Вновь к камню-памятнику в Луговом парке 2

Путешествие к историческому камню-пьедесталу памятника Лейб-гвардии Саперного батальона в Луговой парк Петергофа накануне весны.


Громадный камень, который когда-то служил пьедесталом памятнику "Подвигам Лейб-гвардии Саперного батальона" в Луговом парке Петергофа до этого предвесеннего путешествия 2020 года  я видела лишь однажды, зимой, хотя до того случая, неоднократно  с друзьями мы пытались отыскать его на обширных просторах этого невероятного, пронизанного зеркальными каналами, шумящими ручьями, заполненного прозрачными прудами всевозможной величины и формы, зеленого пространства, уже почти потерявшего очертания старинного парка. Искали, вооружившись рекомендациями многочисленных знатоков из интернет-сообществ, посвященных Петергофу,  и ориентируясь на карты и схемы, но все же нашли не раньше, чем через пару лет от начала поисков.
Об этом открытии я написала небольшую заметку «В поисках затерянного постамента». До сих пор помню то ощущение удивления и восторга, с каким, после стольких поисков в разное время года, неожиданно, на небольшой поляне вдоль аллеи, поднимавшейся на самую высокую точку парка,  к античному дворцу Бельведеру, я разглядела припорошенную снегом  громаду камня среди  высокой поросли кустарников.
Конечно, то  первое знакомство с легендарным  камнем, избранным самим императором  Николаем Первым,  было скорее символическим. Зима 2018 года была снежной, и мы с подругой Ритой, сойдя с аллеи на полянку, почти тут же провалились в  пушистый, мягкий снег, сразу вспомнив детство с его зимними забавами на новогодних каникулах, когда возвращались домой поздним вечером, все в снегу с головы до пят и бабушки развешивали сушить на батареях парового отопления  наши шубки, шарфики, шерстяные рейтузы и варежки.
Я, правда, ощущая в себе азарт открывателя, рискнула добраться до кустов, скрывавших камень, словно бы вплавь, рассекая снежные торосы  и  в награду за эти подвиги, мне даже  удалось коснуться его рукой. Но, стоило признать, под снежной шапкой угадать истинные очертания постамента было сложно. 
С тех пор я мечтала увидеть и сделать снимки камня-постамента поздней осенью, когда еще не выпал снег, но уже облетела листва, или ранней весной, когда снег уже растаял, а листва еще не распустилась.
О замечательной  истории  этого камня я уже рассказала  в заметках о моем первом путешествии к нему, но все же добавлю несколько строк и в этот  рассказ.

Когда-то император Николай Первый, который после Петра Великого стал « вторым отцом» (прошу прощения за оксюморон – Первый стал вторым!)  Петергофа, и который является основателем Лугового парка ( 1825 – 1857 г.), почтил созданием этого памятника  доблестные подвиги  своего Лейб-гвардии Саперного батальона,  который располагался  здесь на учениях в летних лагерях.
В конце лагерей 1853 года, когда уже было холодно, батальон разместился по окрестным деревням Сашино, Марьино и Оливо. В последние дни лагерей император приказал расчистить и выровнять под плац обширную площадку, оставив на ней только один большой камень. На этот камень-постамент затем был водружен бронзовый орел, под которым была прикреплена табличка с надписью "Подвигам Лейб-гвардии Саперного батальона". Это была честь, которой не был удостоен к этому времени ни один гвардейский полк. Впервые в России подвиги целой воинской части были отмечены памятником.
Итак, из всех камней император выбрал этот и долгое время орел, отлитый  по модели великого Карла Клодта, возвышался на этом  природном пьедестале, как на скале. Александр Бенуа писал, что в годы  его ранней  юности, царственный  двуглавый орел, свирепо впившийся когтями в постамент, казался ему таким  громадным, словно нависал своими черными крылами над полем, в котором был водружен монумент.   
Позже, а именно  в 1899 году, сам  памятник был перенесен к церкви Саперного батальона  в Петербург и  установлен на другом каменном пьедестале. А в послереволюционные годы памятник был демонтирован, затерялся, и даже  возможно, был отправлен в переплавку, затем, в 1940-ых годах  и храм исчез. Сейчас на его месте станция метро Чернышевская. Краеведы считают, что окружающие ее здания отчасти дают представление о том времени, когда здесь  возвышался военный храм. Но на самом деле сделать это практически невозможно.
А камень, бывший когда-то постаментом, так и остался на своем месте  в Луговом парке. Было намерение придать ему статус памятника, но пока он все больше и больше зарастает кустарником.
По самому Луговому парку прошлась война – что-то погибло под снарядами, исчезли архитектурные декорации – искусственно созданные романтические руины античного храма, украшавшие Большой остров, созданные когда-то по рисунку императора Николая Первого, пострадал Розовый павильон «Озерки», разрушение которого до полуобвалившихся стен  красного кирпича  с пустыми оконными проемами  довершило уже послевоенное время. Что-то из скульптуры Лугового парка пропало бесследно -  исчезли гальванопластические копии коней Клодта, установленные на мощных пьедесталах перед Бельведером. Исчезла  со своего пьедестала скульптура «Нил и сыновья»  изображавшая мощного бородатого старца со сфинксом и  грозным крокодилом в окружении 16 резвых младенцев – притоков реки Нил, когда она разливается. Массивный постамент скульптуры, охваченный металлическими стяжками, сейчас  покрыт разнообразными  нелепыми граффити и ничто не напоминает в нем подножие величественной скульптурной композиции. Что-то перенесено в запасники Государственного музея Петергоф – как, например, гермы с женскими ликами с Розового павильона.  Во всяком случае, об этом сохранилась газетная  заметка далекого уже  70- го года, а одну из герм можно увидеть в экспозиции под открытым небом за дворцом Марли, в Купеческой гавани. Что-то было перенесено в другие парки Петергофа – как, к примеру,   скульптура «Спящая Венера» на Царицын остров Ольгиного пруда.
Кто-то из краеведов-любителей  пытается зимой по льду перейти на острова прудов и идентифицировать оставшиеся  следы «руин» и находит их, и пытается зафиксировать хотя бы в виде снимков. Кто-то пристально рассматривает старинные снимки и  спорит о том, что изображено на них, с какого ракурса  и когда сделана фотография. Кто-то вспоминает, что Венерой можно полюбоваться на Царицыном острове, а  Нилом (не нашим, Луговым,  а идентичной скульптурой) в Пушкинском  музее в Москве, со всеми 16 мальчиками и крокодильчиком. 
А я хотела бы, чтобы камень, который выбрал для постамента памятника император, которым, вместе с царственным орлом гордились бравые  гвардейцы Саперного полка, который запомнился  замечательному художнику Александру Бенуа, мемуары которого я так  люблю читать, хочу, чтобы этот камень не был изукрашен вандалами, подобно постаменту Нилу.  И не был взорван какими-нибудь рачительными предпринимателями и арендаторами  и разлетелся на куски. Хотелось бы,  чтобы вокруг него разбили газон с цветами, сам камень почистили и облагородили, поставили разъяснительную табличку  и гуляющие чинно по аллее люди взирали бы на него  благоговейно.
И да, конечно, конечно, хотелось бы, чтобы и постамент Нила был приведен в порядок, и сам величественный Нил вернулся в парк со своими малютками и крокодилом. И кони Клодта чтобы были воссозданы в бронзе. Как рассказал в своем выступлении на одной из петергофских научно-практических конференций хранитель скульптуры Петергофа  Виль Юмангулов, при наличии аналогов и обширного историко-архивного и изобразительного материала пластическое убранство Лугового парка возродить возможно в полном объеме и «теоретически это не представляет никаких проблем, однако, сопряжено со значительными техническими трудностями и финансовыми затратами».   
Но  герой этого рассказа  - камень-постамент.   
У меня странное и удивительное  чувство к большим  камням  - словно бы они, особая форма жизни на земле, и мы, люди, как мимолетные бабочки, мелькаем вокруг них, но камни  все же запоминают  и несут в себе информацию обо всем мимо них прошедшем.
Может быть, это от прочитанных в детстве фантастических рассказов в «Библиотечке приключений» о кремниевых людях (Потрясение  моего школьного детства!). Может быть от того, что в моем летнем петергофском (близ парка Сергиевка!) детстве было  множество величественных валунов, главный среди которых – царь-камень, валун-Голова. И еще один  запомнившийся камень - скромный, но удивительный – валунная скамеечка близ дороги, ведущей к заливу.
Однажды я задумалась над тем,  что  в Питере есть места (конечно, они есть во всем мире, но здесь я  намеренно сужаю поиск!)  где обязательно хоть раз бывает почти каждый. Так, например,  парковая скульптура «Каменная голова» в  Сергиевке, бывшем имении Лейхтенбергских  под  Петергофом, которую я с детства воспринимала как  данность окружающего мира, для кого-то ежедневно становится открытием. И множество людей, с которыми мы когда-то были дружны или просто хорошо знакомы и с которыми развела нас жизнь, и мы давно уже ходим разными путями, в какой-то момент тоже оказываются  на том месте, где часто бываем и мы. И любуются необычным памятником и красотой этих мест. И хотя по времени мы никогда не совпадаем и не встретимся, тем не менее,  удивительный памятник  незримой нитью связывает нас.
Поскольку  эти пространные романтические размышления показались мне достойными всеобщего внимания, я  попыталась  изложить их на страничке в соцсети. Но, увы, вместо ожидаемого возвышенного отклика родственных душ, я, как это часто бывает, получила злобный щелчок. Пока «родственные души» с трудом переваривали мою сложно выраженную  мысль,  оперативно отреагировал  один из моих чрезмерно ретивых в православной вере знакомых, оставив яростный  комментарий, упреждающий, что валун- Голова ничего не видит и не слышит! Словно бы заклиная меня  от  впадения в прелесть перед ликом  страшного коварного каменного языческого идола из Сергиевского оврага. Суровый Капитан Очевидность, без лишних раздумий разящий саму видимость всякой крамолы и  напрочь отметающий самую мысль о наличии у других людей образного мышления, позволяющего им вкладывать поэтический смысл в слова, другими понимаемыми только буквально.   
И мне сразу  стало неловко и обидно за все мои не очень логично выстроенные  романтические цепочки образов, связующие людей через прекрасные памятники прекрасного прошлого времени.
Но даже и  это вовсе ничего не значит  в  сравнении с теми  неожиданными и злобными обвинениями, каковые последовали  в связи с этими простодушными и прекраснодушными размышлениями о «Каменной голове» от одной чрезмерно ратующей за чистоту краеведческой идей дамой! Однако, об этом позже.

Скажу  честно, собрать круг единомышленников, защищающих и продвигающих идею охраны бывшего постамента мне пока не удалось. Даже замечательный фотограф и краевед Влад Сорокин считает,  что камень слишком слоистый, не держит форму, и плохо сохранился, отчего и зафиксировать его на веки вечные не представляет интереса. Даже и самый великий исследователь Петергофской дороги, искусствовед Сергей Горбатенко, когда-то мой коллега по 9  реставрационной мастерской ЛенНИИпроекта, отмахнулся, когда я пыталась  со всей серьезностью обсудить с ним идею сохранения пьедестала. Однако, я не теряю надежды таких единомышленников отыскать, а так же не перестаю надеяться и на Государственный  музей Петергоф, который, вполне возможно, захочет взять  исторический камень под  свою защиту.
Мысль, которая не оставляла меня после нашего зимнего визита к камню, заключалась в том, чтобы сфотографировать камень в солнечный день, без снега, но и без листвы на окружающих его кустах. Но слишком много препятствий вставало на пути осуществления этой вроде бы незатейливой мечты.
Во-первых, идти по Луговому парку до аллеи, ведущей к Бельведеру очень далеко. Когда мы отправлялись гулять с Ритой, то сначала, по приезде в Петергоф,  мы заходили в ее квартиру, как раз по пути следования ко входу в парк. Здесь мы устраивали знатное чаепитие, а уж потом  продолжали свой путь по улице Озерной, переходили железную дорогу и попадали  в самое начало Лугового парка, старую ивовую аллею вдоль водовода, которая  вела к Розовому павильону и постаменту Нила, что представляло собой одну из самых удаленных от Бельведера точек. После долгих часов прогулки по необъятному парку мы снова возвращались  домой к Рите и долго приходили в себя за чашкой ароматного горячего чая с  вкусными  бутербродами, ведя приятные душевные беседы о литературе и истории. Но потом Рита переехала  и все переменилось.
Других же друзей, желающих совершить длительное путешествие в малознакомый всем петербуржцам, не проживающим в Петергофе, парк, находилось мало. Однажды мы странствовали по осеннему Луговому парку с Дианой, и даже совершили открытие – нашли маленькую каменную скамью в подножии Бельведера. Правда, великий знаток малых архитектурных форм, краевед Дмитрий Козлов из города Ломоносова, предположил, что, возможно, это и не скамья вовсе, а фрагмент какого-то каменного изваяния – вазона, например. И правда, эта каменная скамейка – она имеет полукруглую форму, обросла мхом и совсем ушла в землю и затерялась среди высоких деревьев и кустарника, - самая маленькая из виденных мною парковых украшений такого рода. В поисках этой скамьи мы прошли кругом по верху холма вокруг Бельведера и построенного на площадке, на вершине холма за ним,  уже  в наши дни, подковообразного гостиничного комплекса. На задворках гостиницы мы смело врезались в заросли бурьяна и колючек, и со всей решимостью рассекли их, надеясь, что именно здесь  затерялась долгожданная находка, но так ничего не обнаружив кроме мусора, снова вышли к  широкой гранитной лестнице, спускавшейся по склону холму от античного портика Бельведера.
Скамья  - обтесанный неведомой рукой гранитный камень, загадка из прошлого, открылась нам, когда мы спустились по дворцовой  лестнице  в осеннюю чащу, поднявшуюся  в подножии холма на месте  когда-то аккуратно подстриженного газона, с цветочными клумбами и  вьющимися меж ними садовыми дорожками. Мы попытались зафиксировать фотоаппаратами,  как по мере нашего отдаления от места находки,  каменная скамья постепенно теряется среди деревьев и осенней листвы. И потом еще всю дорогу  снимали пруды и каналы, полные желтых листьев, словно бы вода в них на время осени стала золотой.          .             
 Но даже такой опытный путешественник как Диана, к моему глубокому разочарованию,  предложила в следующий раз поехать в «традиционный Петергоф».
Не удалось увлечь мне идеей исторического камня и домашних. А время бесснежной зимы 2020 года клонилось к весне, и вот- вот в парке могли зазвенеть ручьи, а на кустах и деревьях раскрыться почки и появиться молодая листва.
И вот я решилась! Принять решение мне помогло  кропотливое изучение автобусных маршрутов, среди которых я нашла не часто ходивший от вокзала  автобус, который огибал весь Луговой парк и с противоположной стороны подъезжал к парку в районе самого Бельведера! Расписание автобуса не очень согласовывалось с приездом поезда в Петергоф, но было несколько и подходящих вариантов, когда зазор между прибытием поезда и автобуса составлял меньше 20 минут.
Я выбрала один  из них, набросала схему на бумаге, просчитала по времени  обратный путь– автобус ходил примерно раз в полтора часа, оставила на прогулку по парку часа два, и наметила свой поход на конец недели - субботу, 29 февраля. Дополнительный день в году. День накануне наступления весны. Какая хорошая мысль – завтра наступает весна! Согревающая изнутри надеждой и радостью.
Рано утром  в субботу 29 февраля совершенно не хотелось просыпаться. Сквозь сон, я поняла, что переоценила свое желание увидеть Луговой парк и исторический камень в одиночку и  стоит отложить путешествие на…на какое-нибудь более удобное и подходящее время… И после некоторых колебаний, совершив эту сделку  сама с собой, свернулась под уютным теплым одеялом и  снова заснула. Но проспала я не очень долго и когда открыла глаза, поняла, что теперь, когда можно больше никуда не спешить, спать совершенно не хочется! А за окном стоит прекрасный солнечный теплый день. Но хотя я и опоздала на ранние поезда, у меня в запасе, к счастью, есть еще парочка удачных вариантов  совпадений приезда поезда и автобуса. И если поспешить! А почему бы и не поспешить! И вот я уже и на Балтийском вокзале, бегу к Ласточке. И вот уже еду! Еду!
Как замечательно, что бы ни говорили, что от Балтийского вокзала до Ораниенбаума пустили  комфортные, красивые, просторные поезда  «Ласточки»! Пусть они едут не намного быстрее обычной электрички, но все же радость путешествия в них ощущается  гораздо полнее, чем в трясущемся вагоне с пластмассовыми лавками. Как приятно погрузиться  в удобное синее кресло с высокой спинкой, узнать, какая температура воздуха «за бортом» и  под бесшумное легкое покачивание устремившегося вперед состава  любоваться  пробегающими за стеклом видами, знакомыми с детства. И вот  уже и Петергоф!
До Петергофа совсем близко – поезд въезжает в сквозной пролет  прекрасного  стрельчатого готического вокзала, устремленного в небо, словно бы средневековый замок, построенного по проекту Николая Леонтьевича Бенуа. Навес в  длинных узких колоннах с кудрявыми металлическими капителями-завитками. Петергоф – город-праздник, город-счастье. 
На остановке в Петергофе с трудом удерживаюсь, чтобы не увлечься за всеми в знакомый автобус и  не отправиться в привычное и любимое  путешествие к Верхнему и Нижнему парку. Иду на самую дальнюю остановку, убеждаюсь, что  расписание автобуса соответствует тому, что я нашла в интернете и с трепетом начинаю ждать. Автобус действительно появляется в назначенное время, я  забираюсь в него и пускаюсь в путь. Автобус пересекает железнодорожные пути и несет меня по  какой-то совершенно непривычной дороге, в объезд Лугового парка, народа  в нем немного. Мысленно я представляю, как должен проходить маршрут и знаю, что до моей остановки ехать около двадцати минут и пока беспокоиться не стоит. Остановка называется «Бабигонские высоты». Но даже если я и пропущу ее, не страшно – следующая остановка, в поселке, и если от предыдущей остановки  к Бельведеру и идущей от него в низину парка аллеи надо пройти немного вперед, то  от остановки в поселке – немного вернуться назад. Следующая за поселком остановка – Бабигонское кладбище, конечная.
Итак, я продолжаю трястись в автобусе, разглядывая в окно незнакомую местность и пытаясь угадать знакомые очертания Лугового парка, по периметру которого мы движемся. Всюду жизнь! И здесь толпятся пятиэтажки, и мелькают привычные  вывески небольших магазинов, и одни люди сходят на своих остановках,  другие входят в автобус. Кто-то возвращается домой, кто-то отправляется по делам. Никому кроме меня  и в голову, наверное, не придет, в погожий субботний день отправиться фотографировать заброшенный камень в парке. Наконец, мы выезжаем на шоссе, краем которого уже однажды во время долгой прогулки шли, добравшись до самого края Лугового парка. По левую руку виднеется  высокой белая церковь святой Александры, а на холме впереди возвышается   Бельведер.
Бельведер – прекрасный мраморный дворец в античном духе был создан по заказу  и даже, как пишут историки, по эскизу самого Николая Первого.
Строительство Бельведера началось в 1852 году. Архитектор Андрей Иванович Штакеншнейдер спроектировал монументальное  двухэтажное сооружение , с нижним массивным этажом, напоминающим стилобат, и  верхним, окруженным колоннадой из 28 колонн полированного сердобольского гранита с базами и ионическими капителями белого каррарского мрамора. Парадный вход украшает портик с  четырьмя фигурами кариатид. Они сделаны по рисунку А.И. Штакеншнейдера,  моделям  А.И.Теребенева. вырублены и отполированы скульптором Иоганом Денейсом, подпись которого запечатлена на плинте одной из кариатид. ( Эта информация почерпнута из статьи «Петергофский Бельведер. К вопросу воссоздания скульптурного убранства» О. В. Щедровой и В.Я. Юмангулова из сборника  «A maximus ad minima.Малые формы в историческом ландшафте». Сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф».СПб.:ГМЗ «Петергоф»,2017)   
Именно в этом дворце разворачивалась впоследствии история любви его старшего сына. Александра Второго и молодой княжны Долгорукой. В отличие от восторженного большинства представительниц прекрасного пола, я с грустью касаюсь этих страниц жизнеописания  императора Освободителя.
Для меня приятны, занимательны и трогательны воспоминания средней дочери Николая Первого, Ольги «Сон юности» о петергофском детстве своих братьев и сестер -  юного наследника  Саши, своенравной Мэри, кроткой Адини, маленького серьезного Кости, которому отец прочил призвание флотоводца  в помощь старшему брату, будущему правителю и от того с детства  приучал к суровым морским походам. Об их учителях и наставниках, среди которых были лучшие умы того времени. О строгости, и скромности  в повседневной жизни, которую стремились привить им царственные родители, о любви к  Отечеству и православной вере.
О том,  как особенно дружны и близки  между собой были четверо старших детей, о том золотом  времени, когда наступила юность и составились счастливые пары влюбленных. Сначала старшие  - Александр и  принцесса Мари, будущая императрица Мария Алексеевна,  а затем и Мария Николаевна и герцог Максимилиан Лейхтенбергский.
Гордая Мэри, старшая дочь царя не захотела покидать родную землю и пожелала совершить такой выбор, чтобы не расставаться с отчизной.
    Потом Ольге,  слывшей самой разумной и рассудительной среди сестер пришлось пожертвовать «своим принцем»,  и быть может, своим будущим счастьем, ведь принц пришелся по сердцу младшей сестре, Александре, Адини,  а юная красавица – принцу. Здесь в безмятежно счастливую жизнь  вступающих в период взросления старшего брата и трех его сестер входит первая потеря. Счастье влюбленных жениха и невесты, увенчанное пышной и красивой свадебной церемонией, было не долгим. Сраженная незамеченной ранее болезнью Александра, готовящаяся стать матерью – как славно рассуждали  они  когда-то в детстве с сестрой Ольгой о  воспитании своих милых будущих деток, уйдет из жизни в одном из покоев  дворца в Царском селе летом того же года. Душа новорожденного сына, с которым  Александра разлучится на земле, по словам Ольги, первой  встретит ее на небесах. В Александровском парке Царского села на том месте у пруда, где императорская дочь любила кормить птиц, появится небольшая беседка, осеняя своей кровлей мраморную статую мадонны с младенцем, а в любимой императорской  семьей  петергофской резиденции Александрия  - мраморная скамья в честь рано покинувшей этот мир царской дочери. Сейчас этот печальный мемориал -  скамья,  мраморный бюст Александры Николаевны и цветники, перенесена в Нижний парк Петергофа, и в летнее время можно полюбоваться им  на пути к Львиному каскаду. Мадонна Витали сегодня находится в отреставрированной царскосельской искусственной «руине» - Шапели.
Император будет считать, что ранний и трагический уход из жизни  младшей дочери послан ему,  как суровое напоминание о жестоком подавлении декабристского восстания в том же 1825 году, когда  она появилась на свет.
И дальше начинается та история императорских детей, которая полна взрослыми горестями и печалями. Средняя из императорских дочерей,  Ольга, спустя время,  казалось бы, обретет все-таки своего принца, отправится с ним на его родину и даже со временем станет там королевой и добьется  народного уважения и почитания. Но супружеская жизнь ее будет несчастливой, хотя она и стойко выдержит посланные ей судьбой испытания. Девочки, появившиеся на свет  в семье  будущего императора  Александра Второго и у  супружеской четы Лейхтенбергских и получившие имя «Александра» в честь младшей дочери Николая Первого, уйдут из жизни в младенчестве и этим именем уже не назовут в императорской семье ни одну маленькую принцессу. Мэри, Мария Николаевна, единственная из сестер, все же станет счастливой матерью, но и ее семейная жизнь с герцогом Максимилианом даст роковую трещину. Новый брак со Строгановым, в который Мария вступит после кончины супруга, дожившего всего до тридцати пяти лет, не будет признан равным для особы императорской крови и не принят царской семьей. Новая семья будет жить за границей, и лишь с тем, чтобы провести последние свои дни на родине,  Мария Николаевна вернется в Россию.
Но самая трагическая судьба ожидает все же старшего из детей Николая Первого – Александра, павшего от руки первых российских бомбистов. А прежде будет еще эта долгая  странная любовная история с княжной Екатериной Долгорукой, которая войдет едва ли не полноправной хозяйкой в Зимний дворец при живой, но тяжело больной законной супруге. Эту историю, многократно повторявшуюся из разных восторженных женских уст я слышала гораздо раньше, чем начала всерьез интересоваться  историей государства российского. Но мне гораздо ближе идея того, что молитвы несчастной императрицы многократно спасали супруга от  покушений террористов. И никак не могу я осознать, как вышло, что  взращенные лучшими умами России  в высоких идеалах служения  Вере и Отечеству и сам наследник, и его старшая сестра – ради новой любви смогли предать и переступить через священные узы брака и любви. Потому на прекрасном облике Бельведера лежит для меня незримая печать поздней разрушительной страсти императора Александра Второго. 
И да… размышляя обо всем этом, я не поняла, что нужно было попросить водителя остановить машину на подъеме шоссе к Бабигонскому холму и пропустила свою остановку. Автобус взобрался на холм и на следующей остановке, у загородных домов я вышла с большинством пассажиров и направилась по асфальтированной дорожке в сторону Бельведера. Остальные двинулись в другую сторону, к домам.
Не так давно, как мне помнится, Бельведер был в аренде и сдавался под  проведение всевозможных торжеств – свадеб, юбилеев и корпоративных увеселений. Сейчас же для прекрасного дворца наступила пора безвременья и в его стенах, очевидно, никого не было.
Я быстрым шагом добралась до Бельведера, на территории которого ничто не говорило о присутствии людей,  и с его роскошной гранитной террасы взглянула на рощу, распростершуюся у его подножия и дальше, на все пространство Лугового парка, каковое только удавалось объять взглядом с такой высоты. Огромное озеро все же было сковано льдом,  снег местами лежал и в низине парка. Далеко в дымке виднелись жилые поселения вокруг парка.
Я помнила по тем же  новостям «петергофских групп» в соцсетях  и фотографиям в интернете, что в Луговом парке ведутся работы по очистке прудов и благоустройстве территории, но все это было ближе к началу парку со стороны Розового павильона. Но сегодня был выходной день и никакие работы в парке не велись, работников музейных служб не было. Да и вообще никого не было!!! Сколько хватало глаз, казалось, что кроме меня  в парке вообще не было ни души!               
В своей античной гармонии дворец Бельведер одиноко и странно  возвышался среди этого безмолвия. Сердобольского гранита кариатиды великого скульптора Теребенева с его парадного фасада  пустыми холодными глазами смотрели на ледяное озеро, ветвистые старые деревья, молодую поросль смешенного самосева и пустые зимние поля и луга. 
Стоя на огромной террасе Бельведера, я сфотографировала бесстрастных кариатид,  огромные пустые пьедесталы, когда-то предназначенные для клодтовских коней, спуск гранитной  лестницы в парк, перспективу ледяного озера.   
Я вспомнила о фотографиях нескольких немецких военных захоронений на территории Бельведера – не так давно в интернете  была дискуссия, остались ли они  по сию пору, закатанные в асфальт или перенесены в Сологубовку, или быть может, даже возвращены на родину. Как это произошло с немецким  военным захоронением напротив павильона России в Павловске, где установлена статуя  императрицы Марии Федоровны, супруги Павла Первого, матери Николая Первого.
В советское время на месте кладбища, устроенного захватчиками прямо в прекрасном императорском Павловском парке высаживались цветы,  и лишь гораздо позднее останки  немецких военных  были перенесены оттуда.   
Но наверняка никто ничего не знал. Более того, находились и другие фотографии Петергофа с военными немецкими захоронениями,  дальнейшая судьба которых никому не была известна. Кто-то при этом узнавал на старых снимках свой дом и задавался вопросом, действительно ли под его стенами по сию пору лежат фрицы? 
Но солнце светило жарко, небо было ярким и по-весеннему лазоревым, и, наконец, пора уже  было покидать мраморную крепость Бельведера, пусть и сомнительную в  отношении безопасности от  немецких приведений и других призраков прошлого.
Я стала спускаться по знакомой аллее, и как только вступила под кроны деревьев, поняла: -  то, что завтра наступит настоящая весна, не только календарный факт.
Все вокруг было пронизано праздничными ярко красными штрихами блестящих прутьев вербы, и сама верба уже украсилась, как нежной дымкой  пушистыми комочками. Подтаявшая теплая на дороге земля была  цвета золотистой охры, и  казалось, дышала  легким паром, стоявшим над нею.  Мощные, узловатые  ветви деревьев, окаймлявших аллею,   наливались  весенней силой. Эта могучая весенняя сила чувствовалась во всем -  ветвях и стволах деревьев, в трескавшихся от напора готовых к обновленной жизни, блестящих почках,  в  уходящих снежных проталинах, искрящихся тающим под лучами солнца льдом, в торжествующей синеве неба и солнечном блеске.
Такой охристой, малиновой, густо-синей акварелью, пронизанной солнечным светом и весенним ликованием и запечатлелась на фотографиях эта аллея.
Я шла, и навстречу мне сначала попалась девушка с собачкой, а  чуть дальше – совершавшая прогулку пожилая пара. Все-таки люди приходили в парк. Если, конечно, и это не были призраки.
Камень, ради которого я совершила  это путешествие, оказался совсем рядом. Подобный бурому холму, он  все так же высился  на краю поляны, весь поглощенный лиловыми кустами вербы, так, что объять его взглядом все равно не представлялось никакой возможности.
Конечно, перебравшись через отделявшую его от поляны канавку с хрустким льдом, и, вцепившись в  упругие ветки кустов, я оказалась в зарослях  рядом с громадой  камня и как могла, обошла его, чтобы  сделать несколько снимков с разных ракурсов. Не скажу, чтобы снимки вышли удачными – везде на солнечной поверхности камня отпечатались тени от стволов  окружающих его деревьев и кустарника. Но чувство выполненного дела все равно наполняло меня ликованием.
Обойдя как могла вокруг камня и снова совершив переправу через канавку, я для себя решила считать свою миссию выполненной  и возвращаться домой. К Бельведеру от остановки я шла быстро и от внутреннего  волнения, охватившего меня в тот момент, не могла сообразить засечь, сколько на это ушло времени. Поэтому и сейчас я решила не возвращаться больше к Бельведеру, не пускаться в дальнейшие прогулки по парку и  даже не  пытаться снова отыскать маленькую каменную скамью в подножии дворца,  а прямо отправляться обратно на остановку и дожидаться обратного автобуса.
Я направилась вверх по аллее, радуясь солнцу и  наступающей весне, и  видимо от того, что  в этом путешествии я была одна, мысли мои снова устремились к вечному.
Я вспомнила, что всего несколько дней назад на  Бабигонском кладбище, которое находилось здесь совсем неподалеку, попрощались  с  Вадимом  Знаменовым, много лет возглавлявшем музей Петергофа.
Каким увлеченным,  каким воодушевленным всегда  представал он перед журналистами, собирая всю прессу Петербурга и его окрестностей на конференцию в честь знаменательных фонтанных событий.  Как он вдохновенно, как красиво и образно рассказывал он обо всем, об истории парка, о фонтанах, о людях. Как тепло улыбнулся он однажды, когда спросили его о тайных лазейках в дворцовой ограде и ответил, что конечно, все эти потайные ходы давно известны. Но если уж кому-то хочется полюбоваться красотой Петергофа и нет на то денег, пусть полюбуется. 
  Как любила я эти встречи! Хотя сидела на них и только слушала, потому что тогда еще не было у меня никаких вопросов, только радость узнать новое о любимом петергофском парке. Человек этот, которому многие благодарны за его бессменный труд в течение долгого времени,  всегда жив  в моей памяти. Я верю, что время не линейно. И где-то существует то пространство времени, где он, энергичный, деятельный,  щедрый и вдохновенный  своим петергофским парком, живет и работает.
Так что мой поход 29 февраля 2020 года был отчасти и своеобразной данью памяти этому замечательному труженику отечественной культуры.
Остается сказать только, что вернулась на остановку я очень рано и еще минут сорок сидела  одна на пустой остановке в ожидании автобуса, опасаясь, что он может не придти и, размышляя как добраться, если таковое случиться. Автомобили пролетали мимо на всей скорости, дома в поселке были зажиточные и нечего было и мечтать укрепиться где-то в окрестностях моего родного и любимого Петергофа и прикупить там домик с палисадничком. Однако путешествовать общественным транспортом сюда и гулять, и мечтать, и вспоминать, и созерцать прекрасное, слава Богу,  не возбранялось никому.
Тем более, автобус прибыл ровно в назначенное время, и быстро пронес меня окружной дорогой мимо  холма с Бельведером, белоснежной церкви, и примчал  обратно к  вокзалу. А поскольку времени до прибытия поезда  еще было предостаточно, я  даже прошлась до краснокирпичного «Суворовского городка», небольшой части Петергофа за чертой вокзала, по другую сторону железной дороги,  где кажется,  раньше и не  была вовсе и сделала несколько снимков на память.
Вот таким замечательным и праздничный был этот день, последний, дополнительный день бесснежной зимы 2020 года!
Такую прекрасную весну обещал он впереди, с путешествиями и новыми открытиями,  и интересными воспоминаниями, записанными в заветную тетрадку в цветочной обложке, а потом перенесенные и на  страничку Прозы.


В качестве постскриптума стоит заметить, что через очень небольшое время, прошедшее после моего путешествия, краевед Дмитрий прислал мне фотографии камня-пьедестала гораздо в лучшем качестве и притом на расчищенном от кустарника месте. Нет, конечно, все это было еще  далеко от газонов и музейных указателей, как рисовало мое воображение, но давало надежду, что музейное руководство, может быть, и не оставит памятник своим попечением. Примером тому может служить хорошо оборудованная площадка вокруг каменной скамьи в парке Александрия, а ведь когда-то скамья увязала в болотистой почве на краю заросшей травой полянки.
Завершу же свои размышления строками Александра Бенуа – относятся они к той самой, упомянутой мною в тексте античной «Руине», созданной по собственноручному  рисунку Государя Императора Николая I (15 июня 1852 года) в десять дней архитектором Андреем Штакеншнейдером из мраморных деталей старого собора святого Исаакия. «Ничто (не исключая, пожалуй, и римского форума) меня так не волновало своей заброшенностью и не производило впечатления такой печальной оставленности, как именно эти розовые колонны, торчащие из-за чахлых северных кустарников среди недоступного, окруженного водой островка».
Сейчас, когда в действительности, не только искусственные развалины, но и многие памятники Лугового парка приобрели характер не рукотворных, а настоящих руин, они волнуют уже не только размышлениями об ушедших эпохах, как отмечают авторы статьи «Руины в Петергофских парках» (  П.П.Котляр. И.О. Пащинская. В.Я.Юмангулов  Руины в Петергофских парках.  из сборника  «A maximus ad minima.Малые формы в историческом ландшафте». Сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф».СПб.:ГМЗ «Петергоф»,2017)