Всеволод и чары Агнии. г 25

Шедевр непонятой грацыи в остановившихся во времени фольклерах средневековых невест раздумывал о тринадцати страхах.
Писатель хотел остановить дождь,чтобы в красном христианстве рассказать о самом главном своей похотливой матери.
Женьщина продавала скелет своего ребенка.
На ней был черный худжаб и нистранцыи выруганных проспектов кайфа.
Мафия смотрела в пустые глаза Ялты.
Кровь показывала фильмы красивым сиротам которые не хотели ,чтобы в сказках раскопали бабушку Христа.
На Метридате стояла девушка и познавала тайны которые спрятанны в карманах полководцев Тамары.
Секрет грома который флиртовал в небе она так и не поняла.
А был фильм в котором отличники надевали береты и шли спасать голых женьщин одна из которых была больна сифилисом.Она стояла в черном платке,голая и черный шар возле нее пошел на то,чтобы метафоры в банях Мадонны расказали офицеру в корридоре
в котором лежал лифчик его сестры, о тех сакральных мирах полового экстаза которые востали против силовиков химического президента.
Мастер брил писську Маргариты и долго ласкал ее половые губы своими греко-католическими пальцами.
Девушка похожая на сову сняла шорты и подошла к окну.
Вечер ласкал ей спину театром в котором играли в карты матери офицеров.
Удача немногочисленных игрушек черной повести проникала через огни на таракане любви.Умирали годы и фокус оставлял классику танцевать с двенадцатилетними девочками черных комнат Керченской страсти.
Они свободно двигали телами и красиво улыбались друг другу.
Девятнадцать мароториев белой розы видели как тьма порождает еще большую тьму... и республики Орлеана раздевают красивую женьщину стоящую босыми ногами на разбросанных по полу страницах недописанного романа.
Ценность красивой груди понимаеться лучше когда чашка кофе стоит на столе...

Конец г 25.