Г. Часть IV. Глава 5

5


     Вечером резко похолодало, задул сильный северный ветер, начал идти мелкий, колючий снег. Кутаясь в лёгкое пальтишко, плохо защищавшее от стужи, Геннадий поднялся по ступенькам школы и распахнул входную дверь. Внутри было тихо, спокойно и, главное, – тепло. Он с облегчением размотал жиденький шарф, стянул с рук перчатки. Следовало бы давно обновить гардероб, но как-то всё было некогда. Да и какое там обновление, когда концы с концами не сводятся? Тут думаешь о том, как бы не оголодать, а уж одежда... Но всему есть предел.
     В пустом холле первого этажа Гена был совсем один, если не считать грузного охранника, сидевшего на стульчике у окна и не обращавшего на него никакого внимания. Первым желанием Гены было подойти к нему и спросить, как пройти в спортзал, но он быстро отказался от этой мысли. Когда всё так неопределённо, лучше лишний раз не привлекать к себе внимания. Охранник, скорее всего, ни о чём не предупреждён. Начнёт задавать вопросы, а что ему отвечать? Запомнит лицо или, что хуже, потребует документы. А потом это непременно всплывёт, так всегда бывает...
     От этих невесёлых мыслей его отвлёк чей-то бодрый голос.
     – Геннадий Игоревич, это вы?
     Гена обернулся: невысокий, крепко сложенный человек средних лет в тренировочном костюме стоял в нескольких шагах от него.
     – Да, это я.
     – Отлично, очень хорошо. Идите за мной, я вас провожу.
     – Постойте, постойте, вы... вы от Святослава Павловича? – еле успел вставить Гена.
     – От него, от него, – лениво подтвердил человек, очень похожий, как теперь понял Геннадий, на учителя физкультуры. – Вы ведь ассистент акробатки?
     – Я? Нет... то есть да. Вы имеете в виду Гортензию?
     – Понятия не имею, как её звать, – всё тем же безразличным тоном ответил человек. – Но она сейчас в спортзале и меня попросили вас туда проводить. Так вы идёте или как?
     – Иду, только... будьте добры, помедленнее. У меня тут нога.
     – Да, я понял, – кивнул физрук, после чего подошёл к охраннику и шепнул ему пару слов. – Тут недалеко, на первом этаже.
     Когда они подошли к спортзалу, все три его двери оказались широко распахнутыми, и в полутёмный коридор потоками лился электрический свет. Человек в спортивном костюме заглянул внутрь и громко спросил:
     – Вот, привёл вам помощника, впускать?
     – Давайте, – послышался женский голос, и Гена почувствовал, как что-то приятно завибрировало под ложечкой. – Нам уже нужно начинать.
     Физрук посторонился, и Геннадий прошёл внутрь. В первый момент ему пришлось зажмуриться – настолько ярким было освещение. Спустя несколько мгновений, когда привыкли глаза, он с удивлением воззрился на странное сооружение, занимавшее почти всю длину зала. На двух массивных деревянных распорках был натянут толстый электрический кабель. Чёрная матовая линия, протянувшаяся от одной баскетбольной стойки до другой, делила пространство на две неравных части. Кабель располагался примерно в метре от пола. Натяжение, определил на глаз Гена, было сильным, практически без провисания. "Что ж, не так и плохо, – подумал альпинист, делая несколько шагов по послушно заскрипевшему паркету. – Есть с чем работать". Впрочем, он по-прежнему смутно представлял себе, в чём заключается его роль. Страховка в таких условиях – всё равно что игра в рулетку. Может повезти, а может сорваться. И никакой гарантии дать невозможно.
     Он увидел её не сразу, лишь подойдя на несколько шагов. Гортензия стояла, взявшись за кабель снизу, словно взвешивала его на руке. Она оказалась на удивление высокой, по крайней мере, совсем не такой миниатюрной, как ему представлялось из зрительного зала. Оттуда она была похожа на маленькую птичку, порхающую над канатом. Но теперь, спустившись с небес на землю, была почти одного с ним роста. Некоторое время Геннадий стоял неподвижно, чувствуя, как предательская нерешительность завладевает всем его существом. Она была рядом, совсем близко, это удивительное существо из другого мира. Сколько раз он представлял себе их встречу! Думал о том, как покажет себя с лучшей стороны, удачно пошутит, вызовет её улыбку. Как будет расспрашивать её об акробатике, о выступлениях, о самых разных вещах. И ему казалось, что всё пройдёт очень гладко, потому что одно её присутствие рядом должно придать смелости... Но вот теперь, когда самые сокровенные фантазии стали реальностью, Гена вдруг понял, что именно решимости ему недостаёт. Нужно было как-то обратиться к ней, начать разговор, наладить контакт. Но у него вдруг стали предательски слабеть колени, а больная нога и вовсе стало тяжёлой, ватной. Язык будто прилип к нёбу, и Гена с трудом заставил его хоть немного ворочаться. В общем, первый блин получался комом, а ведь другого шанса произвести хорошее впечатление ему могло уже не представиться.
     – Добрый... добрый вечер, – вымолвил Геннадий и сам удивился, каким надтреснутым голосом это было сказано. – Здравствуйте, Гор... то есть Екатерина...
     Акробатка повернулась к нему и окинула быстрым, не слишком заинтересованным взглядом. В её глубоко посаженных серых глазах горели весёлые искорки, но причиной их появления стал вовсе не он. Она была явно увлечена процессом.
     – Да бросьте вы, – отмахнулась канатоходка от его застрявшего на полпути обращения. – Нам не до условностей сейчас, времени мало. Осталось всего две недели, а отработать нужно кучу всяких моментов.
     – Да, конечно, тут вы... тут вы правы. А этот... учитель физкультуры, вы его знаете?
     Гортензия удивлённо подняла брови.
     – Учитель физкультуры?
     – Ну да, тот мужик... то есть, я хотел сказать, мужчина, что привёл меня сюда. Мне показалось, что он очень похож... на учителя физкультуры.
     "Боже мой, что я несу? – промелькнула у него мысль. – Она, наверное, примет меня за полного идиота".
     Катерина, впрочем, явно не придавала значения содержательности его речи.
     – Честно говоря, я не знаю, – рассеянно обронила она. – Может быть, так и есть. Главное, что он предоставил нам зал, а обо всём остальном нет смысла задумываться. Перед нами стоит вполне конкретная задача, давайте сосредоточимся на её выполнении.
     – Что ж, тут вы правы... Значит, вот такой у нас снаряд? – протянув руку, Гена осторожно потрогал оболочку кабеля, которая, к его удивлению, оказалась далеко не такой жёсткой, как можно было ожидать. Обычный изоляционный материал, с которым ему приходилось иногда иметь дело. Да и почему бы он должен был отличаться от привычных домашних проводов?
     – Снаряд, – еле уловимо усмехнулась Гортензия, и шрам у неё на щеке, на который он только теперь обратил внимание, чуть шевельнулся. – Да, снаряд у нас интересный. Мне нужно его опробовать.
     Не тратя больше времени на разговоры, Катерина взялась за распорку и одним ловким движением вспрыгнула на неё. Гена смотрел на неё во все глаза. На ней было не привычное телесного цвета трико, в которым она обычно выступала, а очень ладный чёрный костюм, украшенный блёстками и рюшечками, который выгодно подчёркивал её фигуру. Сердце Гены учащённо билось, он чувствовал непривычный для него в последнее время прилив адреналина. Вот если бы ноги получше его слушались... Голова слегка кружилась, и он на всякий случай ухватился за баскетбольную стойку. Не хватало ещё упасть прямо тут, у неё на глазах. Хорош страховщик, нечего сказать!
     – Вам нужно будет держать страховочный трос, – объясняла тем временем Катерина. – Я прикреплю его вот сюда, – она продела конец троса в небольшое кольцо у себя на поясе, проверила его натяжение. – Для начала пусть кабель будет на минимальной высоте, мне необходимо понять, что он из себя представляет. Так что ваша задача пока просто контролировать трос. Разматывайте его осторожно, без рывков.
     Гена кивнул и взял в руки свёрнутый улиткой оранжевый трос. Он был плотным, жёстким на ощупь, от него исходил какой-то неприятный запах. Но в общем, это был стандартный трос, которым он пользовался во время своих походов. Пользовался и в тот день, когда лопнули обе обвязки. Именно это, собственно, спасло ему жизнь. И сегодня, впервые за долгое время, Гена поблагодарил судьбу. В конце концов, трос мог и не выдержать, как не выдержали обвязки. Любой альпинист знает: если уж не везёт, так не везёт по-крупному. Но он выжил, выжил, чтобы через много лет встретить Гортензию. Да, он всего лишь хромой инвалид, осколок прежнего себя, жизнь пролетела мимо, и ему не на что рассчитывать, но всё же... Всё же он видит её, говорит с ней, у них теперь есть даже нечто общее. Разве этого недостаточно для счастья? Разве это не компенсирует ему ежедневную боль в повреждённой ноге, постоянные препирания с матерью и унылые серые дни, которые он безвылазно проводит в своей комнате? Сейчас он готов был признать, что компенсирует, более чем компенсирует.
     Гортензия меж тем, разобравшись со страховкой, приняла исходное положение, выпрямила спину, развела руки в сторону и замерла, смотря прямо перед собой. Руки Гены часто и мелко дрожали, и он никак не мог себя побороть. О, она была так прекрасна, эта храбрая акробатка, и так... соблазнительна. Не время думать о таких вещах, совсем не время, попытался одёрнуть он себя, нужно сосредоточиться на деле. Ты для неё всё равно ничего не значишь, ты просто ассистент. Не стоит обманывать себя, потом будет только хуже. Надо взять себя в руки и сосредоточиться на той простой работе, которую от него требуется выполнить. Всё остальное – лирика…
     Акробатка сделала первый шаг, и Гена почувствовал, как она вся напряглась, пытаясь удержаться в строго вертикальном положении. Кабель дрогнул, качнулся и начал проседать под её весом. "Да, это будет потруднее каната", – пронеслась в голове Геннадия тревожная мысль. Гортензия подождала полминуты, давая возможность кабелю успокоиться, и пошла дальше. Выверенные, годами отработанные движения её ног приковывали к себе внимание Гены. Видно было, что кабель вёл себя не так, как канат, даже он, мало разбиравшейся в её искусстве, это заметил. Ещё через пять шагов Гортензии пришлось остановиться и потратить некоторое время на обретение равновесия. Страховочный трос оранжевой лентой повис в воздухе, его шершавая поверхность уже начала натирать Гене руки. "Отвык ты от настоящей работы, белоручка", – выругал он себя и решил не обращать внимания на такие мелочи. Между тем, справившись с болтанием кабеля, Катерина снова двинулась вперёд. Стопы её усиленно изгибались, пытаясь захватить как можно большую поверхность опоры. Но что было бы легко на канате, в данном случае доставляло трудности. Кабель – Геннадий уже вполне в этом уверился – был слишком гладким. Как ни старалась акробатка ставить ноги полностью параллельно ему, они всё равно немного съезжали в сторону. А это, в свою очередь, вынуждало её прилагать всё больше усилий для сохранения строго вертикального положения торса. Уже на трети пути она заметно устала, спину её покрывал пот. Кроме того, по мере её перемещения к середине, всё больше увеличивалось провисание кабеля. Когда Гортензия оказалась в центральной точке, оно стало максимальным, так что от начального метра до пола оставалось сантиметров восемьдесят. Вот тут-то и случилось то, чего Геннадий больше всего опасался. При очередном шаге акробатке не удалось поставить ногу идеально ровно, и кабель отреагировал на это довольно неожиданно. Он вдруг начал сильно колебаться, крутиться из стороны в сторону, словно пойманная змея, и чем дальше, тем больше становилась амплитуда. Обеспокоенный этим, Гена совсем забыл про страховочный трос, и инстинктивно сжал его в руках.  Последовал рывок, спина Катерины дёрнулась назад, что окончательно лишило её равновесия. Взмахнув руками, она сумела вывернуть тело таким образом, чтобы приземлиться на ноги и ничего не повредить. Однако эксперимент окончился очевидной неудачей.
     – Извините... – Геннадий развёл руками, признавая свою вину. – Я увлёкся, и...
     Гортензия, впрочем, не была настроена его в чём-то обвинять. Она ещё раз ощупала кабель и задумалась. Гена проковылял к ней, держа в руках катушку троса.
     – Простите, – ещё раз сказал он.
     Акробатка лишь дёрнула плечом, отмахиваясь от его извинений.
     – Мне не нравится, как он себя ведёт, – медленно проговорила она. – Слишком непредсказуемо. В какой-то момент кажется, что совсем успокоился, подчинился, а потом... И, конечно, очень узко, по сравнению с канатом. К этому можно привыкнуть, но всё-таки... Сколько, по-вашему, я сейчас прошла метров?
     Геннадий был пойман врасплох и неуверенно ответил:
     – Где-то... примерно десять-двенадцать.
     – Если бы! – усмехнулась Гортензия. – На самом деле – всего семь. То есть меньше четверти пути. И он уже начал артачиться. Конечно, если бы вы не дали тросу дёрнуться, я могла и удержаться. Но всё равно, это мне не нравится. Очень не нравится, Геннадий Игоревич. Однако похоже, что ничего лучшего у нас с вами нет. Придётся работать с тем, что дано.