Стрельцова дочка

Стрельцова дочка
Сказка

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был стрелец, смекалистый малый и добрый отец, и давно, уж, как вдовец.

Была у него дочка - Марьюшка. С виду, вроде, паинька, а в душе - то огонь, то льдина, то берёза приветливая, лёгкая и чистая, то противная, как болото-трясина. Не настроение у неё, а погода: за день посещают все времена года. Весна звонкая ясная. Лето тёплое красное. Осень с дождями и градом. Зима - с лютым холодом, ледяным взглядом, — не девка тогда, а зараза! И так — на несколько кругов, раз за разом. И ни в чём не знала Марьюшка от любимого отца отказа.

Как то раз подошла к стрельцу с низким поклоном дочка и говорит ласковым голосочком:
— Батюшка, извольте дать благословение на путешествие дальнее: в тридевятое царство, в тридесятое государство. Хочу знать, как живут там люди?  Хочу увидеть, что дальше огорода нашего, вон, за теми горами, будет? И что у них подают на блюде? Какие едят там каши? Чудеса хочу посмотреть, покататься на верблюде. Уверена, у них там всё намного краше.
— В уме ли ты, дочка? Была бы ты даже сыночком, я бы сказал обождать пару — тройку годочков. Такие путешествия не для девчат-"цветочков".
— Три дня на раздумье Вам, тятенька, дам, а мне на сборы. Ни к чему эти пустые разговоры. Всё равно я уеду, и точка! Прекращаем ненужные споры. - сдвинула брови своевольная дочка.

Пригорюнился отец, впал в кручину. Но, что поделать, тает стрелец, как воск, когда видит свою кровинушку-дивчину: глазами - вылитая мать, а сама — как мир, своевольная разная, никогда её умом не понять. Разрешил. Отпустил. Благословил.

Но велел с собой шкатулку взять. А в ней оберег от мамы: колечко, на светлую память, и зеркало в красивой оправе. Велел каждое утро и вечер говорить в него, какие были встречи. А за полем, в лесу, у ручья, надеть на левую руку колечко. И тогда у отца за неё будет спокойно сердечко.

Поклялась дочь исполнить родительскую волю. Положила шкатулку в котомку, взяла еды, хлеба, соли, да отправилась в путь без отцова контроля.

Обнялись. Присели, как положено, "на дорожку“. Отец поправил ей платок, дал запасные лапти на родные ножки, подпоясал кушак, смахнул скупую слезину в кулак.  Перекрестил во след. Ну, а как?

И вот, на заре — на зорюшке пошла Марьюшка, за родную калитку, по тропке, в чисто полюшко, к дальнему лесу, к чистому ручейку.  Долго ли — коротко ли шла, не знаю, но оказалась на его берегу, что лежит по правому его краю. Испила чистой водицы, надела колечко, чтобы у батюшки было спокойно сердечко.  Прилегла на древесном мху. И вдруг, говорю вам, как на духу, из чащи выходит навстречу девица. Весёлая и пригожая. Лицом белая, на Марью, как две капли, похожая. Разговорились. Она тоже держит путь в тридевятое царство, в тридесятое государство. 
— Выходит, нам с тобой по пути? Отчего нам не подружиться?
— Согласна. Вместе лучше идти. Я — Забавушка, будешь мне названной сестрицей.
И пошли они дальше вместе, щебеча, как две утренние птицы. И начали чудеса твориться.

Только настроение у Марьюшки начинает меняться, как погода, а Забавушка ей сразу вторит, словно одна порода. Марья устала и вторая камнем встала. Одна спотыкнулась, ревёт и вторая за ногу хватается, белугой воет, орёт. Одна на букашку смотрит и хохочет, и другая — до слёз, будто смешинку проглотила и её кто-то сильно щекочет.  Да не от души, а в насмешку, как для маскараду. Так не долго и притомиться. Марьюшка, уже и сама не рада, начала, не на шутку, злиться. А Забаве всё ни по чём, продолжает дразнить сестрицу, словно и не рядом идёт, а настоящее отражение её в озёрной студёной водице по пятам плывёт.

Полдень уже, по-прежнему щебечут эхом друг дружке птицы. Присели пообедать в лесной тени, а чудеса продолжают твориться.

Достаёт из котомки Забавушка тряпицу, кидает на поляну, а та, возьми, — и в скатерть-самобранку как превратится! И заметалась еда по поляне да начала кружиться: с каждым кругом всё сильнее и рьяней, а потом, с размаху, перед спутницами становиться. Ломится скатерть от яств, даже солонке некуда примоститься. Яблоку некуда упасть. Чего  только нету! Будто накрыт стол для царского банкету: видела даже пиццу. Были фрукты, вино, конфеты; борщ, мясцо да котлеты; каши с изюмом, омлеты и промеж них запечённые куры. Сразу видно, что у Забавы губа не дура! Да, что там? Всё, как в кино! Но смутило меня одно: только Марья что-то берёт, только  потянет кусок себе в рот, так сразу еда чернеет и тает, на мох падает и поганками прорастает.

Достала Марья свою еду. Страшно рядом с Забавой сидеть: чует уже беду. А та, как ни в чём не бывало, ест, пьёт, говорит обо всём, что на ум придёт, в ус не дует и глазом не ведёт. Поели, попили, скатерть сложили, друг дружку, для приличия, поблагодарили. Только Марьюшка думает, как бы удрать до дома, но не приходит ей план толковый, чтобы уйти от названной сестрицы. А чудеса продолжают твориться.

Выходит из оврага верблюд. Вот как оказался он тут? Они, ведь, в лесу не живут. Забава названной сестрице предлагает на нём прокатиться. Забыла Марья про страхи, полезла меж горбов — азарт у девахи! Верблюд вздрогнул и галопом её понёс: так, словно гром шарахнул или бешеный пёс за ногу больно цапнул. Не успела Марья и ахнуть, только вцепилась животине в горб: глаза, как плошки, выпучила не понарошку. Зверюга неуклюжий её несёт, а она, что есть мочи, на весь лес дурниной орёт. Мелькают сосны, берёзы, как снежинки в вихре морозном. Но батюшка всегда говорил, что она родилась в рубахе. Завечерело, стемнело, спрятали под крыло свои клювы птахи. Верблюд устал или, может, ему от крика поплохело, да только бежал он,  бежал, и, вдруг, как вкопанный встал. Ох, и натерпелась страху.

Сползла с него наша Марьюшка, ни жива - ни мертва; ещё бы, пережить такую колготень: косынка съехала набекрень,  шишка на лбу размером с пельмень, сама бледная, как серая тень, о ветки порвано платьишко. Хорошо, что не видит батюшка. Решили устроить привал девчонки. А Марья крепко думает, как бы удрать домой, в родную сторонку.

Достала украдкой шкатулку, что осталась от мамы на светлую память, а из неё — зеркало в красивой оправе. Только и успела разок глянуть да отцу повиниться: "Прости меня, батюшка, если бы ты только знал, как я домой хочу воротиться!“ Так сразу оказалась на берегу того ручейка, где испила водицы да надела колечко, чтобы у батюшки было спокойно сердечко, на древесный мох прилегла.

Глядь, нет вокруг никого. Только она и то самое утро, и вокруг поют птицы. Фух... Надо ж такому было присниться!
Ох, и летела она домой, как ветер! Версту за верстой, будто кто подгонял её плетью. Дрожали радостно слезы в ресницах. Ничего так не хотела, как с батюшкой заветной встречи.

Надо ли говорить, что с той поры дочка повзрослела:  время пришло измениться. И даже не из-за сна-морока, а просто настоящее, родное, стало особенно цениться. Капризам ничего не оставалось, как испариться, из её души и тела. На радость всем: и самой Марьюшке, и отцу батюшке. Такое вот приключилось с ними сказочное дело.

А вам капризничать не надоело?

15.08.2020
____________
Художник: Тамара Юфа.