Новая заря

Прошло много лет, безымянный для искателей и сразу узнанный мной по фотографиям, заброшенный, но еще стоящий и существующий бывший пионерский лагерь — летом, а зимой — лыжная база для всех возрастов. Кирпичные, основательные корпуса — внутри лабиринты коридоров и жилы лестничных пролетов — идеальное место для войнушек. Много кирпича, светлого. Большой кирпичный корпус с просторной столовой на втором этаже, где запомнилось благоухание свежайших, еще горячих батонов с хлебозавода, которые даже не брал нож, актовым залом и библиотекой, с которым тоже связаны воспоминания. …Первое осознание любви к творчеству битлов после к тому времени уже знакомой Yesterday на каком-то детском концерте, в конце заезда неожиданная грамота из обожаемого кружка, где пропадал днями напролет. Погружение во взрослую литературу и не покоренные до конца приключения Дон Кихота, Санчо и продажной Дульсинеи Тобосской из трактира, в которой романтик не от мира сего видел то, чего ее утонувшее в цинизме сознание давно было неспособно узреть… На окраине кирпичные беседки, за которыми когда-то курила малолетняя шпана девяностых, убегавшая с тихого часа, из нашего отряда тоже. …Сбегая по пятам и в этом не отличаясь от них, мы вели слежку, чтобы понять, куда они пропадали. Влетало потом всем… Кирпичные фонтанчики, уцелевшие в потоке дней, когда их, уже тоже много лет назад, отметили пытливые исследователи следов пионерии на волне интереса к еще рассыпанным повсеместно руинам городков детства.

Ноги сами несут, рьяно, отмеряя драгоценные метры, — откуда только столько сил. Боковой взгляд цепляет скользящие деревья, под ботиночками мельтешит пожухшая, прошлогодняя, листва и тёмная, местами поблёкшая зелень немолодой травы, окаймляющей довольно широкую тропинку, вытоптанную ногами десятков малолетних оболтусов. Чуть впереди справа плечо так же бегущего друга, который вышел на ту поляну за мной.

Лето. Много грибов, но все за границей, кордоном, запретным, но исключительно доступным искушением. Неподалеку за нашим корпусом двойная полоса заборов, отделяющая лагерь от леса и, вероятно, каких-то его диких обитателей. Условность. Сетка Рабица, высокая, с широкой ячейкой — легко перелезть даже ребенку, и маленькие беспечные люди без усилий перешагивают эти мнимые препоны. Между лентами заборов несколько просматриваемых метров, отрезанных у рощи. Только никто не смотрит, никому нет дела.

Так же без труда, за несколько дней до этого, они прошли главные ворота с пропускным пунктом. Тоже за грибами. В  лагере у них работают мама и бабушка. Сторож, кажется, дозвонился до бабушки, получил пароль. Непуганое время, или для них непуганое. Девяносто третий. Им по одиннадцать.

Мама до сих пор не знает об этом случае, слава Богу. Наверняка, уже забыла и про другой, более поздний, о котором спустя многие годы рассказывал нарочито мимоходом, как о мелком эпизоде другого лета. Которое наступило.

Дорога до одноэтажной кирпичной проходной, как и после нее, распростёрлась через пустырь, поросший луговым разнотравьем. Чудесная Лёшина бабушка, настоящая, добросердечная, — живёт на Восточной, как и моя прабабушка, — доверила мне потрясающий кухонный нож. Потом даже не отругала. Красивый, с черной рукояткой. Небольшой, но увесистый. В руке как влитой. Как создан для грибной охоты. Хорошее начало. В странном перелеске грибов совершенно нет, юная душа их просит, приобретается опыт — в такие перелески бесполезно соваться. Кругом папоротник, высокие лиственные деревья, мало света, много пустого пространства, очень странная атмосфера и ни души. Скрутило живот. Пока суд да дело, нож на земле рядом. И так там и остался. На этот раз тоже возвращаемся с пустыми руками, как и совсем скоро, когда повторится и лес, и нож.

Оттянутые свитера снова полны подберёзовиков и сыроежек. Впереди очередная поляна, знакомая, достаточно большая, окруженная берёзами и кустарником. Тишь. Искатели охвачены жаждой собирательства и радостью — удачная вылазка. О чем-то беззаботно переговариваются.

Короткая оторопь и оцепенение. Ноги на миг стали ватными. У обоих вспышка сознания, и тотчас замелькали деревья и тропинка, ведя обратный отсчет к спасительному забору. Вообще обратный отсчет. В ушах звон от грубого и не затихающего крика «Стоять», как перед глазами крупный и страшный мужской силуэт на другом конце поляны, немного даже в зарослях, в брезентовом плаще с большой плетёной корзиной и блестящим лезвием массивного разделочного ножа. Фигура срывается с места и бросается на опомнившихся детей. Тяжёлые шаги и угрозы рикошетят об уносящиеся худые спины. В голове мысли — бежать, бежать. Бешено стучит сердце, они уже за заборами и далеко от этого места, но ноги продолжают уносить. Как он их не догнал? Кто это был? Они ни разу не обернулись, никому потом не сказали. От страха, не наказания. Зачем-то договорились до неузнаваемости переменить одежду и укрыться где-то в глубине территории. Походы за дарами леса закончились. Это не остановило от вылазки за рубеж в следующий заезд — уже в другом месте, через открытую калитку за корпусом, на втором этаже которого был любимый кружок автомоделирования из бумаги со странной, но, видимо, умной надписью «За что боролись, на то и напоролись» на листке, приделанном к двери, — в сторону утопленного далеко в дебрях одинокого пятиэтажного дома, где жил персонал, — с грузным не по годам, старшим на два года, Васей из моего отряда, в детстве закормленным ненавистными кашами заботливой мамой. Он не мог далеко и помногу ходить и боялся очень вероятного инфаркта, который ему прочили врачи. Участливость остановила от продвижения в заросли, подлезания и дальше под поваленные деревья и, возможно, от новых бурь. Позже Вася навсегда обиделся — однажды котлета на добавку досталась не ему. Я же спустя годы полюбил бег и сохранил любовь к лесу и его богатствам, изредка памятуя события давнего лета.



12–14.08.2020