Глава 24. Не было бы счастья

Глава 24

Не было бы счастья
      

       Шмелев сидел на приступочке сарая и с ладони кормил обступивших его кур. Он был так погружен в свои невеселые мысли, что не заметил стоящего в дверях сына.

       - Пап, пожалуйста, затопи баньку, а?

       Поднял глаза, и из вмиг ослабевших рук выпала миска с размоченным хлебом. А подняться сил уже не было.

       - Все, Володь? Все закончилось?

       - Да, пап, - и, отпихнув ногой справедливо возмутившегося хозяина птичьего гарема, парень подошел к отцу. Надя, вышедшая зачем-то во двор, и не чаяла увидеть такое. На приступках сидел муж, а перед ним, обняв и спрятав голову в коленях, примостился сын в болтающейся на плечах футболке. Надюша даже помотала головой. Хотя ей очень не хотелось прогонять это видение. А оно и не ушло, на нее теперь смотрели два счастливых лица. Из дома вылетел Мишка и прыгнул на брата. Старший сын подхватил его и, легко оторвав от земли, закружил. Так и кружились они, взметая ногами пыль и перья от испуганных кур. Окончательно взбесившийся петух бегал вокруг и орал, как резаный, приготовившись к нешуточному сражению.

       В это время старая цыганка подошла к окошку кассы. Марина Голубева аж изменилась в лице и растерялась, увидев ее расплывшуюся в улыбке физиономию.

       - Ты, доча, на меня зла не держи. Прости уж старуху. Так надо было, чтобы хорошему человеку помочь. А дай мне сейчас рублик, и я тебе всю твою жизнь расскажу.

       Марина будто во сне вытянула из ячейки монету и положила на тарелочку.

       - Нет, доча, ты в ручку дай. Мне тебя почувствовать надо, не боись. Ну, вот и хорошо, милая моя. Гляди теперь сюда. Жизнь у тебя не слишком длинная будет, до ста лет не доживешь. Да оно и не надо. Зато хорошая жизнь, спокойная. И детки у тебя хорошие. Один с вами останется, внуков нянчить будешь, а другой далеко уедет, но ты его не держи. Судьба его на холодных берегах ждет, большим ему человеком быть. Мужу скажи, чтобы за чинами не гнался, его дом здесь. Нужен он здешним людям. Ну, пошла я, милая. А ты б мне еще дала рублик на добром слове. Никак нельзя у нас без этого.

       Спустя некоторое время до нее долетел резкий стук по стеклу.

       - Эй, вы там уснули, что ли? Мне вот… - и на блюдечко плюхнулись две толстые абонентские книжки и пара тысячных купюр. Марина стряхнула наваждение и привычно защелкала клавишами.

                4.03.20

      

       Люся Вавилова очень хотела пить. Но на тумбочке стоял пустой стакан, и рядом никого не было. Муж убежал оформлять бумаги перед поездкой, а дверь в палату захлопнуло свежим ветерком из открытого окна. Вставать одна она еще боялась, постаралась подтянуть все еще плохо слушающееся тело, полуприсев в высоких подушках. Затекшая спина немного отошла, но пить не расхотелось. Звать кого-то Люся стеснялась, она же совсем никого не помнила. Никого и ничего, да и говорила пока плохо. Скоро стало совсем невмоготу. Когда же муж (в то, что этот здоровенный приятный мужик ее муж, она с удовольствием поверила) придет? В коридоре послышался грохот, и в дверь протиснулась грузная женщина с ведром воды и шваброй.

       - Я тут протру у тебя, посвежее будет. А то очень из окна пылюку несет. Прикрыть тебе окошко?

       - Нет, - хрипло вырвалось у Люси, - пусть так. Попить дайте…

       - Попить хочешь? Щас дам. Чего у тебя тута? Нету, что ль, ничего? Не принес еще мужик? Ну, ладно, ничего, я тебе щас компотику холодненького налью, с обеда остался. Принесть тебе компотику, милая? Люся закивала, а когда тетка снова вошла а палату со старым коричневым кофейником в руках, больная в ужасе шарахнулась и, закрыв голову руками, дико закричала.

       Бедную санитарочку медсестры полдня отпаивали валерьянкой. Зато Нестеров несся к отделению, сломя голову от радости.  По двум эпизодам все окончательно прояснилось. А Вавилов, обняв колени жены, не мог насмотреться в родное лицо. Выражение его у Люси стало другим, из бедно-растерянного превратилось в уверенно-счастливое. Едва она увидела в руках санитарки кофейник, мозг взорвался воспоминаниями. У них дома был такой же, металлический, эмалированный, на 2 литра. По прямому назначению он уже сто лет не использовался, но при поливе цветов и мытье батарей отопления был незаменим, поэтому всегда стоял под рукой на шкафчике в кухне. И это его острый носик пробил в голове Люси такую дыру. В тот день к ней заглянула Нина, у которой не хватило лимонной кислоты для закатки огурцов. Бежать из-за такой ерунды в магазин не хотелось, есть же соседи. Ну, и как всегда, женщины зацепились языками. Нина завела старую байку о том, какая она бедная и несчастная. Не забыла упомянуть, что на днях видала, как муж целовал Люсю на огороде. Хоть бы постыдились, мол.

       - А чего мне стесняться? Я не с чужим мужиком. И мужа своего люблю. И он меня любит очень, до сих пор на руках носит.

       Почему так вызверилась соседка, Люся не поняла. Как фурия, набросилась на нее с кулаками. Люся от неожиданности почти не отбивалась, только пыталась увернуться от сумасшедшей. Хотела выскочить на улицу, но та схватила кофейник и со всей силой опустила на голову Люси.

       Впрочем, Нестеров и так уже все знал. Переночевавшей в одной камере с Фроловой цыганке утром пришлось вызывать «скорую». Немало повидавшую в своей нелегкой жизни женщину чуть не хватил удар. Да и полицейские, слышавшие ровный и бесцветный, без единой эмоции голос, равнодушно передаваемый диктофоном, не раз покрывались мурашками от страшного повествования. То, что Нина невменяема, было понятно. Да, она проломила голову Вавиловой только потому, что та со своим громилой-мужем была счастлива в браке. Пусть им постоянно не хватало денег, пусть дочка троечница и сын сорви-голова, но это настоящая крепкая и счастливая семья. То, чего она сама никогда не имела и не могла простить другим.

       Когда она оказалась на крыльце с окровавленным кофейником в руке, к дому уже приближалась почтальонша. Конечно, она уже заметила Нину. Той ничего не оставалось, как зашвырнуть тяжелый кофейник через штакетник в свой заросший малиной палисадник. Сначала почтальонша не придала значения этому жесту. Зато потом, когда все осмыслила, пришла к Нине на работу требовать денег. Та опешила и отдала все, что было. Но это оказались крохи. К шантажистке перекочевала и часть украшений. Но она уже вошла во вкус и требовала еще и еще. Нине ничего не оставалось, как умолять подождать. В то утро она перехватила ее на Рязанской и не без умысла увязалась за ней с уговорами. Но Трушкина спешила получить свой куш, пока Люся не пришла в себя и не назвала убийцу сама. Плана особо не было, был страх и надежда на что-то неопределенное. На плотине пришла решимость. В один миг она столкнула женщину в воду, следом, прямо на неё полетел велосипед, который она схватила, не забыв обернуть руку шейным платком. В упавшую на землю сумку напихала камней и запустила на глубину с другой стороны плотины. Огляделась. Тишина. Летнее утро. Дети еще спят, взрослые на работе. Решительно перешла мостик и по пригородным улицам выбралась в центр.

       Колотить ее начало только у следователя. Труп нашли слишком быстро, и она лихорадочно вспоминала, не оставила ли улик. Тогда все удалось списать на потрясение от гибели Трушкиной и даже избавиться от допроса (она же такая чувствительная!). А потом внушила этому идиоту следаку, что опасность грозит и ей. В принципе, с шантажисткой все прошло удачно. Домокловым мечом висело над головой лишь то, что Вавилова осталась жива. Но, надеялась, что это ненадолго, пока в себя не приходит. Есть еще время все исправить. Заодно свести счеты и с этой выскочкой Чеботаревой. По какому праву эта бесцветная, толстая рохля имела право быть счастливее ее? Нина долго таскала с собой пузырек с соляной кислотой, но случая плеснуть в лицо этой твари не  нашла. Лишь, когда принесла плату за репетиторство ее матери, выдался момент отомстить. Тогда они вместе с учительницей вышли из кухни, но та повернула на террасу и прикрыла дверь, а Нина осталась обуваться. Неожиданно для себя метнулась в ванную и вылила кислоту в первую попавшуюся большую банку. Схватила полотенце, обтерла банку и хорошенько потрясла. Какая разница, кто намажется, она или ее щенки. Все равно они не имеют права радоваться жизни и купаться в деньгах с такими-то задницами и колхозными рожами. Подумаешь, миллионеры! Вот и тратьте теперь свои миллионы на пластику. Хотя бы так. Но Нина была почти счастлива.

       И это алкашиное отродье Ирку она удавила с огромным удовольствием. Теперь не она, а ее красавица Анечка поедет с этим гоблином в Москву. Зацепится там, потом бросит его или совсем «уберет» и выйдет замуж за красавца-миллионера. Для мамы тоже найдется небедный женишок. Маму ведь дочь не бросит, заберет с собой. И тогда уж Нина окажется там, где ей самое место, - среди звезд и богемы она будет смотреться очень даже. Только вот дочка давно что-то не звонит!.. Ну, ничего, наверно занята очень. Свадьба у миллионеров дело нешуточное.

       Громом среди ясного неба стали подслушанные сплетни медсестер о выходящей замуж за иностранного графа Вале Лесиной. Надо же, и этой корове повезло! Не бывать такому никогда! Уже ничто не могло остановить убийцу, и она пришла к Вале, которую спасло только  чудо. Самой же Фроловой грозило длительное, если не пожизненное содержание в психиатрической клинике, что зачастую бывает похуже тюрьмы. Как всякий живой организм, стремящийся к выживанию, ее мозг купировал самое невыносимое. Но черной душе детоубийцы не будет покоя даже после смерти.

       Мужчины уже третий час торчат в бане, а дамы шедеврили на кухне.

       - Надь, тебе надо срочно покраситься. Вон вся белая стала.

       - Валь, давай не сегодня об этом. Завтра, может быть. Да и краски нет.

       - Я тебе хны притащу и намажу.

       - Ну, уж нет. Не желаю я спать в этой каше.

       - Зато волосы не угробишь всякой химией, а рыжий шел тебе когда-то.

       - Нет, как у тебя, не хочу. Если что, добавим басмы. Ты чего творишь? Сначала надо было отделить белки от желтков.

       - Да какая разница? Все равно соединять потом.

       - Поэтому у тебя никогда ничего и не получается. Иди лучше салат нарезай, - и, смеясь, кинула в сестру полотенце. В дверь позвонили. У калитки стояла девушка с темненькой челкой.

       - Меня зовут Катя…

       Когда красные, как вареные раки и слегка подвыпившие мужчины зашли в дом, стол был накрыт, и их ждали три счастливые дамы.

       - Ну, так не честно! – прогудел Мишка. – Мам, я позову Риту?

       - Да зови, зови. Давно уже пора познакомиться.

       Ближе к полуночи Надюша подошла к собравшемуся восвояси Голубеву.

       - Слава, мы так благодарны вам! Слов нет.

       - Ну, Надюш, нет и не надо. Я все понимаю. Отрежь моим вон твоего чудесного тортика.

       - Конечно. Сейчас. Потом испеку вам специально. Слав, а эту цыганку как бы найти? Я ей все на свете отдам, что ни попросит.

       - не получится, Надь. Исчезла она, будто и не было. И наши цыгане ничего о ней не знают. Ну, и Бог с ней, пропала и пропала. Зато дело хорошее сделала. Я и Маришкино золото простил ей уже. Ну, ладно, пошел я. Все было на высшем уровне. Вовка пусть недельку отдохнет. Но не больше. Дел полно.

       Нестеров очень обидел дядю Витю, отказавшись от его знаменитого карпа.

       - Ну, дядь Вить, чесслово, не лезет пока. От Шмелевых еле ноги унес.

       - Ну, и зря, очень вкусно, девушка сверкнула глазами и улыбнулась повару. А повар ловил блаженную улыбку Наташи, которая, видимо, была ему дороже всего.

       - Правда, правда, Оскар, тебе непременно следует взять у Виктора рецепт, сдержанно произнесла высокая худая дама, сидящая напротив. – Просто тает во рту.

       - Конечно, мама, я непременно запишу. Но рыба диковинная, столько народу накормила! – Оскар заметно расслабился и еле ворочал языком. Самогон, выставленный дядей Витей, оказался весьма коварной штукой. И теперь ему очень нравились новые знакомые, простецкий мужик Виктор и полицейский Николай. Он уже забыл, что еще вчера выслеживал их, как дичь. Забыл, зачем. Очень хорошо и легко было на душе. Это просто невероятно, но мама за последние дни посвежела. Прямо на глазах землисто-желтый оттенок кожи уходил, А с утра, выспавшаяся, она даже розовела. И скулы несколько сгладились. Мама всегда следила за собой и боролась за фигуру изнуряющими диетами и спортом. И уж точно никогда не позволяла себе два куска непростительно жирной и обворожительно вкусной рыбы с печеной на углях картошкой. Она даже попыталась попробовать дяди Витино ракетное топливо, но ужаснулась.

       Градусы, видимо, присутствовали даже в запахе этого адского пойла или просто витали в здешнем воздухе вместе с ароматным дымком костра. Иначе как объяснить, что уже через час Рената-Хельга заливисто хохотала над скабрезными анекдотами дяди Вити и попытками сына вальсировать с Лимирой. Все-таки хорошо, что они приехали сюда. Пускай гордая царица и проучила ее за самонадеянность, пускай она и останется навсегда в этой заросшей бурьяном земле, но почему-то только сейчас за этим простым, почерневшим от времени дощатым столом с немудреной едой и идиотскими двусмысленными шутками она почувствовала, что большая часть жизни прожита зря. Зачем жить и пережить единственного горячо любимого сына, друзей? Не нужна ей вечная жизнь, она и эту, короткую-то,  не сумела прожить, как надо. С самого первого взгляда на девушку заметила большого пластикового краба, которым та подколола волосы на затылке. Обруча не было (откуда ей было знать, что, спустя несколько веков, он вновь окажется на птицеподобной богине Эрвере). А может, его не было вовсе? Как не было и не могло быть вечной жизни на нашей полной грехов и грешников маленькой, но полной тайн планете?

       Молодежь, еле переставляя ноги, под бурные взрывы смеха пыталась играть со щенками. И девушка совсем не была похожа на грозную царицу из липкого ночного кошмара. Но как быть с этим? Хельга нащупала крошечный серебряный флакон в кармане куртки. Как ученый она знает, что иногда и невозможное бывает возможным… Но сейчас ее не волновали артефакты и вечная жизнь. Все ее существо охватило чувство такой умиротворенности и покоя, что неожиданно даже для себя произнесла.

       - Оскар, сынок, а не присмотреть ли нам где-нибудь здесь маленький домик?

       Если бы Рената-Хельга знала тогда, чем это обернется… Но это уже совсем другая история.

                7.03.20