Масленница. Блины. Мамочки щекотки боюсь III

Это было на Масленицу.
Мы были тет-а-тет. Мы секретничали.

Мы вновь вдвоём.
Она – уже взрослая.
Я – ещё взрослый. Не впал в детство
Сад. Вернее  парк.  Она и я называем его садом.
Он  выходит прямо к морю… Море – это наша общая любовь.
Я иду за ней. С мыслями, что жизнь – это она. Жизнь – наши дети…  Дети наших детей.
Они – другие. Они – не мы. Они – лучше.

- Ты чувствуешь?   - спрашивает меня  Ева.
- Что?
- Что-что, - Ева, закрыв глаза, протягивает мне руки и выдыхет - Йооод!
- Да, йод, - соглашаюсь я.
- Дед, а ты любишь Кутузовский!?
-  Проспект? Тебе он понравился?
- Да. На нём пахнет цветами и бензином.
- Бензином?!
-Да. Наш Фил, меня научил нюхать не только йод!
- Фил? Та-а-ак, -  протянул я и напрягся,
- Что вы ещё нюхали?
- Дед! Вот ты музыкант?! – из подлобья  девочка посмотрела на меня, быстро сменив тему.
- Ну, да. Наверное, - с  иронией ответил я.
- Представь, что играешь дождь… Помнишь, ты мне играл?
- Причём тут бензин?
- Байкеры,  как наш Филарет и его друзья, -  они плохие?
- Нет, душа моя, -  Они не плохие… Они – другие.
- Деда, но они курят «траву»!
- Да, мой ангел. Я знаю. И пахнут бензином! – я покачал головой и «горько» (с улыбкой)хмыкнул.
- Да. Но они слушают Рахманинова! – Ева многозначительно  покачала головой в ответ.
- Я думаю, что Рахманинов, тоже «курил», - ответил я, улыбаясь.
- А  Прокофьев и Шостакович? – Ева с «пониманием» дела смотрела мне в глаза и улыбалась.
- Я так понимаю, Фил провёл с тобой очередную беседу?! – я присел на корточки.
- Да. Фил говорил, что курить и нюхать бензин, очень плохо. И ещё, что это дело не девичье.
- Когда он это всё успевает?
- Бабушка говорит, что раньше было – лучше,- Ева посмотрела мне в глаза.
- Нет. Раньше … Мы были молодые. Мы  любили друг друга…
- А теперь? – Ева смотрела в меня.
- А теперь, мы вспоминаем об этом.
- Но мы же любим вас!
- Да. Сто тысяч раз – да!
- И ты не будешь наказывать моего дядю?!
- Филарета?! – я опешил.

(Филарет - мой сын. Младший. Архитектор. Личность сильная, но слабая.
Его племянница, Ева, называет его «Фил».)    

- Почему? Я должен наказывать?
- Фил  мне 
сказал, что искусства нет.
- Нет искусства?- переспросил я.
- Нет.
- А что же есть?
- Фил говорит, что кругом «попса»!
- А как же Бенуа?! Твой любимый Прокофьев?! – я посмотрел в глаза внучке
- Это не «попса», это – вещь, как ты говоришь, это жизнь.
- Ага. Но Прокофьев это сложно?
- Нет, деда. Он такой же, как и ты…
- Талантливый?!
- Нет. Одинокий. Но ты тоже одаренный. Бабушка говорит, что ты плодовит.
- Да?

Я расстроился.
Я сдулся.

Любовь  - великая сила, сила невыносимая.

- Дед, а ты помнишь Рейкьявик?!

- Да.
- И ты сыграл и спел там Иоганна Себастьяна Баха. – сказала подошедшая ко мне моя бывшая  жена.
Я взял на руки Еву и посмотрел на Марту. Она была хороша.
- Что ты хочешь сказать? -  спросил я. Настроение моё испортилось совсем.
- То что сказала, - ответила Марта.
- Деда! Бабуля! Не ругайтесь! – выскочила Ева.
- А вот вы где!? – к нам бежали дочери.
- Пап, ну всё остыло! – выдохнула Инга, старшая дочь.
- Пап, там приехал Гарри и Женя, - выдохнула Таня, вторая дочь…
- Дед. Будет клёво…,- шепнула Ева мне и уткнулась носом в висок.

Все ушли устраивать обед или ужин. Были гости – они были главными… Но!

Ева тогда мне сказала…
- Дед, я ведь будущая женщина?
- Да. Это бесспорная данность!
- Я хочу быть… Как ты!
- Да, - я не удивился, - ты учишься у Пильчена на фортепиано…. Я не доумевал
- Я не хочу фо-но!   
- А что? Я напрягся…
- Барабаны! – ответила мне внучка.
  "Блины*, значит, МАСЛЕНИЦА…." – мелькнуло в голове,
- Посмотрим,… Бабушка меня убьёт… - закончил я…
- Ты  же говорил, что она тебя уже убила?!
Ева обняла меня и прошептала:
- Ба-ра-ба-ны!!!!
Я был счастлив.

Блины* - так музыканты называют электронные барабаны