Руки дипломата. Железные зубы. Сон про бабу Шуру

… Ещё не родившись, книга про моего отца начала преподносить сюрпризы.
Это для меня, как для человека, пишущего давно и осознанно, не новость: книги - живые существа.
Они как дети: их надо вынашивать, пестовать, разговаривать с ними, как беременные разговаривают со своими будущими детьми: долго и ласково...
И после этого книги начинают писать себя сами: подбрасывать новые сюжеты, неожиданные повороты событий, оригинальные логические ходы.

Вот и сон, приснившийся мне в ночь на 6-е августа нынешнего 2020-го года, совсем не случаен.
Ничего "случайного" в нашей жизни нет, а уж сны (тем более сны про близких тебе людей) всегда - какая-то не до конца понятая, не до конца отслеженная нашим рассудком закономерность.
Неспроста приходят к нам во сне люди, особенно люди, давно покинувшие этот мир.
А бабу Шуру (Александру Антоновну Анохину) я до недавних пор во сне ни разу не видела.
Да и привязана-то к ней особо не была: меня большей частью воспитывала "мамина мама" ("баба Аня") - Анна Федоровна Орлова.

А баба Шура всегда стояла немного поотдаль.
К ней можно было приехать на дачу: полюбоваться на ее великолепные разноцветные гладиолусы. Можно было прийти на ее золотую свадьбу и отведать ее вкуснейших, горячих беляшей. Можно было подивиться на ее старинную швейную машинку (и даже поиграть в неё, покрутить всякие-разные рычаги и ручки).
С ней даже можно было, став постарше, выпить "четвертинку": баба Шура всегда охотно поддерживала компанию и беседу за столом.
Но она никогда никому не навязывала своего общения.
Просто жила. Занималась своими материнскими делами.

Мой отец - её младший сын. Любимый.
Всего детей у нее было четверо: три сына и дочь. (Один сын умер в раннем детстве во время войны).
Моего отца (как самого младшего) она любила больше других.
У бабы Шуры было круглое лицо (незлое, приветливое), жидкие светлые волосы, которые она скручивала в пучок, большие серые глаза (я была на нее похожа с раннего детства).
Крупные морщины не портили её облика: её загорелое лицо словно было вылеплено из обожжённой глины.
Больше всего меня поражали её зубы ("Железные", - с некоторым страхом думала я про них ребёнком, когда она улыбалась). Своих зубов баба Шура совершенно не стеснялась: со всеми была приветлива и ровна. Охотно смеялась...

В войну она работала в тылу на химическом производстве под Оренбургом.
В цехе, где она трудилась, невозможно было продохнуть (такой смрад там стоял), а она после смены накрывала стакан молока, который им выдавали "за вредность", простым куском чёрного хлеба - и несла его, не расплескав ни капли, через весь город моему отцу, своему маленькому сыну, который был голоден и этого куска хлеба - ждал...
Но это все - быль, военное лихолетье. А я хочу написать про сон.

Надо сказать, что к снам я поменяла свое отношение после смерти моей матери.
Она приходила ко мне довольно часто, время от времени укоризненно стояла у изголовья моей кровати (словно хотела поговорить - и не решалась).
Иногда то, о чем она предупреждала, сбывалось: неожиданно для других и очень "ожиданно" для меня. Почему она выбрала "адресатом" для своих посмертных бесед и предупреждений именно меня, я не знаю.
Наверное, я просто от природы восприимчива к таким "визитам" и чисто интуитивно правильно "считываю" информацию, которую мне хотят передать "посланники оттуда"...

Итак, вот он - сон.
Место действия: подъезд московского дома моего отца, изжелта-белая стена (рядом дверь: вход в подъезд). Баба Шура (а то, что это именно она, я поняла сразу) поджидает меня. Именно меня! И неспроста.
Парит над асфальтом недалеко от входной двери, чуточку слева от подъезда. Ждёт нетерпеливо и уже довольно долго (судя по тому, что раздражена и ей не терпится этот разговор начать).
Глаза у нее не серые (как при жизни), а яркие, лучистые, голубые (возможно, от неудовольствия).
Такое раздражение возникает у живого человека, когда его неожиданно отвлекают от важного дела, которое ему не хочется прерывать.
Чувствуется, что не сама пришла баба Шура, что ее "отпустили", причем ненадолго - и с определенным "заданием".
И лет бабе Шуре немногим больше, чем мне, нынешней (немного за пятьдесят).
То есть выглядит она несколько моложе, чем в те времена, когда я её помню...

Разговор начинает баба Шура (по праву старшинства).
Передаю его по памяти, тем более что времени с тех пор прошло очень немного, а память меня редко подводит (особенно в таких вещах).

Надо сказать, что мёртвые, когда приходят к нам, живым, очень своеобразно "разговаривают": они транслируют слова как-то телепатически, не раскрывая рта, а как бы передавая мысли на расстоянии.
Те, кто хоть раз со сне разговаривал с мёртвыми, наверняка помнят это чувство: фразы их, готовенькие, как будто рождаются ниоткуда, как бы "возникают" в голове (словно передаются маленькими, неплотными информационными сгустками).
Точнее, пожалуй, не объяснишь...

Баба Шура (без предисловия и приветствия, даже не поздоровавшись, строго и даже немного зло): Ты почему меня беспокоишь?
Я (немного, признаться, струхнув, но решив "принять бой"): Что Вы, баба Шура, Бог с Вами! Я Вас не беспокою. Покойтесь себе с миром...
Она (настойчиво): Беспокоишь!

(Надо сказать, что я сейчас часто молюсь, особенно за отца, ибо здоровье у него в последнее время неважное).
Наверное, именно это и вызвало ее неудовольствие (мёртвые всё слышат).

Баба Шура (продолжает уже более умиротворенно, видя, что я с нею не спорю): Живи спокойно. Папа ещё поживёт.

Я молчу: сказать мне нечего. Именно это я от неё хотела узнать.

И снова баба Шура: Не беспокой меня больше! Видишь, я работаю. (И через небольшую паузу, как бы выдавая какую-то тайну, которую мне и знать-то пока не обязательно):
- Здесь все работают...

И только тут я замечаю, что баба Шура стоит передо мною в ярком, красивом, праздничном платье.
В таком наряде я её при жизни никогда не видела (алый, небесно-голубой, мощный, насыщенный цвет полуденного подсолнуха сочетаются на белой парадной ткани на удивление живо, весело, гармонично, словно это платье шила отличная портниха - и в прекрасном настроении).

А в правой руке у бабушки - небольшая прозрачная банка (в таких обычно маринуют овощи). Сквозь стекло я чуть размыто вижу желтоватые, ажурные кусочки патиссона, небольшие стручки острого красного перца, ещё какие-то мелкие овощи...

Баба Шура любила при жизни возиться в огороде.
Теперь это, оказывается, её работа - после смерти...

"Здесь все работают" - вот какое необычное послевкусие остаётся у меня от нашего неожиданного, но такого реального разговора.

… Всё. Улетела. Испарилась.
Словно кто-то сильный незримо щёлкнул пальцами или просто махнул рукой: " Пора. Время вышло!"
Была - и нету...

Вот, собственно, пока и всё о бабе Шуре.
Всё - на сегодня...
Ибо книга моя только начинается и баба Шура на её страницах ещё обязательно появится.
Это я вам обещаю.

- Занавес, друзья мои! Занавес!

ФОТО: Мои дедушка и бабушка - Анохины Михаил Фролович и Александра Антоновна,
70-е годы 20-го века.