Глава 10

   – А не придумал бы план с моим участием, не появился? – с горечью спросила девушка.
Молодой человек кивнул головой, а потом добавил, – Не мог тобой рисковать!
   – Сейчас, значит, можешь, – утвердительно и печально произнесла Морева. – Интересно, чего же до сих пор молчал?
  – Был риск, что в Москве ты откажешься.
  – Сволочь, ты, Волчара! Я к тебе со всей душой, а ты мне не поверил! Ох, какая же ты…, – Даша не договорила. Голос ее дрогнул. Она понуро опустила голову.

   Но если бы в этот момент девушка взглянула на Вована, то поняла, что ее слова не произвели должного впечатления на молодого человека. Он всего лишь скептически посмотрел на подругу, а затем еле слышно прошептал:
  – Хм…, неужто на жалость пробивает? Опять ее дурацкие закидоны начались? Или в правду говорит от души? Ладно, странствие покажет! – И не проронив больше ни слова, продолжил движение. Вот так, в долгом тяжелом молчании, они двинулись по тропе, которая вилась среди убранных полей. Волков – впереди, за ним – Даша.
 
   На пути никого не встретили. Лишь однажды где-то вдали в небо тяжело и шумно поднялась стая галок, чтобы не торопясь, полететь в сторону противоположную спутникам. Наконец Морева все-таки решила за благо помириться с другом. И как оказалось, вовремя, ибо Вован объявил:
  – Подходим!

   Молодые люди вышли к обрыву. Перед ними открылась широкая панорама пойменного леса. Вдали за деревьями, которые окончательно сбросили лиственный наряд, просматривалась неширокая речка.
  – Ладно, забудем! Все равно не изменишь! – резко произнесла, как отрубила, Морева и с вызовом посмотрела на Волкова. По виду он вроде бы не отреагировал на заявление подруги, однако про себя обрадовался завершению ссоры.
  Между тем Даша, выдержав паузу, медленно промолвила:
  – Значит, это произошло здесь. – И показала рукой в направлении Поймы, имея в виду начало прошлогодних событий. Потом вскинула голову.

   В этот момент сквозь просвет в тяжелых облаках выглянуло солнце, – редкий на сегодня гость в пасмурном небе. Девушке даже пришлось прикрыть ладонью глаза, порядком отвыкшие от не по-осеннему ярких солнечных лучей. Вот тут у Моревой и вырвались слова, какие буквально год назад ей и в голову не пришло бы произнести:
   – Знаешь, Володь, а ведь это добрый знак! Солнце как бы освещает нам добрую дорогу. Ты не поверишь, только в прошлый раз сам Хорс помог Никите подняться к логовищу Змея. Значит, и у нас с тобой все будет хорошо! Будет просто замечательно!

   Вован, которого поразила искренняя просто детская убежденность его подруги в реальной помощи солнечного божества – а, казалось бы, взрослая женщина! – как-то странно взглянул на нее. Правда, спустя минуту сделал попытку не согласиться:
  – Я слышал, что Хорс – это не бог солнца, а месяца…
  – Нет, ты не прав, Волчара, ты глубоко не прав! – яростно вскинулась Морева. – В «Повести временных лет»…
  – Да уймись ты, Дарья! Вот доберемся до места и тогда выясним в натуре, че почем? Лучше я покажу тебе мой знак – амулет? Пойдем, пойдем же скорее вниз!
Волков первым направился к крутому спуску в пойму реки. На полдороги остановился. Вручил девушке сумку с гостинцем для шкипера и, хитро улыбнувшись, приказал:
  – Спускайся вон к тому холмику, что в стороне от тропинки! Заметила? Тогда располагайся за ним и жди своего суженного! – Подмигнул и легонько шлепнул Дашу по затянутой в джинсы, как он называл, «сахарнице». Тем самым подтолкнув быстрее спуститься по тропинке. А вслух прибавил, – И-ить, вертихвостка!
 
   Морева молча проглотила фривольную шутку, посчитав, что прозвучавший в ней намек в слове «суженый» того стоит. После чего начала спускаться в указанном направлении, и при этом откровенно закачала-заиграла бедрами. Когда достигла указанного места, Волков окликнул и поинтересовался:
  – Соломы хоть много лежит?

   Даша бросила взгляд на кучи пожухлой соломы, полусгнившего сена и прочего мелкого хвороста. Этой смесью из перечисленного местные люди, вероятно, решили закидать неглубокий овражек. Так что за прошедшие месяцы, если не год, мусора здесь набралось изрядное количество.

   Девушка спустилась в овражек метра на два. Потом развернулась кругом и по тому же склону на шаг поднялась. Привстав на цыпочки, выглянула из-за края овражка и, повысив голос, ответила:
  – Да-а!
  – Сдвинься влево и наблюдай полет над гнездом кукушки! – прокричал Волков. С этими словами он вытащил из карманов перчатки для автомобилиста, надел их, с минуту постояв, пританцовывая на месте, и со всей скоростью устремился вниз по склону.

   Догадавшись, чего задумал ее друг, Морева осуждающе покачала головой, но решила, так сказать, по руку не говорить. Наоборот, вместе с поклажей собралась присесть рядом с влажной скирдой сена, куда должен был приземлиться Вован.

   Усаживаясь, девушка непроизвольно оперлась рукой на полусгнившее сено правее себя. И тут неожиданно почувствовала, что под верхним слоем влажной засохшей травы лежит твердый предмет вроде какой-то железяки. Даша попыталась вытащить ее, однако не удалось. Тогда девушка разворошила старое влажное сено и вдруг с ужасом увидела…

   Кверху хищно торчат крупные ржавые зубья от звена бороны, которую кто-то когда-то выбросил якобы за ненадобностью! Словно подкинутая неведомой силой, Морева вскочила и закричала. Да так громко, что голос у нее моментально сорвался на хрип:
  – Нет, Володька-а, не-ет!

   Как раз в этот момент молодой человек, набрав максимальную скорость и добежав до края овражка, изо всех сил оттолкнулся от него. Вован здесь использовал складку местности, приподнимающийся овражистый берег, в качестве природного трамплина. В результате молодой человек взлетел, словно гигантская птица, в воздух и там закрутил над девушкой подлинное сальто-мортале.

   Вот тут-то он и услышал душераздирающий крик и сверху взглянул на Дашу. В свою очередь, Морева шагнула на место, где «спряталась» клятая борона, и протянула руки навстречу падающему молодому человеку. Протянула в безрассудной попытке подхватить и уберечь от пока неясной ему угрозы.

   Чтобы не обрушиться в падении на голову девушке, Волков с чисто звериным проворством взмахнул рукой. Дернул ногой. В воздухе извернулся всем телом и, – какая удача! – изменил траекторию падения. Да только в следующую минуту с тупым приглушенным стуком он рухнул буквально на границу мягкой кучи мусора с твердой землей.

   Какое-то время Морева недоверчиво и в молчаливом оцепенении смотрела на неподвижное тело друга. Казалось, в эту минуту по всей округе наступила гробовая тишина. Но лишь на одну минуту. А вслед раздался заунывный женский с каким-то надрывом то ли стон, то ли плачь.

  – Эх, кабы знал, где упасть, так соломки б подостлал! – неожиданно раздался до боли знакомый голос. Не веря собственному счастью, Морева перевела взгляд на Волкова. «Господи, заговорил! – мелькнула у девушки мысль. – Да-а…, вот уж не думала, что этот прежде малознакомый человек, который за последние дни, словно ураган ворвался в ее жизнь, теперь окажется мне по-настоящему дорогим и близким Володькой!»

   Между тем Волков, придя в себя, теперь пристально и серьезно разглядывал Дашу. Морева было потянулась к другу, но тот выставил руку в протестующем жесте. Затем приподнял голову с женской куртки, которую успела заботливо подложить ему Морева. Немного помедлил, явно прислушиваясь к собственным ощущениям. Потом решил перебраться с холодной и жесткой земли на влажное, но все-таки мягкое, сено.

  – О-ох! – громко закряхтел Вован и процитировал слова из очередной песни о Бэтмане. – «Болять мои крылья!». 
  – Ну, какая же ты мышь? Ты у меня самый настоящий Винни Пух, только без меха, – в ответ, хлюпнув носом, с ласковой горечью произнесла девушка и нежно погладила молодого человека по обритому черепу. При этом заботливо сняла прилипшие на его кожу грязные соломинки и прочий травяной сор. Помолчав, тяжело вздохнула: – О-хо-хо-нюш-ки, ты мое, хо-хо!

   Даше невольно пришло на ум, что именно так часто вздыхала ее прабабушка. Из раннего детства Морева вспомнила сухонькую сгорбленную старушку, которая иногда проходила с клюкой по двору частного дома и, строго оглядывая свои владения, что-то бормотала себе под нос. Но гораздо чаще она сидела на лавочке, грела под теплыми солнечными лучами старые кости и громко вздыхала, как бы отвечая вслух своим мыслям.
 
   Прабабку соседские дети так и прозвали «Хохонюшка» и недолюбливали древнюю суровую старушонку, ходившую в темных одеждах постоянно в любое время года. Маленькая Даша тоже побаивалась прабабку то ли потому, что редко видела ее улыбающейся, то ли из-за ее черных нарядов. Хотя вернее из-за того, что не любила заходить к ней в небольшую комнату, где из-за закрытых на окне ставней всегда царил полумрак.

   В «келье» Хохонюшки постоянно горел лишь фитилек в лампадке под иконой. Этот огонек тускло и, как казалось тогда девочке, таинственно освещал нехитрые пожитки прабабки. Из них на настоящий момент Даша смогла припомнить только висящий на стене ковер. Его подарили Хохонюшке давным-давно на свадьбу, и с тех пор бабка с ним никогда не расставалась. Родом она была с Западной Белоруссии и детство, и юность провела на границе с Литвой.

   «Это Локис!», – однажды, таинственно озираясь, произнесла-прошамкала Хохонюшка. С этими словами указала Дашеньке согнутым, узловатым пальцем на рисунок ковра, на котором были вытканы дремучая чаща и выходящий на опушку крупный медведь. С тех пор маленькой Даше стоило взглянуть на ковер, как сразу начинало мерещиться, будто за ней из леса пристально наблюдают кроваво-красными глазищами неведомые злобные хищники. 

  – Что ты сказал? – вдруг переспросила Морева. Отвлечься от воспоминаний далекого детства ее заставило то, что она пропустила, зачем сейчас Волков упомянул четвероногого хозяина леса. Казалось, он, словно услышал Дашины мысли. Однако девушка ошиблась.

   Пока Морева предавалась воспоминаниями, Вован украдкой ощупал свое тело и не нашел на нем серьезных повреждений. Первичным осмотром остался чрезвычайно довольным, после чего взялся балагурить, продолжив тему сказочной игрушки:
  – Как что? Медведь тоже с дуба съехал, но жив остался. Он же плюшевый, что с него возьмешь! – Потом немного помолчав, серьезно добавил. – А на мне, как на собаке заживет!
      
   Опять шмыгнув носом, девушка в ответ несмело улыбнулась и постаралась вытереть лицо платком, который вытащила вслед за зеркальцем из кармашка куртки. Ибо женская суть Даши начала брать свое. Поэтому одновременно девушка захотела убрать на лице следы недавних переживаний, читай слезы, повредившие ее макияж, и прочитать несносному Вовану нотацию:
  – Зачем ты устроил это рискованное представление? Не понимаю, ведь не мальчишка же, чтобы покрасоваться передо мной, и это накануне серьезного дела!
  – Да уж, не мальчишка, это точно! Но я часто так делаю, когда отправляюсь в «странствие». Видишь ориентир? – Тут Волков показал на покосившееся от непогоды и времени дерево, которое росло невдалеке. – На нем я всегда оставляю зарубки после очередного возвращения из «странствия».
  – А когда кто-то не возвращается? – неожиданно спросила Морева.

  На что Волков неопределенно хмыкнул и ответил, да только на другой и пока еще не заданный вопрос:
  – Кстати, ты была первой, кого Леший благополучно вернул с группового полета.
  Произнося последнюю фразу, Вован пристально уставился на Дашу, стараясь не пропустить ее первую реакцию на данное известие.
  – Значит, второй была Белоярцева, – как-то отстраненно промолвила девушка, и поразилась невозмутимому тону, с каким произнесла следующую фразу. – Но все равно у меня по-прежнему не укладывается в голове: жизнь, смерть, снова жизнь, опять смерть и так до бесконечности… – Здесь в голосе у Даши проявились живые нотки. – Но это же ненормально! Получается, что вы…, ну то есть мы, «странники», больные и наверно, тяжелобольные люди?

  – Конечно! Да и вообще, где ты видела абсолютно здоровых человеков? У кого физический недуг, а кто душой болен.
  – Волчара, а ты, оказывается, философ!
  – Постранствуешь, где ни попадя, и станешь им. Железно!
  – Ну, мудрец, и какая же мысль тебя сейчас озарила? – тут Даша окончательно пришла в себя и с этакой хитрецой взглянула на друга.
  – Какая? – повторил Волков. Он не принял иронию девушки и ответил серьезно. – Раньше я считал, что постоянство – это признак мастерства…
  – А теперь?
  – А сейчас думаю, что фраза имеет продолжение, …но опасайтесь постоянных привычек! – И пояснил, что о его обязательных воздушных выкрутасах перед всяким «странствием» знали несколько человек: Эрик, Сонька и Леший.

  Эрик умер в своей постели в феврале прошлого года. – Сгорел, ты понимаешь, синим пламенем изнутри! – резюмировал Волков и при этом, слегка закинув голову, энергично и звучно щелкнул себя по горлу.

   Сонька скончалась в апреле нынешнего. Поскользнувшись, выпала из окна квартиры, когда мыла стекла перед Пасхой. Кроме того, буквально за несколько дней до ее гибели загадочно пропал Сонькин бойфренд, с которым она работала в паре последние два года. Он пришел к «странникам» из молодого пополнения, обладая сильными задатками оператора и проводника. К сожалению, через месяц его труп, изуродованный и плохо сохранившийся, выловили из реки.
    – И с тех пор я весь на измене! – все больше распаляясь, продолжал Вован.
 
   Далее из его речи вытекало следующее. «Уокеры», которые на словах вроде бы придерживались Конвенций, в действительности занялись ликвидацией самых трудно контролируемых, а значит особо опасных для них «странников».
  – Неужели Сонька им трекнула? – от негодования Вован даже головой дернул. Туда-сюда, вправо-влево.
  – Почему так считаешь? Возможно, это сделали другие твои, хм, сослуживцы. И что-то, я смотрю, ты по Соньке до сих пор неровно дышишь, а Володенька? Когда же о друге ее последнем заговорил, так, вообще, в лице изменился!
  – Брось! – зачатки Дашиной ревности Вован решительно отмел, как вздорные, и продолжил гнуть свое. – Эрик последнее время нелюдимый был. Как из «штопора» выйдет, так сразу сюда приезжал отлежаться. От народа шарахался, да все к природе поближе быть норовил. Леший – этот постоянно у меня под присмотром.
 
   А за Соньку я дурного, типа предательства, не скажу. Просто мыслю, что за «метлой» своей никогда не следила! Оттого и погоняло, – «Сонька, брякалка пустая». Что у нас с ней было, то быльем поросло восемь лет назад, и мне наших семи месяцев хватило на всю оставшуюся жизнь. С ее же прихехешником я просто по работе не контачил. Уж больно обидчивый был он…
Неожиданно Вован, вспыльчивый как порох, но так же быстро отходчивый, круто сменил тему разговора:
  – Зато нам с тобой болеть никак нельзя! Так чего же мы расселись на мокром и холодном, э? Тебе бабушка-соседушка в поезде пожелала, чтоб будущий ребенок здоровым рос. Да и мне простатит, ну, совсем не в масть!

   Он приподнялся с импровизированной скирды, отряхнул свою «пятую точку», затем помог встать Моревой. При этом криво усмехнулся и сообщил:
  – Наш дружбан, Даша, ждет, не дождется встречи с тобой! – а, поймав недоуменный взгляд девушки, пояснил. – Леший, все спрашивает: «Где моя красавица, где?» Знать, запала ты ему, горемыке, в душу. Вот че бойся-то!

   Под это замечание Волкова спутники тронулись в путь через луг, а потом запетляли по пойменному редколесью. Проходя мимо старого дуба, Вован похлопал его по стволу. Когда же услышал гулкий звук пустоты между корой и древесиной, то задрал голову, чтобы взглянуть на могучие корявые ветви, сбросившие листву.
  Казалось, что на фоне низкого пасмурного неба высокие темные стволы дубов и его голые до черноты узловатые ветки с хищно растопыренными во все стороны сучьями навевают тоскливую безысходность.

   Даша поняла, что в эту минуту другу необходимо побыть наедине с мыслями. Не говоря ни слова, она остановилась поодаль. Тяжело вздохнув, парень отщепил от ствола кусочек коры, трухлявой с многочисленными червоточинами, и начал зачем-то долго и внимательно его рассматривать. После чего повертел-покрутил этот кусочек в руке, да отбросил на землю и пошел, молча размышляя о том, что не давало ему покоя.

   В квартире Соньки на ее поминках Волков увидел мундштук Эрика, который сиротливо валялся на пианино среди других безделушек и последних квитанций об оплате коммунальных платежей. Как мог оказаться этот «чилим» у Соньки, когда его хозяин умер больше года назад? Впрочем, женщины могли просто подобрать его во время мытья полов после похорон и положить на инструмент. Оставить же мундштук у скончавшейся его хозяин мог, бог весть знает когда.
 
  Пусть даже Эрик в очередной раз обманул Старуху с косой и необъяснимым образом ушел от нее… Однако не мог же его друг, наставник, который называл Вована своим учеником, подлейшим способом поступить по отношению к нему! Хотя правду говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Пожалуй, Эрик мог и сболтнуть чего лишнего «уокерам».
 
   По поводу Лешего тоже полной уверенности не было. Пропустил же Волков момент, когда бывшие соперники, а теперь клятые враги смогли договориться с его подшефным. Но чем дольше Вован терялся в догадках и не находил ответа на вопрос,     – Кто проболтался о его привычке? – тем сильнее грешил на свою бывшую напарницу. Причем бездоказательно, а чисто на эмоциях. Мол, Сонька, кобыла, могла сдать по глупости!

*****

   Общепринято, что люди говорят о покойниках только хорошее, или ничего. Волков нарушил это правило по запальчивости, и оказался глубоко неправым. И вовсе не потому, что в данный момент погибшая Сонька не смогла бы ему ответить на обвинение.

   Не прав же оттого, что полгода назад, в один из апрельских дней в свой последний час молодая женщина не произнесла ни слова о нем в начале допроса. И уж тем более по его окончанию, когда Сонька лежала на полу собственной квартиры и даже не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, да и своим языком она еле владела.

   Будучи в жизни и работе чрезвычайно активной, а иногда, пожалуй, и чересчур, именно сейчас эта женщина валялась на полу неподвижной колодой и могла только неотрывно смотреть в раскрытое перед ней окно. Под ним у батареи центрального отопления стояло ведро с водой. А на подоконнике лежала брошенная впопыхах тряпка. Женщина ее кинула, когда вдруг поняла, что в квартире она не одна.

   Через какое-то время дуновение свежего весеннего ветерка заставило шевельнуться тяжелую оконную портьеру. Позже послышались шаги мужчины, кто вошел из коридора в комнату. Он неторопливо протер хозяйским носовым платком места, где, возможно, мог оставить отпечатки пальцев. Из глаз Соньки ручьем потекли слезы горькой обиды от беспомощности.

  – Не плачь! – тихо и скорбно промолвил мужчина. – Не надо! Ты отказалась помочь нам, а я не могу прийти на выручку тебе. – И внезапно издевательски громко захохотал. Он не боялся быть услышанным соседями. Был будний день, и мужчина прекрасно знал, что люди, живущие рядом, находятся на работе.
  – Я не могу протянуть тебе руку помощи, так сказать, поддержать, – глумливо повторил «гость», обращаясь к хозяйке, – но я обязательно подержу тебя! – С этими словами он поднял на руки женщину и направился к окну.

   Сонька судорожно попыталась обратиться к мужчине, что-то сказать, но изо рта у нее вырвалось только несколько бессвязных звуков:
  – Э-э… ик, э-и… м-м-м…
  – Не волнуйся, мумука! – ответил мужчина. – Я подержу тебя, правда, не долго!
  Злобно хохотнув, он с мерзкой улыбкой посмотрел Соньке в глаза. Затем положил женщину на отлив подоконника таким образом, что ее ноги свесились из окна наружу, но так, чтобы тело не сразу выпало на улицу. Редкие в этот час прохожие вряд ли будут задирать голову, а из одноэтажных домов напротив их жильцы не увидят мужчину в окне третьего этажа. Между тем «гость» отрывисто произнес, – Прощай! – и быстро направился из комнаты. Через некоторое время женщина услышала, что за ним еле слышно закрылась входная дверь, и щелкнул замок.
 
   Сонька знала, что не пролежит и пяти минут на пусть широком, но покатом отливе в окне дома-сталинки, а медленно сползет с него и полетит. Полетит сначала вниз навстречу с тротуаром и потом с глухим хрустом ударится об него. После чего ее изуродованное тело останется на асфальте, а душа устремится в поднебесную высь…
 
   На прощание женщина захотела улыбнуться знакомым, кто оставался в этом мире. Потом попыталась закрыть глаза. Напоследок не захотела рвать себе сердце и попробовала не смотреть на сочное синее небо, по-весеннему яркое солнце и стаю птиц, которые стремительно кружились низко, у самых крыш, над домами. Однако не смогла выполнить ничего из задуманного.
   «Почему стрижи? Неужели к дождю?» – вдруг удивилась женщина.
 
   Эти вопросы оказались последними в ее размышлениях на нашей бренной земле. Да, буквально через минуту эта неистовая атеистка, какой Сонька всякий раз претенциозно представляла себя при знакомствах с людьми, прямиком «отправилась» в путь к Последнему тоннелю.