Когда они пришли

– Не слушай людей, от страха и глупости они все преувеличивают, – говорит ему небритый мужчина средних лет в черных поношенных шароварах, смачно сплевывая в сторону,  – убивают только тех, кто считает куриц из своего курятника дороже собственной жизни и не видит штык, направленный на себя. Просто скажи своим домочадцам, чтобы без нужды не выходили на улицу. А если эти зайдут домой – пусть твоя мать и невестка окажут им должный прием, накроют стол. Это враки, что им запрещено пить. Пусть ваши угостят их кизиловой водкой. Поезжай в комендатуру, скажи, что ты – извозчик нашего князя и ищешь работу. Будешь катать офицеров на своем фаэтоне. Заработаешь на надгробие для могилы сына.

Мужчина в черных, поношенных шароварах вытягивает губы в трубочку, постукивает указательным пальцем левой руки по коленке, потом трет округлый подбородок. Он знает, что говорит. У него дома, на постой, остановился офицер – строгий и надменный; спрашивал, кто из соседей держит дома оружие? Но это не важно – незваный гость обещал заплатить, если хозяева будут кормить его каждый день свежей бараниной. Кроме того, офицер пожелал пить за ужином «что-нибудь крепкое». И за это он тоже заплатит, если небритый мужчина не станет болтать на каждом шагу о предпочтениях своего постояльца. Двойная выгода!



…Ехать в комендатуру он побоялся – вдруг еще отнимут лошадь или коляску. Осторожно – окраинами – доехал до княжеского дома – двухэтажного каменного особняка с деревянными балконами, увитыми виноградными лозами. Хотел было войти во двор – в воротах столкнулся с княгиней и каким-то офицером, из тех, кто вошли в городок пару дней назад.
Офицер, в полевой форме коричневатого цвета, окинул его презрительно-равнодушным взглядом, княгиня изумленно – широко раскрыв карие глаза – спросила, зачем он явился.

 – Князь уехал в село, по неотложным делам, ты ему сегодня не нужен, – продолжила она, – но мне и господину майору необходимо сегодня побывать в комендатуре. Раз ты здесь, то отвези нас туда.

Квадратный подбородок офицера, насаженный на зеленый воротник мундира, выражал злую уверенность. Майор непринужденно помог княгине сесть в фаэтон, занял место рядом с ней и заговорил на немецком языке. Он не знал языка, на котором говорили в городке, а княгиня очень плохо знала родной язык майора. Но тот стажировался в Германии, а гувернантка княгини была немкой – из соседнего села-колонии немецких сектантов.




…Он стал вслушиваться в разговор пассажиров. Немецкого он не знал, но надеялся, что, может быть, в разговоре, упомянут его имя. Вполне возможно, что княгиня порекомендует его майору. Это важно. Значит, можно будет не опасаться за жизнь, за родных, за работу. Ведь тогда он будет возить самого майора! Но они говорили о другом.

– Господин майор, я не могу не спросить Вас: вчера ваши солдаты подожгли дом нашего мэра, застрелили его сестру, а потом глумились над ее трупом – так говорят люди. Скажите – неужели это правда? – недоумевала княгиня, слегка взволнованная и испуганная одновременно.

– Княгиня, мэр вашего городка бесчеловечно обошелся с нашими офицерами и солдатами. Он и его дружки засели в здании управы, открыли по нашим парламентерами огонь… Они – преступники и ответят по закону военного времени.

– Господин майор, но говорят, что ваши парламентеры сначала обстреляли здание и даже кинули в одно из окон гранату…

– Сударыня, это – абсолютная ложь. Первым открыл огонь ваш мэр. Погибло два наших солдата, один унтер-офицер и один капитан. Мэр и его подельники сбежали, но мы найдем их, обязательно найдем. Он ранен, он не мог далеко уйти.




…В этот момент из проходившей мимо колонны местных жителей к фаэтону отскочил, подпрыгивая, полный, невысокий мужчина в пыльном архалуке. На круглом лице испуганно топорщились длинные черные усы. Мужчина кричал, обращаясь то к офицеру (на его языке), то к княгине:

– Княгиня! Госпожа! Это я, друг вашего мужа. Нас ведут на расстрел, – скороговоркой выпалил он, указывая на конвоировавших колонну солдат в головных уборах, похожих на пробковые шлемы, на которые были намотаны длинные полоски ткани.

– Господин офицер, –  продолжал кричать черноусый, – нас схватили на улице ваши солдаты… Мы ничего не делали, просто шли. Господин офицер, я  - честный купец! Они ведут нас к мельнице, в ущелье… Нас хотят расстрелять – за что?

– Кто этот человек, он вас знает? – нехотя, лениво осклабился майор, обращаясь к княгине. От его любезности и галантности не осталось и следа.

– Да, господин майор, это … да, я вспомнила, он с детьми был у нас в гостях месяц назад. Это деловой партнер моего мужа. Мой муж может подтвердить мои слова.

– Ясно. Надеюсь, мне тоже будет предоставлено разрешение посетить ваш гостеприимный дом? – спросил княгиню майор. Скулы его стали скользкими, взгляд загорелся похотью и вожделением.

– Разумеется, господин майор, – ответила княгиня, – мы будем рады вашему обществу. Надеюсь также на то, что ваши солдаты не будут проводить реквизиции на землях, принадлежащих моему мужу.

– Реквизиций не будет. Во всяком случае, на вас они не распространятся, – сказал майор. Он вспомнил приказ, зачитанный несколько дней назад: реквизиции у местного населения необходимо проводить со всей жесткостью. Предписывалось расстреливать на месте всех тех, кто отказывался от «предоставления победоносной армии законной помощи» – так было написано в приказе. Но, ради продолжения знакомства с сидящей рядом с ним женщиной, майор был готов на все. Война длилась уже четыре года, а он так устал…. Но для победы нужно усилие. И майор решил проявить человеколюбие – княгиня явно не будет ожидать такого щедрого жеста с его стороны.

– Эй, – пренебрежительно крикнул он, обращаясь к конвоирам, – отпустите этих людей, – и небрежно махнул рукой в сторону купца, стоявшего на коленях у фаэтона, – и его тоже. Мельница никуда не денется, – добавил он и сыто улыбнулся своей шутке.




…В тот день он неплохо заработал. Отвез княгиню с майором, после его нанял один из местных помещиков, который тоже торопился в комендатуру, затем его остановил один офицер и велел отвести его в дом зятя местного священника. Дом этот офицеру очень приглянулся. Затем он отвез нескольких офицеров в ресторанчик у Старого моста.

Смеркалось, когда он подъехал к своему дому. Ворота во двор были неряшливо распахнуты. Рысак повел головой и фыркнул. В глубине двора что-то чернело. Он соскочил с козлов, сжал в правой руке кнут. Между хлевом и домом, в луже крови, кулем громоздилось осевшее тело матери. У нее был вспорот живот. Марлевый платок съехал с ее головы, и казалось, будто мать просто присела на землю и что-то ищет, наклонив голову.

У двери хлева, разметав руки в стороны, подвернув под себя ногу, будто силясь приподняться, лежало тело его невестки. Платье ее было разорвано до паха, неестественно белели в вечернем серебристо-голубом воздухе ее ляжки.

Ему показалось, что он бредит. Нет, это невозможно, ведь пощадил же тот офицер черноусого купца и его товарищей… Нет, это сон…  Они не могли, люди все преувеличивают – от страха, от глупости…

У входной двери он увидел труп внука, лежащего на животе. Вероятно, когда они вломились во двор, мать или бабка крикнули, чтобы он бежал в дом. Но кто-то вскинул винтовку, слегка качнулось ее дуло, и пуля попала ребенку в голову, снеся половину черепа…

  …Мотая головой, с открытым ртом он ринулся – через огород – в сторону обрыва, к каньону. Он беззвучно хватал ртом воздух – ему казалось, что он кричит: пронзительно, страшно.
Промелькнул в стороне ярко-желтый лунный серп, чередой пронеслись мерцающие звезды.
Перед прыжком он успел заметить, как на противоположной стороне ущелья полыхает село – чужеземный майор был прав: мэр городка был тяжело ранен, ранены были многие из его товарищей – далеко уйти им не удалось.
…Порыв ветра донес приглушенную трескотню винтовочных выстрелов, в которой промелькнул чей-то предсмертный крик, похожий на пронзительный звериный вой….