Дайвер

МАРИЭЛЬ



Мариэль — бухта в устье реки Мариэль
на северном побережье острова Куба.


Ищет человек себя в этой жизни, кидается в крайности, томится. И все никак не найдет, чему себя посвятить и кому отдать. А как найдет, потом выходит какая-нибудь дрянь или недоразумение. Ну да не беда. Ведь живешь, пока идешь. А как дойдешь - на этом все и заканчивается.

В старые времена самым несчастным на борту был капитан. Несчастье заключалось в том, что капитану нечем было заняться. Такова была организация службы на судах Министерства морского флота CCCР.
Ходовую вахту капитан не стоял, для этого у него было три или четыре помощника. Всю документацию так же вели помощники.
Можно было уйти в недельный запой без всякого ущерба службе. Служба продолжала идти сама.

Финансами, например, ведал я, 3-й помощник капитана. Я хранил судовую кассу, для этого у меня в каюте был свой сейф. Нашли кому доверить. Альберта Ивановича, нашего капитана, это беспокоило.
Однажды, убегая на берег, я не закрыл на ключ дверь каюты. Вернувшись под утро, обнаружил, что мой сейф исчез. В сейфе так же хранились дипломы командного состава и судовая печать.
Отчаявшись в поисках, я сидел в каюте и размышлял, как лучше поступить. Доложить капитану и потом напиться или сразу повеситься, без доклада.
В каюту заглянул капитан, спросил, как я провел вечер и посоветовал меньше курить.
И только к вечеру, убедившись, что я на грани помешательства, Альберт Иванович вернул мне мой сейф. Провел воспитательную работу.
А потом опять заскучал, нечем было больше заняться.

Грузом ведал 2-й помощник. За оплошности карали его, капитан отделывался замечанием за недостаточную организацию службы.
Старший помощник отвечал за все и всегда, а так же замещал капитана. Если капитан заслуживал наказания, наказывали старшего помощника. Хорошие были времена.

С хорошими помощниками делать капитану было совершенно нечего. С плохими рано или поздно он просто слетал с должности.
Все оказалось наоборот, когда я стал капитаном в британской Компании. На судне подобного тоннажа у меня был один или два помощника.
Я стоял ходовую вахту от восьми до двенадцати часов в сутки. На мне была вся финансовая, грузовая и прочая отчетность. Мои помощники судовладельца не интересовали, я отвечал за все. Редкий день за контракт удавалось выспаться.

Не все капитаны в старые времена выдерживали испытание бездельем. Кто-то спивался. Кто-то сопротивлялся и придумывал другие занятия по душе.
Наш капитан был из последних. Нашел, чему себя посвятить сообразно профессии и образу жизни.

Альберт Иванович решил заняться дайвингом и подводной охотой. Ждал рейса на Кубу и готовился.
Раскладывал в каюте и проверял снаряжение: ласты, маску с трубкой для подводного плавания, ружье для подводной стрельбы и оранжевый сигнальный буек. Буек на тросике крепился к поясу, что бы пловец не затерялся в волнах океана.
Альберт Иванович вырезал из картона рыбок разного размера, раскрашивал их и, лежа в каюте на палубе, c буйком на поясе, подолгу целился в рыбок из своего ружья.

Наконец, выпал долгожданный рейс на Кубу и судно вошло в теплые широты. Боцман, как обычно, соорудил бассейн.
Бассейн получался два на четыре метра и около метра глубиной. Пространство между коммингсом кормового трюма и фальшбортом ограждали деревянными брусьями, застилали брезентом и наполняли забортной водой. В спокойную погоду мы плескались в бассейне и загорали на крышке трюма.

Ближе к вечеру Альберт Иванович разгонял купальщиков и приступал к тренировкам.
Подвешивал картонную рыбку, погружался в бассейн и долго целился. На поверхности бассейна были видны конец трубки, обтянутый плавками толстый зад и оранжевый буек. Больше в бассейн ничего не умещалось. Что бы удерживать нужное направление, пловец подрабатывал ластами.
Цель поражалась с первого выстрела. Мы дружно аплодировали с крышки трюма. Альберт Иванович вылезал из бассейна и распутывал с себя тросик, которым стрела крепилась к оружию. Затем повторял все сначала.

Системы GPS тогда не было и с помощью обычного секстана через три недели мы влетели в пролив Кайкос, а еще через два дня вошли в бухту Мариэль.
Порта, как такового, тогда не было, был единственный деревянный причал, окруженный зарослями. На причале будка для охраны. Предстояла недельная выгрузка.

Сбылось, наконец, то, к чему капитан шел весь год. И ведь дошел. Сбывались самые сладкие предвкушения. Не напрасны изнурительные тренировки. Мечты становились былью. С утра Альберт Иванович засобирался на подводную охоту.
Сопровождать вызвались старпом и начальник радиостанции. Охотиться в бухте им показалось не интересным, сюда даже не заплывали акулы, было слишком мелко. Охотники отправились на побережье Мексиканского залива.

У нас, между тем, составилась своя компания из меня, боцмана, судового врача и дневальной Надежды. Увидев с нами Надежду, тут же присоединился 4-й механик Коля Бузыкин.
Коля страдал необычной патологией - он не мог переносить отсутствия женщин рядом с собой. Он мог думать и говорить только о женщинах. Они мерещились Коле всегда, везде и в чем угодно. Даже глядя на кормовой слип стоящего впереди траулера, Коля приходил в возбуждение. Слип - это что-то вроде промежности в кормовой части рыболовного траулера для выборки трала.

Мы спустили спасательный вельбот и отправились обследовать бухту. Вода в бухте была абсолютно прозрачной, песок на отмелях чист и нежен. Мы нашли живописную отмель, всю в манговых зарослях с узкой полосой песка вдоль воды.
Надежда улеглась позагорать, а мы отправились на поиски караколл - знаменитых кубинских раковин. Разумеется, без Коли. Коля тут же пристроился рядом с Надеждой. Вот он - счастливый случай. Вот оно - совсем рядом, только руку протянуть. Сбывались самые сладкие предвкушения.
Получив по физиономии, Коля не расстроился и принялся лепить из песка Надину обнаженную копию. Завершить работу никак не удавалось. Хотелось сваять Надины ягодицы покрупнее, но песок осыпался. Коля не сдавался. Давно отмечено: цель — ничто, движение к цели — все. Достигнув результата, Коля успокоился и улегся рядом со своим творением.
Мы насобирали раковин, вдоволь накупались и к вечеру вернулись на судно. Солнце уже садилось.

Встретил нас старший помощник, на Сергее Александровиче не было лица. Оказалось, они вернулись без капитана. Они потеряли Альберта Ивановича.
Сначала они потеряли из виду оранжевый буек и принялись бегать вдоль берега. Потом кто-то украл их вещи и они потеряли место, где Альберт Иванович вошел в океан.
Старпом, 1-й помощник (он же замполит) и старший механик уселись на совет. Замполит горячился сразу сообщить в наше представительство в Гаване и в Пароходство. Стармех был склонен подождать и организовать поиски. Старпом виновато помалкивал - ведь это он потерял Альберта Ивановича. Между тем совсем стемнело.
Наконец, сформировали поисковую группу во главе со старпомом. Группа вооружилась радиостанцией и пожарными фонарями. Со слов кубинца охранника в болоте рядом с тропинкой жил старый крокодил, на этот случай прихватили пожарный топор.

Я подождал, пока группа исчезла в зарослях и присел со своей рацией рядом с кубинцем-охранником, ждать сообщений от следопытов. На коленях у кубинца лежал автомат Калашникова. Говорят, у кубинцев в каждом доме боевое оружие - они уже тридцать лет ждут вторжения американцев.
Ночи на Кубе великолепны, нигде больше я не видел таких ярких и сочных звезд. О плохом не думалось, думалось, что все обойдется.

И все действительно обошлось. Из темноты на причал влетел джип, из джипа вылез наш капитан, в одних плавках, обнимая любимое ружье. Два кубинца в военной форме поддерживали Альберта Ивановича под руки. Беднягу трясло от холода, сзади по причалу волочился оранжевый буек. На плечах то ли трава, то ли водоросли.
Я крикнул вахтенному, что бы тот принес одеяло и вызвал по рации поисковую группу.
Опытный же капитан, но позабыл, что в здешних местах сильные приливоотливные течения.
Течение отнесло его в залив и выбраться на берег удалось в миле от прежнего места. Там его, почти без сознания, нашли кубинские пограничники. Акулы почему-то не тронули Альберта Ивановича.

Больше Альберт Иванович не нырял, даже в бухте Мариэль. По крайней мере, я этого не видел. Давно отмечено: дорога к цели — все, а цель — ничто. И предвкушение слаще результата.
Тренировки тоже закончились и на переходе в Калининград мы плескались в нашем бассейне сколько душе угодно.


МОЦАРТ (РАЗМАГНИЧИВАНИЕ)


По периметру корпуса судна проложены электрические кабели. Их магнитное поле компенсирует магнитное поле судна. Это защита от магнитных мин.
Со временем корпус все равно намагничивается. Процедура восстановления работоспособности системы называется "размагничиванием".

Много дней океан окружал нас. Нас и наш корабль, песчинку, затерянную во Вселенной. Ведомую нами сквозь зарево восходов и закатов. Серебром кильватерной струи обозначая долгий наш путь.
Если проще - вокруг вода да железо. Тарахтенье двигателя и надоевшие рожи вокруг.

А хотелось чего-то иного. С иными очертаниями и запахами. Любви, например.
С приходом в порт мы как с цепи срывались и называлось это "размагничиванием". Потом требовалось восстановление и после "размагничивания". Это называлось "прийти в меридиан".

Спросите, например, буфетчицу в кают-компании: почему за ужином нет того или иного моряка. Фаина Петровна, старая морячка, ответит:
- На размагничивании.
И всем понятно - умчался на берег. И даже понятно - куда именно. В филармонию, куда же еще.
Или спросите: завтракал ли уже, к примеру, судовой врач.
- Нет. Не пришел в меридиан,- махнет рукой Фаина Петровна и вздохнет.
Завершалось размагничивание, бывало, вот так.

Мы зашли в Калининград под выгрузку кубинского сахара. Ожидалась недельная стоянка и Альберт Иванович улетел домой, оставив судно на попечение старшего помощника.
Старпом заступил на стояночную вахту, все свободные помчались в город. Семейные моряки в аэропорт - встречать жен и детей. Остальные - пуститься кто во что горазд. Семейные, к кому никто не прилетел, устремились следом.
Впереди остальных бежал 4-й механик Коля Бузыкин. Последним эротическим воспоминанием у Коли была слепленная им из песка на кубинском пляже копия обнаженной дневальной Надежды. Оригинал был тут же, перед глазами. Но не обнаженный. И близко Колю не подпускал. Коле, как и мне, было двадцать три года.

Я с тоской посмотрел Коле в след. Мне еще предстояло посетить ;"Трансфлот", агентирующую судно организацию. Получить деньги для команды и приготовить ведомости. Охранником вызвался 2-й механик.

Калининград - единственный порт в Советском Союзе, где у ворот открыто стояли девушки. Способные гарантированно полюбить вас немедленно. За каких-то пять инвалютных рублей. Стояли всегда, 24 часа в сутки. И это было не сиюминутное зыбкое чувство. Любовь предполагалась на всю ночь и включала алкоголь с легкими закусками. Рядом стояли такси, пассажиры без девушек не допускались.
Мы не общались с этими девушками. Не романтично.

Мы миновали ворота порта, посетили "Трансфлот", упаковали полученные деньги в портфель и вышли на улицу.
На судно возвращаться не хотелось, хотелось чего-то иного, с иными очертаниями. И иным звучанием. Зашли зачем-то в магазин грампластинок и я зачем-то купил пластинку. Моцарт, 40-я симфония.

Хорош Калининград в мае. Туго в мае бедра девушек обтягивают юбки, звонко стучат их каблучки. И речи быть не могло, что бы не присесть за столик уличного кафе. Ненадолго, на полчасика. А ведомости подождут.
После рюмочки решили, что будет кстати немного потанцевать и переместились в ресторан "Ольштын".

В зале заметили 4-го механика Колю Бузыкина.
Танцевать с местными девушками приходилось по очереди. Один танцевал, другой за столиком обнимал портфель с деньгами. Нам надоело ждать друг друга и мы затанцевали одновременно. Танцуя, 2-й механик держался ближе к столику и не спускал с портфеля глаз.
Неподалеку танцевал Коля, голова Коли покоилась на плече избранницы. Возможно, он встретил, наконец, свою любовь.

А мы не встретили. Вечер и ночь мы провели за стойками баров. Каждого, что попадался на пути к порту. Ноги к порту не несли. Все, что угодно — только не девушки у портовых ворот. Лучше умереть.
Нам казалось, что в каждом следующем баре мы встретим, наконец, то самое. То, к чему мы шли через океан. Сквозь зарево восходов и закатов. Под фиолетовым небом Бермудских островов и палящем зноем над Мадейрой.

Но встречал нас бармен и предлагал проститутку. Мы отказывались и просили поставить нашу пластинку. Бармены не удивлялись, барменов трудно удивить.
Дослушав "Allegro molto", мы просили повторить коньяк и перевернуть пластинку.
- На часть третью, "Menuetto-Trio", - пояснял 2-механик.
- Menuetto?- оживлялся бармен. - Trio? Так все-таки девушку? Или трех?
Мы допивали коньяк и шли в следующий бар.

До порта мы не дошли. Ночью я обнаружил себя лежащим на полу. Мы слушали 40-ю симфонию Моцарта.
- Моцарт!- целовала меня незнакомка.- Увези меня отсюда! Куда- нибудь! Куда-нибудь к чертовой матери!
- Моцарт!- грозила пальцем с дивана ее подруга.- Даже не думай!
Я и не думал. Я вообще ни о чем не думал.
Рядом с подругой на диване 2-й механик не спускал с портфеля глаз. С фотографии на стене какой-то капитан 3-го ранга не спускал глаз с нас.

С рассветом, чудом сохранив портфель, мы подходили к воротам порта. У ворот за руку с портфелем меня потащили в машину такси припортовые девушки. Одна тащила за портфель. За другую руку в сторону проходной тянул верный 2-й механик.
С руками в стороны и, возможно, лицом я походил на Святое распятие. Я умолял друга отпустить меня и, кажется, даже плакал.
Вот же оно, то самое. Совсем рядом и даже держит меня за руку.
- Отпусти его,- убеждали девушки,- Ему нужно к нам.
Но меня не отпустили. Как сладок и желанен был далекий берег...и опять обманул. В порту я присел на какие-то ящики. Мой старший и опытный друг терпеливо ждал, пока я нарыдаюсь и, кажется, даже наблююсь.

У трапа встретил вахтенный матрос, одетый в мундир cтаршего помошника капитана. С нарукавной повязкой вахтенного офицера.
На вопрос, где же сам cтарпом, вахтенный пожал плечами. Размагничивается, наверное.
Старший помощник размагничивался на борту.

Утром я лежал в каюте пластом и хотел умереть. Так мне, дураку, было плохо. Приходил в меридиан. Думал, кто бы увез меня отсюда. К чертовой матери, куда-нибудь в другую жизнь. Дверь в каюту приоткрылась, я приоткрыл один глаз.
В дверях стоял cтарший помощник капитана. И в полглаза было видно, как ему плохо. Хуже чем мне.
- Выпить есть?- спросил Сергей Александрович.
Cтарпом был хранителем алкоголя на борту. Хранить ничего не осталось.
Я вспомнил, как он отказал нам в бутылке коньяка с приходом на Кубу. Отказывая, просящих Сергей Александрович спрашивал:
- У вас день рождения бабушки?
И улыбался, довольный шуткой.
На полноценное злорадство сил не было. Я смог только спросить:
- День рождения бабушки?
И закрыл глаза.

К обеду появился Коля Бузыкин. С синяком на оба глаза. Коля напился и ресторанные девушки перестали с ним танцевать. Коля потребовал самую дорогую проститутку. Получил заверения, что дороже не бывает, сел с девушкой в такси и помчался навстречу своему счастью. Очнулся за городом, в канаве, без денег и куртки. Штаны Коле оставили.
Подтянулась и остальная молодежь, со следами былого на лицах и одежде. Фаина Петровна подавала к столу в кают-компании, по матерински поглядывала на нас и вздыхала.

Когда на судно вернулся капитан, мы были как огурчики. Бодры и свежи. Старпом успел даже побриться. Прошли размагничивание и пришли в меридиан.

В тот раз войти в мередиан удалось не всем. Судовой врач пожаловался старпому на начальника радиостанции. Радист зачем-то подключил музыку к рожкам в душевых. Полонез Огинского. Доктор охотно танцевал под душем, но не давала покоя мысль - как это технически возможно?
Старпом лично проверил - так ли это. Оба были замечены стоящими под душем. Пытались услышать, что там натворил начальник радиостанции. Доктора отправили в Архангельск на обследование. Старпома не тронули.

Старпома я встретил тридцать лет спустя в Администрации Санкт Петербургского морского порта. Встретил среди членов экзаменационной комиссии. Я как раз продлевал свой капитанский диплом.
Сергей Александрович, в отличие от меня, оказался не таким злопамятным. С удовольствием вспомнил былое и принял экзамен без лишних вопросов.