Мой брат вернулся!
Вождь удивляется, потом – радуется, потом – подхватывает девочку на руки: Брат?
- Брат! – отвечает Стефани!
- Брат! Брат! – вождь подбрасывает девочку на руках. – Затем
снимает со своей шеи ожерелье из красивых голубых жемчужин
и одевает на ее шею. – Брат?
- Брат! – радуется девочка.
Мать вождя обнимает Александра: Ты ничего не бояться! Твоя любовь ждет тебя... Ты суметь договориться с огнем и спать... ой, нет! – спасать это... – Она делает широкий жест правой рукой, глядя направо. – И это... – делает такой же жест левой рукой...
Подходит Фрэнсис.
Мать вождя обращается к нему: Твой сын спасать мою любовь... Спасибо!
Фрэнсис кивает, закусив губу...
Мать вождя внимательно смотрит на Фрэнсиса: ...Она – жива! Я помогу ему! Он – спасать мою любовь! – Она прикладывает руку к своему сердцу. – А я – спасать его любовь! – Поворачивается к Александру. – Ты не борись ни с водой, ни с огнем...
Фрэнсис смущенно отворачивается.
Мать вождя: Ты – суметь договориться! Сейчас надо – до-го-во-риться! Понял?
Александр кивает головой: Понял... Я понял. А может... ты тоже найдешь своего Алекса?
Женщина лукаво улыбается: ...Может! – Она протягивает Александру ладонь с большим зеленым изумрудом. – Вот! Он поведет тебя к ней! ...Помни: ты – Хэния! Воин духа! Иди!
Александр берет камень и внимательно смотрит на него: под лучами солнца всеми своими гранями блестит и переливается огромный зеленый изумруд – и вдруг одна грань начинает светиться ярким белым светом... и белая дорожка устремляется от камня, вопреки всем законам физики, прямо вверх – к небу...
Александр поднимает голову – в небе летит самолет...
Парень переводит глаза на мать вождя и она кивает: Да! Лететь! Быстро!
Фрэнсис берет сына за руку: Поехали! Аэропорт здесь рядом!
Интерьер.
Салон самолета. Вечер.
Александр сидит в кресле и смотрит на изумруд в своих ладонях.
Камень бросает блики на окно... и за окном самолета начинают ответно мигать звезды.
Александр улыбается.
Натура.
Улицы итальянского города. Раннее утро.
Александр идет по улице, поглядывая на изумруд в своей, чуть вытянутой вперед, руке.
От камня тянется вперед луч света, указывая путь.
Александр идет все быстрее и быстрее.
Начинает бежать...
Подбегает к трехэтажному голубому зданию с табличкой “OSPEDALE”.
Интерьер.
Помещение госпиталя. Утро.
...Распахивает дверь, вбегает в холл.
Бежит по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
На него с удивлением смотрят встречающиеся по пути больные и медперсонал.
Кто-то пытается что-то спросить, но Александр ни на кого не обращает внимания...
Он бежит по длинному коридору и, наконец, останавливается перед дверью с цифрой «111».
Какое-то время стоит перед дверью, восстанавливая дыхание и, решившись, толкает дверь...
Интерьер.
Больничная палата. Утро.
Первое, что видит Александр – стоящую у окна Филомену...
На звук распахнувшейся двери девушка оборачивается и...
Луч света от изумрудного камня в ладони Александра падает на лицо Филомены, и оно начинает светиться – и от улыбки, озарившей его, и от солнца, вспыхнувшего за окном, и от луча – идущего от изумруда...
Вся палата озаряется удивительным волшебным светом.
Александр медленно... бесконечно медленно идет к Филомене...
Девушка медленно... очень медленно распахивает объятия...
Александр смотрит на забинтованные по локоть обе руки и – ему очень хочется спросить: Тебе... не больно?
Но... Феломена произносит – «Я...»
И Александр в полусне повторяет «Я...»
И практически одновременно из их уст следует двойное – «...тебя ... люблю...»
Они долго стоят, обнявшись...
И лишь через какое-то время Александр спрашивает: Тебе не очень больно?
- Уже нет! – Смеется девушка. – Руки быстро заживут! А ноги – целые, слава Богу!
Александр, улыбаясь, смотрит на девушку.
Вдруг изумруд, оставленный парнем на подоконнике, начинает светиться ярко-красным светом и тревожно мигать.
- Что это с ним? – Спрашивает Филомена.
- Не знаю... – Недоумевает Александр.
Тут начинает мигать синим светом лампа над дверью палаты... Ребята озадаченно смотрят на лампу...
Наконец, на экране монитора, стоящего на тумбочке, появляется встревоженное лицо медсестры и она что-то быстро говорит по- итальянски.
В коридорах слышится шум и топот бегущих ног... Филомена хватает Александра за руку: Скорее! Скорее! Они выбегают из палаты и бегут вниз по лестнице.
- Что случилось? – на бегу спрашивает Александр.
- Вулкан просыпается... Всех эвакуируют... Внизу ждут машины...
Скорее.
Натура.
Улицы города. День.
Они выбегают на улицу и Александр неожиданно увлекает Филомену в сторону от машин.
- Что ты? Что? – недоумевая, спрашивает девушка.
- Мне нужно – туда! – Александр показывает в сторону вулкана.
- Туда нельзя! – Филомена тянет его к машинам.
- Ты – езжай! ...Мне очень нужно! Я тебе потом объясню! –
Александр толкает девушку к машинам, а сам бежит в сторону вулкана.
Оглянувшись, он видит, что Филомена догоняет его: Я – с тобой!
- Не боишься? – улыбается Александр.
- С тобой – нет! – Смеется девушка.
В суматохе на двух сумасшедших, бегущих к огненной лаве, никто не обращает внимания.
Александр и Филомена взбегают на пригорок, потом опускаются с него и останавливаются внизу на дороге.
От вулкана тянется широкая полоса льющегося огня... Ребята стоят на дороге, взявшись за руки.
Свет от лавы приближается и начинает освещать их лица. Александр стоит спокойно.
Взглянув на него, успокаивается и Филомена.
Огненная река начинает течь медленней... медленней... сужается... и останавливается в нескольких метрах от стоящих...
Филомена, обессиленная, садится прямо в дорожную пыль.
Александр медленно идет навстречу узенькой струйке огня... присаживается на корточки и произносит: Ну, что, хороший мой... Что ты хочешь мне сказать... О чем предупредить? ...Говори, я услышу... Я постараюсь услышать...
Перед сидящим Александром пляшет струйка огня... извивается змейкой... как будто, между человеком и огнем и впрямь идет разговор...
К Филомене, сидящей в пыли, подходит Александр.
- Что? – Подскакивает девушка.
- Боюсь, что мы не успеем... Они уже все решили... – Мрачно
отвечает Александр.
- Успеем! Мы обязаны успеть! – Филомена хватает Александра за
руку и они бегут обратно – вверх, на взгорье... потом – вниз...
потом – по дороге к госпиталю...
КМБ.
Межпланетное пространство.
Несколько высоких полупрозрачных фигур на фоне начинающего тускнеть светила.
Одна из них, самая высокая, начинает говорить: «Синклит Координаторов Галактики решает прекратить существование объекта No698 под названием Земля, как не оправдавшего доверие и не имеющего более права на существование... Ставим вопрос на голосование. Кто – «за»?»
Один из Координаторов выступает вперед: «Я возражаю! Мы должны предоставить землянам еще хотя бы один шанс!»
Главный Координатор: «Мы давали им предостаточно шансов! Но у них уменьшился живой огонь души до критического уровня. Они заменили почти все живое эрзацем и фальшивой подменой...Нет смысла держать подобную планету в Галактике. У нас достаточно таких «эрзацев»! Мы надеялись, что они станут уникальными... Живыми! Но, увы...»
Координатор пытается возражать: «Но, все же!»
Главный Координатор спокойно: «Ты имеешь право голосовать против...»
Первый оглядывается и видит большинство голосующих «за»...
Натура.
Дорога к госпиталю. Вечер.
Александр и Филомена бегут по дороге.
Филомена: Скорее! Мы должны успеть! У меня в тумбочке...
Интерьер.
Госпиталь. Лестница вверх. Палата. Вечер.
Ребята вбегают в палату.
Филомена выдвигает ящик тумбочки – достает высокую красивую свечу. Ищет зажигалку. Перерывает все вещи, разбрасывая их по полу. Александр вырывает какие-то провода от приборов, камнем- изумрудом зачищает их, подносит один провод к другому – вспыхивает искра, Филомена успевает поднести свечу – фитилек свечи вспыхивает живым пламенем.
Ребята ставят свечу на подоконник, распахивают окно...
Александр обнимает Филомену за плечи: Думай обо всех, кого ты любишь, и посылай им Свет...
На Земле в разных местах зажигаются живые огоньки. Все, с кем сталкивались наши герои, зажигают –
кто – свечу...
кто – огонь в камине...
кто – костер в поле...
кто – лампадку...
кто – огонь в простой деревенской печи...
Это – Фрэнсис с Марикой и Стефани... Елена...
Димка, Степаныч и Фарида...
Дикари на острове...
Мать вождя с голубоглазым мужчиной – возможно, это Алекс... Бывший монах Серега и женщина, приютившая его... Балетмейстер...
Франко и Лучано...
Женщина, у которой монах принимал роды, ее муж и ребенок... И многие-многие другие...
Координатор Синклита, взглянув на небо, кричит: «Остановитесь! Смотрите!»
По небу, искрясь и переливаясь, словно огромный космический корабль, плывет живая планета Земля и на ней, среди множества искусственных иллюминаций и вспышек, явно различаются Живые Огни Любви и Надежды.......
Январь 2013 г. Планета Земля. Елена Петровская.
+380980556717 (ватсап, вайбер)
Киносценарий свобода
© Copyright: Елена Петровская 7, 2020
Свидетельство о публикации №220081401090
Свидетельство о публикации №220081401090
Рецензии